Текст книги "Аквариум (СИ)"
Автор книги: Олег Фомин
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 42 страниц)
– Начинаю? – Вскинулся я в недоумении. – Лех, там в пещере девушка спит, я думаю, ты заметил. Так вот... Я ее люблю так, как никто никогда никого не любил и, наверное, не будет любить!
И после недолгой паузы скромно добавил:
– И она меня... Так, какую ещё любовь я должен познать?
– Вечную. – Последовал ответ. – И безусловную.
Я молча смотрел на него, не понимая и ожидая продолжения.
Леший вздохнул и тоном мудрого и терпеливого взрослого, беседующего с недалеким солопедом, заговорил снова:
– Ваша с Настей любовь уникальна. Она давно преодолела самую высокую ступень идеала любви между мужчиной и женщиной и измеряется уже какими-то другими критериями; если, вообще, доступна для каких бы то ни было измерений. Но это только начало пути. Там, в пещере, ты просто великолепно обосновал себе за эгоизм. Все верно. В отношении Насти и вашего будущего ребёнка ты не оставил от своего эгоизма и камня на камне. Но этого мало. Тебе надо укротить само Эго. Наше любимое и безразмерное человеческое Эго. А вот тут ты пока далёк от совершенства.
– Да не хочу я ни хера ничего укрощать! Я просто хочу вытащить отсюда свою женщину в безопасное место! И время. Причём, желательно год этак в две тысячи шестнадцатый! – я уже почти кричал.
– Вот об этом я и говорю. – усмехнулся Леха.
– Не понимаю...
– А это и не обязательно. Придёт время – поймёшь.
Блин! Опять мудрого старца включил. Да что ж с ним такое-то? Так, спокойно, Егорка! Только не возмущаться, а то опять замолчит...
– Ладно. – сказал я. – С любовью понятно, что ничего не понятно. Что там ещё я должен познать или обрести? Короче, третий пункт твоего списка.
– Он не мой. – Задумчиво произнёс Леший, снова словно прислушиваясь к чему-то. – Третий пункт. Третий пункт...
Вдруг он посмотрел мне прямо в глаза, и во взгляде его на короткий миг, но очень отчетливо мелькнули тоска и искреннее сочувствие. Я был уверен, что мне не показалось. Так, наверное, смотрит на пациента врач, знающий его страшный диагноз, но не хотящий или не имеющий права сказать правду.
– Третий пункт. – ещё раз повторил он задумчиво. Снова поднял глаза. Все исчезло. На меня смотрел совершенно спокойный и равнодушный человек. Или кто он там теперь? Проводник?
– Мне тут товарищи из зала подсказывают, что про это тебе рассказывать ещё рано. – Продолжил он совсем другим бодрым и веселым голосом. – Могу только немного намекнуть.
– Ну, сделай милость. – съязвил я.
– Это тоже состояние души. И также, как и любовь, частично ты его обрёл. Если не ошибаюсь, больше года назад в Сарае, когда сидел, прикованный к батарее, после агрессивного психологического ликбеза, проведённого Бородой. Да и потом набирал по чуть-чуть. Но все равно очень мало.
– Похуизм, чтоли? – Спросил я, немного подумав. – А что? Нормальное состояние души...
– Егор! – Голос Лехи зазвенел. – Ты, видимо, до сих пор не понял в какой замес вы попали и, что стоит на кону! Шутки давно кончились!
– Хорошо, хорошо! – Я примирительно поднял руки. – Все. Больше ни-ни! Нельзя, так не говори, сам допру, наверное. Когда-нибудь... Только объясни мне, простому пожарному, зачем мне все это обретать? Все очень красиво и возвышенно звучит, а вот, на хрена это надо, я не понимаю.
Леший снова вздохнул, как старый дядька:
– Это необходимо для того, чтобы твои разум и душа были полностью очищены от ненужной шелухи человеческих предрассудков и стереотипов, чтобы в нужный момент ты сам, осознанно и добровольно принял правильное решение, последствия которого, не буду скрывать, могут быть очень негативными конкретно для тебя, но единственно возможными для спасения всего остального.
– Чего остального?
– Всего.
– Очень исчерпывающий ответ. – Я все еще совершенно не вдуплял, о чем он говорит, но слова про негативные последствия как-то не настраивали на дальнейшее плодотворное сотрудничество с Лешим и с его "товарищами из зала". – А когда наступит этот момент?
– Не знаю. Никто не знает. Но наступит он точно, это уже предопределено.
– А если я не захочу принимать никаких решений?
– Твое право. – Леший пожал плечами. – Это-то как раз никак не может быть предопределено, поэтому и помогают тебе, как могут. Направляют. Мягко и ненавязчиво, заметь. Не то, что эти... Ты человек и обладаешь великим Даром – свободой выбора. Никто, повторяю, никто не может заставить тебя делать что-то против твоей воли. Можешь смело слать все на хер.
– Так просто? – Я даже заулыбался.
– Да. Все просто. Только в этом случае все пойдет псу под хвост. Все, что уже случилось, все, что должно случиться. Многовековые жертвы и усилия таких сил, каких ты даже представить себе не можешь, будут напрасны. Он...
Леший осекся на полуслове и замолчал. Я уловил нечто вроде предостерегающего окрика или свиста, прилетевшего откуда-то из-за темного горизонта.
– Вобщем, поживем – увидим! – снова ненатурально улыбнулся Леха. Было совершенно ясно, что свистели именно для него, типа, не увлекайся, дорогой. Потом его лицо вновь стало серьезным, и он, который раз огорошил меня, сказав. – Егор. Утром я должен уйти. Скорее всего, мы больше не встретимся, во всяком случае, если все пойдет так, как было задумано... Поэтому, завязывай таращить глаза, а задавай свои вопросы. Отвечу не на все, только на те, которые, так сказать, в моей компетенции, но тут постараюсь изложить все максимально подробно и понятно. Хотя времени мало. Впрочем, его всегда мало. Такое уж оно, время... Итак, я весь внимание...
Я даже растерялся от неожиданности. Сначала, зараза, молчит, глаза загадочно закатывает, а теперь – давай, Егор, спрашивай все, что хочешь, все расскажу и покажу, только время совсем чуть-чуть! Я открыл рот и понял, что не знаю, о чем спрашивать. Все, уже услышанное мною, причудливо перемешалось в голове со всем тем, что я хотел бы услышать, поэтому секунд тридцать я просто молчал. Потом все-таки ухватил из этой кучи наугад первый попавшийся вопрос и выдавил его наружу:
– Что случилось с тобой тогда на стройке? Я думал, что ты умер. Не верил, конечно, но все-таки...
– Да. Я умер. – последовал лаконичный ответ. – В упор из калаша очередь поймать, да еще с четвертого этажа навернуться в кучу железобетона – это, Егор, как-то совсем с жизнью несовместимо. Точнее, умер Леший. Тот, человек которого ты знал под этим именем. Который был твоим другом и хранителем. Причем, последним он являлся, сам того не подозревая. Скажу больше – ему помогли умереть. Это жестоко, но все-таки вписывается в рамки нравственных законов в виде концепции "жертвуя малым, сохраняешь большее".
– В смысле, помогли? – спросил я.
– На самом пределе допустимого. Чуть-чуть отвели глаза, на долю мгновения придержали руку, поднимающую автомат, и все. Человека нет. Ты же сам, наверное, так и не смог поверить до конца, потому что не укладывалось в голове, что Леха так легко попался. Он бы этих ребят на лестнице в фарш превратил еще до того, как они стрелять начали. Но не дали ему. Потому что свою задачу он выполнил, а дальше бы только мешал. Другого варианта в той ситуации просто не было. Да, вариант – самый крайний. Осознанное уничтожение свободного разумного существа – это не шутки. Но по-другому – никак. Он итак был обречен самим фактом своего нахождения в Аквариуме, а так его смерть не была напрасной, а послужила великой цели.
– То есть ты – совсем не он, а какой-то хер с горы? – у меня непроизвольно сжались кулаки, а в глазах начало стремительно багроветь. – Я правильно понял?!
– Не так категорично, Егор. – ответил он. Или оно... – Да, я не человек, в том смысле, как ты это понимаешь. Я – представитель другой ветви разума. Но в момент смерти твоего друга, я забрал его память и отпечаток души. Не душу, а именно отпечаток, слепок, копию. Саму душу забирать нельзя. Это догма. Правда кое-кто на эту догму плевать хотел, но мы сейчас не про это... Я вполне отдаю себе отчет, тебе сложно понять и принять, но, хотя бы просто поверь, что я отношусь к тебе в точности также, как он. Таково мое служение на данном этапе Пути. Моя настоящая личность стоит как бы ЗА образом личности Лешего. Поэтому и прорывается человеческое, да так, что Идущим рядом приходиться меня одергивать, как это было только что.
Я молча смотрел на "представителя другой ветви разума" и не понимал, что со мной происходит. Эта сука со своими корешами, "идущими где-то там", убила моего товарища, прикрываясь какими-то мутными отмазками о великой необходимости, а потом прикинулась им, чтобы я, как тупой бычок, шел следом на бойню, ни в чем не сомневаясь и не взбрыкивая. А я сейчас, вместо того, чтобы накинуться на эту тварь и порвать ее на ленточки для бескозырок, сижу и внимательно слушаю все то, что он мне тут заливает. И самое страшное во всем этом, так это то, что я ему почти верю! Нелогично, абсурдно, но это так. Что-то внутри меня, именно внутри, а не навеянное кем-то извне, тут я уверен на все сто, подсказывает мне, что все это действительно необходимо.
Наверное, все дело в силе. В силе, которую я начал чувствовать внутри сидящей передо мной сущности. Не в наличии этой силы, как таковой, а в ее природе. Она была сродни той самой величественной, надмировой и прекрасной энергии, в волны которой нас с Настей два раза забрасывало во время столкновений с Ануннаками. Потенциал и свойства этих двух сил были, конечно, несравнимы, но я совершенно точно определил, что изначальный источник у них один.
Псевдолеший, прищурив глаза, внимательно смотрел на меня. Он прекрасно видел все противоречия, терзающие меня изнутри, и явно был доволен.
– Да. – наконец сказал он. – Все-таки не зря тебя выбрали. А ведь я поначалу был удивлен. Насчет Насти, например, вообще не сомневался, а вот к тебе был целый ряд претензий. Ну и правильно. Им видней...
– Спасибо, очень приятно. – пробормотал я, всеми силами стараясь удержаться от вопроса о тех, кому видней. Все равно не ответит, опять философствовать начнет. Вместо этого, спросил:
– И как мне теперь к тебе обращаться? Другая ветвь?
– Нет. – улыбнулся тот. – Я же говорю, технически – я все тот же Леха, так что можешь так и называть.
– А настоящее имя?
– Настоящее. – он задумался. – Ну, я думаю, ближе всего к русскому будет – Иван.
О как! Чего ж не Агафон?
– Ладно, Ваня. Расскажи-ка мне в общих чертах, в какой такой замес мы попали. Если это, конечно, в твоей компетенции...
***
Сквозь темные рваные полотна облаков проглядывал искрящийся лик Вселенной. Звезды с холодным равнодушием рассматривали двоих, разделенных ярко пылающим костром. Один из них давно перестал быть человеком, а второй никогда им и не являлся.
Хотя, с виду и не скажешь. Сидят два мужика около пламени, греются, о чем-то беседуют. Вполне обычная картина. Затянувшийся пикник на лесной полянке. Засиделись почти до зари. Как рассветет, приготовят на костре завтрак, разбудят спящую неподалеку девушку, сядут в машину и поедут домой, в город. А там – пробки, гул, работа, кофе, стресс, фитнес, ипотека, сто двадцать четвертый айфон и все остальное, такое привычное и обрыдлое.
Облака расступились еще больше, и свет звезд затмила полная луна. Неестественно большая и яркая. Она накинула на непроглядный ночной агат полупрозрачную серебряную вуаль, и мир за пределами освещенной костром окружности стал виден обычным человеческим зрением. Бескрайний первобытный лес раскинулся вокруг от горизонта до горизонта. Кое-где тускло белеют скальные гряды, поблескивает тут и там между деревьев зеркальная поверхность неширокой извилистой речки. И все. Ни огонька, ни лучика. Только на Востоке край неба чуть-чуть светлее; это первые, самые нетерпеливые всадники пока невидимой, но неумолимо надвигающейся армады грядущего дня.
Никакой машины на краю лесной поляны, никаких городов на десятки километров окрест.
Нет здесь ни машин, ни городов, ни деревень. И людей тоже нет. На целую планету – всего три разумных существа, да и те не люди, а хрен поймешь, кто...
– Все дело в душе. – Неспешным речитативом звучал хрипловатый голос Лешего. – Точнее, в душах людей. Из-за них, по большому счету, весь сыр-бор. Именно людей. Самых слабых, самых молодых и неразвитых разумных существ в поддающихся обозрению временах и пространствах. Душа человека – уникальное творение. Единственное в своем роде. Ее потенциал не имеет предела. Он бесконечен, как Вселенная. Из нее можно вылепить что угодно, дело лишь в мастерстве и целях скульптора.
– Душа?
– Да. – серьезно ответил он. – Дух, подсознание, карма, твое "я", называй как хочешь, это не важно. Сгусток бесплотной энергии. Информация или принцип, наделенный искрой Жизни и Разума. Не того разума, который внутри твоей черепной коробки. Человеческий мозг – это, пусть и очень сложный, но полностью подчиненный элементарным физическим законам бездушный механизм. Но Разума глобального. Творческого и ищущего. Неразрывно связанного с информационным полем Вселенной, и чем дальше эволюционирует твоя душа, тем крепче и двухсторонней эта связь. Ее наличие у вас и есть тот самый предмет злобной зависти Ануннаков, тех, кто стоит за ними, и одновременно – их единственная надежда спастись.
– А что ты имеешь в виду под понятием "информационное поле Вселенной" – спросил я.
– Ну, можно сказать, что тоже Разум. Всеобъемлющий и бесконечный, как и сама Вселенная. А вообще... Ты сам все должен понять. Что это... Или кто...
– Хорошо. – продолжил я. – Немного запутанно, но намек я вроде уловил. Уточню – не принял, а только смутно уловил. Я про душу хочу еще спросить. Ты говоришь, что она развивается. И может это делать беспредельно... Согласен, я этот процесс внутри себя очень четко ощущаю. Но тело мое ведь тоже развивается. Да так, что я офигеваю порой. Я же вон на дерево с места запрыгнуть могу или камень вот этот расколоть одним ударом! А, по твоим словам, тело вообще не при делах. Или нет?
– И тело тоже. – кивнул Леха. – Только не так быстро. Оно ведь впаяно в мир материи, поэтому его возможности имеют свой потолок. Пусть ты его еще не видишь, но он есть. Как тот суслик... А эволюция души, повторяю для недалеких, бесконечна! Наверное, поэтому и модернизируются они в разных масштабах. Во всяком случае, конкретно у тебя и у Насти. Чтобы все было соразмерно, в рамках "золотого сечения", если можно так выразиться. Будь по-другому, сидел бы сейчас передо мной не ты, а очередной здоровенный Урод. Или какой-нибудь мега экстрасенс, настолько же мощный ментально, насколько хилый телом, так, что соплей перешибешь. Ануннаки вон, бедные, сколько тысяч лет пыжатся-пыжатся, а нужную пропорцию найти не могут. И получаются у них в основном все те же Уроды или подобные им. В твоей коробке особого разнообразия не было, а я такого насмотрелся, мама дорогая! Нет предела совершенству мерзости. Твои слова вроде? Так вот, те существа, что у них на выходе получаются, даже самые, казалось бы, высокоразвитые, доведенные и отточенные до предела, души по сути уже не имеют. Сложно душе эволюционировать при такой трансформации тела и разума. Она ведь человеческой осталась, а мозг уже нет. Там Ануннак сидит, самый настоящий. Даже, скорее, не он, а кое-кто пострашнее. Вы с Настей, помнится, поражались отсутствием всяческой морали у самых прокачанных Уродов. А она у них есть. Только совсем-совсем другая. С Той стороны. И душе с этой моралью рядом делать нечего.
– А почему у меня и у Насти все не так? – прервал я его. – Нашли, наконец, пропорцию?
– Нет. – Усмехнулся Леший, качая головой. – Вас мы вели. С самого начала. Потихоньку, опять же на самом пределе, чтобы как можно дольше эти не заметили. Основную работу над собой сделали, конечно, вы сами, недаром вас выбрали, мы лишь чуть-чуть подправляли и ускоряли процесс. Периоды поломали, Дятла подкинули. Он же не сам к твоему Сараю приперся. Если б не он, сколько бы ты еще там сидел? Мы тебя оттуда вытащили, а потом, когда был период, тоже немного вмешались.
– Лицей на Сталелитейщик закинули?
– Угу. Вы бы с Настей так и так встретились рано или поздно, но мы решили, что лучше все-таки рано, потому что наш оппонент начал чуять неладное.
– А то, что столько людей в расход пошло, – это нормально? – У меня перед глазами опять промелькнули лица. Володя, Валуев, Светик, Чапай, Бабушка, Кирюша, остальные Настины. Леший снова... Не эта подделка, а тот настоящий. – На самом пределе допустимого, но нормально, да?
– Да. – отрезала подделка, исподлобья смотря мне в глаза. – Лес рубят – щепки летят. Прими это, Егор. По-другому ничего не получится.
Я молчал. Наверное, можно сейчас, прямо отсюда, одним прыжком, одним ударом. Не успеет он среагировать. Я быстрый. Хрустнет шея, и нет Ванечки... Можно. Только какой смысл? Месть? Не вернет эта месть моих друзей, не повернет время вспять. А так... Хоть послушаю козла. Может все-таки расскажет что-нибудь полезное.
– Дальше. – Выдержав паузу и удовлетворенно кивнув, продолжил тот. Вот сука, насквозь ведь видит! – Ануннаки ваше отличие от остальных обнаружили лишь после того, как произошла твоя встреча с Настей. Когда вы осознали друг друга, там, в подвале. Это была ваша идентификация. Она активировала вяло текущий процесс эволюции, переведя его в сверхзвуковой режим. Ты, наверное, заметил, что в паре вы в разы эффективнее.
– Заметил, Ваня, заметил.
– Ануннаки – продолжил Ваня, проигнорировав сарказм – Контролируют тысячи, если не миллионы коробок, причем одновременно в разных временах. Без нелепых тавтологий нам сегодня, видимо, не обойтись... И вот, из одного, практически безнадежного Аквариума, имитирующего провинциальный город двадцать первого века, приходит сигнал. Я так думаю, от твоего ненаглядного Петровича. Они прилетают, вас им торжественно демонстрируют на стадионе, и они охреневают. От радости. Наконец-то получилось. А уж второй раз, когда выяснилось, что Настя беременна, тут они просто забились в экстазе. Главная цель всей этой космической вакханалии перешла из разряда теоретической в практическую. Два идеально эволюционирующих существа зачали потомство. Причем, в результате исключительно их, то есть Ануннаков, великолепной работы. И вот тут их подвела гордыня. Вместо того, чтобы сразу передать информацию наверх, они решили довести эксперимент до конца сами. А потом преподнести результат на блюдечке с голубой каемочкой. Чтобы их по головке погладили и поделились всеми теми ништяками, которые этот результат должен принести. Но они недооценили вас. Привыкли к слепому и подобострастному повиновению Уродов, а про то, что ты и подруга твоя, в отличии от того же Петровича, остались в рамках человеческой морали и воли, подзабыли. Поэтому, когда в ответ на их действия, с вашей стороны пошла очень жесткая и агрессивная обратка, были потрясены до глубины души. Потрясены, но не испуганы. А надо было бы испугаться. Тогда, быть может, и спеленали бы вас. Но гордыня, Егор... Гордыня. Да и не вояки они ни фига. Инженеры Пути. Так можно сказать. Вербовщики, ученые и обслуживающий персонал. Вербовщики выбирают в будущем подходящие души, которые можно протащить через нити времени. Хорошее кстати определение дал покойный Петя...
– Какой Петя?
– А! Ты ж не помнишь. Ну, не важно... Выбирают души, перетаскивают в свои коробки, которые по сути являются экспериментальными лабораториями, а потом часть из них, те, которые особо продвинутые, проводят изыскания, исследуют и ставят на вас опыты. А третьи, люмпены и маргиналы – по их иерархии, эти лаборатории обслуживают. Имитация пространства и его параметров под конкретное время и место, периоды, смена дня и ночи, контроль популяции и так далее.
Дятлы, безглазые речные змеи, прочие, с которыми ты не имел чести встретиться – это не боевая техника. Это просто инженерное оборудование. Очень сложное, но заточенное под определенные цели и задачи. А захват или уничтожение мутировавших результатов экспериментов в эти цели и задачи не входят. Поэтому и оказались они такими нерасторопными, когда вы вылезли из коробки. Да и сами Ануннаки никогда ни с кем серьезным по-настоящему не дрались. Одно дело – простой человек, которого можно ментально подавить, сделав на время овощем, другое дело – вы. Сильные, опасные и злые. Они это поняли слишком поздно, за что и поплатились... Ты только не расслабляйся. Теперь-то за вас возьмутся те, кому положено, так что поблажек больше не будет. Надо работать, работать и еще раз работать.
Леха-Ваня замолчал, переводя дух. Встал, подбросил в костер еще сушняка. Небо на Востоке становилось все светлее.
– Про Ануннаков поподробнее. – Попросил я. – Эти твои мульки про будущее, разные времена одновременно, мне как-то совершенно непонятны и выбиваются из общей картины.
– Горбатые, как ты их называешь, или Варяги, как называл все тот же бедный Петя, а вообще на самом деле – Тиалокины, если опять же пытаться более-менее отождествить с русским, тоже по-своему уникальные существа. Они могут существовать в виде физического объекта в нескольких временах сразу. То есть, если брать за аналогию все те же нити или линии времени на плоскости, Ануннаки, в отличие от тебя, находятся не на одной из них, а сразу на нескольких. Они многомерны. Ты, когда их убивал, слышал этот дикий вой? Это кричало само время, плавное течение волн которого нарушал умирающий сразу во многих его точках Горбатый.
– Те, кто живет вчера и здесь, но видит впереди. – Процитировал я. Что тогда для них понятие "Здесь"?
– Если бы ты задал сейчас какой-нибудь другой вопрос, я бы сильно в тебе разочаровался. – Улыбнулся Леший... Нет все-таки, Иван. Лешего больше нет. Все. Точка.
– Твои восхищения и разочарования относительно моей скромной персоны мне вообще никуда не стучат. Ты на вопрос ответь, Ванюша.
– Все злишься? – Улыбка стала еще шире. Настолько, что захотелось лишить ее зубов. – Здесь – для Ануннаков значит – линия времени, после которой их нет во Вселенной. Та самая линия, где они были уничтожены, как вид. Точнее для момента, в котором находимся сейчас мы с тобой, – БУДУТ уничтожены. Причем очень нескоро. Это событие, кстати, может и не произойти. Все их действия и потуги направлены как раз на то, чтобы его избежать. Цель вполне оправданная, вот только средства ее достижения... Дальше. Вчера – это все временное пространство до Здесь, то есть прошлое относительно их гибели. Соответственно, Впереди – это будущее после. Там они находиться не умеют, но могут заглядывать в виде проекции. И не просто заглядывать, но еще и утаскивать в свое Здесь и Вчера людей, хватая их за слишком "торчащие" души. Причем, с шагом в двенадцать земных лет и не бесконечно, а до определенного момента. А конкретно, до две тысячи двадцать восьмого года. Дальше пролезть у них не получается. То есть следующий заход после твоего – для них последний шанс.
– Почему?
– Что? Разве непонятно, почему последний?
– Почему дальше двадцать восьмого не могут?
– А я не знаю. Я ж не энциклопедия. Горизонт событий или что-то в этом роде... Не перебивай, Егор! Вобщем, как раз незадолго до своего конца, то есть – до Здесь, Ануннаки обнаружили людей. Точнее, про Землю и обитающих там разумных существ они знали давно, все-таки в одной системе жили, а вот то, что у этих самых существ есть душа, которую можно очень полезно для себя использовать, они не подозревали. До поры до времени. Кстати, первыми под молотки попали несчастные шумеры. Их начали активно забирать и изучать. Отсюда и все загадки необычайно развитой шумерской цивилизации. Тогда Ануннаки не скрывали своих посещений, им было по барабану. Создали на своей планете, которую ты называешь Нибиру, а они – Остров, глобальную лабораторию в виде физического воплощения линии времени с нанизанными на нее клетками с подопытными и начали свои опыты, обрабатывая людей различными энергетическими полями. Надо заметить, что технологии у них по сравнению с вашими, я имею в виду век двадцать первый, на несколько порядков выше. Для вас – они реально волшебники, которым подчиняется и время, и пространство, в буквальном смысле. Пусть – это их потолок, дальше они не растут, но потолок этот очень высокий. Ануннаки даже создали земные условия не в каждом отдельно взятом Аквариуме, а вдоль всей линии, которую ты долго и упорно принимал за реку. Поэтому, когда вы вылезли наружу, то не задохнулись и не замерзли, так как в целом климат и атмосфера Острова намного жестче земной. Но они постарались на славу. Да и сами Аквариумы – это тоже шедевры технологического прогресса. Не знаю, кстати, зачем они так подробно воссоздают условия обитания в этих клетках, им виднее, здесь они – профи, но согласись, мир внутри очень даже реален.
– Реален, да. – Сказал я, думая о другом. Не давали мне покоя эти шумеры. – Вот только я не пойму, почему тогда мы в таком далеком прошлом, где еще никакими шумерами и не пахнет?
– Сейчас объясню. – Иван посмотрел на светлеющий горизонт, нахмурился и заговорил уже прямо у меня в голове, так было намного быстрее. – Не успели Ануннаки толком с Шумерами поработать. Замочили их. Кто, как, за что – не скажу. Нет у меня таких полномочий сейчас. Просто – замочили и точка. Но они же существа многомерные, точнее будет сказать многовременные. Попробуй таких полностью раздавить. Они все это заранее просекли и начали перестраховываться. Это сложно понять, тут сплошные парадоксы, мы ведь про время сейчас говорим. Грубо говоря, полностью их стереть не удалось. Да, дальше этого самого Здесь линии времени идут без них, но на линиях до, то есть Вчера, Горбатые каким-то образом умудрились удержаться. Помогли им, видимо, старшие товарищи. Мало того, что умудрились остаться, так еще и продолжили свою работу с удвоенной силой, чтобы появиться и на линиях Впереди. Понимаешь, что будет, если им это все-таки удастся?
– Нет, не понимаю я ни хрена. – Честно ответил я. – Но ты лучше не отвлекайся, рассказывай, а то утро скоро. Я понимать потом буду. Когда все узнаю.
– Хорошо. Время, оно на самом деле не такое, как вы, люди, думаете. Не сложней, не проще, просто другое. То есть, если ты сейчас здесь бабочку раздавишь, как у вас там в книжке, в будущем совершенно ничего не изменится. Нету этой линейной зависимости и необратимости. Волны идут параллельно. Но если свершится что-то на самом деле глобальное, такое, что заставит эти волны пересечься или наложиться друг на друга, вот тогда возможно всякое. Без ограничений. Ферштейн? Таким образом, Ануннаки во временной точке, находящейся на расстоянии двенадцати лет ДО своей "гибели", забирают людей с Земли, лежащей на линии на расстоянии двенадцати лет ПОЗЖЕ. И так далее, зеркально, относительно того самого Здесь. Двадцать четыре минус – двадцать четыре плюс. Тридцать шесть минус – тридцать шесть плюс. Так и коробки новые не надо ставить, иначе всю Нибиру пришлось бы ими утыкать. Поэтому вы и оказались так далеко в прошлом. То есть работают они на всем доступном временном диапазоне, вплоть до того самого две тыщи двадцать восьмого.
– А нельзя тупо узнать, что там в двадцать восьмом – получилось у них что-нибудь или нет? – Спросил я, потихоньку врубаясь в тему. – Вы же, уважаемый Иван со товарищи, тоже, я так подозреваю, с этими гребаными линиями времени дружите. Только не надо мне сейчас про полномочия, я не совсем дебил!
– Да, дружим. – Пожал плечами тот. – Не так плотно, как они, но тоже не лохи. Так вот, заявляю официально. Есть достоверная информация, что у них может получиться. Волны пока параллельны, но это только пока. Прогнозы неутешительные. Особенно, для населения планеты Земля. Именно поэтому мы и вмешались в их игры на линии две тысячи шестнадцатого. Твоей линии. Так как, вычислили, что именно она – ключевая. Как вычислили, я не знаю. Это уже не мой уровень.
– Да, линия ключевая, а я и Настя – избранные. – Съязвил я. – Депрессивный алкаш и не менее депрессивная неврастеничка. Ты же в кусе, наверное, что Насте там, в шестнадцатом, тоже несладко жилось?
– В курсе. Почему выбрали именно вас, я не знаю. Выбирал не я. Куда мне... – Он усмехнулся. – Знаю лишь, что все дело опять же в ваших душах. А то, что ты водяру жрал, а Настя таблетки – это как раз нормально. Вам надо было "выхватить" все до конца. Нахлебаться. Достичь своего "дна" там, чтобы было от чего оттолкнуться здесь.
– Значит своего "дна" я достиг?
– Да. Именно – своего, персонального. Болевой порог у всех разный, но у таких, как вы, он очень невысокий. Был... Дело опять же не в вашей слабовольности, а в особенностях психики, подсознания, вашего "я". У тебя, кстати, было целых две попытки суицида. Да и Настя тоже сложа руки не сидела. Только вы этого не помните.
– Да что ж там с нами творили-то? Вы, небось, опять постарались? – То, что период жизни перед Аквариумом, который нам стерли из памяти, был далеко не счастливым, я, конечно, догадывался, но чтоб настолько... Не ожидал. Две попытки суицида! Нормально! – Кстати, раз уж речь зашла о памяти, можешь ты, Иван, нам блок этот снять?
– Могу. – Радостно кивнул мой собеседник. – Но не буду. Не имею права.
– Ну и иди на хер. – Ласково сказал я.
– Пойду-пойду... Уже скоро. Чуть-чуть еще послушай.
– Да что тут слушать! – Вновь начал заводиться я. – Чем больше грузишь, тем меньше толку. Ты лучше меня послушай, а потом поправь, если, где не так.
– Прошу.
– Короче. История стара, как мир. Одно пространство – две силы. Добро и зло. Свет и тьма. Абсолютный и беспринципный злодей – это кодла Анунахеров и Тех, Кто Стоит За Ними, – Тут я неожиданно для самого себя сделал ненавидимый мною американский жест, изобразив обеими руками ковычки в воздухе. – А бескорыстный и праведный герой – ты, Ваня, и твои друганы, Идущие Рядом. На кону этой великой и эпической битвы – судьба человечества. Враг хочет уничтожить людей, как вид, поработив их бессмертные души, с помощью которых планирует счастливо и весело жить до конца времен в своем царстве зла и смерти. Благородные герои, то есть – вы, всячески препятствуют этому исключительно потому, что души не чают в этом самом человечестве. Видишь, опять словесный каламбур. Везде эта загадочная душа.
Я перевел дух и вопросительно посмотрел на сидящего передо мной. Иван, который во время моего монолога кивал головой с мудрой и печальной улыбкой, поднял глаза.
– И у тебя ко мне два вопроса. Первый – почему ты должен верить, что мы – это добро, и второй, как следствие первого, – зачем нам, в принципе, надо помогать людям.