Текст книги "Подари мне ночь, подари мне день (СИ)"

Автор книги: Оксана Шамрук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)

– Лютиэнь?

Вздрогнув, я подняла голову и, смаргивая с ресниц солёную влагу, удивлённо взглянула на Эйомера.

– А кто с Тэйодредом?

– Сестра только что прошла к нему.

Надо же, я и не заметила.

– Не плачь, – попросил он, неожиданно заключая моё лицо в ладони и стирая большими пальцами дорожки слёз. – Не нужно этого делать.

– Не хочу быть никому обузой, – не в силах увернуться, я тонула в проницательном взгляде его серо-зеленых глаз. – Не хочу причинять трудности своим присутствием.

– Как-нибудь справимся, – пообещал он, наклоняясь и на миг прижимаясь лбом к моему лбу. – Со всем справимся, просто верь в это. И не реви.

Прежде чем я сумела что-либо понять, Эйомер уже отстранился и направился к главному залу. Со мной остались лишь окутывающий горьковато-терпкий запах его кожи и тепло от ласковых прикосновений. Недоумевая, что это сейчас было, я спрыгнула с подоконника и поспешила предложить свою помощь Эйовин. Вместе мы вновь обтёрли её кузена влажной тканью и несмотря на явное сопротивление укутали в одеяло.

Ближе к полуночи измученная Эйовин уснула на скамье у камина, я же продолжала сидеть на краю постели, внимательно вглядываясь в заострившиеся черты Тэйодреда. Даже невооружённым взглядом было видно, что его состояние стремительно ухудшается, жар кажется отступил, но большого улучшения это не принесло, лишь лихорадочный румянец сошёл с небритых впалых щёк. Собственное бессилие и невозможность помочь единственному сыну Конунга угнетали, но волшебницей, способной творить чудеса, я не была, а потому оставалось лишь дежурить у его постели, наблюдая за тем, как болезнь стремительно превращает могучего воина в тень. Будучи маленькой, я любила по вечерам забираться на колени смотревшего новости отца, а потом докучала матери одним и тем же вопросом: «Почему гибнут солдаты? Зачем все эти войны? Какой в них смысл?» Афганистан, Югославия, Ирак, Сирия. Будет ли конец бессмысленным кровопролитиям? Она отвечала однозначно: всегда есть тот, кто жаждет получить тотальную власть, подчинить всех и вся своей воле, контролировать каждое действие подчинённых, порабощённых государств, и есть тестостерон – гормон, заставляющий мужчин искать опасность, кровавые драки и стычки. Война – один из немногих источников выплеска гормонов в нашем мире, в котором мужчины зачастую потеряли роль воина, но не потеряли потребности им быть.

– Эльф?

Вздрогнув, вырванная из невесёлых мыслей я удивлённо взглянула на Тэйодреда: он смотрел на меня ясным, немного восхищённым взглядом.

– Ты эльф?

– Нет, конечно, – прикоснувшись к его руке, я отметила странную холодность покрывшейся испариной кожи. – Обыкновенная девчонка. Почему эльф?

– Ты очень красивая, и волосы необычные.

– Ну да, вы же все блондины, – улыбнувшись, я сморщила нос, сердце кольнуло от ответной болезненной улыбки Тэйодреда. – Как ты себя чувствуешь, хочешь чего-нибудь?

– Кто ты?

– Целитель, – конечно, ложь, но это единственное, что пришло в голову.

– Можешь дать мне пить?

– Конечно.

Поднявшись с постели, я налила в кубок воды из стоявшего на столе глиняного кувшина и, вернувшись, аккуратно поддержала голову сына Конунга, пока он делал большие жадные глотки. Сердце полнилось радостью от того, что он, наконец, очнулся; едва Тэйодред напился, я тут же разбудила Эйовин, которая, неожиданно расплакавшись, обняла кузена, целуя его волосы и шепча слова то ли благодарности, то ли тихой молитвы.

– Позови Эйомера, – попросила она, оглянувшись на меня и улыбаясь сквозь бегущие по лицу слёзы.

Решив, что в такой поздний час Сенешаль, наверное, уже спит в своих покоях, я выскользнула в коридор и попыталась, не врезаясь в столы и скамьи, преодолеть главный зал, в котором было темно хоть глаз выколи. Это почти удалось, лишь у самых дверей, за которыми уже лился колеблющийся свет факелов, дорогу мне что-то преградило. Далеко не сразу я поняла, что это человек.

– Кто тут у нас? – раздался в темноте грудной, чуть сиплый голос. – Юная врачевательница, которая прибыла в Рохан на гремящем, немилосердно смердящем корыте? Ну и как себя чувствует наш болезный наследничек? Надеюсь, покойница-матушка поскорее приберёт его в свои объятия. А ведь, если бы послушал моего совета и не совался к Изенским бродам, был бы сейчас жив-здоров.

Желание послать к чёртовой матери Гнилоуста, а в том, что это именно он, сомневаться не приходилось, было столь велико, что свело скулы, но позволить себе это сделать было нельзя, иначе наживу серьёзного врага, козни которого не приведут ни к чему хорошему.

– Простите, я спешу.

Сумев проскользнуть между ним и мраморной колонной, я со всех ног бросилась к лестнице и, поднявшись по ней, затарабанила в третью от площадки дверь. Конечно, стоило вести себя потише, но после злобных высказываний Гримы я чувствовала себя настолько взвинченной, что просто была не способна на это.

– Что случилось? – сонно моргая, открывший дверь Эйомер уставился на меня, как на назойливую муху. Как же я ему наверное надоела уже! Всего сутки здесь, но, кажется, он скоро начнёт посылать меня в известном направлении.

– Тэйодред пришёл в себя, – ответила я, заметив за его спиной на кровати высыпанное содержимое моей сумочки: кошелёк, права, севший телефон, наушники, упаковку Фрутеллы и зеркальце. Компромат искал что ли? Здесь в Рохане разве не знают о том, что копаться в чужих вещах неприлично?

– Наконец-то, – прикрывая дверь, Сенешаль торопливо направился к лестнице, – Давно?

– Минут десять назад, – задыхаясь, ответила я, едва поспевая за его широким шагом. – Погоди, пожалуйста, не хочу идти одна.

– А что не так? Темноты боишься?

– Вашего Гриму.

– Он тебе что-то сделал? – притормозив на ступенях, Эйомер окинул меня тяжёлым взглядом.

– Гнусностей наговорил, – наконец, сумев его догнать, я с облегчением вздохнула. – Очень неприятный тип.

– Старайся держаться от него подальше, – не просто посоветовал, приказал Сенешаль. – Если будет опять докучать, скажешь мне.

– Хорошо, – как бы не так, ничего я тебе не скажу, вы и так с ним не ладите, ещё лишних поводов для ссор не хватает. Мало ли, что он подверженному внушению Конунгу насоветует?

Вместе мы преодолели зал, в котором в этот раз никого, кроме возящихся под столами собак, не было, и вошли в покои Тэйодреда. Он, кажется, побледнел ещё сильнее, если это только возможно, но, увидев брата, улыбнулся бескровными губами. Тот опустился на постель рядом с Эйовин, сжимая в ладони его руку.

Стараясь не вслушиваться в тихий разговор этих троих, не зная, куда себя девать, я направилась к камину, в котором уже почти догорели поленья. Глаза начинали слипаться, от усталости болела голова, но, присев на скамью, я так и не смогла сомкнуть век: казалось, в тёмных углах комнаты затаилось нечто ужасное, какое-то чудовище, почти осязаемое, леденящее кровь в венах. Оно словно тянуло свои склизкие щупальца, и это едва не заставило закричать.

– А где эльфийка?

Ворвавшийся в сознание слабый голос Тэйодреда заставил вздрогнуть и посмотреть в сторону кровати.

– Лютиэнь, – позвала Эйовин. Встретившись с её ободряющим взглядом, я, поднявшись, подошла к ним.

– Она – человек, Тэйодред, – лишь мельком посмотрев на меня, пояснил брату Эйомер.

– Береги её, она принесла свет в Медусельд, и сестру береги, ты теперь единственный, кто может защитить их, больше некому, – комкая край одеяла, словно его вновь начинала мучить боль, промолвил сын Тэйодена, когда я присела на край постели рядом с Эйовин. – Жаль, с отцом я проститься не успею, но потом скажи ему обязательно, что он всегда был для меня примером доблести и отваги, скажи, что я во всём старался походить на него, хоть и не всегда получалось.

– Рано ты прощаться собрался, прекращай такие речи вести, слышишь? Сам ему всё скажешь, когда поднимешься, – в голосе Эйомера прозвучал металл, сжав пальцы брата, он строго вгляделся в его глаза, словно заставляя подчиниться своей воле. – Нам с тобой ещё много битв предстоит пройти, прежде чем на землях Марки наступит мир, ты нужен здесь, ты – опора своего народа.

– Нет, брат, теперь ты поведёшь в бой наших воинов, а мне осталось в последний раз вскочить в седло…

Тэйодред обвёл нас ясным, тёплым взором, а потом веки его сомкнулись. Это были самые страшные секунды в моей жизни, самые горькие и оглушающие. Замерев, не в силах шелохнуться или всхлипнуть, я смотрела, как он выдыхает в последний раз, как вытягивается рослое тело, а черты бледного, покрытого испариной лица становятся восковыми. В отчаянии закричав, Эйомер попытался встряхнуть его за плечи, вторя крику брата, Эйовин разразилась отчаянными слезами. Прижав её к себе, стараясь заглушить собственный крик, я оглянулась к окну: может это только послышалось, но тогда я была уверена, что отчётливо услышала конское ржание и гулкий, удаляющийся стук копыт.

Та ночь, в которую ушёл сын Конунга Рохана, была очень долгой, она никак не хотела заканчиваться. Помогая Эйовин, я старалась не оставлять её одну, в очередной раз удивляясь тому, что во дворце нет женщин, способных поддержать, утешить девушку. Нам предстояло обмыть и облачить тело Тэйодреда, в то время как Эйомер ушёл готовить погребение. Сами похороны состоялись уже на следующий день. С хмурого неба срывались редкие капли дождя, когда, стоя среди скорбящих воинов, мы с Эйовин смотрели, как опускают в землю гроб, как его засыпают землёй и белыми цветами. Эти курганы почти за пятьсот лет приняли многих эйорлингов, но был ли среди них такой молодой витязь, как Тэйодред? Не пытаясь утереть слёз, я куталась в шаль, словно она могла спасти от промозглого ветра и душевной боли. Именно в те минуты я поняла, что возврата к прошлой жизни, к родителям, нашему маленькому дому и ухоженному саду нет, словно их отгородили от меня могильным холодом. И они, и я живы, но нам уже никогда не встретиться, никогда не быть вместе, не сидеть за одним столом, не встречать зимние вечера у разожженного в гостиной камина, как это часто бывало прежде. Ролевые игры закончились, уступая место жестокой реальности; что ждало впереди, я не знала, а задача прижиться в этом мире казалось невыполнимой. Выбор невелик: либо заглушить искры детства, всё ещё игравшие в крови, и научиться быть сильной, быть одиночкой, либо быть раздавленной, погибнуть, третьего не дано. Обняв Эйовин, которая уже не плакала, а, словно заледенев, молча смотрела на свежий могильный холм, я украдкой взглянула на стоявших рядом Эйомера и Тэйодена: проститься с сыном Конунг пришёл без своего Советника, сейчас его морщинистое лицо казалось ясным, а в серо-голубом взгляде было столько пронзительной боли, что мысли вновь вернулись к матери и отцу – когда-нибудь, потеряв надежду найти, они тоже начнут оплакивать меня, но, во всяком случае, никогда не увидят гроба и похорон, пожалуй, так им всё же будет легче.

========== глава 6. Букет из незабудок ==========

Наверное, мне никогда не забыть день похорон Тэйодреда: он был таким холодным, промозглым и дождливым, таким наполненным неизбывной печали, что казалось, не настанет конца долгим часам, во время которых мы молча возвращались в город, накрывали столы к поминальному обеду и слушали долгие рассказы воинов о детских проказах и воинской доблести сына Конунга. По местному обычаю вспоминали только о светлом и радостном, поднимали кубки с элем, осушали их до дна и снова предавались воспоминаниям. Сам Тэйоден не проронил ни слова, хоть и сидел весь вечер во главе стола, внимательно слушая своих подданных. Зато Эйомер рассказывал без устали: о том, как они с братом таскали по утрам горячие булки с кухни, гордясь ловкостью и тем, что повар их не замечает, а тот просто предпочитал помалкивать, о том, как прачка застала их за пусканием дощатых корабликов в её бадье для стирки, о том, как храбро принимали ночью жеребёнка на конюшнях у кобылы, не решившись разбудить старого конюха, и, разумеется, о том, каким бесстрашным был Тэйодред в бою, как умело он владел мечом и копьём, как яро сносил головы врагам. Этих боёв и стычек в последнее время становилось всё больше, один из них оказался смертельной ловушкой, из которой никто не вернулся живым.

Сидя рядом с Эйовин, вяло раскрошивая кусочек медовой лепёшки, я слушала Сенешаля, и картины описываемого им детства оживали перед глазами. Он был искусным оратором: и вот уже перед моим внутренним взором два светловолосых мальчугана, смеясь, ловят в силки длинноухого кролика, чтобы подсунуть его в ткацкую и услышать визг перепуганных ткачих, вот они скачут по полю на жеребцах, стремясь достичь самого горизонта, стремясь заглянуть за него и убедиться, что степям Марки нет края. А вот уже выросли, статные и сильные едут с дружиной к границам, чтобы оберегать их от набегов дикарей и орков. Завороженная глубоким бархатным голосом, я невольно улыбнулась, когда он начал рассказывать о том, как они с братом на спор вошли в зачарованный лес и, проблуждав там несколько дней, вышли с разных концов, а потом вернулись, чтобы найти друг друга – уже взрослые, но глупости творили нешуточные. Очевидно, речь шла о Фангорне – чтобы войти в него, нужно и впрямь набраться мужества и обладать несокрушимым бесстрашием. Эйомер рассказывал так одухотворенно, с таким пылом, что я невольно залюбовалась им. Ведь и впрямь красив, в этом не откажешь: высок, широкоплеч, золотая грива волос и глаза – глаза-вишни; глаза пронзительные, словно видят каждого насквозь. Острые скулы и отросшая щетина лишь добавляли образу агрессии и дерзости. Жёсткость характера чувствовалась в каждом слове, каждом жесте. Сенешаль восхищал и отталкивал одновременно, хотелось ощутить его силу, но в тоже время держаться на приличном расстоянии, чтобы не обжёг, не поранил. Тэйодред был совсем другим, он и отнёсся ко мне по-другому, ему я показалась лучом света, хоть он и знал меня лишь пару минут. А Эйомер… Казалось, он хочет оттолкнуть, закричать, чтобы убиралась куда подальше, и сдерживается только из-за сестры, которая увидела во мне родственную душу, как и я в ней.

Испуганная своими мыслями, я придвинулась ближе к Эйовин, а вскоре она, поднявшись из-за стола, отвела меня на третий этаж и, отперев дверь в самом конце длинного коридора, показала комнату, в которой едва умещались кровать, сундук и маленький камин. И пусть комната была совсем крохотной, на глаза навернулись слёзы благодарности – мне подарили собственный маленький уголок в этом чужом, холодном мире. Здесь я смогу спрятаться, укрыться от невзгод и просто представить, что всё происходящее вокруг лишь иллюзия, плод больного воображения. Рохирримка помогла мне разжечь огонь, показала смену одежды и маленькую умывальню, а затем ушла вниз следить за тем, чтобы слуги вовремя подавали воинам новые блюда и разливали хмельной эль. Когда за ней закрылась дверь, я задвинула засов, скинула непривычно тяжелое платье и, оставшись в одной рубашке, подошла к занимавшему пол стены окну. За ним уже наступила ночь, и трудно было что-либо рассмотреть кроме света факелов, горящих в караульнях. И всё же я долго вглядывалась в темноту, а потом, больше не стараясь сдерживать слёз, забралась в кровать и, завернувшись в одеяло, откинулась головой на показавшуюся удивительно мягкой подушку. Впервые за два дня я смогла прилечь, сейчас это казалось настоящим чудом. Слёзы усталости и нервного напряжения всё катились по щекам, но они не помешали мне, сжавшись маленьким комочком, уснуть, напротив – убаюкали.

Утром я проснулась совсем в другом настроении: солнце уже заливало маленькую уютную комнату с выбеленными стенами и плетёной дорожкой на полу, и пусть грустные мысли и страхи, от того что жизнь так стремительно, бесповоротно изменилась, никуда не исчезли, хотелось улыбаться, петь и не быть одной. Пусть банально – но главное не быть одной в этом чужом, неизведанном мире. Умывшись, расчесав и заплетя косы, я надела синее платье, закуталась в шаль и поспешила искать Эйовин – наверняка ей нужна помощь. А потом? Потом обязательно отправлюсь гулять в город и за его стены, если выпустят.

Планы, как известно, не всегда осуществимы: услышав о моём желании осмотреть Эдорас, следившая за убиравшими зал слугами рохирримка тут же отвергла эту идею, сказав что одной за стены дворца выходить опасно, а у неё сопровождать меня сейчас времени нет. Но зато она взяла меня с собой в мастерскую, где швеи шили для воинов рубашки из грубоватой тёплой ткани. Здесь мы провели несколько часов, Эйовин ловко помогала женщинам и легко поддерживала беседу, спрашивая у каждой о том, не болеют ли дети, и всего ли в достатке в их домах. Я быстро шить не умела, зато смогла сделать несколько закроек по размерам, которые показала полненькая улыбчивая Лейта. Поначалу было страшно, что меня могут принять в штыки, но, похоже, никто не собирался этого делать, во всяком случае, открыто. Возможно, местным требовалось время, чтобы привыкнуть ко мне и дать свою оценку, а может, они не видели прока враждовать в и так нелёгкое время. На душе стало ещё чуть теплее и, когда мы отправились на кухни, проследить за тем, как готовится обед, я уже без смущения предлагала свою помощь кухаркам. По натуре я была деятельной, активной девушкой, как шутил папа: «минуты не могла усидеть на месте», и сейчас особенно хотелось занять себя чем-нибудь, чтобы отвлечься, просто не думать, просто привыкать к новой жизни.

Помогая Эйовин смахивать пыль с гобеленов в главной зале и проверять, достаточно ли дров в поленнице у очага, я несколько раз замечала, как за нами наблюдает Гнилоуст. Было в его взгляде что-то грязное, хозяйское, но как только он встречался со мной глазами, как тут же отворачивался к своей основной жертве – Конунгу, который ещё сильнее сдал за последние сутки и, сидя на троне, молча внимал его речам. Когда же я спросила у сестры Эйомера, почему они терпят во дворце этого тёмного человека, она лишь ответила, что он советник и правая рука дяди и имеет большое влияние, поэтому никто ему слова не смеет сказать, не то что попытаться выпроводить из Медусельда. Тэйоден последние месяцы прислушивается только к его советам, и за любую попытку роптать можно оказаться в темнице. Что ж, об этом я и сама знала, и вряд ли имею право вмешиваться со своими советами, а то в темницу совсем не хочется попасть. Там наверняка крысы, я их очень боюсь. Да и вообще, положение у меня и так не комильфо, стоит ли усугублять его?

К вечеру я уже достаточно хорошо ориентировалась во дворце и могла выполнять поручения Эйовин, не нуждаясь в её навигации, а также успела подружиться с двумя караульными из стражи, правда, получилось это несколько комично. Пора было накрывать столы для ужина и, получив от повара на кухнях поднос с горой ещё дымящихся сдобных булок, я несла его в главный зал, когда, не видя за вышеупомянутой горой сдобы, того, что делается под ногами, налетела на одну из местных собак, которая нагло встала на моём пути и не сдвигалась ни на шаг. Похоже, псина надеялась, что я уроню поднос, и тогда ей то уж точно гарантирована сытная трапеза. Наверное, я жестоко разочаровала её, когда смогла удержать свою ношу и к тому же исхитрилась дать негоднице хорошего пинка, обозвав её несносным кудлатым чудовищем. Очевидно сильно оскорбившись, собака залилась громким лаем, вторил ей смех проходивших мимо и наблюдавших всю это сцену караульных. Один из них отогнал скандально-предприимчивое животное, а второй, забрав у меня поднос, помог донести его до одного из столов. Оба были совсем молоды и оказались очень разговорчивы и дружелюбны. Представившись Кайлом и Эрвином, они любезно согласились помочь мне принести в зал ещё несколько блюд и подносов. Кухарка, у которой я брала снедь, лишь руками всплеснула – женских рук во дворце катастрофически не хватало, но не смотря на это, воины сами себе обед, разумеется, не собирали. Правда, спорить она совсем не стала, напротив, всучила им блюда потяжелее, мне лишь оставалось показать, куда их отнести.

Удивили такие помощники не только кухарку. Когда, смеясь над незатейливой шуткой светловолосого Эрвина, я показывала ему, где поставить большую супницу с рагу из баранины, в зал вместе с несколькими дружинниками вошёл Эйомер. Устремив на нас недовольный взгляд, Сенешаль так грозно свёл брови, что, тут же подавив очередной смешок и желание спрятаться под стол, я чинно вытянулась по струнке и сжала губы в тонкую полоску. Заметив перемену в моём лице, Эрвин оглянулся и, кивнув своему Маршалу, приосанился.

– Умеет наш главнокомандующий дисциплину поддержать, даже на девушек действует, – тихо подколол он, направляясь вслед за мной на кухню, в то время как Кайл, также заметив Эйомера, предпочёл подсесть за стол к нескольким стражникам.

– Ну, а как же иначе? Кто воинскую дисциплину нарушает, тот копает траншею от забора до обеда, – хмыкнула я, вспомнив отчего-то одного ролевика из нашего клуба, который вечно любил не к месту пошутить и речь толкнуть такую, что и Феанор обзавидовался бы.

– Зачем? – удивился молодой рохиррим, что такое траншея он, похоже, знал.

– Чтоб врагов там закапывать после битвы.

– Лучше сжечь, а то ведь эти чмыри мордорские жрут всё подряд, и тухлятину раскопать не побрезгуют.

– Тоже верно, – мне с трудом удалось подавить тошноту от вставшей перед глазами жуткой картины. – Пусть с голоду мрут.

Вскоре столы были накрыты и, отведав немного наваристого, щедро сдобренного специями рагу, заручившись позволением Эйовин, я отправилась в свою комнату.

Полутьма в коридорах, как и шаги воинов и прислуги, стала привычной. Ещё несколько дней назад жизнь не представлялась без электричества, интернета и мобильника, а теперь славно, если факел не до конца прогорел, и огонь в камине не потух. Как быстро ко всему привыкаешь, как банально хочется выжить не смотря ни на что. Вчерашняя школьница, собиравшаяся поступать в выбранный отцом колледж экономики, предпринимательства и права, кто я теперь? И что ждёт меня впереди? Возможно погибну в одном из ближайших сражений, что наиболее вероятно, но возможно всё же нет. И что тогда? Так хочется жить. Тед говорил, я маленькая и глупая, что ж, я впервые с ним согласна, раньше никогда не соглашалась, но теперь так противно ощущать свою беспомощность в сложившихся обстоятельствах. Но будь я даже старше и мудрее, что смогла бы предпринять?

– Решила мальчишек соблазнять? – вздрогнув, я едва не закричала, когда Сенешаль, толкнув к стене, зажал мне рот ладонью. Как же я его не заметила? Он шёл следом или поджидал за лестницей? Стало панически страшно, когда он вдавил меня в холодные камни и зло заглянул в глаза. – Надеешься устроиться получше? Мужа решила подыскать, чтобы защитник был? Так зачем тебе эти зелёные оболтусы? Ищи постарше, что бы уж и кров дал! Уверен, с такой смазливой мордашкой у тебя это в два счёта получится!

– Ты безумен! – выпалила я, когда племянник Тэйодена наконец сдвинул руку и смачно сплюнул на застеленный тростником пол. – Что я сделала?

– Где это видано, чтобы воины с кастрюлями носились, стараясь девчонке угодить? – рыкнул он, спуская ладонь на мою шею. – Ты заставила их делать женскую работу!

– Если ты не заметил, то в Медусельде женщин не хватает! Они всего лишь помогли мне, совсем немного! И я никого не заставляла! – всё это вырвалось на одном дыхании, но он лишь сильнее сдавил горло, и пришлось сдаться, – больше никогда их не о чём не попрошу.

– Я наблюдаю за тобой, лучше не забывай об этом.

Эйомер, наконец, ослабил хватку и, сумев вырваться, я со всех ног бросилась в конец коридора к дверям своей маленькой комнатки.

– Сенешаль, – голос дрожал, но лишь в первую секунду: обида и желание отыграться стремительно брали верх над разумом. Взявшись за дверную ручку, я оглянулась, чтобы убедиться, что Эйомер всё ещё здесь и смотрит на меня, – сколько тебе лет?

– Тридцать, – ответил он, удивлённо приподняв бровь.

– Это достаточно много для рохиррима?

– Пожалуй.

– Мне нравятся букеты из незабудок, – выпалила я и, влетев в комнату, захлопнула дверь, запирая её на засов.

Глухие удары обрушились на неё уже через несколько секунд, но лишь нарочито громко рассмеявшись над бранью Эйомера, я принялась расстилать постель. Не станет же этот надменный грубиян ломать дверь комнаты, в которую поселила меня Эйовин? Ведь как потом с сестрой объясняться?

Когда шаги воина затихли в коридоре, я сняла платье и, аккуратно положив его на сундук, забралась под одеяло. Что ж, теперь у меня на одну проблему больше, и уже завтра эта упрямая проблема наверняка захочет отыграться. Вот только я не та, кого легко запугать, зря он надеется.

Комментарий к глава 6. Букет из незабудок

https://vk.com/club118071311?w=wall-118071311_170%2Fall

========== глава 7. Покушение в Медусельде ==========

Конечно, постоять за себя я умею, да и запугать меня – задача не из лёгких, но тем не менее, на следующее утро вниз я спускалась на ватных ногах. Сердце предательски колотилось, и хотелось трусливо вернуться в свою комнату, чтобы запереться там как минимум на неделю. Но ведь это высшая степень страха? А я не боюсь Эйомера. Совсем. Я боюсь его гнева и вспыльчивого характера. А так больше ничего. Сенешаль как Сенешаль, пусть и красивый, мне-то что? Пускай на него другие любуются и вздыхают: «О Боже, какой мужчина!», а мне он уже столько раз угрожал, что даже Гнилоуст милее. Вру, конечно. Вот уж кого я безудержно боюсь и терпеть не могу, так это Гриму, и что-то мне подсказывает, что он чувствует это интуитивно.

Когда я, опасливо оглядываясь по сторонам, вошла в зал, то обнаружила, что он почти пуст. В нём не было никого кроме тех двоих, кого я так боялась там встретить. У пустого трона Государя стояли Эйомер и Грима; один был высок, горделив и полон кипучей энергии, второй взбешен, бледен и облачён в тёмные одежды, словно хищная птица. Юркнув за колонну, жалея, что вообще пришла сюда, а не отправилась на кухни или в ткацкую, я испуганно вслушалась в их спор.

– Ты не посмеешь нарушить приказ Конунга! Все воины Рохана, свободные от пограничного дозора, должны находиться в Эдорасе и охранять город от Врага, – шипел, почти выплёвывал слова Гнилоуст, старательно распрямляя плечи в жалкой попытке хоть немного сравняться с рослым, широкоплечим Сенешалем. – Ты должен оставаться здесь, в Медусельде! Такова воля твоего Короля!

– И кто меня здесь удержит? Ты что ли? – издевательски усмехнулся Эйомер, сверху вниз, словно на муравья, глядя на Советника. – Думаешь, я позволю сжигать сёла и поля Марки, мародерствовать на моей земле, а сам засяду, как девица, в четырёх стенах?! Может, ещё крестиком вышивать прикажешь?! Единственное, что я с удовольствием вышью, так это кайму на твоём саване! Во дворце достаточно стражи, чтобы мой дядя был в полной безопасности, а я сейчас же отправлюсь в рейд и уничтожу разбойников, отнявших жизнь у Тэйодреда и его дружины! Недолго им осталась осквернять своим смрадом степи Рохана! Я жестоко отомщу этим тварям за каждого погибшего воина!

– Ты никуда не поедешь, Сенешаль! – скрипя от ненависти зубами, выпалил Гнилоуст. – Ты не в праве нарушить приказ!

– Попробуй остановить меня!

С этими словами Эйомер размашистым шагам направился к дверям. Сделав лишь одно движение вперёд, я медлила, не зная, опасно попадаться ему на глаза или нет.

– Тоже хочешь остановить меня? – зло рявкнул неуловимым образом заметивший меня в тени колонны витязь. – Ну давай, покажи свою ядовитую суть!

– Ты должен ехать, – шепнула я одними губами, надеясь, что Эйомер всё же расслышит меня, и кивнула в сторону его заклятого врага. – Но он сделает всё, чтобы уничтожить тебя за это.

– Боишься за меня или за себя? – на миг черты его лица смягчились лишь для того, чтобы посуроветь ещё сильнее. – Хама присмотрит за Эйовин и тобой, вам нечего бояться.

– Вернись живым, – эти слова вырвались из самого сердце, не знаю, откуда взялись они и этот страх, но, похоже, Эйомер был удивлён не меньше моего.

– Не сомневайся, – кивнув, он покинул зал, а я… Я осталась, объятая холодом и паникой, как никогда прежде.

– Он не вернётся, смертники не возвращаются! – зашипел у меня за спиной Гнилоуст. Прежде чем я успела отскочить, он больно вцепился в моё запястье и рывком развернул лицом к себе. – А если и вернётся, сгниёт в темницах, и плоть с его костей обглодают крысы. Теперь ты осталась без своего покровителя, маленькая целительница, возможно, тебе нужен новый?!

– Сенешаль мне не покровитель, – я попыталась вырваться, но он оказался неожиданно силён и лишь ближе притянул меня к себе.

– Я видел, как он смотрит на тебя, – его зловонное дыхание ударило в лицо, вызывая тошноту и головокружение. – Не пытайся это отрицать!

– Он ненавидит меня!

– Ненависть похоти не преграда, но этот цветок ему не достанется, – шёпот Советника превратился в свист, вторая рука скользнула в мои распущенные волосы. – Этот цветок будет моим…

Задыхаясь от паники, я уже собралась врезать хуком снизу по его физиономии, но тут от дверей раздался громкий женский окрик.

– Грима! Отпусти девушку, иначе я позову стражу!

Руки мужчины разжались, стремительно отбежав от него, я оказалась в объятиях Эйовин и, с облегчением выдохнув, прижалась лбом к её плечу.

– Целительнице стало плохо, я лишь хотел усадить её на скамью и открыть окно, – поднимая ладони вверх, Грима улыбнулся, отступая от нас. – Душно здесь с утра.

– Должно быть, – окатив его ледяным взглядом, рохирримка спешно повела меня к выходу. – Что ему нужно от тебя?

– То же, что и от всех: запугать, чтобы самоутвердиться за счёт вызванного страха.

– Держись от него подальше, Грима – гнилой человек.

Не в первый раз слышу этот совет и непременно буду ему следовать.

Мы вышли на мраморную площадку перед дворцом и не спеша начали спускаться вниз. Стражники кивали нам и, приветствуя, желали доброго дня. Узнав в одном из них Эрвина, я украдкой улыбнулась юноше, в ответ он задорно подмигнул: похоже, в отличие от своего Маршала он не видел ничего дурного в том, чтобы помочь девушке. Небо, наконец, расчистилось от свинцовых туч, и теперь по его белёсо-голубой глади скользил бледный диск солнца. Его лучи совсем не грели, но всё же радовали, успокаивали растревоженную душу.

– Эйомер решил покинуть Медусельд, – нарушила я молчание, когда мы дошли до небольшой коптильни.

– Знаю, мы простились с ним ещё рано утром, – кивнула Эйовин, ведя меня за одну из казарм. – Брат хочет расквитаться с убийцами Тэйодреда, это его право.

– Но Грима говорит, Конунг запретил ему с дружиной покидать Эдорас, – выходя вслед за ней к краю широкой площадки, я увидела воинский эоред: облачённые в стальные латы, приторочив щиты и копья к сёдлам могучих скакунов, витязи в молчании выезжали в распахнутые ворота. На начищенных до блеска доспехах играли солнечные блики, ветер развивал конские гривы, изредка издаваемое жеребцами ржание напоминало о том, что я смотрю не замедленные кадры фильма, а это действительно происходит. Эйомер скакал впереди, лишь на миг он обернулся, чтобы на прощание кивнуть сестре. Я почти спряталась за неё, понимая, что, как не страшилась тяжелого характера Сенешаля, оставаться в покинутом им Медусельде боюсь. – Он грозился запереть Эйомера в темнице.