Текст книги "Личный убийца"

Автор книги: Олег Приходько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 30 страниц)

«А ведь он прав, – подумал Каменев. – Так что мое предупреждение о возможном к ней интересе со стороны этих лжериэлторов-рэкетиров явно не по адресу!..»

– Он то запивал, то пропадал. А потом вдруг эта сделка непонятная. Нам с Анатолием сразу стало понятно, что кто-то его втянул, мы незадолго до того, как он исчез, вызвали его на откровенный разговор…

– Когда это было, простите?

– М-м-м… в конце августа, по-моему. Да, в самом конце. Он все время говорил о каким-то грехе. Напился тут до неприличия, бил себя в грудь, плакал и говорил: паскуда, мол, я! Людей продавал!..

– В каком смысле… людей?

– Не могу сказать, что он имел в виду. Мы так поняли, что он занимался делами фирмы, не подозревая, что выполняет совсем другие задачи. Попросту вычисляет определенный контингент: людей без родственных связей, квартирных владельцев. Специалистов определенного профиля. Но это из его бессвязного мычания мы вычленили не сразу. Он рассказал нам, что уезжает «в родные пенаты». О Севере говорил, пил за Юрому, за Карпогоры. Решили, что бред – вспоминает, душу бередит. Вот интересно, что о Светлане он ни словом не вспоминал. А ведь она уехала в конце июня, по-моему. Только напоследок, проспавшись, меня в сторонку отвел… почему-то мы с ним ближе были. Анатоль страдал немножко этаким снобизмом, ну да о покойных либо хорошо, либо ничего, простите… Да, так вот, отозвал он меня в сторонку и сказал: «Сережа, я уеду в длительную командировку, вернусь с потрясающим материалом. Ничему плохому, что обо мне станут говорить, не верь. И меня не ищи. А приедет Светка, скажи ей, чтобы тоже не искала, я сам объявлюсь…» Вот так-с! В середине сентября хватились – нет его. Как в воду канул! Но ведь просил не искать! Он замолчал. История была путаной, и тон не слишком доверительным. Все на уровне догадок и ощущений, ничего конкретного.

– И что было дальше?

– Я встретился со Светланой, вот здесь она была, когда вернулась из Франции, мы побеседовали. Особого беспокойства или хотя бы сожаления о пропаже бывшего мужа я не увидел. Может быть, для нее это не было сюрпризом, а все между ними заранее оговаривалось. Или действительно исчезновение Юры было и ее рук делом. Мы его вспоминали, терялись в догадках, несмотря на табу, порывались действовать. И вот шестнадцатого апреля неожиданно зазвонил телефон, межгород. Дело было около полуночи, мы пили чай, оговаривали условия в контракте Кублера… ну, не важно!.. Это звонил Коренев. Наш пропащий и пропавший друг Юрка Коренев. «Сережа! – прокричал он. Я подумал, что его распирает от радости слышать меня, но ошибся. Голос его был возбужден до предела, как у человека, за которым гонятся или которому грозит какая-то опасность. – Сережа!.. Слушай меня внимательно. Ты должен немедленно прилететь в Поморск. Немедленно, в течение двух дней! Это важно!.. Найдешь частную гостиницу «Норд». Моя фамилия Киреев. Ты понял, Серж? Ки-ре-ев!.. Я жду! Вылетай немедленно!..» И – гудки. Правда, такое ощущение, что за ним гнались. Я себя чувствовал дерьмово, прямо скажем. Это вот сейчас, две недельки спустя, вроде оклемался. А тогда – недавно после операции, мне ведь не сорок и даже не шестьдесят… Трудно в себя приходил. Грыжу удалили – еще с тех времен, из лагерей. В общем, поговорили недолго, Толик сказал, что чувствует себя нормально, в Архангельск слетать сможет. Были у меня деньги… я говорил вам, гонорар за недавнюю детскую книжку. Он позвонил, записал рейсы, я договорился насчет машины с соседом. И Толик вылетел…

– И что?

– А восемнадцатого вернулся обратно. Весь Поморск-то – двадцать тысяч, две гостиницы, включая этот «Норд», пара постоялых изб. Знаете, в северных городках есть избы для приезжих – кровати, чистое белье, вода в ведре, печка, хлеб на столе; соль. Традиция. Приезжай и живи. Если место есть. Суток Ариничеву хватило, чтобы обойти все. Ни в «Норде», ни в городской исполкомовской гостинице, ни в избах постоялец по фамилии Киреев не останавливался. Он даже умудрился заглянуть в книгу регистрации в «Норде». Нет и не было! И персонал такого не знает. В общем, вернулся он с тем, чтобы начать здесь поиск. Приехал сразу, из аэропорта, поздненько вечером. Мы решили заявить в милицию о его исчезновении. Да, Юра просил этого не делать, но ведь и приехать тоже просил. Ну как поступить? Почувствовали, что дело плохо.

– Может быть, он звонил из Архангельска? Собирался в Поморск, да не смог выехать?

– Может быть. Я в Поморске не был, а в окрестностях доводилось бывать. И Юра со мной был. Строили объекты за колючей проволокой. В тайге. Что это было – оставалось догадываться. Тогда нам было все равно. Но, во всяком случае, военные объекты строят военные специалисты – стройбат, саперы, связисты, внешне все это было похоже на лагеря, но там был еще подземный комплекс: бункера, туннели, ходы. Поговаривали – бомбоубежища для правительства на всякий случай. Где конкретно – не спрашивайте. Возили в допотопных «Столыпиных», пару раз самолетами. Собаки, конвой… Объекты скорее походили на какие-то хранилища. Толик физик, он говорил, что проекты предусматривали защиту от радиации. Плюс химзащиту – система вентиляции и все такое прочее. Блоки самоуничтожения, кабели дистанционных радиоустройств, вполне жилые помещения, вроде подземных лабораторий или бомбоубежищ, все в базальтовых отложениях на Беломорском побережье… Мы об этом вспомнили, когда Толик вернулся. Всю ночь не спали… Ясно, что его инфаркт хватил от нервного перенапряжения…

Он замолчал. Каменев не стал донимать его вопросами. Теперь он понимал, что дискета наверняка существовала, но кто стоял за Либерманом? Папа-банкир, который имеет непосредственный выход на силовые структуры, финансируя программу борьбы с оргпреступностью?..

– Сергей Митрофанович, как вы себя чувствуете?

– Я? – удивился Юдин. – Нормально. А что?

Каменев еще и сам не знал, «что», но стал рассуждать вслух, руководствуясь простой логикой:

– Допустим, Кореневу удалось что-то узнать, когда он работал в этой мафиозной структуре под личиной риэлторской фирмы. Его загнали в тупик, с помощью или без помощи молодой жены… возможно, сделали сообщником, а возможно, он знал, на что идет… А потом, когда отступать было некуда, дал свое согласие на сотрудничество и воспользовался предложением скрыться, сменить фамилию… Так?.. Тот факт, что он не звонил и не объявлялся до шестнадцатого апреля, говорит, что он был под чьим-то постоянным наблюдением. Или находился в закрытой зоне. Стал бы человек, вырвавшись из-под контроля – я не знаю, побег это был или какая-то проверка, а может, своего рода увольнительная… – так вот, стал бы он поселяться в гостинице, да еще под той фамилией, под которой «опекуны» его знали? Даже на два дня?..

– Допустим. Зачем же он сказал, что поселился под фамилией Киреев?

– А разве он так сказал?

Юдин задумался.

– Он сказал: «Найдешь частную гостиницу «Норд». Моя фамилия Киреев». И повторил по слогам. А что?

– Но ведь он не сказал, что поселился там?

– То есть, вы хотите сказать, что он что-то через кого-то передал? Передал через человека, который остановился в гостинице «Норд»?.. Но ведь Ариничев спрашивал Киреева!

– Ариничев, Сергей Митрофанович, Ариничев, – вздохнул Каменев. И поглядел на часы: – А Юрий Васильевич велел передать ЭТО Юдину, а не Ариничеву! И, не исключено, предупредил: никому, кроме Юдина! Он знал, что вы непременно прилетите. Но не мог знать, что вы после операции.

Юдин заволновался, встал и растерянно развел руками:

– Очень может быть, но… но что же теперь делать?

Каменев полистал записную книжку Ариничева и вдруг решительно произнес:

– Лететь в Поморск!

ГЛАВА 38

Фрол проспал до полудня. Ничего ему в эту ночь не снилось, он словно провалился в черную бездну, и мозг взял реванш за все сутки недосыпания. Разбудила его Валентина – пригласила к себе на обед. Затем позвонил Хижняк, справился, собирается ли он на работу. Вопрос показался Фролу неожиданным, он и думать забыл о том, что есть работа, и даже обрадовался возможности пойти в редакцию и получить какое-нибудь задание.

И все-таки – нет, сегодня на работу он не собирался. Надев черные брюки от своего свадебного костюма (вскоре после свадьбы он поправился, а теперь брюки оказались ему в самую пору), застиранную джинсовую курточку на белую рубаху, Фрол отыскал в кухонном шкафу сумку из кожзаменителя, пересчитал деньги, коих оказалось всего сорок пять рублей, и с легким сердцем отправился в центр города.

Погода стояла солнечная, через квартал курточку пришлось снять. За весь путь до метро «Сокол» Фрол оглянулся лишь единожды, совершенно случайно вспомнив, как за ним следили тогда, в апреле, еще до «посадки». Оглянулся, никого не обнаружил и, улыбнувшись глупым своим подозрениям («Был бы кому нужен, меня бы давно достали!»), поехал на Главпочтамт.

…Вели его четыре автомобиля. Семь человек с оружием, рациями, видео– и аудиозаписывающей аппаратурой, часто сменяя друг друга, шли по пятам, сообщая о маршруте передвижения, действиях, подозрительных личностях, приближавшихся к нему в электропоезде, на эскалаторе, на улицах, в троллейбусе:

– Второй, он купил сигареты в киоске…

– Валет, скажи Шкету, чтобы не маячил!..

– Третий, он направляется на Главпочту…

– Гюрза, он твою «девятку» знает, остановись в Харитоньевском!..

– Третий, красная «девятка» промелькнула… Смотри, за ним идет тип в коже!..

– Вижу. Прошел мимо.

– Объект идет в Главпочтамт! Третий, следуй за ним!..

Фрол вошел в просторный зал почтамта, чувствуя, как тревожно бьется сердце и подкашиваются ноги. Если по каким-то причинам бандероли не окажется, он умрет, потому что успел уже связать не только реабилитацию, но и все свое будущее с этой пленкой, независимо от того, удастся получить за фотоснимки солидный выкуп или напечатать их в центральных газетах. Заголовки виднелись ему во всех витринах, слышались в мальчишеских голосах разносчиков: «Русский фашизм в действии!», «Фоторепортер Фрол Неледин становится очевидцем зверской расправы над человеком!», «Охота на человека!», «Репортера Неледина, ставшего свидетелем убийства, бросают в тюрьму!». Деньги или слава, а скорее всего, то и другое – две стороны одной медали. Побои, унизительные допросы, смрад тюремной камеры Фрол уже перенес. Если есть на свете справедливость, на смену этой, самой черной в его жизни полосе должна прийти другая – светлая, резкая, контрастная, по всем законам фотографии.

Оглянувшись как бы невзначай, он подошел к окошку со знакомой надписью «Выдача корреспонденции до востребования» и, не в силах повернуть пересохшим языком, протянул паспорт. Женщина в деловом костюме, точно таком же, какой был у ее сменщицы две недели назад, словно это и была та самая девушка, успевшая постареть, нашла квитанцию, положила перед ним, а потом удалилась и не появлялась бесконечно долго; заполнив квитанцию, Фрол ждал, смиряя волнение и стараясь изо всех сил внешне ничем не выдавать своего беспокойства, хотя на него никто и не смотрел, все посетители, приезжие в основном, сновали по залу, заполняли бланки, писали письма, покупали марки и если переговаривались, то негромко; постукивали штампы приемщиц за стойками; шелестела упаковочная бумага; фоном работала радиоточка – передавали последние известия; Фрол с удивлением ощутил потребность послушать их и с не меньшим удивлением вдруг понял, что, несмотря на работу в газете, никогда не интересовался, в какой стране живет, что вообще происходит на белом свете, чем живут люди за пределами обозримого пространства, давно примелькавшегося, слишком обыденного, слишком неинтересного, чтобы привлекать внимание обывателей.

Но вот работница вернулась и положила перед Фролом бандероль – завернутый в крафт блок сигарет «Пэл-Мэл». Он поблагодарил, спрятал бандероль в сумку и пошел к выходу.

– Сэнсэй, док оказался прав!.. Пацан получил на Главпочте сигареты!..

– Не пыли, Шкет, иди за ним! Гюрза, Гюрза!..

– Первый, Первый, его пасет тот самый, который сел у пруда в «девятку», из электрички!

– Второй, я Первый, кто за ним следит?

– Четвертый пошел, Объект направляется к Мясницким воротам… остановился… Прикуривает… оглядывается… Пошел в обратную сторону…

– Первый, может, возьмем его?

– Нет! Второй, подойди поближе! Охраняй!

– Что они делают?..

Фрол обомлел. В тридцати шагах от себя он увидел загорелого человека со шрамом над бровью и голубыми льдинками запавших глаз, одетого в твидовый пиджак спортивного кроя поверх тенниски…

Он стоял и не мигая смотрел на Фрола, словно хотел, чтобы тот узнал его. И Фрол узнал, остановился, прикурил, силясь вспомнить, где именно они виделись. Да, это был тот самый тип с лицом мертвеца, который вошел вслед за ним в кафешку на первом этаже старого дома. Фрол еще купил там заварные пирожные и выпил коньяку, а этот сидел за стойкой, тянул апельсиновый сок и исподлобья поглядывал на него… вот как сейчас… совсем как сейчас…

Фрол не очень умело изобразил рассеянного человека, похлопал себя по карманам, потом резко вернулся, словно что-то забыл, и быстро пошел в направлении Большого Козловского переулка. Рядом остановился коричневый «Опель». Фрол вспомнил о красной «девятке», но ее не увидел, и все-таки отошел от проезжей части подальше, испытывая сильное желание перейти на бег, оглянуться, но от того и другого все же отказался.

Он, может быть, и побежал бы, да только со стороны Спасской, навстречу ему, не спеша, засунув руки в карманы куртки, шел человек, которого он тоже где-то видел, причем совсем недавно, уже после освобождения из сизо… Думать и вспоминать было некогда: Фрол юркнул в какое-то питейное заведение, одно из многочисленных в длинном ряду, инстинктивно сообразив, что кафе не может иметь один выход, должен быть и другой, так полагается по правилам пожарной безопасности, а если он есть, то Фрол непременно им воспользуется и убежит через двор, а если не убежит, то, во всяком случае, привлечет к себе внимание…

– Спокойно, Игорек, – прикуривая, проговорил Алик. – Иди в машину, двоим светиться ни к чему.

Игорь достал сигарету, наклонился над огоньком зажигалки. Внешне все выглядело так, будто один прохожий попросил у другого прикурить. Прием старый, но надежный.

– Какого черта он пошел в кафе?

– Жрать захотел.

– Или увидел кого-нибудь?..

– Иди в машину.

Игорь вернулся в «Опель», послушал переговоры по рации: Вадим докладывал Женьке обстановку. Его машина стояла на углу Харитоньевского и Мясницкой.

– Первый, я видел типа с рожей покойника. По описанию похож.

– Мало их, что ли?

– На него среагировал Неледин!

– Стой на месте. Четвертый! Что это за кафе?

– Внимание, туда вошел Алик! Сейчас расскажет!..

…Кафе было вполне обычным, давно «раскрученным» и неоригинальным: столы и стулья темно-коричневого дерева, стойка бара с напитками и мороженым, десятка полтора посетителей, коротавших время, официант в красном пиджаке, посудомойка, свет тусклый – обычные лампы дневного освещения…

Фрола Неледина не было. Точно не было! Ни за стойкой, ни за столиками – нигде!

Алик метнулся в туалет, но и там никого не обнаружил. Матовое стекло было приоткрыто, но решетка на окне отметала вариант побега таким путем.

– Ушел, «Шериф»! Ушел… – на секунду поднес к губам трубку Алик. – Блокируй дворы!

На бегу он дернул ручку дамского туалета – не до экивоков! Женский визг догнал его уже в зале. За стойкой бара, за выступом обтянутой багровыми обоями стены оказалась дверь – она распахнулась внезапно, оттуда вышел официант и, оглянувшись, выругался кому-то вслед. Алик отбросил его в сторону, прыжками миновал кухню, насыщенную паром и запахами, проскользил по гладкому кафельному полу к узкой двери черного хода, за которой открывался замкнутый двор. Женщина в грязно-белой куртке и косынке, повар в приплюснутом колпаке, ругаясь, на чем свет стоит, бросились за ним…

Но он не слышал их угроз. У стены стоял Фрол Неледин. Бледный, как смерть, стоял, прислонясь к стене и глядя в бесконечность широко раскрытыми глазами. Только кисти его рук судорожно шевелились, будто ища опоры. Сумки не было на его плече, не было и рядом.

– Куда он побежал?! – перекричал Алик шум-гам, устроенный кафешниками, и выхватил пистолет: – Ну?!.

Фрол приоткрыл рот, из которого хлынула кровь, протянул руки и рухнул ничком на асфальт.

Алик помчался под арку – к самому ближнему и потому самому вероятному выходу в переулок…

Вадим на джипе свернул в Харитоньевский.

– Алик! Алик! – позабыв о позывных, кричал в трубку «Кенвуда». – Куда ехать?! Да не молчи же ты, отзовись!..

Игорь сориентировался быстрее – его «Опель» стоял как раз перед поворотом в Большой Козловский, с противоположной стороны от Вадима. Он успел заметить, как по Боярскому в направлении площади Красных ворот, рванув «с места – сто», удалялся черный автомобиль, который они совсем не учли, сбросили со счетов, сосредоточив внимание на красной «девятке» с радиоантенной.

Он успел крикнуть:

– Вадим, «БМВ» черный уходит по Боярскому! – и резко затормозил возле арки.

…Алик стоял на коленях, прижав окровавленные ладони к животу.

– За ним… Игорь!.. За ним… нож… стрел…

Игорь обхватил его, положил на спину. Алик стиснул зубы и молчал, пытаясь лечь на бок и подтянуть ноги, точно хотел коленями закрыть рану на животе.

– Тихо, тихо, тихо, Алик, спокойно, сейчас, сейчас, – приговаривал Игорь, разрывая одежду и пытаясь рассмотреть, что там у него и чем помочь. – Дал же тебе Женька бронежилет, дурило!.. Говорили же тебе: надень жилет! надень жилет!.. Эх, ты!.. Крепись, крепись!..

Несколько человек со стороны переулка и из кафе подбежали к ним.

– Пропустите, я врач, – бойко растолкала всех молоденькая женщина, почти совсем девчонка; она поставила в сторону сумочку, склонилась над Аликом: – «Скорую помощь»! Быстрее! Быстрее! Аспирация…

Она говорила что-то еще, мужчины помогали ей, до Склифосовского было рукой подать – Игорь понимал, что за «БМВ» ему все равно не угнаться; он наклонился, подхватил друга на руки и понес в машину, а маленькая докторша следовала рядом, прижимая к ране оказавшиеся у кого-то детские подгузники…

Женька утопил в пол педаль. Стрелка на спидометре коснулась отметки «сто сорок». Он выехал на середину Большой Черкизовской и мчал по осевой – лишь бы не зацепить кого-нибудь встречного, а на ГАИ плевать, будет даже лучше, если он приведет на хвосте пару-тройку машин с мигалками, все меньше работы!..

– Вадик, не молчи ни секунды! Рассказывай!.. Я в районе пруда, прохожу стадион «Локомотив»…

– Пока все хорошо, Женя! Он проскочил Краснопрудную… идет по Русаковской через развязку… Он не свернет, Женя! Ему для этого надо сбросить скорость, а я не дам… я уже сократил до ста…

– Он тебя видит?

– А как же!.. Сука такая!.. Хорошо, хорошо, прямо на тебя идет, прямо на тебя!..

– Я на Преображенке!.. Сзади увязались менты!.. Скоро там?!.

– На таких скоростях минуты через четыре сойдетесь. Женя!.. Стреляю!..

– Если в колесо попадешь, он вылетит на встречную!..

Но Вадим уже отложил рацию на пассажирское сиденье, выставил руку в окно и первым же выстрелом разбил задний фонарь «БМВ» слева: вторая пуля угодила в тонированное стекло, Вадим точно знал, что попал, но стекло не рассыпалось и даже не треснуло.

– Женя! Он бронированный, слышишь меня?

– Где вы?!

– Проехали «Спартак»!.. На Стромынке!..

– Я тоже на Стромынке, Вадик!.. Включи фары!.. Фары включи, дальний свет, чтобы я тебя видел!.. По какой полосе он идет?!

– По разным, здесь полно…

– Все! Вижу тебя!.. И его вижу, тормози!!. – Женька сократил дистанцию настолько, чтобы «БМВ» не смог сманеврировать и, когда их разделяло метров сто, повернул руль и нажал на тормоз.

«Рено» занесло, развернуло багажником на встречную полосу. Водителю «БМВ» ничего не оставалось делать, кроме как принять резко вправо. Автомобиль врезался в стоявшую на обочине «Волгу», перевернулся в воздухе, пролетел метров пятнадцать и приземлился на крыши легковушек, выстроившихся в ряд у маркета, затем отскочил, как мяч, и боком, высекая искры, заскользил по проезжей части, заставляя машины тормозить, увиливать, а прохожих разбегаться в разные стороны.

– Хорошо пошел, – сказал Вадим, испуганно наблюдавший за «БМВ».

Перехода поблизости не было, с середины проезжей части до тротуаров было далеко, и никто из пешеходов не пострадал.

Улица наполнилась людьми, сигналами автомобилей, вопили сирены, сверкали «маячки» невесть откуда взявшихся «Скорых», ГАИ, милиции… Из разбитого ветрового окна «БМВ» юрко выскочил крепкий мужчина с бычьей шеей и волосами, подстриженными бобриком, рванул сквозь толпу в ближайший подъезд. Вадим заметил сумку в его руке – ту самую, из коричневого кожзаменителя, нелединскую.

По тротуару за ним уже бежал Женька, крича на ходу:

– Я его возьму! Возьму!.. Давай остальных!..

Он влетел в подъезд через пять минут после того, как за тяжелой дверью скрылся неизвестный…

– Отойдите, отойдите, – оттесняли толпу от «БМВ» милиционеры.

Но Вадим уже протиснулся к «БМВ», увидел, как вытаскивают окровавленного человека, узнал по одежде «мертвеца» и поздним умом сообразил, что произошло там, в переулке у Главпочтамта: выстреливший в Неледина, а потом в Алика (о чем доложил по рации Игорь), бросил сумку пассажиру стоявшего наготове «БМВ», а сам вскочил в другую машину – наверняка в красную «девятку», которая, конечно же, никуда теперь не денется, да это уже и не имеет значения…

Каким-то чудом пуля пролетела мимо – задела уголок ступеньки, брызнув цементной крошкой, ударилась о стенку, вжикнула возле уха. Женька по инерции проскочил до конца пролета и отпрянул к электрощиту. Выстрела он не слышал. Шаги удалялись.

«Только бы он не встретил никого и не взял в заложники! – успел подумать Женька. Оттолкнувшись от стены, он вихрем преодолел еще полпролета, и тут же еще одна пуля ударилась о стойку перил, а затем рикошетом угодила ему в грудь, но кевларовый жилет спас. – Ох, е!.. – споткнулся он от неожиданности и боли. Прижимаясь к стене, дошел до окна, стал в угол. – «ПСС», бесшумный», – догадался, во второй раз не услышав выстрела.

Он был уже на третьем этаже, преступник, судя по шагам, на четвертом.

«Дом, кажется, пятиэтажный… куда же он пойдет дальше?.. Ворвется в чью-нибудь квартиру?.. Что это ему даст – на улице полно милиции… Пожалуй, рванет на крышу, добежит до люка в соседний подъезд, спустится и попытается уйти… Возможно, сменит «прикид», если подберет что-нибудь подходящее в толпе…»

Так думал он, преодолевая ступеньку за ступенькой, пролет за пролетом, вначале с опаской, а потом – безбоязненно, потому что услыхал, как лязгнула крышка люка, и шаги стихли. На площадке пятого этажа он увидел квадратик неба, выхватил пистолет и уцепился за перекладину короткой металлической лестницы; в этот момент приоткрылась дверь, в щель высунулась седая старушечья голова.

– Закройся!!! – рявкнул он, и дверь тут же захлопнулась.

Секунд через пять Женька услышал металлический лязг слева, сориентировался: все точно, это – крайний справа подъезд, он пытается открыть люк в соседнем!..

Выбросил в предполагаемом направлении руку с пистолетом, выстрелил и в ту же секунду высунулся. Преступник бежал к следующему люку – последнему, всего их было три, по числу подъездов. Второй оказался на замке. Повесь жильцы замок на этот, не пришлось бы гоняться по крыше! Женька побежал. Неизвестный рванул люк; теперь важно было не дать ему спуститься в подъезд, не дать ни в коем случае, иначе он уйдет!

– Стой! – на бегу крикнул Женька и выстрелил под ноги убегавшему. – Брось оружие!

Тот не повиновался, поставил ногу на ступеньку и выстрелил. Женька едва успел отпрянуть за кирпичную вентиляционную трубу. А когда выглянул, преступник стоял на ступеньке уже обеими ногами. До него было метров двадцать пять – тридцать.

– Стой! – крикнул Женька и выстрелил на поражение.

Стрелял он с колена, прицельно, и пуля от «Макарова» угодила преступнику в предплечье. Пистолет упал вниз, на лестничную площадку. Закрыть за собой крышку люка Женька ему не позволил – успел схватить за руку и воротник, вытащил мужика на битумную крышу. Почувствовав под ногами твердую опору, тот с неожиданной силой высвободился из захвата – отбил одну руку, повернулся вокруг своей оси и, присев, умудрился провести подсечку. Женька смикшировал удар о крышу хлопком ладоней, но пистолет выпал. Противник ударом ноги отбросил его далеко в сторону.

Оба встали в боевую стойку. Говорить было не о чем – один предвидел намерения другого по взгляду, жесту, движению.

Противником Женьки оказался сам Сэнсэй, на счету которого была добрая сотня подготовленных головорезов, убийц из числа спецназовцев и боевиков преступных группировок. Если Сэнсэю утром доводилось убивать человека, то вечером он уже об этом не помнил. Техника его не изобиловала разнообразием приемов, зато те, которыми он виртуозно владел, были отобраны по одному принципу: убить непременно. Ухмыльнувшись, он снял сумку с плеча:

– На!.. Возьми, ну?!

Женька не отреагировал: стоит отвлечься на долю секунды и потерять устойчивость – каюк!

Сэнсэй пятился к кромке крыши. Потом остановился, давая Женьке возможность подойти. Тот не поддался на провокацию – нападать ни к чему, главное, не дать ему уйти в люк. Не сиганет же он с высоты, и сумку не выбросит, а там, глядишь, подоспеет Вадим…

А Вадим в это время стоял, широко расставив ноги и положив руки на капот милицейских «Жигулей». Рослый собровец вынимал из его карманов «наган», «кенвуд», документы, нож «Катран»; другой прощупывал бронежилет; еще двое обыскивали джип – рылись в «бардачке», багажнике, открыли капот…

– Да есть у меня разрешение, есть! – рычал Вадим. – Пусти!.. Вот в этот подъезд преступник забежал, его один из наших преследует!..

– Заткнись! – грубо толкнул его в спину бугай в камуфляже. – В автобус его!..

Вадиму заломили руки за спину, защелкнули наручники на запястьях и повели в серый собровский автобус с зарешеченными окнами.

Сумка, которую держал за ремень Сэнсэй, описала полукруг и… полетела вниз с крыши. Такого Женька никак не мог ожидать, проводил ее глазами… и тут же был сбит прямым толчковым ударом ноги. Сэнсэй выхватил метательный нож откуда-то из-за спины… Выработанная многолетними тренировками реакция, инстинкт самосохранения и отчасти все тот же бронежилет спасли Женьке жизнь. Бросок был мастерский, нож прошел по касательной к ребрам, прошил несколько верхних слоев кевлара. Он вовремя сообразил не вставать, согнулся и вскрикнул, имитируя поражение. Но Сэнсэй и сам знал, и воспитанников наставлял – не уходить, пока не убедился, что дело доведено до конца и противник не сможет ни отомстить, ни выступить в роли свидетеля. Быстро, но осторожно, держа руку наготове – вторая рука, раненная Женькой, онемела, рукав до самой подмышки набряк кровью, – приблизился к Женьке. Он понимал, что перед ним не школьник, но не подозревал, что противник может спиной определить дистанцию и, сделав из положения лежа «свечку», угодить пятками в подбородок.

Сэнсэй отлетел и ударился головой о трубу. Зверь по природе, он мгновенно погасил в себе болевые ощущения и бросился на Женьку. Несколько точных и сильных ударов не причинили тому никакого вреда. «Амфетамин, – предположил Женька, – боли не чувствует». Сэнсэй ухватил-таки его за руку, крутанул, на встречный удар с чудовищно трудным названием «хансональ джебипум мокчиги», что в переводе с корейского означало «полет ласточки над гнездом», ослабил хват, и тут уже Сэнсэю было нечем крыть – не позволила раненая рука. Он все же попытался провести смертельный удар по глазам, но Женька упредил его, провел серию ударов в голову, отбросил к самому карнизу. Не привыкший к таким финтам, Сэнсэй рванулся, ухватил его за полу пиджака и, уперев ногу в живот, опрокинулся на спину, намереваясь перебросить через себя. Чтобы удержаться, Женьке пришлось перехватить его ногу локтевым сгибом… это было уже на самом краю, восстанавливать равновесие было поздно. Он повис на одной руке, другой все еще держа Сэнсэя за штанину. Сэнсэй на секунду согнулся, чтобы ударить его по пальцам. Женька отпустил руку, державшуюся за карниз, поймал кисть противника и, зацепившись за крышу ногой, сбросил его вниз.

Люди с улицы видели финал этого поединка не на жизнь, а на смерть. Видели, как, крича и кувыркаясь в воздухе, летел на тротуар один, как, вися вниз головой, качнулся, ухватился, забросил тело на крышу с ловкостью обезьяны другой. В подъезд побежали собровцы, десяток человек бросились к бездыханному телу упавшего с высоты пятиэтажного дома.

…Женька лежал с открытыми глазами на спине и смотрел в небо, когда два дюжих молодца с автоматами схватили его и, проворно обыскав, потащили к люку. Он молчал, как человек, заглянувший в глаза смерти, и даже не пытался ничего объяснять, все потом, сейчас главное, что его уводят подальше от бездны.

– Сумка, ребята, он выбросил сумку, – только и успел проговорить он. – Что с Аликом?..

– Сейчас ты нам все расскажешь, – пообещал подполковник Домоседов, прибывший на место происшествия по звонку Шкета, следовавшего за «БМВ» в красной «девятке». – И про сумку, и про Алика!.. Пошел!..