Текст книги "Хрупкие плечи (СИ)"

Автор книги: Оксана Усенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

– Ну, тогда сожителя…– продолжала «подсказывать» ей мед. работник.

– Вы что? У меня две дочки, одна из которых совсем маленькая. Какой к черту сожитель? Да и кому нужно такое счастье? – такой ответ тетку почему-то расстроил, и она со вселенской скорбью на лице вывела в записях – «травма на производстве, со слов больной».

Спустя несколько дней в больницу явились представители колхоза в лице бойкой женщины с выпаленными перекисью волосами до состояния отличной мочалки – Елены Сергеевны, и еще какого-то едва знакомого мужчины. Странно было видеть практически незнакомых людей в качестве посетителей в палате, но мысли о внезапно проснувшемся сочувствии тут же были развеяны самими посетителями.

–Лида, ми до тебе. Тут треба деякі бумаги підписать…

–Какие бумаги? – Лида недоуменно смотрела на посетителей. Она переживала как там ее дети, кто с ними. Соседям из больницы много не позвонишь, да и что те звонки… А тут вопросы с какими-то дурацкими бумагами.

– Та це формальність… Ось тут підпиши… Що з тобою провели повний інструктаж, що ти знала умови роботи…– Ей протянули несколько листков. Буквы, напечатанные на старой печатной машинке, плясали перед глазами, норовя толи куда-то ускакать, толи просто расплыться, превратившись в неясное марево.

– Не підписуйте,– послышался властный голос с соседней койки.

– Почему? – Лида, уже взяв ручку, почему-то остановилась. Соседей по палате она толком рассмотреть не успела. Постоянная головная боль и переживания за детей было все, что заполняло ее существо. Но этот голос вызывал доверие. Он был уверен в своей правоте. Твердый и, одновременно, какой-то сочувствующий, а еще, словно смутно знакомый... И она почему-то остановилась.

–А ви, жіночко, не лізьте не у свою справу, – тут же возмутилась Сергеевна.

– Це вже мені вирішувати. А ви, користуючись безпомічним станом жінки, намагаєтесь її позбавити права на законну компенсацію. – Лида удивленно повернулась к говорящей. Невысокая женщина с длинными волосами и какой-то абсолютно неприметной внешностью (Лида как ни старалась, так и не смогла сфокусироваться на ее лице, видимо сказывалось плохое самочувствие) презрительно скривившись, смотрела на представителей колхоза.

– Яка ще компенсація? Шо ви таке кажете? – усиленно «захлопала ресницами» Сергеевна – жіночко, приймайте свої лекарства і не заважайте нам…

– Дурити людей?

– Шо ви собі дозволяєте!

– Говорити правду!

– Ліда, не слухай цю скажену, підписуй, та ми побігли. Бо нас ще машина чекає…

– Нет… Не буду я, наверное, пока ничего подписывать. – Лида отложила ручку, чувствуя как опять накатывает головная боль. – Потом, когда выйду из больницы…

–Ліда, не мороч голову!

– Жіночко, ви чого репетуєте у палаті з хворими? Вийдіть будь ласка! – в палату неожиданно зашел главврач, видимо, проходивший мимо, и недовольно воззрился на громкую женщину.

– Та…я… мені тут треба бумаги підписать… Мені і машину колгосп виділив сьогодні, щоб формальності всі виконати… А то вона хворіє, а ми винні будемо, якщо що…– Сергеевна, как-то смутилась, но все равно не хотела уходить без подписи.

– Ви вже винні.– Послышался голос от Лидиной соседки по палате.

– Так, жіночко, пішли, покажете мені, що вам там терміново треба підписати, і я вже вирішу наскільки це важливо,– главврач круто развернулся и вышел из палаты. За ним поплелись и представители колхоза, напоследок зло зыркнув на Лиду.

–Добре, що не підписала. – довольно кивнула головой женщина, решившая почему-то заступиться за Лиду.

– Я так и не поняла, что они хотели…– расстроенно ответила Лида.

– Вони хотіли щоб ти підписала, що травма на виробництві сталася виключно з твоєї вини. А потім не виплачувати тобі ні компенсації, ні допомагати з лікуванням.

– Может я и виновата… Я толком и не помню, что произошло…

– Це навряд. Тоді б у них так очі не бігали. – женщина с чувством выполненного долга вернулась к своей газете, оставив расстроенную и немного озадаченную Лиду наедине со своими мыслями. Представители колхоза так и не вернулись. То ли пощадили Лиду, то ли просто передумали. А соседку по палате, так активно вмешавшуюся в разговор буквально на следующий день выписали. Лида даже имени ее не узнала.

Спустя две недели выписали и Лиду. Синяки еще были видны, но выглядели уже не так пугающе. Общее состояние было тоже не ахти, но, по словам врачей, – это просто остаточное явление. Женщины из «огородней» бригады встретили Лиду большей частью сочувственно, хотя были и такие, кто не постеснялся проводить ее шутками о раздраженной корове, решившей проучить городскую фифу. Было странно и обидно такое слышать, но Лида лишь отшутилась с милой улыбкой. Вот только когда в полдень ее вынесли бесчувственную с поля, было уже не до смеха. Все чаще и чаще она с утра просто не могла встать, так как болела голова. Иногда через силу вставала, но до вечера не выдерживала… Терапевт начала ее обвинять в симуляции и говорить, что у нее не болит голова, а просто кажется… А Лиде становилось все хуже… Когда обмороки на солнце стали страшной регулярностью с последующей госпитализацией, так как ее еле приводили в чувство, пришло понимание всего ужаса ситуации. Она не могла толком работать, а значит, снова очутилась под угрозой выселения на улицу вместе с детьми! О чем ей не забыл напомнить председатель, так же считая, что «цветоводша прикидається». И дома с детьми толком не была, то и дело оказываясь в больнице… А их-то оставлять было не на кого. Олег не показывался, у сестры была своя жизнь, мать Лиды, приехавшая поначалу к детям, не смогла столько времени быть с ними – ее работу также никто не отменял. К родителям Олега и подавно не было смысла звонить. Мать Лиды посоветовала позвать ее знакомую, вышедшею на пенсию бывшую сотрудницу. Та жила одиноко, скучно, и за символическую плату была согласна посидеть с девочками. Лида, скрепя сердце, согласилась. Оставлять дочек самих дома так надолго было уже элементарно страшно.

Полноватая женщина с невероятно оранжевыми волосами и каким-то по-детски обиженным лицом приехала буквально через несколько дней. Она немного удивленно рассматривала двоих не по возрасту серьезных девочек, косящихся на нее с явным недоверием, дом, двор c живностью, слушала, что от нее требуется. По большому счету, от нее требовалось только присутствовать в доме и готовить есть. Все остальное девочки делали сами. Дочки были не в восторге от нового жителя дома, но спорить не стали. Лида, уезжая в больницу, просила их не обижать Татьяну Сергеевну. Она знала своих дочек. Упрямую старшую (если уж она что-то себе решила, было невозможно сдвинуть и на пядь), прямолинейную младшую, которую очень часть приходилось уговаривать не обижать людей. Девочки пообещали, но, как догадывалась Лида, все будет зависеть от поведения присланного им «надсмотрщика».

Спустя полтора месяца Лида смогла констатировать факт, что Татьяна Сергеевна будет приглашена в следующий раз только в крайнем случае.

Нет, она не ругалась с дочками, не обижала их… Просто… Просто не прижилась. Не смогла завоевать доверие и уважение детей. Умудрилась случайно отравить рыбок в аквариуме (трагедия для Русланы покруче исчезновения Олега), разбить любимую вазочку Вероники… Все случайно, по незнанию, но… Нет, дочки не спорили с ней, не ссорились, не баловались, даже не попрекали ее… Они вежливо слушали и … поступали, по-своему. Делали все, как привыкли, а не как требовала Татьяна Сергеевна(точнее – пыталась требовать). Может, если б она с ними это обсуждала, объяснялась, они б и договорились, но она предпочитала жаловаться Лиде. А жалобы «за спиной» у них в семье не приветствовались… Точнее, ни Руслана, ни Вероника, их не уважали. В ответ каждая из них выставила свой список претензий. И список, к удивлению Лиды, был не маленький, и, увы, отнюдь не глупый или необоснованный.

Собираясь уезжать после возвращения немного подлечившейся Лиды, Татьяна Сергеевна с какой-то обидой констатировала:

– Да, Лида. Дочки у тебя самостоятельные…Они вполне справятся без меня…

– Маленькие они еще…

– Нет, совсем не маленькие… А уж благоразумия…

– К Вам, если что, можно будет еще обратиться?– расстроенно спросила Лида, понимая, что дочки будут «против руками и ногами».

– Можешь… Но, знаешь, мне кажется, меня не любит твой дом – огорошила пенсионерка молодую женщину, собирая сумку, аккуратно укладывая кофты и кухонный передничек. Лида думала та назовет причиной дочек, хозяйство, удобства во дворе…

– В смысле?

– Неуютно мне у вас… Сны мне снятся какие-то муторные… И просыпаюсь такая, словно всю ночь уголь грузила, а не отдыхала.

– Может просто приболели? – подавила в себе первый приступ недоумения Лида. Должно же быть логическое объяснение… Не может взрослый серьезный человек аргументировать свои действия снами…

–Нет, я знаю, о чем говорю. Уже как-то сталкивалась с подобным. Твоему дому я не нравлюсь… У него явно есть Душа. И, если девочек она трепетно оберегает, то я для нее чужая и нежеланная…

– Если есть душа, то она должна понимать, что девочкам нужен взрослый в доме – попыталась перевести все в шутку Лида.

– Она, похоже, считает, что они и сами вполне справляются – пожала плечами собеседница. Ну, или лично я ей не нравлюсь. – шутку не подержали…

Проведя женщину до остановки, Лида вернулась к довольным дочкам. Руслана уже дожаривала оладушки, замешанные Лидой. Вероника их втихаря таскала с самым невинным видом, то и дело строя смешные рожицы под грозным взглядом старшей сестры. Они явно были рады отъезду не слишком-то понравившейся им «сиделки».

–Ну и что мы будем делать в следующий раз? – со вздохом спросила Лида, впрочем, едва удерживаясь от улыбки, глядя на двоих невозмутимых проказниц.

– Сами справимся, – пожали синхронно плечами дочки, сразу поняв, о чем речь.

–А если нет?

–А с чего бы вдруг? – удивленно обернулась к ней Руслана, вертя в руках нож, которым наловчилась переворачивать оладьи на сковороде.

Лида только покачала головой… Дочки явно преувеличивали свои способности… Или нет?

С болезнью Лиды львиная доля работы по дому оказалась на Руслане… Ей и раньше доставалось нормально, но в пределах нормы для ребенка (например, помыть посуду, накормить курей), а теперь… Теперь свалилось все, так как регулярно «сваливалась» Лида. Дочка справлялась не особо. У нее имели свойство пропадать куры, их засохшие тушки по углам сарая находила Лида позже, когда более-менее приходила в себя, . Нутрии начали подражать блеянию овец, требуя еды, цыплята вообще бесследно исчезали, несмотря на то, что были в закрытом цыплятнике. Овцы, правда, слава Богу, в «теплые края» не уходили всем стадом. Хотя, что ждать от одиннадцатилетнего ребенка? Но особенно шикарно у Русланы получалась готовка. Однажды приготовленная картошка-пюре на воде из ведра из-под масляной краски, была просто феерична – с явным привкусом растворителя. Лиде даже закралась мысль, что дочка решила ее отравить, чтоб не мучилась… Вообще, Руслана часто выводила из себя Лиду – маленькая копия Олега. Чем дальше, тем больше его напоминая… Его глаза, его жесты, даже манера говорить! Как это бесило… Особенно, когда сам Олег не просто ушел, а еще и, как оказалось, связался учительницей географии из этого же села! А в селе такая информация быстро становится достоянием общественности… Добрые люди донесли, смакуя подробности и делясь информацией о предыдущей личной жизни его избранницы. И, главное, чем она лучше? Коса в пояс? Моложе на пять лет? Неужели это того стоило? Впрочем, красотка, чтоб оправдать себя в глазах односельчан, начала рассказывать, что Лида мужа не кормила, одежду ему не стирала и, вообще, валялась целыми днями на диване с книжкой… Слушая все это, Лида могла только изумляться… И злиться… На Олега – за предательство, на себя – за слепое доверие мужу и нынешнее бессилие, на Руслану – за то, что она его копия… Причем, Олег уже сколько времени не показывался, Руслана с ним давно не общалась, но при этом то и дело воспроизводила в точности до мелочей его позы, жесты, выражения. Смотришь на стоящую у стены сложившую руки на груди упрямую девочку с приподнятой удивленно бровью и словно наяву видишь бывшего мужа. Больно, обидно и бесит до чертиков!

Но злись не злись – ничего не изменишь. Мужа не вернешь, дочь не переделаешь, а жить как-то дальше нужно. Руслана, слава Богу, оказалась не злопамятна, и часто спустя полчаса после яростных споров (а они были и не редко, нервы сдавали от такой жизни быстро), мать и дочь вполне могли уже вместе что-то делать, не вспоминая о сгоряча брошенных словах. Но, несмотря на «привилегии» старшей дочки, Веронике доставалось не меньше, хоть и по другим причинам. Лида, старалась быть справедливой с детьми, возможно из-за своего пожизненного неравноправия с сестрой у собственных родителей. Своим девочкам она такого не желала.

Олег

Я узнал о болезни Лиды практически случайно. Ведь почти все связи общения почему-то оказались оборваны. Как-то так вышло… При том, что новость была плохая и явно требующая каких-то действий, я далеко не сразу нашел в себе силы хотя бы проведать бывшую жену. Что-то, словно, не пускало. Но, в конце концов, нельзя ж вечно бегать от собственной совести. Ире я, естественно, ничего не сказал. Лишнее выяснение отношений мне ни к чему. Она и так болезненно реагировала на все, что касалось напоминаний о Лиде или моих дочках. Хотя, спрашивается, с чего бы это, я же с ней живу… А их даже не проведывал вот уже сколько времени.

Странный вышел визит… Я смотрел на Лиду и пытался вспомнить, почему вообще от нее ушел, развелся? Ирина, при всей ее практически модельной внешности, была совсем не такой… родной? Как же меня угораздило? Почему? Перед глазами вставали воспоминания из вполне хорошей, легкой, несмотря на мелкие бытовые неурядицы, веселой совместной жизни… И, словно укрытые туманом, последние два года… Я не мог толком вспомнить, когда все начало разваливаться? Когда я решил все и всех бросить? Зачем? Как же меня угораздило?

Лида удивленно посмотрела на меня, появившегося в дверях больничной палаты, и поприветствовала в собственном стиле.

– Ну и сколько мамонтов сдохло в лесах нашей родины? – она умела скрывать за юмором и иронией боль и обиду. Маленькая, хрупкая, замученная, но при этом все также остра на язык и с чувством юмора. Только теперь в ее всегда искристом юморе чувствовалось слишком много горечи и сарказма.

– Наверное, с десяток, но они не пропали даром – консервные заводы наконец-то получат заказ. – улыбнулся «дежурно» я.

– Кошмар. Хорошо, что мы не питаемся консервами. – передернула плечами Лида и, устроившись поудобней на кровати, демонстративно достала спицы, нитки и уселась вязать. Это ее хобби всегда было причиной массы моих шуток и черной зависти знакомых женского пола. Вязаные вещи у нее выходили просто изумительные. Помнится, и мне она перед самым разводом начинала вязать безрукавку с мордой тигра… Я так и не знаю, довязала ли… Всегда удивлялся – откуда у нее только столько творческого потенциала?

– Я тут немного гостинцев принес, – я выложил на стол мандарины, кефир, печенье, шоколадку. Я знаю, что шоколад Лида всегда любила. Чувствительный удар по кошельку, при нынешних временах, но не мог же я с пустыми руками приехать к ней в больницу.

– Спасибо, но лучше б детям отвез,– криво усмехнулась бывшая жена. – Рассказывай, в честь чего пожаловал? Неужели совесть проснулась?

– А это кто такая?

– Ну уж явно не эта, белобрысая, с косой.

– А с детьми кто?– я решил сменить скользкую тему.

– Наташка обещала приехать.

– Понятно. Что с тобой все– таки случилось?

– Неудачно с живностью пообщалась – хмуро ответила Лида.

–Ты и не нашла общий язык с живностью? – Я откровенно изумился. Что-что, но с животными Лида всегда не просто ладила, а удивительно ладила. Ее ж даже собаки не кусали, и не просто не кусали, а признавали своей, не смотря на выучку, возраст, степень дикости и размер! Я лично видел, как она играла как с мягкой игрушкой с огромной московской сторожевой, которую первый раз увидела и которую сам хозяин побаивался! – А это точно животное было?

– Ну, может что-то изменилось, и коровы у нас перестали считаться животными,– пожала она равнодушно плечами.

– Корова? Ты решила завести корову?

– Меня решили к ней завести. На ферму. Дояркой.

– С какого перепуга?

– С такого… Могу тебя успокоить, наш развод оказался не самой моей большой трагедией жизни…

– Мда…Я рад, конечно …

– Ну да, ну да…

Я проговорил с ней пару часов. Оказалось, что за то время, пока я устраивал личную жизнь и достраивал дом, жизнь Лиды разваливалась и трещала по швам. В прямом смысле. Рассказ о ситуации с отсутствием лекарств мне особенно не понравился. Лиде действительно было плохо, при всей ее иронии и юморе, это было видно невооруженным глазом. Ее, словно, с того света вытащили! И это моя, никогда неунывающая и светящаяся здоровьем, Лида?!

Уходил я из больницы со смешанными чувствами… Со стойким ощущением огромной потери и осознанием необходимости хоть чем-то помочь… Да, деньгами помочь не мог, но вот у отца, вроде, есть связи в этой сфере. Стоит спросить, авось помогут…

Отец без восторга отнесся к этой идее, Он все еще был зол на Лиду, что она, когда все только началось, не отдала нам младшую дочь на воспитание. Он тогда все так хорошо посчитал – годы, за которые мне нужно платить алименты, затраты на образование… Но не учел, что это – Лида. Я-то сразу догадался, что дочек она не отдаст – костьми ляжет, но не отдаст. Не из вредности, а потому, что это ее дети, и никто не сможет их у нее забрать… Лида могла быть взбалмошной, веселой, отчаянной, но ответственность за свои поступки и тех, кто доверился ей, она никогда не «переложит» на чужие плечи… А уж собственных детей… Я не сильно удивился и когда Руслана не согласилась пойти жить со мной (даже при том, что она была всегда явной «папиной дочкой», и с детства на вопрос «кого больше любишь? » – отвечала «папу»). А ведь я специально спрашивал ее лично, отдельно от Лиды, заехав в школу (не озадачиваясь, как решу этот вопрос потом с Лидой – если б согласилась, решил бы). Но дочка не согласилась… И, несмотря на разочарование, в глубине души я, наверное, ее понимал… И уж точно уважал ее непростой выбор. Отец же считал – сама решила детей тянуть, сама пусть и крутится… Порой, несмотря на то, что он мой отец, а может именно поэтому, он мне казался не человеком, а бесчувственным чурбаном, умеющим только просчитывать и анализировать, но явно не сочувствовать.

Но, в конце концов, мать, ставшая на мою сторону, переубедила отца помочь бывшей невестке. Она сильно переживала за внучек, и больше понимала Лиду, как, наверное, любая мать. Уж не знаю, как мама умудряется уговаривать отца на то, чему он сразу говорит «нет». Годы практики, наверное… Я то его уговорить в принципе ни на что не могу… Он у нас нерушим и основателен как гранитная скала, с собственным рациональным, просчитанным на три, а то и пять шагов вперед, пониманием ситуации. Это и хорошо, и плохо одновременно. То, как он успешен по жизни, говорит о правильности большинства его решений, но то, как с ним тяжело порой общаться… Вроде ж отец, должен быть самым родным человеком, но елки-палки, порой проще договориться с малознакомым человеком, чем с ним! А его любимое «я тебя предупреждал»… И ведь почти всегда на эту фразу возразить нечего! Единственный, кто его умудрялся ставить в тупик на моей памяти, это – Лида. Она слишком эмоционально-нелогична, восторженно добра и практически не просчитываема. Может, именно поэтому он к ней так прохладно и относился – не любил непредсказуемых переменных.

Отец связался с дальним родственником, который согласился достать нужные лекарства. В следующий свой визит я отдал его координаты Лиде. Хоть какая-то помощь…

Лида

Череда больниц и врачей стала практически бесконечной… Просто отлежаться дома она не смогла, – лежание с утюгом на голове (он прохладный и так легче) не сильно-то помогало восстановлению работоспособности, а местный терапевт толкового ничего посоветовать не могла, да и не стремилась. Больницы же, в которые молодая женщина теперь попадала регулярно, когда совсем плохо становилось, едва ли не каждый раз ставили разные диагнозы. И доверия к ним становилось все меньше и меньше… А еще, в редкие моменты, когда у Лиды ничего не болело, она развивала бурную деятельность, стараясь хоть как-то «подогнать» из накопившейся за то время, пока она «лежала пластом», работы. И эта ее деятельность, как ни странно, породила новую волну слухов – «злые языки» начали говорить, «та цветоводша здорова как лошадь и больной прикидывается только чтоб отлынивать от работы в колхозе. Подумаешь – боднула корова». Уточнять, что ее корова не «боднула», а двинула копытом в висок, да так, что она отлетела к противоположной стене и ударилась затылком о стену, Лида каждому не спешила. Да и зачем? Те, кто любит перемывать косточки, обычно судит по себе, и сочувствием не страдают, а те, кто искренне пытается разобраться – спросят прежде, чем делать выводы. Но обидные умозаключения распространялись гораздо оперативней и охотней, чем правда. Так было всегда. Посплетничать, позлословить, посмеяться и покритиковать «приезжую» нравилось очень многим. Такие слухи о «хитрожопой приезжей» дошли и до председателя и он вызвал к себе «на ковер» местного терапевта. И хотя официально председатель колхоза не имел никакого отношения к больнице, по факту мог высказать собственные пожелания, к которым внимательно прислушивались. Терапевт после разговора с ним вообще перестала оформлять Лиде больничные. Развела руками и сказала, что «симулянты – это не к ней», «нічого в тебе не болить, не прикидайся, може тобі шось і кажеться, але то не моїй часті». Лида чуть не плакала, не понимая как ей доказать врачу (!), что ей не «кажется», что она часто элементарно встать с кровати не может! Что всю работу по дому, делают две дочки, лишь приходя к маме за советами! Если врач ей не верит, что тогда говорить о простых людях?!

Но делать же что-то нужно было. Лида понимала, что несмотря на «оригинальные» выводы местного врача, не может здоровый человек днями лежать пластом, не в силах встать, поскольку каждое лишнее движение отдается дикой болью в голове. Не может голова нормального, здорового человека болеть так, что хочется ее отрубить или, как минимум, просто умереть… В такие моменты для Лиды весь мир сужается до одной точки боли, и уже ничего не хочется. Совсем ничего. Ни жить, ни думать, ни искать выход. Жуткое состояние… А еще была седина. В один из дней после того, как она помыла голову и собрала в пушистую жменю выпадающие в пугающем объёме волосы, Лида удивленно заметила, что половина из них седые… Зеркало равнодушно подтвердило то, что так хотелось списать на обман зрения – всегда густые, пушистые каштановые волосы, которые были ее предметом гордости, словно кто-то щедро посыпал мукой. И так хотелось верить, что это просто дочки пошутили – но, увы… Да, волосы у Лиды стали отнюдь не такие густые, как пару лет назад, но седина, и в таком количестве… Спасла положение, как ни странно, сестра. Наташка, конечно, удивилась и позлорадничала от души, в лучших традициях, но при этом оперативно притащила где-то раздобытую краску для волос… Она же Лиду и покрасила, извазюкав напрочь до непригодного состояния одно из полотенец и халат. Седина закрасилась, хоть при внимательном рассмотрении и угадывалась. Глядя в зеркало на себя «новую», Лида с тоской вспоминала, как когда-то ее преподаватель техникума выгнал с занятий за то, что она обрезала длинные толщиной в руку косы… Сейчас бы он сильно удивился, увидев ее тощую с ранней сединой шевелюру, покрашенную в непривычный темно-каштановый оттенок… Цвет, вроде, выбирали под ее натуральный, но он все равно был не таким… Чужим…

Врачи районной больницы, в которую ее в очередной раз доставили на машине скорой помощи, посмотрели, подумали, развели руками и после бесконечных «отсылок» по отделениям, направили ее в областную больницу – «пусть там разбираются». Там ее также осматривали, наблюдали и… снова отправляли из одних отделений в другие… Почувствуй себя футбольным мячом – в соревновании, кто дальше зашлет, лишь бы не разбираться, что это такое прибилось…

Больницы… Безликие стены, равнодушные врачи, шустрые медсестры, масса предположений о диагнозах. Единичные обследования и … лекарства, лекарства, лекарства. Назначения по принципу: «на глаз», «на всякий случай», «а попробуйте еще это»… И помогали из них, естественно, далеко не все… Денег же, как на жизнь, так и на лекарства, катастрофически не хватало. Да и не только денег, многих лекарств в принципе не было на полках аптек! Лида попыталась обратиться к председателю колхоза за помощью, но тот только отмахнулся от нее как от назойливой мухи. Его и так чрезвычайно раздражали постоянные больничные, оформляемые вопреки его указанию. Но так как до районных и областных больниц у него «руки не дотягивались» – он просто кривился как от зубной боли, при встрече с Лидой. Он считал, как и большинство в селе, что если у человека руки-ноги целы – значит он должен работать, а не по больницам шляться. Лида знала, люди не понимают чужую боль, пока сами ее не почувствуют, но ей-то, что делать? Работать, да что там работать – заниматься домом и хозяйством толком не получалось, при всем желании!

Неожиданная помощь пришла от Олега – он дал координаты какого-то дальнего родственника вроде бы способного достать нужные лекарства. Виктор, как его звали, оказался на редкость приятным мужчиной. Он действительно помог достать то, чего не было в свободной продаже. На самом деле, он был не врачом, а инженером и работал в каком-то информационном центре. Но центр оказался важным и был связан со многими больницами. Послушав о ситуации Лиды, он ужаснулся и уверил, что с радостью поможет. И, правда, спустя неделю, он привез два препарата, которых в аптеках было не найти «днем с огнем», и которые действительно улучшали состояние Лиды, хоть на короткий промежуток времени. А может не улучшали, а просто приглушали боль, но и это было уже хорошо.

Очередное утро понедельника в отделении неврологии началось как обычно с обхода врачей. Очередной стационар после ухудшения состояния здоровья не обещал ничего нового. Врачи, порадовавшись, что их горе– пациентка хоть лекарства нашла, оптимистично пообещали подлечить и отпустить до следующего ухудшения.

Сегодня, как и каждый понедельник, заведующий отделения, крупный мужчина с фигурной бородкой и какими-то холодными глазами, в компании пары врачей инспектировали больных. Лида поежилась под этим равнодушным взглядом – мда, эту должность он занял наверняка не за любовь к пациентам. Хорошо, что хоть ее лечащий врач была более человечной. Заведующий, переходя от койки к койке, иногда что-то спрашивал, рассеянно выслушивая ответы, пару раз вносил рекомендации в лист назначений. Врачи быстренько записывали, не комментируя и не возражая. Обход их палаты продлился не более десяти минут, и когда грозная процессия в белых халатах удалилась, в помещении на какое-то время осталась гнетущая тишина. Всем хочется услышать от врача что-то ободряющее, а тут этот, со стеклянными глазами… Но, спустя пару минут, Лида уже стряхнула с себя стандартное разочарование от посещения «великих умов» и включила кипятильник. До завтрака было еще время, да и чай в больничной столовой дают такой… Так и подмывает их иногда спросить на «каких дровах они его настаивают?». За полное отсутствие там листьев чая Лида могла поручиться головой. Впрочем, остальные «блюда» больничной столовой тоже не радовали – сероватая слипшаяся масса, причем без разницы перловая, овсяная или гречневая каша была взята за основу – все они по какой-то неведомой причине выглядели одинаково, как слипшийся комок однородной массы. Это ж надо талант иметь – так изгадить продукты! Специально что ли этому учат поваров в училищах? Спецкурс такой, наверное, есть – что-то, вроде, «как приготовить еду в больнице так, чтоб ее никто не ел»… Одна радость от питания в больничной столовой – можно хлеб взять с собой, и потом, подсушив его на батарее, привезти домой собакам, да и овечки от кусочка сухаря не откажутся. Хоть какая-то польза, от такой полезно-своеобразной диеты. А, ну и ожирение пациентам больницы не грозило, с таким-то аппетитным и при этом двухразовым питанием! Любая, даже самая экстремальная, диета нервно курит в сторонке!

– Лида, можно у Вас кипятильник одолжить? Тоже чайку хочется, а мой, похоже, сломался – обратилась к ней пожилая женщина с койки у окна. Невысокая, худощавая, с темными, едва тронутыми сединой волосами, она выглядела аристократично даже в застиранном халатике и домашних тапочках, несмотря на фон убогой больничной обстановки. Это была одна из самых адекватных соседок по палате. Три остальных были не самой лучшей компанией. Массивная женщина лет сорока страсть как любила всех поучать, начиная от уборщицы и заканчивая врачами, бабулька – божий одуванчик обожала ругаться, чем с завидной регулярностью и занималась, отводя душу со всеми, кто хоть слово поперек скажет. Третья – молоденькая девочка была вполне безобидной, но жуткой молчуньей. И лежала с такой частотой под капельницами, что врачи их уже ставили на самые неожиданные места – в кисти рук, на ноги… Вены у девочки были исколоты так, что смотреть страшно было.

– Да, конечно, Маргарита Ивановна. Тут на две чашки хватит. Давайте я Вам сразу и налью,– ответила Лида, выключая кипятильник и переливая горячую воду из пол литровой банки по чашкам.

– Угощайтесь печеньем к чаю, мне вчера сын принес,– раскрыла пакет с печеньем женщина.

– Спасибо,– Лида благодарно протянула руку за овсяным печеньем. У нее самой было только самое необходимое: чай, немного сахара, кипятильник. Иногда водились и домашние коврижки, которые они с дочками пекли (благо, в прошлом году купили мешок муки в колхозе). Но коврижки закончились еще вчера, а с проведывающими и несущими гостинцы посетителями у Лиды как-то не сложилось – родители далеко, сестре не до нее, бывший муж – хорошо, что алименты с горем-пополам присылал. Хотя алименты громко сказано – так, слезы, еле окупившие затраты на адвоката по их присуждению.

– Что-то заведующий сегодня добрый, даже со всеми поздоровался,– улыбнулась Маргарита Ивановна.

– Да уж… Сколько смотрю на него столько и удивляюсь – как такой человек мог во врачи податься? Ему ж абсолютно все равно, что с людьми происходит. Мы для него так, наглядное пособие, не более… Даже если все перемрем – он и не заметит.