Текст книги "Аквариум (СИ)"

Автор книги: Олег Фомин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 42 страниц)

  – Три линии, – повторил задумчиво Леший. Пожевал губами. – Не. Не может быть. Мы же тут каждый день ходим...

  – Что не может быть-то? – спросил явно начавший нервничать Серега.

  – Да есть одна херня, ее Трассером называют, – нехотя проговорил Леший. – Но они к определенному месту всегда привязаны. Даже после перезагрузки не перемещаются...

  – Короче, у нас их тут точно нет! – уверенно изрек он помолчав. – Пошли!

  Все-таки, видимо, расслабился наш проводник. То ли близость к Сараю сказалась, почти дома, все знакомо, то ли что еще, не знаю. Да и я тоже, если честно, особо не прислушивался к своему обострившемуся чутью, которое что-то кричало мне из глубин подсознания, как сегодня на лестнице...

  Вобщем, мы пошли дальше. Добрались до люка, сняли рюкзаки, я и Серый приподняли крышку, Леший сбросил наш ценный груз вниз и прыгнул вслед за ним. Я посмотрел на Серегу – тот кивнул мне – типа прыгай, я подержу. Я посмотрел в люк, оттолкнулся ногами от края, и тут раздался негромкий хлопок, что-то вспыхнуло, оставив на сетчатке три ярких параллельных росчерка, а лицо обдало теплой водяной пылью. Ничего еще не понимая, я приземлился на пол коридора, немного подвернув ногу, и тут мне на спину упало что-то круглое и твердое, отскочило и запрыгало по бетонному покрытию в сторону двери в бункер. Сверху с громким лязгом встала на место крышка люка.

  Зрение постепенно возвращалось, привыкало к полумраку, перед глазами постепенно растворялись три нити. Вместо них проявлялась темная спина Лешего.

  – Это что щас было? Где Серега? – спросил он, поворачиваясь ко мне и поднимая фонарик. – Бля, Егор ты в крови весь...

  Я промолчал. Только поднял дрожащую руку с фонарем и посветил в сторону двери, где в углу, уставившись на нас остекленевшими глазами, застыло перекошенное лицо Серого...

  – Мать твою! Суки! Ненавижу! Твари, бля! – орал Леший и со всей силы бил кулаками по кирпичам. – Как так, блядь! Ну как?

  Я в это время просто сползал по стене, не в силах отвести взгляда от оторванной головы, под которой медленно расплывалась темная лужа...

  4.

  – Суки! Мать твою!

  Егор проснулся, с трудом разлепив тяжелые веки. Огляделся, медленно сел. Лучше б не садился. Голова раскалывалась, свет резал глаза.

  Лег, сжался в комок под грязным одеялом.

  – Твари! – ругался кто-то рядом.

  "Это Максим", – всплыло в мутном сознании. – "Я у него на даче, и мы бухаем. Второй день... Нет, пятый..."

  – Прикинь, Егор! Эта тварь мне даже пива сраного в долг налить не может! А я ей всю проводку в том году сделал!

  – А у нас, что вообще ничего не осталось? – разлепив сухие губы, поинтересовался Егор.

  – Нет! Ни капли. Мы вчера даже бабкину заначку допили!

  "Теперь понятно, почему так хреново..."

  Какой-то мутный дикий сон, что-то про сплошные оторванные головы, медленно растворялся, вместо него проявлялись отдельными кусками события предыдущего дня и ночи.

  "Пипец, просто!"

  Была середина августа. Егор взял двухнедельный отпуск. Ни о какой загранице не могло быть и речи, денег почти не было. Тем более, жена свой сорокадневный, назло ему, уже отгуляла. Поэтому, в пух и прах разругавшись с ней, он даже уже не помнил с чего все началось, Егор психанул, прыгнул в машину и уехал куда глаза глядят, основательно закупившись водкой. Вообще, он планировал провести отпуск, как в молодости, дикарем на Андреевских островах, его давно зазывал бывший одногруппник, каждый год ставивший там лагерь. Взять дочку, порыбачить. Выспаться. Подумать...

  Но не судьба...

  В тот день он, скорее всего, просто нажрался бы и вернулся домой, а на следующий – уехал бы на острова, но позвонил Макс, который, оказывается тоже решил отдохнуть.

  Макс – был просто знакомым. Не другом детства, не одноклассником, – просто собутыльник, тоже очень любивший посинячить. А еще у него была дача. Всего в тридцати километрах от города прямо на берегу Реки.

  Наверное, в обычном состоянии, Егор бы не согласился на предложение "порыбачить", но в тот день на нервах и обиде, особо не размышляя, он рванул в сторону северного выезда и через сорок минут уже поднимал первую рюмку, чокаясь с коренастым сорокалетним мужичком с хитроватой и припухшей физиономией.

  И понеслась...

  Поначалу по-честному пытались рыбачить. Даже чего-то поймали. На следующий день чуть не утопили лодку, старую раздолбанную казанку. Мотор накрылся, а рыбачить на веслах было не комильфо.

  "Ну, лодку не утопили, баню точно сожжем!" – видимо решил Макс на третий день запоя. Поэтому, сначала пили за баню, потом за ее мужественное спасение от огня. Приехала жена Максима и на вполне логичный вопрос, какого хрена тут происходит, была послана мужем на все три буквы. Орала она долго, досталось и мне, типа уж от тебя я такого не ожидала, потом, поняв всю бессмысленность своих попыток достучаться до пьяных мудаков, она села в машину и исчезла в клубах пыли.

  На четвертые сутки решили выйти "в люди". У Максима появилась навязчивая идея найти баб, которых, по его мнению, на территории массива было немерено, причем, все фотомодели, обожающие бухих мужиков. Баб не нашли, зато нашли каких-то молдаван, строивших дом на соседней улице, и весь вечер квасили с ними за дружбу народов, поминая Советский союз. Кончилось все потасовкой, в ходе которой Максим чуть не словил в печень совсем не кухонный нож. Я вытаскивал его за ворота, он упирался, орал про Великую Россию и всяких сраных чурок, а молдаване, явно не причислявшие себя к чуркам, орали что-то на своем языке и швыряли в нас пустые бутылки.

  Потом был променад по всем окрестным дачам в поисках выпивки. Тут в памяти Егора уже начали появляться пробелы. Посидели у какого-то дяди Миши. Потом, уже ночью, еще у кого-то ели шашлык и снова пили. Последним воспоминанием было купание голышом и долгий разговор "за жизнь" на берегу. В чем была суть разговора, Егор не помнил совершенно, зато точно знал, что он был "за жизнь". А уж поиски и последующее распитие бабкиной заначки вообще остались за бортом продырявленной памяти.

  Короче, весело... Так весело, что хотелось сдохнуть. Такого запоя у Егора еще не было. Организм был скрючен не обычным похмельем, а мощнейшим абстинентным синдромом. Все тело тряслось, мысли разбегались, было страшно, стыдно, голова раскалывалась на куски. А тут еще рядом суетился и матерился неугомонный Макс, который, в отличие от Егора, в запойное состояние только входил. Наверное, сказывался опыт...

  – Ниче-ниче, щас надыбаем самогона. – бормотал он, ища ключи от машины, – Доеду до Царёвщицы, у другана займу. Только он что-то трубку не берет, зараза!

  – Не-е, я все... – выдавил Егор. Ему тоже очень хотелось похмелиться, но остатки здравого смысла навязчиво намекали, что это может стать последней опохмелкой в его жизни. – Да и ты куда за руль? Там же через пост ехать...

  – Да ладно! – отмахнулся Максим и, покачиваясь, вышел во двор. Он, как наконец понял Егор, даже не начинал трезветь.

  В холодильнике оставался рассол. Прямо из горла залив в себя половину банки, Егор почувствовал себя только хуже. Сел на кровать, обхватив чугунную голову. Застонал. Закрыл глаза, посидел. Снова открыл. А вот и ключи – лежат на полу возле окна. Нагнулся, поднять ключи, еле сдержав рвоту. Положил их над входной дверью, задвинув поглубже. Свои тоже спрятал на всякий случай. "Пусть на велосипеде едет, рыбак хренов!". Вышел на улицу. Жарко, солнце перевалило за полдень, хорошо поспал...

  Около крыльца стояла бочка с водой. Егор окунулся в нее чуть ли не по пояс. Теплая, дурно пахнущая вода не принесла никакого облегчения. Он открыл калитку и, щурясь от нестерпимо яркого палящего солнца, побрел к Реке. Под сердцем тупо ныло, каждый шаг отдавался болью в пояснице. Навстречу шла соседка, бабка лет семидесяти.

  – Доброе утро, – прохрипел Егор.

  – А-а-а, проснулись изверги! – с ненавистью и отвращением глядя на него заголосила та. – Какое утро, вечер уж скоро! Третью ночь песни орете, а теперь на водку занимаете? Был бы муж мой жив, погуляли бы вы так, сволочи! А ведь с виду – нормальный мужик, машина, одежда... А сейчас на себя посмотри – грязный весь, опухший, не стыдно? Разве можно так? Ну пьете – так пейте тихо, другим не мешайте... Ты на пляж что ли намылился? Ты ж там щас всех детей распугаешь!

  – Простите, – Егор опустил глаза. Посмотрел на себя. Рваные шорты, грязные ноги, слева на ребрах огромный синячище. "Это обо что я так? Хорошо хоть зеркало нигде не висит, рожа, небось, еще похлеще, чем у Макса..."

  Дачный пляж был метрах в ста вверх по течению. "Больно далеко, не дойду", – подумал Егор и полез на деревянный понтон, покачивающийся на волнах прямо около максимовой дачи. К понтону крепились два паука, один пустой, во втором стояла их казанка, наполовину затопленная водой. "Пробили-таки по ходу. Надо Макса звать, вычерпывать, утонет еще... Ну и хер бы с ней, пусть тонет. Сил нету..."

  Дойдя до края, Егор, даже не пытаясь оттолкнуться, просто упал в прохладную, ласковую воду. Погрузился метра на полтора, чувствуя, как остывает перегревшееся, отравленное тело. Вынырнул и несильными гребками поплыл от берега на глубину, где вода еще холоднее. Проплыл метров сорок, огляделся, и убедившись, что катеров поблизости нет и порубить его винтами никто не спешит, Егор перевернулся на спину, раскинул руки и застыл, блаженно покачиваясь на волнах.

  "Весь день буду в воде, – подумал он. – Может к вечеру очухаюсь. Хотя нет. Самое раннее – завтра..."

  В душе, постепенно отходившей от алкогольной анестезии, набирала обороты знакомая депрессивная пластинка. Жгучий стыд, злость и презрение к самому себе, осознание собственной никчемности – все, что он четыре дня старательно заливал водкой и прочими напитками, разгоралось пуще прежнего.

  "Да, до такого я еще не опускался. Это, на самом деле, уже начало конца. Ушел из дома в запой, бросив семью... Надо хоть телефон включить, жене позвонить, а то она, наверное, по всем моргам уже прошлась". Сморщившись при мысли о предстоящем разговоре, Егор перевернулся на живот и огляделся более-менее осмысленными глазами. На юге, вниз по течению, в сизой дымке прорисовывался контур Города, на другой стороне Реки возвышались невысокие, одетые зеленью горы, обозначавшие границу заповедника, в синем бездонном небе над головой одиноко парила здоровенная чайка, слева, с пляжа, раздавались счастливые крики и визги детей.

  "Ну чем не Турция? – в который раз мелькнула мысль. – Ложись на песок и отдыхай. Зачем так нажираться-то?"

  Егор начал мерзнуть. Организм, еще пребывая в стрессе, путался в терморегуляции. Егор, решив, что пора плыть к берегу и греться, набрал побольше воздуха в легкие и напоследок нырнул поглубже, чтобы добиться эффекта контрастного душа. Уйдя под воду метра на два, он открыл глаза и застыл, стараясь еще больше охладить тело перед выходом на жару.

  И тут из темно-зеленой глубины появилось стремительное змеиное тело толщиной с водонапорную башню и, описав дугу вокруг Егора, снова исчезло в пучине.

  Егор поперхнулся, судорожно толкнулся наверх, вынырнул, жадно хватая воздух ртом.

  Мир стремительно темнел. Исчезло солнце, по посеревшему небу побежали темные облака, не было слышно голосов людей, а вокруг ничего не понимающего Егора, то справа, то слева из воды начали выскальзывать сегменты отвратительно-белесого огромного туловища, с бешеной скоростью огибающие его против часовой стрелки, постепенно сужая радиус окружности, в центре которой находился Егор. Все происходило в полнейшей тишине. Ни брызг, ни плеска пенящейся воды. Егор заорал, скинув оцепенение, и со всей силы, кролем рванул к берегу. Потом заорал еще раз, точнее забулькал, так как плыть не получалось, вода стала очень плотной и вязкой, посерела и стала напоминать бесцветный, обжигающий все тело кисель, в который все глубже погружался Егор. Погружался словно в огромный круглый колодец, стены которого были сделаны из толстенных, быстро движущихся мертвенно бледных бревен, перевитых багровыми прожилками вен. А на дне этого колодца притаилась Смерть. Этого Егор не видел, но точно знал. И он опускался прямо к ней. Или она поднималась к нему. Стремительное мелькание вокруг не позволяло Егору определить движется ли он сам или застыл на месте, бессмысленно барахтая руками и ногами.

  Неожиданно натянутую тишину прорвал страшный многоголосый крик, исходивший одновременно со всех сторон и изнутри Егора. Словно кричал весь мир, вся Вселенная.

  Эттимму! Нару муш!!!

  На какой-то момент он, оглохший, задыхающийся, отключился... А когда снова открыл глаза, светопреставление исчезло, страшный голос затих, вокруг снова стояла тишина, нарушаемая только писком давления в ушах. Вода снова стала водой.

  Из последних сил, чувствуя, как отсутствие воздуха разрывает легкие, Егор рванулся вслед за пузырями к свету наверху. Уже теряя сознание, вынырнул, глотнул воздуха, снова ушел под воду, поперхнулся, снова вынырнул... Раза с пятого получилось начать дышать. Часто, но без перебоев.

  Светило солнце, кричали дети на пляже, небо было синим, вода прохладной и прозрачной, берег желтел горячим песком. Кое-как доплыв до него, Егор, как потерпевший кораблекрушение моряк, выполз из воды и упал лицом в песок. Сердце колотилось. В голове каруселью мчались мысли, образы, слова, и невозможно было уцепиться за что-то конкретное, вычленить из этой круговерти что-то, что помогло бы понять происходящее...

  Лежал минут пятнадцать. Просто лежал, ничего не соображая, смотрел в одну точку.

  Оцепенение прервала двухвостка. Самая обычная двухвостка, каких полно на любом пляже, деловито пробежала как раз через ту точку, куда пялился Егор, и быстро зарылась в песок.

  "Гадость какая!" – сформировалось в голове.

  "А если – это насекомое, размером с ноготь – гадость, то как назвать то, что я сейчас видел в воде? Или не видел?.." Мысли начали выстраиваться в логические цепочки, дефрагментация жесткого диска подходила к концу.

  "Неужели опять? Неужели снова глюки, как месяц назад в Городе?"

  После тех случаев во время поездки в такси и на площади Доблести Егор перечитал множество тем в интернете, посвященных белой горячке и решил, что это все-таки была не она. Больше похоже на шизофрению... Припадки вроде не повторялись, и Егор немного успокоился, хотя депрессивные проявления с той поры только усилились, а рожа того чудовища нет-нет, да и всплывала перед глазами...

  Но то, что произошло сейчас, было настолько реально, настолько детально и ярко пропечаталось в сознании, что списать это на галлюцинацию, пусть даже с жестокого похмелья, не удавалось. Кожа все еще пылала от соприкосновения с непонятной едкой субстанцией, а в ушах до сих пор гудело эхо страшных непонятных слов, из которых он запомнил только последнее, что-то типа "муш" или "муж". В конце концов он чуть не утонул!

  "Все это было на самом деле, – подумал Егор. – Здесь. Сейчас. Со мной. Причем я этого червячка уже где-то видел. Вот только где? В кино, в книге? В другой жизни?" Последняя мысль, судя по всему, заступила за какую-то запретную черту, на территорию таких глубин подсознания, про которые человеку лучше вообще не знать. В памяти Егора вспыхнули образы каких-то людей, бледных, осунувшихся, но с суровыми и мужественными лицами, причем людей этих он откуда-то знал, хриплые голоса, произносящие непонятные слова, мелькнули перспективы улиц, знакомых и незнакомых одновременно. Улиц, где на каждом шагу таилось что-то страшное и злое, и напоследок, – красивое женское лицо, самое красивое и самое любимое на свете. Знакомое и родное до боли в сердце, и в то же время чужое и далекое, как звезды над головой, свет которых освещает тебя из невообразимой глубины времен, с таких расстояний, которые тебе никогда не преодолеть и не осмыслить...

  Жуткая тоска скрутила Егора. Снова, как тогда, чувство безвозвратной потери, только в разы сильнее. Слезы потекли из глаз... Он свернулся на песке и зарыдал, как ребенок.

  Проходящие мимо люди с удивлением смотрели на лежащего на берегу и безутешно плачущего взрослого мужика. Дети показывали пальцами и что-то спрашивали у родителей, те молча качали головой и переглядывались. Егор ничего не замечал. Ему было очень плохо...

  Слезы текли и текли. И вместе с ними постепенно из памяти, заглянувшей в запретное, уходили разбередившие душу образы, затихали голоса, стирались лица. Только незнакомая темноволосая девушка еще долго смотрела на Егора блестящими серыми глазами, в которых глубокая тоска медленно превращалась в светлую грусть, но потом и она исчезла, растаяв, словно утренний туман над речкой.

  Егор медленно поднялся, осмотрелся вокруг.

  "Какой позор! Лежал тут и сопли размазывал. Боже, что же со мной происходит? Что я видел? Почему я? Неужели это все на самом деле? Неужели я не сплю? Почему другие живут и радуются, если пьют – так весело, хоть и до инфаркта, и не думают ни о чем, не ковыряются в себе, не видят никаких лиц и страшилищ? А у меня все не так, все с надрывом, все через жопу!"

  Тело и шорты были в песке. Егор долго не решался подойти к воде, но все же зашел по колено, кое-как смыл песок, опасливо косясь в глубину, и поплелся на дачу к Максиму.

  Машины хозяина во дворе не было. "Нашел ключи все-таки, гад! Ладно хоть не на моей уехал..." Взял телефон, сел в тенек под яблоню, долго смотрел на черный экран, подом вздохнул и нажал кнопку включения. Через минуту начали приходить эсэмэски. Восемь пропущенных с работы, пять с неизвестных номеров... и ни одного от родной и любимой жены.

  "Неужели настолько по фигу? – удивился Егор. – Я конечно урод, но пока еще муж. А я-то думал, она там морги с больницами обзванивает."

  Посидел, покурил, потом все-таки набрал номер. Ответила сразу.

  – Ты разговаривать и воспринимать информацию в состоянии? – с ходу спросила она.

  – Привет. – ответил Егор. – В состоянии.

  – Короче. Где ты есть – я знаю, чем занимаешься тоже догадываюсь. Привет Максиму передавай, мне Ленка позавчера звонила.

  – Подожди, послушай... – попытался вставить Егор.

  – Нет, это ты послушай! Вещи я собрала, в воскресенье мы уезжаем к маме. В понедельник я подаю на развод. Ты бухай там сколько хочешь, хоть до зимы оставайся, если не сдохнешь! Мне по барабану! Я так больше не могу, Егор... Это окончательное решение, можешь мне не звонить, не писать и, главное, пока не протрезвеешь, даже не думай появляться. Насчет квартиры и прочего будем разговаривать, когда в себя придешь. Все, счастливо пропиваться!

  – С дочкой хоть дай поговорить, – успел сказать он.

  – Обойдешься! Про дочку раньше надо было думать! – и отключилась.

  Егор закурил еще. Да, неприятно, конечно, но после того, что произошло на пляже, вся окружающая действительность воспринималась как-то плосковато, без должного эмоционального пиетета.

  "Ну вот, теперь действительно все... Хотя, чему удивляться."

  За забором скрипнули тормоза, и в калитке показался Макс. Улыбка от уха до уха, в одной руке буханка хлеба, в другой – две бутылки водки. Одна уже начатая.

  – Кто ищет, тот всегда найдет! Это я и про ключи тоже, – подмигнул он Егору. – Ты, как хочешь, а я продолжаю банкет!

  – Продолжай, – вяло ответил Егор и лег на траву. Расслабился. Закрыл глаза. Прямо на лоб ему с глухим стуком упало яблоко.

  – Ньютон, бля! – заржал Максим. – Или кому там на бошку тыква то упала? Копернику?

  Егор молчал, глядя как высоко-высоко в голубом небе величественно парит сокол. С севера набегали редкие пока облака. Было очень душно. "Гроза будет, наверное", – равнодушно подумал он.

  Макс шустро разложил на уличном столе закуску – маринованные огурцы из банки и порезанный хлеб, поставил две стопки, начатую бутылку, сел. Посмотрел на Егора, помолчал. Потом махнул рукой. Посидел. Похлопал себя по коленкам. Снова посмотрел.

  – Так я не понял – ты не хочешь или не будешь? – наконец спросил он.

  – Максим. – тихо проговорил Егор. – Скажи мне, как рыбак рыбаку, у нас тут сомы водятся?

  – Обижаешь, Егорыч! Это ж Великая Русская Река. Тут все водится. И сомы, и жерехи, даже осетр. А что?

  – Большие?.. Сомы?

  – Ну-у, – он почесал голову. – Лично я видел метра три длиной. Мужики рассказывали – и четырехметровых доставали. А что ты про сомов то все?

  – Да купался сейчас, вроде видел одного, – ответил Егор. – Сома...

  – Большого?

  – Вполне.

  – На башке усы были?

  – Да башку не видел, только туловище, – сказал Егор. – К счастью... Ладно, Максимка, наливай...

  ***

  "Снова пьем... А как тут не пить, когда такое творится?" – Егор сидел, погруженный сам в себя, автоматически чокаясь с Максом, который рассказывал ему что-то про сомов, воблеров, прикорм и прочие рыбацкие прелести.

  После второй рюмки немного полегчало. Подло обманутый организм воспрял духом, алкоголь с легкостью преодолел гематоэнцефалический барьер, и уровень серотонина в синапсах мозга резко повысился. Все стало проще и спокойней. Мысли о необъяснимых событиях и видениях никуда не ушли, но стали ровнее, логичнее. Исчезла паника...

  "Так. Семью верну. Лоб расшибу, но верну. Сейчас надо попробовать разобраться с самим собой. -думал Егор. – Не нажраться как обычно, а с помощью водки поддержать мозг в тонусе. Главное – вовремя остановиться. Для начала надо вспомнить те слова, которые мне орали в уши там, под водой."

  Однако вспомнить удавалось только что-то вроде "жара муш" или "жару муш". Насчет начала он не был уверен, но "муш" помнил точно.

  "Блин, португальский что ли? У них там одни "у" да "ш".

  Максиму кто-то позвонил, и он начал расхаживать вокруг стола и что-то увлеченно обсуждать, махая рукой с зажатой в ней пустой стопкой. Егор, воспользовавшись передышкой, достал телефон и вбил в браузере слово "муш".

  Первым выданным ответом был город в Турции, что-то про армян и геноцид в этом самом городе. Дальше шел ресторан в Челябинске, агенство по бронированию авиабилетов в Костроме, пушок на подбородке или на верхней губе, который был в моде в шестнадцатом веке во Франции...

  "Причем здесь вообще Турция? Армяне, пушок на губе... Бред какой-то!"

  – Через час мужики приедут, пиво привезут! Наше, бойлерное, прям с пивзавода! – радостно сообщил подошедший Максим. – Жизнь продолжается!

  – Ништяк! – ответил Егор. – Только пива нам еще и не хватало... Я надеюсь не меньше цистерны?

  "Какие мужики? На хрен они нам тут сдались?.. Баня сегодня точно сгорит..."

  – Да не. Литров двадцать не больше, – что такое сарказм, Максим явно не знал. – Нормальные мужики, мы на зимнюю рыбалку вместе ходим.

  – Ясно...Там, кстати лодка твоя воды полная. – вспомнил Егор. – Утонет...

  – Да ладно, первый раз что ли? Достанем. – махнул рукой он, – Хочешь – пойди повычерпывай. Половник дать?

  – Нет, спасибо.

  – Ну тогда – наливай!

  Чокнулись, выпили... Посидели. Максим все-таки не удержался, решил сходить проверить свое корыто, а Егор продолжил шерстить интернет в поисках значения загадочного слова.

  Попробовал португальский язык. Ничего. Зато английский выдал сразу два варианта: путешествие с собаками и кукурузная каша.

  "Может меня тот червячок покормить хотел? Кашки предлагал?.. Нет, так я ничего не добьюсь... Надо всю фразу вспомнить. Хотя, как тут вспомнишь, я в шоке был, захлебывался, ладно хоть, как самого зовут, не забыл..."

  Наконец, минут через пятнадцать мучений, выскочила какая-то группа "В контакте", посвященная древнему шумерскому языку, где искомое слово переводилось, как "змея". Это было уже близко, и Егор попытался вспомнить, что ему известно про шумеров. Историю он знал неплохо, но вот именно шумеры для него были проблемой. Про них он ничего толком не помнил; вроде одна из самых древних цивилизаций. Вавилон, Месопотамия и богиня Иштар, что-то такое было в одной из книг Пелевина...

  Но, к счастью, человечество придумало мобильный интернет, и вскоре Егор вкратце знал, что из себя представляла загадочная шумерская цивилизация, и главное, что происхождение ее являлось одной из сложнейших научных проблем современности. Ни один историк не мог толком объяснить, откуда она взялась. Сами шумеры в своих преданиях утверждали, что прибыли с какого-то острова, бывшего для них чем-то типа потерянного рая. Язык их тоже стоял особняком, никак не связываясь с другими древними наречиями.

  "То есть, типа, они как инопланетяне? – подумал Егор. – Забавно... А при чем тут я?"

  Начал подробно сканировать словари и буквально тут же выскочило слово "эттимму". "Эттимму Нару Муш" – щелкнуло в голове. – "Запомнил-таки, Егорка! Ну-ка, ну-ка и что все это значит?"

  Сходил к машине, достал бумагу и ручку. Через пять минут Егор сидел и ошалело смотрел на текст, написанный его рукой на клетчатом блокнотном листе.

  "Духи умерших, но не нашедших покоя, божество или демон речных вод, змея".

  Вот так... Насчет первого было немного непонятно, но остальные два определения по теме явно подходили. Егору было ясно одно – это был не глюк. Таких совпадений не бывает. В голове мелькнул, конечно, вариант, что хитрожопое подсознание, достало с какой-то дальней полки слышанные когда-нибудь в школе или еще где-то слова и вставило их в галлюцинацию, чтобы хоть как-то наполнить ее подобием смысла. Но это было уже совсем сложно, и Егор решил принять рабочей версией то, что все было на самом деле. И внезапно потемневший мир, и непонятная вода, и существо, в ней обитающее.

  "Просто какой-то день Нептуна! Древний речной божок хотел потопить алконавта Егора... Тогда получается, события месячной давности тоже имели место быть на самом деле?"

  Голова шла кругом. Егор разгадал шифр, но легче ему от этого не стало.

  "И что дальше? Как понимать "духи умерших, не нашедших покоя"? Покой мне, конечно, давно и не снился, но я вроде живой пока? Вот, сижу курю, водку пьянствую... Пойти к мозгоправу, сказать, что меня посещают облезлые чудища и древние боги? Так он меня сразу в дурку упечет. Без вариантов..."

  Его тягостные раздумья прервал вернувшийся Максим.

  – Утопла, зараза! – весело объявил он. – Ничего, никуда не денется, она привязанная. Пацаны приедут – достанем, там неглубоко.

  – А движок? – спросил я, прикидывая в уме вес казанки и перспективы достать ее с двухметровой глубины вчетвером.

  – А вот движку по ходу трындец! Так что, наливай – помянем.

  "Вот человек! Все ему нипочем. Почему у меня так не получается?"

  – А ты че какой тухлый сегодня, Егор? – спросил Макс, подставляя свою рюмку. – Не отпустило что ли еще?

  – Жене звонил. Разводится она со мной...

  – Ой да ладно! Мы с Ленкой каждый месяц разводимся и ничего. Так и не развелись до сих пор. Побесится и успокоится.

  – Вряд ли, – сказал я. – Моя не успокоится...

  Выпили. Похрустели маринованными огурчиками. Закурили. Максим помолчал, задумавшись о чем-то, а потом выдал:

  – А давай закодируемся, Егор! Только вместе. Вот сегодня добухиваем и все! В больничку... Ну может завтра еще похмелимся. Или послезавтра... Я ведь кодировался уже. Прикинь, год не пил. Вообще ни капли. Зато потом, конечно, наверстал... Но мы не на год, а сразу лет на пять сделаем, там ненамного дороже. Ну че, ты как?

  Егор с удивлением посмотрел на него. Вроде не шутит...

  – Ну давай... Попробуем.

  "Рассказать ему что ли? Не, лучше не надо..."

  Егор тоже кодировался. Года два назад, когда в очередной раз в минуту просветления ясно осознал, что синяя дорога ведет в никуда. А еще хотел проверить: если долго не пить, пройдет его депрессия или нет? Повелся на креативную рекламу, развешенную на щитах по городу, там голова у яростно орущего небритого мужика была насквозь проткнута бутылкой водки. Пришел на консультацию. Стильный дизайн, агитационные плакаты на стенах, сочувственно-деликатное обращение девочки на рецепции. Врач с тем же понимающим выражением на лице объяснила, что кодироваться лучше не на год, а хотя бы на три, а еще лучше на десять. За это время у человека успевают сформироваться новые ценности и ориентиры в жизни, и процент рецидива минимален. Вроде все логично

  И как раз у них сейчас большие скидки...

  Егор согласился на три года, так как срок десять лет откровенно пугал. Врачиха объяснила, что ему в кровь будет введен специальный препарат, название его Егор уже забыл, и любая, даже самая минимальная доза алкоголя, взаимодействуя с ним, приведет к очень неприятным ощущениям. А не минимальная – вообще к летальному исходу. Но не переживайте, в любой момент мы вас можем раскодировать. За денежки, естественно...

  Был подписан договор, назначена дата и заплачены деньги. Деликатный тон врача и неподдельный интерес к судьбе Егора сразу же исчез. "Мы Вас ждем в понедельник, не опаздывайте и не пейте накануне". Хорошенько бухнув дорогущей водки напоследок в субботу, в назначенный день и час Егор явился в эту клинику. Та же девочка на рецепции холодно спросила:

  – На процедуру? Проходите, Вас ждут врачи.

  Врачами оказались две тетки, похожие на быдло-медсестер скорой помощи, которые уложили его на кушетку и косноязычно разъяснили ему еще раз суть процесса кодирования. Потом Егору вкололи что-то в вену, а что-то в задницу и сказали:

  – Сейчас мы Вам дадим ваточку, намоченную в спирте, а вы ее просто понюхаете.

  Егор хотел сказать, что никакой ваточки не надо, он верит им и так, но не успел. Тело свело судорогой, начало дико жечь, а в голове как будто разорвался ядерный заряд. Продолжалось это веселье около двух минут, в течение которых Егор реально думал, что сейчас умрет, а "врачи" бегали вокруг него и охали, кричали что-то про укол адреналина, шок, но все это было, как потом вспоминал Егор, как-то ненатурально, словно по отыгранному много раз сценарию. Потом отпустило. Его, трясущегося и потного, отвели на рецепцию, наскоро напоили чуть теплым чаем и буквально выставили за дверь.

  Егор добрел до машины, сел за руль и понял, что ехать сейчас не сможет, было очень плохо. Около получаса приходил в себя, наконец продышавшись и почувствовав себя в состоянии управлять автомобилем, мысленно поздравил себя со сделанным Настоящим Шагом в жизни и удовлетворенный поехал на работу. Только одна поганая мыслишка чуть-чуть портила общую картину грядущей счастливой трезвости. Даже не мыслишка, а просто довольно странный факт, заключавшийся в том, что ватку, смоченную в спирте, он понюхать так и не успел...

  Не пил Егор ровно пять месяцев. Сначала было очень необычно, но в принципе неплохо. Он не употреблял алкоголь и чувствовал себя героем. А однажды, нечаянно съев конфетку с коньяком, так испугался, что помчался в туалет отрыгивать ее, введя в недоумение супругу, естественно ничего не знавшую про кодирование. Но продолжалась эта эйфория не больше трех недель. Гордость за себя и оптимистичный взгляд в будущее быстро сошли на нет, депрессия вернулась с новой силой, и спрятаться от нее теперь было некуда, а жена быстро нашла новые причины для своего недовольства и претензий. И еще, все больше подозрений вызывал сам процесс кодирования, похожий на плохо поставленный спектакль. Неискренний испуг "врачей", и эта недонюханная ватка не давали Егору покоя. К концу четвертого месяца трезвой жизни стало совсем невыносимо. Панические атаки, постоянная тревога, упадническое настроение вышли на какой-то иной, более продвинутый уровень. Можно было пойти, заплатить деньги и раскодироваться, но Егор, чувствуя подставу, скрипел зубами и терпел.