Текст книги "Подари мне ночь, подари мне день (СИ)"

Автор книги: Оксана Шамрук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

Страх не отпускал и в последующие дни, когда лагерь был перемещён в пышущий весенним цветением Итилиэн, где раненым и тем, кто не так сильно пострадал в бою, находиться было значительно легче, чем в прилежащих к Мордору безжизненных землях. Наверное, теперь, когда война выиграна, когда последний бой остался позади, можно было вздохнуть с облегчением и выспаться, просто отдохнуть, тем более, что после раскрытого маскарада, Боромир уступил шатёр в моё личное пользование и ночевал теперь в соседнем вместе с Арагорном и Гэндальфом, но я не могла. Не было в душе ни покоя, ни радости, лишь боязнь неизбежной стычки с Эйомером снова и снова изматывала до предела. Он ведь обязательно выскажет всё своё недовольство по поводу моего участия в сражении и сделает это далеко не в лестных выражениях. Я видела это, читала по многозначительным взглядам, которые он бросал на меня во время ужинов или, если мы случайно сталкивались, в иное время. Поэтому я стала пропускать трапезы, довольствуясь яблоками и лепёшками, которые удавалось попросить у походного кашевара, и старалась проводить каждую минуту, помогая ухаживать за раненными и лошадьми. Пусть порой от усталости дрожали руки, а всё ещё ноющие после минувшей нагрузки мышцы нестерпимо болели, но всё время быть чем-нибудь занятой было легче и спокойнее, не то что ночью, когда оставалась одна и, засыпая в слезах, до отчаяния мечтала согреться в объятиях любимого, и в то же время осознавала, что, возможно, он никогда не сможет понять и простить тех моих проступков, которые считал безумными и ужасными. Сама виновата. Во всём. Наученная опытом столкновения со вспышками упёртого рохирримского характера трусиха. Совершенная нелепость – не побояться сойтись на поле боя с искажёнными и паниковать, стоит только поймать взгляд Эйомера, который с каждым днём злился всё больше. Конечно, он понимал, что я сознательно стараюсь не оставаться одна, чтобы не дать ему возможности подойти и начать разговор, что, разумеется, только усугубляло ситуацию и давало благодатную почву его раздражению. Но неужели так трудно один единственный раз подумать обо мне, показать своё великодушие и терпение вместо того, чтобы запугивать сурово сведёнными бровями и плотно сомкнутыми губами? За время проведённое в Арде, я так измоталась, устала, что видят Бог и Единый, на ссоры совсем не осталось сил. Мне бы каплю любви и участия – в этом будет настоящая радость и покой. А ещё одни разборки, увольте, этого больше уже не выдержать.

Но и вечно так продолжаться не могло. Всё же наступило то утро, когда вопреки заведённой привычке я села завтракать к одному из костров, а встретив внимательный взгляд своего вспыльчивого возлюбленного, ответила вызывающей улыбкой. Похоже, он был впечатлён переменой в моём настроении и, растерявшись, даже соизволил не строить грозную мину, а вместо этого выжидающе приподнял брови. Этого оказалось достаточно, чтобы уже через несколько минут, допив обжигающе горячий чай, подняться и направиться к буковой рощице, где находилась красивая поляна, поросшая по краю можжевельником, за которой небольшой водопад наполнял хрустально-чистой холодной водой каменную чашу озера. Сердце колотилось в груди, как бешеное, руки сами потянулись, чтобы сломить гибкую, упругую ветвь.

– Наказывай, – едва услышав за спиной шаги по мягкой прошлогодней листве, я обернулась, протягивая Сенешалю прут. – Тебе ведь не терпится? Так начинай скорее.

Серые глаза лишь на миг расширились от удивления.

– Слишком мягкое было бы наказание, – отняв ветку, он отбросил её прочь, наступая так быстро, что пришлось, позабыв о решении быть смелой, поспешно отступить к склонившемуся над журчащей водой дереву. – Не находишь?

– Нужно было захватить кнут? – закусив губу, я обхватила руками плечи, пытаясь унять дрожь, которая колючими мурашками разбежалась по коже.

– И этого было бы мало, – покачав головой, Эйомер подошёл ближе, заставляя чувствовать себя маленькой и беспомощной, едва доставая ему до плеча, и то только из-за того, что на кочке стою. Ну и где справедливость или хотя бы мои шпильки? – Слишком мало.

– Я готова принять любую выбранную тобой кару, если в конце меня ждёт прощение.

– Уверена в этом? – ладони рохиррима легли на мои плечи, пробуждая в душе двоякие чувства: молить о ласке и вырваться, бежать без оглядки. Понимая, что не могу потерять остатки гордости, я не отвела глаз от его пылающего, полного ярости взгляда. – Знаешь ли ты, что делаешь со мной, как мучаешь, изводишь своим характером и несносным поведением? Всё, что я хочу знать, так это то, что ты в безопасности ждёшь меня, и тебе ничто не угрожает. Разве многого я хочу? Ответь, почему я всё время обнаруживаю тебя дерущейся с мечом в руках и всю в синяках? Какие слова мне найти, чтобы ты, наконец, поняла, что не рождена воином, что твоё место вовсе не в смертельных битвах?!

– А где оно? – попыталась я отвлечь рохиррима, едва он на секунду замолчал. В самом деле, мне гораздо важнее узнать ответ на этот вопрос, чем слушать его ворчание и ругань. – Где, по-твоему, моё место?

– Рядом со мной, – уверенно ответил Эйомер, похоже, посчитав подобный вопрос совершенно нелепым и не нуждающимся в объяснениях. – Ты же…

– Я и есть рядом с тобой.

– Ты – невыносимый, ужасный ребёнок! – вскипел рохиррим, сжимая мои плечи так, что едва удалось подавить болезненный всхлип. – Единый посмеялся надо мной в ту ночь, когда ты ворвалась на своей громыхающей телеге в Эдорас, и я понятия не имею, чем заслужил такое жестокое наказание!

Задохнувшись от обиды, осознав, что зря решилась на этот разговор, я вывернулась из его рук, рванувшись к цветущим под раскидистыми ветвями орешника ирисам. Из глаз брызнули слёзы, превращая голубые бутоны в расплывчатое, колеблющееся пятно. Но пытаться убежать от Эйомера совершенно бесполезная затея, в миг догнав, он лишь сгрёб в охапку, прижимая к груди с такой силой, что надежды на новую попытку бегства не осталось.

– Лютиэнь, девочка моя, – словно только теперь заметив состояние, до которого довёл своими неосторожными, злыми словами, рохиррим принялся быстро стирать текущие по моим щекам слёзы. – Клянусь, у меня нет никого дороже тебя! Слышишь, клянусь!

Зажмурившись, в отчаянии качая головой, я всё же попыталась вырваться, но, к сожалению или к счастью, Эйомер слишком хорошо знал, как заставить меня перестать сопротивляться. Едва его горячие губы прижались к моим губам, даря потрясающе нежный, жаркий поцелуй, как ноги подкосились, а мир вокруг просто перестал существовать. Порой он умел быть таким удивительно ласковым и чутким, что сердце в груди наполнялось благодарностью и трепетом. В такие мгновенья, как сейчас, объятия из властных становились бережными, а прикосновения страстными и одновременно невесомыми, мягкими, пьянящими, словно искристое шампанское. Откликнувшись, я обняла его за шею, только теперь находя утешение и тепло, в которых так нуждалась все эти дни. Конечно, мы слишком разные и, наверное, со стороны может показаться, что совершено не подходим друг другу, но лишь нам двоим известно ощущение полёта, радости, переполняющего душу счастья, когда остаёмся наедине, когда все обиды остаются за краем бушующей искренней любви. Нужно лишь научиться понимать, прощать и, разумеется, целовать в ответ ещё нежнее.

Если, конечно, никто не мешает.

Услышав слишком знакомые голоса Боромира и Имрахиля, я испуганно замерла в руках любимого, который, не растерявшись, зачем-то приподнял меня, прижимая к груди, словно малого ребёнка, закрывая нас обоих от неожиданных свидетелей своим плащом, благо что стоял к ним спиной.

– Сенешаль, ну ты бы хоть воздержался справлять нужду возле водных источников, – раздался позади нас недовольный голос моего опекуна, заставивший ещё сильнее вжаться лбом в грудь Эйомера. Уж я знала, как тот злится на рохиррима после произошедшего между ними спора на повышенных тонах о том, что некая девица всё-таки исхитрилась покинуть Цитадель. – В самом деле, мог бы спуститься к подножию холмов, как делают это другие.

Пробурчав что-то не слишком членораздельное по поводу того, что его королевская персона сама будет решать, где и что справлять, Эйомер поспешно зажал ладонью мой рот. Вдоволь насмеяться под его насмешливым взглядом удалось, лишь когда гондорец и князь Дол-Амрота соизволили удалиться с поляны, решив заняться воспитанием будущего Конунга в более подходящее время.

========== глава 26. Не шекспировский сюжет ==========

Они без конца спорили

И редко соглашались…,

И вечно ссорились…

Они терзали друг друга каждый день,

Но их объединяло одно —

Они с ума сходили друг по другу.

Игра в гляделки – она бывает по разным причинам: от злости, подозрения, возмущения да мало ли поводов? А бывает от того, что вокруг слишком много народу, и взгляд становится заменой слов, поцелуев, дерзких намёков. За последнюю неделю мне довелось поймать на себе разные взгляды Эйомера: и пылкие, и раздражённые, порой даже такие, что нестерпимо хотелось сморщить недовольную гримасу или показать ему язык. Но я старательно утешала себя мыслями, что уже совсем скоро мы прибудем в Минас-Тирит, и пусть только попробует тогда подстеречь меня в тёмном углу: я не целоваться стану, я ему все ноги оттопчу. Вру, конечно, да и Эйомер хмурился, только когда к нам с Боромиром подъезжали пообщаться Кайл и Эрвин или кто-нибудь ещё, к кому он по неизвестной причине изволит ревновать. Конечно, было радостно, как от того, что оба молодых витязя живыми и невредимыми прошли через сражение, так и от того, что мужчины начали более снисходительно относиться к моему участию в походе, но всё же выслушивать замечания и поучения этих двоих не было никакого желания. Мне с лихвой хватило того выноса мозга, который в день нашего примирения устроил Эйомер – то целовавший, то бранивший так, что приходилось мучительно краснеть и оправдываться, что я крайне не люблю делать. Спас меня тогда Пиппин, громко позвавший познакомиться с проснувшимися, наконец, Фродо и Сэмом, которые под воздействием лечения Митрандира почивали уже пятые сутки. Это было очень вовремя, потому что на тот момент я как раз вспомнила и готова была употребить пару малознакомых Сенешалю бранных слов. В общем, хоббиты – не только Хранители, но ещё и спасители. Все четверо. И торт всё-таки придётся печь, тем более, что обещание уже озвучено вслух и одобрено довольными удельцами.

Как только набрались сил раненые в битве на Моранноне воины и обломавшие все планы и чаяния Саурона Фродо и Сэм, как мы покинули цветущий, прекрасный Итилиэн, начиная обратный путь в Минас-Тирит. Собственно, тогда же и возобновилась наша с Эйомером игра в гляделки с той лишь разницей, что прежде мы подобным нехитрым способом молча ссорились и препирались, а теперь это стало единственной возможностью соприкоснуться хоть взглядом, пусть редкой, но от того не менее желанной. Конечно, приходилось быть очень осторожной: ведь рядом неизменно был Боромир, точнее, я была рядом с ним, поскольку развести Талу и Киборга в разные стороны по-прежнему было задачей непосильной, как бы мне этого не хотелось. А хотелось порой очень сильно. Несмотря на всю радость от победы, которая кипела живым ярким ключом восторга как в душе, так и в войске, утомляли бесконечные разговоры опекуна с Имрахилем, Арагорном и ещё несколькими командующими о предстоящих работах по восстановлению Гондора после войны и охране его земель от разбежавшихся с Мораннона врассыпную орков. Конечно, впереди ещё много работы по возвращению былого величия и мощи этого богатого на чудесные пейзажи края, но сейчас хотелось просто любоваться первыми сиренево-лиловыми цветками вереска, подставлять лицо ласковому тёплому ветру и просто улыбаться от облегчения, осознания, что всё, наконец, позади. Впрочем, я ведь девушка, а не воин: мне нравится плести венки из одуванчиков вместо того, чтобы слушать монотонные рассуждения о предстоящих ночных патрулях и рейдах, которые должны обеспечить безопасность и позволить избежать набегов разбойничающих слуг почившего Тёмного Владыки. Пожалуй теперь, когда затянувшейся войне пришёл конец, и настал долгожданный мир, самое время согласиться с тем, что моё место не в смертельных битвах. Лучше позабыть о них навсегда, слишком это страшно, чтобы пережить ещё хоть один раз. Также стоит признать и то, что покинула я Медусельд не из отчаянного, горького героизма, как Эйовин, а потому что не умею ждать. Нет у меня подобной добродетели, которой отличаются жёны местных воинов. Уж лучше я тайком увяжусь за милым сердцу Сенешалем и в итоге получу от него нешуточный разгон, чем буду покорно дожидаться вестей в четырёх стенах. В конце-концов, он сам, пусть и не зная того, выбрал возлюбленной девицу, которой если смску вовремя не прислать, о том, что всё в порядке, то она так изведётся от переживаний, что тем же вечером организует разведку боем.

– Уже опять что-то задумала? – словно читая мысли, негромко поинтересовался мой опекун, когда, решив перекинуться парой слов с Гэндальфом, нас покинули Арагорн и Маблунг. – Полагаю, покоя мне и теперь ждать не приходится?

– Просто размышляю, позволено ли мне будет немного похозяйничать на кухнях Цитадели? – опустив ресницы и постаравшись придать лицу как можно больше невинности и безмятежности, я молча подивилась тому, как сильна интуиция у гондорца. Ведь пока Эйомер не сговорится с ним о моём отъезде в Эдорас, покоя и впрямь не будет никому из нас троих. Опять же, я уже говорила любимому, что слова поперёк Боромиру не скажу, потому что это будет верхом неуважения и неблагодарности после всего, что он для меня сделал, так что пусть разбираются сами, без моего участия. И чем быстрее, тем лучше: во-первых, мне тоже исход дела и аргументы любопытны, а во-вторых, очень хотелось бы вернуться в Медусельд вместе с эоредом. – Я обещала хоббитам испечь такой пирог, какого они ещё не пробовали.

– Меня угостить не забудь, прежде чем они всё слопают, – добродушно хмыкнул военачальник, который уже был наслышан о затее с выпечкой, а потому ничуть не удивился. Да и не с чего было, ведь, похоже, мужчины в Арде считают, что все женские помыслы сводятся к тому, как бы посытнее их накормить. Как бы не так! Но им об этом лучше не знать. Крепче спать будут.

– Тогда, пожалуй, испеку два.

Или сразу три, если только терпения на это хватит, потому что хоббиты прожорливее саранчи, а устроить чаепитие хочется не только для них. Радостно улыбнувшись в предвкушении предстоящих хлопот, я погладила по лоснящейся шее Талу, но стоило увидеть впереди серебрящуюся ленту Андуина и поселения на его берегу, как все мысли о готовке тут же вылетели из головы. Теперь разрушенные стены Осгилиата уже не пугали, они словно стали символом начала пути в Великую Битву, которая закончилась полным разгромом Врага. Символом наступившего мира и возвращения домой. Во всяком случае, теперь это случится уже скоро. За прошедшие с нашего ухода три недели жители сумели привести в порядок восточный берег, на нём теперь почти не осталось следов разгрома и минувших пожаров. Лишь глубокие борозды в земле напоминали о метательных орудиях. Воины радовались поздравлениям сельчан с победой и звонкому детскому смеху, я же, зная что вид девушки в их рядах вызовет лишь удивление, постаралась побыстрее натянуть на голову капюшон плаща. В этом мире героями бывают только мужчины, а таким, как я, сумасбродкам могут лишь подивиться. Да и не гонюсь я за славой и почестями, всё это лишнее, чуждое, главное, что на душе, наконец, спокойно, тепло и уютно, и можно улыбнуться обернувшемуся Эйомеру, пока Боромир беседует со старейшиной. Заметив моё желание укрыться от чужих глаз, рохиррим удивлённо приподнял брови, и это было таким привычным, таким родным.

В этот раз мы так торопились вернуться в столицу, что проделали путь, на который в прошлый раз ушли почти сутки, вдвое быстрее и уже после полудня подошли к облепленным деревянными лесами восстанавливаемым стенами Минас-Тирита. Не желая участвовать в долгих приветствиях и поздравлениях, я направила кобылу к уже знакомой боковой калитке, и, несмотря на явное недовольство Талы по поводу разлуки с Киборгом, заставила её промчаться галопом по узким улочкам. Почти все горожане были сейчас у главных Врат, поэтому на нас мало кто обратил внимание, и удалось беспрепятственно добраться до Цитадели. Вручив любимицу заботам удивлённых конюхов, я сделала то, о чём давно мечтала – помчалась в Палаты Исцеления, где нашла всё за той же ширмой сидящую на кровати с книгой румяную Эйовин. Подруга кажется была растрогана моим столь спешным появлением, о чём-то безостановочно расспрашивала, но, спрятавшись в её объятиях, чувствуя, что скоро просто погибну от усталости, навалившейся за все эти дни, я так и уснула, не ответив ни на один вопрос. Наверное, она даже не обиделась на меня, однако проснуться от тихих голосов и изучающего зелёного взгляда высокого рыжеволосого незнакомца было очень неловко. Понять, кто стоит возле узкой кровати, не составило большого труда: если Боромир был похож на могучего медведя, то его младший брат напоминал грациозного хищного леопарда.

– Значит, ты и есть та девушка, опеку над которой взял на себя Боромир? – заметив, что я открыла глаз, спросил мужчина. От того, как он изогнул бровь, захотелось провалиться сквозь землю или, как малое дитя, вжаться лицом в колени Эйовин. И угораздило же вырубиться, не добравшись до своей комнаты, это всё бессонница последних ночей виновата. Разве уснёшь, когда сердце просится к любимому, но нельзя покидать шатёр? – Мне уже довелось услышать о твоих подвигах и непослушании. Довольно похвально, если бы не было так печально.

Ох, как же мне надоели нравоучения со стороны мужской половины населения Гондора и Рохана! Да будет ли им конец, в самом деле? Или мне придётся отстаивать свои права в местном суде? Если он вообще существует. Судя по тому, как побледнела и подобралась Эйовин, она будет моим адвокатом.

– Фарамир, я уже говорила тебе, что как только мой брат вернётся, он разберётся в произошедшем недоразумении, – нахмурившись, подруга придержала меня за плечо, когда, заливаясь багровым румянцем, я попыталась вскочить на ноги. Вот нужно же было забыть, что теперь и ей уже точно известно о скандальном поступке Эйомера. Ну конечно! Такое в тайне не удержишь, наверняка сплетни давно достигли Палат. – Лютиэнь, прошу тебя, сядь. Обещаю, я сделаю всё, чтобы вы с Эйомером помирились.

– Эмм… мне кажется, мы уже достигли понимания… Всё в порядке, – совершенно не желая, чтобы эти пораненные жизнью влюблённые голубки ссорились из-за меня, я решила смолчать по поводу открытого наезда Фарамира и всё же, поднявшись с кровати, направилась к дверям, в которые уже вводили тех из раненых, которых по прибытии решили тщательно долечивать местные целители. – Мне нужно переодеться и привести себя в порядок. Увидимся за ужином, хорошо?

Удивительное дело: Палаты Исцеления я нашла как по наитию, а вот выделенную мне небольшую уютную комнат удалось отыскать уже не так легко. Лишь пару раз заблудившись в коридорах и лестничных пролётах, случайно выйдя к обеденному залу, мне посчастливилось вспомнить, как до неё добраться. Больше, чем тому, что не пришлось спрашивать дорогу у снующей прислуги, я обрадовалась только мягкой постели, в которую забралась, едва скинув одежду. Всё-таки это высшее благо – мягкие подушки и тёплое одеяло. Особенно после заменявших постель шкур, расстеленных прямо на холодной земле. Стоило поуютнее свернуться клубочком на свежих простынях, как сон одолел с новой силой. Проваливаясь в его сладкую бездну, пришлось признать, что я слабее, чем хочу казаться, и за последние недели выдохлась так, что вряд ли проснусь раньше следующего дня. Но это была лишь мечта. Выбираться из кровати пришлось тем же вечером, когда в освещённую лучами заходящего солнца комнату ворвалась Ранара. Требуя, чтобы я немедленно вставала, и выливая принесённую горячую воду в маленькую деревянную купель, она ругалась так грозно, словно и часа не прошло с моего отъезда. Похоже, затаила обиду за то, что мне всё же удалось уговорить Боромира взять меня с собой в Мордор. Служанка не отличалась свежестью взглядов и, как подавляющее большинство средиземцев, считала, что девушке в сражениях делать нечего, а коли уж она, упрямица, настояла на своём, то пусть теперь слушает, что об этом думают порядочные люди.

Слушать пришлось долго, молча и смиренно, потому что ни одного слова в её полную праведного гнева речь вставить просто не удавалось. Даже в купели, помогая намылить волосы и омыться, Ранара не переставала уверять меня, что взялась бы за розги, если бы одна из её дочерей впала бы в подобную моей блажь. Я, конечно, тоже была рада видеть словоохотливую служанку и даже по-своему соскучилась по ней, но оглохла от нравоучений настолько, что выразить этого уже не могла никаким образом. Подобный пылкий выговор наверняка бы одобрил Эйомер, очень славно, что он его не слышал. А ещё очень славными, а точнее красивыми, были несколько сшитых для меня за это время платьев. Настоящее чудо, потому что с ночи судьбоносного попадания в Эдорас, у меня не было своих вещей, а только те, которые одолжила Эйовин, совсем не новые, а пролежавшие долгое время в пыльных сундуках. Радуясь, как ребёнок, я расцеловала замолчавшую от удивления служанку и, облачившись в невесомое белое чудо из шёлка и синих лент, принялась расчёсывать высушенные у камина непослушные кудри.

– Ох и туго же придётся господину Боромиру! – всплеснула руками оглядевшая меня с ног до головы Ранара, едва к ней вернулся дар речи. – Теперь, после такой-то славной Победы, наши витязи жениться захотят, невест будут себе искать, а у него тут такая голубка на выданье! Я надеюсь, не каждый встречный и поперечный знает о твоих выходках? Иначе распугаешь всех женихов, кто же захочет на воинствующей девице жениться?

– А у меня уже есть жених, – отложив гребень, я наивно захлопала ресницами, стараясь не рассмеяться от забавного удивления, отразившегося на лице оторопевшей служанки. В самом деле, прежде я об этом не задумывалась и в своём мире назвала бы Эйомера бойфрендом, в которого без памяти влюблена, но на самом деле, ведь здесь он – жених, и даже успел предъявить свои брачные права, хотя очень не хочется называть так грубо те чудесные, полные нежности и страсти ночи, что были у нас в Медусельде.

– Ты же уверяла, что нет никого?! – уперев руки в бока, подступилась Ранара. – Или обманывала меня?

– Говорить не хотела, – смутившись от нахлынувших воспоминаний, я надела мягкие тряпичные туфли с кожаной подошвой. – Мы в ссоре тогда были, а теперь помирились.

– Помирились значит? Небось один из этих роханских дикарей? А господину Боромиру известно об этом?

– Пока нет, – от одной мысли о том, как «обрадуется» мой опекун новости о роханском зяте, перехватило дыхание. Надеюсь, дальше скандала дело не пойдёт. – Но уже скоро он будет поставлен в известность.

– Что-то ты побледнела, девочка, – не преминула блеснуть наблюдательностью Ранара. – Жених-то твой поди нравом не лучше вашего Сенешаля, если так дулся на тебя, что не соизволил прежде объявить о том, что вы помолвлены?

Не в бровь, а в глаз бьёт. Натужно кашлянув, чтобы скрыть истерический смешок, я поспешила к двери: ведь не зря так наряжалась, а чтобы во время ужина покрасоваться в чудесном платье перед своим норовистым жени… нет, язык не поворачивается…, не готова я ещё к подобному развитию событий. Перед возлюбленным.

Похоже, Ранара была той ещё беспокойной наседкой и своих цыплят-дочерей ей было мало, не слушая никаких возражений о том, что сама найду дорогу, она проводила меня в обеденный зал и с подозрительно сладкой улыбкой пообещала заглянуть перед сном, чтобы удостовериться в том, что у меня всё в порядке. Это что же, ещё один намёк на дикарское поведение рохиррим? Придёт проверить, чтобы мне некий жених не досаждал? Интересно знать, где это местная прислуга понабралась такого снобизма и чувства собственного превосходства? Впрочем, я тоже хороша и выучила же слово «прислуга»! Ведь с детства привыкла обслуживать себя сама и считала социальное равенство нормой жизни, а привилегированных господ, которые не могут сами себе чай заварить и шнурки завязать – напыщенными придурками. Надеюсь, в этой реальности хотя бы рабства нет? Иначе придется устраивать революцию, а мне пока лень. Орки, тролли и прочие оппозиционеры не считаются – пусть творят, что хотят, пальцем не пошевелю, чтобы разобраться в их тёмных нравах.

Немного растерявшись от громких разговоров, смеха и игры волынщика, догадываясь, что витязи уже начали отмечать свою победу, я заметила, что сидящая за главным столом рядом с братом Эйовин оставила рядом с собой место для меня. Но как бы ни чудесно было находиться рядом с ней, а пришлось идти к заметившему моё появление Боромиру. Иначе вдруг опекун решит, что я проявляю к нему неуважение? И, разумеется, ему нет никакого дела до того, что под насмешливым взглядом его младшего братца я чувствую себя нашкодившим котёнком, которого вот-вот ткнут носом в мокрое пятно на ковре. Старательно не отрывая взгляда от своей тарелки с тушёным в пряностях мясом и слушая долгие речи Арагорна и Гэндальфа, над которыми то и дело подшучивал бывший сегодня в ударе Пиппин, я успела также отдать должное тому, что в Цитадели подают отменное вино: густое, как мёд, и сладкое, словно ягоды малины. Или это не вино вовсе, а сваренный напиток вроде глинтвейна? Однако всё же изрядно креплёный: нескольких глотков оказалось достаточно, чтобы почувствовать, как возвращается приподнятое настроение, подмигнуть державшемуся слишком чинно Хаме и, округлив глаза в ответ на его удивлённый взгляд, скромно потупиться, когда с подозрением нахмурившийся Эйомер принялся делать какие-то знаки Боромиру. Тот спешно забрал мой кубок, велев одной из служанок заварить чай, и, к сожалению, на этом дегустация алкоголя была закончена. Вот же как обидно! Это что же получается? Мужчинам можно во всю горланить и веселиться, а коли ты девушка, то сиди скромненько и, по возможности, изображай из себя ангела? Желание высказаться по поводу вопиющей несправедливости было невероятно сильным, но всё же пришлось смолчать, иначе Фарамир обязательно ухмыльнётся, напоминая, что был прав сегодня днём, а я ему такого удовольствия в жизни не предоставлю. Не знаю, что нашла в нём Эйовин, вот меня определенно пугает этот проницательный зелёный взгляд, словно младшему сыну Дэнетора известны все тайны, которые только существуют на земле.

Решив, что всё же лучше не привлекать к себе ненужного внимания, я снова уткнулась в свою тарелку, ведь что ни говори, а полевая кухня последних недель порядком опостылела, и возможность спокойно вкусно поесть казалась сейчас просто уникальной. Как и послушать появившегося вскоре менестреля. Из-за смешения нескольких языков полностью понять, о чём он поёт, не получилось, и всё же внимать глубокому сильному голосу было приятно. Стоило закрыть глаза, как перед внутренним взором возник отец: он, конечно, не был таким искусным певцом, но всё же любил напевать в душе или на кухне, когда помогал маме готовить завтрак. Прежде я так любила эти минуты, что сейчас невольно навернулись слёзы, и захотелось остаться одной, подальше от шума веселящихся, пирующих витязей, запаха свечей и мраморных чёрных колонн богато украшенного зала. В конце-концов это их праздник, их победа, свобода их земли, а мне уже никогда не вернуться домой. Остаётся лишь привыкать к местным нравам и обычаям, наступая на горло своим привычкам, становясь такой, какой меня хотят видеть, а не такой, какая я есть на самом деле. Кого вообще волнует то, какая я? Главное, чтобы была послушной и не мешалась под ногами, чтобы на любое требование склоняла голову, проявляя покорность, а стоит сказать хоть слово поперёк, как тут же осадят, начнут упрекать и учить жизни вздорную девицу. За время прибывания в Арде я нахлебалась этого по горло и пока держалась только на вредности и желании оставаться при своём мнении, но сколько я ещё смогу сопротивляться в этом мире мужчин, в котором женщина играет столь малую роль, что нужно ещё очень исхитриться, чтобы рассмотреть, в чём она заключается?

– Лютиэнь, тебе не по душе слова песни? – сжавший мою ладонь Боромир в очередной раз удивил своей внимательностью и способностью замечать перемены в чужом настроении. Когда только успел, если участвовал в застольной беседе и, кажется, даже не смотрел в мою сторону? – Если хочешь услышать что-то другое, только скажи.

– Нет-нет, всё хорошо, я просто слишком устала, – сморгнув солёную влагу, мне удалось изобразить на лице мягкую улыбку, которую он ожидал увидеть. – Будет слишком большой грубостью, если я покину ужин?

– Разумеется нет, ты можешь идти.

Благодарная улыбка получилась более искренней, а вот лавировать между витязями, которые пользовались тем, что официальная часть с тостами окончена, и можно сесть не по чинам, а к друзьям, было трудно. Воздух в коридоре оказался прохладнее и свежее, чем в обеденном зале, и накатившую хандру как рукой сняло. В конце концов, у меня больше нет поводов для ссор с Эйомером, и это главное, а на остальной патриархат можно просто закрыть глаза, что мне с него в самом деле? Ничего не изменишь, революцию не устроишь, да и феминизмом я никогда не страдала; так стоит ли сейчас переживать из-за того, что невозможно сдвинуть, как и Туманные Горы? Разве что новый Балрог проснётся. Такие мысли заставили рассмеяться и, отбросив за плечи чёрные кудри, направиться к лестнице. Прежде я стремилась выпрямить волосы, но здесь непослушные локоны, кажется, считаются чуть ли не главным моим украшением, и, пожалуй, это очень приятно, если не задумываться о том, что местные витязи просто такие жирафы, что с высоты своего роста их первыми и замечают, а вот заглядывать в лицо девице, беспардонно пялиться считается неприличным. Хлопнувшая внизу дверь заставила свернуть с верхней площадки в освещённый факелами коридор и поторопиться к своей комнате. Всё-таки, несмотря на вернувшееся хорошее настроение, сталкиваться сейчас ни с кем не хотелось, ведь каждому живому существу иногда нужно побыть наедине с собой, особенно после долгого похода, проведённых у костра ночей и многотысячного гула голосов. Конечно, я привычна к большим шумным сборищам, но то были любимые ролёвки в родном мире, а вот свыкнуться с тем, что пришлось за столь короткое время пережить в Средиземье, ещё только предстоит; ведь одно дело мечтать о великой сказке, а совсем другое понять, что способна убивать, пусть даже и орков. Раздавшиеся за спиной шаги заставили испуганно вздрогнуть и припомнить выговор Эйомера о том, что не пристало девушке проявлять беспечность, когда вокруг полно подвыпивших витязей. В самом деле, нужно не размышлениям придаваться, а шевелиться быстрее, если не хочу нарваться на поползновения какого-нибудь набравшегося вина или эля Дон Жуана. Вариант спасаться бегством показался самым разумным, но, похоже, уже было слишком поздно, однако свернуть за поворот и спрятаться в тени колонны, чтобы рассмотреть своего преследователя, я всё же успела. Показавшаяся в пляшущем свете факела рослая фигура удивлённо оглядывающегося воина заставила радостно улыбнуться и торопливо оправить украшавшие лиф нового платья ленты.