Текст книги "Подари мне ночь, подари мне день (СИ)"

Автор книги: Оксана Шамрук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

Лицо Эйомера было сейчас так близко, что, не выдержав, я первая потянулась к его губам, но поцелуй показался не более чем прикосновением крыльев бабочки – таким коротким он был. Покой конюшни нарушили громкие мужские голоса, и, вырвавшись из рук любимого, я поспешно юркнула к выходу. Сердце стучало в груди с такой скоростью, словно собиралось вырваться на свободу и мчаться в мою комнату впереди меня самой. От радости, от облегчения руки мелко подрагивали, а ставшие непослушными ноги норовили споткнуться на неровных камнях внутреннего двора Цитадели. Удивительно, как быстро возвращается желание жить, если любимый успокоит разорванную в клочья душу, с какой прытью мчишься в спальню, чтобы сбросить платье и натянуть одежду с доспехами, в очередной раз нарушая его запреты. И даже не алеют уши от криков разгневанной Ранары, которая, загородив двери, уверяет, что никуда не пустит, даже если подобную блажь позволил сам господин Боромир.

– Оставайся здесь, и не пускай Сенешаля, когда он сюда заявится или пришлёт кого-то из витязей. Скажи, что я утомлена и сплю, – пристегнув меч и закутываясь в плащ, я лишь склонила голову набок, давая понять служанке, что у неё не получится меня остановить. – Соври, что эльф исцелил не все мои раны.

– С какой стати я должна это делать?

– Ну, хотя бы потому, что тебе не нравится Эйомер. Ты ведь не прочь ему насолить?

Комментарий к глава 23. Лютик

Дорогие мои читатели, прежде чем вы начнёте бросаться тапками и ворчать о слишком детском, наивном поведении Лютиэнь, спешу напомнить, что фанфик ещё не закончен, основные события не раскрыты так же как и авторская задумка. Ещё будут неожиданные события, героиня успеет ещё раз продемонстрировать, что неплохо бьёт хуком справа, так что просто наберитесь терпения, всё обязательно будет)))

========== глава 24. В тихом омуте… ==========

Эгоизм – как часто говорила о нём мама, когда в детстве мы с братом ссорились из-за мелочей и перетягивали каждый на себя их с отцом внимание. Прежде это слово казалось почти ругательством, а теперь я внезапно поняла, как была эгоистична, до одури упиваясь своей обидой на Эйомера и совершенно не задумываясь о том, что происходило в его душе, что чувствовал он сам. Потерять вслед за Тэйодредом заменившего отца дядю, держать на руках полумёртвую сестру, да при этом ещё увидеть вздорную девицу, которая в очередной раз продемонстрировала полное непослушание, наплевательское отношение к его запретам, в то время, как он всего лишь хотел уберечь. Разве можно представить другую реакцию? Неужели похвалы ждала за усердие? Сколько витязей Марки погибло в битве за Гондор? Мне это неизвестно – я была слишком увлечена своими страданиями, чтобы задуматься о них, а в сердце Эйомера – имя каждого ушедшего побратима. И всё же, несмотря на весь ужас того дня, он пришёл ко мне: пусть не умел просить прощения или даже не считал себя виноватым, но утешал как мог, сидел рядом, пока я была погружена в тот ужасный, полный галлюцинаций сон, обнимал бережно, как ребёнка. Разве можно ожидать большего? Чего ещё я от него ждала и почему повела себя как злая, обиженная эгоистка? Ответ один: слишком больно было в те минуты, чтобы задуматься о ком-то кроме себя самой, даже о самом близком, любимом человеке. О том, что его страдания во сто крат больше моих собственных, пусть он, суровый воин, и прячет их глубоко в сердце. Удивительно, как среди водоворота неотложных дел и спешной подготовки к новому походу он вообще нашёл время, чтобы попытаться поговорить со мной, объяснить, насколько я несправедлива к нему. Как же я себялюбива, если даже не задумалась о том, что он тоже нуждается в утешении и поддержке, даже если никогда не попросит о них открыто. Правильно говорят, что по-настоящему лечит душу только близкий человек, он же её и калечит. Нам с Эйомером, обоим, нужно научиться терпению, иначе мы далеко пойдём: он будет, не задумываясь, жестоко ранить, а я буду страдать, забившись в угол, вместо того, чтобы дать ему сдачи или разобраться, нужно ли моё тепло, чтобы успокоился, перестал пыхать молниями, как Тор Громовержец?

Чтобы иметь успех в самом трудном предприятии, нужно действовать на свежую голову, но иногда дуракам и полоумным банально везёт. Второе – это сегодня как раз мой случай. Несмотря на то, что в мыслях был революционный переполох, и казалось необходимым срочно решить, как дальше вести себя с Эйомером, чтобы больше не позволять ему срываться на мой счёт, а потом, пронзая страстно-упрямым взглядом, убеждать, что я должна быть для него той, которая всегда поймёт и не упрекнёт, у которой он будет находить покой и умиротворение, я каким-то образом умудрилась оседлать и вывести из переполненных воинами конюшен Талу. Вторым моим везением было то, что я сумела, спустившись по террасированным узким улицам, выехать к разрушенным Вратам Минас-Тирита, у которых уже образовалась целая запруда из готовящихся к построению витязей. Среди них было слишком много рохиррим, и особо выделялся высокий Хама, который беспрестанно отдавал какие-то распоряжения и внимательно оглядывался. Разумеется, взглядом он искал не меня, а просто по привычке следил за порядком, и всё же это было бы крайне опасно, если бы не третья удача. Старательно отворачиваясь от начальника стражи и пониже натягивая капюшон, рассматривая закрытые баррикадами из досок и каменных обломков пробоины в крепостных стенах, я заметила несколько гондорцев, которые направили своих скакунов куда-то в сторону бокового проулка. Решив, что дезертиров здесь точно нет, и что, возможно, там есть ещё один проход, я направила за ними свою кобылу и не ошиблась: несколько дальше основных ворот в стене действительно находилась зарешёченная открытыми сейчас железными створками калитка. Она была достаточно широкой, чтобы мог проехать вооружённый рыцарь на боевом коне, а уж нам с моей стройной лошадкой было тем более привольно. Оказавшись за стенами города, я почувствовала некоторое облегчение и, приметив Наместника, который уже находился во главе строящегося войска, поторопила Талу прямиком к нему. Не скажу, что Боромир взглянул на меня благосклонно; уже хорошо и то, что не послал ни в каком из известных направлений. Впрочем, в самое известное мы как раз сейчас семитысячной командой и направляемся. Причём, вполне себе добровольно. Так что посылать куда-то ещё просто нет смысла. Удостоившись короткого кивка своего опекуна, я пристроилась справа от него, гордо расправив плечи. Пусть история Гондора ещё не знала такого тщедушного оруженосца, лица-то всё равно никто не разглядит. Правда, внимания на меня, по счастью, не обращали, что позволило немного осмотреться. А посмотреть было на что: остатки пожарищ, ещё не разобранные вражеские катапульты и глубокие борозды ран на чёрной, влажной после ночного дождя земле вмиг напомнили о минувшем яростном сражении, которое лишь ценой невероятных усилий обернулось победой. Пусть трупы уже были убраны с Пеленнора, всё же казалось, что поля до самого горизонта залиты багровой кровью. Стоило заметить южнее ещё необработанную мраморную плиту, которая указывала на место гибели Тэйодена Роханского, как в глазах закипели слёзы. Разумеется, Конунгу не было никакого дела до какой-то то ли целительницы, то ли прислужницы, но я помнила, как он отчитывал меня за участие в схватке на пути к Хельмовой Крепи, знала, как близок был с ним Эйомер, как любит его Эйовин. Столько горя и боли вокруг, столько предстоит впереди! Лучше сразу научиться думать не только о себе, непременно научиться этому, даже если очень плохо получается. Умение вовремя промолчать – оказывается, не единственная добродетель, которой мне не хватает. Впрочем, чего ожидать от обычной девчонки, пусть и закоренелой толкинистки, родившейся совсем в другом времени и другом мире? Мне и платья больше по душе такие, от которых у здешних мужчин глаза на лоб полезут, а все эти юбки в пол, простите, мешают ходить, и мелодии нравятся более ритмичные, чем весенний рёв марала. Нет. Это не клич марала, это трубы извещают о начале похода. Вот, меньше нужно было представлять, как бы бурно отреагировал Эйомер, если бы увидел меня в чёрном микроскопическом платьице от Коко Шанель или бикини, тогда бы не ухмылялась под шлемом, а заметила, что построение уже закончено.

Направив Талу вслед за жеребцом Боромира, я остро осознала, что нечего среди опытных вояк делать девчонке, у которой ветер и платья в голове. Тем не менее, будет неплохо, вернувшись в Медусельд, попросить у Эйовин немного ткани. Совсем немного. Мне хватит, чтобы пошить наряд на свой вкус и впечатлить одного вспыльчивого рохиррима.

Ну нет, это уж точно никуда не годится! Впереди смертельная битва с самым ужасным Врагом, какого можно вообразить, фактически без шансов на победу, а что делается в моей голове? Это всё Эйомер виноват! Украдкой оглянувшись на ряды сияющих доспехами витязей, я впилась взглядом в кавалерию и пехоту Марки, ведомую широкоплечим, статным Сенешалем. И как это называется, когда хочется одновременно убить и прижаться к губам? Вот сам виноват, пусть потом не жалуется, честное слово. Жуткие перепады его мрачного настроения и со мной не пойми что делают. Нужно думать о предстоящем сражении, а не ёрзать в седле, нервируя кобылу, одновременно мечтая высказать этому упёртому гордецу всё, что я думаю о нём, и желая его жаркой ласки. Нельзя так. Нужно думать об орках, которых скоро снова предстоит убивать, там, кстати, и тролли будут, а они посильнее, значит и мечом придётся работать активнее. Хорошо, что Леголас вылечил мои руки. Нужно бы ему ещё раз спасибо сказать, только когда он будет подальше от Арагорна, Гимли и Имрахиля, а то ведь кроме него никому не известно, что среди гондорских воинов девица имеется, и Боромир очень не обрадуется, если я засвечусь. Он, конечно, более лояльный, чем Эйомер, но суровости и буйного нрава и ему не занимать, так что лучше слушаться, раз он согласился терпеть моё присутствие.

Холмы, поля, деревни и всё чаще встречающиеся густые перелески сменяли друг друга до самого вечера; и лишь когда горизонт заалел от лучей опускающегося к земле солнца, было решено разбивать лагерь. Едва я спрыгнула со спины Талы, как опекун, к мысли о власти которого над моей судьбой мне никак не удавалось привыкнуть, молча вручил мне поводья своего вороного Керха, которого за своевольный нрав и дюжие габариты я называла исключительно Киборгом, и торопливо ушёл к также спешившимся Арагорну, Имрахилю и Эйомеру. Очень хорошо, конечно! Решил таким образом напомнить, что если вызвалась, так выполняй свои обязанности полностью? Думает, я с его жеребцом не справлюсь? Зря. Вот если бы Тала невзлюбила Киборга, как коня Эрвина, то у меня возможно возникли бы проблемы. Однако кобылка реагировала на его гарцевание и махание хвостом вполне спокойно и даже дружелюбно, поэтому в том, чтобы отвести их на берег реки, которую предстояло завтра с утра перейти, проблемы я не видела. Проблема была иного характера – трудно быть незаметной с моим невыдающимся ростом среди всех этих разбивающих шатры и разводящих костры гигантов большого баскетбола. Услышав за спиной пересуды о том, сколько в отряде эреборских гномов, один или всё-таки больше, я расправила плечи и поторопилась увести подальше моих подопечных. Нашли они, значит, гнома. Обидно. Я, между прочим, повыше, а на шпильках так вообще почти модель. Кстати, куда Эйомер девал мои шпильки? Оставила-то я их в его комнате, нужно будет попросить вернуть назад: какая-никакая, а память о моём мире. В голове отчего-то всплыл тот день, когда мы с Джессикой выбирали наряды на вечеринку в одном из модных бутиков. Как будто не со мной это было, всё теперь стало, как в тумане: и лучшая подруга и примерка платьев с туфлями. Как же так могло случиться? Почему? А вокруг, как на наших ролёвках, мужчины в латах чистят и поят коней. Только они не играют, всё теперь слишком по-настоящему.

Позволив Тале и Киборгу вдоволь напиться, я отвела их к росшей на берегу таволге, и пока они с аппетитом щипали сочную молодую траву, расседлала и принялась чистить. К тому времени, как удалось до шелковистого блеска расчесать лошадиные гривы, совсем стемнело, и воины собрались у костров ужинать. Поэтому никто особо не оглядывался на согнувшегося под тяжестью сёдел тощего оруженосца, ведущего к шатру Наместника Гондора двух скакунов. Стараясь не оглядываться, я устроила их у временной привязи и лишь тогда шмыгнула в шатёр. В нём было пусто, согревавшая воздух походная печка давала немного света, в котором удалось рассмотреть более чем спартанскую обстановку: широкую постель, сложенную из нескольких шкур и одеял, и брошенную в углу походную сумку Боромира. Пользуясь тем, что осталась одна, я с облегчением сняла шлем и доспехи и, оставшись в рубахе и штанах, принялась расплетать и расчесывать волосы. Времени это заняло совсем немного, потому что ужасно хотелось есть, и замечательный запах готовящейся на кострах еды не давал покоя. К сожалению, выйти я уже не решусь, так что горячие похлёбка и пышки не для меня, есть лишь завёрнутый в полотенце хлеб и фляга с водой – всё, что вместо завтрака удалось утром захватить в столовой. Пустой со вчерашнего вечера желудок обиженно сжался, и пришлось со своими скромными припасами устраиваться на краю постели гондорца. Интересно, а где обычно спят оруженосцы? Надеюсь, не снаружи? Лучше я на земле возле печки отдохну на своём плаще, ночь хоть весенняя и южная, но всё равно ещё очень холодная. Мягкий ржаной хлеб показался вкуснее сладких сдобных булочек, которые по утрам приносил отец из кондитерской, а мысли снова унеслись к Эйомеру и нашим странным, неправильным для этого мира отношениям, поэтому шаги вошедшего опекуна удалось расслышать далеко не сразу.

– Вот ты где, я уж думал, сбежала или прячешься от конников, – протянув миску с пшеничной похлёбкой, которую, поблагодарив за заботу, я с радостью приняла, он начал снимать наручи. – Уж больно нервный ваш Сенешаль, несколько раз спрашивал, убедился ли я в том, что ты осталась в Цитадели. Что же ты успела натворить, если он так тебе не доверяет?

– Ничего, – попытка солгать не увенчалась успехом, и пришлось нехотя ответить на внимательный взгляд пытливых зелёных глаз. – Не сказала ему о планах сестры, вот и злится.

– Вздорные вы девицы, я бы занялся вашим воспитанием. Забыли бы у меня дорогу куда-либо кроме кухонь и прядильни. Странно, что Эйомер не справляется с вами.

– Он справлялся, – заверила я, поёжившись, едва представив, что меня ждёт по возвращении в Минас-Тирит. – До самого последнего времени.

– Плохо значит справлялся, – усмехнулся Боромир. Освободившись от нагрудника и кольчуги, он опустился рядом на кровать и некоторое время просто наблюдал за тем, как я с аппетитом ем похлёбку, которая сейчас казалась, если не пищей богов, то изысканным деликатесом уж точно. – Ты не похожа на жительницу Марки: слишком мала ростом, волосы чёрные и черты лица иные, чем у них.

– Я прибыла из земли у Моря, из Митлонда, – сочинять всякие небылицы совсем не хотелось, но выбора не было, рано или поздно он спросил бы об этом, и ложь уже была заготовлена. – Мои родители были дружны с Тэйоденом Роханским, после того как их… не стало Конунг принял решение забрать меня в Медусельд.

– Серые Гавани? Земли эльфов? Разве там есть людские поселения?

Попалась. Так легко. Опустив ресницы, я кивнула, от всей души надеясь, что военачальник не задаст нового каверзного вопроса. Зря. Похоже, он обладал весьма пытливым и острым умом, удовлетворить любопытство которого мне вряд ли по силам.

– Видимо, это была судьба Тэйодена: собирать сирот под своим крылом, – задумчиво произнёс Боромир. – Но всё же твой дом находится очень далеко, должно быть путь был долгим?

– Десять месяцев.

– И как только гонцы управились?

Сам того не понимая, Боромир загнал меня в угол, и пришлось, поставив пустую миску у входа, чтобы завтра ополоснуть её в реке, ретироваться к своим лежащим у печки плащу и торбе.

– Что это ты делаешь? – удивлённо спросил гондорец, наблюдая за тем, как, присев, я начала заворачиваться в свой плащ. Холодно, конечно, будет, но нужно надеяться, что поленья в печке не прогорят раньше, чем наступит утро. – Ложись в кровать, тут достаточно места.

– Как же можно? – опустив голову на заменившую подушку торбу, я попыталась устроиться поудобнее. – Мне и здесь хорошо: тепло, и вас не потревожу.

– А ну-ка поднимайся. Охота мне что ли, чтобы ты завтра кашляла и чихала? – разозлившись от того, что, проявляя непослушание, я и не думаю выбираться из своего гнёздышка, Боромир свернул одно из одеял валиком и положил его посередине кровати. – Иди сюда, ребёнок, или думаешь, я могу тебя чем-то обидеть?

– Нет, – поднявшись с земли, я отряхнула и свернула свой плащ, лишь после этого забираясь в постель под пушистый мех. Было что-то неправильное, неуютное в том, чтобы оказаться так близко от этого рыжеволосого, мускулистого мужчины, пусть он и был по своему симпатичен мне. Но разве это объяснишь ему? – Не должно нам…

– Мы в походе, здесь нужно думать об удобстве, а не о приличиях, – оборвал меня гондорец, растягиваясь, словно большущий медведь, на своей половине кровати. – Даю слово, тебе не о чем тревожиться: твоё целомудрие не пострадает, да и не узнает никто.

Едва не поперхнувшись воздухом от такого замечания, я натянула мех до самого подбородка и попыталась свести всё к шутке.

– Такая некрасивая?

Судя по всему, Боромир воспринял вопрос всерьёз: повернувшись на бок, он принялся внимательно изучать взглядом моё лицо.

– Почему же? Ты симпатичная, даже очень, – наконец, произнёс он, снова откидываясь на спину. – Небось и жених в Рохане есть? Признавайся, скоро мне сватов ждать?

– Нет, – тихо выдохнув, я попыталась сдержать подступившие к глазам слёзы: Эйомер сказал утром, что он всё уладит, но кто же знает, каковы его чувства, и кто я для него? Ответа не добьешься, как не выпытывай. Всё неправильно. Так не должно быть. Какая же я была глупая в ту ночь, в Медусельде, и почему только забыла запереть дверь? – Нет никакого жениха.

– Тем лучше, наши гондорские витязи попокладистее, будет тебе из кого выбрать. А на мой счёт не переживай: моё сердце давно несвободно, так что точно не причиню вреда.

– У вас есть невеста? – обрадовавшись возможности отвлечься от неприятной темы, я в свою очередь повернулась на бок, чтобы взглянуть на орлиный профиль гондорца. – Должно быть, она очень красивая и обходительная?

– Красивая, – нехотя ответил военачальник. Похоже, он уже успел пожалеть о том, что поднял эту тему в попытках меня успокоить. – Но жених у неё другой.

– Простите, – осознание того, что у кого-то раны могут быть глубже моих, не принесло и крупицы умиротворения, о котором говорят те, кто считает, что нужно искать во всём положительные стороны; напротив, всё ещё саднящее сердце сжалось лишь сильнее. – Я не хотела причинить вам боль своей болтовнёй.

– Как бы ни была сильна боль, я никогда не стану желать ему смерти в бою.

Комментарий к глава 24. В тихом омуте…

https://vk.com/club118071311?w=wall-118071311_574%2Fall

========== глава 25. Всё словно во сне, война наяву ==========

После нашего разговора Боромир уснул очень быстро, его медвежье сопенье, больше похожее на храп, наполнило шатёр уже через несколько минут; я же, завернувшись в мех как в кокон, жалась щекой к мягкому ворсу, не в силах сомкнуть глаз. Огонь в печке всё ещё давал тепло, но был уже не так силён, сквозь холщовые стены виднелись отсветы костров, слышались голоса оставшихся в карауле воинов и иногда лошадиные всхрапы. Большой лагерь погружался в дремоту, и мне тоже следовало уже давно спать, если хочу набраться хоть немного сил перед завтрашним переходом. В конце концов, когда мы с Эйовин и Мэрри таились в направлявшемся к Минас-Тириту эореде, об отдыхе в тёплой постели и помышлять не приходилось: прижавшись друг к другу, мы спали вповалку, и холод не мешал. Почему же сейчас каждый шорох кажется оглушительно громким? Понимая, что так дело не пойдёт, я позволила себе маленькую, но очень приятную слабость: представила, что лежу рядом со своим бесценным рохирримом, которого ещё днём мечтала огреть чем-нибудь тяжёлым, ну или поцеловать, и что он крепко обнимает в своей привычной властной манере. На сердце сразу стало легче, даже мех показался родной щетиной, и сладкая пелена грёз незаметно накрыла сознание. Не могу сказать точно, чего за ночь удалось насмотреться во сне; кажется, ничего кроме преследующего взгляда родных серых глаз, однако, я порядком испугалась, когда, проснувшись на рассвете, обнаружила рядом с собой совсем не того, кто виделся ещё минуту назад. Точнее, я сначала вообще не узнала, кто это такой растрёпанный, бородатый и рыжий таращится на меня не менее удивлённо. Первой реакцией было завизжать в голос, но мужчина, стряхнув с себя сонливость расхохотался, и лишь тогда я с облегчением признала в нём Боромира. Всё ещё посмеиваясь, он потрепал меня по волосам и, поднявшись, покинул шатёр. Что ни говори, а мне тоже хочется, особенно после пережитого испуга. Выбравшись из меха, накинув плащ, я выскользнула наружу и, стараясь быть незаметной, направилась искать укромное место в кустах на берегу реки, а затем, пользуясь тем, что вокруг никого нет, спустилась к самой воде, чтобы умыться.

Блаженная простота: нет никого рядом, как же! А семь тысяч войска за спиной?

Когда в утренней тишине раздались чьи-то шаги, и на плечо легла ладонь, захотелось визжать во второй раз. С огромным трудом поборов это желание, я настороженно оглянулась.

– Ты чего здесь делаешь, разве тебя не в Цитадели оставили? – сверкнул дружелюбной улыбкой Мэрри, за спиной которого кивал столь же заинтригованный встречей на Эльбе Пиппин. И не спится же им обоим в такую рань? Надо же, заря только занимается, а неугомонные хоббиты уже на ногах. – Я вчера слышал, как гондорец сказал вашему Сенешалю, что лично запер тебя в спальне.

– А вы сами по какому поводу в строю? – нахмурившись, я осмотрелась, нет ли поблизости ещё кого, и торопливо натянула на голову капюшон. В самом деле, Пиппин был ранен вместе с Эйовин. Или ему Леголас помог? Какой эльф шустрый, везде успевает. Правда, Эйовин они с Арагорном и Гэндальфом так быстро поднять не смогли, слишком сильно ударило по ней проклятие Назгула. Может, и к лучшему, что хотя бы она осталась в Палатах Исцеления? Хоть кто-то из нас проживёт дольше. Так, похоже, нервотрепка и стресс последних нескольких дней превратили меня в нытика и пессимистку. И что теперь с этим делать?

– Между прочим, мы – воины, – выпятив грудь, задорно подмигнул Тук, и как ни хотелось сказать, что «от горшка два вершка, а туда же», но пришлось смолчать. Я же не Эйомер, чтобы осаживать и высмеивать каждого, кто рвётся в бой, чтобы защитить родную землю, при этом не выйдя ни ростом, ни статью.

– Хорошо, воины, умеете хранить секреты?

– А как же? – хором ответили хоббиты и тут же картинно навострили уши, очевидно, ожидая услышать что-то из ряда вон выходящее.

– Я и есть секрет, – мне пришлось сделать лицо посерьёзнее, пытаясь не расплыться в улыбке в ответ на их разочарованно вытянувшиеся лица. – Секрет Наместника Гондора, так что постарайтесь помалкивать о том, что сейчас видели, особенно при рохиррим.

– Арагорн скоро станет Королём, – первым невпопад среагировал Пиппин, но прежде, чем я успела ответить, что до этого события ещё дожить не мешало бы, его перебил более сообразительный Мэрри.

– Боишься, что Сенешаль не одобрит твоего присутствия?

– Ещё как боюсь, он ругаться начнёт, а я нынче нервная, могу и ответить; представляешь, какой тогда он скандал учинит? – испуг даже не пришлось изображать, страшно было действительно до колик. Если Эйомер в прошлый раз орал как оглашенный, то теперь я уж точно оглохну, да и речи, которые он выдаёт в гневе, они рвут сердце на части. Так что увольте, я ещё жить хочу. Хотя вот об этом раньше нужно было думать, а не сейчас, когда, веселясь, наблюдающий за нашими передвижениями в палантир Саурон наверняка думает о том, что такой блошиной атаки за свою долгую жизнь ещё не видел. Ничего, мы тоже кусаться умеем, главное, чтобы он был верен канону и не начал искать главную блоху у себя за пазухой, а то Фродо не поздоровится, и не только ему. – Не нужно сейчас никому переживать из-за пустяков.

– По-моему, это вовсе не пустяки, и девушкам действительно незачем идти вместе с воинами на битву, иначе кого мы защищаем, если не вас?

Смерив Брендибака недовольным взглядом, я лишь поджала губы. Надо же, праведник сыскался, а когда шантажировал нас с Эйовин, что-то таким благородным не был. И вообще, почему это хоббиты оказались вдумчивыми и рассудительными, а не такими шебутными затейниками как в книге? Или Профессор расписал их, как ему виделось, а не так, как есть на самом деле? Он ведь только с Бильбо Бэггинсом пообщался, если я не ошибаюсь?

– Детей и стариков.

– Сколько тебе лет?

Вот те раз! Это Пиппин на первое или на второе намекает? Если на второе, то такого форменного хамства мне ещё в Арде встречать не приходилось. К сожалению, ответить ему по достоинству не довелось: направляясь в нашу сторону, несколько рохиррим вели своих скакунов на водопой. Пока любезно вставшие плечом к плечу, чтобы загородить меня, хоббиты нарочито громко приветствовали их, я опустилась на четвереньки и, пользуясь тем, что ещё не совсем рассвело, позорно спасаясь бегством, уползла к раскидистым ивам. Теперь нужно будет не только эльфу, но ещё и этим двоим удельским «спасибо» говорить. И когда только успеть это сделать? Ладно, если выживем, испеку им торт с кремом из взбитых сливок. На кухню-то меня в Цитадели пустят? Или Боромир займётся моим воспитанием, как только вернёмся, и у меня не будет времени на кулинарные изыски? От обилия налетевших тут же мыслей начала трещать голова, и пришлось, как Скарлетт О’Хара, послать их к чертям не на завтра, конечно, а на через недельку. Обождут. Мне сейчас только мигрени для полного счастья не хватает. А то, глядишь, закачу Тёмному такую истерику, что он сам сбежит и никакого Колечка не захочет, паразит.

Вернувшись в лагерь, я облачилась в доспехи и, наскоро перекусив принесёнными Боромиром лепёшкой и чаем, занялась успевшими за ночь окончательно сдружиться Талой и Киборгом. Поначалу очень хотелось шепнуть откровенно кокетничающей с жеребцом любимице, что ей неплохо бы подумать о разнице в возрасте с массивным Ромео, но потом в голову пришла мысль о том, насколько старше меня самой Эйомер, и пришлось снова вспоминать метод борьбы с депрессией героини «Унесённых ветром» – мне он сейчас тоже не повредит.

Нежная привязанность наших скакунов, которые теперь двигались такой плотненькой компанией, что даже во время переправы через реку не удалось развести их дальше чем на два метра друг от друга, не смогла не вызвать веселья Боромира. Правда, он тут же припомнил, что Тала настолько молода и необучена, что на Пеленноре сбросила меня наземь и ускакала прочь. Кобылка даже ухом не повела, а вот мне стало неловко от такого замечания вкупе с вопросом, имею ли я сама представление, как она собирается повести себе в не совсем отдалённом будущем – столь же «героически» или всё же более прилично. Не добавляли спокойствия и Мэрри с Пиппином. Ещё вчера эти двое ехали на своих черногривых пони в компании Арагорна, Гэндальфа и Гимли с Леголасом, а сегодня решили составить компанию гондорской дивизии, а точнее – моему опекуну. То, как оба хоббита старательно отводили глаза и при этом откровенно издевались надо мной, заводя волынку по поводу непослушания оставшихся в Цитадели роханских девиц и мрачности некоего Сенешаля, которого те своим поведением выставили на посмешище, заставило передумать печь по возвращении торты. Перебьются, раз такое дело. Старательно делая вид, что не слышу их выпадов и насмешливых ответов Боромира, я принялась внимательно рассматривать руины Осгилиата и понтонные мосты, по которым мы без труда перешли на восточный берег. Здесь царило оживление: селяне торопились разобрать и разрушить орудия, собранные и направленные Врагом на Гондор, чинили паромы, которые не успели уничтожить во время поспешного отступления орки и харады, расчищали укрепления из досок и валунов. Несмотря на суматоху и гул голосов сердце тревожно заныло, словно я среди этих развалин и осколков войны была одна, а не в составе семитысячного войска. Нас встречали, выкрикивали напутствия, но одиночество, боязнь того, что ждёт впереди, за пределами старинного тракта, были оглушительными, громче церковного колокола в воскресный день. В этих землях ничего не знают о церквях, здесь уповают на Единого и Валар, а мне бы зажечь свечу, чтобы её огонёк осветил молитве путь к закрытому тёмными облаками небу. Трудно вспомнить строчки молитвы, когда днём сумрачно, как поздним вечером перед грозой, развалины старинной крепости кажутся острыми клыками в разверстой пасти хищного зверя с седой гривой, а слова в испуге прячутся, растворяются на краю сознания. Сейчас бы домой, в наш маленький сад: я готова драть сорняки на маминых грядках со сладким горошком, да что уж, даже лекции по философии не так пугают, как крики глашатаев, которые каждые полчаса оповещают о возвращении Короля, который заявляет свою власть на исконные владения. Украдкой взглянув на Боромира, я заметила на его лице холодность, но раздражения или гнева против ожидания не было. Похоже, он, как и остальные, признает права Арагорна на престол и не собирается чинить ему препятствий, а ведь сколько споров было на форумах в моём времени. Кто же знал, что Профессор ошибся насчёт Маршала и доблести его гордого сердца? Впрочем, никто кроме меня не знает, что трилогия не вымысел, а мне, даже если выживу, рассказать об этом никогда не придется. Было бы забавно послать Джессике смску: «Иду на Мордор, надерём задницы сауроновым прихвостням, вечером заскочу списать лекцию», – она бы подумала, что у меня очередная ролёвка, и решила бы заказать на ужин нашу любимую пиццу с ананасом, но ничего не получится: телефон остался в Медусельде, аккумулятор у него давно помер смертью храбрых, да и о сотовой связи, как и об электричестве, в Арде никто слыхом не слыхивал. Вон гонцы и разведчики то и дело подходят к скачущим во главе колонны Имрахилю, Арагорну и Эйомеру, что-то докладывают, а затем снова растворяются в вересковых зарослях на обочине. Сейчас бы рации не помешали, но их нет, да и палантир Гэндальф где-то заначил после того, как Арагорн решил проверить его работоспособность и пообещал подмигнувшему красным глазом Саурону показать места, где орки размножаются, и пустить его самого там по кругу. Мне о той стычке мало что известно: Эйомер больше бранился о ребячестве Следопыта, чем что-то рассказывал, а потом целовал так упоительно, что какие уж там разборки с Тёмным, если честно, когда голова кругом и сердце колотится от счастья, рвётся из груди, словно птичка? Что же ты со мной делаешь, некоронованный Конунг, мой Сенешаль? Сейчас бы о битве предстоящей думать, а не о твоих объятиях, но в них так тепло и надёжно, что мысли стайкой мотыльков летят к тебе, и я невольно выпрямляюсь в седле, чтобы попытаться хоть на миг заметить там, впереди, твою рослую фигуру, знакомый разворот широких плеч.