Текст книги "Если бы (СИ)"

Автор книги: Оксана Фокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)

Глава 21

Непрерывный гомон заполнил длинные коридоры, застрял в ушах как водяная пробка. Освежив горящее лицо холодной водой, Лина вышла из женского туалета и побрела на следующую пару. Она заболела. Вечером заныло горло, ночью боль усилилась, на рассвете поднялась температура. Лина не могла глотать, говорить, в глазах темнело; она едва дотянула до метро, но пересдача заваленного теста не оставила выбор: пришлось тащиться в институт.

Широкая спина качнулась за партой и перегнулась через проход. Марго приблизила лицо к рыжеволосой соседке, торопливо зашептав ей в ухо. Обе обернулись к Лине, цокнули языками и покачали головой. Весь экзамен парочка косилась, хихикала, поджимала губы. Лина издёргалась, непрерывно отвлекаясь с трудом вникая в вопросы. Она последней положила работу на стол преподавателя, смутно представляя, что в ней.

– Ну как, сдала? – Марго дожидалась у дверей.

Не в состоянии произнести ни слова, Лина двинулась по коридору. Кровь пульсировала и шумела в голове, в распухшем горле застрял морской ёж, сверля сотнями иголок. Марго лениво отлепилась от стены.

– Калетник, я все хочу спросить: где ты стрижёшься? Так, интересуюсь, чтобы случайно не попасть к твоему мастеру.

Лина потянулась заправить за уши торчащие волосы и, заметив, отдёрнула руки, сунув в карманы джинсов.

– И кстати, тебе ещё никто не говорил, что твой стиль «гранж» напоминает откровенный «бомж»? Что? Опять молчишь?

Презрительный взгляд лизнул ожогом. Лина не знала, где именно остановился многозначительный взор стучащей тонкими каблучками Марго, – пульсирующая в висках боль не давала пошевелить глазами, но мышцы невольно напряглись.

Всю неделю, Лина по-детски радовалась чуду электричества: в дом вернулось тепло, тени в углы, а крысы в водосток. Она просиживала под лампочкой до рассвета, чинила всю одежду подряд. На стянутую у Бутча пачку сигарет, выменяла у Майка-Бекки потёртый кожаный пояс, и аккуратно распустив нитки, вырезала целые куски добротной кожи. Превозмогая усталость, ломая глаза под тусклой лампочкой, Лина исколола в кровь непослушные пальцы, пришивая кожаные прямоугольники на колени джинсов и стёртые локти толстовки. Надеялась обыграть пурпурно-синие заплатки как этакую дизайнерскую находку.

Чувствуя на себе липкий взгляд, Лина поняла: зря старалась. Глазастая Букреева видит недосыпание, несвежую одежду, потных работяг, столы с объедками и волдыри на пальцах от кипящего вонючего масла – этот запах не выветрить, он впитался в кожу и волосы так же, как испортила руки грязная посуда. А ещё, Марго видит в глазах страх и сведённые мускулы, готовые ежесекундно бежать и этого не скрыть ни одной «дизайнерской» заплаткой.

Тяжело дыша и сдерживая озноб, Лина глядела в ноги, ставя одну перед другой. Прищурилась, напрягая расфокусированное зрение: левый ботинок хлюпал подмёткой. Она нащупала в рюкзаке, меж катушек ниток и баллончиком с газом, подаренным Джулией ко Дню Святого Валентина, тюбик клея. Развернулась и поковыляла по коридору к туалету. Смутно сознавала: Марго все ещё кричит вслед.

Десятки фур из Мексики выплюнули тонны говядины, свинины и конины на оптовые склады Хантс-Пойнта. Грузовики заполонили парковку перед закусочной Коула. Дальнобойщики гремели сапогами, разносили грязь, шумели и требовали бесконечной выпивки, пользуясь длинной остановкой.

Лина бегала из зала в кухню от столика к стойке. Преодолевая головокружение и протест мышц, грезивших о покое, приносила, уносила, вытирала, мыла. Скабрёзные шутки, грубые заигрывания и шлепки по ягодицам награждали отовсюду, пока обливаясь потом, она обслуживала посетителей.

Поднос накренился в ослабевшей руке. Пивной бокал съехал, разбился вдребезги о плитку. От барной стойки отделился Хэнк, обрушился потоком брани, обзывая неповоротливой, безмозглой курицей. Шофёры хмыкали, недобро щерясь. Лина молча собрала с пола осколки, думая только о том, что повезло: бокал был пуст и никого из подпитой братии не задело.

Вынимая из гриля говяжий стейк, Лина охнула от полоснувшей боли: основание ладони неестественно побелело и вспухло от ожога. Оттолкнув от печи, Али тонко завизжал:

– Карамба, Жоз! Жоз! Идиотка, угробила заказ!

Не слушая, Лина подхватила тарелки и побежала в зал, сомневаясь, что клиенты ещё в состоянии отличить почти прожаренное мясо от прожаренного.

Перевалило за два часа ночи, когда начистив последнее ведро картофеля и перемыв посуду, она стянула грязный фартук. Экономя силы сунула грязные скатерти в стиральную машину, смазала ожёг мазью и присела на край табурета, положив кипящую голову на холодный пластик стола. Белый колпак Жозе выплыл и исчез в клубах пара. В зале монотонно гудели голоса, изредка взрываясь рёвом. Посетители смотрели бейсбольный матч. Веки налились тупой болью, Лина прикрыла глаза больше никуда не торопясь: последний автобус давно отъехал от остановки.

Слыша в теле каждую ломившую кость и ноющую мышцу, она заставила себя выпрямиться. Сжав челюсти, одним глотком допила остатки воды и стиснула стакан. Спазм вывернул гортань наизнанку, из глаз брызнули слёзы, бессильный кашель заклокотал в груди неспособный вырваться наружу. Лина зажмурилась, не представляя, как лечится без таблеток и антибиотиков... Она влила в себя столько жидкости, но жар только усиливался... В воспалённом мозгу раздулась единственная мысль: держаться... держаться до приезда Джулии.

Морозный воздух оцарапал гортань и лёгкие. Боль чуть рассеяла беспамятство. Проведя ладонью по пластмассовому лицу, Лина сняла с глаз пелену и, стянув шапку, спустилась по ступенькам. Как жарко...

Погруженные в сон рефрижераторы перегородили дорогу, закрыв звёздное небо. Вдалеке, взвыли и быстро отдалились полицейские сирены, промчали по Райва-авеню в сторону Фуд-Сентер-Драйв. Звенящая тишина стала отчётливей. Полуприкрыв глаза, Лина медленно обходила безмолвные глыбы грузовиков, пошатываясь из стороны в сторону.

Над головой раздался резкий звук похожий на выстрел. Стекло звонко посыпалось на асфальт. Единственная лампочка погасла.

Напрягая слух, Лина ускорила шаг. Стараясь не шуметь, вынула из кармана круглый баллончик, привычно положила палец на кнопку подачи газа. Под тяжёлым ботинком звонко треснул лёд. Не оборачиваясь, Лина побежала, толкая ватное тело силами воли. Впереди последний ряд грузовиков, остановка недалеко, в пятидесяти шагах, за ней пустошь, а там она уйдёт...

– Стой!

Лина различала бегущие навстречу красные огни. Раскрыв огромную пасть, темнота летела в лицо. Клочья пены слетали с клыков, застилали глаза. Толчок в спину лишил равновесия, и Лина полетела лицом вниз. Мелькнул серый асфальт с ошмётками грязного снега. Она не знала, как удалось в последний миг развернуться, смягчив падение плечом. Острая боль пронзила тело, дыхание забилось, в глазах поплыло. Выбитый баллончик громко покатился по асфальту...

Воротник впился в шею. Грубые руки потянули, развернули: обдало перегаром и машинным маслом. Лина отвернулась от летящего кулака – удар скользнул по скуле, разбил губу. Рот наполнился солью. Омерзение вытеснило страх – затопило бешенство. Лина вырывалась, колотила по лохматой голове, царапалась, пинала коленями мягкий живот, извивалась, пытаясь выползти из-под грузного тела.

– Помогите! Сюда! На помощь! – из горла вырвался хрип.

Огромные ладони схватили голову, резко опустили затылок об асфальт. Сознание взорвалось, захлебнулось красным. Где-то вдалеке, трещала разрываемая ткань, отлетали и падали пуговицы. Закрутила волна, накрыла с головой. Лина ушла под воду, видя на поверхности в прорези рыжих волос черные зубы и свои раскинутые в грязи руки.

– Ну, чего тут, старине Джеку... – Здоровяк хрюкнул и повалился мешком.

Из сдавленных лёгких выбило последний кислород, затрещали едва зажившие рёбра. Конвульсивно раскрыв рот, Лина захрипела. Бордовые пятна смерти запрыгали под веками, когда вдруг в перекошенный рот, хлынул воздух. Судорожно глотая жизнь, Лина захлебнулась надрывным кашлем, обдирая горло.

– Ты в порядке?

Глаза проткнуло болью, Лина зажмурилась.

– О, черт! Прости!

Луч фонаря сместился в сторону. Опустилась благодатная темнота, обрела форму: над головой навис козырёк фуражки. Коп!

Облегчение, такое же мучительное как пережитый ужас, шевельнуло застывшую кровь. Запротестовали мышцы, кости, заныл ожёг, вернулась боль раздирающая горло. Выдохнув, Лина повернула голову и охнула, ужаленная новым приступом. Попробовала дотронуться до затылка и не смогла. Пальцы запутались в липких волосах.

Придерживая за спину, полицейский помог встать. Скользя по грязи ватными ногами, Лина всеми силами удерживала сознание.

– Ты в порядке? – снова спросил коп.

Приваливаясь спиной к огромному колесу грузовика, она хотела кивнуть, но вовремя спохватилась, с трудом выдавила:

– Где он?

– Отключился. Сейчас прибудут полицейские, заберут тебя в участок дать показания.

Опустив глаза, Лина посмотрела на распластанное в грязи тело. Из полуоткрытого рта на рыжую бороду стекала розовая слюна, в большой руке, с отбитыми плоскими костяшками, застряла светлая прядь. Слабость навалилась так неожиданно, что Лина вцепилась в плечо полицейского:

– Я... не буду, заявлять. Можно... мне домой?

– Ладно. Разберёмся. – Приложив к губам рацию, он быстро заговорил, не спуская с Лины прищуренных глаз: – Сможешь идти? Давай, помогу. Я знаю тебя. Ты работаешь у Хэнка. Куда отвезти? В клинику? Нет? Домой?

Глаза закрывались, Лина не понимала, чего он хочет, куда тянет… Безвольно повиснув в его руках, она кое-как двигала ногами.

– Так, ладно. Где ты живёшь?

Лина расслышала вопрос, но не успела ответить. Полицейская мигалка вспыхнула и ударила точно в мозг.

Глава 22

Синий-синий океан, безбрежный. Она хорошо знала его цвет. Купалась, невесомо покачивалась на пронизанных светом волнах. Вытянув руки, бездумно пропускала сквозь пальцы солнечные лучи, наслаждаясь нежностью и теплом.

– Ты моё небо...

Небо?

Лина резко села в кровати.

Умытое небо обняло шапки снежных крыш, глядя в чистое окно сквозь полоски белых жалюзи. Просторную комнату заливал яркий дневной свет. Лучи путались в узорах оливковых обоев, высветили пыль на комоде красного дерева с массивными бронзовыми ручками. Оббитое лазурной тканью кресло тонуло под ворохом мужских байковых рубашек и спортивных журналов. Чёрные боксёрские перчатки и пара гантелей валялась на терракотовом ковре у хромированного торшера в стиле модерн.

Какофония цветов и стилей резанула. Лина поморщилась. Протянув руку, нащупала на затылке под коркой волос болезненную выпуклость. Голова кружилась, но больше не болела, как и горло. Температура спала, оставив напоминанием слабость в онемевших мышцах. Во рту стоял отвратный привкус горечи.

Где она?..

Лина смяла в ладонях темно-красное покрывало, резко откинула. Неуместно и жалко на темных глянцевых простынях смотрелись белые худые ноги в синих кровоподтёках и синяках. Она механически потянула на бёдра застиранную зелёную футболку от Кельвина Кляйна и дёрнула одеяло, испуганно оборачиваясь.

Дверь бесшумно отворилась. Темноволосый коренастый мужчина вытянулся на пороге по команде: смирно.

– Не знал, что ты поднялась, – он скосил глаза на тумбочку с лекарствами. – Доктор сказал: проспишь до вечера.

– До вечера, – повторила Лина, неосознанно трогая разбитые губы.

– Да, до вечера. Болит? – он шевельнул указательным пальцем у рта.

Она недоуменно смотрела в широкое лицо с угловатыми скулами и чуть приплюснутым носом, носившего явный отпечаток индейской крови.

– Где, я? Мистер…

– Кроссман. Пол Кроссман, – мужчина вошёл в комнату, бросил коричневый пакет на комод и протянул металлический значок в кожаной обложке: – Сержант департамента полиции.

– 41 участок, – прочитала Лина на жетоне.

– Так точно, – он провёл ладонью по волосам чуть смущённым жестом: – В машине ты отключилась. Я не знал: куда тебя деть. Подумал, вряд ли ты захочешь очнуться в больнице. Так что... ты у меня дома.

– Спасибо сержант, Кроссман. Это… очень гуманно, – глядя в чуть раскосые глаза, Лина неуверенно кивнула. – Теперь я могу идти? Мне пора на работу.

– Вообще-то, нет. Доктор настаивает на постельном режиме.

Лина уставилась в смуглое лицо.

– Вы серьёзно, сержант?

Кроссман присел на край постели. Матрас прогнулся под тяжестью коренастого плотного тела. Машинально отодвигаясь, Лина натянула одеяло на подбородок.

– Прекрати! – буркнул он, гневно сверкнув черными глазами. – За кого ты меня принимаешь? Я не собираюсь на тебя набрасываться или что ты там думаешь. Хочу поговорить. Ясно?

Лина напряжённо кивнула.

– Что вам надо, сержант?

– Мне пришлось привезти тебя домой. Я не хотел сюрпризов.

– Вы могли оставить меня у Коула, – холодно заметила она.

– Мог. Но не оставил, по определённым причинам, – он поднялся, сунул руки в карманы серых брюк с идеально выглаженными стрелками. Лине показалось, что скулы сержанта слегка порозовели. Кроссман прошёл по комнате, обернулся, поглядев сверху вниз:

– Я навёл о тебе справки, Василина Калетник: двадцать четыре года, приехала из России учиться в Пратте, будущий магистр, каких-то там, изящных наук.

Глядя на сержанта Лина молчала, пытаясь оценить положение.

– Приводов нет. Визовый режим не нарушен. Наркотиками не балуешься, что подтвердил и тест крови.

Вздрогнув, Лина посмотрела на руки: на левом локте кровоподтёк с точкой запёкшейся крови; похожий прокол на кисти; на запястье отсутствовала повязка эластичного бинта. Угловатые иссиня-черные знаки татуировки, словно китайские иероглифы на белоснежной рисовой бумаге, бросились в глаза. До крови закусив припухшую губу, Лина накрыла ладонью непривычно беззащитную кожу.

Боже! Валялась здесь, как тряпичная кукла!

– В проституции не замечена, – бесстрастно продолжал Кроссман, – в этом вопросе, свидетели единогласны.

Издав непроизвольный возглас, Лина подняла расширенные глаза. Что, чёрт возьми, происходит?!

– Кроме нелегальной подработки, я ничего не нарыл. – Кроссман пожал плечами. – Но до неё мне дела нет, пусть этим занимается миграционная служба. На Свалке легалов в принципе не существует, включая твоего работодателя. Так что, это меня не касается, – он развёл руками. – Я не знал, что делать, а ты горела как печка. Пришлось привезти врача. Он ставил капельницу три дня, вводил антибиотики с глюкозой, у тебя была…

– Три дня? – перебила Лина.

– … фолликулярная ангина и сильное обезвоживание на фоне недостатка массы. Ты очень худая.

– Какое сегодня число? – она поддалась вперёд.

– 24 февраля.

– О-о!..

Вскочив с кровати, Лина пошатнулась, схватилась за деревянное изголовье, преодолевая головокружение:

– Где… где мои вещи?

– Вот. Из химчистки забрал, – он взял с комода коричневый пакет.

– Чёрт! Меня уволили! Уволили!– твердила Лина, судорожно вытряхивая на кровать одежду. Развернув куртку с новыми пуговицами и аккуратно починенным воротником, безудержно краснея, она взяла отутюженные джинсы.

– Кто, уволил, Коул? Не думаю. Он знает, что напали на его парковке. Старик даёт тебе неделю отлежаться и станет отпускать раньше, в награду, что не затеяла шума. Советую воспользоваться случаем и потребовать прибавку к жалованью.

Лина подняла голову, недоверчиво рассматривая хмурое лицо.

– А что на счёт, Торо? Выселил?

– Нет. После нашей беседы он и близко не сунется к тебе.

Тряхнув головой, Лина подумала, что вряд ли офицер оказал услугу, но промолчала. Она хаотично собирала картину из непонятных разрозненных кусков.

– Но, лучше от него съехать. Найди нормальную квартиру. Не самая умная мысль поселиться у Бутча.

– Непременно, сержант.

– Странная ты девчонка, – задумчиво протянул Кроссман, складывая руки на груди. – Думаю, пора объясниться. Я спас тебя, помог…

– Разве, это не прямая обязанность полиции – спасать? Или вы поступили не по уставу, сержант? – раскрыв рюкзак, Лина вспоминала всё ли на месте.

– Хорошо, забудем, – он махнул рукой. – Просто хочу знать: что ты забыла на Свалке?

– А что с тем типом, со стоянки?

– Отпустили.

Лина кивнула, раздумывая насколько можно довериться: похоже, у полиции к ней нет претензий. Стоит ли, что-то менять?

– Молчишь? Не отвечаешь? – Кроссман хмурился.

– Живу я здесь, сэр. – Лина выпрямилась и посмотрела на полицейского: – Сержант, вы не могли бы выйти? Мне надо одеться.

Обтянутые оливковой кожей скулы едва заметно дёрнулись. Кроссман оттолкнулся от подоконника, широкой ритмичной походкой вышел за дверь.

Глава 23

На рассвете в дверь поскреблись. Лина захлопнула учебник и вскочила.

– Вот, принцесса, донесла-таки! Все четыре! – Майкл-Ребекка грузно ввалился в комнату, размахивая мятым конвертом.

– Господи, Бекки! Где ты была? Я места не находила! – Лина вернула на место баррикаду, прислонилась к столу, вглядываясь в худое лицо.

Неделю назад она вручила Майку пятьдесят долларов, и он бесследно исчез. День за днём она выглядывала тонкую фигуру в окно автобуса, подходила к его дверям, прислушивалась, но в комнате обитала немая тишина.

– Никак соскучилась? – Майк выгнул выщипанную бровь, вытягивая в поцелуе губы.

– Ты что, пила? – Лина выхватила из костлявых пальцев конверт и сморщила нос: – Бекки!

– А что такое? Детка в чем твоя проблема? Добрый друг не может угостить выпивкой красивую девушку? – с вызовом спросил Майк, вильнул бёдрами по комнате, круто развернулся как модель на подиуме:

– Только в последнее время друзья теряются, – длинные кисти свесились, изящно встряхнулись, – пшик! Испаряются засранцы как вторые носки. Послушай, принцесса, мне чудится или твой будуар гораздо уютнее и теплее?

– Чудится. Свой ты редко навещаешь, – усмехнулась Лина, готовая на радостях расцеловать бледные впалые щёки.

– Ты же знаешь, милая, я терпеть не могу спать одна. Так холодно, – обнимая плечи, Майк с надеждой посмотрел на кровать.

– Оставайся, неженка, – рассмеялась Лина.

– Я всегда знала, такие стройняшки как мы без труда уместятся на этой коечке!

– Размечталась. Мне давно пора собираться. Так что спи и не мешайся.

Картинно вздохнув, Майк плюхнулся на матрас. Блаженно развалился, свесил длинные ноги в женских истоптанных кроссовках, заложив руки за голову. Подхватив рюкзак, Лина обернулась:

– Бекки, ты, правда, будешь?

– Будь спокойна, крошка! Ни за что не пропущу этот спектакль!

– Ладно, только не опаздывай.

– Да будь я проклята! – Майк расхохотался, зашёлся неудержимым кашлем и бессильно умолк, прикрыв глаза локтем.

Поднимаясь на четвёртый этаж, Лина все ещё слышала каркающие звуки, видела взмокший выпуклый лоб, огромные глаза в чёрных провалах. За последний месяц Майк-Бекки превратился в обтянутый кожей скелет: кашель его доканывал.

Бекки, нужно в больницу! В груди болезненно толкалась однообразная мысль и… обрывалась. Тряхнув головой, Лина постучала в дверь.

– Вуаля! – она взмахнула билетами. – Только проследи, чтобы именинник не смылся.

– Он тебе это припомнит, злодейка, будь уверенна, – хмыкнула Джулия, обтирая перепачканные мукой руки о фартук.

– И пусть! Всё равно он ребёнок, а каждый ребёнок хоть раз бывал в зоопарке! – рассмеялась Лина и легко сбежала по лестнице.

Долги по предметам копились. Висели над головой угрозой исключения как дамоклов меч. Засчитав на просмотре ещё одну работу, она задышала немного легче. Тяжесть на плечах стала почти посильной. Глядя в окно, Лина безмолвно ликовала приезду Джулии и Джея, объявившейся Бекки, здоровью, ясной голове и робким солнечным лучам снаружи – тонким и прозрачным, но уже достаточно сильным, чтобы изрешетить слой графитовых облаков.

Повернув голову, Лина выслушала очередное оскорбление Марго и удивилась не испытав обычной болезненности. Расслабленно откинувшись на спинку, спокойно держала презрительный взгляд, вызывающе демонстрируя залатанную толстовку. Поскребла ногтями кисть искусанную клопами.

Букреева брезгливо передёрнулась, покрутила пальцем у виска, отвернулась и больше ни она, ни её соседка не оборачивались. Лина расхохоталась на всю аудиторию. По рядам прокатилось эхо, докатилось до кафедры. Преподаватель удивлённо обернулся, поднял голову, выискивая нарушителя. Лина послала ему ослепительную улыбку. Она наконец-то научилась защищаться!

Друзья ожидали у метро. Возбуждённо перескакивая через две ступеньки, Лина выбежала из подземки, крепко обняла брыкающего Джейсона.

– С днём рождения! Неужели двенадцать?! Какой ты стал угрюмый и злой: настоящий мужчина! – она подмигнула Джулии, повязавшей малиновый платок поверх старого выцветшего пальто. Выпустив из объятий угрюмого мальчишку, повернулась к худосочной фигуре в необъятной парке.

– Бекки! Пришла!

– Не пойму, принцесса, чего ты так возбудилась? Я же обещала, – хмыкнул Майк и по-свойски взял под руку, откидывая со лба жидкую прядь.

Они двинулись вдоль светлых трёхэтажных домов. Лина зажмурилась, прижалась к плечу Джулии: очутится днём на бойкой торговой улице среди людей, было странно неуютно.

Не таясь, беседуя по мобильным телефонам, прохожие обгоняли, жестикулировали, размахивали пакетами с покупками. Раскованные фигуры исчезали в дверях магазинов и ресторанов. В воздухе витал запах жареных сосисок. Отовсюду неслась музыка. Лоточники громко торговались, перебивая шум. Покупатели осматривали товар, шутили и глотали ароматный кофе из больших пластиковых стаканов.

Четыре фигуры выбивались из ритма как грязные булыжники, брошенные в спокойное озеро; подняли рябь, распространили по гладкой поверхности круги. Людской поток двигался навстречу, естественно огибая и старательно не замечая.

Лина чувствовала – их компания отличается, она другая: одежда чересчур плоха, походка резка, движения нервозны. Три месяца она видела только спины студентов, налипшую на сапоги грязь, склонённые над объедками затылки. Поднять голову и посмотреть людям в лицо оказалось физически невыносимо: хотелось убежать, забиться в угол, спрятаться.

Первые этажи и парадные двери встречных домов были зарешечены. Лина, Джулия и Джейк с Майком неестественно медленно и неловко прошли под прицелами камер наблюдения. Таблички на заборах грозили наказанием за незаконное проникновение и предупреждали о патрулировании холлов полицейскими. Лина отвернулась. Таблички обращались к ним. Северный Бронкс боялся южного соседа, предупреждая: не лезть.

Компания выбрала самую неприметную забегаловку. Занять место у окна они не успели: посетители оборачивались, пересаживались, раздражённо покидали заведение без заказа. Едва слышно Лина попросила официанта завернуть с собою гамбургеры, и они вышли.

Поднялся ветер. Ледяные порывы забирались под одежду, бросали волосы в глаза, выдавливали слезы. Майк вызывающе вилял бёдрами, прикладывал к углу треснутых губ сигарету, громко кашляя в рукав. Джейсон угрюмо плелся позади, стучал палкой по заборам, волочил ноги, демонстративно ковыряясь в носу. Прохожие тормозили, брали детей за руки и переходили на другую сторону улицы. Джулия отвесила сыну подзатыльник, стянула яркий платок, затолкав в потрёпанную сумку. Держа озябшие руки глубоко в карманах, Лина пинала пивную крышку, привычно потупив глаза.

Ещё утром, она думала, как приятно гулять чистыми улицами вдоль уютных домов со всеми стёклами; приятно сидеть в тёплом кафе, медленно пить крепкий кофе и глядеть в чистое окно на прохожих, не прячущих глаз. Она хотела подарить Джейку беззаботный смех, которым они все разучились смеяться. Но, похоже, вытянула на свет то, что предпочитали не видеть, предать забвению, будто они не существовали.

Она чувствовала себя здесь ошибкой – оптическим недоразумением.

Подойдя к высоким металлическим воротам зоопарка, они замедлили шаг и, не сговариваясь, остановились.

Вокруг припаркованных автомобилей с криками носилась детвора; женщина в больших очках пыталась угомонить школьную экскурсию; папы катили коляски, усаживали на плечи отпрысков; мамы тыкали пальцами в карту, споря о маршруте.

Лина взглянула на миниатюрную собачку в модной курточке с меховым капюшоном, рычащей на прохожих с локтя хозяйки. И осознала всю чудовищность затеи. Этот район Бронкса, отделённый от их дома магистралью Кросс-Бронкс экспрессвэй, отличался от Свалки так, словно находился не в трёх милях, а в сотне световых лет. Они не должны здесь находится – смущая добропорядочных ньюйоркцев и туристов. Им здесь не место.

Компания молча отметила билеты на входе, сунув вручённые карты в ближнюю урну. Давно не шутя и не улыбаясь, они шли унылыми аллеями вдоль облезлых клумб, потерявших краску газонов и кустарников. Ветви высоких деревьев расчертили сизое небо, словно молнии. Ветер трепал волосы.

Они прошли бизонов и тигров, миновали широкое озеро с белыми медведями и морскими львами. Не останавливаясь, побрели дальше. Пропустили набитый взрослыми и детьми поезд, и шумный гомонящий прицеп экскурсии "динозавр сафари". У клеток с приматами Джей прижался лицом к железным прутьям.

– Ну и уроды, – он бросил в клетку орех.

С ветки спрыгнули две обезьяны, подскочили, сцепились, громко крича. Орех покатился по дощатому настилу. Из серого дупла выглянула маленькая обезьяна. Подхватила угощение, прижала к груди слишком человеческие пальцы. Повисла на канате и, взвизгнула. Огромная лапа отбросила её в угол клетки. Орангутанг с длинной рыжей шерстью неторопливо поднял добычу и разинул пасть. Злобно сверля застывших зрителей блестящими пуговицами глаз, мощным движением челюстей раскусил орех и осклабился. Маленькое тело в углу дёрнулось последний раз и замерло. Два молодых самца рвали друг друга в клочья, катались по соломе, истошно визжали и выли.

Джейсон схватился за прутья и хохотал. Он подбадривал соперников, тыкал пальцем в клетку и громко ставил на чёрного.

Заткнув уши, Лина зажмурилась. Вокруг собиралась толпа. Майк с Джулией отодрали взбесившегося мальчишку, подхватили под руки и поволокли прочь из зоопарка.

– Дерьмо собачье! Вот это развлекуха! Потеха! Слышь, Лин, здоровски придумала! Супер, слышь! – гоготал Джей, то и дело оборачиваясь.

Не глядя друг на друга, они добрались в Хантс-Пойнт, торопясь раствориться в промозглых улицах. В наступивших сумерках на углу дома обозначилась тень автомобиля. Странная тень, с двойным рядом мигалок на крыше.

Джейсон вырвался, юркнул в подвал соседнего подъезда. Тихо присвистнув, Майк сделал шаг назад и слился с темнотой.

Крупные капли сорвались с неба, застучали по земле часто-часто, в секунду превращаясь в ливень. Пробурчав ругательства, Джулия упёрла руки в бока и агрессивно ринулась к полицейской машине.

Убрав мокрые волосы с лица, Лина отвернулась и поднялась по щербатым ступенькам крыльца, перебирая в кармане жетоны аттракционов.