Текст книги "HistoriCity. Городские исследования и история современности"

Автор книги: Оксана Запорожец

Соавторы: Борис Степанов,Кирилл Левинсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 28 страниц)

Примеры: работа с прошлым и настоящим в российских городских музеях

Непережитое прошлое

Примером работы с локальной историей могут послужить российские индустриальные города, где представители музеев и современного искусства пытаются переосмыслить наследие и строить диалог о прошлом. Прошлое, которое когда-то считалось Золотым веком, означало достаток, благоустройство, развитие и защищенность, мемориализируется и пересматривается, причем не обязательно просто в режиме ностальгии. То, что воспринимается как проблема и травма, может быть перенесено в «чистое» пространство экспозиции или получить новое значение в ходе экскурсии, прогулки, иммерсивного городского спектакля. Разрыв с этим прошлым может быть безопасно осмотрен, прочувствован, обдуман горожанами в рамках музейных проектов. Музейное пространство предоставляет возможности выстроить дистанцию и управлять ею – в отличие от городского пространства, где столкновение с признаками упадка, разрушением, заброшенными бывшими центрами социальной жизни и забываемыми символами бывает либо чрезмерно рутинным (и тогда приводит к их незаметности), либо негативным и болезненным. Кейс Екатеринбурга – пример того, как индустриальное наследие пытаются переосмыслить через личные истории, современное искусство и культурные практики. Деятельность Музея истории Екатеринбурга и Уральская биеннале современного искусства801801
  Старостова Л. Э. К вопросу о коммеморации свердловского конструктивизма // Известия Уральского федерального университета. Серия 1: Проблемы образования, науки и культуры. Вып. 156. Т. 22 (4). Екатеринбург, 2016.


[Закрыть], наряду с несколькими независимыми группами активистов, вносят большой вклад в перевод разговора об отвлеченном прошлом культурных героев и событиях национального масштаба в обсуждение с горожанами районов, заброшенных зданий, заводской памяти и т. д.

Несколько лет назад Музей истории Екатеринбурга инициировал проект «Уралмаш: производство будущего»802802
  См.: http://museumguide.ru/uralmash.


[Закрыть], поддержанный Фондом Потанина в рамках программы «Музейный гид». Он был посвящен заводскому городскому району, в прошлом имевшему ключевое значение. Проект предполагал запись воспоминаний жителей района и изучение его истории. Эти материалы затем использовались для создания текстов, статей, сайта-путеводителя, экспозиций, экскурсий. Популярность и известность получил мобильный радиоспектакль «Автобус 33», проходящий в курсирующем по району автобусе. Музей истории Екатеринбурга продолжает работу с изучением районов. Окраины города, в отличие от центра, обычно не считаются достойными упоминания в музейных экспозициях (несмотря на то что там живет большинство жителей), поскольку в «интересном» прошлом там мало что происходило. Музей же старается обратить внимание на разные районы города и нанести их на символическую карту – например, выпуская к Дню города тематические наклейки с изображением знаковых объектов того или иного района, зданий, памятников, фраз.

Другим примером современных городских музейных проектов служит выставка «Открытые морские залы: Тихоокеанское время», открытая осенью 2016 г. во Владивостоке и ставшая одной из постоянных экспозиций музея истории города. Она построена на личных историях и рассказывает об отношении города с морем. Проект включал взаимодействие музея с жителями: горожане передали музею большое количество личных вещей, документов, фотографий; в ходе подготовки проекта было собрано около 30 интервью с моряками и членами их семей, и предполагалось, что сбор историй будет продолжаться.

Время в названии проекта – это тот ритм, в котором существуют горожане, чья жизнь связана с морем: «Расставание – Ожидание – Встреча – Расставание – Ожидание – Встреча». По словам директора музея Виктора Шалая, «пока это первая и единственная в России попытка языком музея рассказать о человеческих чувствах и эмоциях, которых море рождает гигантское количество»803803
  См. https://arseniev.org/museum-events/vystavka-otkrytye-morskie-zaly-tixookeanskoe-vremya/.


[Закрыть]. Для рассказывания истории города намеренно использована личная перспектива. Выставка строится не на фактическом, а на субъективном. Но это не просто сопереживание другим, а потенциальное чувство сопричастности: общий ритм и образ жизни, пусть даже в прошлом, а сейчас в виде воспоминаний, – это то коллективное, что объединяет жителей Владивостока. Личный биографический опыт горожанина и горожанки совпадает с сотнями таких же семей моряков и должен ощущаться узнаваемым, своим, общим.

Морская история в случае Владивостока является предметом городской памяти, схожим с индустриальным прошлым Екатеринбурга. На музейный проект возложена задача «переживания» ушедшего времени для того, чтобы строить городское будущее: «И сегодня, чтобы принять сложившиеся перемены и идти вперед, наш город должен понять и заново пережить этот сложный и разнообразный пласт эмоций, связанных с морем. Музей Города – это именно то место, в рамках которого этот процесс может быть реализован»804804
  См.: http://arseniev.org/press/7415/.


[Закрыть].

Еще одним примером работы музеев с «невидимым» и трудно артикулируемым прошлым служит совместный проект Музея Москвы и галереи «Триумф» – «Музей самоизоляции»805805
  См.: https://www.isolation.mosmuseum.ru/.


[Закрыть]. Опыт горожанина в период пандемии – одновременно предельно индивидуализированный и коллективный, совершенно рутинный и экстраординарный, – по мнению авторов проекта, нуждался в документации, изучении и описании. Музей Москвы уже во время московского локдауна начал собирать истории горожан и артефакты, которые они посчитали лучшим образом отражающими особенности их жизни при пандемии. Концепция и реализация этого проекта показывают, как современные городские музеи стремятся не только сохранить прошлое, но и работать с актуальными событиями; вовлекают горожан и пытаются говорить о сложных эмоциях городской жизни; декларируют свой интерес к обычному, типичному, а не уникальному и захватывающему.

Город и другие

Выше уже говорилось о сходстве музеев и городов как мест, где собираются гетерогенные сущности. Можно представить, что музей способен становиться площадкой, которая отражает «вавилонскую» природу городов и помогает рефлексировать о разнообразии горожан. Повествуя о городской жизни, людях и культуре, городские музеи производят высказывания на тему соседства и взаимодействия с «другими», как писал упомянутый выше Л. Мамфорд. Это имеет непосредственное отношение к настоящему и будущему социальной жизни, обсуждению того, как возможно жить вместе. Как именно представляются «другие», и включены ли они в рассказывание историй или только оказываются объектом?

Весной 2019 г. в Центре Гиляровского – филиале Музея Москвы – работала временная выставка «Дорогие москвичи и гости столицы», посвященная миграции806806
  См.: http://mosmuseum.ru/exhibitions/p/dorogie-moskvichi-i-gosti-stolitsyi/.


[Закрыть]. Она привлекла много внимания и стала одной из немногих попыток говорить о миграции в каком-либо режиме, кроме экспертно-демографического, социологического или художественного. Вероятно, почти тотальное отсутствие публичного диалога о миграции, в том числе в музеях, заставило журналистов делать в анонсах заключение, что Центр Гиляровского предлагает «самую, наверное, смелую выставку […] об одной из самых злободневных московских проблем»807807
  Центр Гиляровского открывает выставку о мигрантах – тех, что приехали и остались // Москвич Mag, 25.02.2019. https://moskvichmag.ru/gorod/tsentr-gilyarovskogo-otkryvaet-vystavku-o-migrantah-teh-chto-priehali-i-ostalis/.


[Закрыть]. Выставка рассказывала об истории этнических групп в Москве, в том числе через рассказы о разных центральных районах города, через артефакты, истории знаменитых фамилий. Другая часть – условно «современная» – повествовала о двух историях Москвы сегодняшней (едва ли эти две истории были задуманы как противопоставленные, но их можно представить именно так). Во-первых, люди, которые приехали в город и остались здесь, рассказывали о своих отношениях с родной культурой и родными местами в формате видеороликов. Во-вторых, серия экспонатов рассказывала о жизни трудовых мигрантов. Дополнительная программа к выставке включала ряд мероприятий, экскурсии и спектакль. Несмотря на готовность работать с темой миграции, экспозиция словно пыталась перформативно заявить, что мигранты должны и могут успешно интегрироваться, а Москва – это большой многоэтничный город, испокон веков радушно принимавший и принимающий людей из других мест. Такой определенным образом выстроенный нарратив о московском прошлом, в котором с отношением к иноэтничному населению как будто бы все в порядке, стирает проблемы современного города. Кроме того, неясно, являются ли сами приезжие желанными гостями такой выставки и что нужно, чтобы те, о ком она рассказывает, попали в музей? Или все же в первую очередь она адресована москвичам, а не гостям столицы, – и стремится напомнить им о необходимости быть гостеприимными?

Пример Музея истории Дальнего Востока им. В. К. Арсеньева во Владивостоке также иллюстрирует проблематичность темы «городских других» для музеев. Одна из постоянных экспозиций музея, «Время Людей», посвящена истории региона на рубеже XIX–XX вв. Ее раздел «Время Города» рассказывает о Владивостоке и, в частности, о старом китайском квартале – Миллионке. Образование китайского квартала не связывается с дороссийским прошлым территории, а показано характерным явлением активного развития города. Экспликация на стене гласит: «Период, связанный со становлением Владивостока как центра края, можно обозначить как период ассимиляции, смешения на территории города культур, языков, традиций. Взаимодействие, а не столкновение цивилизаций стало возможным на локальной площадке городского пространства». Миллионка представлена в качестве символа типично городского «бурлящего котла», тесного соседства разных культур, мирного и естественного соединения традиций. Далее отмечается, что этот же символ заключает в себе одновременно «негативные аспекты городского бытия»; что именно имеется в виду – не поддается расшифровке в музейном тексте, но из показанных историй становится понятно, что речь идет, например, о преступности и наркотиках. В итоге пример Миллионки предлагается посетителю как объяснение и иллюстрация «повышенной терпимости и приветливости горожан ко всему чужеродному»808808
  http://arseniev.org/events/9827/.


[Закрыть]. Хотя говорится, что вопрос самоидентификации – «актуальный для края», то есть стоит до сих пор, никаких параллелей не проводится и вопросов зрителю не задается. По такой версии, предложенной музеем, Миллионка дает современному Владивостоку в поисках идентичности выразительный, но неоднозначный символ, и сложная история взаимодействия цивилизаций остается историей, не связанной с городским настоящим. Несмотря на то что музей включает рассказ о переселении, освоении пространства, контактах и столкновениях разных социальных групп и народов, здесь посетители видят историю, сфокусированную прежде всего на русском населении, – вместе с этими людьми, «с первыми горожанами гости экспозиции пройдут путь заселения Дальневосточной территории»809809
  Там же.


[Закрыть]. Другие же этнические группы встречаются в музее скорее как часть этнографического знания.

Ландшафт и наблюдатель: город, заключенный в рамку

Как мы отмечали выше, музей города обеспечивает дистанцию для работы с прошлым и одновременно заставляет присмотреться к городским деталям. Он выносит на обсуждение привычные элементы городского пространства, повседневной жизни, знаки, с которыми горожане сталкиваются постоянно, но редко задумываются об их смысле и происхождении.

Топонимика является обычной темой музейных экспозиций. В то же время часто происхождение названий упоминается в качестве нейтрального или любопытного факта и не связано с пересмотром известных и принятых порядков вещей. Но переименование улиц – спорный вопрос, вызывающий разногласия и протесты, обвинения в переписывании истории и попытках забыть собственное прошлое, неуважении к героям и событиям. Выставка «Кто такой Толебок? К истории переименования городских улиц» была открыта в Музее истории Екатеринбурга в мае 2018 г. и работает по сей день. В ней рассказывается о том, как в разные периоды появлялись и менялись названия улиц. Выставка не дает ответа на вопрос, как следует называть городские объекты, а скорее наталкивает на размышления, результатом каких (подчас почти случайных) событий, решений, действий и переговоров являются знакомые названия. Узнаваемые – но при этом видимо «старые», «старинные», «устаревшие» – фрагменты городского пространства помещаются в музей: здесь висят настоящие таблички с названиями улиц и мемориальные доски в честь тех, чьим именем назывались места. Приведенные музеем выдержки из обращений и писем разных времен (1960‑е, 1990‑е гг.) с аргументами за и против переименования улиц показывают, что проблема не новая. Экспозиция подводит к современному Екатеринбургу: карточки с советскими и нынешними названиями известных улиц города (Либкнехта, Ленина, Энгельса) и их более ранними названиями сопровождаются вопросом, адресованным посетителям: нужно ли, по их мнению, оставить, вернуть старое название или переименовать улицу?810810
  См.: http://m-i-e.ru/tolebok.


[Закрыть]

Музеи, таким образом, могут заставлять по-новому подойти к привычному, наблюдаемому, установленному, заметному. Как отмечает Иван Гринько, роль в этом может сыграть даже панорама, открывающаяся из музейного здания811811
  Grinko I. Branding of the City. P. 123–130.


[Закрыть]: большая стеклянная стена-окно в Ельцин Центре не только дает удобную точку для наслаждения видом и фотографирования. Музей заключает в рамки городской пейзаж, его идея переопределяет то, какими глазами посетитель смотрит на город, что замечает в нем и что думает или чувствует.

Не только городские музеи

Музей является более чем просто агентом создания городской памяти. Расширение этого взгляда позволяет захватить примеры неисторических музеев, или музеев, которые тематически не связаны с городом, и обнаружить их значение. Не только Музей Москвы является городским музеем – например, Музей истории ГУЛАГа, занимающийся изучением района вокруг своего здания и организующий площадку для местного сообщества, или уже упомянутый Политехнический музей, обновление которого привело к перестраиванию городского ландшафта в самом центре Москвы, явно работают с городской жизнью и оказывают на нее влияние.

Сами городские музеи берут на себя не только задачи конструирования нарратива о городе в виде просветительских мероприятий, выставок и художественно-документальных проектов. В 2019 г. в Екатеринбурге заработал Центр городских практик «Дом Маклецкого». Это историческое здание, переданное городом музею, в котором проводятся лекции, дискуссии, встречи, в качестве резидентов существуют музыканты, художники, благотворительные организации, городские проекты, маленькие независимые медиа. В июле 2019 г., например, в доме Маклецкого можно было застать дискуссию, посвященную стрит-арту, неформально приуроченную к фестивалю «Стенограффия», или публичную лекцию от автора проекта Husky Tunes. Проект занимается популяризацией локальной современной музыкальной сцены, а лекция была посвящена истории клипов екатеринбургских исполнителей от 1980‑х гг. до настоящего момента. В некоторых из них фигурировали узнаваемые городские пейзажи и постройки, такие как пешеходная улица в центре города, снесенная в марте 2018 г. телевизионная башня или интерьеры дома Севастьянова. Публика, смотревшая клипы и слушавшая комментарии лектора, была разной: от молодежи – местной и московской, – в том числе представителей екатеринбургских творческих кругов (они время от времени вставляли пристрастные уточнения), до существенно более старших, чем остальные, зрителей, которые тоже участвовали в обсуждении и вместе смеялись над особенно абсурдными видеороликами. Такой способ работы с разными сообществами, разными типами знания, культурными формами становится актуальным образцом для музеев, которые хотят не быть «о городе», а принадлежать городской жизни, влиять на нее и формировать ее.

Заключение

Рассмотрение связки музея и города высвечивает особенности современной культуры. Город как фокус музейной деятельности размывает и подвергает сомнению физические границы между культурным учреждением и городским пространством, сопротивляется сосредоточенности музеев на прошлом, но не настоящем и будущем, стирает разделение на кураторов, исследователей, хранителей, историков, знатоков – и обычных горожан, на важные культурные ценности – и будничные незначительные детали городской жизни. Это приводит к необходимости занимать более открытую позицию в определении того, что такое музей, что является наследием и кто занят его сохранением (а также что значит его сохранять). В то же время музей как культурная рамка дает возможность выстраивать критическую дистанцию по отношению к городу, замедлять его, проблематизировать, разбирать на части: например, прорабатывать беспокоящее прошлое, размышлять о процессах изменения и неизменности символических порядков, выделять действующих лиц и представлять их истории, по-новому видеть городской ландшафт.

Александра Колесник
Музыкальное прошлое в городском пространстве: история популярной музыки в Ливерпуле 812812
  Исследование осуществлено в рамках Программы фундаментальных исследований НИУ ВШЭ.


[Закрыть]

Появление и развитие популярной музыки неразрывно связано с историей городов. Поп– и рок-музыку нередко называют «звуками города» и «городскими ритмами»813813
  См. подробнее о городах и разных городских образах (визуальных и аудиальных): Gillett C. The Sound of the City. L., Sphere, 1970; Chambers I. Cities without Maps // Mapping the Futures: Local Cultures, Global Change / ed. by J. Bird, B. Curtis, T. Putman et al. London: Routledge, 1993. P. 188–198.


[Закрыть]; и в целом она представляется как одна из важных характеристик культуры и образа европейских и американских городов ХХ в. В свою очередь, города – ключевые площадки для производства, продвижения и распространения музыки, а также для формирования специфических исполнительских и потребительских музыкальных практик. Клубные концерты, уличные выступления, дворовые дискотеки, прослушивание музыки тихо в плеере при поездке в городском транспорте или громко через бумбокс в общественных местах – явления исключительно городские и тесно связанные с городским пространством.

Нередко названия музыкальных стилей могут отсылать к городам, в которых они появились. Такая городская привязка служит для характеристики музыкальных особенностей жанров, специфики городской клубной культуры и фанатских сообществ. Например, понятие «ливерпульский звук» (Liverpool sound814814
  Как указывает исследователь музыки Йен Инглис, понятие «ливерпульский звук» использовалось ливерпульскими музыкантами в 1960‑е гг. как синоним понятий «мёрсибит» и «мёрсибит саунд» для описания специфического звучания бит-групп из региона Мёрсисайд (побережье реки Мёрси на северо-западе Англии): Inglis I. Historical Approaches to Merseybeat // The Beat Goes On: Liverpool, Popular Music and the Changing City / ed. by M. Leonard, R. Strachan. Liverpool: Liverpool University Press, 2010. P. 11–12. Особый звук достигался за счет измененной (по сравнению с американским рок-н-роллом) ритмической структуры и использования скиффла и соула в качестве музыкальной основы. Звук включал ярко выраженную гитарную партию и партию ударных, сильный и гармоничный вокал (часто с сочетанием двух-трех голосов).


[Закрыть]) активно использовалось в музыкальной культуре и медиа для определения ливерпульской версии бит-рока в начале 1960‑х гг. (мёрсибита); «шеффилдский звук» (Sheffield sound815815
  По замечанию музыканта шеффилдской группы Cabaret Voltaire Стивена Маллиндера, понятие «шеффилдский звук» стало использоваться непосредственно в городских музыкальных сообществах для описания той электронной музыкальной сцены, которая сформировалась в Шеффилде во второй половине 1970‑х гг. и которая была представлена такими группами, как The Human League, Pulp, Heaven 17, Cabaret Voltaire, Thompson Twins, ABC и др.: Brabazon T., Mallinder S. Popping the Museum: the Cases of Sheffield and Preston // Museum and Society. 2006. Vol. 2. № 4. P. 96–98.


[Закрыть]) – для описания электронной музыки групп из Шеффилда второй половины 1970‑х – начала 1980‑х гг.; «манчестерский звук» (Manchester sound816816
  Исследователь медиа Рой Шукер определяет понятие «манчестерский звук» (синоним «мэдчестер») для описания специфической музыкальной культуры Манчестера, которая была сформирована в конце 1970‑х – начале 1980‑х гг. несколькими пост-панк– и нью-вейв-группами – Joy Division (после ее распада была сформирована группа New Order), The Happy Mondays, The Stone Roses, The Inspiral Carpets, The Smiths: Shuker R. Popular Music: The Key Concepts. 2nd ed. London; New York: Routledge, 2005. P. 157–158. Большую роль в популяризации и объединении музыкантов в единую сцену сыграл звукозаписывающий лейбл Factory Records, с которым сотрудничали группы, и клуб Haçienda, где они выступали.


[Закрыть]) – для характеристики танцевальной культуры города в 1980‑е гг. В настоящее время такая городская специфика (cityness) музыкальных жанров и культур является не только элементом самоописания для музыкантов, журналистов и слушателей817817
  Так, например, музыкант группы The Inspiral Carpets Крейг Джилл в 2005 г. начал проводить автобусные и пешеходные туры по Манчестеру (музыкант умер в 2016 г., в настоящее время экскурсии проводит его жена Роуз Джилл). Туры посвящены местам, связанным с манчестерской музыкальной сценой 1980‑х гг. В описании туров используются понятия «мэдчестер», «манчестерская музыка» и «манчестерский звук»: Manchester Music Tours. URL: https://manchestermusictours.com.


[Закрыть], но и важной составляющей культурной политики во многих европейских и американских городах.

С 1970–1980‑х гг. многие промышленные города в Великобритании, континентальной Европе и США, столкнувшиеся с кризисом деиндустриализации, формировали новую городскую политику, основанную на ревизии своего культурного прошлого. Как отмечает антрополог Сара Коэн, в данном контексте городские власти стали рассматривать «культурный сектор и развитие „культурных“ или „креативных“ (creative) индустрий в качестве источника городской регенерации»818818
  Cohen S. Decline, Renewal and the City in Popular Music Culture: Beyond the Beatles. Aldershot: Ashgate, 2007. P. 3.


[Закрыть]. Популярная музыка заняла значимое место в этом процессе.

В настоящем исследовании рассматривается специфика использования популярной музыки и музыкальной истории в формировании новой городской культурной политики в городах Северной Англии. В фокусе внимания – проект возрождения Ливерпуля, который был реализован в 2004–2008 гг. и который стал первой успешной в Великобритании попыткой создания новых городских образов с акцентом на музыкальном прошлом. В тексте будут рассмотрены стратегии формирования новой культурной политики в Ливерпуле во второй половине 2000‑х гг., уделившей большое внимание разным периодам городской музыкальной истории; агенты, включенные в этот процесс, а также конкретные итоги реализации проекта возрождения города: новые карты, туристические маршруты и музейные экспозиции.

Работа основана, во-первых, на обзоре существующих исследований, посвященных новой культурной политике в городах Северной Англии; во-вторых, на анализе находящихся в открытом доступе источников: туристических гидов, карт, аудиоэкскурсий, буклетов музейных выставок; в-третьих, на полевых наблюдениях автора, проведенных в июле 2013 г. и включавших посещение Музея истории The Beatles и квартала клуба The Cavern, а также участие в автобусном туре по местам «ливерпульской четверки». В тексте использованы фотоматериалы автора.

Исследования музыки и городов

Внимание к городским музыкальным культурам и их истории – явление относительно новое, получившее широкое развитие в Северной Америке, Великобритании и Европе в 1970–1980‑е гг. Появление интереса к тому, как город формирует музыкальную культуру и как музыка влияет на создание городских образов, с одной стороны, было связано с трансформацией культурной географии и оформлением музыкальной географии как новой дисциплины; с другой – с возникновением современных исследований культурного наследия. Отход от исключительно эссенциалистского понимания пространства и его проблематизация через социальные связи, и прежде всего отношения власти, способствовали расширению границ культурной географии в американской академии в 1960–1970‑е гг.819819
  О «культурном повороте» в географии см. подробнее: Cultural Turns/Geographical Turns: Perspectives on Cultural Geography / ed. by I. Cook, D. Crouch, S. Naylor, et al. Harlow: Prentice Hall, 2000. Достаточно подробный обзор опубликован в исследовании культурных поворотов в науках о культуре: Бахманн-Медик Д. Культурные повороты. Новые ориентиры в науках о культуре. М.: Новое литературное обозрение, 2017. С. 338–393.


[Закрыть] Исследователи поставили ряд вопросов: как возможно понимание культуры в пространственных терминах; как опосредуются культурные практики через пространство (и городское пространство в частности); какие специфические «культурные ландшафты» формируются в разных местах, городах и регионах?820820
  См., например: Zelinsky W. The Cultural Geography of the United States. Englewood Cliffs, NJ: Prentice-Hall, 1973; Tuan Y.‑F. Topophilia: A Study of Environmental Perception, Attitudes, and Values. Englewood Cliffs, NJ: Prentice-Hall, 1974; Humanistic Geography: Prospects and Problems / ed. by D. Ley, M. Samuels. Chicago: Maaroufa Press, 1978; The Interpretation of Ordinary Landscapes / ed. by D. W. Meinig. New York: Oxford University Press, 1979; Lewis P. Axioms for Reading the Landscape: Some Guides to the American Scene // The Interpretation of Ordinary Landscapes / ed. by D. W. Meinig. New York: Oxford University Press, 1979. P. 11–32.


[Закрыть] В то же время в рамках культурной географии формировалось исследовательское поле географии музыкальной, которая получила развитие в 1970‑е гг. в США821821
  Американский географ Джордж Карни называет 1970‑е гг. «золотым периодом» в развитии музыкальной географии, хотя настоящее развитие эта дисциплина получила только в 1990‑е гг.: Carney G. O. Geography of Music: Inventory and Prospect // Journal of Cultural Geography. 1990. Vol. 2. № 10. P. 35–48.


[Закрыть] и позже – в 1990‑е гг. – в Великобритании822822
  Одной из первых работ в поле британской культурной географии стало исследование географов Джона Коннелла и Криса Гибсона «Звуковые дорожки: поп-музыка, идентичность и место» (2003), посвященное осмыслению процессов формирования и репрезентации идентичностей посредством популярной музыки: Connell J., Gibson C. Sound Tracks: Popular Music, Identity, and Place. London: Routledge, 2003.


[Закрыть]. До этого момента анализ пространственных представлений в западной музыке носил преимущественно дескриптивный характер и был направлен на сбор и классификацию музыкального фольклора. Вместе с интересом к локальной специфике музыкального производства музыкальная география стала фокусироваться на изучении «включенности» музыки в процесс формирования городских образов – как конкретные места, города и регионы репрезентируются через музыку в медиа, кино, литературе и какое влияние музыка оказывает на восприятие города823823
  См., например: Carney G. O. Western North Carolina: Culture Hearth of Bluegrass Music // Journal of Cultural Geography. 1996. № 16. P. 65–87; Carney G. O. Music Geography // Journal of Cultural Geography. 1998. № 18. P. 1–10; Connell J., Gibson C. Sound Tracks; Music, Space and Place: Popular Music and Cultural Identity / ed. by Sh. Whiteley, A. Bennett, S. Hawkins. Aldershot: Ashgate, 2005; O’Keeffe T. Street Ballets in Magic Cities: Cultural Imaginings of the Modern American Metropolis // Popular Music History. 2009. Vol. 2. № 4. P. 111–125; Sound, Society and the Geography of Popular Music / ed. by O. Johansson, T. Bell. Farnham: Ashgate, 2009; Johansson O., Thomas L. B. Touring Circuits and the Geography of Rock Music Performance // Popular Music and Society. 2014. Vol. 37. Issue 3. P. 313–337.


[Закрыть]. Подобно иконическим изображениям Лос-Анджелеса через образы Голливуда и мировой киноиндустрии, города Нэшвилл, Новый Орлеан, Чикаго, Сиэтл и Мемфис в США, а в Англии Ливерпуль, Манчестер, Бирмингем и Шеффилд стали известны как ключевые места появления и развития популярной музыки824824
  См., например: Haslam D. Manchester, England: The Story of the Pop Cult City. London: Fourth Estate, 2000.


[Закрыть], что нашло свое выражение и в городской повседневности, и в репрезентации этих городов. Культурная география позволила обратить внимание на то, каким образом музыка влияет на формирование образов «музыкальных городов» и на их туристический потенциал.

Вторым значимым фактором проблематизации музыкального прошлого как части городской истории стали масштабные научные и общественные дебаты о понимании культурного наследия, которые развернулись в начале 1980‑х гг. в Великобритании, Европе и США. Модель определения культурного наследия как перечня исторических (прежде всего археологических) памятников, представляющих значимость для отдельных государств, сформировавшаяся в XIX в. в рамках масштабных процессов образования европейских наций, была существенно пересмотрена после Второй мировой войны. Историк Дэвид Лоуэнталь отмечает825825
  Лоуэнталь Д. Материальное сохранение и его альтернативы // Неприкосновенный запас. 2017. № 114. С. 133–135.


[Закрыть], что появление всемирных и национальных организаций, деятельность которых была направлена на сохранение памятников и развитие культурного сектора в значительной части стран (включая бывшие европейские колонии, которые в послевоенное время получили автономию и независимость), способствовали изменению представлений о ценности культурных объектов и трансформации их экономического статуса. Культурное наследие стало рассматриваться не только как важная часть образовательной политики, но и как весьма прибыльная сфера. Популярная культура в целом и популярная музыка в частности оказались активно включены в этот процесс и начали пониматься как часть культурного наследия и значимые ресурсы обновления городов.

Важную роль в пересмотре концепта культурного наследия стало появление в Великобритании в начале 1980‑х гг. нового направления исследований – heritage studies826826
  О формировании современного поля heritage studies см.: Lumley R. The Debate on Heritage Reviewed // Heritage, Museums and Galleries: An Introductory Reader / ed. by G. Corsane. Aldershot: Ashgate, 2008. P. 15–26; Carman J., Stig Sørensen M. L. Heritage Studies: an Outline // Heritage Studies: Methods and Approaches / ed. by J. Carman, M. L. Stig Sørensen. London; New York: Routledge, 2009. P. 11–28; Logan W., Kockel U., Craith M. N. The New Heritage Studies: Origins and Evolution, Problems and Prospects // A Companion to Heritage Studies / ed. by W. Logan, M. N. Craith, U. Kockel. Chichester: John Wiley & Sons, 2016. P. 1–26.


[Закрыть]. Предложенное его представителями определение культурного наследия позволило охватить сферу обычного и повседневного и обратить внимание на неформальные практики и объекты, имеющие значение для разных социальных групп, а не только наделенные высоким культурным статусом и представляющие общенациональные ценности. Расширение темпоральных границ понятия «культурное наследие» сделало возможным включение в корпус наследия объектов, относящихся не только к отдаленному, но и недавнему прошлому. Понимание культурного наследия как «социального действия»827827
  Byrne D. Heritage as Social Action // The Heritage Reader / ed. by G. Fairclough, R. Harrison, J. Jr. Jameson, et al. London; New York: Routledge, 2008. P. 149–173.


[Закрыть] означало устранение монополии экспертов и официальных инстанций на определение и признание того или иного объекта частью культурного наследия и наделение этим правом разных социальных групп. Благодаря этому многие места, объекты, практики, связанные с историей, памятью, идентичностью различных социальных групп – от мигрантов до музыкальных фанатов, – также стали рассматриваться с точки зрения их культурной значимости и, соответственно, как часть культурного наследия (прежде всего городского).

Одним из направлений в разработке новой концепции наследия стало осмысление роли популярной музыки в формировании образа города. Обсуждение этой проблематики имело не только научный и общественный резонанс828828
  Достаточно указать на масштабную дискуссию, развернувшуюся в городской администрации, СМИ и музыкальных сообществах в Шеффилде в середине 1990‑х гг. по вопросу регенерации города посредством культуры. В этой дискуссии горожане и музыкальные сообщества высказывались за то, чтобы обратить внимание на музыкальное наследие города, в то время как в некоторых политических кругах Шеффилд называли «старым и непривлекательным», а также не представляющим культурной ценности: Mallinder S. Sheffield is not Sexy // Nebula. 2007. Vol. 4. Issue 3. P. 293.


[Закрыть], но и оказало значительное влияние на трансформацию исторической и культурной политики во многих европейских и американских городах.