Текст книги "Если бы (СИ)"

Автор книги: Оксана Фокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

Глава 24

Солнечный свет лёг прямоугольником на потёртой дорожке перед дряхлым креслом, в котором очень прямо восседала Джулия. Красные всполохи зажигались в свежеокрашенных кудряшках, тени играли на подвижном лице. Она нетерпеливо нажимала кнопки обмотанного скотчем пульта, перебирала каналы в поисках сериала.

Лина сдула со лба волосы, склонила голову на бок, разглядывая начатый портрет, вытерла испачканные пальцы обрывком ткани. Резкий запах растворителя накопился в комнате, вызывая мигрень. Поморщившись, Лина набрала кисточкой краску и размазала по деревянной палитре. Теперь она писала маслом редко. Слишком дорогое удовольствие, отнимающее время и силы. На Свалке рисунки нужны разве что для растопки.

– Сходила бы курочка, – завела любимую песню Джулия. – Сил нет глазеть как ты загибаешься. Вон, одни глазюки остались! – цокнула она языком. – Чо, зыркаешь? Высохла вся!

– Не вертись, – рассердилась Лина.

– Ну, сходи! Убудет от тебя, а? Так не убудет, а полегче станет. Молодая, а схоронила себя как старуха. Чо за жизнь то, у тебя, такая? Тьфу!

– Джули! – прикрикнула Лина. – Мы так никогда не закончим!

Джулия замерла, спустя минуту вновь открыла рот:

– Всего на свете не переучишь, так и знай. И счастья в книжках не сыщешь. Так и сгниёшь бобылём. А развлекаться не грех, в твои то годы! Здесь, курочка, тоже можно приятно жить, если практично отнестись.

Лина слушала жалостливые причитания, закусив от обиды прядь волос. Уже месяц возле дома Бутча околачивался полицейский, к бессильной ярости последнего, срывающего гнев на домочадцах. Джулия считала, что докопалась до причины появления незваного гостя. Она ходила за Линой по пятам, втолковывая выгоду подобных отношений.

Дифирамбы сержанту полиции в устах Джулии звучали святотатством. Темные стены полуразваленных домов в округе впитали ненависть, презрение и глухую злобу к копам: дышали ими из каждой сырой щели. Лина всячески избегала подобных тем. Но Джулия внимательно следила за ней, видела, что слова попадают в раны, разъедают их.

Она усилила напор:

– Не выжить здесь женщине одной, не выжить! Помяни моё слово, упрямица.

– А как насчёт тебя, Джулия? – не выдержала Лина, вступив в навязанный разговор.

– Я? А чо я? Тут родилась – тут и помру. К тому же, я старая, – хрипло рассмеялась Джулия, откинулась в кресле и тут же выпрямилась:

– И потом, все меня знают – я под заступничеством Мигеля. Никто меня не тронет.

Оставив пульт, она вытянула руку, словно на проповеди:

– Ты – иное дело. Ты – чужая. Люди это чувствуют. Тебе защита нужна, ясно?

Лина собрала кисти, бросила в банку и бешено заколотила.

– И коп, значит, для меня защита?

– Кроссман, тебе, ни какой-то вшивый коп, – веско произнесла Джулия. – На Свалке у него влияние и вес.

– Значит, он продажный коп?

– Съешь свой язык, бессовестная!

– А как иначе можно получить влияние и вес в районе вроде нашего?

– Он знает своё дело! И не тебе учить, как его делать! – слегка навыкате глаза Джулии расширились. – У него авторитет, ясно! Даже здесь, – она застучала указательным пальцем в подлокотник, – у Бутча!

– Ладно, Джули, успокойся, – примирительно сказала Лина. – Стоит так нервничать из-за копа?

– Матерь Божья! Он спас тебя неблагодарную, помог, а ты?! – смачно сплюнула Джулия, агрессивно скрестив руки на груди.

– Я ему благодарна, – пожала плечами Лина. – Или благодарность надо облечь в какую-то форму?

– Не хочу больше с тобой говорить, – Джулия отвернулась.

– Как знаешь. Сама начала этот разговор.

– Ну и противной же ты можешь быть!

Присев на подлокотник, Лина погладила красную макушку. Джулия фыркнула, вытянула шею в другую сторону.

– Мы забыли покрасить твои насупленные брови.

– Обойдусь! На кой они мне сдались.

– Давай, пока краска не высохла. Будешь красоткой.

– Ничего не хочу от тебя! Уйди!

– Джули…

– Ты же меня не слушаешь, чо я должна?

Лина молча рассматривала обиженное лицо Джулии. Глубокие скорбные складки залегли у широкого рта. Протянув руку, она разгладила пальцем лоб с сеткой белёсых морщин.

– Хорошо. Я приму приглашение на ужин.

– Так-то лучше! – моментально оживилась Джулия, обернулась, расцветая улыбкой. – Ведь добра тебе хочу, курочка, ты же мне как дочка.

– Грозная, непримиримая, беспощадная Джулия, – нежно проговорила Лина. – Люблю тебя, моя чёрная мамочка.

Джулия открыла рот и порывисто раскрыла объятия. Не заставив себя упрашивать, Лина скользнула под тёплую защиту, сдерживая слёзы.

– Моя упрямая, упрямая девочка, – баюкала Джулия, мягко поглаживая волосы.

– Да, я пойду на ужин. Конечно, если Кроссман, ещё позовёт, – Лина заставила себя улыбнуться. – И это будет чертовски дорогой ужин: его спутница невероятно прожорлива.

Лина покинула красное здание администрации Пратта, получив предупреждение: если за месяц не доберёт кредитных часов по обязательным дисциплинам, её не допустят к сдаче выпускных экзаменов. Засиживаясь до утра под тусклой лампой, Лина портила зрение и валилась от изнеможения пытаясь уменьшить долги по презентациям, докладам, семинарам. Она готовилась в метро, в автобусе, в закусочной, за ужином у Джулии, между лекциями – везде!

Этого было мало.

Спускаясь по ступенькам, Лина уныло обдумывала, как выкроить время на подготовку к новому тесту, следовавшему один за другим? Как получить высший бал, и перекрыть провальные дисциплины, подправив печальную картину?

Пройдя до конца широкой аллеи, она присела на дальнюю скамейку в безлюдной части парка. Достала из рюкзака вчерашнюю булку, отломила половину. Откусывая маленькие кусочки, с усилием проглатывала сухую сдобу. Подержав в пальцах остатки, завернула в салфетку, положив обратно в рюкзак. Голод никогда не отпускал. Ходил по пятам, несмотря на то, что она работала в закусочной. Максимум, на что она рассчитывала у Коула – тарелка похлёбки и разбавленный кофе. Еду у Хэнка не выбрасывали: пускали в переработку, а то, что оставалось, забирали Жозе с Али, не подпуская к кухне даже Молли.

Наслаждаясь спокойствием и тишиной нарушаемой изредка скрипом веток, Лина раскрыла на коленях тетрадку и углубилась в конспект. Она сосредоточилась на закорючках, ставшего неряшливым почерка. Теория безнадёжно отставала, хромала на обе ноги, как и практика. Переворачивая страницы, Лина беззвучно шевелила губами, пока буквы не запрыгали по строчкам, сливаясь в бессмысленный узор.

Вздохнув, откинулась на скамейку и закрыла глаза, вытянула ноги, расслабляя затёкшие мускулы. Ветер шевелил волосы, щекотал ресницы. Солнечный луч проник сквозь сплетённые кроны и бродил по щеке, нагревал колени, ступни...

Впервые за многие-многие дни было тепло. Не открывая глаз, она расстегнула куртку, в который раз отмечая под пальцами чужие пуговицы.

Мысли возвращались к Кроссману.

Здравый смысл подталкивал принять его покровительство. Особенно теперь, когда несколько группировок вступили в открытое противостояние, деля сферы влияния. Свалку рвали на части. На улицах стало страшно и днём. А ночью... как в старой игре в прятки: кто не спрятался – я не виноват. Только по-взрослому. И навсегда.

Лина набрала полную грудь воздуха и медленно выдохнула. Бутч не удержит нейтралитет, и скоро выберет сторону. Усилием воли отогнав видения кровавых разборок, она вновь переключилась на сержанта, неприкрыто добивающегося расположения. Ежедневно встречая его в закусочной, она игнорировала его неуклюжие попытки сблизиться, настойчивые предложения подвезти домой, отказывалась от слишком щедрых чаевых. Внутри все противилось. И дело не в Кроссмане. Ей не нужен мужчина. Она не хотела его – не хотела никого из них.

Хмурясь, Лина с силой заставила сознание вызвать образ офицера. Кривясь и мучаясь, словно примеряя чужую добротную вещь, удерживала перед внутренним взором тридцатилетнего мужчину с суровым лицом. Мысленно обрисовывала форму скул и квадратной челюсти. Да, челюсть отличная – атмосферная. Для копа в самый раз.

Она вспомнила дом на севере Бронкса. Большой и нелепый. Аляповатую спальню с грудой разбросанных вещей, большую фотографию на стене: портрет бывшего президента демократа. Развлекаясь, выкидывала половину мебели, передвигала другую. Но поразмыслив – решила выбросить всё. Утвердила в правах лишь потрясающий вид из окна: белые крыши и... синее небо.

Лина рассмеялась и осеклась. Блуждавший по щеке луч заслонила тень. Прижав к себе рюкзак, она распахнула глаза.

– Привет, Лин. Над чем смеёшься? – улыбался Кроссман; снял фуражку, пригладил чёрные волосы.

Объект размышлений предстал в ярком свете апрельского дня в полной полицейской форме. Лина прищурилась.

– Так, вспомнила. Вы демократ, сержант?

– Да.

Лина кивнула и сложила руки на груди:

– Что вы здесь делаете?

– Искал тебя.

– Зачем?

– Хотел задать пару вопросов.

– Задавайте.

– Давай не здесь.

– А где? В участке?

– Нет. Конечно, нет, – он поглядел по сторонам.

Лина приподняла брови: краснеющий коп, не частое зрелище.

– Давай, где тебе удобно.

– За ужином, – она сунула в рюкзак конспект.

– Да, конечно. Мы можем пойти в ресторан, например…

– К Хэнку.

– К Хэнку?

– Да. Встретимся там.

– Да, конечно, почему бы не у Коула. Отлично. Когда? Сегодня? Завтра?

– На следующей неделе. В субботу.

Лина закинула на плечи рюкзак и двинулась вниз по аллеи. Ветер распахнул полы куртки, забрался под толстовку и пробрал до костей. Она ускорила шаг. Застёгивать новые блестящие пуговицы при Кроссмане, стало неудобно. Он нагнал, пристроился рядом, выравнивая шаг.

– Так во сколько мне зайти?

– В десять.

Лина перебежала дорогу на мигающую ладонь светофора. Кроссман остался стоять на тротуаре, толкаясь в толпе пешеходов.

Глава 25

В субботу Пол Кроссман сменился на дежурстве и заскочил домой. Принял душ, сбрызнул шею одеколоном, надел свежую рубашку и новый плащ. Ровно в десять, твёрдым шагом, переступил порог закусочной Хэнка Коула.

Он заметил её мгновенно. Она принимала заказ, и словно почувствовав его взгляд, обернулась, кивнула на свободное место. Выверенным движением маленькой руки вытерла стол, поставила в центр банку кетчупа.

Пол присел, раздражённо распахнул плащ. Он слишком долго собирался и чувствовал себя неуютно. Проследил, как Лин отдала блокнот заказов Молли, и растворилась в кухонных дверях. Покрутил шеей в тугом воротнике.

Черти что!

Рассчитывал на уединённый романтический вечер с продолжением, а очутился в вонючей забегаловке, разряженный как шут, где каждый трухлявый пень знал его в лицо. За соседними столиками оборачивались небритые лица, взлетали руки.

– Здорово, Пол. Как жизнь, старина?

Кисло улыбаясь, Пол уткнулся в меню, стараясь не замечать колыхание наглого декольте под носом.

– Как обычно, м? Или почитаешь?

– Почитаю, – буркнул он.

Молли выпрямилась, отошла, задев бедром. Пол едва не разорвал меню пополам. Глупая корова подчёркивает банальный трах на заднем сидении патрульной машины в прошлую пятницу. Сжав челюсти, он сдерживал растущее бешенство. Цедя под нос ругательства, поднял глаза и конвульсивно сжал кулак: не заметил скользнувшую тень.

– Привет, Лин! Хорошо выглядишь, – выдал охрипшим голосом первое, что пришло в голову.

Она невозмутимо смотрела на него. Пустое лицо без единой эмоции, не определить: взволнована? напугана? польщена? Пол вглядывался профессиональным сканирующим взглядом в прозрачные серо-голубые глаза. Напрасно. Не прочитал ни одной мысли. Он действовал вслепую.

– Я рад, что ты согласилась встретиться…

– Сперва ужин, – перебила она.

– Да, конечно. – Пол поднял голову, выискивая глазами Молли. Она ошивалась неподалёку подслушивала, нарочито медленно приблизилась, развязно склонилась над столом. Лин спокойно сделала заказ, игнорируя презрительную усмешку на пухлых губах официантки.

– Как обычно, – буркнул он и отвернулся.

В тёмном окне, словно в мутной воде, отразилась их троица. Всё шло наперекосяк. Он не притронулся к своей тарелке, молча смотрел, как Лин ест. Отрывистые движения, опущенные глаза, монотонная работа челюстями. Она не была неаккуратна или груба, просто не пыталась скрыть голод. Не рискнув мешать, он снова уставился в закопчённое окно, испытывая нелепое смущение.

Эта девушка интриговала, как логическая головоломка, не поддающаяся логике. Без пяти минут магистр каких-то там искусств… Пол остановился на мысли, взвесил в уме. Кроме Полицейской академии он закончил двухгодичный общественный колледж и считался в отделении интеллектуалом – остальные за плечами имели только службу в Вооружённых Силах. В Южном Бронксе мало кто мог похвастаться окончанием средней школы.

Что, черт возьми, «магистр» делает в его районе?

Пол раскопал о ней всё: как проводит день, чем занимается ночью, с кем разговаривает, встречается, что, в конце концов у неё на обед. Но только запутался сильнее. По долгу службы он молниеносно делил людей, профессиональным взглядом причислял к определённым категориям. Она же ставила в тупик.

Кто, черт возьми, она такая?

Лин отложила вилку, вытерла рот салфеткой, посмотрела в его нетронутую тарелку.

– Вы будете, это есть?

– Нет, – Пол отодвинул холодное блюдо.

– Я могу забрать?

– Конечно. Без проблем, – он поднял раскрытые ладони, вновь вперился в окно, стараясь не смотреть, как она складывает холодный стейк, хлеб и салат в пакет. Вынул из кармана сигареты.

– Закажите кофе и можете спрашивать, сержант.

Пол кивнул, скользнул по ней задумчивым взглядом. Худая как подросток и прямая как школьница в своём бесформенном балахоне. Что это за цвет? Серый? Хотя, нет – скорее зелёный. Да, без разницы – она в нем всегда. Спина не касается спинки. Явно борется с соблазном расслабиться. Полуприкрытые глаза, опухшие веки, тёмные ресницы бросили треугольники теней на бледные впалые щёки. Чётко очерченный рот кажется ярким и крупным на узком лице, как и глаза. Глаза и рот. Стилизованная под Свалку – кукла. Барби для бедных. Только без сисек.

Тьфу ты чёрт!

Пол выплюнул изо рта дым, раздавил окурок о пепельницу. Подняв руку, она механическим жестом заправила за ухо прядь волос. Он задержал взгляд на тонких пальцах с распухшими красными косточками. Мысли потекли в другое русло.

Он видел снимки Василины Калетник на регистрационных документах. Откапал фотографии в сети. Аппетитная цыпа со сверкающими глазами и копной белокурых волос, спадающих на спину. А улыбка...

Пол был потрясён. Разные люди. Он даже усомнился, что это та самая девушка, которую он спас. Только намётанный взгляд наложил параметры изображения на оригинал и смог проследить единство черт. Жизнь дала ей новое лицо. Оно интриговало и не шло из головы. Теперь он постоянно сравнивал её «до» и «после».

Только вот, после чего?

Неосознанно подбираясь, подражая фигуре напротив, он выдал открытую добродушную улыбку отличного парня. Она обхватила ладонями чашку и не улыбнулась в ответ. Никогда не улыбалась и не кокетничала. Пол так не привык. Обычно он нравился женщинам, знал, о чём с ними говорить, всегда находил темы. С этой же совершенно не выходила непринуждённая беседа. Дерьмо!

Вообще никакая не выходила!

Пол покрутил шеей, бросил взгляд по сторонам: нужно перебираться в другое место пока не поздно. Открыл рот и закрыл. А может, предложить поехать к нему? Почему, нет, чёрт возьми?! Она уже была у него. Лежала в его постели. На его простынях. Он просто осёл, что отпустил её так легко.

Пол с усилием сглотнул комок, расстегнул пуговицу воротника, одним глотком допил водянистый кофе.

– Я хотел поговорить, о Бутче, – промямлил, безотчётно блуждая взглядом по мягким линиям, приподнимающим растянутую толстовку.

Негромкий голос, резко выдернул из задумчивости.

– Я ведь могу не отвечать?

Вскинув глаза, Пол встретил прямой взгляд, чуть покраснел, понял, что был застукан за крамольными мыслями.

– Да, это не официальный разговор. Сама знаешь.

Она кивнула, вынула из пачки сигарету. Пол наклонился над столом, быстро клацнул зажигалкой, но она уже заложила сигарету за ухо, как заправский шалопай. Сжав и разжав кулак, он скривился: как с ней сложно. Досадливо нахмурился и закурил.

– Ничего нового о Бутче, я вам не расскажу, сержант.

– Да, это верно. Зови меня – Пол.

Она безразлично кивнула:

– О чём же будем говорить?

– Давай подумаем. Может о тебе? – он послал тугое колечко дыма в густой туман под закопчённым потолком.

– Мне это не интересно, Пол.

– А если я скажу: это интересно мне?

– Отвечу, что это не мои проблемы и отправлюсь спать.

– Согласен. Почему бы тебе не отправиться спать со мной? – он накрыл ладонью холодные кисти.

– Вы не по адресу. Попробуйте обратиться к Молли, Пол, – она отняла руки и убрала под стол.

– Причём здесь, Молли? Какого черта? Я хочу тебя! – он раздражённо повысил голос.

– Меня это не интересует, сержант.

– Ты ошибаешься! Тебя, ещё как, это интересует! Посмотри на себя! – не выдержал Пол, краснея. – Хочешь сказать, отлично живёшь, у тебя все под контролем, и тебе не нужна помощь?

Он замолчал, злорадно отметил хоть какую-то реакцию в замкнутом лице. Она не отвела глаза, но они слегка расширились, потемнели, приобрели металлический блеск. Навалившись локтями на стол, он настойчиво зашипел:

– Я могу дать защиту, понимаешь? И финансовую поддержку.

– Вы предлагаете мне деньги?

– Ты поняла меня, – он сморщился, будто глотнул неразбавленный скотч.

– Да, сержант. Только, вы уже выяснили, что я не занимаюсь проституцией.

– Скажи, чего хочешь? Выдвини условия!

– Зачем мне это? Мы не в суде. Мне ничего не нужно.

Выругавшись сквозь зубы, Пол отвернулся, осознав: давить бессмысленно, разве что, надеть наручники и доставить в участок. Он посмотрел на сжатый кулак и вдруг увидел толстые пальцы, вцепившиеся в решётку. Увидел себя ублюдком с парковки. Передёрнувшись от омерзения, Пол глубоко вздохнул, отхлебнул пиво:

– Ладно, хочешь, будем встречаться как нормальные люди?

– Возможно с этого следовало начинать, сержант?

– Лин, вы мне действительно нравитесь, поймите! Нравитесь, чёрт подери! Что мне, сказать? Какие слова подобрать? Хорошо, я болван. Не умею играть в подобные игры. Давайте попробуем заново?

Узкие плечи опустились. Она молчала, устало прислонившись к спинке, и как-то сникнув.

– Хотите, буду дарить цветы? Все девушки любят цветы, правда? Мы можем ходить в рестораны. Не такие, как этот. А в настоящие. Я поведу вас в стоящие, красивые заведения в Челси…

– Это неважно, Пол, – апатично произнесла она.

– Что? – нетерпение мешало трезво мыслить, он плохо соображал. Чем сильнее она упорствовала, тем сильнее он хотел. Пусть не сегодня. Отлично. Он подождёт. Рано или поздно – она уступит. Ей некуда деваться, иначе не сидела бы здесь.

– Когда дойдём до секса?

Пол вздрогнул, вновь уличённый.

– Какая разница? Не знаю. Когда захочешь.

– А если не захочу?

Он раскрыл рот, потом закрыл, раздражено взъерошил волосы.

– Всё очень заманчиво, сержант. Особенно прелюдия с цветами и стоящими ресторанами. Только вы немного промахнулись, рассчитав моё "критическое положение". Но, будьте уверенны, когда я дойду до ручки – вы узнаете об этом первым. Я вам обещаю, Пол.

Лин поднялась, взяла со столика пачку "Мальборо", сухо улыбнулась. Впервые.

– Не возражаете? Спасибо за ужин, сержант Кроссман.

Пол недоверчиво смотрел, как она застёгивает куртку, набрасывает на плечи рюкзак, прощается с барменом, кивает кому-то за дальний столик, и уходит. Краем глаза отметил обращённые к нему любопытные взгляды, раздались приглушенные смешки.

Дерьмо!

Срываясь с места, Пол не глядя бросил купюру, и вышел вон из вонючей забегаловки. Хлопнул дверью, проклиная развесивших локаторы пьянчуг, наглую Моли, и упрямую дуру, посмевшую выставить его идиотом в собственном районе.

Глава 26

Лина быстрым шагом пересекла парковку, освещённую новой мощной лампой, закреплённой на крыше закусочной, повернула к разорённой заправке неподалёку от автобусной остановки. Груда ржавого покорёженного металла, ещё не окончательно вырезанная на металлолом, забитые мусором дыры в асфальте, где когда-то были колонки – всё, что осталось от неё.

Тихо ступая, Лина миновала аварийные дома под снос, огороженные черным гнилым забором. Заколоченная католическая церковь, увитая сухим плющом, уныло проткнула шпилем небеса, словно в предсмертной попытке призвать помощь.

Но, здесь не было Бога. Он забрал всё стоящее из этих мест, смыл краски, оставив только безжизненный серый пустырь.

Освещённый пятачок остановки остался далеко за спиной. Кромешная тьма обступала с каждым шагом, простиралась над головой и далеко вперёд. Обманчивая тишина окутала саваном. Лина осторожно ставила ботинки, стараясь не наступить на битые стёкла и кирпичи. Вышла к заброшенной железнодорожной ветке, медленно двинулась вдоль вросших в траву шпал. Она знала дорогу. Обострённые чувства помогали ориентироваться в темноте.

Глухое рычание, казалось, вырвалось из-под земли.

Лина замерла. Полностью оцепенела, пока из кустарника, хрустнув ветками, не выскочила большая овчарка. Подпрыгнула, упёрла мощные лапы в грудь, облизала руки, лицо, шею.

– Ну-ну, Амиго, тише, успокойся! – уворачиваясь от мокрой пасти, Лина потрепала огромную морду. – Я тоже рада. Знаешь, да? Знаешь, что у меня что-то есть? Ну, давай, пойдём хороший, поделимся с Хосе.

Виляя хвостом, Амиго припустился вперёд. Следуя за ним, Лина напряжённо всматривалась в ночь, не упуская из вида бесшумную тень и скорее почувствовала, чем услышала короткий свист.

Она раздвинула ветки кустов. Мерцающий огонёк дрожал оранжевыми бликами в куче жестянок. Обойдя груду мусора, наваленного тряпья и картонных коробок, разглядела сгорбленный силуэт. Он почти слился с темнотой и трухлявыми внутренностями дерева, завалившегося у основания. Амиго вытянул передние лапы, потянулся, мурлыкающе зевнул и улёгся в ногах старика.

– Привет, Хосе, – Лина присела на поваленную ветку.

Старик не обернулся, и не ответил. Их странная дружба отличалась молчаливостью. Скрюченные артритом пальцы подкинули полено в едва теплящийся костёр. Он поворошил палкой, наклонился, подул в огонь. Сырые дрова дымили, плохо разгорались, шипели. Он кашлял, хрипло выдыхал воздух и раздувал пламя пока, наконец, не оживил. Отблески желтоватых язычков заплясали на сморщенном лице с тяжёлыми мятыми веками. Хосе протянул вперёд подрагивающие руки.

Лина достала из рюкзака пакет, положила ему на колени. Амиго встрепенулся, подлез под локоть, тыча в колени мокрым носом. Поковыряв пальцами в еде как слепец, старик вынул нетронутый Кроссманом стейк и бросил собаке. Амиго клацнул зубами, набросился на мясо. Крякнув, Хосе сунул остатки провизии под фуфайку с обрывками ниток и кусками синтепона, торчащего из дыр.

Лина протянула пачку "Мальборо". Неловкие пальцы долго скользили по крепко прижатым друг к дружке сигаретам, пока не вытянули две.

Они молча курили, глядя в огонь.

Амиго свернулся калачиком, положив голову Лине на колени. Она перебирала под пальцами жёсткую шерсть, глубоко затягивалась и монотонно выдыхала изо рта горький дым. Образ сержанта Кроссмана бледнел, кривился и, извиваясь, взметнулся в небо, растаяв с искрами костра.

Сжав ладонью тёплый загривок, Лина заглянула в глаза своему страху и призналась себе, что биться. Боится с каждым днём сильнее. Ограблениями, изнасилования, убийствами, смертями от передозировки наркотиков, болезней и голода пропитался терпко-кислый смрадный воздух трущоб. Лина привыкла им дышать: помнить, и не замечать. Но ужас последних дней не имел ничего общего с привычным напряжением.

Панический животный страх неудержимым воем подкатывал к горлу.

Прошлой ночью она впервые увидела смерть…

Не издали, безлико кочующей из дома в дом, окутывая покрывалом фатализма лестничные пролёты, задние дворы, заваленные мусором подвалы. Прошлой ночью прямо под окном убили ребёнка.

Темнокожий мальчишка в зелёной куртке собирал у дороги бутылки, складывал в тележку на колёсиках. Из-за угла выехал облепленный грязью пикап, а следом чёрный микроавтобус. Громкий металлический свист прошил воздух: птью-птью-птью…

С деревьев полетели щепки, на первых этажах посыпались стёкла. Подняв волну грязи, машины скрылись. Магазинная тележка покатилась, перевернулась. Бутылки ссыпались и раскатились по улице.

Мальчик остался лежать у дороги. Широко раскинутые руки обнимали ржаво-коричневое рассветной небо.

Бутч закрыл все ржавые засовы. Запретил жильцам высовываться. Но, никто и не собирался покидать жалкие комнатёнки. Постояльцев на свет можно было вытащить только силой.

Мальчик лежал один под единственным целым фонарём, словно ориентир… Зелёный огонёк – маяк Хантс-Пойнта.

Лина не знала, какие силы поддерживают тело. Стояла и стояла у окна, прижавшись щекой к облезлой раме, глядела вниз. Рыдал кто-нибудь в ночи, оплакивая ребёнка? Горевал кто-нибудь за ним?

Воздух застыл. Не шевелился. Дом накрыла мёртвая тишина.

Тело увезли утром, когда солнце поднялось высоко, и яркий свет застревал в остатках окон соседнего дома. Приехала полиция, и сломанная фигурка больше не смущала взор, оставив после себя лишь тёмный след на тротуаре. Ненадолго. Первый дождь вновь превратит останки дороги в полноводное озеро.

Фонарь у дома Бутча больше не светил. Ни на следующую ночь, ни после.

Костёр догорел. Оставил напоминанием кучку вздрагивающего под ветром пепла. Тонкая красная полоса на востоке рассекла горизонт, обозначив новый день. Ломаные очертания свалки утратили зловещую таинственность и выступили безликой горой мусора.

Лина поднялась и размяла затёкшие ноги. Стряхнула от земли рюкзак.

– Пока, Хосе.

Старик сидел в той же сгорбленной позе, не поднимая век.

Амиго затрусил рядом, путался в ногах, жался к коленям впалыми боками, словно тоже нуждался в прикосновении и тепле. Он всегда провожал её к остановке. Дожидался первый автобус. Неподвижно сидел, будто вылитый хозяин, сгорбленный Хосе. Не мигая, глядел влажными карими глазами, как Лина поднимается по ступенькам и за ней с грохотом закрывается дверь.