Текст книги "Подари мне ночь, подари мне день (СИ)"

Автор книги: Оксана Шамрук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

Собака – друг человека, а тебе Сенешаль – мордорский варг товарищ.

– Господин изволил обратить на меня внимание? – скромно опустив ресницы, я уговаривала себя заткнуться и не послать его в орочью задницу, а то ведь возьмёт с собой на экскурсию, а мне не интересно. – Могу я узнать, чем обязана такой чести?

– Лютиэнь!

Рык Сенешаля заставил, зажмурившись, вжаться в холодный мрамор колонны.

– Моё наказание ещё не закончено? Мне прямо сейчас начинать просить пощады? – голос ослаб, открыть глаза так и не хватило смелости; неужели он так жесток, что продолжит свои игры?

– Наказание? – почувствовав прикосновение пальцев Эйомера к губам, я едва смогла подавить дрожь. – Ты думаешь, что это было наказанием?

– Не думала, пока не поняла, что ты даже поздороваться со мной не считаешь нужным, – сердце вновь засаднило от обиды, но нельзя показывать, как мне больно, это лишь станет оружием в его руках.

– Посмотри на меня, – приказал Эйомер, опуская ладонь на мою шею. Ощутив его ласковое поглаживание по чувствительной коже, распахнув глаза, я встретилась с насмешливым взглядом серых глаз. – Если бы ты не умчалась, как перепуганный кролик, я бы обязательно поприветствовал тебя.

Ну конечно, теперь легко говорить, так я и поверила. Что, мало девушек из города пришло на праздник, решил до меня снизойти? Похоже, Сенешаль легко прочёл мои мысли по лицу, глаза его опасно потемнели.

– Скажи, – промолвил он, сжимая моё плечо и пресекая этим попытку отстраниться. – Я нужен тебе только в качестве защитника, или всё же есть ещё какие-то причины?

Ах, так! Он ещё и признаний в чувствах от меня ждёт?! Приехали. Мне казалось, только в моём двадцать первом веке мужчины хотят от женщин дифирамбов, цветов и заботы. Ну погоди у меня, Витязь Марки!

– Надо полагать, мне не должно ждать защиты? – постаравшись придать лицу как можно более невинное и встревоженное выражение, я, подняв руку, коснулась небольшого свежего шрама на его скуле. – Если из нас двоих именно ты нуждаешься в защите, то только скажи, я постараюсь быть самой храброй и сильной и сокрою тебя от всех невзгод и неприятелей. Хочешь, мой господин?

Судя по тому, как отхлынула кровь от смуглого лица Сенешаля, лучше было бежать без оглядки, но я промедлила, и момент был безбожно упущен. Схватив за плечи, он утянул меня за колонну, и мы оказались фактически наедине в шумном, переполненном людьми зале. Холодея под его взбешённым, прожигающим насквозь взглядом, я в отчаянии попыталась вырваться или, на худой конец, истошно завизжать, но рохиррим зажал мой рот ладонью, вновь прижимая к мрамору.

– Опять! Когда ты, наконец, угомонишься? Или думаешь, у меня терпение железное, чтобы терпеть твои выходки?

Понимая, что перегнула палку, и Эйомер прямо сейчас покажет, как он умеет кусаться, уже сомневаясь, была ли права, обвиняя его, я сделала единственное, что могло если не успокоить, то хотя бы отвлечь любимого: коснулась кончиком языка прижатой к губам ладони. Ответом было глухое шипение и смачная брань; прижавшись лбом к моему лбу, он помянул лихом добрую половину сарумановых чёрных свиней, а затем, убрав руку, завладел моими губами в требовательном, жёстком поцелуе. Сердце, рванувшись, заколотилось от нахлынувшей, сметающей всё на своём пути радости; стремясь вложить всю нежность и раскаяние в ответную ласку, привстав на цыпочки, я обняла его и тут же оказалась в кольце сжимающих сильных рук.

– Тебе пора взрослеть, иначе окончательно сведёшь меня с ума, – хрипло пожурил он, прикасаясь губами к моему всё ещё горящему от минувших слёз веку. От такой нежности перехватило дыхание, желая получить ещё один поцелуй, я потянулась к его губам, чем вызвала грубоватую усмешку и полный кипучей страсти отклик. Напор проникшего в рот языка, терпкое, чуть хмельное дыхание и крепкие объятия заставляли забыть обо всём, выпасть из реальности и просто наслаждаться такой долгожданной встречей. Что же будет дальше, если уже сейчас Эйомер превращает меня в податливый, таящий от его умелых ласк воск? Едва сумев вдохнуть, когда он, прервав поцелуй, прижался губами к моему виску, я смущённо спрятала лицо у него на груди. – Я постараюсь не забывать, как ты ещё молода, но и ты помни, что мысли слышать мне не дано, говори, если хочешь, чтобы я знал, чего ты ждёшь от меня.

Кивнув, я вслушалась в зазвучавшую громче игру волынщика. Интересно, Эйомер умеет танцевать, или его главный и единственный танец происходит с мечом на поле брани? Уверена, что не спросила об этом вслух, но, противореча сказанным только что словам, он вывел меня из-за колонны и потянул за собой к танцующим, среди которых я к своему удивлению заметила даже Конунга и Гэндальфа. Чувство робости сковывало движения, заставляло краснеть и опускать взор, но потом я поняла, что на нас особо никто не смотрит, а внимание, в основном, приковано к лихо отплясывающим на одном из столов хоббитам. Не сказала бы, что Эйомер слишком хорошо танцевал, но вёл он вполне уверенно и в своей обычной манере даже немного властно, благодаря этому мне удалось легко подстроится под незнакомые движения. Отвечая улыбкой на его одобрительный взгляд, я внезапно поняла, что он ждёт от меня именно этого: доверия и способности подстраиваться под него, и не только сейчас, в танце, и это совсем нетрудно. Крепче обняв, любимый закружил меня, словно невесомую былинку, вырвав из груди радостный, счастливый смех.

– Побудь с Эйовин, – велел он через несколько минут, когда к нам подошёл один из витязей и доложил своему Маршалу, что всё готово, и ждут только его. – Я скоро найду тебя.

Что ж, если так хочется побыть судьёй между поспорившими, кто кого перепьёт, Леголасом и Гимли, то пусть веселится, на то и праздник. Найдя подругу, которая несколько минут назад танцевала с одним из воинов, я присела рядом с ней за стол и даже решилась в первый раз попробовать роханского вина. Оно было крепким и сладким, словно майский мёд, по венам тут же разбежались горячие искры, и уже вскоре мне удалось уговорить не особо возражавшую рохирримку посмотреть на пивной поединок эльфа и гнома. Смеясь, мы вместе пробрались сквозь толпу в тот конец зала, где были установлены на столах пузатые бочки, и, притаившись в тени одной из колонн, с интересом наблюдали, как спорщики кубок за кубком пьют пенный напиток под скабрезные шутки собравшихся вокруг мужчин. Поначалу всё шло очень чинно: Эйомер разливал обоим, не забывая и сам прикладываться к кубку, должно быть жалел, что не стал третьим участником соревнования, но затем Гимли вошёл в азарт и, поинтересовавшись, положены ли победителю девки и баня, принялся осушать кубки один за другим как заправский выпивоха. Леголас же, напротив, пил медленнее, исподволь наблюдая за шумным соперником.

– Гном явно жульничает, половину в бороду выливает, – заметила Эйовин, когда тот икнул и шумно стукнул кубком по столу.

– Вряд ли ему это поможет, – хихикнула я, наблюдая за тем как Эйомер, с сомнением взглянув на изрядно окосевшего Гимли, вручил ему очередной полный кубок. – Спор ведь не на количество, а кто кого ушатает.

– Это как? – удивлённо оглянулась на меня рохирримка. – Вусмерть что ли?

– Именно: кто первый под стол свалится. Смотри, – я указала на гнома, который, покачиваясь, упрямо потянулся за выпивкой и, едва сделав глоток, смачно обозвал всех эльфов безбородыми девицами и рухнул на устланный тростником пол.

Обнявшись, мы громко рассмеялись, но, поймав на себе удивлённый взгляд приподнявшего брови Эйомера, вынуждены были поспешно ретироваться.

Счастье пьянило сильнее вина, оно заставляло улыбаться и танцевать так, словно за спиной выросли крылья, заслушиваться долгими балладами и смеяться над шутками Мэрри и Пиппина, с которыми мы с Эйовин очень быстро подружились. Как мало и одновременно много нужно для того, чтобы чувствовать себя невесомой, звенящей, словно колокольчики на ветру: только любимый рядом, только его объятия и поцелуи. Никогда бы прежде не подумала, что могу так привязаться, так нуждаться в человеке, но Эйомер словно стал воздухом, без которого невозможно жить и существовать, он здесь, рядом, только поэтому так легко и радостно на сердце, и больше никаких причин. Суровый, строгий, требующий полного подчинения своей воле, красивый, как бог, и такой нежный, когда целует, когда касается загрубевшими пальцами лица. Я стала другой, совсем не той девушкой, что была ещё пару месяцев назад, и не знаю, что больше изменило меня: Арда или первая любовь, но уверена в одном – волшебные искры, беспокойным роем разбегающиеся по крови, подвластны лишь Сенешалю. Ловя на себе его внимательные взгляды, я больше не скрывала радостной улыбки и лишь смущалась от того, как глупо, по-детски повела себя днём.

Праздник всё продолжался, опустевшие блюда на столах заменялись новыми, разговоры становились более задушевными, а волынщик, захмелев, играл так, что ноги сами пускались в пляс; но в какой-то момент я поняла, что больше не выдержу в душном зале и минуты: от гула голосов снова начинала болеть голова, да и силы были уже на исходе. Заметившая мою усталость Эйовин разрешила идти к себе, взяв при этом обещание помочь завтра с уборкой зала, и, взглянув напоследок на беседовавшего с Арагорном любимого, я поспешила к выходу. У самых дверей пришлось выслушать сетования захмелевшего Эрвина о том, что я так и не подарила ему ни одного танца, и из последних сил убегать от него к лестнице. На моё счастье подоспевший Кайл увёл юношу обратно к пирующим, наверное утешать за чаркой.

Оказавшись в своей комнате, с облегчением вздохнув, я подложила в затухающий камин небольшое полено, разделась и, захватив сорочку, отправилась в умывальню. Прохладная вода остудила разгорячённую кожу, смыла усталость и придала сил; торопясь к постели и предвкушая долгий сладкий сон, я испуганно вскрикнула, увидев высокую мужскую фигуру у окна, но тут же с облегчением выдохнула, узнав Эйомера. Разве мыслимо так пугать? Стучаться в детстве не научили?

– Почему ты не заперла дверь? – обернувшись, укоризненно хмурясь, спросил он. – Во дворце полно в хлам пьяных воинов, а ты ведёшь себя так легкомысленно.

– Тебя ждала, – ну не говорить же ему, что устала так, что ног под собой не чувствовала, и просто забыла обо всём на свете.

– Меня? – на смуглом лице рохиррима отразилось недоумение, брови приподнялись так же, как когда он поймал нас с Эйовин за подсматриванием; как же мне нравится, когда он так делает.

– Разумеется, – приблизившись к любимому, я застенчиво улыбнулась. – Ты ведь подаришь мне поцелуй на ночь? Тогда до самого утра мне будут сниться чудесные сны.

– Девчонка, – рассмеявшись, он привлёк меня к себе и, дразня, прикоснулся к виску заросшим рыжеватой бородой подбородком. – Значит, хочешь поцелуй на ночь?

– И сегодня, и завтра, и потом тоже…

– Хорошо-хорошо, я понял, – хрипло прервал меня Эйомер и, склонившись, прижался к губам в тягучем, нежном поцелуе. От него пахло хмельным элем и дымом, сейчас мне это нравилось, так же как его крепкие объятия и нарастающий напор. Отвечая на поцелуй, я застонала от удовольствия, когда он, втянув в рот мою верхнюю губу, обласкал её языком. Опыта в поцелуях у меня почти не было, если не считать неудавшегося поползновения Эндрю в прошлом году, но разве это важно? Неумело отвечая на ласку любимого, я чувствовала, что ему приятен отклик, и это было самым главным.

Не размыкая поцелуя, Эйомер поднял меня на руки и, присев на кровать, опустил к себе на колени. Так действительно было гораздо удобнее, тянуться вверх было трудно, а выпроваживать его за порог совсем не хотелось. Напротив, хотелось укрыться от всего мира в могучих объятиях витязя, раствориться в его дыхании, сполна насладиться исходящим от него теплом. Обхватив его лицо ладонями, наперекор напору и страсти я нежно ласкала желанные губы.

– Достаточно, чтобы крепко проспать всю ночь? – шепнул он в самое ухо, скользя широкими ладонями по моим плечам и спине.

– Мало, – всхлипнув от удовольствия, когда любимый обвёл языком мое ушко, развернув голову я потянулась к его губам за новым поцелуем.

Слишком сладко, слишком горячо, чтобы остановиться, слишком необходим он мне стал, чтобы покинуть жаркие объятия.

Скользнув рукой в волосы, чуть надавливая на затылок, Эйомер привлёк меня ближе, углубляя поцелуй, становясь более жадным, требовательным. Лишь на миг мелькнула мысль, что это может зайти слишком далеко, но, не готовая остаться одна в пустой комнате, гоня её прочь, я выгнулась дугой, когда его ладонь, огладив, сжала грудь. Страх, что могу не понравиться, показаться слишком худой, был вытеснен острым наслаждением, когда любимый, наклонившись, втянул в рот маленький затвердевший сосок, даря влажную ласку сквозь тонкую ткань сорочки. Дыхание сбилось, по венам к низу живота побежал сладкая истома. Завороженная его действиями я даже не попыталась противиться, когда Эйомер, уложив на кровать и стянув сорочку, прошёлся жарким взглядом по моему обнажённому телу. Прежде чем ко мне вернулись разум и смущение, он оказался сверху, покрывая лёгкими поцелуями лицо и шею, спускаясь к ключицам, а затем возвращаясь к губам, чтобы опалить жарким прикосновением рта. Придавленная к постели, я обняла его за шею; было немного страшно, но впервые разбуженная страсть оказалась сильнее минутного беспокойства от того, что жёсткая ткань камзола и брюк любимого соприкоснулась с обнаженной кожей, от того, что всё происходит так стремительно.

– Сладкая, – шепнул Эйомер, отрываясь от моих губ и наклоняясь к груди, чтобы осыпать и её нежными поцелуями, – как земляника.

Застонав, когда зубы нежно сжали чувствительный, ноющий комочек плоти, выгнувшись навстречу, я зарылась пальцами в его густые пшеничные волосы. Неведомое прежде удовольствие огненными искрами разбегалось по телу, заставляя подрагивать, бессвязно шептать имя любимого, льнуть к нему, словно тонкая виноградная лоза к стволу могучего вяза.

– Лютиэнь, прости, я уже не смогу остановиться, – обхватив моё лицо ладонями, он заглянул в глаза пронзительным, полным огня взглядом. Не сумев ответить, я поцеловала его ладонь, проводя по ней языком, вбирая в рот указательный палец. Это было так же приятно, как прикасаться к его губам, и даже больше: так я чувствовала его силу и власть над собой, но они не пугали, напротив, заставляли желать большего, подаваться бёдрами навстречу его бёдрам. Глухо рыкнув, Эйомер ввёл палец глубже в мой рот, а затем обвёл им воспалённые от его поцелуев губы.

Страсть рохиррима была подобна огненному урагану, его руки, казалось, были везде: сжимали тонкую кожу на шее, гладили грудь и впалый живот, скользили к бёдрам и внезапно оказывались на ягодицах, губы опаляли тело быстрыми поцелуями, оставляя за собой влажные дорожки и отметины лёгких, сводящих с ума укусов. Задыхаясь от его напора и полыхающего в крови желания, я прикасалась к бугрящимся на руках и спине мышцам, не помня, в какой момент он успел освободиться от одежды. Целуя впадинку на ключице любимого, чувствуя вкус выступившей на смуглой коже испарины, обводя языком контур родинки на широком плече, я ощущала дрожь его наслаждения, слышала глухие стоны, прерывистое дыхание, и это усиливало возбуждение, заставляло теснее прижиматься к влажной от пота, покрытой густой светлой порослью груди. Приподняв моё лицо за подбородок, впившись в губы дурманящим поцелуем, он вновь прикоснулся к бёдрам и, раздвинув их, ворвался в лоно уверенным глубоким толчком. Вскрикнув от резанувшей боли, пытаясь уйти от показавшейся слишком большой, пульсирующей твёрдой плоти, я подалась назад, но он не дал вырваться, лишь теснее прижимая к себе, собирая губами бегущие из-под зажмуренных век слёзы.

– Так только в первый раз, милая, – проникший в сознание голос успокаивал своей нежностью, но не уменьшал саднящей, режущей боли. – Потерпи, ты же смелая.

Захотелось огрызнуться, послать очень далеко и надолго, но, распахнув глаза, встретила полный одновременно тревоги и затаённого огня взгляд Эйомера и лишь кивнула, попытавшись расслабиться, отдаваясь во власть пылкого, отвлекающего поцелуя. Боль постепенной улеглась, оставив вместо себя едва различимый саднящий след, но крепкие поцелуи любимого были по-прежнему приятнее, желаннее его медленных, глубоких толчков. Проникающая, растягивающая плоть больше не причиняла дискомфорта, напротив, было приятно ощущать всё ускоряющиеся движения Эйомера, слышать его хриплый голос, прикасаться губами к покрытому испаренной лбу, но всё же, когда, рыкнув, он совершил последний, особенно сильный толчок и, изливая своё тепло, придавил к кровати, это вызвало лишь облегчение. Через минуту, освобождая от своего не дюжего веса, он перекатился на бок, в крепком объятии прижав меня к груди. Чувствуя, как наваливается усталость от минувшего длинного дня, едва ответив на его ласковый поцелуй, я погрузилась в глубокий сон.

Комментарий к глава 17. Не подходи ко мне, я обиделась

Песня и коллажи к главе https://vk.com/club118071311?w=wall-118071311_310%2Fall

========== глава 18. Солнце на двоих ==========

Сон в ту ночь был действительно крепкий, единственная грёза длилась несколько часов, дурманя сознание своим магическим волшебством и простотой: я шла рядом со светловолосым мужчиной по нескончаемой степи, он был чуть впереди, вёл за собой, крепко сжимая мою ладонь, а вокруг цвели нежно благоухающие дикие цветы, порхали яркие бабочки, разливали дивные трели птицы. Солнце только всходило, согревая кожу ласковыми тёплыми лучами. Короткое белое платье с зауженной талией и рукавами-фонариками, как и джинсы с клетчатой рубашкой моего спутника говорили о том, что мы дома, в моём мире, но вокруг не было ни трасс, ни гудящих клаксонами автомобилей, ни электро вышек и подстанций, лишь степь, которая начинала постепенно меняться. Я бы не смогла описать, в чём именно заключались эти изменения, но словно сам воздух стал другим, более чистым, и от него кружилась голова, а вокруг уже появились заросшие розовыми гроздьями цветущего горошка холмы, и стали слышны крики уток, громкое конское ржание. Вскоре мы увидели впереди табун пасущихся лошадей, в одной из которых я узнала Талу. Кобыла повернула ко мне голову, в её мудрых почти чёрных глазах читалось такое же узнавание. В эту минуту мужчина остановился, и, поравнявшись с ним, я смогла, наконец, взглянуть в красивое смуглое лицо. Эйомер. Он смотрел так пристально, что на щеках выступил румянец смущения, а затем привлёк к себе, накрывая губы долгим требовательным поцелуем. Обняв его за шею, я скорее почувствовала, чем увидела рой светлячков, даже днём искрящихся загадочным светом. Мне совсем не было до них дела, гораздо больше волновали гладящие по спине горячие ладони, терпкий вкус мужского дыхания, гулкие удары сердца любимого. Эти удары звучали так громко и размеренно, словно в мире не осталось ничего кроме их отзвука. Удивлённо распахнув глаза, я поняла, что лежу в своей комнатке на третьем этаже Медусельда, положив голову на грудь Эйомера, который даже во сне крепко сжимает меня в своих объятиях. Воспоминания о прошедшей ночи заставили залиться румянцем, от мысли о том, что отдалась любимому, сердце испуганно ёкнуло в груди. Как же я решилась? Помню лишь его жаркие поцелуи и то, как сильно скучала, тосковала по нему все последние дни. Как же всё так быстро произошло? Ведь ещё совсем недавно Сенешаль, казалось, ненавидел меня, но нежность, с которой он целовал ночью, говорила совсем о другом. Кто бы мог подумать, что гордый, вспыльчивый витязь может быть столь ласковым и нежным, столь добрым, и в тоже время столь темпераментным? Всё это я узнала лишь несколько часов назад и теперь, даже сгорая от смущения, понимая, что не должна была так безрассудно раскрываться его страсти, была бесконечно счастлива.

Проникшие в окно рассветные лучи медленно скользили по кровати, в их неярком свете я могла, не смущаясь, любоваться суровыми чертами лица любимого, которые лишь сейчас, во сне, немного смягчились, его длинными, отбрасывающими тени ресницами и россыпью родинок, почти скрытых светлой бородой. Красиво очерченные полные губы, которые умели дарить столь сладкие, пылкие поцелуи, были сейчас чуть приоткрыты, обнажая ряд ровных белых зубов; это вызывало желание прикоснуться, которое невозможно было побороть. Выпростав руку из-под покрывала, в которое он меня завернул, я провела пальцами по нижней губе Эйомера и только тогда заметила, что его разметавшиеся по подушке волосы чуть влажны, значит, любимый уже просыпался, обмылся в умывальне и вернулся ко мне в постель. От того, что он не ушёл, остался рядом и так крепко обнимает, томительно защемило в груди: это говорило о многом, больше, чем любые слова. Поцеловав белёсый шрам на смуглой коже его плеча, я осторожно выбралась из могучих объятий и, подобрав брошенную на пол сорочку, тоже поспешила в умывальню, чтобы смыть с бёдер запёкшуюся кровь – след утраченной невинности, и ополоснуться в чистой, прохладной воде. Всё это не заняло много времени, и вскоре я уже вновь скользнула под покрывало к Эйомеру, чтобы приникнуть к его груди и просто нежиться в такие чудесные редкие минуты покоя. Повернувшись во сне набок, рохиррим крепко обнял меня, сама мысль о том, что даже сейчас он чувствует меня, не хочет выпускать из рук, заставила радостно улыбнуться. Его близость, запах кожи и тихое размеренное дыхание, всё это было так непривычно и желанно, само присутствие любимого в моей маленькой комнатке наполнило её особой аурой: его теплом и силой. Прижавшись лицом к его мерно вздымающейся груди, поглаживая золотящиеся на ней короткие колечки волос, я не заметила как уснула, а проснувшись, встретилась с глубоким, внимательным взглядом серых глаз.

– Прости, я был не на высоте ночью, – намотав на палец прядь моих волос, он прижался к ней губами.

– Неправда! – не понимая, что он имеет в виду, я на миг прикрыла глаза, пытаясь вспомнить хоть какой-нибудь казус, но нет, всё было потрясающе, во всяком случае, для меня. – Почему?

– Нужно повторить сначала, чтобы ты поняла.

Недоумённо округлив глаза, я окинула его вопросительным взглядом:

– Если хочешь говорить загадками, то предупреждаю, я тоже мысли читать не умею.

– Девственница, что с тебя взять? – не слишком уважительно хмыкнув, Эйомер потянул за край моей сорочки, легко сняв её и отбросив обратно на пол.

– Эй! – пытаясь подавить смех и изобразить на лице целомудренную строгость, я прикрылась покрывалом, но и его постигла та же судьба, что и сорочку.

– Не смей никогда прятать от меня своё тело, я хочу любоваться тобой, когда мы вместе.

– Чем? Вчера на празднике были такие грудастые девицы, что твои витязи за ними табуном ходили поглазеть, так что мне гордиться уж точно нечем!

– Глупая, – расхохотавшись, Эйомер привлёк меня к себе и бережно огладил маленькую грудь, недостаток размера которой так огорчал меня в последние дни. – Я не встречал никого красивее тебя.

– А что, имеешь обширный опыт? – не веря, что решилась поднять такую щекотливую тему, я сдавленно выдохнула, когда он сжал мои соски покручивая их между пальцами.

– Вот это обсуждению не подлежит, – грозно сведя брови, Эйомер окинул меня нарочито тяжёлым взглядом. – Я и так виноват перед тобой, сейчас будем это исправлять.

Понимая, что любимый дурачится, я невольно вскрикнула, когда, наклонившись, он вобрал в рот маленький затвердевший сосок, продолжая сжимать второй между пальцами. Короткая борода уколола грудь, от влажной ласки горячего языка по коже побежали мурашки.

– Эйомер! – выгнувшись навстречу его ласкающим воспалённую плоть губам, чувствуя, как внизу живота поднимается жаркая волна, я запустила пальцы в густые пшеничные волосы. – Эйомер…

– Самая красивая, – хрипло повторил он, снова накрывая груди ладонями, проводя языком по ложбинке между ними и поднимаясь выше. – Никого не хочу кроме тебя.

Это признание, как и укус, когда любимый сжал зубами кожу на шее, заставили меня понять, что шутки давно окончены. Накрыв мои губы поцелуем, раздвигая их языком, чтобы опалить глубокой лаской, он провёл ладонью по животу и, спускаясь ниже, коснулся чувствительной плоти. Смутившись, я попыталась свести ноги, но Эйомер был намного крупнее и сильнее меня, преодолеть сопротивление ему не составило никакого труда, и вот уже он уверенно поглаживал пальцами маленький чувствительной бугорок плоти, от которого разбегался поток колких искр, заставляющий гореть в жгучем омуте, приподнимать бёдра навстречу желанной ласке. Глухо застонав в губы рохиррима, я впилась ногтями в его плечи, не находя выхода желанию, которое он так уверенно возбуждал.

– Эйомер, прошу тебя!

– Повтори, – шепнул он в самое ухо, усиливая поглаживания. – Мне нравится, как ты произносишь моё имя, как просишь.

– Эйомер, пожалуйста! – выгнувшись под ним, хватая губами казавшийся раскалённым воздух, я словно потерялась во времени, сгорая под ускоряющимися движениями бесстыдных пальцев. Громкий стон вырвался из самой груди, когда мир внезапно взорвался тысячами хрустальных осколков наслаждения.

– Вот так, милая, вот так, – разведя шире мои бёдра, он проник восставшей плотью в сжимающееся от судорожного удовольствия лоно.

Снова хватаясь за плечи Эйомера, я подалась навстречу, понимая, что нет на свете ничего желаннее, чем его быстрые, глубокие толчки. Твёрдая плоть заполняла собой до упора, резкие движения выбивали из груди воздух, бегущий по венам огонь рождал ощущение полёта. Стремясь прижаться ещё теснее, я обхватила ногами бёдра любимого, двигаясь ему навстречу, и застонала от удовольствия, когда, притягивая к себе, он сжал мои ягодицы. Потянувшись за поцелуем, я слегка прикусила его губу, тут же лаская её языком, чем вызвала его рык и полный огня взгляд. Этот взгляд завораживал, в нём раскрывалась душа, и было видно каждую самую потаённую мысль, каждое чувство. Именно в этот миг я поняла, что такое настоящее слияние: точно так же Эйомер видел мои чувства и мысли, мы словно стали единым целым, огненным шаром, солнцем, живущим в своей вселенной. Растекающийся по венам огонь страсти стал общим, как и дыхание, и биение пульса. Словно обретя одни на двоих крылья, мы взмывали всё выше, и нельзя было отвести глаз, потерять связь, утратить хрупкое единение. Жарко выдохнув, я крепче обняла любимого, вскрикнув, когда он несколькими глубокими толчками довёл нас до пика наслаждения.

– Теперь ты знаешь, – хрипло шепнул Эйомер, когда, пытаясь восстановить дыхание, я спрятала лицо на его груди. Прикосновения его ладоней к плечам, крепкие объятия и прерывистый голос заставили улыбнуться, всё ещё подрагивая от пережитого урагана страсти, я лизнула маленький сосок, ощутив на языке солоноватый вкус мужской кожи и пота, и тут же была подтянута выше и окинута проницательным взглядом лучистых серых глаз. – Я приду ночью, и тогда мы обязательно продолжим, а сейчас пора спускаться вниз.

– Лечить от похмелья твой эоред? – капризно нахмурившись, я прижалась лбом к его заросшей щеке. – Побудь со мной ещё немного, они наверняка до сих пор храпят под лавками в зале.

– Плохо ты знаешь витязей Марки: добрая половина из них наверняка уже тренируется на ристалище, а остальные занимаются оружием и лошадьми, я тоже должен быть там.

– Тогда и Эйовин меня, наверное, уже ищет, я обещала помочь ей утром, – сообразив, что подруга может в любую минуту сюда прийти, я испуганно взглянула в глаза Эйомера. – Ты двери ночью запер?

– Разумеется, надеюсь, ты больше никого не ждала?

– Нууу… – протянула я, задумчиво прикусив губу, и тут же хихикнула, когда он щекотно провёл большими пальцами по рёбрам. – Нет, конечно! Перестань! Ай!

Всегда боялась щекотки, и сейчас, когда это обнаружил Эйомер, была крайне раздосадована – злиться на любимого не получилось, от удара подушкой он ловко увернулся, действовал же, нащупав моё слабое место, очень уверенно. Захлёбываясь от смеха, я даже не заметила того момента, когда снова оказалась под ним.

– Не забывай запирать на ночь дверь.

– А ты сам в окно влезешь?

– Постучу.

– По утрам мне тоже нужны поцелуи.

– Уверена, что выдержишь столько времени в моём обществе? – шутливо приподняв бровь, спросил Эйомер, но отчего-то мне показалось, что для него важен ответ на этот вопрос.

– Знаешь, очень часто ты никого не слышишь кроме себя самого, бываешь упрям и занудствуешь, – умолчав о всех нелестных эпитетах, которыми порой хочется обругать любимого, я быстро поцеловала его в уголок рта. – У тебя, подчас, просто невыносимый характер, но ещё ты бываешь очень нежным, и за это я готова терпеть всё остальное.

– Это только для тебя, никому не рассказывай, – подмигнув, он вдруг прижался к моим губам в таком страстном поцелуе, что захватило дух, а потом пришлось спешно одеваться: за окном явно не в первый раз истошно заорал петух, да и солнце уже поднялось достаточно высоко.

В этот раз Эйомер даже не сопротивлялся, когда я, взяв в руки гребень, усадила его на сундук и принялась расчёсывать сбившуюся золотистую гриву, напротив, он удивил ответной заботой, расчесав меня бережнее, чем вчера Эйовин, и заплетя красивую тугую косу; похоже, неплохо натренировался на лошадях в конюшне. Подарив напоследок ещё один пылкий поцелуй, он первым покинул комнату, я же осталась заправлять постель и наводить порядок в умывальне, лишь после этого спустившись в тронный зал, где Эйовин уже во всю командовала прислугой.

Весь день прошёл в хозяйственных хлопотах, уборке и готовке, а из головы не шли мысли о том, что мой любимый оказался совсем не таким, каким показался мне изначально, точнее он был всё тем же самоуверенным, властным, слегка деспотичным Сенешалем, но теперь я узнала его и с другой стороны: как пылкого, заботливого возлюбленного, и нужно сказать, что эта сторона его характера мне безумно нравилась. А ещё он был самым настоящим ураганом страсти, внизу живота до сих пор саднило, но наслаждение, которое он мне подарил, того стоило. Невпопад отвечая на вопросы Эйовин, я смущалась под её внимательным взглядом и, в конце-концов, сбежала на конюшни помогать Кеориму, вернувшись во дворец лишь перед ужином. А поздно вечером, когда я уже была в постели, в дверь, как и обещал, постучал Эйомер. Он был усталым и раздражённым, частил Арагорна и Гэндальфа, которые требовали, чтобы Тэйоден отправил все войска на помощь Гондору, которому требовалась военная поддержка – на Минас-Тирит выдвинулась армия Врага и его союзников, и теперь смертельная схватка была неминуема. Мой любимый не отрицал клятвы верности, данной в прошлом Наместникам рохирримами, но, так же как и Конунг, считал, что часть гарнизона должна остаться дома охранять границы Марки, у которых тоже было неспокойно. Именно от Эйомера я узнала о том, что Волшебник с утра уезжает в Минас-Тирит, а остальные участники Братства пока остаются в Медусельде. Конечно, говорил он скупо, не вдаваясь в подробности, о многом приходилось догадываться самой, но всё же я видела, как любимый разрывается между стремлением прийти на помощь Белому Городу и желанием в первую очередь защитить родные земли. Впрочем, выбора у него как такового не было, решать предстояло Тэйодену, а тот сказал, что выдвинет свои войска на подмогу, только если Дэнетор сам призовет его, чего от старого, напыщенного гордеца ждать не приходилось. Рассмеявшись, услышав такую характеристику отца Боромира, я обняла сидящего на краю постели Эйомера, покрывая нежными поцелуями его нахмуренные брови. Словно очнувшись от своих размышлений, он переменился и уже не говорил в ту ночь, о том, что ждало нас впереди. Как и в две, последовавшие за нею. По ночам мы были самыми обычными влюбленными, которые более всего на свете нуждались друг в друге, в тепле, любви и поддержке, но лишь стоило наступить рассвету, как вынуждены были вливаться в кипящую жизнь Медусельда – Эйомер уходил в казармы к своим воинам, а я была рядом с его сестрой. Вместе с ней мы занимались повседневными делами, как могли поддерживали хоббита Мэрри, оставшегося без своего друга, которого Гэндальф забрал в Гондор, и слушали долгие разговоры Тэйодена и Арагона. Похоже, Конунгу нравилось исподволь подначивать дунадана на политические споры, а тот хоть не сильно, но всё же иногда реагировал на это, и тогда рождались интереснейшие дискуссии. Эти три дня и три ночи стали самыми счастливыми со времени моего появления в Арде, но всё рухнуло, стоило во дворец прискакать гонцу, который доложил, что, взывая о помощи союзного королевства, Гондор зажёг сигнальные огни.