Текст книги "Аквариум (СИ)"

Автор книги: Олег Фомин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 42 страниц)

  У них тут средневековье, чтоли? Инопланетяне, блин! Ни бластеров, ни лазеров, ни плазменных пистолетов, одни мечи да луки. Хотя, я же все-таки в прошлом...

  Третий инопланетянин был очень похож на первого и стоял рядом с ним, немного сзади и правее. Такой же стройный, мускулистый, весь лоснящийся, только не белый, а черный, Не сотканный из непроглядного мрака, как Негры, а просто черный, как... негры. Только те, настоящие, которые афроамериканцы. И рот у него был. А изо рта торчали острые зубы, ярко белые и ровные, как у пираньи. Длинный двуручный меч небрежно лежал на плече, придерживаемый левой рукой, а рука правая сжимала какой-то совершенно непонятный предмет, совсем не похожий на оружие. Я не мог его толком разглядеть за телом альбиноса; что-то вроде двух подвешенных на цепочках металлических блюдец.

  Четвертый...

  Самый поганый. Он стоял справа. Если бы я был художником, и меня попросили бы изобразить смерть, именно его я бы и нарисовал.

  Бледный. Именно это слово сразу приходило на ум. Его серо-синяя кожа была полупрозрачной, и через нее причудливо проглядывали паутина вен, мышечный слой и кости скелета. Костлявый и высоченный, похожий на сухое мертвое дерево, он бы возвышался над остальными на метр, если бы не был согнут, как древний старик. Широкая спина с торчащими позвонками вздымалась над головой, насаженной на изогнутую худую шею, вызывающую в сознании образ птицы гриф, а длинные руки почти касались земли. Но самым неприятным было лицо, через вполне человеческую плоть которого было видно череп. За шарами глазных яблок угадывались темные впадины глазниц, над которыми белела покатая лобная кость, через щеки просвечивали выпирающие скулы и челюсти со всеми зубами, отчего казалось, что симпатяга постоянно довольно улыбается. У него тоже был меч. Длинный и полупрозрачный, как будто вырубленный из грязного льда.

  Рыцари... Три Ланселота и один Робин Гуд. С луком, но без яиц.

  На самом деле, ничего смешного в сложившейся ситуации не было. Наоборот, все было очень и очень серьезно. То, как играючи гости манипулировали моим прокачанным подсознанием, пытаясь тихой сапой прокрасться к Насте с сыном, ступор, в который они погрузили ее, а также степень их защиты на всех уровнях, кроме визуального, да и сам их вид – все это приводило к довольно неприятным выводам. И если на бой с Неграми я шел решительно и вдохновенно, то сейчас душу корябало острым коготком поганенькое сомнение. А по Хуану ли сомбреро?

  А потом я вдруг осознал.

  Стоящие предо мной были не просто разумными существами с другой планеты или галактики, как, например, Ануннаки и Негры. Не одним из механизмов противостоящей нам машины, выполняющим строго определенную функцию. Они не получали приказов создать очередной полигон для опытов или уничтожить вышедших за пределы эксперимента испытуемых. Они сами отдавали такие приказы. Они были, если не создателями этой машины, то, по крайней мере, ее операторами, и даже само слово "существа", в отношении их, наверное, было неверным определением. Принципы или законы. Точнее, антизаконы антивселенной, которая неумолимо надвигалась на привычное нам мироздание. А видимые мною образы человекоподобных созданий с оружием в руках являлись не их истинным обличьем, а результатом работы исключительно моих разума и подсознания, пытающихся максимально точно адаптировать непознаваемое и запредельное во что-то более или менее конкретное.

  Вот такое откровение неожиданно явилось мне. Словно письмо, пришедшее на электронную почту, в мозгу неожиданно появилась эта информация. Отправитель был не указан, но я мог дать рупь за сто, что тут не обошлось без вмешательства Ивана и его друзей. Я почувствовал мимолетное касание моего сознания знакомой чистой и первозданной силы, как будто кто-то большой и бесконечно мудрый ободряюще похлопал меня по плечу.

  Почувствовали это и четыре безымянные сущности, до этого молча и неподвижно разглядывающие меня. Они одновременно чуть приподняли руки с оружием и совершенно неуловимо вдруг оказались на расстоянии вытянутой руки, практически окружив меня своими телами.

  Ясно. Мне и тем, кто передо мной, дали понять, что "свои" про меня не забыли и наблюдают. Только, что толку? Мне помощь нужна, а не ободрение... Как я буду драться с законами? Закону можно либо следовать, либо его нарушать. Третьего не дано.

  Значит, придется нарушать...

  – Не придется! – Раздался у меня внутри бесцветный, лишенный эмоций, мужской голос.

  Говорил явно безротый Альбинос, закинувший свой лук куда-то за спину и сделавший еще шаг ко мне. Определил я это безошибочно, так как неожиданно почувствовал его бесплотные белесые пальцы, похожие на трупных червей, прямо внутри своей головы. Причем, судя по всему, находились они там давно.

  "Блин, да как так!" – Взметнулась отчаянная и яростная мысль, и я с грохотом захлопнул двери подсознания, до этого почему-то гостеприимно распахнутые. Пальцы отдернулись.

  – Силен, силен... – Продолжил тот на чистейшем русском, обращаясь то ли ко мне, то ли к своим безмолвным спутникам. – Ничего нарушать не придется. Мы пришли не драться. Мы хотим предложить сделку.

  – Сделку с кем? – Я говорил вслух, не желая даже чуть-чуть контактировать с ним мысленно. Хотя односторонний контакт все равно был, Альбинос так же бубнил у меня в голове.

  – С нами.

  – А кто вы?

  – Мы хотим предложить сделку. – Как заводной, повторил тот, проигнорировав второй вопрос. – Честную и устраивающую обе стороны.

  – Честную? – Усмехнулся я. – Я смотрю, вы такие честные; чуть моему ребенку ноги не приделали втихаря!

  От Альбиноса пришел странный сигнал, возможно, обозначающий усмешку, а потом снова раздался голос:

  – Это игра, Егор. Мы хотели смухлевать, не вышло. Поэтому придется играть по правилам.

  Ну что ж... Зато откровенно.

  – Сделка, устраивающая обе стороны. – Повторил я. – Одна сторона – вы. А вторая? Я? Или я и все, кто мне помогает?

  – Ты. Ты, Настя, ваш сын и больше никого. А те, про кого ты говоришь, тебе вовсе не помогают. Они помогают себе посредством тебя.

  – Так вы же занимаетесь тем же самым!

  – Да. – Лысая голова, увенчанная костяной короной, кивнула. – Только мы не рассказываем красивые сказки, а предлагаем конкретную выгоду. Баш на баш.

  – И в чем суть сделки?

  – Два варианта. Первый – вы отдаете нам ребенка, мы отправляем вас в ваше время. Туда, откуда вас выдернули Тиалокины. Подожди, не смейся! Все то, что вы обрели здесь, останется с вами. Представь, какие возможности будут открыты для тебя и Насти там! Вы станете Богами. Не королями, не президентами, а именно – Богами. Всего человечества. Вы наконец сможете сделать людей такими, какими всегда хотели их видеть. Теперь они будут полностью оправдывать ваши ожидания. Не будет страдания, несправедливости, насилия, войн. Вы создадите праведный, счастливый мир... Или, может быть, какой-то другой, все зависит от вашей фантазии и желания. Кстати, не обязательно именно век двадцать первый по земному летоисчислению. Мы предлагаем его по умолчанию, ибо знаем, что ты почему-то до сих пор имеешь сильную привязанность к своей дочери. А так... Любой год, любая эпоха на ваш выбор, вплоть до две тысячи двадцать восьмого. Вспомни, Егор, кем ты был раньше. Вспомни свою жалкую никчемную жизнь. И кто ты сейчас! Божество, небожитель, воплощенный идеал творения! Сидишь на этой пустой планете в далеком прошлом, когда в твоих силах сделать так много для своих собратьев. Бывших, конечно, собратьев. А ребенок... Нарожаете еще. Десятки, сотни! У вас впереди – бесконечность! И с вашим сыном ничего плохого не произойдет. Мы дадим ему такое, что вам, даже с этими новыми возможностями, и не снилось. Поверь, ему будет хорошо.

  Альбинос замолчал. Испытующе вперился в меня своими крысиными розовыми глазами.

  – Очень заманчиво. – Протянул я. – Вот только у меня есть информация, что в этом случае нам с Настей в будущем править-то особо будет некем. Вы же такое начнете творить, что человечество если и не исчезнет как таковое, то будет... Как бы это сказать?.. Обездушенно! Разве не так?

  – Так. – Снова кивнул безротый. – Именно так и будет, если ты откажешься. Это – не угроза, а констатация факта. Они, – Он посмотрел на небо, – Нам не помешают. А если ты примешь наше предложение, то все эти бессмертные и неповторимые людские души, про которые тебе так много лили в уши, уж прости, нам будут совершенно ни к чему. В наших силах ответвить, если можно так выразиться, линию человечества от основного древа бытия, сделав ее независимой и закрытой. А уж там, внутри, творите, что хотите. При одном условии – не лезть наружу. Не вмешиваться во все то, что будет происходить во Вселенной. Мы, в свою очередь, гарантируем полный суверенитет планете Земля, и нас больше не интересует происходящее на ее поверхности. До тех пор, конечно, пока это происходящее не выйдет за пределы планеты. Но, мы уверены, вам хватит здравомыслия не нарушать условий договора.

  – Уважаемый. – Вежливо сказал я. – Все это весьма красиво звучит, но мне очень сложно полностью вникнуть в смысл сказанного, пока твои друзья своими отвратительными граблями пытаются взломать мое подсознание.

  Белый ничего не ответил, но его подельники, то есть – Черный, Рыжий и Бледный, тут же прекратили все попытки проникнуть в мои мысли, которые они втихаря предпринимали на протяжении всего монолога Альбиноса.

  – Зачем опять эти базарные фокусы? – Продолжил я. – Ты же особо подчеркиваешь вашу честность.

  – Да. Именно поэтому и нам хотелось бы знать твои настоящие мысли. Мы честны перед тобой, а вот будешь ли откровенен ты, мы не в курсе. Ладно. В принципе, если ты дашь положительный ответ, твоя честность будет уже не важна. – Он приблизил свое лицо почти вплотную к моему и приоткрылся. – Вот тебе доказательство нашей правдивости.

  Было очень трудно заставить себя не отшатнуться от рожи Альбиноса, так как я наконец почувствовал все тот же резкий гнилой запах инородности, который исходил и от Негров, и от встреченного моей душой в глубинах космоса Существа.

  – Мы именно оттуда. С той стороны, которую тебе навязали, как Зло. И мы это не скрываем, потому что в данной ситуации мы, наоборот, являемся для тебя Благом. Конкретно для тебя, твоей женщины и вашего ребенка. Мы предлагаем для вас выход. Решение, которое, как ни крути, намного лучше всего, что может вам дать слепое повиновение тем, кто за вами.

  Он отодвинулся от меня и вопросительно посмотрел сверху.

  – Ну? Что скажешь?

  – Ничего. – Ответил я. – Вы говорили про два варианта. Я пока услышал только один.

  – Вариант номер два. – Снова что-то вроде усмешки. – Лично мне, точнее – нам, он нравится гораздо больше...

  – Ты даже не представляешь насколько я рад лично за тебя, точнее за вас!

  – Это вроде бы называется – сарказм, да? – Равнодушно то ли спросил, то ли заключил Альбинос. – Извини, я плохо разбираюсь в том, что вы считаете чувством юмора. Как, впрочем, и во всех остальных ваших чувствах. – И без паузы продолжил. – Второй вариант предполагает ваше присоединение к нам. Ты и твоя женщина вполне наглядно продемонстрировали, чего вы стоите, и мы считаем, что иметь таких соратников в наших рядах достаточно выгодно.

  – Перейти на темную сторону. – Процитировал я, но он понял буквально.

  – Да, если смотреть с твоей текущей морально-нравственной позиции, то она несомненно темная. Но в тебе еще много человеческого, поэтому, как бы парадоксально это не звучало, мы уверены, что ты все еще способен полностью отказаться от человечности. Свобода воли, знаешь ли... Просто надо поменять позицию. Это легко, особенно на том уровне развития, которого ты достиг.

  – То есть плюнуть на род человеческий и полностью отстранится от него?

  – Да. Абсолютно дифференцироваться от слабых и никчемных гомо сапиенс. Больше не считать себя выходцем с планеты Земля. Забыть о том, что ты был человеком.

  – И кем же тогда себя считать?

  – Это не важно. Важно то, что это даст тебе и Насте.

  – Уточни, что именно, будь добр.

  – Первое. – Белый поднял левую руку и выставил длинный указательный палец. Без ногтя, но сужающийся к концу до острого костяного жала. – Ребенок остается с вами. До поры, конечно, не буду скрывать, но определенный вклад в его воспитание вы внесете. Да и потом, когда он перерастет родителей и пойдет по своему пути, вы будете знать, где он и кто он. По-нашему мнению, для вас это крайне привлекательное развитие событий.

  – Второе. – Соседний палец выпрямился и вместе с первым образовал кривоватую латинскую V в центре которой пылал багровый зрачок левого глаза Альбиноса. Его мрачное пламя манило и пугало одновременно. – Второе – это Знание. Безграничное и абсолютное. Вы получите доступ к таким силам, по сравнении с которыми то, чем вы обладаете сейчас, просто ничто. Вы познаете все тайны Вселенной, узрите истинный смысл мироздания, даже сможете заглянуть за край, если, конечно, захотите...

  – Так край все-таки есть? – С каким-то суеверным ужасом поинтересовался я, вдруг осознав, что мое полное отрицание возможности выбора начинает трещать по швам. Вся моя ирония постепенно испарилась, я начал вникать в смысл его слов, взвешивать их и реально обдумывать.

  – Узнаете. – Наверное, это должно было звучать загадочно, но равнодушный тон Альбиноса не предусматривал смысловых оттенков речи. Он выставил следующий палец. – И, наконец, третье – это Власть. Тотальная и абсолютная. Не царствование над одной единственной планетой, населенной примитивными червями, а власть над тысячами миров и миллиардами созданий. Раболепных и послушных. Такая власть приносит великое и бесконечное наслаждение, которое будет с каждым мигом расти и никогда, никогда не приестся и не надоест. Это не передать словами, Егор, позволь я покажу.

  – Как? – Зачарованно спросил я.

  – Приоткрой сознание. Мы не будем в него лезть, обещаю. Просто – маленький канал для информации.

  Я приоткрыл. Он показал.

  Шок. Разрыв шаблонов. Прозрение. Все, что я знал раньше, все, чем дышал и чему верил, исчезло. Мир перевернулся.

  Это длилось не больше секунды, но вместило в себя целую вечность. Сладкую вечность блаженства. Я увидел сотни незнакомых планет, освещаемых светом незнакомых звезд, увидел немыслимые пейзажи и сказочные города, океаны и горы, леса и реки. И еще великое множество пространств, названий которых я не ведал, и которые сложно описать, так как они находились за пределами моего жизненного опыта и знаний.

  И в каждом из этих пространств были живые существа. Миллиарды совершенно разных разумных созданий, как практически неотличимых от людей, так и совершенно на них непохожих. Коленопреклоненных созданий. И все они любили меня. Все они боялись меня. Их бытие было построено на этой любви, а смысл жизни заключался в вечном страхе. И я тоже любил их. Их маленькие дела, совершаемые во имя меня, их маленькие жизни ради меня, пронизанные страданием и мукой, и их маленькие смерти с моим именем на устах. Их боль, такая разная, но всегда прекрасная, стремилась ко мне отовсюду неиссякаемыми прохладными потоками, принося невыразимое никакими словами блаженство. Наслаждение от вкуса самого изысканного блюда, греховная сладость самого сильного оргазма, восторженное восхищение самым лучшим произведением искусства, и еще много таких "самых-самых" причудливо слились в этом чувстве, и в тоже время не шли ни в какое сравнение с ним каждое по отдельности. Неисчерпаемая квинтэссенция удовольствия и удовлетворения.

  Альбинос прервал передачу, и меня накрыло опустошающее чувство безвозвратной потери. Я даже машинально потянулся к белесой фигуре всем телом, не желая отпускать этот кайф. Мне было мало. Хотелось еще и еще. Идеальный наркотик, вызывающий стойкую зависимость после первого же приема. Я подсел сразу и, видимо, навсегда.

  Удивление. Внутри осталось только оно. Удивление от самого себя. Это было немыслимо! Куда делись все мои моральные принципы и нравственность, которую мы так долго и подробно обсуждали с Иваном? Как за долю секунды мое мировоззрение перевернулось с ног на голову? А может быть, наоборот, сейчас оно наконец-то оказалось на ногах? Я стоял и тупо смотрел в землю, не понимая, не веря, и... Улыбался.

  Удивление, ошеломление, шок...

  Впервые в жизни мне было предложено конкретное и четко сформулированное будущее. И самым удивительным было то, что это будущее меня более чем устраивало. Я хотел его. Ради того, что я испытал только что, можно пожертвовать чем угодно. Даже совестью. Даже душой. Бесценной и неповторимой, как говорил все тот же Иван. Иван... Да кто он такой, вообще?! Где он есть, когда нужна помощь? Круг, квадрат, трапеция... Добро, зло, тьма, свет. Намек на намеке. Все не то! Все мнимое, все высосанное из пальца. А они пришли и расставили все по местам. Хочешь вот так? Давай!

  Я застыл в ступоре, сжался и ждал, когда же наконец тот извечный закон, кем-то заложенный в меня при рождении, чтобы быть суровым пастырем нравственности, проснется и жестоко сбросит меня с этой вершины греховного прозрения. Но этого не происходило, вместо мук совести пришло осознание того, что я полностью вышел за пределы человеческого и больше не принадлежу к роду людскому. Слабые, примитивные создания, среди которых я когда-то существовал, стали чуждыми. Никакого тождества, только презрение и отвращение.

  Удивление, ошеломление, шок...

  Я чувствовал, что стоящие вокруг меня снова запустили пальцы в мое подсознание, тщательно сканируя горизонт за горизонтом, легко проникая в самую глубь души. Это было похоже на обыск в квартире подозреваемого, когда суровые и высокомерные милиционеры методично пролистывают каждую книгу на полках, простукивают стены, внимательно изучают содержимое помойного ведра и унитазного бачка. Пусть проверяют. Мне нечего скрывать. Нечего скрывать.

  Нечего скрывать...

  Обыск продолжался достаточно долго. Больше всех старался Бледный, накрывший меня сзади своей широченной согнутой спиной, словно зонтом, и немыслимо изогнувший длинную шею так, что его голова с закрытыми глазами оказалась прямо перед моим лицом. Через мертвую полупрозрачную кожу век я отчетливо видел ритмичные подергивания белесых шаров глазных яблок с кроваво-красными зрачками, которые словно маятник быстро двигались туда-сюда. Наконец, холодные и неприятные прикосновения к самому сокровенному прекратились. Наверное, четверо были удовлетворены, хотя их эмоции, если таковые и имелись, были для меня по-прежнему недоступны.

  Они отстранились от меня, снова выставив вперед свое средневековое оружие, и Альбинос сказал:

  – Мы ждем ответа.

  Все мое естество кричало "Да!", но что-то сдерживало мозг, что-то мешало ему дать сигнал губам и связкам произнести вслух это простое слово. Белый прекрасно видел мою внутреннюю борьбу с самим собой, прекрасно знал мой ответ; ему не надо было даже напрягаться, все было выставлено напоказ. Он снова заговорил, наверное, желая помочь мне официально подтвердить очевидное.

  – Ты станешь одним из нас. Равным среди равных. Между нами не бывает разногласий и ссор. Того, что ты испытал только что, хватает на всех с лихвой.

  – А над нами? – Наконец выдавил я. – Кто будет над нами?

  – Только один. Наш Закон. Великий и непостижимый. Строгий, если его нарушить, но неимоверно щедрый, если ему следовать. А нарушать его ты не захочешь, поверь.

  Только их Закон. Строгий и щедрый... Или уже – Наш закон?

  – Настя! – Неожиданно вспомнил я. – Я не могу без нее... Покажите ей тоже! Она согласится!

  Альбинос не ответил. Такого поворота он явно не ожидал. Казалось, он был крайне недоволен. Стоял, сверлил меня глазами. А потом...

  Блин, снова полезли в голову! Ладно, мне не жалко...

  На этот раз обыск длился еще дольше. Отодрали плинтуса, обои и косяки дверей, передвинули всю мебель и даже вскрыли пол. Ничего не нашли, вроде успокоились, и вновь тишина. Долгая и мучительная.

  А затем за моей спиной вспыхнул теплый родной огонек. А точнее, два огонька.

  Я обернулся. Она стояла на пороге нашей хижины с ребенком на руках. В глазах плескался ужас. Настолько всеобъемлющий и дикий, что Настино лицо казалось маской, посеревшей и неживой. Ваня заплакал, а она все смотрела на меня и только на меня. Четыре непознаваемые сущности рядом были ею полностью проигнорированы. Именно я был причиной ее ужаса. Я стал для нее непознаваемой сущностью. Настя все почувствовала и осознала сразу. Осознала, но поверить не могла. Да я и не сомневался...

  – Настя! – Я двинулся к ней, обходя провал в гранитной поверхности. Я произносил слова очень быстро и громко, почти кричал. – Подожди, ничего не говори! Не бойся, родная! Иди сюда, они покажут, и ты сразу все поймешь! Ты не представляешь, что это! Настя!

  Она начала пятиться назад, инстинктивно отворачивая от меня ребенка, пока не уперлась в бревенчатую стену. Такого выражения лица я не видел ни разу в жизни, и, надеюсь, больше никогда не увижу.

  Я был все ближе.

  – Идем! – Громко сказал я, протягивая руку. – Идем, они тебе все покажут. Верь мне. Мы будем все вместе, понимаешь? ВМЕСТЕ!

  Она не понимала. Бедная девочка сжалась в комок и тряслась, прижимая к груди Ваню, который уже орал на всю Ивановскую, чувствуя, что творится с его матерью. Потерпи чуть-чуть, пожалуйста. Это жестоко, но так надо...

  – Вме-сте. – По слогам повторил я, изо всех сил отмахиваясь от хаотичного потока ее мыслей, штурмующих мой разум. Нельзя, родная, надо вслух...

  Наконец-то! Мне не нужен был ментальный контакт, я слишком хорошо знал свою Настю, так что увидел это в ее глазах. Догадка и вслед за ней радость. Самая искренняя в мире радость и облегчение.

  – Вместе. – Прошептала она и протянула руку.

  Дальше события развивались стремительно, перейдя в режим, измеряемый сотыми долями секунды.

  Конечно, такой резкий скачок эмоций с одного полюса на другой Настя скрыть не смогла. Разноцветная четверка просекла все мгновенно. Я всей поверхностью спины ощутил их синхронный яростный бросок в нашу сторону, но было поздно. Моя рука коснулась ее ладошки, пальцы переплелись, и между ними проскочил разряд, обозначающий образование контактной пары. А потом на нас обрушился сверкающий водопад благодатной силы, бьющей откуда-то из непознаваемых пределов бытия. Я мельком отметил, что в этот раз ее было на порядок больше, чем обычно; немалую долю этой мощи неосознанно притягивал наш сынок. Но удивляться или восхищаться этому времени не было, поэтому, лишь только почувствовав наш выход на рабочий уровень, я от души зачерпнул из падающего сверху потока, соткал что-то вроде кокона, обернувшего нас троих, и направил его с максимальным ускорением назад и вверх, подальше от берега моря. А потом без всякой паузы развернулся, подхватил уже разогнанный Настей удар, вливая в него все свои силы, и вместе с ней от души обрушил его на оставшихся внизу.

  Никаких виртуальных кулаков, молотов или мечей; мы ударили бесформенным сгустком свирепой разрушительной энергии. Промахнуться было сложно – четыре цели находились прямо под нами.

  Это было красиво и страшно. Нам удалось организовать небольшой Армагеддон локального масштаба. Удаляясь в небо со скоростью взлетающего боинга, мы через прозрачную оболочку кокона могли наблюдать, как в гранитную скалу с застывшими на ней четырьмя фигурами с чудовищной силой впечатался огромный невидимый пресс, метров двухсот в диаметре. Протяженный кусок изломанной береговой линии и полоса прибоя просто исчезли, бесшумно провалившись в круглую и кажущуюся бездонной яму, а затем до нас долетел мощный звук гулкого удара, от которого содрогнулась вся планета, а из новорожденной бездны рванул к небесам грандиозный фонтан песка, камня и морской воды. На высоте полукилометра он разросся грязным облаком, став похожим на гигантский гриб, а по поверхности во все стороны понеслась ударная волна идеально ровной расширяющейся окружностью, которая, превратив в пыль деревья и скалы на суше и подняв настоящий цунами на море, исчезла за горизонтом.

  Наш кокон ощутимо тряхнуло, хотя он успел подняться достаточно высоко, но мы с Настей не обратили на это никакого внимания. Наши взгляды были прикованы к творившемуся внизу. Одно дело оперировать такими силами в учебном режиме, и совершенно другое – проверить навыки на практике. Получилось очень впечатляюще. Даже чересчур. Пейзаж, который сквозь густые клубы пыли и дыма проглядывал снизу, был похож на последствия страшного стихийного бедствия. Наверное, примерно тоже самое происходит при падении метеорита, вроде Тунгусского. В привычную береговую линию вгрызся огромный залив с бурно плескавшейся мутной водой, которая кружила в ревущем водовороте стволы вековых деревьев. Гранитные громады по краям шли трещинами и падали в волны, остатки леса вокруг неожиданно охватило пламя, побежавшее по следу взрывной волны.

  Я уловил сожаление и раскаяние Насти, которая представила себе участь животных, обитавших поблизости, но тут уж ничего не поделаешь. Других вариантов не было. Четыре ублюдка должны были вот-вот порвать нас в клочья, так что выбирать не приходилось.

  Ублюдков, кстати, видно не было. Увернуться они точно не успели, я отчетливо помнил прозвучавший в голове отзвук страшного треска, с которым была проломлена их хитрая защита, и видел собственными глазами, как четверка вместе со скалой уходила в рождающуюся бездну.

  – Мы их убили? – Спросила Настя, услышавшая мои мысли.

  – Вряд ли. – Ответил я, плавно опуская нашу сферу на обугленную землю километрах в трех от берега. – Я, вообще, сомневаюсь, что их можно уничтожить. Только остановить ненадолго. Ты, кстати, не знаешь кто это был?

  – Демоны, Егор. – Не задумываясь ответила она. – Демоны из преисподней. Ты даже представить себе не можешь, чего я насмотрелась там, куда они меня запихнули, пока разговаривали с тобой. Ад! Или его преддверие... Хотя, когда мне наконец позволили вернуться, и я увидела тебя, твою душу и все то, что в ней творилось, поняла, что настоящий ад только начинается, потому что ты сам был демоном...

  Она замолчала и всхлипнула, словно заново переживая те мгновения ужаса и дикости, которые я заставил ее пережить.

  Демоны. А что? Очень даже подходящее определение. Не принципы, не законы, не сущности. А просто и однозначно – демоны. Бесы...

  – Прости, Настенька. По-другому они бы не поверили. Я итак до сих пор не понимаю, как смог их обмануть... Скорее всего, мне помогли. Я там столько слоев своего сознания насоздавал, что сам чуть не запутался, где я, а где не я.

  – Я понимаю. Ты молодец. Если уж я сразу не смогла тебя раскусить, то... – Настя остановилась. Потом посмотрела мне в глаза и вслух, обычными словами, произнесла. – Это было очень страшно, Егор. Пожалуйста, не делай больше так.

  – Хорошо. – Я обнял ее, погладил по густым волосам, посмотрел на сына в ее руках. Ваня спал. – Постараюсь больше до такого не доводить.

  Я не стал говорить Насте о том, что на самом деле хотел принять предложение, на самом деле наслаждался показанным мною фрагментом бытия и жаждал его. Заставить себя отказаться от такого было неимоверно сложно, и в моей душе острым ржавым гвоздем засело сожаление об утраченном блаженстве, сомнение в правильности решения.

  Но она итак видела меня насквозь.

  – Егор. Ты не ошибся. Тебя пытались искусить, но ты устоял. Не знаю – лгали они или нет, не знаю, смогла бы я сама удержаться от соблазна, окажись на твоем месте... Зато я точно знаю, что так правильно. Мне-то ты веришь?

  – Да, родная.

  Ей я верил. Я тоже видел ее насквозь, и железобетонная вера Насти придавала сил и отгоняла прочь все сомнения.

  Наши ноги коснулись хрустящей, почерневшей и дымящейся травы, я убрал защитный кокон, а через секунду мы получили ответ на самый первый Настин вопрос.

  Нет. Мы их не убили.

  Четырем сущностям больше не было смысла прятать себя за безликими масками, которым наше, к счастью, все еще человеческое подсознание само придавало бы более-менее постижимые для него же черты. Их план не сработал, и скрывать свою истинную суть они перестали. А может быть, просто не могли после обрушившегося на них удара. Такая точка зрения мне нравилась больше.

  Небо, уже второй раз за этот безумный, бесконечный день начало темнеть, наливаясь темно-багровым, задул сильный ветер, и ударил гром. В его сухих, трескучих и пробирающих до костей раскатах километрах в пяти от нас из бушующего моря поднимались четыре крутящихся столпа. Все в той же цветовой гамме и в том же порядке – кирпично-красный, желто-белый, черный и синевато-прозрачный. Они равномерно распределились по всей южной стороне горизонта и пронзили низкое хмурое небо, став похожими на огромные, вихляющиеся из стороны в сторону пуповины, связавшие космос с поверхностью планеты.

  Зрелище было грандиозным и завораживающим.

  А потом раздался голос. Даже не голос, а яростный рев, потрясший все пространство.

  – Черви!!!

  Волна, пришедшая вслед за звуком, была похожа на взрывную. Она взметала вверх морскую воду, поднимала с земли здоровенные камни, вырывала с корнями обугленные пни. Только-только успокоившийся апокалиптический пейзаж вокруг вновь пришел в движение. Я в спешном порядке выставил щит, об невидимую поверхность которого тут же начали разбиваться гранитные валуны.

  – Неблагодарные, глупые черви!!! Вы отказались от такого, что никогда не было и не будет предложено ни одной смертной твари! Познайте ныне безумие свое! Горите вечно душами своими ничтожными! Горите в муках и кормите Нас! Горите и смотрите, что Мы сделаем с вашим дитя, что Мы сделаем с вашим домом! Стенайте и сжирайте плоть с костей своих во веки!!!

  Голос умолк, но эхо его, словно пройдя вокруг всей планеты, вернулось и пульсировало самой материей мира, повторяя и повторяя гневные слова. Небо потемнело еще больше, столпы набирали толщину и приближались.

  – Кажется, я сейчас еще раз рожу от страха. – Сказала Настя и посмотрела на меня. В глазах – печаль, обреченность и какая-то бесшабашная безуминка. Меня всегда поражали эти немыслимые сочетания состояний, которые могла выдавать ее душа.

  – А я по ходу уже родил. Чуешь? – В тон ей ответил я.

  – Нет. – Усмехнулась Настя. Потом вздохнула. – Не дадут нам пожить, Егорушка. Видно, судьба такая...

  – Мы еще посмотрим, кто, чего и кому не даст. – Я набрал в легкие побольше воздуха, чуть не поперхнувшись витающей в нем пылью, и крикнул. Вслух и так громко, как только мог. – А как же правила Игры?! Опять мухлюете, господа?!