Текст книги "Если бы (СИ)"
Автор книги: Оксана Фокс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)
Глава 7
Без четверти семь Лина подсела к ореховой тумбе швейной машинки, которая заменяла обеденный и рабочий стол. Открыв ноутбук, взглянула на письмо от Натали: непривычно краткое, без единой фотографий. Она сообщала о сдаче экзаменов, стажировке на Ямайке и невозможности приехать весной, как планировала. После точки рыдали три смайлика и столько же улыбались.
Ямайка... где она?
География не входила в число любимых предметом. Хриплая трель из коридора пресекла желание погуглить.
– Привет... – Андрей застыл с протянутой кистью.
– Что-то не так? – забеспокоилась Лина, глядя в вытянутое лицо. – О... не правильно оделась?! – ахнула, переводя взгляд с серого двубортного костюма и лилового галстука на свои джинсы.
– Ты какой год живёшь в столице и не знаешь в чем пойти в ресторан?
– А вы не предупредили, где будет ужин! – слегка уязвлённая она показала язык.
– Но, не в пиццерии же, – Андрей оглянулся в поисках места для портфеля из мягкой чёрной кожи. – И не ужин, а обед. Британцы наш ужин зовут обедом.
Отодвинув ноутбук, Лина скинула на пол конспекты, выдернула из рук Старкова сумку и водрузила на облезлую тумбу.
– Ты приобрёл снобистские наклонности?
– А ты смотрю отличный ноут. Хотя, куда мне! Ты, должно быть снобов не видела.
– А ты видел?
– Да.
– Бедный!
– Ну, не сказал бы.
– Значит, разбогател-таки?
– М? Ты стала меркантильной?
– Очень!
– С каких пор?
– С тех пор как зарабатываю сама, – рассмеялась Лина.
– Надеюсь, ты уже заработала на приличное платье.
– Платье?
– Да. Лучше если это будет платье.
– Лучше не бывает, – Лина скрестила руки. – Едва за порог, а уже командуешь. Андрей, номер не пройдёт, я не буду переодеваться. И, между прочим – "это", – она потянула пальцем шлёвку, – фирменные джинсы, в которых не выгоняют из ресторанов.
– Лина, пожалуйста, – вздохнул Андрей и посмотрел в глаза. – Крайне важный ужин.
Она помедлила, с досадой распахнула платяной шкаф. Выдернув с вешалки мамино любимое кашемировое платье, купленное в последний приезд, поплелась в ванну.
– Обед, – буркнула Лина и щелкнула замком.
Красивые выглаженные платья гроздьями украшали шкаф. Лина даже не помнила все, охотно одалживая однокурсницам. Мама любила платья, скупала охапками новинки, обожая наряжать Лину с детства. Только вот, себя в платьях – Лина не любила. Редко задумываясь над тем, что надеть – всему другому, предпочитая удобные джинсы, которые не жалко портить краской.
Жемчужно-серое узкое платье до колена с одним украшением – серебристой молнией на спине – красиво приоткрывало ключицы и оттеняло глаза. Так заявляла мама. Лина переделала хвост в пучок, подкрасила ресницы, коснулась губ телесной помадой. Она не выносила ни один блеск, делающий и без того крупный рот – большим и вдобавок липким. Приложила к ушам малахитовые серьги, подарок Александра Петровича к окончанию третьего курса и, взглянув в зеркало, раздражённо бросила в шкатулку. Нелепо прихорашиваться на ужин с бывшим парнем и его боссом.
– Ух ты!
– Сомневался в моей способности прилично выглядеть? – она склонилась над ящиком с обувью. – Вот, блин...
– Не помню тебя в платьях. Такое узкое... Пожалей сердце немолодого мужчины.
– Старков, тебе не угодишь: то платье – то сердце.
– Ох, нет! Сними эту мерзость, надень человеческие туфли на каблуке.
– Ты всё-таки сноб! – рассмеялась Лина, шнуруя кожаные ботинки и поглядывая в зеркало.
Обувь сочеталась с платьем и прозрачными колготками (счастливо найденными на дне комода) весьма странно.
– Другого выхода нет, – заключила она. – У меня нет туфлей. Это моя самая приличная обувь, кроме кроссовок естественно.
– Ладно, пойдём. Как бы не вскрыли машину, – заметил Андрей, выглядывая в окно. – Во дворе ни одного фонаря. Не известно, сколько ещё простоим в пробках, – пробурчал он, задёргивая штору.
– Можем поставить машину на стоянку и поехать на электричке, а потом пересесть на метро. Спорим, минуем пробки? – хихикнула Лина, закрывая дверь на три замка.
Ломаный фасад ресторана "Гардения" уперся в здание делового центра, взметнувшего двадцать семь этажей в небо, среди оживлённой улицы магазинов и дорогих автомобилей, припаркованных у бутиков. С мизерными доходами и украинским акцентом – пафосный ресторан в центре, как и подобные заведения Москвы, Лина обходила стороной и попросту не выносила.
Она мысленно поблагодарила Андрея, забраковавшего джинсы, и осторожно подошла к метрдотелю. Он окинул их цепким взглядом, заглянул в список гостей и любезно растянул рот в улыбке.
Следуя за распорядителем в прямоугольный зал набитый людьми, Лина утонула в ослепительном свете ярких люстр. За алебастровым фортепиано перебирал клавиши музыкант в белом фраке. Квадратные столы вдоль стен и круглые посередине, накрахмаленными скатертями соперничали белизной с фарфоровыми канделябрами и снежными лепестками гардений и фрезий в горшках. Подвенечные оттенки играли, словно звонкие ноты под умелыми пальцами, перекликались от кристально чистого цвета с прозрачной синевой – до тёплых сливочных тонов.
Сладкий запах цветов тяжело ложился на плечи и медленно вызывал мигрень. Лина шла, выбиваясь из общего такта громким стуком тяжелых каблуков. Она ловила взгляды мужчин, чувствуя пристальное внимание к платью. И пообещала себе, завтра же раскошелиться на пристойный брючный костюм.
Ян Олсен ожидал за столиком у двухъярусного круглого фонтана с мерно журчащей водой. Он убрал в сторону газету, поднялся и облокотился на спинку стула. В неровном свете свечей и мягком блеске серебряных приборов чисто выбритое лицо казалось моложе, чем запомнилось. Тёмные глаза мерцали, смягчая жёсткое выражение лица. Антрацитовый в тонкую полоску костюм подчёркивал широкие плечи и всеми тремя пуговицами сходился на талии. Помимо воли Лина отметила притягательность зрелого мужчины.
Олсен обменялся с Андреем рукопожатием.
Подражая Старкову, она подала ладонь.
– Вы всегда производите подобный эффект? – протянул Ян, сжимая и задерживая крупной кистью её костяшки.
– Исключительно в новых ботинках, – пробормотала Лина и быстро вынула руку.
– Должно быть, это чертовски привлекательные ботинки, – промурлыкал он, придвигая стул.
Покраснев, Лина приняла от официанта меню в белом кожаном переплёте с серебряными углами. Расширила глаза и выпрямилась. Замысловатые вензеля русских, французских и английских названий, ничего не говорили. Она не знала ни одного, а колонка цен скрутила желудок. Беспомощно перелистнула страницы и встретила понимающий взгляд.
– Это карта вин, – сказал Олсен, беря из рук официанта меню размером с большую советскую энциклопедию. – Я возьму на себя смелость сделать общий заказ?
Лина с Андреем одновременно выдохнули, энергично закивали. Она покосилась на Старкова:
– Сноб, – произнесла одними губами.
С серьёзной миной, он сжал рот, делая вид, что не слышит.
– Только у меня аллергия на рыбу, – быстро вставила Лина, подозревая, что стоимость морепродуктов равна месячной аренде.
– На всю? – удивился Олсен.
Не глядя на Старкова, она кивнула, где-то на периферии зрения заметив, что его губы уже не просто подёргиваются, а а откровенно расплываются.
– Я буду курицу.
– Я запомню.
Медленно роняя фразы, Олсен водил по строчкам ухоженным ногтем. Наклонив голову к плечу, официант внимательно слушал.
– Принесите молодым людям в качестве аперитива, то же, что и мне.
– Три части сухого вермута, часть черносмородинового ликёра и содовая? – уточнил официант на хорошем английском.
Ян поднял тяжёлый взгляд, высокомерно вернул меню. Официант порозовел, коротко поклонился и ретировался. На столе появились напитки. Мужчины заговорили о делах, изредка прерываясь отведать гусиную печень или морского гребешка.
Старков вынул из портфеля бумаги. Он указывал ручкой на колонки цифр и негромко объяснял значение мелко отпечатанных прайсов. Лина с опаской следила, как теряется скатерть в тарелках. Она молча ела курицу под мятным соусом и тёплый салат из молодых кабачков в сладком соусе. Андрей прервал длинный монолог и переключился на сибас, только когда Олсену подали холодный ростбиф с горчицей и бутылку бургундского Кло де Вужо Гран Крю,
Лина заёрзала на стуле, бросила взгляд на часы, прикидывая, когда прилично ускользнуть.
– Вам скучно? – повернулся Олсен.
– Что вы, – она вздрогнула от неожиданности, – как и Андрей, я родом из металлургического города: заводы, трубы, дым… Мне близко всё, о чём вы говорите – все эти швеллера и листы... Пожалуйста, продолжайте!
Она поддела вилкой оливку, пожевала, пялясь на Старкова, чтобы не смотреть на Олсена, чей взгляд жёг профиль.
Ян откинулся на спинку, неторопливо раскурил сигару.
– Сколько вам лет?
– Двадцать три, – немного опешила Лина.
– В вашем возрасте, я считал – могу всё. Стоит захотеть. У вас есть цель, Лина?
– Цель? Не знаю... – она чиркнула ложечкой по сливочной поверхности десерта. – Возможно, мечта...
– С мечтами нужно быть осторожной. Они сбываются.
– Бывают несбыточные.
– Всё зависит, насколько сильно хотеть.
– И, если сильно?
– Тогда они отравят жизнь. Незаметно. По капле.
– А если без неё не жизнь, а выживание?
– У вас именно такая мечта? – пустив струю дыма, Олсен просверлил взглядом туманную завесу.
– Не важно. Как тогда?
– Тогда выживание покажется раем.
– Пусть так.
– Она может убить.
– А если, и это не важно?
– Дорога к мечте состоит из жертв. Вы готовы пожертвовать ради нее идеалами, убеждениями, людьми? – почти сердито спросил Олсен.
– Не знаю. Если понадобиться... – Лина поёжилась, не понимая, как разговор принял такой напряженный оборот.
– Обязательно понадобиться. Такие мечты кровожадны. Чем ещё, Лина? Ну же, отвечайте!
– Всем, – медленно проговорила она, с трудом держа испытующий взгляд.
– И лишитесь всего, – Олсен раздавил о пепельницу сигару. – На то они и мечты, чтобы вдохновлять несбыточностью. Им нельзя сбываться. Вы мне можете поверить, что только тщательно продуманная цель имеет смысл?
Полуприкрыв тяжёлые веки, он крутил в пальцах ножку бокала с портвейном, задумчиво поглядывая на Лину.
– Знаете, как я стал промышленником? Думаете, об этом мечтал в вашем возрасте? Нет. Результат несбывшейся мечты. Мне повезло, что она не сбылась, иначе не сидел бы перед вами. Остерегайтесь желаний, Лина, они возьмут что-то взамен. Запомните, хорошенечко.
– Я запомню, – пообещала она.
– Эндрю сказал, вы рисуете. – он резко сменил тему. – Надеюсь, вы подумали, захватить что-то из своих работ? Хочу взглянуть.
– Что? Нет. Возможно, есть несколько фото в телефоне…
Нетерпеливо кивнув, Олсен протянул руку. Перерыв рюкзак, она опустила в раскрытую ладонь старую «нокию». Несколько минут мужчина с мрачным лицом листал фотографии.
Лина вопросительно взглянула на Андрея: за последние полчаса он ни проронил ни звука. Старков слегка пожал плечами.
Олсен поднял голову, вскинул руку, подзывая официанта. Развернулся на стуле и насупил брови:
– Вижу перспективы. Надумаете продвигаться, свяжитесь с моим помощником. Вот, телефон в Лондоне. К сожалению, мне пора. Спасибо, Лина, за приятный вечер, надеюсь мы ещё увидимся. Забери меня завтра в девять, – он кивнул Андрею и широким шагом покинул ресторан.
Лина проводила взглядом энергичную фигуру.
– Что я ему сделала?
– Ничего, – вздохнул Андрей и перешёл на русский: – Всего лишь наступила на больную мозоль.
– Как это?
– Длинная история. Давай я отвезу тебя домой. Здесь задерживаться чересчур дорого.
– И ты расскажешь, в чём дело?
– Возможно, – уклончиво ответил Андрей.
Обратный путь Лина молчала. Она разглядывала скелеты деревьев, проплывающие вдоль трассы и пыталась понять Олсена. Его слова отчего-то холодили кончики пальцев.
Уверенно ведя серебристый Фольксваген "Пассат" с запахом новой кожи, Андрей не мешал. Так же молча проводил по темным ступеням подъезда до дверей.
Откровенно зевая, Лина обернулась:
– Мне завтра рано на пары. Постелить на полу?
– Нет, спасибо. Лучше я воспользуюсь кроватью в номере, – усмехнулся Старков и коротко обнял: – Рад был повидаться, Василек. Приятно знать, что у тебя все хорошо, – он поцеловал в макушку и отпустил. – Спокойной ночи.
Лина повернула ключ в замке, прислонилась спиной к дверям. Лоб покрылся испариной. Сердце неровно и отчётливо стучало в тишине пустой квартиры. Безотчётный страх пустился по венам. Протянув неловкую, будто парализованную руку, она вынула из кармана наушники и воткнула в уши.
Глава 8
Александр Викторович Новицкий причесал буйную шевелюру. Дунул на черепаховый гребень и сунул в оттопыренный нагрудный карман мешковатого пиджака; одобрительно оглядел помощников вдоль длинного стола.
– Мы славненько потрудились. Выставка вышла не дурнее прошлогодней и несравненно лучше той, что устроили в прошлом месяце маляры из технологического университета. Спонсоры довольны, а наш обменный фонд пополнился средствами.
Лина рассеянно грызла карандаш, ожидая, когда Новицкий приступит к главному. Со вчерашнего вечера ассистенты знали, что мероприятие превзошло самые смелые упования руководителя. Кроме хорошей выручки от продаж, Александр Викторович продлил и заключил новые договора с иностранными коллегами, возобновляя угасающую программу обмена студентами.
Пятнадцать человек, собравшихся за столом, внимательно слушали, каждый старался первым уловить в словесной околесице, намёк.
Лоснящееся, бледно-розовое лицо Александра Викторовича расплылось в улыбке, на щеках собрались бульдожьи складки.
– Вы ладненько трудились, дорогие мои. Многие отлично проявили себя и бесспорно заслужили награду, – он сделал театральную паузу.
Мучаясь головной болью, Лина ёрзала на стуле. Как и все в кабинете, она прекрасно понимала, к чему ведёт Новицкий: слухи вторую неделю не просто витали университетскими коридорами, они звенели и громко обсуждались в аудиториях, в лабораторных, в курилках, на каждой лавочке – все спорили, азартно вычисляли шансы как заядлые игроки казино, просчитывая вероятность выпадения "флэш рояля".
Она не участвовала в подобных обсуждениях. У неё был самый высокий бал.
– И позволю сказать без преувеличения, – продолжал Новицкий, – мои ученики, лучшие студенты университета! И за своё усердие, заслужили возможность продолжить обучение в уважаемой мной школе старой закалки, где, как и мы чтут традиции и дух, сопротивляясь всяческим новомодным попыткам исказить, измельчить, принизить, великое искусство, поставив служению масс! Я заявляю – этому не быть! МГУД – последнее прибежище святости русской живописи станет плечом к плечу с ментальным заокеанским собратом для защиты и сохранности нашего всеобщего мирового наследия классики! – он слегка откашлялся и стукнул ладонями о стол: – Дорогие мои, я говорю об Институте Пратт, в Нью-Йорке!
Юноши и девушки сорвались с мест, зааплодировали. Лина неохотно поднялась за всеми, отвернулась от одинаковых лиц, выражающих восторг столь интенсивно, словно речь Новицкого явилась откровением, и об Институте Пратт не знал и первокурсник.
Вяло хлопая, Лина сдержала зевок. Она плохо спала уже вторую неделю, иногда полночи мучилась неясными страхами, противно сосущими под ложечкой. Вернулась детская боязнь темноты. Смешно, но пустая квартира – пугала.
– Ну, будет, будет вам, присаживайтесь, – помахал ладонями Александр Викторович, словно отгоняя мух. – Я лично выберу студентов, которые с честью представят МГУД в будущем году в Нью-Йорке. Это огромная ответственность! Полученный опыт обогатит, расширит и углубит ваши знания, а закончив цикл, они вернутся к истокам, чтобы взрастить новое культурное поколение великой страны. Праттский диплом, именно тот золотой ключик, который многие так тщетно ищут. Он открывает дверь в чудный мир абстракций и иллюзий, приручённых человеческим умом.
Новицкий ненадолго смолк и хитро улыбнулся, словно улыбкой объединил сообщников:
– Вы, толковые ребята, мои лучшие ученики, способны взвесить и оценить значение моих слов. Но вы должны помнить, – он поднял указательный палец, – этот шанс, предоставил вам наш университет. Обучение в Нью-Йорке, оплачено государственным фондом развития сотрудничества, под руководством вашего скромного наставника. – Александр Викторович скромно поклонился и сел.
Второй раз прогремели аплодисменты. Новицкий снисходительно улыбнулся, надел круглые очки. Поигрывая ручкой меж пальцев, пробежал глазами по странице с чёрной горизонтальной полосой, оставленной старым принтером приёмной.
– Завтра секретарь вывесит список перед кабинетом. Всего доброго, молодые люди.
Группа поднялась, аккуратно придвинула стулья к столу, негромко переговариваясь, вышла их кабинета. Повесив сумку на плечо, Лина подошла к двери.
– А, Калетник… – поднял глаза Новицкий. – Будьте добры, задержитесь, милочка.
Лина вернулась на место, опустила сумку на пол выжидательное глядя на Александра Викторовича.
– Вам любопытно взглянуть на список?
– О, конечно... – улыбнулась Лина, стараясь говорить ровно.
– Замечательно. Студенты, участвующие в программе обмена, как правило, добиваются больших успехов, вы согласны?
– Да, Александр Викторович.
– Вы уже бывали в Нью-Йорке?
– Нет.
– Ну, все впереди, все впереди, – улыбнулся Новицкий. – Чудесный город... Суетливый конечно, не без того, но ему это простительно. Это город сбывшихся желаний! О! Чего только он не сулит, отважным мечтателям. Вы, меня понимаете?
– Думаю, да, – неуверенно проговорила Лина.
– Такую возможность ждут миллионы. Но заслуживают единицы. Самые достойные, хваткие, готовые горы свернуть! Как, по-вашему, Василина, вы подходите под данное определение?
– Не знаю. Я надеюсь, Александр Викторович, – растерялась Лина, положив ладонь на неприятно занывший живот.
– Думаю, вы именно такая, – мягко проговорил Новицкий, складывая очки в футляр. – Но, необходимо знать наверняка. Нам с вами, просто необходимо в этом убедиться!
Отбивая пальцами по столу незамысловатый такт, Новицкий приблизился, остановился за спиной. Лина подпрыгнула, неловко вскочила, но влажные руки неожиданно сильно впились в плечи, вернув на место. Тыльная сторона ладони погладила затылок под собранным хвостом. Лина задохнулась. В глазах потемнело. Она упёрлась пятками в пол, но стул не сдвинулся.
Новицкий тяжело прохрипел в ухо:
– Вы хотите увидеть огни Нью-Йорка? Хотите?
– Прекратите! Я закричу! – захлёбываясь брезгливостью, она едва вытолкнула слова из горла.
– Кричать? Ну, зачем же? Ваша фамилия уже в списке… – растопыренная пятерня, словно ледяные скальпели, коснулась ключиц.
Лина схватила скользкую ладонь, впилась ногтями.
– ...но, несомненно, её легко заменить на более достойную! – раздражённо закончил Новицкий, одёргивая руку.
Пружиной вскочив, Лина опрокинула стул, широко открытым ртом глотая воздух. Новицкий плюхнулся в кресло, рывком ослабил узел галстука. На пухлой, словно женской груди, проступило тёмное пятно.
– Калетник, вы хотите распределение или нет? – вытирая мятым платком лицо и шею, сварливо спросил Новицкий. – Сегодня вечером я хочу вас видеть в семь. И не вздумайте душиться: на резкие запахи у меня мигрень.
Он нацарапал в списке студентов адрес, толкнул бумагу через стол:
– Отсутствие будет расценено как добровольный отказ от места. Думайте головой, душенька, – он постучал карандашом по развитым лобным костям. – Не смею задерживать.
Лина покинула кабинет, оставляя дверь распахнутой. Миновала приёмную. На скрипящем стуле повернулась секретарь, прокричала в след. Лина шла, не оборачиваясь, по залитому ослепительным светом коридору вдоль больших умытых окон без занавесок. Остановилась у лестницы.
Как слепец, невидяще поднесла к глазам кулак с зажатой страницей с чёрной полосой. Внутри всколыхнулось и поднялось, что-то прогорклое ... Лина развернулась на каблуках, толкнула дверь уборной. Переломив пополам, её вывернуло наизнанку над унитазом.
«На дорогах Москвы, гололедица...»
Голос диктора звучал невнятно и монотонно, словно за стеной соседей...
Нащупав пульт, Лина нажала кнопку. Секунды гремели, солировали в тишине, разбивались о мозг, неумолимо по капле складывались в часы. Серость незаметно вползала в окно, растекалась по комнате, обесцвечивала предметы. Цвет имели только убегающие с экрана телефона цифры: тошнотворно-жёлтые как несвежий суп. Она следила за ними, не мигая, получая нездоровое удовлетворение проводить по запястью металлической линейкой. Ровная царапина доставалась каждой ускользающей минуте.
Лина вытерла глаза рукавом, отодвинула телефон, больше не видя смысл в мутно-жёлтом, налитом пятне. Серость заполнила углы, забилась в щели, коснулась пальцев на краю швейной машинки, легла холодной испариной на кожу. Вжавшись в толстовку, Лина откинулась на спинку и слилась с комнатой, считая монотонно убегающее тиканье сердца.
Должно быть, задремала...
Немая темнота накрыла с головой. Протянув дрожащую руку, Лина нащупала кнопку настольной лампы и зажмурилась от яркой вспышки. Поставив локти на стол, подпёрла щеки кулаками, вгляделась в потемневшую от времени когда-то белоснежную карточку.
Четыре года. Три месяца. Двадцать четыре дня. Наваждение улыбалось монитором сквозь десятки тысяч километров. Огромное расстояние… и всего лишь математическая единица, никчёмная абстракция для хриплого голоса, все слова которого знаешь наизусть.
Лина погладила пальцем мятые уголки визитки, редко позволяя касаться их, смотреть на неё: она опустошала, оставляла подавленной неделями в убийственной попытке отыскать выход.
«…Дорога к мечте вымощена жертвами. Вы готовы отдать за неё все?»
Готова? Нет… Она не придёт. Новицкий зря прождёт вечер. До потемнения в глазах, Лина сдавила кулаками виски.
Четыре года. Три месяца. Двадцать четыре дня. Росла под сердцем, словно не рождённое дитя – химера, заставляла биться над неправильными глаголами, засыпать над учебниками, хвататься за всё, только не остаться с ней наедине и... не сдаться.
Лина сглотнула тошнотворную сладость, вспомнив желейные влажные пальцы. Александр Васильевич умный человек, великолепно разбирается в людях: безошибочно определил жертву, будто надпись выгравирована у неё на лбу.
Взгляд остановился на истекающих минутах. Как быстро…
Она уронила лицо в ладони, закрыла глаза больше не в силах смотреть на буквы, складывающие мужское имя. Постанывая, замотала головой в бессмысленной попытке отрицания. Она знала – знала, ещё в пропахшем дешёвыми сигаретами кабинете, что не напишет Натали, не позвонит маме, и не пойдёт с заявлением в деканат. Она придёт по адресу в углу измятой бумаги.
Готова?
Лина подняла лицо, нашла взглядом цифры. Время сомнений истекло: её ждёт Новицкий. Телефон лишь на мгновение дрогнул в руке. Крепче обхватив горящий в ладонях металл, она набрала номер такси, чётко выговорив диспетчеру адрес. Горло сжал новый спазм. Пулей мчась к унитазу, Лина мечтала об одном: если снова стошнит, то пусть это будет у Александра Викторовича Новицкого. И пустой измученный желудок свело конвульсией, вывернув желчью.






