Текст книги "Хрупкие плечи (СИ)"

Автор книги: Оксана Усенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

Да ты у наших врачей по степени влияния на больных на одном уровне с самыми сильными препаратами!

– Ты явно преувеличиваешь. Я же обычно, когда попадаю в отделение, нахожусь в состоянии «упасть и чтоб никто не трогал».

– Ага, первые пару дней, ну недельку, а потом приходишь в себя и все…

– Что, все?

– Все. Ты начинаешь что-то там организовывать, что-то придумывать, чем-то всех озадачивать… Да стоит тебе, как минимум, начать внятно отвечать на вопросы, как в твоей палате сразу появляются случайные прохожие «за чаем, солью, кипятком, кипятильником, печеньками, просто спросить, заблудились»… А по факту – просто поболтать и «подзарядиться» юмором и оптимизмом.

– Ага, мне самой бы не помешала «подзарядка» – грустно улыбнулась Лида – Катя, тебя послушать, так я просто центр вселенной, – отмахнулась она, доставая нитки и спицы. У нее недавно появилась идея связать интересный свитерок дочке с изображением лошади (любимое животное Русланы) из тонкой шерстяной нити, которую она сама спряла на механической прялке из овечьей шерсти. Чего– чего, а запасы шерсти у нее были практически немерянные. Правда, как выяснилось опытным путем, для пряжи больше подходила шерсть овец мериносов, а не романовских. У романовских шерсть, конечно, красивая, серо-серебристая, но более жесткая, и нить из нее выходит не такая мягкая и тонкая как хотелось бы.. Для носков и рукавиц вполне пригодная, но для чего-то более интересного – не подходит.

– Не совсем центр, но гравитация и притяжения вокруг тебя явно повышены,– улыбнулась Катя, подходя к окну,– о, побежал в город, наш очередной обиженный,– кивнула она за окно.

– Саша?

– Ага…

– Хм, интересно за другой линейкой или за калорифером?– хмыкнула Лида,– а то ж холодно, нет возможности проявить все в полном размере…

– Ну, уж не знаю… Готова спорить, что через неделю, максимум две, он будет чаевать у нас в комнате, принеся с собой не только чай, но и, как минимум, пару шоколадок!

Лида, только отвлеченно улыбнулась, пересчитывая петли изделия. Катя не первый раз лежала с ней в этой больнице и была не самой худшей соседкой по палате. Естественно, Катя тоже была со своими «тараканами», но здесь без «тараканов» в принципе не было людей – заведение не то. Главное было просто найти способ, чтоб «тараканы не подрались». Лида знала, что их больница объединяет самых разнообразных неординарных людей. Ведь, как оказалось, простые люди в МПЦ (Медико-психологический центр) очень редко попадают. Здесь можно было встретить и профессоров, и зеков, и директоров больших предприятий, и шахтеров, и афганцев, и главных экономистов крупных предприятий, и бухгалтеров, и приверженцев древних религий. Причем на первый взгляд очень тяжело было сразу сориентироваться кто из них кто… Особенно в первые дни, когда пациент был под действием расслабляющих препаратов и напоминал равнодушного сомнамбулу. Ведь что делают врачи в первую очередь – пытаются расслабить нервную систему человека, и только потом начинают лечить, проводить какую-то терапию… Зато как интересно было общаться с многими из таких людей, когда они более-менее приходили в себя! Лида не считала, что люди организовываются именно вокруг нее. Просто в определенный момент тем, кто пришел в более-менее нормальное состояние хочется общения и понимания, а кто может понять лучше человека в депрессии, если не чудом «отбившийся» от нее?

А с тех пор как Лида стала регулярно лечиться в этой больнице, перезнакомилась со всеми врачами и с приличным числом пациентов – грех было не организовать хоть что-то. Целый день лежать в палате и смотреть в потолок, если есть силы хоть встать – это явно не для нее.

Леонид

Леонид смотрел на Лиду, вышедшую из конторы. Женщина была явно расстроена. Взяв велосипед, она уже собиралась ехать, как он-таки решил выяснить, что послужило причиной испорченного настроения этой ,на удивление оптимистичной, личности.

– День добрый. Лида, чего такая расстроенная?

– Привет… Та… Похоже, опять в суд придется идти. Только вся эта судебная канитель закончилась. Думала, спокойно поживу и вот…

– За что на этот раз?

– Мне с таким трудом выбитый регресс, компенсацию за утраченный вследствие травмы заработок, оказывается, насчитали, исходя из зарплаты разнорабочей. Не агронома-цветовода, кем я являлась и не доярки, на рабочем месте которой я получила травму, а разнорабочей! Из самой минимальной зарплаты, которую вообще можно найти в колхозе! А я-то думала почему так мало получается, ну вообще копейки. Вот поехала проконсультировалась – действительно, это неправильно. Они должны были рассчитать его, исходя из той зарплаты, на которой я получила травму – то есть с зарплаты доярки.

– А они не хотят…– Леонид прекрасно знал жадность руководства агрофирмы, а жадность в комплекте с особой «любовью» председателя к Лиде, это вообще, как говорят, «клиника»… Он ей еще не простил распаевки и выхода толпы народу с землей из агрофирмы… Ведь после того, как Лида и первая десятка смелых вышли и успешно начали обрабатывать свои земельные паи, народ чуть ли не повально начал выходить из членов агрофирмы. Забирая земельный, имущественный пай. Вынуждая местных царьков делиться всем, в том числе и властью.

– Не то слово… Федосеевич меня чуть с потрохами не съел, услышав эту крамольную мысль. Это ж из бюджета агрофирмы «такі гроші» платить… Но они обязаны! Да и не такие большие это для агрофирмы деньги. Опять судиться придется…

– Думаешь получится?

– Должно… Они точно неправы… А мне детей нужно кормить.

– Хочешь снова Федосеевичу рога пообламывать?– хмыкнул Леонид, в душе восхищаясь ею. Она не возгордилась, выиграв суд у колхоза. Не относилась к своим бывшим обидчикам со злостью, а ведь многие из тех, кто с удовольствием ее «травил», теперь набиваются ей в друзья, то и дело прибегая к Лиде за помощью и советом. И она старалась помочь всем, не вспоминая обид, не злорадствуя проблемам. Помогала кому советом, кому составлением какого-то обращения, кому адресом компетентного органа, кому телефоном знакомого адвоката. Помогала абсолютно бескорыстно, даже не задумываясь над тем, что другие на ее месте как минимум денег попросили бы. Но Лида, набив себе кучу «шишек» пока добивалась праведливости, искренне считала необходимым поделиться своими знаниями с другим. И люди к ней тянулись, за моральной поддержкой, за советом, за помощью… Правда были и те, кому она была как кость в горле… Председатель агрофирмы, его заместитель, председатель сельского совета (жалобы на ее бездействие она также писала, обязывая работать, а не только тихо дожидаться пенсии) еще кое-кто из власть имущих. Да мало ли, кому еще эта милая женщина ненароком на «хвост» наступила, стараясь отстоять свои права и помочь другим людям добиться правды.

– Нужны мне его рога! Я прошу только то, на что имею право по закону, и что мне жизненно необходимо, а рога – это к жене…– Лида, тряхнув головой, села на велосипед и уехала, а Леонид стоял, глядя ей вслед и изумляясь тому, сколько сил в этой хрупкой женщине. Она упорно шла в одиночку против системы, против денег, против власти. Почему? Как? И не боится же… И, что самое удивительное – у нее получается!

§§§

– Федосєєвич, не судись ти з цією жінкою – залишишся в дурнях. – говорил старый бухгалтер, сидя у председателя в кабинете после визита Лиды. Старичок, сохранивший светлой свою седую голову после фронта и прожитых лет. Председатель его искренне ценил, но не сильно считался с его мнением.

– Так шо ж мені виплатить їй все, що вона хоче? Вона дуже багато хоче!

– Та не так вже й багато…-

– То просто не з твоєї кишені вона хоче.

– Так і не з вашої…

– Так, Васильович. Я сказав не перераховувать регрес, і не платить те, що в неї там є. Скажеш, грошей нема в хозяйстві. Всім зараз нелегко!

– Добре…– бухгалтер медленно встал и пошел к выходу. Он уже давно понял, что спорить в таких случаях с председателем бессмысленно. Справедливость не отстоишь, а проблем на собственную голову заработаешь выше крыши. Но сейчас он был уверен, что эта миловидная женщина, приходящая выпросить у него на лечение хоть немного денег, которые ей действительно полагались, и насчитаны были по такому минимуму, что смотреть стыдно, не обойдется одними просьбами. Уж слишком председатель ее в угол загоняет, слишком несправедливо поступает… А ведь человек, доведенный до отчаяния, может ринуться в бой. Что еще делать, если терять нечего? Как председатель этого не понимает? Словно баран уперся – «не дам денег, много хочет, мы с ней и так судились. Вон сколько убытков колхозу принесла – страшно сказать – распаевку земель по ее вине провели! Люди, пошли косяком из колхоза, сами хозяйничать надумали! А те, кто не ушел – зарплату требуют! Раньше ведь сидели тихо, как мыши, и заикаться не думали о каких-то там требованиях. Максимум – слезно просили, как и полагается, уповая на милость председателя. Да, если б не цветоводша – никто б и помыслить о таком не собрался!» Председатель бушевал, не задумываясь, что судился, поскольку сам из хаты хотел ее выселить, сам ей предложил «пальцем свою землю показать». Она и сделала все, чтоб показать. Кто ж виноват, что эта идея многим понравилась… Председатель ей это до сих пор простить не мог. Он привык, что «земля – это богатство колхоза», и не колхозникам тянуть свои ручонки к народному хозяйству. Но все меняется… И все перемены с кого-то начинаются… Сейчас в стране идут странные и не совсем понятные старому бухгалтеру процессы, но они идут… И начинаются именно с таких загнанных в угол людей и стойкой убежденности «старой гвардии» в том, что ничего у этих «умников» не получится. Нельзя недооценивать противника, а противника, которому уже один раз проиграл – тем более. Умный дедуля за свою жизнь крепко усвоил одну истину – нет ничего постоянного, а разрушение любой, даже самой грандиозной плотины, начинается с одной маленькой трещинки и легкомысленной мысли – «та шо там її».

– Не закінчиться це добром, ой не закінчиться... – Старичек, качая головой, дошел до своего кабинета и снова углубился в документы и цифры, благо работы было много, несмотря на наличие молодых помощников. Он давно уже был на пенсии, но дома ему не сиделось, да и на работе ценили как специалиста, хоть и не всегда прислушивались. Но то дело хозяйское – ему главное предупредить, а там пусть председатель сам решает. На то он и председатель. Сам он старался поступать по совести, потому и не считал зазорным высказывать мнение.

Лида

– Ліда, підождь. Я до тебе. – остановил едущую домой Лиду женский оклик. Невысокая коренастая темноволосая отдаленно знакомая женщина с обветренным загорелым лицом, на котором жизнь отпечатала, наверное, уже навсегда застывшее недовольство, догнала ее на стареньком велосипеде.

– Здравствуйте.– Лида притормозила и остановилась, упершись ногой в бордюр, чтобы удержать равновесие на своем велосипеде.

– Мені тут сказали, ти можеш підсказать, куди можна написать, шоб інвалідність оформить.

– А что у вас случилось?– Слезла Лида с велосипеда, понимая, что быстро разговор явно не закончится.

– Та чоловіку на тракторній руку відірвало. А ніяких бумаг давати не хочуть.

– О, Господи… На работе оторвало?

– Ну, да, я ж кажу на тракторній. Він же в мене механік. Та ти його бачила, сивий такий, з вусами…

– Может… Честно говоря, не помню. – задумавшись, расстроенно мотнула головой Лида, – Когда это произошло?

– Та вчора! Він там ремонтував, а бригадир не спитав де він, та шось там вони включили… Його в лікарню відвезли, а я з ним. Живий буде, та руку ж назад не причепиш… А вони відхрещуються, кажуть – він сам п’яний був! А він же в мене не такий! От я з ними полаялась і до тебе приїхала, люди кажуть ти знаєш, шо як робить, шоб це їм так не минулося….

– Он сейчас в больнице… – Задумчиво произнесла Лида – Пусть анализ крови на наличие спирта сделают… Обязательно запишите у врачей, что травма на производстве. Напишите заявление на имя председателя, чтоб оформили и выдали акт о несчастном случае на производстве…

– Та ти не спіши, я зараз запишу…– Женщина торопливо достала листик бумаги и быстренько начала писать тут же на сидении велосипеда.

– Может, давайте ко мне домой пойдем? Что вы мучаетесь, пишите посреди дороги на коленке? – предложила Лида, беспомощно оглянувшись. Как-то на скорую руку что-то советовать, было не совсем удобно.

– Та шо мені тебе та дітей турбувать. – отмахнулась женщина, – Я зараз бистренько запишу та побігла. Мені ще на автобус в лікарню вспіть треба…

– Но лучше все-таки поищите хорошего адвоката…– посоветовала Лида, после того как продиктовала все, что знала.

– Та адвокат, то таке. Вони в першу чергу про гроші думають. А мені поки що гроші на чоловіка потрібні,– отмахнулась собеседница,– Спасибі тобі велике. Правду люди кажуть, що ти добра. А я ж раніше вірила, шо ти просто вередлива баба с претензіями,– повинилась внезапно ее собеседница.

– Ничего страшного, – улыбнулась растеряно Лида.

– О, Лида. Ты домой? – остановилась возле них соседка Лиды, тоже на велосипеде.

– Да…

– Поехали вместе. О, а что это у тебя такое красивое?– тут же сунула нос любопытная женщина к Лиде чуть ли не в сумку.

– Цветы…

– Ну, спасибі. Я побігла.– распрощалась с Лидой жена пострадавшего на производстве мужчины.

– А что это от тебя Матвеевна хотела? – полюбопытствовала соседка, глядя удивленно в спину уезжающей женщине.

– Да муж у нее травму получил. Вот и спрашивала, что и как…

– А, да слышала… Как раньше – так хаяла за глаза не стесняясь, а теперь, значит, помощи просит?

– У человека беда…

– А у тебя, что сейчас, что раньше, типа одна радость?

– Да Бог с ней…

– Все не пойму, Лида, добрая ты или глупая… – Пожав плечами, произнесла женщина, но тут же переключилась на другое, – Так, что это у тебя такое красивое в сумке?

– Та, комплектующие… Выпускное платье малой буду «варганить».

– А… Ну да… Она ж у тебя в выпускном классе… Что там? По много в этом году скидываются на выпускной, стол и т.д.?

– 500 грн.

– Та ты шо! Ого! И где ж ты деньги брать будешь?

– Не знаю… Может у Олега совесть проснется…

– Ну, это вряд ли… – соседка недоверчиво скривилась и, помахав Лиде рукой, остановилась у своего двора. Зеленые железные ворота, с местами отржавевшей краской, тихонько скрипнули, когда он открыла калитку. Залилась лаем собака.

– Циц, Пират, чертова душа! – соседка не особо жаловала своего большого серого пса, за злобный нрав и вечный голод. А еще за то, что некоторых чужих тот уважал больше, чем хозяев. Например, Лиду. Как-то она заходила к ним и проходила близко от него – толи забыла, толи задумалась о чем-то своем. Пират, в лучших традициях, вылетел стрелой с оскаленной пастью и сомкнул зубы на рукаве куртки Лиды. Но женщина, вместо того, чтоб испугаться, заругаться, матюгнуться, как сделали б все нормальные люди, просто обернулась и недоуменно уставилась на собаку со словами.

– И как это понимать?

В ответ пес (зверюга, кусающая всех без разбору!) аккуратно разомкнул пасть, виновато опустил голову и потрусил в будку!!! Соседка после этого случая долго ходила в легком недоумении и все приставала к Лиде с вопросами, «чем же та «взяла» ее собаку?». Но Лида только улыбалась, говоря, что просто любит животных, и она ей платят тем же.

Лида, бросив беглый взгляд на двор соседки, поехала дальше, прикидывая в голове более-менее оформленную идею выпускного платья. Вообще, этот год у нее был насыщенный. У Русланы был выпускной класс, у Вероники первый. Лида хваталась за голову, ища деньги детям на одежду, обувь, выпускные ленты и т.д.. От Олега толку все так же было мало, ее зарплата и регресс также были «очень скромны». Веронике в школу шли вязанные вещи-самошивки, одежда оставшаяся от Русланы и, иногда, если повезет, кое-что покупное. Руслане, правда, свекр иногда расщедривается на покупку вещей. Вон к первому сентября выделил деньги, и свекровь купила дочке белую блузку и туфли. Юбку пришлось уже шить из старых запасов материи, которые Лида (слава Богу) скопила в прежние времена. Как хорошо, что она всегда любила шить и покупала материю при каждом возможном случае – теперь есть из чего создавать одежду девочкам. В итоге у дочек вполне приличные наряды получились. По крайней мере, на торжественной линейке дочери выглядели не хуже других, а местами и лучше одноклассников. Повседневная одежда у обеих девочек была все так же сшитая/перешитая Лидой или с чужого плеча, то от Наташки, то от других родственников. Хорошо хоть дочки были не слишком капризны. Но, если в течение учебного года более менее проблемы с одеждой Лида решала, то сейчас, когда приближался выпускной Русланы, Лида не первый день ломала голову над вопросом выпускного платья. Призрачная надежда на помощь мужа или свекра, так и осталась призрачной. И Лида смирилась с мыслью, что выпускное платье придется изобретать самой. В ход пошло купленное случайно в «секонд хенде» Киева темно-синее вечернее платье. Руслане-то оно понравилось (не привыкший к роскоши ребенок не слишком требователен к вещам), но в существующем виде его нельзя использовать – видно, что не новое… Лида и так крутила платье, и этак. В итоге докупила полтора метра белой полупрозрачной материи, искусственные бело-синие лилии (будет окантовка на плечи) и планировала превратить обычное шелковое вечернее платье, фасона этак двадцатилетней давности, в нечто интересное, а может и красивое. Одно она могла гарантировать точно – ни у кого такого не будет, а уж чем-чем, а оригинальностью щеголять Руслана уже привыкла. Вроде бы… Лида очень надеялась, что это так. В селе все «не такое, как у всех» проходило со скрипом и под активное обсуждение – очень уж силен местами был стадный инстинкт. Хотя, последний год ситуация вроде немного наладилась, если можно так сказать. Сверстники уже дочку практически не донимали за ее непохожесть – толи привыкли, толи повзрослели, а может поспособствовал факт наличия у нее кавалера. А ведь еще пару лет назад одноклассники прохода не давали – и книги рвали, и вещи прятали, и обзывались… Лида так переживала за дочку… Она ее, конечно, старалась отвлечь хорошими книгами и общением, и поощрением ее творческих наклонностей, но втайне очень боялась, что дочь сорвется и решит быть как все и пропадать на гульках. Но нет, обошлось – «гульки» дочь не привлекли. Иногда она посещала танцы в Надином клубе, но не более. Нет, Лида ничего не запрещала и отпускала Руслану с подружками, хоть и сидела, как на иголках, пока дожидалась ее с дискотеки. Но дочка, порадовала – сходив на танцы пару раз в восьмом классе, она недоуменно возмутилась «глупостью поведения подруг» и ушла с головой в книги, рисование и пение. Через время сходила еще несколько раз, но без особого энтузиазма. На дискотеку девочка шла исключительно в целях потанцевать, а не как ее сверстники – попить водки за клубом или еще чем в темноте заняться. Остальное ее не интересовало. Она в нем (и слава Богу!) – «не видела смысла»! Наташка долго истерически хохотала услышав эту фразу, но контраргумента найти не смогла.

А потом каким-то чудом появился Лешка… Вот просто в один из дней взял и завернул в гости! Потом еще и еще, несмотря на Русланин имидж странной и нелюдимой дикарки. А потом вообще, на удивление всему селу, начал, не таясь, стойко перенося все подколы сверстников и Лиды, с ней встречаться. И пусть сейчас у них не особо ладится, дочь все свои переживания предпочитает рассказывать матери или излагать на бумаге, а то и вообще отвлекаться учебой, что не может не радовать. А Лешка… Ну если умный, то будет возвращаться и дальше после каждой ссоры (тем более поводы у них до смешного наивные), если нет– то и не нужно. Не сошелся ж на нем, хоть так вовремя и появившемся, клином свет, и уж эту простую истину она сумеет до дочери донести.

Наташка

Наташку и ее отца на остановку автобуса провожала Руслана. Повесив сумки на велосипед, она бодро шагала, несмотря на раннее время. Еще бы, она сегодня и не ложилась, бродяжничая где-то всю ночь со своим кавалером. Интересно, Лида и после этого будет рассказывать, что малая все еще с ним только о звездах разговаривает? Покосившись на вымахавшую выше ее племянницу, Наташка с некоторой завистью вздохнула. Да, у нее с рождением ребенка на гудеж времени не осталось… Но вроде пора, да и стремно было вообще бездетной остаться после стольких-то абортов. Вон организм и так «по привычке» выкинул дите раньше срока. Когда Наташка первый раз увидела это семимесячное тельце – боялась к нему не то, что прикоснуться– даже подойти. Такое все маленькое-маленькое… Они с Сагиром размотали его– посмотрели и быстренько замотали обратно– так дите хоть немного на ребенка было похоже. А то ж казалось тронь его и оно сломается… Но ничего… Сынок вроде подрос, вес, правда, у него все так же недостаточен, но сейчас, для своих шести месяцев он выглядел вполне нормальным ребенком. А еще у Лиды на козьем молоке периодически подкармливают. Кто б подумал, что она будет к сестре ездить за молоком, тряпками на подгузники, пеленками, распашонками, запасами старой материи на все это детское… Эх, а ведь все так хорошо начиналось. Работа в коммерции, хорошие бабки, но то ввязались с Сагиром в одну авантюру, то в другую… То проворовались немного, хозяйка б и не заметила, но нашлись же «добрые люди» – донесли то, что Наташка по пьяни разболтала… Потом пришлось шифроваться несколько месяцев как зайцам, потом, когда их-таки «выщемили привлеченные братки» еле слезно уговорили не убивать. Хорошо, что Наташка уже беременна была – пожалели. А потом, мать, перепуганная до полусмерти после пары визитов «рекета» домой, куда она приехала буквально на пару дней, уговорила отца продать дачу и отдать Наташкины долги… Отец, конечно, возмущался, кричал «сами вляпались – сами пусть и выкручиваются», «если ничего не должны – пусть честно скажут, а не прячутся за родительские спины, как нашкодившие коты…». Ага – щаз…! Да если б они всю правду рассказали – их бы там и закопали… И беременность бы не помогла. Наивный. Это хорошо, что мать не проговорилась ему, что они тупо проворовались, а то б ни в жизнь не согласился денег дать. Но ничего, мать уболтала – пронесло. Но, к моменту рождения ребенка, они с Сагиром сидели в пустой квартире, с «зубами на полке», с трудом нашкребая деньги даже на сигареты, когда уже «уши пухли» и перебиваясь продуктовыми подачками от родителей из села и от Лиды. Хорошо, что у сестры, которая гораздо ближе чем мать с отцом живет, и мясо, и молоко, и яйца, и овощи есть, и жадностью она не страдает. Правда припахивает, зараза, на свои огородне -хозяйственные работы… Сагир вон до сих пор не может без содрогания вспоминать, как они весной ей навоз разносили по огороду. Корытом – неудобным, тяжелым, вонючим, грязным… Бр-р-р, но приходится приезжать – жрать-то хочется… А вот с деньгами все хуже. Работы пока у обоих не было, мелкие доходы от случайных подработок Сагира уходили с такой скоростью, что их Наташка даже заметить не всегда успевала. У Лиды денег не попросишь – чего нет, того нет. Не, ну на смесь малому еще может изредка помочь, выкроить из каких-то запасов, хотя откуда у нее запасы при копеечной зарплате вообще не понятно. Но уже на сигареты фиг даст, еще и морали прочитать успеет. Короче, денег не было вообще… Хорошо, что мать вчера отца прислала, с денежной подмогой из накопленной за полгода пенсии – они там, в своем селе сидят безвылазно, им деньги и не нужны. Вот и приезжают раз в полгода пенсию получить, за квартиру заплатить и любимой дочке денег подкинуть. Естественно, Наташа по телефону матери жаловалась чуть ли не каждую неделю на тяжелую жизнь и нехватку средств на ребенка. Чтоб она, да мать не смогла развести на бабки! Это ж не Лида, та только мясо да сало может попросить, и то, если удачно на разделку свиньи попадет.

На улице было зябко, только-только светало. Ребенок у Наташки на руках спал, отец шел рядом с задумчивым видом. Эх, а были ж времена, когда ее от порога до порога на машине доставляли…

– Спасибо, Русланка. – произнес отец Наташи, когда племянница сгрузила сумки у остановки и уселась на багажник велосипеда, ожидая автобуса. – может, едь домой, досыпай? В такую– то рань ради нас встала…

– Не, ну я ж удостоверюсь, что вы сели. А вдруг автобуса не будет? Как вы это все обратно тащить будете? – отмахнулась Руслана. Впрочем, она была права, автобусы ломались с такой регулярностью и ходили так непредсказуемо, что все могло быть.

– Да и не хочет она спать, еще ж и не ложилась – хмыкнула многозначительно Наташка, стараясь, если не испортить, так хоть немного разбавить восторженное впечатление у отца от внучки. И почему он так с ней замечательно общий язык находит? Отец с его закостеневшими принципами и мировоззрением на всех вечно ругается, Лиду вечно костерит, Наташке уже мозг вынес на тему того, что она не расписана с Сагиром, шалопаями обзывает, отгоняет, когда что-то делает, а этой ни разу чертей не выписал! Русланка то, Русланка это… Прям зло берет… Она ведь не так уж и идеальна. Не отличница, в отличие от Наташки, не монашка – вон сегодня со своим парнем где-то всю ночь лазила… И почему все всё равно так уверены, что она чуть ли не святая!? Почему все ее жалеют, любят? Почему Лида в ней уверенна? Почему отец смотрит на эту пигалицу словно сквозь розовые очки?

– О, вот наш автобус,– Наташка первой заметила старый, пыхтящий пыльный «лаз», выползающий из-за поворота.– сумки подашь?– обратилась она к Руслане.

– Конечно, не тебе ж их с малым тащить,– улыбнулась та, и, прислонив велосипед к остановке, взяла две сумки в руки.

– Эту давай я, она тяжелая,– отобрал у нее одну дедушка.

– Да ладно, они все нормальные. И не такие таскали, – Руслана, не особо напрягаясь, взяла вторую сумку с буряком и морковкой, по весу не намного меньше, и подошла вместе с другими желающими к открывающему двери автобусу. – племяшка была явно в хорошем настроении.

Занеся им сумки, Руслана спрыгнула с подножки автобуса и, запрыгнув на велик, укатила в сторону дома. Наташка проводила прыткую девчонку завистливым взглядом. Счастливая, ей с малым два часа в автобусе не тарахтеть и генеральную уборку потом дома не наводить, и хавчик на двоих мужиков не готовить, и не изображать пай-девочку перед отцом, чтоб точно денег дал… Эх…

Олег

– Папа, угадай, сколько у меня четверок!? – лучезарно улыбнулась мне дочь. Руслана носилась по комнате в сине-белом платье (очередное творческое творение Лиды) с накрашенной физиономией, замысловатой прической на длинных волосах и в белых босоножках на высоких каблуках. Вид был, прямо сказать, непривычен. Как-то я привык видеть своего ребенка без краски на лице и в менее вычурной одежде. Хм, а она у меня очень даже красивая!

– Ну… Три-четыре,– задумчиво произнес я, помня, что аттестат за 9-й класс у нее был с массой четверок и кажется даже с одной тройкой.

– Одна!– торжественно заявила Руслана.

– Ух ты! Как так? А остальное что? – я сделал подозрительное лицо, впрочем, догадываясь, что явно не тройки.

– Пятерки! – девчонка обиженно надула губы, взмахнув длиннющими накладными ногтями. Один тут же зацепился за комод и красиво спланировал на ковер.

– Ай, зараза! И как с ними тетя ходит!? Ма, у меня опять ноготь отлетел!

– Клей на комоде,– послышался невозмутимый голос бывшей жены, вышедшей с иголкой и ниткой и начавшей деловито что-то пришивать прямо на дочке.

– На, держи нитку в зубы,– она дала дочке кусок нитки,– а то еще пришью тебе память,– Лида сделала страшное лицо, и дочка фыркнула, но послушно взяла нитку.

– И как ты так умудрилась оформить аттестат? Опять Лидина методология? – заинтересовался я, вспомнив, как бывшая жена интересно подходила к формированию своего красного диплома в институте. Оригинальная такая и простая, как табуретка, система, требующая пристального внимания большей частью к тем предметам, оценки по которым уходили в диплом.

– Естественно! Все благодаря мне – довольно кивнула головой Лида, уже приклеивая дочке «коготь». Ногтем, это пластиковое чудо длиной сантиметра в три, называть у меня б язык не повернулся.

– Не, ну я тоже участвовала! Экзамены-то я сдавала!– возмутилась Руслана, придерживая новоприклеенный маникюр.

– Ну, с этим никто не спорит. Но правильный подход тоже много значит,– пожала плечами Лида.

– Так, Руслана, ты все? Готова? Все на тебе зашили и приклеили? – Поинтересовался я, наблюдая за тем, как Лида критичным взглядом окидывает дочку, отложив клей и иголку с ниткой.

– Вроде, да,– дочка немного растерянно пожала плечами.

Вообще-то я просто заехал, а подвезти ее к школе, где будет проходить выпускной, меня уже Лида (как всегда, ненавязчиво) припахала. А глядя на эти ногти, каблучищи и платье, я не смог возражать. Идти в такой «экипировке» пешком километр до школы по щедро изобилующей колдобинами дороге – ребенку было бы очень «весело». Наверняка, новые босоножки натерли бы по пути все, что только можно (это ж любимая забава женщин – покупать обувь, которая трет/жмет и причиняет массу неудобств), а ей же в этом, по идее, потом еще целый вечер дефилировать… Хоть Руслана и не шла на неофициальную часть выпускного (деньги на это я у себя из скудного бюджета как-то не выкроил, а Лида просто не смогла обеспечить), это все равно долго.

Ира, конечно, была не в восторге от моего желания заехать на выпускной дочки, но скандал не учинила, что уже было неплохо. Да и не мог я, при всем ее недовольстве, проигнорировать такой день.

– Папа-дядя, можно я с вами?– подбежала Вероника.

– А ты потом куда?– спросила тут же осторожно Лида.

– Потом – к своим, а на праздник – позже приду.– ответил я, вспомнив, что от меня что-то там еще Ира хотела.

– Не, Вероника, мы с тобой и пешком пройдемся,– правильно сориентировалась бывшая жена.

– Ну вот, и на машине не покатаешься с вами по селу,– обиделась младшая и гордо ушла в свою комнату.

Я вышел на улицу, к своей подаренной братом «по наследству» бежевой Таврии. Да, брат у меня был определенно более «крученный», чем я. Он себе уже на новенький Форд «накрутился», вот и, так сказать, поделился со мной своей первой «рабочей лошадкой». Да, Таврия – это еще то ведро с болтами, требующее внимания и денег чуть ли не каждые выходные (то одно сломалось, то другое), но это была все же машина и стоимость деталей у нее была вполне приемлемая. А у меня в кои-то веки появилась возможность ездить по собственному графику, а не как повезет, с учетом весьма капризного поведения общественного транспорта.