Текст книги "Подари мне ночь, подари мне день (СИ)"

Автор книги: Оксана Шамрук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

Вскоре Ранара велела лечь обратно в кровать, и пришлось почти уговаривать её отправиться к остальным гуляющим, вместо того, чтобы нянчиться со мной. Ведь что, в самом деле, может случиться в пропитанных покоем и запахом травяных отваров Палатах Исцеления? Всё равно, я теперь, как кошка, больше сплю, чем бодрствую, а у служанки три дочери, за которыми тоже нужно присматривать. В конце-концов она согласилась и, пообещав позже вернуться с чем-нибудь вкусненьким с пиршественного стола, ушла. Вот лучше бы не говорила о вкусненьком: еда меня не интересовала от слова «вообще», а вот от одной мысли о том, что Эйомер будет веселиться на празднике, где будет полно грудастых, ищущих мужей или покровителей девиц, из глаз хлынули слёзы злости и бессилия. Никогда прежде не думала, что могу так ревновать своего красавца-рохиррима неизвестно к кому, но сейчас готова была просто взвыть от того, что и до дверей не смогу добраться без того, чтобы не упасть от слабости, где уж там спуститься в обеденный зал, чтобы убедиться, что любимый ни за какими колоннами ни с какими высоченными кобылами руки не распускает, ведь стоит вспомнить праздник в Медусельде, чтобы заплакать ещё горше – не переживу, если он прикоснётся к кому-нибудь кроме меня.

С раздражением пытаясь отереть бегущие по щекам слёзы, я уткнулась лицом в подушку, но тут звук чего-то мягко упавшего на пол заставил навострить уши. Самостоятельно встать с кровати, превозмогая боль в туго перетянутых повязкой рёбрах, стоило неимоверного труда, а уж поднять небольшой свёрток и доковылять до всё ещё открытого окна и подавно было почти невыполнимой задачей, заставившей употребить сквозь зубы не одно бранное слово, однако вид стоящего на нижнем ярусе сада Эйомера того стоил. Какой же он был красивый в своём расшитом золотыми нитями бархатном плаще, даже дух захватило, и улыбнулся, взмахнув рукой, так тепло, что все дурные мысли и глупая ревность тут же покинули голову. Едва кивнув в ответ, я была вынуждена вернуться обратно в постель – заглянувший за ширму на звук моих неуверенных шагов охранник Боромира был, как всегда, чересчур любопытен. И лишь укрывшись, я смогла рассмотреть подарок – завёрнутую в тёплую белую шаль тряпичную куклу с голубой шапочкой на голове и расписанным красками милым, забавным лицом. С удовольствием закутавшись в мягкую шаль, я обняла игрушку, прижимая её к груди и радуясь пуще малого ребёнка: получается, любимый действительно считает меня совсем девчонкой, да и намёк, во что нужно играть вместо того, чтобы махать мечом, понят, и всё же такая забота была невыразимо приятна. Вернувшаяся ближе к вечеру Ранара лишь руками всплеснула, удивляясь тому, кто это ко мне наведывался, но допытываться всё же не стала, удовлетворённая тем, что я без уговоров съела принесенные суп и пирог.

Вместе с аппетитом ко мне начали возвращаться и силы, поэтому вскоре целитель и Леголас разрешили перебраться из надоевших Палат в свою комнату, а ещё через пару дней Эйовин призналась, что через сутки рохиррим покинут Минас-Тирит, чтобы начать обратный путь домой, в Эдорас. Эта новость буквально выбила из колеи, заставила внутренне сжаться, но обдумать происходящее я не успела: вошедшая Ранара уведомила о том, что меня ожидает опекун, и ей велено проводить меня к нему. Пришлось вымученно улыбнуться подруге и, пытаясь хоть на время отрешиться от нахлынувшего отчаяния, последовать за служанкой на первый этаж в кабинет Боромира, который теперь был главным советником Арагорна, бесспорно хорошего воина, но почти не имевшего опыта в политике и дипломатии.

Сама мысль о том, почему гондорец вызвал меня столь официально, настораживала, а уж стоило увидеть его напряжённое от негодования лицо и стоявшего у высокого окна Эйомера, как ноги и вовсе подкосились от недобрых предчувствий. Это не укрылось от глаз Ранары, которая, усадив меня на диван, поспешила покинуть помещение.

– Лютиэнь, – хмурясь, обратился ко мне Боромир после того, как намеренно выдержал вызывающую неловкость паузу. – Несколько минут назад Сенешаль просил у меня твоей руки. Я, разумеется, уже отказал ему, так как в силу его вспыльчивого характера и в свете последних событий не считаю его подходящим для тебя женихом, но поскольку возник спор, полагаю, нужно услышать и твоё мнение.

Растерянно моргнув, я перевела взгляд с одного на другого, отчётливо понимая по их разгневанным лицам, что слова о вспыльчивости и споре являются вопиющим преуменьшением произошедшей ссоры. И что, обязательно меня в неё втягивать? Самим договориться нельзя? Речь, конечно, о моём будущем, но если не кривить душой, то я сама ещё не решила, чего хочу. Остаться здесь, в Минас-Тирите, без Эйомера страшно, выйти за него замуж ещё страшнее, потому что так и не уверена, что смогу стать такой женой, которую он хочет видеть рядом с собой, и терпеть и дальше пренебрежение к моим чувствам и мнению, с которыми он, похоже, никогда считаться не будет. А быть вечными возлюбленными, не принеся брачных клятв, в Арде увы, невозможно – не те нравы и обычаи царят в здешнем обществе.

– Лучик мой, я не забыл, что обещал уладить всё без твоего участия, – произнёс после вновь затянувшегося молчания Эйомер, устремив на меня спокойный, требовательный взгляд. – Но в силу того, что возникло слишком много разногласий, ты должна подтвердить своему опекуну, что хочешь стать моей женой.

Поперхнувшись воздухом от допущенной рохирримом фамильярности и того, как, реагируя на это, поднялся из-за стола взбешённый пуще прежнего Боромир, я и слова не смогла из себя выдавить, только прижала к груди ладонь, испугавшись, что едва сросшиеся рёбра сейчас снова треснут от того, как неистово заколотилось взволнованное сердце.

Хочу стать женой?

Я?

Да это мой самый страшный страх, а не желание… честное слово…

Но что можно сказать под воздействием родных серых глаз и боязнью потерять любимого навек?

– Лютиэнь, ты вправе прямо сейчас ответить отказом, и клянусь, никто не принудит тебя к свадьбе, – по тону опекуна я тут же поняла, что он на дыбы встанет, но не даст согласия на брак Эйомеру, и моё мнение тут никакого значение не имеет, даже если я сейчас скажу, что хочу под венец, он сто раз сделает вид, что не расслышал ни слова. – Только мне теперь решать твою судьбу. Поверь, девочка, я смогу оградить тебя от любого зла.

– Единственное зло, которое сейчас происходит, творишь ты сам, – вспылил Эйомер, который не хуже меня понял, что гондорец уже принял решение и не отступится от него ни на шаг. – Не ты, никто другой не может мне запретить жениться на Лютиэнь. Я в своём праве.

– Нет у тебя никаких прав, о которых бы я не знал, – вкрадчивый тон Боромира не предвещал ничего хорошего, как и выдвинутый вперёд квадратный подбородок. – Моё решение окончательное, и на этом разговор окончен. Желаю доброго пути и не смею больше задерживать перед сборами в дорогу.

– Никто не может разлучить нас, – помрачнев, любимый вновь взглянул на меня, словно просил прощения перед тем как ударить. – По сути, Лютиэнь уже является моей женой, и мне не требуется чьё-либо согласие для проведения свадебной церемонии, я лишь пытаюсь соблюсти правила приличия и не быть дикарём, которым меня здесь считают.

Остолбенев от такого заявления, чувствуя, как душа уходит куда-то в пятки, я испуганно опустила глаза, не смея ответить на потрясённый взгляд обернувшегося ко мне опекуна. Интересно, Эйомер что, задался целью опозорить меня окончательно и бесповоротно? Может ещё и простыню с пятнами крови продемонстрирует? Варвар! Самый настоящий варвар, на всё пойдёт, чтобы добиться своего! Ощущая, как от отчаяния и стыда к щекам приливает кровь, я не знала, что делать: бежать без оглядки или устроить грандиозную истерику, подобной которой эти двое ещё не видели.

– Чтобы делать такое скандальное заявление нужны доказательства, – наконец процедил гондорец, обдумав всё услышанное. – Полагаю, у тебя их нет?

О, Боже! И ему простыню подавай?! Опоздали, я её давно постирала, а мыло в Эдорасе очень даже хорошее, любые пятна отъедает.

– Лютиэнь? – позвал Эйомер, заставив этим лишь сильнее вжаться в мягкую спинку дивана. Издевается, что ли? Или действительно ждёт, что я буду рассказывать о том, что между нами в спальне происходило?

И тут я узнала, что смутиться можно ещё сильнее, и поняла, что непременно хлопнусь в обморок, если появится ещё хоть один сюрприз, подобный двухметровому, изящному, как пантера, братцу Боромира, преспокойно появившемуся из дверей, ведущих в комнату с террасы, которые из-за тёмно-зелёной портьеры казались закрытыми. Неужели подслушивал?

– Полагаю, брат, чтобы не сказал сейчас Эйомер, ты подвергнешь это сомнению, но между тем, надеюсь, что моё слово ещё считается надёжным? – остановившись у камина, Фарамир как хороший актёр в плохом спектакле развёл руки, извиняясь за своё появление и вторжение в столь трудный разговор. – Скажу сразу: секрет, о котором мне стало известно совершенно случайно, казался ключом к тому, чтобы освободить Лотириэль от нежелательной помолвки, но, похоже, он и сейчас пригодится.

– О чём ты говоришь? – едва ли не в один голос вспылили Эйомер и Боромир, и на долю секунды мне даже показалось, что у них обоих чешутся кулаки пройтись разобраться с младшим сыном Дэнатора. И ведь зря он так рискует: только два дня назад Эйомер дал согласие на его свадьбу с Эйовин, а вдруг сейчас психанёт и передумает?

– О том, что тоже хотел участвовать в походе на Мордор и был слепо уверен, что полученные ранее раны мне совсем не помешают, – как ни в чём не бывало, словно и не замечая явной угрозы в глазах собеседников, продолжил Фарамир. – Так вот, ошибся я тогда. На то, чтобы сбежать от целителей и добраться до конюшни ушли все силы, в стойле своего Баргуса, даже не успев его оседлать, я почувствовал головокружение и от слабости свалился в солому, да там и пролежал, пока не привели в чувства голоса ссорящейся парочки. Уж очень бурно они ругались, даже любопытно стало взглянуть, что это за голубки такие.

– Ну и как, взглянул? – уже подозревая, что услышит в ответ, всё же спросил у него Боромир.

– Разумеется. Было бы желание, а силы всегда найдутся. Вот и представь моё удивление, когда я увидел, как женишок Лотириэль выцеловывает шейку какой-то темноволосой пигалицы, уверяя её, что сам обо всем позаботится и поговорит с Боромиром, который якобы является её опекуном. Я ведь тогда ещё не знал, что ты, брат, обзавёлся юной подопечной, и даже подумал, что мне всё примерещилось от упадка сил, но, как выяснилось позже, рассудок тогда меня всё же не подвёл.

Заливаясь мучительным румянцем, я вспомнила, с каким любопытством Фарамир рассматривал меня, когда по возвращении в Цитадель я первым делом помчалась навестить Эйовин. Он и впрямь тогда выглядел очень заинтригованным, и нужно признать, получается, было от чего. Теперь же наш с Эйомером невольный свидетель, похоже, гордился тем, какую внёс лепту в разгорающийся скандал, и даже принялся увещевать разъярённого брата, что, коли он, наконец, получил разрешение на свадьбу с возлюбленной, то нельзя и другим отказывать в супружеском счастье. Расхаживающий взад и вперёд, донельзя взбудораженный всем услышанным Боромир сначала послал его в весьма экзотические дали, после пояснил Эйомеру, что тот – баран, который не в состоянии вовремя разобраться со своими проблемами, а затем, опомнившись, взглянул в мою сторону и, перестав браниться, на некоторое время замолчал. И всё же, похоже, мой опекун не до конца поверил тому, что узнал, и не собирался сдаваться так просто. Выдержав долгую гнетущую паузу, он изрёк, что даёт разрешение на свадьбу с условием, что помолвка продлится положенный по такому случаю год. Потом, пользуясь тем, что Эйомер явно задумался, как обойти его условие, гондорец добил меня последним, самым унизительным из вопросов, который только мог поднять.

– Лютиэнь, ты уверена, что нет никаких веских причин поторопиться со свадьбой?

Понимая, что окончательно зашугана и теперь не скоро посмею поднять взгляд от своих рук, я отрицательно качнула головой, но уже через минуту нашла способ отыграться на Эйомере, заявив, едва он вынул уже знакомое громоздкое кольцо, что в моей семье принято дарить невесте новое кольцо и желательно по размеру, а не так, чтобы она его потерять боялась. Любимый одарил меня обещающим много интересного взглядом, но всё же, пообещав вскоре исполнить желание, целомудренно поцеловал в лоб и, скрипнув зубами в сторону Боромира, первым покинул кабинет, в то время, как неунывающий, словно удельские хоббиты, Фарамир уже в красках расписывал, какой можно будет закатить знатный пир, сыграв в следующем апреле сразу три свадьбы.

Что ж, апрель это мой самый любимый месяц. Однако сначала придется пережить очередную обиду на упрямого рохиррима, который добивался своих целей, не гнушаясь никаких методов и не считаясь ни с чьими чувствами. А обида эта была настолько сильной и глубокой, что перебороть её не хватило и мая с июнем. Лишь к концу июля, окончательно прижившись в Цитадели, успев проститься с уехавшими Гэндальфом и хоббитами и познакомиться с прибывшей вместе с Владыкой Элрондом красавицей Арвен, глядя на то, как она и Арагорн рады долгожданному воссоединению, я поняла, что невыносимо сильно скучаю по своему Сенешалю, который теперь уже стал Королём Марки. Ведь что есть любовь? Это не только объятия, поцелуи и сладость от близости, но и глубокая привязанность, доверие, понимание близкого человека, как самого себя, даже если между вами есть кардинальные различия, это способность принимать и подстраиваться, а не только эгоистично требовать, чтобы всё было по-твоему и ничего по-его, это тоска по серым глазам и крепким рукам. Эта тоска была настолько сильна, что, наконец, заставила до конца осознать, что я больше не принадлежу своему времени свободных нравов, а живу в мире Эйомера и, чтобы найти в нём свой дом, нужно сначала научиться жить по правилам этого мира, принять то, что мужчина – главный во всех начинаниях, а уважение к нему, подчинение ему – единственный путь к взаимному счастью.

Изо дня в день следуя за Ранарой, на которую Боромир возложил нелёгкую задачу научить будущую Королеву государства конников справляться со всеми дворцовыми хлопотами и быть такой образцовой хозяйкой, чтобы ему не было стыдно выдавать её замуж, я внимала каждому слову женщины, показывавшей, как прядут шерсть, ткут ткань, заваривают воск для свечей, мёд для хмельных напитков и мыло для купания и стирки, узнавала секреты того, как чистить столовое серебро, сохранять свежесть хлеба и заполнять кладовые только нужными продуктами. И, разумеется, я убирала покои в Цитадели вместе с прислугой, чтобы в будущем знать, где она лодырничала, а где заслужила похвалу за приложенные усилия. Дни от зари до заката пролетали почти незаметно, даже не всегда находилось время для прогулок с Талой в городском парке: дальше Врат меня теперь вообще не выпускали. А вот ночами то маяла бессонница, то посещали такие чудесные сны, что поутру совсем не хотелось просыпаться, и всё нетерпеливей становилось сердце, всё сильнее хотелось, чтобы поскорее настал август. А он случился, душный и совсем без дождей, но зато одним знойным днём в Минас-Тирит приехал отряд рохиррим, чтобы забрать тело своего погибшего Конунга для захоронения в возведённом за это время кургане. Событие само по себе печальное, время траура, разумеется, не для радостей, но, тем не менее, я была бесконечно счастлива тому, что, наконец, снова увижу Эйомера.

Едва дождавшись, когда закончится официальная часть встречи с Арагорном и Боромиром, переодевшись в лёгкое, цвета молодой листвы платье, я поспешила в обеденный зал, где для уставших с дороги витязей была накрыта трапеза. Сидеть возле опекуна, скромно потупившись и, как подобает леди, не задавая лишних вопросов, было просто невыносимо, но от того лишь радостнее были минуты, когда после мы, наконец, оказались в холле. Судя по настороженному взгляду Эйомера, он ожидал, что я всё ещё злюсь на него и могу затеять ссору, но, даже не подумав заниматься такими вульгарными глупостями, я просто спряталась в его раскрытых объятьях, не в силах даже слезами выразить, как сильно его люблю.

– Пойдём, мне дозволена честь повезти тебя на прогулку, – шепнул в мои волосы рохиррим, пока я старательно заливала солёной влагой его камзол, и, не дождавшись вразумительного ответа, привычным движением подняв на руки, понёс к конюшням. Лишь на миг оторвав голову от его груди, я заметила стоящего на ступеньках Боромира, который следил за нами столь внимательно, словно желал убедиться, что не допустил ошибки, согласившись выдать меня замуж за племянника покойного Тэйодена.

Своей неукротимой резвостью успевший отдохнуть Огненог в очередной раз доказал, что является одним из лучших скакунов табунов Марки, и уже вскоре привёз нас к пристани на берегу Андуина, где сине-зелёные бурные воды качали множество лодок и даже несколько ярко расписанных кораблей. Направив жеребца к зарослям орешника и клёна, Эйомер уверенно нашёл узкую тропку, которая вывела к серебристым тополям, у корней которых, доходя до самой воды, колыхались на ветру заросли мелких нежно-голубых цветов с радостными жёлтыми серединками.

Незабудки.

Такие красивые, нежные, хрупкие – незабудки.

От счастья к глазам снова подступили слёзы, а Эйомер уже спрыгнул на землю и помог мне спешиться, отпуская Огненога свободно пастись.

– Я не умею собирать букетов, поэтому решил просто привезти тебя сюда, – приподняв мое лицо за подбородок, рохиррим улыбнулся так ласково, что стало ясно, что он тоже скучал, несмотря на все свои новые королевские заботы и восстановление разорённого после войны государства. – Возможно захочешь сплести венок? Я помогу.

– Нет, не нужно их рвать, пусть лучше цветут здесь, чем завянут в кружке с водой, – улыбнувшись в ответ, я снова спряталась в его объятиях, только теперь понимая, что это и есть дом, о котором говорил Гэндальф. Волшебник, как всегда, оказался прав, просто было нужно уметь ждать и проявлять терпение. – Осенью я отпрошусь у Боромира собрать здесь семена, а потом посею их в нашем саду, к маю мы успеем.

– Как скажешь, – вынув из кармана брюк маленькую, украшенную искусной резьбой коробочку, Эйомер вложил её в мою ладонь. – Вот, как обещал. Надеюсь, с размером не ошибся. Гимли отлил и прислал с гонцом из Эребора.

Ободок золотого кольца украшали три цветка с лепестками, усыпанными голубыми самоцветами. Снова незабудки. Такой восхитительной тонкой работы, что красивее украшения мне просто не доводилось видеть. Неужели четыре месяца назад, в те трудные дни Эйомер заказал для меня такой чудесный, невероятный подарок? А он уже аккуратно надел кольцо на мой палец и, заключив в крепкие родные объятия, прижался к губам в таком хмельном, упоительном поцелуе, что от счастья сердце в груди заколотилось как маленькая непоседливая птичка, и я знаю – так будет всегда, пока мой рохиррим рядом. Потому что я люблю его больше жизни, а он меня ещё сильнее.

========== глава 30. Белые ленты ==========

Любовь! Ей в мире нет цены,

Она, как солнце, вечно светит.

Любовью будем спасены:

Она одна за все в ответе.

В любви – счастливые все дни,

И защищай любовь как можешь.

Её, как божий дар, храни —

Ты этим жизнь свою умножишь.

– Стой ровно, госпожа, не крутись, как ребёнок на ярмарке, – велела мне Ранара, для убедительности надавив ладонью на спину пониже лопаток, чтобы держала осанку, пока портниха прикладывает к почти готовому белоснежному платью кружева и цветы из лент и жемчуга, решая, какие украшения будут лучше смотреться на скромном лифе и пышном подоле. – Ты должна быть самой красивой из невест, поэтому не мешай нам работать.

Ну да, замри как статуя и желательно не дыши.

– Это невозможно, мне в жизни не сравняться красотой с Эйовин и Лотириэль, – устало вздохнув от донельзя надоевшей примерки, я старательно расправила плечи и попыталась не шевелиться хотя бы несколько минут. – Они высокие и стройные, как берёзы, а я…

– А ты единственная, кто завтра станет Королевой, так что прекрати капризничать и улыбнись, – посоветовала служанка, которая за прошедший год, если не заменила мне мать, то во всяком случае стала самым близким человеком и подругой. И пусть она по-прежнему считала жителей Марки дикарями и даже собиралась вместе со мной ехать в Эдорас, намереваясь лично проконтролировать, чтобы никто не обидел её «строптивую былинку», как она меня в шутку называла, а всё же побольше меня гордилась тем, что я выхожу замуж не за кого-нибудь, а за Короля. Это для меня он был горячо любимым рохирримом, от тоски по которому изнылось, изболелось сердце, а для неё, как и для всех, правителем, перед которым склоняют голову. Разумеется, она уже и сама, наверное, забыла, как ругала меня год назад, когда узнала, кто является моим таинственным женихом. Уж Ранара не постеснялась тогда в выражениях, осудив каждый поступок Эйомера, обозвав его самого так неласково, что язык не повернётся повторить, а вот теперь поди же ты – радуется предстоящей свадьбе и всё время напоминает о том, что я скоро стану Королевой, что на самом деле лишь пугает и заставляет кожу покрываться зябкими мурашками. Каждый из нас к чему-то в своей жизни не готов, вот и я не готова. Да разве только кто спрашивает? – К тому же, зачем цепляться к росту, это вовсе не главный критерий красоты. Можно быть хоть сто раз цветущей длинноногой розой и остаться не у дел, а можно – нежным ландышем, который мужчина никогда не забудет.

Ландыши, белые невесомые ландыши. Белые. Всё ясно, у нас ведь три свадьбы, вся прислуга во дворце с ног сбилась: то празднество, которое Фарамир задумал прошлой весной, на самом деле оказалось трудным в организации, да настолько, что подготовка затянулась до самого начала мая. Предстояло принять и разместить невероятное количество гостей, устроить пир с развлечениями для них и большой праздник для горожан, которым, разумеется, тоже хотелось погулять на тройной свадьбе: сыновей погибшего Наместника и молодого Конунга Марки. Последние две недели к Цитадели вереницей прибывали повозки с винами, сырами, специями, яблоками, рыбой и прочими продуктами, которые требовались продумывающим праздничное меню поварам, городские швеи получили невероятное количество заказов на пошив красивых нарядов для придворных, а улицы уже начали украшать бережно хранимыми флагами, которые своей яркостью поднимали настроение и наполняли души людей ликованием, напоминая о Победе, со дня которой прошёл ровно год. По сути, в этом и есть смысл праздника – три свадьбы, символизирующие год, прожитый в мире, больше не отягощённом влиянием и подлыми происками Тёмного Владыки. На самом деле свадьбы сейчас игрались повсеместно, как в самом Минас-Тирите, так и в окружающих его деревнях и провинциях, но королевские свадьбы, конечно, дело особенное. Они задают тон и являются торжеством, пытаться хоть отчасти подражать которому будут очень долго.

Разумеется, мне тоже хотелось праздника, но быть его центральной фигурой боязно до дрожи в кончиках пальцев. Более того, танцы, музыка и угощение вкупе со свадебными конкурсами и розыгрышами вовсе не были моей главной мечтой: единственное, чего я хотела, это поскорее оказаться в объятиях Эйомера, по которому так невыразимо сильно соскучилась, что едва не плакала от досады, когда в начале апреля выяснилось, что приготовления к свадьбе затягиваются, и церемония будет перенесена почти на месяц.

Наверное, я бы даже объяснить не смогла, не нашла бы слов, чтобы рассказать, каким трудным, удушающе долгим был этот год с бесконечными уроками от Ранары «как стать лучшей хозяйкой и Королевой», окончательным вживанием, привыканием к этому миру, среди чужих нравов и обычаев и вкупе ко всему с регулярными попытками Боромира найти мне жениха получше Эйомера. К сожалению, опекун по-прежнему крайне отрицательно относился к моему рохирриму, и как только в Цитадель приезжал кто-нибудь из вассалов, стремился ненавязчиво познакомить. Как итог, я знала всю верхушку подданных Арагорна и изобрела множество причин не спускаться вечером к ужину: от усталости и головной боли до невероятно интересных книг и неоконченного рукоделия, которым непременно нужно прозаниматься ещё не один час. Конфуз случился, когда рассерженный очередной отговоркой Боромир потребовал показать ему труды столь похвального усердия и долго, хмурясь, рассматривал малюсенькую птичку на бархатной перчатке. Он тогда ругался разве что взглядом, но попытки сводничать всё же оставил, явив этим невероятную милость, о которой, возможно, и сам не подозревал. Избавившись от ненужного мужского внимания, я так и не избавилась от своего главного врага – времени. Долгие дни и часто бессонные ночи не позволяли укрыться от мыслей, а их было слишком много: я ужасно жалела о том, что так и не поговорила с Эйомером достаточно откровенно, не выяснила отношения, не устроила одну из головомоек, которых мужчины так боятся. По правде говоря, в апреля для этого было мало возможностей, а я была так измучена, что сама боялась подобного разговора, как огня, но кто мешал затеять его в августе, в те три невероятно коротких дня, которые Эйомер был Минас-Тирите? Ведь он ждал его, видно было, что ждал. Но нет, вместо этого, радуясь долгожданной встрече, я просто наслаждалась крепкими объятиями и пылкими поцелуями любимого. А здравые мысли? Бог его знает, где они были… Мне точно неизвестно. И вот до нашей свадьбы остались сутки, сам рохиррим в течении нескольких часов должен вместе с Эйовин и эоредом прибыть в Минас-Тирит, а необходимый, как воздух, разговор так и не состоялся и вряд ли теперь уже состоится. Ранара строго-настрого запретила мне видеться с наречённым до самой церемонии, заявив, что это ужасно-ужасно дурной тон и просто неприлично.

Когда последняя примерка, наконец, была окончена, и Гвитель отправилась работать над почти готовым платьем, которое казалось мне одновременно изумительно красивым и слишком мудрёным на всевозможные завязки и застёжки, чтобы Эйомер уже следующей ночью не порвал его, я вздохнула с таким облегчением, словно гора с плеч упала, и пользуясь тем, что Ранара куда-то отлучилась, поспешила во двор. День был невероятно тёплым и солнечным, не навестить сейчас Талу и не отправиться с ней в парк на прогулку было бы форменным преступлением. К тому же, несмотря на все запреты, хотелось хотя бы издалека увидеть прибытие рохиррим, и даже если нельзя общаться с женихом, то кто мне запретит поприветствовать Эйовин? Очень сомневаюсь, что Фарамир выдержит и не приблизится к ней до церемонии, недаром так часто слал в Рохан гонцов с письмами и подарками, что Боромир даже посмеивался над таким рвением и заботой, хотя сам регулярно брал с брата пример и тоже ухаживал подобным образом за Лотириэль, благо, что до Дол-Амрота путь был гораздо ближе. Не буду скрывать, Эйомер тоже слал мне гостинцы с теми самыми гонцами, которые возвращались из Эдораса, но учитывая, что зачастую это были сладости вроде мёда, засахаренных орехов и варёных в сиропе ягод, оставалось предполагать, что он по-прежнему держит меня за дитя либо понятия не имеет о том, чем побаловать девушку кроме как вкусненьким. Правда, ближе к зиме гонец привёз для меня красивые тонкие браслеты из красного золота, и тогда, любуясь сверкающим в свете горящего камина украшением, я поняла, что, возможно, любимый так погружён в свои новые обязанности Короля, что по окончании трудных дней фантазии уже мало на что хватает, и обижаться за очередной горшочек с изюмом или сладкими фундуком вовсе не стоит, может, он сам их любит вот и хочет порадовать? Вон Арагорн, если несёт из кухни тарелку с пирогом или горячими румяными булочками, так все знают, что это он к жене торопится. Неделю назад приехавшие на праздник Леголас с Гимли даже шутили над ним: дескать, не от того Арвен положено полнеть после свадьбы.

В стойле моей любимицы, против обыкновения, не оказалась, и, предположив, что кто-то из конюхов повёл её на выгул, я направилась к расположенной позади конюшен леваде. Доносившиеся с той стороны голоса были отчего-то очень оживлёнными, и судя по знакомому басу, там даже присутствовал Боромир. Осталось обогнуть разросшиеся кусты цветущей белой сирени, чтобы увидеть, что происходит. Но едва сделав это, я замерла как вкопанная не в силах даже вздохнуть от недоумения, возмущения и нахлынувшего волной жуткого смущения. Прямо за перекладинами заграждения Киборг страстно, со знанием дела покрывал мою кобылу, а несколько конюхов во главе с гондорцем весьма увлечённо наблюдали за этим зрелищем и даже успевали давать жеребцу довольно грубые советы, на которые он, занятый своим делом, не обращал совершенно никакого внимания.

Сейчас бы провалиться сквозь землю или отвернуться, чтобы бежать без оглядки, но было слишком поздно: оглянувшийся в мою сторону старший конюх Брендал уже с усмешкой ткнул локтём в бок Боромира. Что ж, по крайней мере у меня есть кому высказать своё возмущение по поводу всего происходящего.

– Это подарок на свадьбу, – не дав произнести и слова, нашёлся опекун, обняв меня за плечи и отводя обратно за раскидистый куст подальше от пикантного зрелища.

– Для кого? – всё ещё мучительно краснея после увиденного, я никак не могла оторвать взгляд от утоптанной копытами земли.

– Для вас с Эйомером, разумеется, – в голосе опекуна звучала тонкая издёвка, которая заставила тут же насторожиться. – Если твой будущий муж окажется не слишком успешным в определённых… начинаниях… то вам с ним всё равно будет с кем понянчиться.

– Что? Да как… – всё же решившись поднять взгляд и заметив, как искрятся самодовольством зелёные глаза Боромира, я поняла, что он умышленно это всё затеял, чтобы показать Эйомеру, как плодовиты гондорские жеребцы. Ох уж эти мужчины с их отвратительными шуточками, порой они просто невыносимы! – Как вы могли без моего разрешения свести их?!

– У каждой любви свой цвет, а жеребёнок от такого породистого скакуна, как мой Керх, отличный подарок к свадьбе, разве что появится на свет в феврале.

– Слишком рано ещё. Тале только в августе три года сравняется, могли бы и спросить у меня, – в самом деле, куда было так торопиться? Хотя, конечно, мы скоро уедем в Рохан, и тогда у этой сладкой парочки уже не будет возможности сыграть свою лошадиную свадьбу. Понимая, что гондорец отчасти всё же прав, я, тем не менее, ужасно злилась на него: ведь не по одной доброте душевной он это всё затеял. – Мне бы не хотелось…