Текст книги "Подари мне ночь, подари мне день (СИ)"

Автор книги: Оксана Шамрук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

========== глава 19. Ты лжёшь, я у тебя учусь… ==========

– Я не понимаю, почему, если я ниже ростом, то мне нет места в эореде, – пытаясь заглушить боль, отчаяние, страх, злость и гнев, которые мучили меня с того самого момента, как несколько часов назад стало известно, что воины Рохана выезжают на поддержку Гондора в битве против общего Врага, я до боли стиснула кулаки. – Хама знает, что я владею мечом, он видел, так почему мне отказано? Чем я хуже других? Я ведь ни косоглазием, ни рукожопостью не страдаю!

– Тем, что не родилась мальчиком, – положив ладонь на моё плечо, Эйовин невесело улыбнулась, она знала, что я лишь пытаюсь пошутить, но всё же разделяла моё негодование. – И дело тут совсем не в росте, хафлингу тоже запретили ехать к Минас-Тириту, хотя он и уверяет, что умеет обращаться с оружием.

– Ну да, с рогаткой, – нахмурившись, я покосилась на Брендибака, который вяло ковырялся вилкой в тарелке с тушеной капустой, потеряв всякий аппетит после отъезда друга. Мы же стояли у окна в почти опустевшем после прошедшего в гнетущем молчании ужина тронном зале.

– Главное это храбрость и смелость, а их у нас троих хоть отбавляй.

– Но нас всё равно никуда не возьмут, – тёплая шаль не грела: холодно было душе, а не телу; взгляд невозможно было отвести от ярко светящихся в сумеречной мгле окон казарм. – Разве это справедливо?

– Возможно, нам разрешат проводить гарнизон до Мёрзлого Рога, – пожала плечами подруга. – Но это, если будем держать язык за зубами и перестанем высказывать вслух свои мысли.

– Ценное умение, – и правда, кто бы и меня научил этой добродетели? Мне вот придётся всю ночь просить Эйомера взять меня с собой хотя бы туда, после того, как я неосторожно, не заметив в тени колонны его высокую фигуру, просила Хаму принять меня в качестве оруженосца. Разумеется, тот не слишком деликатно послал меня в ткацкую шить рубашки, а у закашлявшегося любимого взгляд был такой недобрый, что я испугалась, как бы он опять не запер меня в темнице прямо здесь, в Медусельде. – Ну почему мужчины такие упрямые и не хотят понимать, что мы тоже можем стремиться защитить тех, кто нам дорог, и свой дом?

– Уверена, что не побоишься нарушить все запреты? – склонившись к моему уху, тихо спросила Эйовин.

– Проходили уже, – хмыкнула я, обернувшись, и с интересом взглянув в её ставшее вдруг сосредоточенно-бледным лицо.

– Тогда пойдём, – подруга потянула меня к дверям, внимательно оглядываясь на тех немногих, кто ещё не покинул зал. – Есть у меня одна идея, главное, чтобы мужества хватило решиться.

Нужно сказать, что Эйовин сумела меня удивить: стоя в небольшом, граничащим с оружейной помещении, с трудом сдерживая волнение, я прикасалась к вывешенным на стойках лёгким кольчугам и шлемам вполне умеренного размера.

– Откуда это? Они же разве что мальчишкам впору?!

– Верно, – кивнула рохирримка, вставляя в крепление на стене факел, с которым мы пришли, и показывая мне тонкую золотистую кольчугу, которая висела чуть в сторонке от других. – В них и тренируются мальчишки, но ведь нам с тобой в самый раз? Выбери себе амуницию, нам нужно успеть упаковать всё и спрятать в конюшне, чтобы завтра незаметно приторочить к сёдлам.

– Надёжнее всего у Талы в стойле, я сама ею занимаюсь, туда даже случайно никто не заглянет, – нескольких минут мне хватило, чтобы выбрать кольчугу, шлем и показавшиеся самыми лёгкими наручи и сложить их в протянутый Эйовин мешок. – Значит ты решила в этот раз не оставаться в тылу?

– А как ещё я могу поступить, если все, кто мне дорог, уходят туда, откуда возможно нет возврата? Разве должно мне оставаться здесь, когда они будут рисковать жизнями? Что будет со мной, если их не станет? Лучше принять смерть плечом к плечу, чем трусливо дожидаться подачек судьбы, – голос роханской девы был твёрд, в голубых глазах сверкнул холодный огонь. – Следопыты тоже уходят завтра ещё до рассвета… К Эреху…

Я лишь покачала головой, ощутив то, что она так старательно пыталась скрыть: влечение к Арагорну. Очевидно, от себя, от своего сердца не уйдёшь, и, даже если знаешь, что мужчина, который завладел всеми твоими помыслами, принадлежит другой, чувства менее пылкими не станут. Не собралась ли она искать смерти на поле брани, поняв, что не сможет быть с тем, кого полюбила? Но нет, моя подруга не такая, она очень жизнерадостна, я не раз замечала это, и не захочет искать успокоения сердца в забвении. К тому же я буду рядом. И ещё кое-кто…

Услышав скрип дощатого пола, мы одновременно обернулись к двери и увидели Мэриадока, на веснушчатом лицо которого светилось явное любопытство.

– Я с вами, – уверенно произнёс хоббит. – Обещаю сохранить всё в секрете, если возьмите меня третьим.

Вот так шантажист из Шира! Но сердиться на него мы не могли: разве рассердишься на выбор храброго хафлинга? Пусть он невелик ростом, зато сколько задора в его зелёных глазах, сколько в нём силы и мужества, которое, как и наше, не ценят витязи Марки.

Собрав всю необходимую амуницию, мы отнесли её в конюшни, что потребовало максимальной осторожности, поскольку дворец и казармы перед завтрашним выходом в поход были похожи на растревоженный улей, а затем чинно отправились спать.

Оказавшись в своей комнате, умывшись и расчесав волосы, я забралась в постель, которая без Эйомера казалась такой большой, пустой и холодной. Сердце замирало от тревоги: придет ли он сегодня? Найдёт ли хотя бы несколько минут для меня во время кипящей подготовки к предстоящему бою? По щеке скатилась слеза, стирая её, я обняла подушку и прижалась к ней лицом: как же быстро я стала зависимой от любимого, от его присутствия, объятий и сильных рук. Ему нужно выспаться этой ночью, а я эгоистично молюсь лишь о том, чтобы пришёл, чтобы целовал так сладко, как умеет только он. И это при том, что я лгунья, я собираюсь обмануть его. Эйомер наверняка потребует, чтобы я оставалась в Медусельде, и, не задумываясь, не боясь никаких гнева и наказаний, я солгу ему. Солгу, потому что люблю, потому что не смогу жить, если с ним что-то случится, не смогу оставаться здесь и неделями ждать известий. Не выдержу такой долгой разлуки. К тому же я теперь в связке с Эйовин и хоббитом, и уже не могу подвести их, иначе стану волноваться ещё больше. Мужчины в своём стремлении запереть нас под семью замками и защитить от врага не осознают, как страшно нам оставаться без них, не ведая, суждена ли новая встреча, или же впереди лишь годы смертной скорби и печали. Да, мне с раннего детства известно всё, о чём написал в своих книгах Толкин, но ведь Боромир жив, а значит, зеркало Владычицы Лориэна обмануло профессора. Кто знает, в чём ещё оно ошиблось? Время шло, минуты складывались в часы, и слёзы уже беспрерывным потоком лились по щекам, когда в двери, наконец, постучали. Услышав заветный звук, я мигом вскочила с кровати и уже через несколько секунд утонула в медвежьих объятиях своего витязя.

– Что случилось? – встревоженно спросил он, поднимая за подбородок и рассматривая моё влажное от слёз лицо, которое так хотелось спрятать на его груди. – Что, милая?

Едва не разрыдавшись ещё сильнее, я поцеловала пальцы, которыми он принялся стирать солёную влагу с моих щёк.

– Просто, я испугалась, что сегодня… Ты не придёшь… Ведь тебе столько всего нужно успеть…

– Нужно, – кивнул Эйомер, прерывая мои бессвязные объяснения и гладя широкими ладонями по подрагивающим плечам. – Но ведь я знаю, что ты меня ждёшь.

От его слов стало тепло, словно весеннее солнце озарило продрогший за ночь луг. Словно росу он сцеловывал слёзы, и хотелось остановить эти мгновения, чтобы провести так всю жизнь, чтобы ничего больше не происходило, лишь мы вдвоём, лишь наша любовь, наши нежность и страсть. Страсть, от которой кружится голова, когда Эйомер поцелуями опаляет губы, шею и ключицы, когда стягивает сорочку и, сжимая, гладит обнажённую грудь, когда он остаётся без одежды и, укладывая в постель, накрывает своим поджарым, мускулистым телом. Когда от вольных ласк в крови зажигается огонь, а в слиянии рождается наше солнце, к которому мы летим, чтобы окунуться в искрящие пучины наслаждения.

– Завтра я уеду, и ты должна научиться не изводить себя слезами, – произнёс любимый, когда, прижавшись к его вздымающейся груди, я пыталась совладать с дрожью, которая охватила тело вслед за нахлынувшей волной удовольствия. – Меня не будет несколько недель, возможно, дольше, и я хочу знать, что это время ты проведёшь с моей сестрой в обычных дворцовых хлопотах, хочу знать, что с тобой всё хорошо, что ты не печалишься.

– Эйомер, – приподнявшись, я заглянула в ставшие такими родными серые глаза. – Позволь мне проводить тебя вместе с Эйовин до Мёрзлого Рога, пожалуйста…

– Лютиэнь, если бы я только знал, что ты не натворишь глупостей, поверь, я был бы только рад, – перекатившись на бок, он заключил моё лицо в ладони, накрывая ноги сильной ногой, словно боялся, что я прямо сейчас могу убежать. – Но ты так безрассудна и порывиста, что я не могу быть уверен в твоём благоразумии и поступках.

– Тогда поклянись мне, что вернёшься живым, что мне нечего бояться.

– Я обещаю, – по тому как рохиррим прикрыл на мгновение глаза, по судороге, исказившей его суровое лицо, было ясно, что он ни в чём не уверен, что завтра для него такой же зыбкий песок, как и для меня.

– И я обещаю, что буду послушна твоей воле, но мы оба не знаем, что нас ждёт впереди, прошу, не лишай нас возможности просто быть рядом немного дольше.

– Хорошо, будь по-твоему, – после затянувшихся на несколько минут раздумий согласился Эйомер. – Но помни – я верю тебе.

Радостно улыбнувшись, я прижалась к его приоткрытым губам в благодарном, ласковом поцелуе. На доверие, конечно, полагаться не приходилось, наверняка, любимый будет следить за каждым моим шагом, что добавит хлопот к и без того обширному списку, но всё же он дал своё согласие, что, в свою очередь, давало мне шанс быть с ним рядом и дальше, таясь так, чтобы он не заметил этого. Вдыхая смешанный с потом мускусный запах его кожи, согретая надёжными объятиями я, наконец, смогла уснуть, а на самой заре он разбудил меня, сказав, что пора собираться в дорогу.

Прощаться со следопытами, Арагорном, Гимли и Леголасом, как это сделали Мэрри и Эйовин, я не ходила, рассудив, что там и без меня народу много, и предпочла вместо этого собирать с кухарками завтрак для выдвигающегося в поход гарнизона. Он прошёл довольно быстро, а затем всё завертелось так, что мы едва успели оседлать наших с подругой лошадей и приторочить к их сёдлам спрятанную с вечера амуницию. Очень скоро мы уже выезжали из ворот Медусельда: бледная молчаливая Эйовин придерживала сидевшего впереди оглядывающегося хоббита, а я поглаживала шею нервно прядающей ушами Талы. Похоже, кобыла чувствовала моё смятение и чутко реагировала на него. Для переживаний у меня было много причин: я впервые покидала пределы Рохана, собиралась на корню разрушить едва обретённое доверие Эйомера, что непременно обернётся очень плохо для тех хрупких отношений, которые между нами зародились, и, в довершение всего, намерена сразиться на полях Пеленнора. Если бы любимый только знал о моих планах, он бы точно запер меня в темнице, как уже делал это прежде, но он верит мне, едет в начале колонны рядом с Конунгом и Хамой и не подозревает, что я всего лишь солгала, пообещав ему свою покорность. Впрочем, он тоже лжет, именно он научил меня лгать. Почему, если он уверен, что вернётся, то ходит ко мне по ночам, как вор, стремится сохранить всё в тайне? Мне и самой не хочется, чтобы в такое сложное военное время кто-то узнал о нашей любви, но Эйомер явно пытается уберечь меня от позора внебрачных отношений, если ему не суждено вернуться. Неужели, думает, что, если его не станет, я смогу начать всё с чистого листа и связать судьбу с другим? Нет! Я слишком люблю его, чтобы даже мысль такую допустить. Именно поэтому я сегодня здесь и без раздумий согласилась участвовать в безумном замысле Эйовин. Рохирримка права: лучше умереть рядом с теми, кого любишь, сражаясь в жестокой битве с единым Врагом, чем, оставшись без них, влачить жалкое существование, лить слёзы о былом. В победу нужно верить всегда, именно верой она и заряжена, и всё же, что ждёт тех, кого витязи Марки оставили в тылу, дома, если их самих постигнет поражение? Я не хочу узнать и разделить подобную участь. Уж лучше ещё раз испытать на себе гнев Эйомера, если наша миссия завершится благополучно, чем жить потом без него.

Мне казалось, что три дня это целая вечность, что нам ещё долго пересекать вброд узкие речки и ледяные ручьи, преодолевать перевалы и спускаться в лощины, давать жеребцам волю в широких степях, но на деле всё оказалось быстрее. Не успела я налюбоваться высокими елями, зарослями вереска и редкими буками, насладиться ночными привалами и наслушаться историй болтавшего без умолку Мэрри, как впереди обозначился скальный массив, который мы смогли обогнуть лишь в сумерках. Длинной колонной отряд спускался всё ниже, пока не вышел к самому дну глубокого ущелья, туда, где близ границ с Гондором находилось сторожевое поселение, и где нас уже ждали. Именно здесь нам с Эйовин и хоббитом позволено отдохнуть сутки, прежде чем под охраной воинов, сменяющихся со своих постов, вернуться в Медусельд. Очень скоро возле нескольких деревянных построек форта был разбит лагерь из шатров, а на разожженных кострах начали готовить ужин. Обустроив нашу маленькую палатку, мы повели лошадей к реке. Хоббит, очевидно пытаясь побороть нервное напряжение, либо и впрямь такой шебутной, всё рассказывал про энтов и про то, как они разгромили Изенгард, а Эйовин, оглядываясь, не слышит ли кто, пыталась проинструктировать нас насчёт завтрашнего утра. Вскоре наши скакуны уже жевали овёс в общем стойбище, мои друзья отправились проверять, чего вкусного сумели настряпать витязи без поварих, а я решила перед ужином полюбоваться на шумящий за елями водопад. Конечно, нужно бы помочь с приготовлением еды, но, выслушав от Эйомера и Хамы, как славно они справляются в походах без женщин, мы с Эйовин принципиально не сделали этого не разу за три последних дня. Пусть готовят сами, коли такие мастера на все руки.

Кутаясь в шерстяной плащ, вздрагивая от крика скорее распугивающего, чем ищущего добычу филина, я шла по усеянной хвоей земле пока не оказалась перед широкой рекой, в которую и срывался поток воды, бегущий с заснеженной вершины могучей горы, носившей название Мёрзлый Рог. Влажная от брызг трава на пологом берегу сверкала так, словно покрылась инеем, а звёзды, появившиеся на расчистившемся от облаков небе, казалось, любовались своим отражением в водной глади. Всё здесь было словно пропитанным магией старинных сказок, и совсем не верилось, что где-то полыхает пожарами война, и гибнут ни в чём неповинные люди.

– Сколько уже раз я просил тебя быть осторожной; хотя бы для разнообразия не хочешь попытаться прислушаться?

– Зачем, если ты следишь за каждым моим шагом? – обернувшись, я встретилась с осуждающим взглядом Эйомера. Даже не сомневалась, что он наблюдал, куда я пошла. – Видишь ли, девушке нужно иногда уединиться.

– Но это небезопасно, – приблизившись, он смерил меня сверху вниз таким скептическим взглядом, словно хотел напомнить, какой маленькой и беззащитной я ему кажусь.

– Хорошо, в следующий я раз я пописаю прямо в твой сапог, чтобы тебе было спокойнее, что в кустах парочка орков не сидит.

– Так ты… – пожалуй, в первый раз мне довелось увидеть, как Эйомер растерялся и не может найти слов для ответа. – Я отвернусь.

– Спасибо, нас с Эйовин у реки хафлинг покараулил, – хихикнув, я округлила глаза, когда любимый угрожающе скрипнул зубами.

– Тогда зачем ты мне всё это сказала?

– Чтобы ты знал, что если девушка засобиралась в ближайший пролесок, то вовсе не факт, что у неё там свидание назначено, – так, судя по грозно сведённым бровям, с дразнилками нужно завязывать, иначе нарвусь на неприятности. Но ведь он и в самом деле до сих пор ревнует меня к Эрвину: стоит бедолаге попытаться ко мне приблизиться, как из головы колонны для него приходит распоряжение отправляться разведывать путь. – Хотя вполне вероятно, что девушка знает, что её любимый наблюдает за ней, и таким образом приглашает его присоединиться к ней.

– Так ты специально сюда меня заманила? – усмехнулся Эйомер, наконец поняв, куда я клоню.

– Ну не записки же посылать, в самом деле? – оказавшись в его раскрытых объятиях, я радостно улыбнулась. – Завтра мы уже не сможем побыть и минуты наедине, и у тебя уже не будет времени полюбоваться со мной на звёзды и водопад.

– Не хотелось бы тебя огорчать, но я не эльф, чтобы таращиться на них полночи, а потом ещё полночи сочинять стихи.

– И романтик тоже никакой, – нарочито огорчённо покачав головой, привстав на цыпочки, я коснулась губами его губ, спровоцировав долгий, жаркий поцелуй.

– Я принёс кое-что для тебя, – обнимая меня одной рукой за плечи, Эйомер запустил другую в карман скрытого под кольчугой камзола и извлёк из него что-то, завёрнутое в носовой платок. Надо же, а я думала что рохирримы настолько суровы, что, коли приспичит, харкают и листиками с деревьев пользуются. Хотя для листиков, конечно, не сезон.

Всякое желание шутить отпало само собой, когда он положил в мою раскрытую ладонь ключи от Ауди.

– Спасибо! – снова потянувшись вверх, я нежно поцеловала его в заросшую бородой щёку. – Ты даже не представляешь, как это важно для меня!

– Если Враг окажется сильнее нас, и выбора уже не останется, надеюсь, твой железный конь сможет увезти тебя далеко от наших земель.

– Нет! Такого просто не может случиться! – заглянув в потемневшие, полыхающие внутренним огнём глаза Эйомера, я замотала головой. – Как бы ни был силён Враг, сильнее тебя он быть не может!

– Ты веришь в меня, и это делает меня сильнее, – от его нежного поцелуя закружилась голова, и пришлось схватиться за сильную руку, чтобы не опуститься на переставших слушаться ногах на траву. – Позволь, я оставлю его себе; у того, кто рисовал твой портрет, поистине золотые руки.

Я смогла лишь кивнуть, взглянув на свои водительские права, так же бережно завёрнутые в платок. С маленькой цветной фотографии на меня смотрела хорошенькая смешливая девчонка. Её чёрные волосы непослушно вились, в синих глазах и мягкой улыбке отражалось детское озорство, но я больше не узнавала в ней себя. В тот день, когда было сделано это фото, брат измывался надо мной с самого утра, уверяя, что дороги ещё не видели такого неумёхи-водителя, что я пересчитаю все столбы от школы до дома. Пожалуй, он был прав, меня-таки угораздило свернуть не туда, но всё это словно осталось в другой жизни, на краю незнакомой вселенной, в которую я, как бы порой не было страшно, уже не хочу вернуться.

Вместо ответа Эйомер крепче обнял меня, покрывая быстрыми поцелуями лицо, находя губы, даря жадную, страстную ласку. Через несколько минут мы вышли к кострам, чтобы занять каждый своё место – он рядом с Конунгом, я – возле Эйовин, которая тут же протянула горячую лепёшку и кружку с чаем – наверное, самое съедобное, что она обнаружила в мужской стряпне. Оба мы знали, что уже простились, что теперь остаётся лишь украдкой обмениваться взглядами. Вот только Эйомер был уверен, что завтра я вместе с его сестрой отправлюсь в Эдорас, я же знала, что останусь в гарнизоне, но постараюсь находиться на очень приличном расстоянии от него.

Комментарий к глава 19. Ты лжёшь, я у тебя учусь…

https://vk.com/club118071311?w=wall-118071311_407%2Fall

========== глава 20. Крещение болью ==========

– Эйовин, ты уверена? – глядя вслед уже развернувшему Огненога Эйомеру, я всё ещё ощущала разбежавшиеся по коже мурашки от его короткого, но такого жгучего взгляда. В ответ я лишь улыбнулась и застенчиво опустила ресницы. Рохирриму ничего не стоило вогнать меня в краску смущения: едва уловимое движение бровей, и вот я уже рассматриваю свои ладони, надеясь, что никто ничего не заметил.

– Живо в шатёр, – вместо ответа приказала она нам с Мэрри. – И зевайте пошире, чтобы никто не сомневался, что вы не выспались.

Вмиг уловив её игру, громко сетуя на то, что ночью совсем не удалось поспать, очень убедительно потягиваясь и потирая кулаками глаза, хоббит развернулся в сторону нашей небольшой палатки и, проявляя все свои актёрские таланты, даже пару раз споткнулся, чем вызвал смешки отъезжающих витязей. Склонив голову, вслушиваясь в то, как подруга выясняет у командующего заставой, во сколько утром мы выезжаем в Эдорас, я поспешила вслед за Брендибаком. На душе отчего-то было невыносимо скверно, и хотелось и в самом деле устроиться в своей узкой походной постели и, завернувшись в шерстяное одеяло, проспать целые сутки, чтобы завтра начать обратный путь в Медусельд. Помогая посерьёзневшему, молчаливому Мэрри натянуть кольчугу и закрепить наручи, я думала о том, как трудно было добиться доверия Эйомера, и как, возможно, окажется непоправим для нас с ним тот поступок, который я собираюсь совершить. Разве мне уже не довелось на своей шкуре испытать тяжёлый характер Сенешаля? Разве неведомо мне, в какие пучины гнева он может впадать, и как жесток и неумолим тогда становится? Да, его трудно любить, а я полюбила без оглядки. Так неужели я способна теперь одним махом всё разрушить? Теперь, когда он целует с такой нежностью, когда, оказавшись в его объятиях, забываю обо всём на свете, кроме своего такого хрупкого счастья? Но нет, оказывается, Эйомер —ещё не весь белый свет, и я просто не могу предать Эйовин и Мэрри или даже просто оставить их. За тонкой, почти не удерживающей тепла тканью шатра в Гондор уходил обширный королевский эоред Рохана: в холодном, морозном мартовском воздухе ещё стояли звон амуниции, конское ржание и голоса витязей, и мы должны успеть влиться в самый хвост длинного отряда, сделать это незаметно, оставив все свои сомнения.

Там, далеко впереди Враг уже сжигает огнём белые стены Минас-Тирита, и на счету каждый воин, умеющий держать оружие, а я, в первую очередь, воин, у меня нет права дрогнуть и поддаться слабости, потому что сердце уже не принадлежит мне: оно хочет быть покорным своему роханскому властелину, но я не допущу этого. Пока не допущу.

Пока гремит война.

Пока гибнут людские поселения.

Пока мой меч может стать преградой для Врага.

Лишь когда отгремят последние бои, когда этот мир, в который меня занесла судьба, очистится от мрака и зла, в которых он погряз, я смогу надеть белое платье и сплести венок из незабудок, а пока мой долг облачиться в сталь и забыть обо всём кроме предстоящего сражения. Кто знает, возможно, именно в этом и было моё изначальное предназначение, для этого и было пройдено столько тренировок и турниров? Говорят, наши имена имеют над нами власть; вполне вероятно, что моё и затянуло меня в пучину Тёмной Войны.

Едва я облачилась в кольчугу и, заплетя тугую косу, надела казавшийся совершенно неудобным шлем, как к нам присоединилась бледная, словно снег, Эйовин. Похоже, в её душе происходила та же борьба, что и в моей. Она молча переоделась и, лишь когда мы собрали свои нехитрые походные сумки, велела выбираться из шатра ползком, приподняв заднюю стенку полога. Первым это сделал Мэрри и, лишь убедившись, что все заняты отходом основных войск, позвал нас за собой.

Мне казалось, всё будет гораздо труднее, и, возможно, Эйомер велел кому-нибудь следить за нами, но нет, незатейливый план сработал, и уже через пять минут мы были в сёдлах: Эйовин успокаивала своего жеребца, которому не понравилась дополнительная ноша в виде сокрытого плащом хоббита, а я поглаживала по лоснящейся шее радостно заржавшую Талу. Кобыла нетерпеливо гарцевала, желая поскорее пуститься вскачь, а в моей голове всё теснились сомнения: неужели любимый доверяет мне больше, чем я того заслуживаю, или же нам просто повезло остаться незамеченными в царящей вокруг суматохе?

Склонившись к рыжей гриве Талы, чтобы поменьше выделяться своим невысоким ростом, я направила её вслед за подругой, уже пристроившейся позади самых молодых витязей, среди которых были и ни разу не встречавшиеся мне в обеденном зале Медусельда. Впрочем, я вообще мало кого знала среди десяти тысяч конников, они прибыли из разных поселений Марки, жителями столицы были, конечно, далеко не все.

Страх, что нас разоблачат, был очень велик, ведь из памяти до сих пор не стёрлись слова Конунга, что я унизила его воинов своим участием в схватке на пути к Хельмовой Крепи. Видит Бог, мне не понять чем, но сейчас приходилось вздрагивать от каждого голоса и надеяться только на то, что никто не станет достаточно пристально рассматривать мою облачённую в доспехи фигуру. Даже Эйовин в этом отношении выглядела посолиднее, но ей-то массивности придавали высокий рост и сидящий впереди в седле, тщательно скрытый складками тёплого плаща Мэрри. Доспехи были непривычно тяжелы, что заставляло то и дело вздыхать о тёх лёгких и прочных, которые остались теперь уже в прошлой жизни. Как же это удивительно – быть современной девчонкой, которая ещё совсем недавно сидела ночами напролёт в Твиттере, ходила с подругами в кино и лихачила на своём автомобиле по загородному шоссе, а теперь вот едет на войну и боится, как бы в ней не распознали особу слабого пола. Я, конечно, так же далека от феминизма, как тихая морская гавань от луны, и всё же ночное светило будоражит гавань приливами, а меня, порой, свободолюбием. Ну и куда подевалось это свободолюбие, стоило влюбиться во властного, заносчивого рохиррима? Почему теперь я так страшусь его гнева и осуждения, хотя знаю, что поступаю верно, и если он попытается наказать меня, то будет совершенно несправедлив? Впрочем, не время сейчас думать о наказании и справедливости, так же как и вспоминать об опаляющей страсти Сенешаля и его дурманящих поцелуях. Впереди жесточайшая бойня, исход которой мне доподлинно известен только теоретически, а точнее неизвестен совсем. Нужно сосредоточиться на реальной оценке своих возможностей, а не пытаться глазеть на главу колонны витязей – она всё равно так далеко, что Эйомера отсюда не увидишь. И так даже лучше. Любопытно, что будет, когда на заставе, оставшейся далеко позади, обнаружат, что племянница Тэйодена, малорослик и целительница загадочным образом испарились? Пошлют ли гонца к Королю или решат не отвлекать в такой момент и займутся поисками сами? Об этом, в любом случае, лучше не думать, иначе начну ёрзать в седле и оглядываться, а привлекать к себе внимание категорически нельзя. Особенно сейчас, когда совсем недалеко раздался голос Кайла. Ну и какая нелёгкая его принесла?! Не оглядывайся, Лютиэнь, не оглядывайся!

Не выдержав, я всё же оглянулась, чтобы проверить, нет ли рядом с воином Эрвина, который быстрее друга мог бы опознать мою Талу, но Господь был пока милостив. Что ж, благодарение небесам и за малую заботу.

Стоило приметившей моё движение Эйовин тихо шикнуть, как я выпрямилась в седле и уже не смела проявлять любопытство так открыто.

Вскоре холмы и пригорки закончились, и мы въехали в глубокую, звенящую ручьями долину. Она была необычайно красива в момент пробуждении юной весны: на невысоких кустарниках набухали почки, а между узловатых корней распускались голубые первоцветы и солнечные лютики. Хотелось возмущённо кричать и браниться, когда жеребцы витязей втаптывали хрупкие цветы в густую жижу из глины и последнего таящего снега, но этого тоже никак нельзя было делать. Оставалось закусить губу и, чтобы отвлечься, вслушиваться в звонкое пение засевших в ветвях лиственниц птиц. Выход из долины показался, когда солнце уже клонилось к горизонту, за ним открывались бескрайние поля, которые в глубоких сумерках сменились густым кленовым лесом. Привал показался мне ужасно коротким, спать вдали от костра в железной амуниции было неудобно и холодно, к утру всё тело затекло и невыносимо болело, но лишь только сквозь крючковатые нависающие ветви пробились первые рассветные лучи, как пришлось вновь садиться в седло и, кутаясь в отсыревший за ночь плащ, продолжать путь. Да уж, походная жизнь совсем не была желанным приключением, скорее это борьба за выживание, в которой уже не чувствуешь холода и голода, от мужской ругани не сворачиваются уши, и не ёкает сердце, а всё, чего хочется – это выпить крепкий горячий кофе и забраться под пушистый плед. Ну вот, всего сутки, а мысли уже о несбыточном, о том, чего в любом случае мне уже никогда не испытать. Путь к Мёрзлому Рогу теперь казался прогулкой; прижимаясь к тёплой шее Талы, которая по-любому отдохнула лучше меня, я старалась не сомкнуть век, не погрузиться в глубокий сон. Впрочем, взбодриться и втянуть скрытую шлемом голову в плечи вскоре всё же пришлось: это заставил сделать Эйомер, решивший объехать войска, чтобы осмотреть и подбодрить воинов речами. Как же он силён и вынослив, как хочется приникнуть к родной груди и только слушать зычный, глубокий голос! Но нельзя, нельзя об этом думать! Как и о том, что возможно мы едем на верную гибель. Нужно сохранять оптимизм, только где его взять, когда зуб на зуб не попадает? Безмерно радуясь тому, что Сенешаля позвал Хама, и он так до нас и не доехал, я глубоко вдохнула морозный воздух, решив, что пока всё складывается не так уж и плохо; было бы гораздо неприятнее, если бы рохиррим всё же добрался до хвоста колонны.

День так и прошёл в движении по узкой дороге под кленовым пологом, сменяющимся редкими просветами и лужайками, а когда стемнело, и настало время очередного привала, мы с Эйовин и Мэрри всё же решились отвоевать себе маленький пятачок у весело полыхающего языками пламени костра и вскоре, наевшись густой горячей похлёбки, сомлев, заснули, тесно прижавшись друг к другу. Сквозь подступающий сон я услышала, как кто-то из воинов заметил, что совсем мальчишек понабирали в поход, но было уже всё равно – по продрогшему до костей телу, наконец, разлилось долгожданное тепло, и хотелось только одного – забыться в окутывающей, словно кокон, дрёме.

Приказ подниматься прозвучал в этот раз задолго до того, как небо окрасила алая заря: явившийся к Конунгу вождь лесного племени пообещал провести нас старым трактом в обход контролируемой лазутчиками Врага дороги, и правитель Марки, не долго думая, согласился на его помощь. А вот лучше бы открытое голосование провёл. Зевая, с трудом понимая, что происходит, я уже вскоре оказалась в седле, и, пытаясь ни на кого не наехать в потёмках, которые решили не нарушать светом факелов, тихо сетовала на то, что тут нет демократии. Совсем никакой демократии! Один решил, остальные дружно ринулись выполнять, а как же сон и отдых?! Но на ум приходили лишь слова Шекспира: «Мечты, мечты, где ваша сладость?», и напрашивался ответ: «Поменьше мечтай, не в сказку попала».