Текст книги "Хрупкие плечи (СИ)"

Автор книги: Оксана Усенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

– Нет, не думаю. Федор Иванович действительно довольно специфический человек, но профессионал хороший.

– Да ну?

– Да. Я сама о нем была не лучшего мнения, пока он моего лечащего врача не разнес в пух и прах за неправильные назначения и стал вести меня сам.

– Он – Ваш лечащий врач?– искренне изумилась Лида.

– Да, и я определенно вижу эффект.

– Никогда б не подумала, что он может сам взяться за какого-то пациента.

– Врачи – особый народ. Не все добрые и милые являются хорошими врачами, как и не все тяжелые в общении – плохими. Как по мне, так лучше пусть на меня будут смотреть как на подопытную крысу, но при этом эффективно лечить, чем заглядывать в глаза и искренне сочувствовать, беспомощно наблюдая, как я уверенным шагом двигаюсь к Создателю. Я к нему, конечно, хорошо отношусь, но встретиться не настолько тороплюсь.

– Наверное, Вы правы…– Лида удивленно покачала головой.

– Я думаю, заведующий и Вами заинтересовался.

– Почему Вы так думаете?– Лида чуть не подавилась печеньем от неожиданности.

– Он очень внимательно Вас рассматривал.

– Не, не хотелось бы. Меня и мой лечащий врач устраивает. Да и, вроде, помогает,– Лида неуверенно повела плечами.

– Если его заинтересует Ваш случай у Вас гораздо больше шансов правильно определить болезнь и, соответственно, с ней бороться. Я ж так понимаю, Ваша самая большая проблема именно диагноз?

– Наверно… Их уже столько было…

– Вот-вот, а нужен один, но правильный. А каждый раз выкидывать деньги на новые лекарства, которые не помогают – не самый хороший выход.

– Особенно когда их нет… Но мне, наконец, хорошие обезболивающие прописали…

– Обезболивающие проблему не решают, а только маскируют на время.– покачала головой женщина. – Но ведь у Вас же производственная травма? Вам предприятие должно оплачивать лечение! – неожиданно произнесла удивленно собеседница. Как Лида попала в больницу, она уже знала из предыдущих разговоров.

– Все кому они должны – прощают…– кисло улыбнулась Лида.

– Так нужно требовать. Раз они виноваты в Вашей травме – значит, обязаны помогать. Подайте в суд, в конце концов.

– В суд… В суд – это адвокат нужен… Где мне его искать? Особенно, лежа в больнице. Я уже пыталась обращаться к председателю, писала заявления, просьбы… В ответ только гаденькие ухмылки и ответ «не положено», «не умничай», «собрание решило». Решило «не кормить нахлебников-бездельников», выдавать мизерную зарплату натурпродуктами, не выплачивать деньги за пай, земельный и имущественный, копейки, да и паи не отдавать людям, а оставить в колхозе. Действительно, зачем людям вообще деньги или земля?... Эх… – Лида махнула рукой, – Еще бы собрание не решило. Как председатель сказал на собрании проголосовать, так все и проголосовали. И чихали они на чьё-то еще мнение… Председатель у них царь и бог…

– А, знаешь, давай я у сына спрошу. Может он, что и подскажет тебе, посоветует. Меня ж в свое время тоже председатель колхоза притеснял, поэтому сын в адвокаты и пошел. Я думаю, он что-нибудь придумает…

–Но… Мне ж платить нечем…– растерялась от неожиданного предложения Лида. Она и сама подумывала над тем, что если и дальше будет молчать, то ничего хорошего это не принесет. Но чтобы спорить, нужны аргументы, время, знания, а их-то у нее и не доставало. Все можно купить, но вопрос денег был еще более плачевным…

– А мы пока просто совета попросим. Да и не такой уж он корыстный. У него есть работа, которая его неплохо кормит, а помочь советом хорошему человеку – это святое. За такое он денег точно не возьмет,– улыбнулась женщина.

Через пару дней, подтверждая слова Маргариты Ивановны, Лиду вызвал главврач и вручил направление на комплексное обследование в Днепропетровск.

– Ваш «букет» заболеваний слишком богат и разнообразен, чтоб его лечить, ориентируясь только на симптомы. Здесь провести все необходимые исследования нет возможности, а я не люблю «халтурить». Когда привезете мне все результаты исследований, тогда и будем вас лечить.– произнес он, при этом не особо отвлекаясь на посетительницу, а что-то изучая у себя в документах

– А… Спасибо – Лида была, мягко говоря, «немножко» шокирована. Она-то думала, что заведующий ее даже не замечал на обходах, а он, оказывается, не только заметил, но еще и размышлял над ее болезнью… Ну надо же…

– Пожалуйста. – главврач равнодушно махнул рукой, показывая, что она свободна. Пациентка, озадаченная, вышла . Мда… Вот и верь после этого первому впечатлению…

Лида шла по коридору больницы, даже не зная – радоваться или расстраиваться этому направлению. С одной стороны, это здорово – наконец-то нормально обследоваться. С другой – поездка на обследование обозначала затраты на дорогу, ее отсутствие дома минимум две недели, даже на выходные она не приедет, а дочкам придется снова справляться самостоятельно. Взвесив все «за» и «против», Лида решила все-таки порадоваться первому внятному предложению разобраться, что же с ней происходит.

Днепропетровск встретил ее величием Днепра и старыми запутанными улочками. Город отдаленно напоминал Киев, в котором Лида когда-то проходила практику. Больница, в которую ее отправили, была одной из самых оснащенных, и, побыв там буквально несколько дней, Лида поняла, как ей повезло. Ее направление на обследование дало возможность пройти большую часть обследований бесплатно, а некоторые из них стоили очень и очень недешево. И люди в очереди на эти обследования ждали месяцами!

Некоторые обследования и тесты был сложными, некоторые смешными. Одним из тестов было задание – закрыть глаза и пройти по ровной линии. Лида рассмеялась и пошла, недоумевая странности теста. Каково же было ее изумление, когда она поняла, что неизменно забирает немного вправо! А вот мед. сотрудник, который записывал ее результаты, удивлен не был …

Спустя три недели, результаты обследований были изложены «каллиграфическим» медицинским почерком в карточке и, что не могло не радовать, в печатном виде в отдельном заключении. Увы, как специалисты, так и заключение ее не обрадовали. Нарушений в связи с травмой у нее было действительно много – она не была симулянткой, как ее пыталась убедить сельский терапевт. У нее было зафиксировано смещение костей позвоночника, основания черепа, шейных и спинных позвонков, защемлены нервы и передавлены кровеносные сосуды, вследствие чего нарушена работа головного мозга... Прогнозы последствий от полученной травмы в будущем были еще более непредсказуемыми. Врачи сообщили ей, что она «везунчик», так как при таких травмах смертельный исход был гораздо более вероятен. Сомнительное утешение. Физические нагрузки, как оказалось, ей теперь были строго противопоказаны, ничего тяжелей 5-ти килограмм поднимать нельзя, на солнце долго находиться нельзя (что, в принципе, она уже и сама выяснила опытным путем), наклоняться нельзя и т.д., и т.п. Вылечить полностью от последствий травмы уже невозможно, по крайней мере, не в той стране, в которой она жила, и не при ее доходах. Можно только периодически «подлечивать», немного устраняя на некоторое время симптомы. В общем, больницы из ее жизни, похоже, вообще не уйдут…

По результатам ее направили пройти врачебную комиссию и оформить инвалидность, так как общий процент утраты трудоспособности – 80% процентов! Да если б она руку или ногу потеряла, процент утраты трудоспособности был бы меньше, а оправдываться перед людьми было бы гораздо проще! Но выбирать вид заболевания ей, увы, никто не давал…

Главой ВКК в районной больнице, куда ее отправили проходить медкомиссию, оказался врач, которому Лида когда-то сдавала нормативы при учебе на оператора газовых котлов.

– Я же Вас помню…– он был изрядно озадачен. Вы же буквально год назад были абсолютно здоровы!

– Была. – Лиде захотелось плакать, вспомнив как это было давно для нее.

– Да… Вот это «букет»…– он сочувственно посмотрел на Лиду, изучив ее карточку и заключения…– Как же вас угораздило?

– Травма на ферме…

– А что делал на ферме оператор газовых котлов?

– Работал…

– Что, в Вашем селе и в ферму газ провели?– изумился врач.

– Нет, туда провели только оператора, на подмену доярки.– попыталась пошутить Лида. Не рассказывать же ему всю предысторию. Кому нужны чужие проблемы, тем более в таком количестве?

–Мда, любят в нашей стране микроскопом гвозди забивать, да еще и жаловаться на недолговечность инструмента – покачал сочувственно головой врач …

Комиссию, имея на руках заключение одного из самых продвинутых медицинских центров страны, она прошла быстро. Ей назначили третью, так называемую «рабочую», группу инвалидности с массой противопоказаний и перекомиссией каждый год. Инвалид в тридцать с хвостиком лет… Докатилась… И что теперь?

Наташка

Наташа тщательно красила губы ярко красной помадой перед вечерними гульками, когда к ней подошла старшая сестра.

– Ты не знаешь, куда Руслана запропастилась?

– Ты ж вроде ее за полынью на балку отравляла.

– Точно… Странно, что она так долго…

– А зачем тебе полынь?

– Насушу и шерстяные вещи переложу – моль хорошо отпугивает…

– А …– Наташка, достала тушь и начала красить ресницы… Ее дремучие методы хранить вещи не особо интересовали. Да и вещи ли это? За исключением каких-то интересных вязаных вещей и пары «самошивок» с выдумкой, у Лиды и смотреть было не на что. Толи дело у нее! Одна блузка на ней стоила как три Лидины зарплаты!

– Где ж она так долго… Еще ж утят нужно собрать, картошку перебрать…

– Гуляет, наверное. Вон сколько детей на улице…Выпустила ветер в поле, да еще и без малой… – Прокомментировала сестра, любуясь результатом своих стараний и прикидывая какие тени сегодня ей больше подойдут к новой блузке.

– Ника, не лезь – кышнула она на маленькую племянницу, заглядывающуюся на разложенную на столе косметику. Вероника и правда не ушла с сестрой, как зачастую бывало. Руслана таскала сестру везде с собой естественно не от большой любви, а просто деваться некуда было. Да и стандартно предлагаемый Лидой выбор «гулять с сестрой или вообще не гулять» решался элементарно.

– Хм… Схожу, наверное, посмотрю. Там ту полынь рвать десять минут… Не уходи пока, ладно? – Задумчиво произнесла Лида, выходя из дома.

– Ага… – отрешенно пробормотала Наташка, внимательно всматриваясь в зеркало. Ей чем-то не угодила-таки уже нарисованная стрелка над правым глазом, и она принялась ее стирать. Хорошо, что до выхода «в свет» было еще три часа – макияж дело ответственное, пока нанесешь – умаешься!

Спустя полчаса, Наташку отвлекли от уже практически наложенного макияжа хлопнувшая входная дверь и последовавшие за этим ехидно– ироничные комментарии Лиды, сопровождаемые всхлипами Русланы.

– Ничего страшного, это – полезно.

– Так нельзя….

– Кто сказал такую глупость? Я тебе что сказала? Нарвать сумку полыни! А ты чем занималась?

– Та-ам… ее.. было мало… – сквозь слезы оправдывалась девочка, что-то старательно отплевывая.

– Вот, как раз чтоб съесть! Вместо ужина!

– Она горькая!

– Ничего, это – не смертельно,– произнесла со смехом Лида. Руслана, глянув на тетю заплаканными глазами, шмыгнула в свою комнату с явным желанием спрятаться от всех.

– Куда?! А уток утят кто будет собирать?

– Сейчас…– Руслана торопливо проскочила обратно, мимо Лиды и Наташки, и умчалась во двор. Лида устало бросила на тапчан матерчатую сумку с двумя пучками полыни на дне.

–Чем это ты ее так довела?– поинтересовалась Наташка. Экстремальные методы воспитания сестры она не раз наблюдала, и на данный момент ее разбирало скорей любопытство, чем жалость к племяннице.

–Довела… Да я думала, прибью этого ребенка! Я уже места себе не находила, думала что-то случилось, ребенок куда-то пропал! Два часа нет! Попросила нарвать полыни, десять минут делов, а она два пучка сорвала и пошла гулять с подружкой по балке. Шалашик строили, по камышам лазили… Заставила ее эту полынь есть! Чтоб запомнила…

– И как? Всю съела? – удивилась Наташка, помня, как когда то ей пришлось попробовать настой полыни – горечь несусветная. А уже пучками ее есть…

– Нет, конечно. Пару веточек пожевала и пол дороги отплевывалась. Но запомнит надолго!

– Я думаю…– хихикнула Наташка, – Не траванется?

– Обижаешь! Я всякой гадостью детей не кормлю. Да и съела она ее там… – устало отмахнулась Лида,– Аппетит будет лучше – это да. Настой полыни вообще рекомендуют пить людям, страдающим отсутствием аппетита.

– Ну-ну. – Хмыкнула Наташка, но тут же отвлеклась на насущные дела.– Ладно, где ты утюг опять заныкала? Мне юбку погладить нужно.

– В спальне моей глянь.

– Нет там! Я уже смотрела.

– Тогда в тумбочке…

– Лида, у тебя вещи по дому перемещаются вне всякой логики! – возмутилась Наташка, доставая найденный утюг из-за серванта.

– Бывает. Наверное, Руслана куклам одежду гладить пыталась. Главное, что дальше дома не уходят – улыбнулась Лида. – Куда ты сегодня намылилась?

– Ой, у меня там такой мальчик появился… На таком опеле… Калмык, прикинь! Черноглазый, веселый. Женат, правда, но у него такая толстая и медлительная жена-корова, что о ней и говорить нечего. А имя у него такое интересное. Переводится, вроде, как толи перламутровый, толи жемчужный… Черт, никак запомнить не могу!

– Наташка… Неужели опель того стоит?

– Еще как стоит!

– Надеюсь, хоть детей нет?

– Есть, дочка. Да не переживай ты, они уже разводятся. Не я, так другая – какая разница? А мне он очень даже приглянулся!

– Жемчуг, говорят, носить к слезам… Не думаю я, что оно того стоит. Неправильно это.

– Правильно-неправильно… Толку, что ты нашла неженатого, непьющего, некурящего, зеленоглазого красавца-спортсмена? И где он теперь? Правильно – в хороших руках, я бы даже сказала «ежовых рукавицах», судя по тому, что рассказывают. Смотришь, у Щуки твой Олег и деньги зарабатывать научится, и крутиться по жизни. Ее отмазки вроде «я так не могу» не смутят. Это ты смотрела влюбленными глазками и ничего не просила, а она, говорят, аж бегом все требует. Ну, может, еще стимулирует его как-то по ночам. Это ж ты у нас неопытная, а у нее опыта дай боже. Все село знает. Пацаны столько интересного рассказывали, ты б слышала… Сейчас пересказывать не буду, а то Ника вон уже уши развесила… – Наташка договаривала, уже выходя, и не особо обращала внимания на выражение лица сестры. Чувствительностью к ее переживаниям она не страдала. Зачем? Впереди ее ждал веселый вечер, катание на красивой дорогой машине, забористые коктейли, ликеры и возможность прибрать к рукам интересного парня. А сестра… Должна ж она когда-то поумнеть и перестать быть такой наивно-правильной? Сколько можно жить, руководствуясь пережитками устаревшей морали? Что ей эта правильность принесла? Что толку от ее красного диплома, если она сейчас живет в глухом селе, в колхозном доме без удобств, «на птичьих правах», и работает разнорабочей? А теперь еще по больницам постоянно болтается? Кто ей сочувствует? Хоть один из прежних «хороших знакомых», которым она раздавала цветы и помогала советами, сейчас есть на горизонте? Нет, естественно. А ведь можно было столько денег намутить, продавая цветы из-под полы! И не мотаться за мужем, а устраивать свою карьеру, дорожить своей работой. Вот кто ей виноват, что она уехала из Донецка, потеряла хорошую работу в Ботаническом саду, поддавшись на уговоры Олега и стараясь поддержать его начинания, карьеру и стремление к природе! Где теперь Олег, а где она? Правильная, честная, любящая жена... Дура! Хотя, иногда ее сердобольность очень даже полезна, и этим грех не воспользоваться. Ведь одно дело, когда Лида помогает родной сестре, и совсем другое – всем остальным.

Олег

Я приехал помочь дочкам сажать картошку. Пока Лида лежала очередной раз в больнице, садить огород оказалось просто некому. С дочками вроде были то ее сестра, то мать... Но далеко не все время. Честно говоря, я не сильно вникал кто с ними дома. Как-то не до того было. Собственно, просто Лида последний раз в телефонном разговоре попрекала меня тем, что мог бы хоть огород посадить помочь, раз уж денег с меня как с козла молока. Да, с деньгами было плохо… Как и у многих… Зарплата была небольшой и сгорала быстрей, чем ее успевали выплачивать. Лиде было даже проще – все, что можно, она выращивала на огороде и во дворе. Раньше, по крайней мере. Мне в городе было хуже – все нужно было покупать. Если б не отец, уже б зубы на полку положил. А еще была стройка – достраивать дом, живя в нем – то еще удовольствие. Я бы сказал, ниже среднего, даже при моей невзыскательности.

Лида с больницы старалась приезжать домой на выходные, поэтому я приехал в рабочий день. Встречи с женой были сложными. Нет, мы не кидались друг на друга с упреками и криками… Агрессии в ней никогда не было, и не появилось. Была обида, усталость, непонимание и, естественно, не высказанное, но витавшее в воздухе обвинение в том, что бросил детей. А это, как не крути, тяжело. А еще ведь было мое собственное, странное состояние, когда я находился рядом с ней – тянуло и остаться, и бежать, словно кто гнал в шею… Мерзкое состояние, от которого потом пару дней отходить приходилось – словно меня раздирают на части,. Потому-то я старался лишний раз с ней не встречаться.

Я не видел дочерей почти три года, один визит домой за зимними вещами и все… Да и быстрый «заскок» на чердак за мешком с вещами сложно назвать полноценным визитом.

Они изменились. И неожиданно резко повзрослевшая Руслана, смотрящая на меня как волчонок на охотника, и малышка Вероника. Когда я уходил, Вероника еще толком не разговаривала, а теперь болтала без умолку. Поначалу, выйдя навстречу, задумчиво наклонив голову, она размышляла вслух:

– Папа? Дядя?...

– Хороший вопрос, – хмыкнула скупо Руслана.

– Папа-дядя! – малышка с детской непосредственностью быстро определилась с оригинальной версией… Грустно, а ведь не поспоришь… Подавив огромное желание пожалеть себя, я бодро прошел к сараю в поисках ящиков с посадочной картошкой и лопаты. Двор изменился… Появился аккуратно выстроенный сарай, курятник, забор по периметру – наверное, отец Лиды… Огороженный двор это хорошо, для детей в первую очередь. Обернувшись на подошедшую неслышно, словно тень, Руслану, я вздрогнул. Дочка протягивала мне галоши – мои, старые. Да, я сам попросил какую-то рабочую обувь, но увидеть собственные вещи было… странно. А еще эта молчаливость Русланы… Она всегда была открытым, веселым ребенком, а теперь смотрит на меня, словно я рога и хвост отрастил. И – молчит… Вот уж не знал, что молчание может так быть по нервам. Пришлось з излишне бодрым энтузиазмом расспрашивать про дела в школе, про зверье… Да про что угодно, чтоб хоть как-то растормошить этого словно замороженного ребенка!

Картошку мы высадили под любопытные взгляды соседей (куда ж без них!) и детский щебет Вероники, таскающей по огороду котенка и щенков. Я устал, и работа по перекопке тридцати соток здесь была абсолютно не причем. Это, оказывается, больно, ощущать невысказанное осуждение. С Лидой, которая высказывала все и сразу, и то было легче. Ситуацию спасала только маленькая и непосредственная, как все дети, Вероника. Хотя непосредственность ее тоже была специфическая, резать правду-матку в глаза этот ребенок умудрялся на редкость жестко. Вопросы, вроде «папа, а ты нас другую тетю променял?» или «а ты теперь чужой папа и мы тебе не нужны?», вызывали у меня ступор, а у Русланы – кривую улыбку. Еще бы, наверняка я смотрелся не самым лучшим образом, пытаясь не подобрать правильные слова, а большей частью увильнуть от ответа, прячась за усиленным размахиванием лопатой и репликами вроде – «ой, вон там картошки в лунке не хватает!».

Под конец дня Руслана вроде немного оттаяла, но потом я собрался уходить… И этот немой укор в глазах... Нет, она не останавливала, не просила, не укоряла… Но лучше все это, чем погасший лучик надежды в глазах… Надежды, что все будет как раньше. Увы, как раньше уже точно не будет…

Гертруда

Гертруда проверяла тетради за своим учительским столом, когда услышала голоса двух мальчишек. Стеклянная перегородка со шторами отдельно обустроенного кабинета труда, в котором она сегодня обосновалась со стопкой ученических работ, требующих срочной проверки, скрывала ее от мальчишек, а довольно позднее для школы время (большинство уроков уже закончилось) давало им ложную уверенность, что их точно никто не слышит.

– Та не, я ж тебе говорю, там что-то было!

– Что?

– Не знаю…

– Не, Саня, ты гонишь. Привиделось тебе что-то…

– Не привиделось – голос отъявленного сорванца из седьмого класса звучал так, словно его оскорбили до глубины души. Гертруда невольно прислушалась к разговору, заинтересовавшись, кто ж так обидел «невинного ребенка», как его часто называла, прибегавшая регулярно на разборки с обиженными детьми, мамаша. Саша отличался невероятной способностью доводить до слез девочек и «случайно» оставлять синяки и ссадины у более слабых сверстников, а уж поломанные им пеналы, портфели, ручки и т.д. школьников можно было перечислять бесконечно. Но его мама занимала не последнюю должность в сельском совете и кидалась на защиту «примерного» ребенка с отчаяньем курицы-наседки, у которой пытаются забрать двухдневного цыпленка, и потому мальчишке практически все проказы сходили с рук.

–Так, давай по порядку. – решил уточнить собеседник,– Ты пришел к ней вечером. Она была дома одна?

– С малой.

– Хорошо, с малой… Ты попросил подарить тебе растения для аквариума… Кстати, с каких пор у тебя есть аквариум?

– Пока нет, но можно ж маман попросить купить.

– А она тебе тупо дверь не открыла и общалась через окно?

– Да…

– И кирпич, который ты хотел кинуть в окно от злости, ты не смог поднять?

– Я его поднял… Но когда хотел кинуть, там что-то такое странное появилось… Как светлая тень... И на меня пошло… Я с места двинуться не мог. Думал, там и обделаюсь…

– Вечер, туман. Тебе привиделось!

– Не веришь – сам сходи! Серега не врал – их дом, словно, что-то охраняет, и сделать там что-то во вред хозяевам не получается. Он же хотел там какую-то хрень спереть, так не смог!

– Да ну, бред…

– Ага, ага. Говори, что хочешь, но я туда больше не ногой. Мамка не зря говорила, что их и выселить не смогли, потому в доме чертовщина какая-то поселилась.

– Домового привезли в мешочке? Интересно, и как они с ним договариваются? – со смешком протянул собеседник.

– Хрен его знает… Но как-то точно договариваются. Живут же.

– Так что, больше не пойдешь?

– Не-е. Сдались мне те рыбы, мне и без них неплохо… А уж без всякой непонятной жути и подавно. Вдруг за мной эта гадость увяжется!

– Трусишь?

– Сам сходи, если такой умный.

– Посмотрим, может, и схожу– пожал плечами его рыжий собеседник,– Гертруда его рассмотрела, отодвинув аккуратно шторку.

– Тоже за растениями из аквариума пойдешь?

– Та на кой ляд они мне… Я уроки узнавать пойду.

–Ты? Уроки?– не смеши мои кеды. На такое даже Руслана не купится.

– Купится. Может я решил поучиться, в кои-то веки – хихикнул рыжий, у тебя ж задание на завтра фиг узнаешь.

– Ну-ну… Иди.

Голоса мальчишек стихли за углом, оставив Гертруду задумчиво смотреть в окно, где клубился туманом серый осенний день. Как интересно… А она, когда к Лиде в гости заходила пообщаться на тему успеваемости дочки, ничего такого не почувствовала. Может, врет Сашка? Этот такой, что ему соврать ничего не стоит, но только взрослым, сверстниками такие сказочки не ценятся… Да и Сереге Чигову врать он точно не станет. Этот двоечник, сидящий в седьмом классе уже третий год, непререкаемый «авторитет» для хулиганов. Интересно. Вообще, какие-то мутные слухи именно о том, что в дом цветоводши, где очень часто дети остаются сами, с плохими намерениями лучше не соваться она, вроде, слышала… Неужели и правда что-то там такое есть?

Лида

Председатель колхоза встретил ее хмурым взглядом. Почитав противопоказания к работе, он заявил, что для таких инвалидов у него работы нет. И, вообще, она обязана освободить помещение, предоставленное ей как молодому специалисту. А Лида так надеялась, что этот вопрос не будут подымать…

– Как освободить? И куда я пойду с детьми?

– Це не мої проблеми.

– Но вы так не можете!

– Я все можу.

– Но… Дайте мне тогда дом на выплату.– Лида ухватилась за призрачную надежду выкупить дом. Денег у нее сейчас не было, но если б председатель разрешил – заняла бы, извернулась ужом, но нашла бы!

– Загальні збори вирішили не продавати тобі будинок.

– Хорошо, давайте я его обменяю на земельный пай! – выдвинула свой последний аргумент отчаявшаяся женщина.

– А це шо за дурня? Де той твій земельний пай? Ти його бачила?

– Но документы-то у меня есть. Я ведь получила земельный пай при разделе земли между членами колхоза! И он тоже денег стоит!

– І шо?

– Давайте я его заберу и обменяю на дом, в котором живу, – предложила обескураженно Лида. Земля ей, по большому счету, не нужна была, а вот дом – очень даже. Где-то же нужно жить. В общем, идти было решительно некуда. А с нынешним здоровьем и подавно…

– Та ти його ще спробуй забери! Ти диви, яка розумна! Загальні збори вирішили їх залишити в агрофірмі.

– Но я же имею право им распоряжаться. Вы не можете за меня решать! Пай – это моя собственность.

– Ти мені покажи пальцем де та твоя «собствєнность». Не знаєш? І як ти його міняти збираєшся, та ще й на квартиру? Йди звідси й не мороч мені голову.

– Хорошо, я его найду, оформлю, заберу и покажу Вам пальцем! Тогда Вы мне его обменяете на квартиру?

– От коли оформиш, покажеш – тоді і поговоримо…– председатель насмешливо пожал плечами.

Лида круто развернулась и вышла из приемной. Ее трусило от злости и бессилия. Выселяться ей просто некуда было, а упорная позиция председателя была аргументирована исключительно вредностью и уж никак не необходимостью. Ведь квартиры на «поселке» продавали, и, что факт, за гроши. Правда, зачастую, особо приближенным – таким, как дочь агронома, или главного зоотехника колхоза, но продавали же! Буквально пару месяцев назад, соседнюю квартиру купили по цене, по которой сегодня можно было купить максимум пару сапог… Почему ей не могут дать дом на выплату? Неужели каприз одного человека – это повод ее с детьми выгонять на улицу? И вопрос трудоустройства повис в воздухе…

Хлопнувшая, как выстрел, за спиной двойная дверь заставила вздрогнуть как саму Лиду, вынудив поежиться от проскользнувшего за спиной удивительно холодного сквозняка, так и секретаря председателя.

– Ліда, ти вирішила нам двері зламать?

– Ничего, колхоз богатый, как-нибудь на двери наскребёт!

– І з тебе стягне. З зарплати.– ехидно улыбнулась секретарь.

– Вы мне работу сначала дайте, а потом уже на зарплату покушайтесь!– Лида как можно быстрей выскочила из конторы, стараясь не расплакаться на глазах у этих стервятников. Она не увидела, как в кабинете председателя неожиданно сразу в трех местах засверкала проводка, а хлопнувшие от очередного порыва сквозняка двери в тот же момент заклинило. Как вызванные в срочном порядке высунувшимся из окна председателем (телефон тоже перестал работать) агроном и главный зоотехник вдвоем дружно ломали двойную массивную, сделанную на совесть, дверь в кабинет, пока запертый и матерящийся трехэтажными конструкциями Федосеевич пытался потушить стремительно разгорающийся пожар.

Как после всего, в закопченном, залитом водой и пропитанном дымом помещении, председатель удивленно поднял со стола заявление Лиды «о приеме на работу» с подколотой к нему медицинской справкой – на этом документе не было ни пятнышка сажи или копоти, не смотря на то, что все остальные бумаги, валяющиеся на столе в полном беспорядке, были серо-черного цвета.

–Шо за чортівня?... – пробормотал озадаченно Федосеевич, вертя в руках два листика, которые очень хотелось швырнуть в урну, но рука почему-то упорно отказывалась это делать.

Работу Лиде, как ни странно, предоставили. Со скрипом, недовольным выражением и, естественно, самую подходящую, с учетом ее образования и опыта... Ага – должность уборщицы в конторе. Зато председатель теперь мог с чистой совестью говорить, что у него даже уборщицы с высшим образованием. Вот как он колхоз поднял! Ну да Бог с ним, лучше хоть какая-то работа, чем никакой. Пока Лида работает, ее с детьми не так активно пытаются выселить. Ну и черт с ним, что из дипломированного специалиста в просторной оранжереее она превратилась в уборщицу в маленькой коморке со швабрами. Хоть не поле, с которого ее регулярно выносили без сознания. Как-то же нужно жить и детей растить…

Странные люди существа. Те, кто три года назад заискивающе заглядывали в глаза, выпрашивая букетик получше и покрасивей, теперь проходили мимо Лиды, не удостоив взглядом. Как только председатель колхоза сменил милость на опалу, окружение отреагировало мгновенно, но пока она была разнорабочей в поле и лежала в больницах, это ощущалось не так сильно. Теперь же, в конторе, так сказать, сердце села, где каждый день ходили мимо ее каморки «сливки общества», она ощутила, насколько силен стадный инстинкт. Хозяин сказал «Ату ее!», и они дружно бросились втаптывать ее в грязь… Не все, но очень многие. Но за себя Лида не так переживала как за детей, они-то в чем виноваты? Вероника изначально жила в такой атмосфере, да и в садике пока не особо ощущается общее настроение – дети маловаты, а вот Руслане пришлось тяжелей. Раньше окруженная массой друзей и радостно встречаемая многими односельчанами как дочка нужной всем цветоводши, теперь она оказалась неожиданно воспринимаемой в штыки всеми. Отверженной, словно прокаженной. «Тети Тани» и «тети Вали», которые раньше буквально тянули ее в гости и при каждом удобном случае старались ее чем-то угостить, теперь в лучшем случае делали вид, что впервые видят этого ребенка, в худшем – кривя губы в ироничной улыбке, спрашивали как там поживают мамины цветочки. Дети, слышавшие разговоры взрослых или просто «науськанные» родителями, моментально почувствовали слабину и ополчились на девочку, так и норовя при случае обидеть, полюбопытствовать, когда их уже выселят, посмеяться с того, что она возится с овцами, а не гуляет на улице… Дочка все чаще приходила домой расстроенная. Она не понимала этой резкой, жестокой, жуткой по своей сути перемены. Не видела прямой связи между тем, что делает она и тем, как разительно поменялось к ней отношение окружающих. И Лида с трудом доносила до нее, что в этом вина не ее, а ситуации в целом. Руслана удивлялась, и ее можно было понять. До лицемерия она еще не доросла, взрослых привыкла считать более мудрыми и правильным, а здесь такое несоответствие… Ребенок рос в семье, где уважалась справедливость, был авторитет родителей, знаний. А теперь жизнь с жуткой планомерностью разбивала вдребезги эти шаблоны, по пути норовя и саму девочку втоптать в грязь, сравнять с серой массой. За нее некому заступиться в школе, она растеряла друзей, поскольку ей некогда было играть на улице, ведь работа по хозяйству отбирала львиную долю времени. Лида и рада была б ее отпускать гулять, но сама элементарно не справлялась, а пустить всю живность под нож нельзя было. Без живности – никак, при тех копейках, которые по недоразумению назывались зарплатой и алиментами на двоих детей – семья б просто умерла с голоду. Прошлой зарплаты, выданной Лиде монетами по 50-т копеек, хватило на два килограмма конфет к Новому году. Вот он – весь денежный запас за месяц работы уборщицей, таскания ведер, швабры, и презрительных взглядов на «низший персонал». Но деваться было некуда.