Текст книги "Хрупкие плечи (СИ)"
Автор книги: Оксана Усенко
Жанр:
Прочая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)
–Нет, меня тетя Таня накормила – отозвалась, что-то уже усиленно раскрашивающая в альбоме, дочка.
–Вот же удачливый ребенок. Что-что, а голодной точно никогда не останется,– рассмеялась Лида, напомнив мне, как малышка в общежитии уходила гулять по коридору и возвращалась дважды, а то и трижды пообедав. И Лиде потом приходилось оправдываться перед подружками, что она ребенка голодом не морит, и, вообще, доча только-только поела, а конфеты от нее уже просто пора прятать. Но, кто ж сможет устоять перед огромными зелеными глазенками и непосредственной улыбкой этой непоседы?
Гертруда.
Ноябрьское утро было хмурым и серо-белым от летящего в лицо снега. Зима в этом году началась как-то на удивление рано и, несмотря на последний месяц осени на календаре, на улице были снег, мороз и стылый ветер. Гертруда шла на работу, кутаясь в серое драповое пальто, вязаный шарф и не забыв надеть рукавицы – руки у нее мерзнуть начинали уже при +10, а при морозе так вообще без рукавиц из дому выходить не стоило. В сумке у немолодой учительницы лежали тетради семиклассников с проверенными контрольными работами. Оценки были как всегда – «не очень». Ее предмет – немецкий язык, был не самым любимым у учеников сельской школы, и она за годы работы с этим практически смирилась, но каждый раз, проверяя работы, надеялась на что-то хорошее. Хорошее было, но очень редко. Гертруда приехала работать в это село учителем давно, еще по распределению из института. Колхоз уверенно шел вперед, приглашая молодых специалистов, предоставляя им жилье, работу. Поначалу она думала отработать и уехать в город, но потом вышла замуж, родила сына и дочь, да так и осталась. Не самое плохое место для жизни, хоть иногда ей и вспоминают, что она приезжая. Но это – местный менталитет, есть свои и есть – приезжие, даже если прожил здесь чуть ли не всю жизнь. С этим бороться сложно, проще привыкнуть.
Впереди, сквозь снег, показался силуэт ребенка. Медленно, но упорно, топающая против ветра девочка в валенках, черной шубейке и пушистой белой шапочке, казалась крохотной и беззащитной, потерянной и совсем неуместной на этой бесконечной пустынной дороге.
– Куда идет сама такая маленькая девочка?– Гертруда, догнав малышку, удивленно рассматривала этого самостоятельного ребенка. Конечно, местные родители редко водили детей в школу, даже в младшие классы – село небольшое, все всех знают (если не лично, то заочно, но вплоть до седьмого колена), но этой малышке, судя по росту, место было еще в садике.
– В школу,– серьезно ответило дите, поправив портфель на спине и обтряхивая снег с вязаных рукавичек.
– А тебе не страшно самой идти?
– Нет, только вот холодно и далеко…
– Давай вместе идти, мне тоже холодно, а так будет теплей. Согласна?
– Согласна, – ребенок доверчиво взял ее протянутую руку.– Меня зовут Руслана, а вас как?
– Меня – Гертруда Ивановна. А сколько тебе лет, Руслана?
– Шесть, я уже во втором классе. А вы где работаете?
– В школе. Я учитель иностранного языка.
– Да? А у нас еще нет иностранного, только чтение, математика, природоведение, рисование…– начала перечислять девочка, и тут же полюбопытствовала, – А в каком классе начинают учить иностранный язык? В нем такие смешные буквы…
– В шестом.
– Мне еще далеко…– так сокрушенно вздохнула девочка, словно это самая большая трагедия в ее жизни.
– Ничего. Оглянуться не успеешь, как школу закончишь,– рассмеялась Гертруда. Девочка недоверчиво на нее посмотрела большими глазенками, обрамленными пушистыми ресницами, на которые то и дело норовили прицепиться снежинки, и, судя по всему, не поверила. Неудивительно – для детей время идет не так быстро. Это в пятьдесят понимаешь, что жизнь не просто идет, а мчится галопом, зачастую – мимо тебя, а ты уже ничего не успеваешь, несмотря на все старания. Фраза «когда-нибудь» уже практически приравнивается к «никогда», а мечты не идут дальше покупки холодильника или цветного телевизора, да и то – детям. А в шесть… В шесть еще все-все впереди, а самое большое расстройство – сбитая коленка. Хорошо быть ребенком. Хотя этого ребенка очень уж рано в школу отправили. В шесть лет и во втором классе… Некоторые в семь в первый только идут, так как их родители считают, что «нечего дитю детство портить». Сама Гертруда не считала, что учеба сильно портит жизнь ребенку. Ведь пока ребенок хочет получать новые знания, их стоит ему давать, а не отправлять в школу в семь-восемь, когда уже сформирован круг интересов, в котором знания, как и собственно школа с учителями– это не более, чем досадная помеха. Вот и получаются в итоге ученики, с первых классов дымящие самокрутками за школой и открывающие учебники только под угрозой внепланового нагоняя. У некоторых же и нагоняев дома не бывает, так как родители считают, что «читать, считать умеешь – что там еще штаны протирать, лучше дома по хозяйству помогай». И потом мучаются директор и учителя с такими обалдуями, сидящими по два-три года в одном классе, с трудом усваивая учебный материала даже при его неоднократном повторении. А ведь в район отчитываться нужно, показатели «подтягивать», и каждый двоечник – это как минимум обязательный нагоняй всем – от классного руководителя до директора…
Дойдя до школы и распрощавшись с малышкой на первом этаже, Гертруда, задумчиво посмотрела ей вслед. Девочка была любознательная, общительная и какая-то на редкость светлая. С такими детьми одно удовольствие работать.
Олег
Мы с Русланой шли на утренний автобус. Четыре утра, темно, зябко, несмотря на то, что днем уже почти по-летнему тепло. Погода на весенние каникулы ребенка выдалась замечательной, грех дите оставлять безвылазно дома. Дочка радостно приплясывала рядом (вот же ж неуемная детская энергия!), чередуя вопросы с просьбами рассказать что-нибудь интересное. Пришлось придумывать на ходу. Как-то со сказками у меня не сложилось, но ребенку ж можно многое рассказать как сказку, вот я и решил выдать за сказку теорию эволюции. Дите слушало, затаив дыхание. Впрочем, похоже, некоторые пассажиры автобуса (который мы как-то незаметно дождались на окраине села) тоже. Кто – понятливо улыбаясь (видимо свое такое же требовательное мелкое сидит дома), кто – откровенно веселясь. В общем, всю дорогу до автобуса, в автобусе и в следующем автобусе я рассказывал ей немного упрощенную, но зато, так сказать, «в лицах», теорию эволюции от одноклеточных организмов до неандертальцев. На неандертальцах меня оригинально прервала практически упавшая на руки на очередном повороте девушка с длинной светлой косой.
– Простите, ради Бога.– девушка немного переборщила с перепугом, но в целом была очень даже мила и естественна. Не будь я с ребенком, то даже подумал бы, что она рухнула на меня не случайно. Правда падая, она неловко зацепила рукой острый край сидения и поцарапалась. Меленькие красные капли почти сразу проступили на светлой коже.
– Ничего страшного – я, улыбнувшись, уступил ей место и подал чистый носовой платок, всегда имеющийся в куртке.
– Спасибо. Нет, нет, не утруждайтесь,– смущенно подняла она большие серые глаза, прижимая платок к ранке.
– Да мы уже выходим. Руслана, подъем!– мы начали пробираться к выходу, так как наша остановка и правда была через одну, а проползти в набитом людьми автобусе, не придавив при этом ребенка, та еще задачка. Как раз на пару остановок.
–Папа, а как неандертальцы в людей превратились? Или это уже были люди? – дите не позволило себя отвлечь.
–Ну, это конечно были люди, просто еще не такие как сейчас. У них были массивные челюсти, низкий лоб, мускулистое широкое тело…– начал я, ища, куда б поставить ногу между заставленным сумками и ногами полом, и прикидывая, не проще ли пробираться, взяв дочку на руки. – Такие и сейчас есть, – удивленно пожала плечами дочка, гораздо проворней протискиваясь за мной между пассажирами к выходу,– вон, тот дядя, например,– доча, святая простота, серьезно кивнула на сидящего у прохода здоровяка. Чего душой кривить – похож он был изрядно, и, судя по исходившему от него запаху, мылся не намного чаще описанных мной древних людей. Но нельзя же так откровенно людей обижать… Хотя, он вроде не расслышал… Или не понял, к счастью.
– Нет, доча. Неандертальцы были все же другими. – хмыкнул я, стараясь не рассмеяться, рассматривая это практически наглядное пособие, спящее в кресле автобуса, – Как вернемся домой, я тебе покажу одну книгу, где очень хорошо прорисованы изменения, произошедшие с человеком с тех времен…
–Ух ты! – ребенок радостно подпрыгнул, едва не сбив сумку со стоящей рядом женщины,– ой, извините…
В девять утра мы, счастливые от того, что выбрались из переполненного транспортного средства на свежий воздух, уже были на окраине другого села, где жила моя бабушка. Пол Донецкой области наискосок мы пересекли вполне оперативно. Вариант куда «сдать» на пару дней свободного от школы ребенка, пока не освободится кто-то из работающих бабушек, был вполне приемлемым – и прабабушке радость, и дитю разнообразие. Посадив дочку себе на шею, так как идти по узкой тропинке в посадке вдвоем неудобно, да и роса на ветках и траве была хорошим аргументом, я двинулся в путь. Эта дорога длинной в пару километров для меня ассоциировалась с моим босоногим детством… Когда-то я здесь жил с бабушкой несколько лет, пока родители уезжали за границу. Гонял с ребятами в мяч, устраивал силки на птиц, купался в речке неподалеку, строил вигвамы из веток…
–Ай, паутина! – дочка, активно замахала руками и сбросила мне в лицо всю «радость», которая ей неожиданно встретилась. Перепуганный паук весело поскакал по лицу и тут же спланировал, куда-то на землю. Он тоже не очень обрадовался встрече с нами.
–Где ты там ее нашла?
–Не знаю…Висела… Прямо в лицо попала…
–И ты решила ею поделиться?
–Нет… Я испугалась. Они липкая… И, вдруг, там паук?– ребенок растерянно замолк, впрочем, не переставая тереть лицо от остатков этого «страшного» явления.
–И чего ты испугалась? Что тебе сделает эта мелочь?
– Укусит.
– Ты зубы у паука хоть раз видела?
– Нет…Но они ж точно есть. А еще у него такие лапы…
– М-да, лапами оно так сподручно кусать,– я невольно рассмеялся.
– Я их боюсь…
– Доча, большинство пауков, живущих в наших широтах, не могут человека укусить. И вот эти, натягивающие паутину между ветками, из их числа. – начал я, отметив про себя, что нужно ребенку как-то при случае показать в деталях «зубы» паука и наглядно пояснить, почему большинство из них в принципе не может прокусить кожу человека, – Это обычные крестовики – безобидная мелочь. Вот если б это был паук-птицеед, который водится в Африке, – это да, от того можно и побегать.
– А кто такой паук-птицеед? Он, что птиц ест?
– Нет, птиц он не ест. Но он довольно большой и плетет такую паутину, что местные жители используют ее как силок для птиц. -
– Ого…– ребенок впечатлено замолк, что, впрочем, не помешало ей снова смахнуть на меня кусок какой-то паутины.
– Так, Руслана, вот тебе веточка. Махай ею впереди, если ты так боишься паутины.– вздохнув, произнес я, сламывая тонкий прутик с подвернувшегося клена ясенелистного.
– Извини. А зачем?
– Потому, что когда ты так отмахиваешься от паутины, я ловлю все это у себя на носу и усах. И я тебе честно скажу, пауки на усах – это не то, что меня радует.
– А что на усах тебя радует?– тут же заинтересовался ребенок.
– Например, сметана.
– Сметана – это вкусно. А у бабушки Марии будет сметана?
– Будет. И сметана, и оладушки… Ты веточкой-то в стороны махай, а то уже третий восьмилапый побежал по усам.
– Что, правда? – дочка заинтересованно наклонилась, рассматривая мои усы и параллельно полностью закрывая обзор на дорогу.
– Правда-правда. И вот если ты перестанешь вертеться и сбрасывать на меня всякую крылато-мохнатую живность, мы дойдем гораздо быстрей. Может быть, даже не врежемся в ближайшее дерево.
– Хорошо,– дочка тут же примерно выровнялась и, вцепившись за шею одной ручонкой, начала активно махать из стороны в сторону веточкой, спасаясь от редких паутинок. Придумала ж такое – бояться паутины…
Бабушка нас встретила не оладушками, а вареной гречкой, что, впрочем, нам, катающимся на голодный желудок с четырех утра, тоже понравилось. Как-то дома в несусветную рань ни желания, ни времени кушать не было, ни у меня, ни у Русланы.
Дочка, после уплетенного за обе щеки завтрака, радостно прыгала по двору, знакомясь с собакой, потихоньку скармливая ей печенье, и поглядывая на пчелиные улики, стоящие в глубине двора.
– Папа, здесь пчелы… А они меня не покусают?
– Нет, если ты их трогать не будешь.
– А посмотреть можно?
– Можно, но не бегай, а то врежешься в пчелу и получишь в ответ нападение крылатой эскадрильи.
– А если не бегать – не врежусь?
– Нет, конечно, пчелы они же умные, откорректируют полет с учетом внеплановой помехи.
– А-а…,-Дочка медленно и осторожно пошла к пчелам, подозрительно оглядываясь по сторонам. Думаю, в сам улей она не полезет, а на расстоянии нескольких метров эти насекомые действительно просто так не нападают. Когда я здесь жил, поблизости летом часто стояла пасека, так что небольшой опыт общения с пчелами у меня был.
Я оставил дочку бабушке и уехал дальше в Донецк. На сегодня у меня были еще планы, и не только по работе. А дочку через пару дней заберет моя мать. Руслана росла спокойным, послушным и общительным ребенком. Ее всегда можно спокойно оставить с многочисленными бабушками, прабабушками, дедушками, дядями и тетями (благо, родни у нас достаточно) да и просто у знакомых. Она не требовала внимания, могла сама часами рисовать, читать, рассматривать что-то, и при этом, что немаловажно, после ее деятельности все оставалось целым, и не требовало склейки, сборки или выплаты компенсации. Вообще, мне повезло как с женой, так и с ребенком. Что бы там отец себе не думал, моя женитьба не была просто юношеской блажью. Даже если была, то очень даже удачной. Далеко не каждая девушка сможет и ребенка родить, и доучиться в институте получив красный диплом, при всем этом «выбив» отдельную комнату в общежитии, как семейным. Способности радоваться жизни и найти выход из любой ситуации у Лиды были просто изумительны и отличались оригинальностью. Вот я, например, никогда не смог бы додуматься и главное тут же организовать себе перевод в группу жены, чтоб потом ходить на лекции по очереди! Сегодня я сижу с ребенком – она пишет лекции, завтра она сидит, а я пишу. И под конец семестра у нас были полные конспекты. Мои друзья только диву давались такой постановке вопроса, а ведь Лида генерировала и воплощала подобные идеи играючи! А как она украшала нашу комнату на новый год! Простые советские гирлянды у нас превращались в мигающие, а обычный «дождик», развешенный на нитках натянутых под потолком, в сверкающий разноцветными огнями водопад. Нарисованные же, под вручную изготовленный трафарет, снежинки по стенам просто преображали интерьер общажной (и надо признать довольно обшарпанной) комнаты. Красота получалась такая, что не только годовалая Руслана зачарованно смотрела на новогоднее чудо, а и все знакомые студенты ходили к нам, как на экскурсию. А проекты озеленений! Я до сих пор помню, как Лида за неделю нарисовала пять разных проектов сокурсникам, да настолько разных, что преподаватели даже не заподозрили, что проекты рисовал один человек, не говоря уже о том, чтоб вычислить этого «умника»! Все-таки жена у меня уникальная, и при этом простая, общительная и веселая. Замечательное сочетание!
§§§
На столе в темной комнате горела тонкая церковная свеча, капризно треща и коптя, то и дело, норовя потухнуть. Возле свечи лежал мужской носовой платок и стояло блюдце с прозрачной водой. На расстоянии вытянутой руки от стола находился комод, на котором, практически теряясь в общем сумраке комнаты, сидел большой черный кот, внимательно, словно на притаившуюся мышь, уставившийся на платок. Глаза животного жутковато поблескивали, отражая пламя свечи. Немного сутулая женщина в возрасте, с едва поблескивающими от пламени свечи темными глазами и иссиня-черными волосами сидела в кресле. Она монотонно читала какие-то длинные заковыристые слова то и дело метая серьезный взгляд на свечу… На середине заговора свеча таки потухла.
–Нет, милочка. Не пройдет номер. Простой заговор не возьмет его. Слишком мало материала, да и сильные силы их семью оберегают… Видишь, как свеча коптит и трещит? Не хватает ей сил…
–Но… Неужели ничего нельзя сделать?– молодая девушка, сидевшая напротив, заискивающе смотрела в лицо безучастной мрачной женщины.
– При большом желании все можно… Но для исполнения этого желания нужно брать очень большой займ у высших сил, а они долги взыскивать умеют как никто другой. Расплачиваться придется не только тебе, но и твоим детям. – Женщина внимательно посмотрела в лицо клиентки. Та словно не слышала ее, она была вся в своем желании, вся в стремлении получить приглянувшегося ей чем-то мужчину. Не часто у нее были такие отчаянные, не стоящие за ценой… Не любила она таких, хоть и бралась за заказы, считая, что львиную долю ответственности несут заказчики. Это, в первую очередь, их заказ, а значит – их вина. А уж за свое посредничество она как-нибудь с потусторонними силами договориться.
– Я согласна! – молодая девушка с горящими глазами подалась вперед.
Женщина с едва заметным удивлением покосилась на клиентку, потом перевела взгляд на кота, не отводившего взгляда от платка и, немного подумав, неспешно написала список на тетрадном листке. Не каждый день услышишь моментальное, без раздумий, согласие рисковать собственными детьми.. И ведь не похоже, что девица влюблена по уши… Скорей расчет… Или сиюминутная блажь… Хотя, если она и собственного ребенка не любит (причем не какого-то абстрактного, из будущего, а вполне реального – у девушки уже есть дочь), какая уж там любовь к мужчине…
– Принесешь мне вот это и вот это, – она подчеркнула несколько пунктов списке. – Потом, если принесешь, я сделаю заговор на крови… Он стоит столько – женщина написала цифру на бумаге,– Если такой приворот правильно сделать, ему будет проще умереть, чем от тебя уйти… Но, этот процесс сложен и не быстр…
– Но это возможно?
– Да. Если цена тебя устраивает.
– Отлично!
Закрывшаяся дверь за клиенткой снова потушила, едва зажженную на столе свечу, погрузив комнату в полумрак. Женщина сидела в темноте, смотря на косые лунные лучи, пронизывающие зашторенные практически наглухо окна… Практически, но лунный свет все равно пробивался, и в этом тусклом свете она видела, как продолжает равномерно, спокойно оплывать уже потухшая свеча, словно и дальше горит… Светлый, едва видимый блик, словно кружил над ней, провожаемый глазами все так же неподвижного кота.
–Да, силен, силен…– задумчиво произнесла женщина,– но и на тебя оковы найдутся… Все дело в цене… Если она не испугается… Впрочем, эта может и не испугается… Толи недальновидна, толи просто глупа…
–Ма-у…– подал голос кот, спрыгнув с комода только после того, как свеча перестала оплывать.
–Что, интересное задание у нас с тобой намечается?– произнесла женщина, поглаживая шелковистую шерсть подошедшего к ней животного. Кот недовольно фыркнул.– Не нравится? – женщина удивленно посмотрела на питомца,– С чего бы это? Не впервой чай… Ну да ладно. Может девчонка и не сподобится… Один список необходимого не так прост.
–Ма-у…– протянул как-то не очень уверенно кот, красиво выгнув спину и уходя из комнаты.
– А может и не передумает… И почему мне порой кажется, что свобода выбора не самый удачный дар для людей…?
Лида
-А ты не боїшся шо твій чоловік гуляє?– Задала вопрос Лиде соседка, завернувшая в гости «за стаканом сахара», а на деле – просто посплетничать. Лида сплетничать не любила, но не выгонять же ее. Вот и сидела полная чернявая женщина в пестром ситцевом платье у нее в кухне, на табуретке, со стаканом сахара в руках и задавая несуразные вопросы.
–Не думаю. Я ему доверяю.
–Тю, ну ти і дурна. Хто ж чоловікам довіряє? Їх тримать треба в залізних рукавицях!
–Зачем? Если в семье нет доверия, то и семьи нет. Так, пара чужих людей живущих в одном доме.
– Яка ти дивна. А якщо загуляє та збіжить?
– Надеюсь, такого не будет. Если человек любит, как он может «загулять и сбежать»?
– Ти наївна як дитина! – фыркнула соседка. – Чоловік – це кабель, і якщо його не тримати на цепку, то він як завіється за першою ж сучкою, то й не знайдеш.
– Нет, я не считаю, что мужчина собака, чтоб на цепи держать. Да и потом – насильно мил не будешь. – пожала плечами Лида. Такое представление о том, как нужно обращаться с мужчинами, она упорно не воспринимала.
– Та до чого тут «міл»? Від чоловіка користь повинна бути! І не лише в ліжку, а і в домі!
– А не слишком у тебя меркантильный подход к мужу, Эла?
– Ні. Це правильний підхід. Любов, то таке… тут є і вже нема, але якщо одружився – має утримувати сім’ю. І жінка має контролювати це кобелине племя!
– Ну и политика жизни у тебя…– задумчиво произнесла Лида, уже не сильно удивляясь тому, что муж Элы нередко о своей жене нелестно, мягко говоря, отзывается. Похоже, они друг друга «любили» одинаково. Непонятно только ради чего люди вместе живут, если так друг к другу относятся? До Лиды уже доходили сплетни о том, что Олег кому-то улыбнулся, кому-то помог сумку нести.. Но Лида не считала это поводом для ревности. Если за каждую улыбку устраивать мужу скандал, то получишь угрюмого мужа, не более. А сплетни… В любом селе любят языками почесать, по поводу и без повода. Да, ее муж многим нравится, что неудивительно, учитывая его внешность, приличное воспитание и легкий характер. Но разве стоит его за это винить? Сама Лида, как и Олег, была общительна и улыбчива, так что ж – ее мужу тоже ревновать ко всем, с кем жена поговорила?
– Гарний чоловік – не твій чоловік, – уверенно произнесла соседка.– Нашо ти собі такого гарного обрала?
–Нужно было искать кривого-горбатого? – рассмеялась Лида.
–А шо, непогано! І чужі швабри вішаться не будуть, і в домі користі більше буде. А ще такі чоловіки кажуть іншим беруть…– произнесла мечтательно соседка.
–Та ну тебя – отмахнулась от ее слов Лида, продолжая хлопотать у плиты. Она не видела повода дергаться по каждому поводу. Да и смысл? Ну вот, что изменится, если каждый раз, когда услышит очередную сплетню, она будет устраивать мужу допрос с пристрастием? Он перестанет мило общаться с женщинами? Нет, как общался, так и будет общаться. Общаться – не значит гулять. Вот, что будет, если ее саму муж будет пилить за каждую улыбку посетителям оранжереи или покупателям цветов? Да и глупо не доверять человеку, если он повода не давал. Недоверие ведь тоже оскорбляет. А то, что любители почесать языком видят в каждой улыбке повод позлословить на тему «гуляет, ой гуляет», так каждый же судит по себе.
Олег
Пыльный грохочущий лаз тащился по дороге между селами уже полтора часа. За это время я успел уже и поспать, и почитать, и познакомиться с попутчиками. Когда каждый день проводишь в дороге по 4-6 часов, начинаешь учиться искать и в ней положительные моменты. В принципе, если не сильный мороз или проливной дождь, дорога – это не так уж и плохо. Да и в мороз – в самом автобусе не плохо… Вот на остановке стоять – это да, то еще удовольствие… Все конечности отморозишь… А в автобусе можно почитать нужную литературу, пообщаться со старыми знакомыми, познакомиться с новыми людьми. Сегодня я, каким-то чудом, умудрился занять «сидячее» место в конце автобуса, и теперь имел роскошь сочувственно смотреть на стоящих и висящих, тут уж кому как повезло, набитых как килька в банку, людей. У меня же была шикарная возможность не только вздремнуть сидя, а не повиснув на одной руке, сжимающей поручень (как это обычно бывало по утрам), но и общаться с попутчиками, не рискуя на них свалиться на очередном повороте. Компания подобралась очень даже неплохая: знакомый учитель музыки с села и незнакомая, но очень миловидная девушка с длинной светлой косой. Кого-то она мне напоминала… А может, просто видел пару раз мельком, но не обратил внимания… Бывает же такое, особенно в большом городе.
– Олег, ты чем усы поливаешь? – полюбопытствовал Альберт, отвлекая меня от созерцания стыдливо опущенных серых глаз девушки. Красота, все-таки, великая сила…
– А тебе зачем?
– Да вот я свои уже и так, и этак стригу, и какой-то гадостью растираю – не растут! – Альберт со страдальческим выражением лица продемонстрировал свои реденькие черные усы. В отличие от моих, густых и пушистых, они и правда, смотрелись жалко, особенно на его, совсем не маленьких размеров физиономии. Словно, кто-то специально повыдергивал волосины, как минимум через одну, оставив лишь длинную тонкую карикатуру на усы.
– А ты их пауками, пауками!
– Поливать или растирать? – расхохотался Альберт,– то-то я смотрю, твои растут шикарно. А если потрогать, небось, еще и шевелиться будут? Где столько пауков берешь?
– Доча, по доброте душевной, снабжает. Попробуй как-нибудь ребенка на шее по лесу поносить. Получишь массу впечатлений.
– Да уж… Наверное, незабываемое зрелище – бегающие по усам пауки,
– Зато, какие усы растут! Мохнатятся!
– Надо проверить, но позже, когда моя дочка подрастет. Что-то мне подсказывает, что трехмесячный ребенок не будет пока в восторге от этой идеи. – веселился Альберт.– Правда, Ира?– он подмигнул светловолосой девушке.
– Как и жена,– Ира мило улыбнулась, подняв на меня блестящие глаза. Красивая… Не будь я женат… Эх, и почему у нас моногамия?
Лида
Декрет не входи в ее планы, совсем не входил… В планах был проект по озеленению села, расширение оранжереи, а тут – беременность. Да и муж не сильно обрадовался, но аборт даже не обсуждался. Хватило тех, что уже были, хоть и не по ее воле и вине. Не дай бог еще раз пережить такое…
Председатель предложил Олегу поработать вместо нее озеленителем, но муж не захотел бросать работу в городе. Впрочем, его можно понять – там он работал больше по своей специальности, да и зарплата была выше. Лида честно до декрета вела теплицу, бегая там даже с животом, как у бегемотика. Параллельно, разработала по заданию председателя проект центрального сквера , составила список растений на закупку и… ушла в декрет…
Роды были неожиданными и тяжелыми. Сначала ее, приехавшую в гости к родителям, полночи возили по Донецку в поисках больницы, которая принимает «резусниц». Ее группа крови (первая отрицательная) была редкой, и это оказалось проблемой. Прибытию неожиданной роженицы в подходящую больницу врачи не обрадовались, ведь был канун праздника – Пасха, а кому хочется работать в праздник? Дежурные в роддоме доктора также не были исключением, у них явно уже был накрыт где-то в «сестринской» стол, а тут внеплановая работа… Но приняли, посмотрели, покривились, поставили капельницу и умчались по своим делам. Действительно, зачем они рожающей женщине? А еще и не «первородке»? Она ж все сама знает, умеет и т.д… Если будет громко кричать – значит можно и прийти – полюбопытствовать, как процесс идет… Лида расстроенно посмотрела на капельницу – медсестра, необъятная тетка с недовольной миной, проткнув иглой вену и подключив ее к бутылочке с каким-то препаратом, только буркнула на слабые расспросы о том, что это и зачем: – «врач назначил»… И, что обидно, не побегаешь же за ней с вопросами, когда состояние вот-вот рожать…
Потом… Потом она помнит только как-то незаметно навалившуюся слабость, постепенно превратившуюся в безликий и безмолвный туман. Было немного странно, но спокойно и уютно. Не хотелось никуда спешить или о чем-то думать… Вот только где-то на задворках сознания не давала покоя мысль, что она что-то забыла. Что-то очень важное… Мягкий туман поплыл, втягивая ее в странную скоростную трубу, и нарастающая скорость захватила ее, вызывая восторг и одновременно некоторую жуть… Но в какой-то момент стремительное движение замедлилось. Было странно – присутствующая вокруг скорость ощущалась, но почему-то перестала действовать лично на нее. Что-то ее держало… Она обернулась. Светлый размытый образ останавливал ее, манил, словно даже немного попрекал за желание сбежать. Куда? Откуда? Она с трудом осознавала себя, но почувствовала, что ее не отпускают…Что там, за этим кем-то, ее ждут, у нее еще есть незавершенные дела… Много важных дел…
Постепенно светлый образ конкретизировался в бледные перепуганные лица людей в белых халатах. Врачи суетились и бегали вокруг нее толпой. Ну, надо же, а их оказывается здесь много! Как выяснилось позже, столь повышенная концентрация врачей на паре квадратных метров объяснялась просто – роженице на праздник никто не рад, но трупу роженицы рады были б еще меньше, потому и откачивали ее от потери крови, вызванной медпрепаратом из капельницы. Дочка родилась аккурат в ночь на Пасху. Пока приводили в чувство Лиду, пока взвешивали дите – уже и утро… Интересно, какой будет судьба у ребенка, родившегося в такой светлый праздник? В Советском союзе, конечно, верующих нет, но праздник Пасха и признавался и праздновался, как значительный… Одна побелка всех деревьев и бордюр, приуроченная к этому событию чего стоила…
Из роддома Лиду выписали не в самом лицеприятном виде… Худющая и бледная, как смерть. У Олега вид был не лучше. Наверное, из-за переживаний. Фотографию этого радостного события пришлось спрятать далеко и надолго – чтоб не пугать людей. Но малышка была здоровенькая, и это радовало, а собственное здоровье имеет безграничный запас, когда рядом ребенок. А уж если два ребенка и любимый муж в придачу – тут уж без вариантов.
Олег
Дом снова напоминал дурдом – пеленки, бутылочки, соски, плач по ночам и вечернее купание малышки. Нельзя сказать, что я сильно хотел этого ребенка, но это маленькое симпатичное создание с глазами-бусинками, было моей дочкой. Очень симпатичной дочкой. Мы назвали ее Вероника. У нее были карие глазки Лиды и, судя по всему, ее же неугомонный характер. Беря ее на руки, я регулярно недосчитывался пары десятков волосинок на груди, которые это дите безжалостно выдергивало, вцепившись в меня мелкими, но очень цепкими пальчиками. Не спасала даже надетая футболка. Вероника быстро росла (а может это просто я редко дома бывал, проводя львиную долю времени на работе и в дороге) и была на удивление упорной и смекалистой в достижении своих целей.
У нас в зале, на серванте, стояли мягкие игрушки, которые любила и покупала при первой же возможности Лида. Игрушки были разнообразные, но с одной общей деталью – все были ну очень похожи на настоящих зверей, а если персонаж был сказочный, то выполненный так – словно вот-вот оживет. Лида выбирала этих пушистиков по принципу «оно на меня посмотрело». Если я слышал эту фразу, то сразу понимал – спорить смысла нет, в любом случае купит или «выцыганит» (если дело происходило не в магазине, а у каких-то знакомых или друзей. Кто ж ей сможет отказать!), тут уж без вариантов. Одно радовало – «смотрели» на нее игрушки не так уж часто, но уж если «смотрели» – жили с нами долго и счастливо. Одна такая «мохнатая мелочь», подаренная мной еще во времена ухаживаний, собака, размером в пол жены, каталась с нами практически в первозданном виде, не смотря на количество смен мест жительства. А пару раз она, устроенная на диване в естественной для животного позе, и удивительно смахивающая на живую, едва не довела особо впечатлительных гостей до предынфарктного состояния.