355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Олег Фомин » Аквариум (СИ) » Текст книги (страница 31)
Аквариум (СИ)
  • Текст добавлен: 7 июля 2018, 00:00

Текст книги "Аквариум (СИ)"


Автор книги: Олег Фомин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 42 страниц)

  Тридцать первое декабря две тысячи шестнадцатого года. 23:44. Новый год, которого он так ждал в сумасшедшем аду прошедшей недели, наконец-то почти наступил. И заранее погрузил Егора на следующий круг этого ада. Еще ниже и страшнее чем тот, на котором он пребывал последнее время. А он наивно думал, что итак на самом дне и хуже не бывает... Бывает. И есть подозрение, что и это – далеко не предел.

  Егор обвел взглядом панораму замерзшей реки. Широко, просторно, хоть и темновато...

  Прорубь. Метрах в десяти от него. К ней-то он, в принципе, и шел. Огороженная непроданными елочками черная дыра в белой снежной Вселенной. Из дыры торчит деревянная лесенка с поручнями. Выход... Или вход, неважно. Важно, что только в одну сторону.

  До Крещения еще больше полумесяца, но нетерпеливые моржи уже надолбили этих прорубей вдоль всего пляжа. Ладно хоть сейчас вокруг пусто. Через часок любители окунуться в ледяную воду, наверное, будут подтягиваться. Дождутся московской полуночи, посмотрят на Путина в телевизоре, хряпнут рюмочку, или, скорее, чайку, и пойдут закаляться...

  Егор положил телефон рядом с бутылкой, медленно встал, разминая затекшие ноги и застывшую задницу, и направился к проруби. Неровное овальное окно, пробитое в замерзшей поверхности Реки, было, словно стеклом, покрыто тонкой блестящей корочкой льда. Егор оторвал длинную ветку у ближайшей сосенки и раздробил эту корочку, докуда смог дотянуться. Жидкость под ней была такой черной, что казалась нефтью, и лишь проглядывающие через ее толщу деревянные ступени лестницы, уходящей в глубину, ломали иллюзию, напоминая, что это все-таки вода. Он выпустил свою ветку из рук. Она погрузилась примерно на половину длины, закрутилась по часовой стрелке, а потом, словно кто-то из-под воды резко дернул ее на себя, полностью ушла под высокий, округлый край проруби, влекомая мощным течением.

  Как просто...

  Егор внимательно огляделся по сторонам. Высоких горбатых силуэтов пока вокруг не наблюдалось. Сегодня его почему-то оставили в покое. Хотя события прошедшего дня сделали душу Егора настолько "тяжелой", если оперировать терминологией пропавшего Пети, что хоть сейчас хватай и дергай. В прошлое, в будущее, в Караганду, куда угодно...

  Вернулся к своему деревянному насесту, где оставил бутылку и телефон. Глубоко вдохнул, посмотрел на небо. Снежинки касались лица невесомыми прохладными пальчиками, а потом таяли, стекая по щекам, словно слезы. Приятно...

  Ладно! В темпе вальса выпить водку, покурить и в путь! Вслед за веточкой... А то придут сейчас вредные Ануннаки и опять спасут. Уроды...

  Последние полторы недели декабря пронеслись в безумной страшной игре, под названием – "Убеги от злобных пришельцев, которых никто, кроме тебя, не видит". Началась она в тот памятный день, когда, возвращаясь от любимой тещи по тротуару Столичного шоссе, Егор впервые за два месяца снова их встретил. И продолжалась до сих пор. А памятным тот день был еще и потому, что предшествующей ему ночью хитрые твари каким-то образом умудрились взломать запертое мощными психотропными препаратами сознание Егора, и его Страх, который он нес на плечах всю свою сознательную жизнь, сгибаясь под его весом все ниже и ниже, вернулся.

  И когда Егор в панике бежал, расталкивая прохожих, и буквально физически чувствовал упершиеся в спину, словно копья, холодные взгляды, он со всей очевидностью осознал, что если срочно ничего не предпринять, то сейчас его заберут. А что можно было предпринять? "Облегчить" душу, если верить одному сумасшедшему хирургу, который недавно был его соседом по палате в психушке. А не верить ему, пусть даже сумасшедшему, у Егора оснований не было. Наоборот. Были все основания верить. Целях три основания, которые сейчас плавно и неутомимо следовали за ним по пятам. А самый быстрый способ облегчить душу продавался практически в любом магазине, и ничего лучшего придумать Егор не мог, просто не было времени.

  На короткий миг ужас в голове сменился горьким сожалением и обидой за вот-вот потеряющую всякий смысл долгую работу над самим собой и своей трезвостью, но, когда Егор еще раз обернулся и увидел серые фигуры в каких-то пятнадцати метрах за спиной, все это было смыто следующей волной паники. Ноги сами понесли его к ближайшему торговому центру, в котором находился крупный сетевой супермаркет. Не Шестерочка, другой, нормальный. Перебежав наискосок перекресток и чуть не став причиной и жертвой крупного ДТП, Егор протиснулся в узкую щель только-только начавших раздвигаться в стороны стеклянных дверей и ворвался внутрь. Пробежал просторный холл с банкоматами и, усилием воли заставив себя перейти на что-то более-менее похожее на быстрый шаг, а не галоп, оказался в практически пустом по раннему времени обширном торговом зале магазина. Дошагал до витрины с алкоголем, схватил первую попавшуюся бутылку водки и, с трудом сдерживая желание открыть ее прямо здесь, направился обратно к кассам, на ходу доставая кошелек.

  Подошел к ленте, за которой сидела немолодая кассирша со скучающим взглядом, поднял глаза и замер в ступоре. Серый стоял с другой стороны кассового аппарата, там, где люди получают сдачу и складывают приобретенные товары в пакеты, и равнодушно смотрел на него. Егора парализовало, как мышь перед удавом, он утонул в желтых вытянутых глазах без зрачков и не мог пошевелиться. Неизвестно – сколько бы продолжались эти гляделки, если бы не кассирша, которая видя застывшего перед ней растрепанного мужика с бутылкой водки в руке, завороженно смотрящего куда-то вверх, задала вполне резонный вопрос:

  – Мужчина! Вы покупать будете или прям здесь пить начнете?

  Ее громкий голос привлек внимание охранника и второй продавщицы, также скучающей через два кассовых ряда, а также вывел Егора из оцепенения. Он вздрогнул и смешным приставным шагом направился к другой работающей кассе, не отводя глаз от колыхающейся фигуры Варяга. Тот почему-то оставался на месте, только чуть повернул вытянутую голову, наблюдая за перемещениями Егора.

  Поставил пузырь на ленту, трясущимися руками достал деньги, положил тысячную купюру, ежесекундно оглядываясь через плечо, дождался писка сканера, схватил товар и, не дожидаясь сдачи, быстро зашагал к эскалатору, внутренне сжавшись и ожидая прикосновения огромной шестипалой руки к голове.

  – Мужчина! Сдачу забыли!

  "Себе оставь, курица! Шоколадку купишь."

  – Смотри, как козявит-то его с утра! – донесся сзади голос охранника.

  – Ага! А с виду вроде нормальный... – поддержала его одаренная нежданными деньгами кассирша.

  Туалеты были на втором этаже, это Егор помнил. Ему надо туда. Варяги-варягами, но пить водку прямо посреди торгового центра даже в сложившейся ситуации заставить себя он не мог. Забежал в только что помытый и пахнущий искусственной весенней свежестью санузел и заперся в кабинке, питая нелепую иллюзию, что невысокая пластиковая перегородка со шпингалетом может послужить преградой для существ, пересекающих время. Дрожащими руками открыл бутылку и замер, с отчаянием смотря на прозрачную жидкость.

  "Блин! Ну ведь не хочется ни капельки! Столько, блядь, лечился!" – мелькнуло в голове. Мелькнуло и унеслось, так как над перегородкой вдруг возникли размытые широкие плечи и голова с горящими глазами. Егор зажмурился, выдохнул и сделал несколько больших глотков водки. Через пластмассовую капельницу это было нелегко, но он справился. Навыки имелись... Пищевод обожгло, пустой желудок негодующе заурчал, глаза заслезились, Егора чуть не вырвало, но он усилием воли заставил себя глотать дальше, все также не открывая глаз.

  Торговый центр позиционировал себя, как элитный, поэтому даже кабинки в туалетах были оборудованы небольшими раковинами. Оторвавшись от горлышка, Егор наощупь дотянулся до смесителя, поднял металлический язычок и начал жадно пить из-под крана, заливая бушующий внутри пожар. Постепенно пламя угасло, оставив вместо себя разливающееся по телу приятное тепло. Когда оно добралось до головы, Егора резко отпустило. Перестали трястись руки, мысли стали четкими, а паника и ужас помахали ручкой на прощанье и пошли по своим делам. Обещали вернуться, конечно, но когда-нибудь потом.

  Егор расслабленно сполз спиной по стене рядом с унитазом, уселся на кафельный пол и резко открыл глаза. Над пластиковой дверью больше никто не возвышался. Егор посмотрел вниз, на широкую щель между плиткой и низом перегородки – никаких ног. Посидел несколько минут, вспоминая каково это, быть пьяным. Кстати, неплохо... Даже очень! Выпил еще, запил водичкой, аккуратно отодвинул цилиндр шпингалета и решительно пнул дверь ногой. Ануннаков не было. Был только какой-то таджик в форме персонала, испуганно отскочивший от писсуара и намочивший недавно помытую стену. Егор победно усмехнулся, спрятал бутылку под куртку и пошел прочь, слыша за спиной незнакомую южную брань, в которую очень органично вплетались русские матерные слова.

  А потом начался продолжительный и совсем не похожий на одноименную комедию День сурка. Он состоял из коротких промежутков относительной трезвости и длительных периодов опьянения. Егор окрестил такое времяпрепровождение – вынужденным, контролируемым запоем.

  Перерывы в употреблении были недолгими не потому, что Егору так уж хотелось бухать, во всяком случае – поначалу, а потому, что как только он более-менее трезвел, тут же где-нибудь рядом из воздуха вырастали длинные силуэты горбатых засранцев. Приходилось срочно выпивать грамм сто пятьдесят – двести, а потом в течении всего дня догоняться, поскольку только таким способом можно было заставить Ануннаков исчезнуть. Это могло бы быть очень даже смешно, если бы не было так страшно.

  К вечеру Егора вырубало, но часа в два-три ночи действие анестезии ослабевало, и он просыпался в состоянии паники и тремора, покрытый липким холодным потом. Глаза старался не открывать, потому что итак всем своим естеством ощущал совсем рядом с собой эманации чужого, холодного разума, а крепко зажмуренные веки давали наивную иллюзию защиты, типа одеяла, которым в детстве можно накрыться с головой, и все невидимые монстры в комнате исчезнут. Дотягивался до бутылки, предусмотрительно с вечера поставленной на пол рядом с кроватью, делал несколько глотков и ложился обратно, трясясь всем телом и ожидая радостной встречи нервных клеток и этанола. Через пару минут, чувствуя, что встреча состоялась, смело открывал глаза, внимательно осматривался в полумраке спальни и, убедившись, что гости удалились, шел курить на балкон. Там, дымя сигаретой и смотря на белеющую в ночи поверхность Реки, каждый раз задавался вопросом, что мешает Ануннакам просто-напросто убрать эту бутылку от кровати Егора, пока он спит, не находил ответа и шел спать дальше.

  По утрам все было примерно также, только посетители приходили не сразу, а давали Егору время сходить в туалет и умыться, а иногда даже позавтракать. Но появлялись непременно, так что приходилось как можно быстрее заливать в себя водку сразу же, как только в голове появлялся колючий холодок ужаса, а на самом краю зрения начинали проступать серые силуэты. Через несколько дней, Егор так к этому привык, что даже начал вежливо здороваться с ними перед первой рюмкой, а после второй – весело и громко слать на хер.

  Однако, на самом деле, все это было невообразимо жутко и до предела абсурдно. Егор пил водку, которая была его личным проклятием, исковеркавшим всю жизнь, и от пристрастия к которой он так мучительно боролся. Пил водку, чтобы спастись. Спастись от инопланетян из прошлого, хотевших забрать с собой в это самое прошлое его тело и душу. Шизофренический бред! Сивой кобылы сон... Расскажи кому – именно так и скажут, да еще бригаду со смирительными рубашками вызовут. Белочка, хрена тут думать! Но для Егора это была не белочка. Не лисичка и не хомячок. Это была страшная реальность, в которой он жил. Жил только с одной целью и надеждой – продержаться до тридцать первого декабря.

  Именно в этот день он увидит свою дочь. А потом – хоть трава не расти! Пусть забирают... Иногда даже становилось интересно – вот заберут они его и что? Что там будет в далеком прошлом? Что с ним сделают? Превратят в покемона или человека-паука? Хотя такой нездоровый интерес приходил обычно под вечер, когда накидавшийся за день Егор шаркал к кровати, а с утра, в недолгие минуты трезвости, он думал про первое января. Ведь, если верить все тому же Петру Валентиновичу, в Новом году Варяги приходить не смогут. Закроется их дверь через тысячелетия на целых двенадцать лет. Так что, не все так плохо! Бухать осталось совсем немного, главное, чтобы бедный организм выдержал.

  Хотя, если честно, про встречу с дочерью Егор думал намного чаще, чем про спасение от Ануннаков. Это событие постепенно превратилось в его сознании в некий Рубикон, который надо пересечь, а дальше все будет хорошо. Совершенно неизвестно, с какой стати и каким образом, но будет... Обязательно. Самообман чистой воды. Но сейчас Егору было не до этого. На долгие размышления и самоанализ не было ни времени, ни сил. Надо было бухать, "облегчать" и "облегчать" душу, чтобы продержаться.

  В последние дни декабря Варяги совсем охренели. Стали намного активней и настойчивее. Настолько, что теперь для того, чтобы не видеть их мерзотные серые хари, приходилось выпивать много больше. А утром тридцатого числа, вообще, произошел такой казус, что Егор потом не мог прийти в себя весь день. Проснувшись от сушняка, склеившего все во рту, он открыл глаза и увидел в десяти сантиметрах от своего лица здоровенную скуластую морду с раскосыми желтыми зенками, внимательно рассматривавшими Егора. Испуг был настолько неожиданный и сильный, что, вообще, не понятно, как выдержало сердце, да еще с похмелья. Егор заорал во всю глотку, скатился с кровати и не придумал ничего лучше, чем заползти под нее, укрывшись в клубах, поднятой им пыли, толстым слоем лежавшей на давно не мытом ламинате. Не прекращая орать вытянул из-под кровати руку, каждый миг ожидая, что ее сейчас схватят холодные длинные пальцы, вцепился в спасительную бутылку и начал заливать в себя булькавшую в ней жидкость. Лежа это было делать очень неудобно, особенно если учесть, что жидкость была отнюдь не компотом, поэтому Егор поперхнулся, долго кашлял, водка брызнула из носа, его чуть не вырвало, но все равно утренняя доза средства от пришельцев была героически проглочена.

  Затем лежал с закрытыми глазами, вдыхая носом пыль и слушая, как постепенно успокаивается ушедшее в галоп сердце. Мысли в голове были очень странными. Про кровососущих насекомых, паразитов и грызунов. Егор долго не мог понять – почему в его мозгах по кругу носится эта цепочка совершенно не уместных сейчас образов, пока он прячется под кроватью от Ануннаков и пьет из горла водку. Потом догадался, что все дело в только что придуманном им словосочетании "средство от пришельцев".

  Ведь есть средство от комаров и от клещей, его из баллончика распыляют на одежду и открытые участки кожи. Есть средство от мышей и прочих крыс, его рассыпают по углам помещений, хвостатые и усатые с удовольствием жрут его, а потом безо всякого удовольствия дохнут. Средство от вшей, глистов и клопов... А есть средство от пришельцев. Его пьют. И пришельцы исчезают.

  Более того, Егора понесло: если бы все люди в мире были такими же долбанутыми, как он сам, Петя и все те сотни или тысячи несчастных, которых уже утащили в глубину времён или вот-вот утащат, то проблемы алкоголизма не существовало бы в принципе. На всех бутылках водки, текилы, виски, рома, вина, пива и так далее, списочек-то обширен, было бы вместо вышеперечисленных наименований написано всего два слова – "Средство от пришельцев." А на задней этикетке чёткая и строгая инструкция: применять внутрь. Дозировка и частота приема подбираются индивидуально, а также в зависимости от ситуации. В целях профилактики появления рядом инопланетных существ – по две стопки, четыре раза в день, а в острой фазе, то есть, когда паразиты уже материализовались в непосредственной близости, – большими глотками прямо из горла до полного исчезновения оных.

  И все! Никто бы не подумал пить всю эту гадость для каких-то иных целей. Мир был бы трезв и счастлив. Только раз в двенадцать лет уходил бы в тотальный и весёлый запой на целый год. Исключительно для профилактики.

  Круто! Про то, что станет с миром после такого запоя, а в частности с родной страной, которая даже после девятидневных новогодних каникул приходит в себя аж до февраля, Егор совершенно не думал. Он был уже пьян и всецело увлечён идеей.

  Даже начал развивать ее дальше, решив стать пионером новой концепции жизни, открыв первый в мире завод по производству волшебного лекарства и став монополистом в этом бизнесе. Исходное условие размышлений, заключавшееся в том, что ВСЕ люди на земле должны быть подвержены нападкам Ануннаков, было забыто. Лежал, глотал водку и лелеял свой алкогольный бред, не думая больше ни про Варягов, совсем недавно находившихся в спальне, ни про то, что сейчас утро, а он лежит под кроватью вместо того, чтобы пойти завтракать, умываться и приходить в себя... Вобщем, увлёкся. Увлёкся, нажрался и уснул, блаженно свернувшись на прохладном ламинате в пыльном полумраке своего маленького мирка.

  Похмелье было тяжелым. Егор с трудом разлепил веки и долго не мог понять, где он находится, почему вокруг опять темно и что, вообще, произошло. Постепенно, отдельными образами, начали проявляться утренние подробности. Серая морда прямо перед глазами, позорное бегство под кровать, средство от пришельцев, всемирный запой, идеальный бизнес-план...

  "Господи! – думал он, морщась от дикого сушняка, резкой боли в висках и тремора во всем теле. – Какая ахинея! Надо ж было так с утра нахерачиться!" С другой стороны, что ему еще оставалось делать, если они приперлись сегодня так рано?

  "Или вчера?! – Стрельнуло вдруг в голове. – Какое, блин, число? Тридцать первое или еще нет? Вообще, там сейчас какое время суток, над кроватью-то?"

  Кряхтя, выполз из своего убежища, покрытый пылью и похожий на жертву землетрясения, только что извлеченную из-под завалов. Пошатываясь, дошел до белеющих в сумрачной комнате настенных часов. Шесть – десять. Ништяк! Шесть – десть чего? Утра или вечера? Нашел телефон и облегченно выдохнул. Все еще тридцатое... Вечер.

  "Надо похмелиться! – родилось в голове. – Сейчас ведь припрутся!" Включил в спальне свет, заглянул под кровать. Там валялась пустая бутылка. Внутренне содрогаясь от мысли, что он с утра выпил целый пузырь водки, поставив очередной антирекорд в своем возобновившемся пьянстве, Егор доковылял до гостиной, открыл стеклянную дверцу бара, где стояли запасы средства от пришельцев, налил полную рюмку и застыл, глядя в прозрачную жидкость, в которой странным образом смешивались быстрое облегчение от страданий сегодня и долгая мучительная расплата за это облегчение завтра. Завтра...

  Завтра прилетает дочь... А он тут снова бухает... Егор поставил рюмку на барную стойку, оперся руками о длинную столешницу, прижался к ее прохладной поверхности лбом. Нет! Нельзя! Завтра надо быть трезвым. Трезвым и, по возможности, не опухшим... А если эти сейчас явятся? А они ведь явятся, к бабке не ходи!

  Пошел на балкон. Курил, смотрел на белую простынь Реки, усеянную, словно клопами, темными точками засидевшихся рыбаков, на горы, еле видные в сизом морозном тумане, на хмурое зимнее небо. Смотрел и думал. Самолет по словам тещи прилетает в шесть двадцать вечера. Паспортный контроль, багаж, такси до Города; у родителей жены они будут примерно в девять, может чуть раньше. Значит нужно продержаться больше суток. Вопрос – как? Ответа не было. Точнее был, но только один. Один единственный ответ, стоявший на барной стойке, в рюмке на длинной позолоченной ножке. Прозрачный, бликующий в свете ламп, такой желанный и, в то же время, отвратительный. Егор повернулся, взглянул через балконную дверь на полную стопку водки и покачал головой.

  "Не могу... Не хочу! – решимость крепла в душе и начала задавливать страх. – Пусть забирают, пить я больше не буду!" – вместе с решимостью пришло смирение и спокойствие. "Утащат – значит судьба такая. Надоело прятаться в стакане! Пошли они на хер вместе со своими нитями времени, шумерами и гребаной Нибиру!"

  Решительно вылил водку в раковину, поставил вариться кофе и пошел в душ.

  Ануннаки, как ни странно, не пришли. Ни вечером, ни долгой бессонной ночью. Егор не спал вообще. Его скрючил чудовищный отходняк. Этиловый спирт резко перестал поступать в организм, и все симптомы абстинентного синдрома обрушились на этот самый бедный организм с чудовищной силой.

  Егор метался в холодном поту по кровати, потом замерзал до озноба, укутывался в одеяло и снова изнывал от жары. Курил, литрами пил чай с медом, пялился в телевизор, просто шлялся из комнаты в комнату, трясясь всем телом и задевая углы. Потом вновь ложился в постель, пытаясь хоть ненадолго забыться, но ничего не получалось. Было плохо и страшно. Он совершенно не боялся, что вот-вот рядом с ним соткутся из воздуха торжествующие Варяги и не удивлялся тому, что это никак не происходило. Ему просто было страшно. Без причины. Кристально чистый, абсолютный и тотальный Страх. Но он сжимал зубы, думал про завтрашнюю встречу с дочерью и терпел.

  Часов в пять утра, понимая, что сейчас окончательно сойдет с ума, оделся потеплее и отправился гулять. Прошел по пустынной набережной, поднялся на пару кварталов вверх и вдруг остановился у ворот храма Вознесения Христа. Долго разглядывал еле видимые на фоне темного неба контуры куполов и крестов. Как ни странно, стало чуть легче. Даже неожиданно захотелось оказаться внутри, среди икон и свечей, вдохнуть аромат кадильного дыма и горячего воска, послушать торжественную тишину... Совершенно не свойственное ему ранее желание, но сейчас Егор от всей души жалел, что церковь закрыта и он никак не может оказаться посреди молитвенного зала.

  "Вот где прятаться-то надо было, а не в бутылке!" – вдруг родилась в сознании горькая мысль...

  Стоял долго, несколько часов, не замечая времени, забыв про все на свете, плавая в этом новом ощущении правильности и чистоты мыслей, которого ему всегда так не хватало. Из глаз лились слезы. Не горя, не радости. Просто слезы... Сами по себе, взяли и потекли. Егор плакал, шептал какие-то слова, неумело крестился и кланялся лику Спасителя, нарисованному над воротами. Постепенно из самой глубины подсознания начал формироваться какой-то неясный размытый образ. С каждой минутой он приближался и нарастал. Наконец Егор понял, что это не образ, а скорее звук. Поначалу очень тихий, еле уловимый, но теперь обретающий плоть и смысл. Далее – звук превратился в речь, а та в свою очередь начала дробиться на отдельные предложения, неразборчивые, но явно повторяющиеся по кругу. И вдруг в голове совершенно ясно и отчетливо прозвучали слова. Очень странный, необычный, но в то же время смутно знакомый, женский голос тихо произнес:

  – Поддайся Страху, не прячься, а пройди сквозь него и обретешь Смирение и Любовь. Они тебе необходимы, так как ты избран...

  Егор вздрогнул и очнулся.

  Ворота храма были открыты. Попрошайки занимали свои места с обеих их сторон, мимо него прошли две старушки, заранее пришедшие на службу.

  "Утро... – подумал Егор. – Я замерз."

  Посмотрел на высокие деревянные двери церкви, в которых исчезли бабульки, но пойти за ними так и не осмелился, сам толком не зная почему. А ведь так хотел! Повернулся и пошел домой. Что с ним происходило последние несколько часов, он не понимал, да и не старался понять. Главное – это то, что ему стало нормально. Ушел страх, дрожь из похмельной превратилась в обычную, от холода, Ануннаки рядом не ощущались, а душа была словно опустошена. Но опустошенность эта была не тягостной, а наоборот какой-то светлой и легкой, словно усталость после долгой, но хорошо сделанной работы.

  На улице уже начинало светлеть, когда Егор зашел свою в квартиру, скинул верхнюю одежду и упал на кровать. Через несколько секунд он спал. Совершенно здоровым, крепким и трезвым сном. Тем самым, настоящим, во время которого отдыхают и тело, и мозг. Сном, который ему давно и не снился. Такой вот странный каламбур...

  Проснулся около пяти, бодрым и отдохнувшим. Егор вообще уже не помнил, когда у него в последний раз было такое состояние после пробуждения.

  Мысли сбились в одну радостную и нетерпеливую кучу. Тридцать первое. Самолет. Дочка. Девять часов. Ануннаков – нет. Может у них уже две тысячи семнадцатый? Может они по Владивостоку или Камчатке празднуют?.. Да по хрен на них! Нету и хорошо! Хорошо! Все теперь будет хорошо!

  Поел пельменей с неожиданным аппетитом, с наслаждением выпил кофе, помылся, тщательно побрил лицо. Потом возникла идея, что встречать – так по всей форме. Долго рылся в гардеробной, пока не нашел свой серый строгий костюм. Классическая двойка, еще со свадьбы. Надевал раз пять от силы, так как вскоре после бракосочетания поправился, и пиджак с брюками стали малы. Тщательно выгладил, одел и подошел к зеркалу. Костюм вместо того, чтобы, как когда-то, туго обтягивать фигуру, треща швами при движении рук и ног, наоборот, висел чуть мешковато, явно намекая, что размерчик то должен быть поменьше хотя бы на единицу.

  "Пипец! Сколько ж я сбросил за осень?! – подумал Егор. – Хотя, в принципе, итак нормально. Главное, что морда не опухшая. Как ни странно. Теперь хоть на человека похож..."

  В квартире, естественно, усидеть не смог. Уже часов в семь Егор нарезал круги вокруг тещиного дома. Нарезал по большому радиусу, чтобы ненароком не встретить машину из аэропорта во дворе и не напугать бывшую супругу столь быстрым появлением. Народу на улице уже почти не было. Все расселись по квартирам, готовясь к празднику. Только останавливались иногда у подъездов такси, привозя чьих-то веселых и нарядных гостей.

  Ровно в двадцать один ноль-ноль Егор с замиранием сердца нажал на кнопку дверного звонка. За дверью было тихо. Непонятно... Неужели еще не приехали? Позвонил еще пару раз и уже достал телефон, чтобы набрать тещу, когда послышался звук поворачиваемой ручки замка. Дверное полотно приоткрылось, и в щели показался хмурый тесть. Увидел Егора, и его лицо приняло такое выражение, словно отворив дверь, он обнаружил на коврике перед ней большую свежую кучу дерьма.

  Егор как можно дружелюбнее улыбнулся и сказал:

  – С наступающим, Борис Алексеевич!

  – И тебя туда же. – процедил тот сквозь зубы. – Чего хотел?

  "На хер тебя послать в честь праздника!"

  – А они разве еще не приехали? – Егор изо всех старался, чтобы его улыбка действительно была похожа на улыбку, а не на оскал идиота.

  – Кто не приехал?

  – Ну... Супруга Ваша... Дочь, внучка... И этот...

  – На Кубе они. Второй день уже загорают. Там будут отмечать. – с плохо скрываемым злорадством выдал тесть.

  – А Вас чего не взяли? – тупо спросил Егор, до которого толком еще не дошел смысл этих слов. Точнее, дошел, но сознание отказывалось считать его смыслом и изо всех сил отмахивалось.

  – А я к ним в Марбелью летом полечу. Больно далеко мне на Кубу... Восемнадцать часов в самолете.

  Егор больше не улыбался. Взгляд стал пустым и обреченным, как у больной, побитой собаки.

  – А сюда они, когда собираются? – тихо спросил он, чувствуя, как в сердце кто-то медленно, но очень-очень больно вкручивает огромный холодный саморез.

  – Сюда? – усмехнулся Алексеич. – А хули им тут делать, на нашей помойке? На тебя смотреть?

  – Но, говорили же, тридцать первого, в шесть двадцать...

  – Передумали! – отрезал он. – И моей билет купили, она с ними там в окияне купается вовсю. Все! С Новым годом! – И с лязгом захлопнул дверь.

  Егор постоял с полминуты, уставившись на покрытый темно-синей краской металлический прямоугольник, все еще дребезжавший от силы удара. Потом набрал номер тещи. Вне доступа. Набрал номер, с которого ему тогда звонила дочка. Набранный Вами... Не существует...

  Сел прямо на бетонный пол. Закрыл глаза. Вокруг опять бесшумно рушились и падали какие-то стены, ломались колонны, летели плиты перекрытия. Который раз летела в бездну вся его никчемная и нелепая жизнь. Егор медленно поднялся, ничего не видя в клубах пыли и кирпичной крошки, нащупал перила и пошел вниз по лестнице.

  Куда он шел и что собирался делать, он уже знал

  ***

  23:52. Первые две рюмки пошли хорошо. Опьянение Егор ощутил почти сразу. Все-таки, после подкроватного запоя прошло совсем мало времени, и какое-то количество алкоголя в крови еще оставалось. Водка была ледяной, сок – тоже. Егор закурил, выпил еще, поморщился и подошел к проруби. Стоял, внимательно вглядываясь в черную воду.

  "Словно свежая, вырытая могила. – вдруг подумал он. – Сырая, холодная и бездонная..."

  На душе было спокойно и даже как-то немного радостно от ощущения того, что все это сейчас закончится. Неожиданно вспомнилось вчерашнее необычное вдохновение около храма, мелькнула череда мыслей о неправильности принятого решения, смертном грехе, бесконечных муках... Мелькнула и пронеслась дальше. Егор затянулся в последний раз, щелчком отправил тлеющую искорку бычка в темноту и, не снимая одежды, опустил ноги на первую перекладину лестницы. Через секунду обжигающе-холодная вода залилась через края ботинок, и ступни онемели.

  "Надо сразу нырять. – подумал он. – Так буду спускаться – замерзну на хрен и передумаю... Хотя нет. Не передумаю. Сил нет. Совсем. Больно душа тяжелая. Пипец, тяжелая... Не прав ты был, Петя. Не всех они забирают. Во мне вот разочаровались... Ну и хорошо. Я уж как-нибудь сам."

  Егор хотел прыгнуть, но неожиданно спросил сам у себя:

  "Какой Петя? Ты с кем сейчас разговаривал, Егорка?.. И кто – Они? Которые, во мне разочаровались..."

  Что-то странное происходило с памятью. Вот – вроде только что была зима, заснеженный пляж, а вроде бы и нет. Лето сейчас... Хотя, какое на хер лето, он же перед прорубью стоит, утопиться хочет. А зачем ему топиться? А! Точно! Дочка... Так они же на турбазе? Или на Кубе? Стоп! На какой, в жопу, Кубе? Что за бред? Что, блядь, с ним творится? Откуда здесь прорубь в июле?!!!

  Егор опустил глаза и увидел свое отражение в темной воде. Еле успел удивиться тому факту, что он одет в зимнее, когда разглядел за своей спиной очень высокого и страшного человека, положившему огромную руку ему прямо на голову. Хотел резко развернуться и посмотреть, кто это, но не успел. В ушах раздался громкий звон, быстро переходящий в чуть слышный, но раздирающий барабанные перепонки ультразвук, и Егор исчез...


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю