Текст книги "Дочь короля (ЛП)"
Автор книги: Обри Давид-Шапи
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
"Женское царство принцессы Анны"[297]297
Ch. de Pizan, Le Livre de la Cité des dames, op. cit., p. 144–145.
[Закрыть]
Кто же были эти дамы и девицы обретавшиеся при муленском дворе? Прежде всего принцессы из дома Бурбонов принятые Анной, стремившейся укрепить семейные узы, зачастую шедшие рука об руку с политическими расчетами. Клара Гонзага, Габриэль Бурбон-Монпансье и многие другие принцессы из дома Бурбонов, уже упомянутые выше.
Среди них было также много дам и молодых фрейлин более скромного происхождения, для которых было честью находиться при дворе герцогини. Чаще всего это были пары и даже целые семьи издавна служившие герцогам. Эти женщины, как и их мужья, происходили как из семей крупных государственных чиновников, так и из дворян Божоле и Бурбонне.
Одна из этих дам была очень тесно связана с Анной. Это была жена верного слуги Людовика XI и Карла VIII, Юмбера де Батарне, сеньора дю Бюшажа, мадам дю Бюшаж, игравшая очень важную роль опекуна королевских детей. Эта доверенная дама также являлась бабушкой по материнской линии знаменитой Дианы де Пуатье, в возрасте шести лет взятой герцогиней Бурбонской на воспитание в Мулен, после смерти матери девочки в 1506 году. Диана оставалась со своей покровительницей до 1515 года, когда её выдали замуж за верного герцогской семье человека. Случай с Дианой весьма показателен, поскольку демонстрирует желание Анны вознаградить и отблагодарить целую семью, приняв юную девушку в свой двор. Диана происходила из двух преданных монархии родов, связанных с ней как службой, так и кровью. Её дед по отцовской линии, Эймар де Сен-Валье, близкий советник Людовика XI, первым браком был женат на внебрачной дочери короля. Но её отец, Жан де Пуатье, сеньор де Сен-Валье, был обвинен в государственной измене за то, что встал на сторону коннетабля Бурбона в его конфликте с Франциском I, мать же принадлежала к роду де Батарне. Анна организовала брак своей воспитанницы с очень верным монархии Луи де Брезе, внуком Карла VII и Агнессы Сорель, занимавшим должность Великого сенешаля Нормандии, что укрепило политические и семейные связи Дианы с королевским домом Франции.
Многие другие дамы принадлежавшие ко двору принцессы Анны в отличие от Дианы де Пуатье, оставались в тени. Некоторые даже были забыты. Поэтому особенно ценен рассказ о принцессе, в котором приводятся несколько имен и дается краткое описание её женского двора в 1500–1501 годах, когда Анна находилась на пике своего могущества как герцогиня[298]298
AN, P 1385/2.
[Закрыть].
Семь фрейлин получали жалование по 160 ливров: это были дамы де Кулан, де Сент-Олер, де Ла-Риер, де Ла-Барбелиньер, де Монбардон, де Шатовье и де Брю. Ещё две имели более высокое жалование (400 ливров): это были дамы де Шодези и де Монгаскон. Кроме этих десяти или около того почетных дам, были ещё демуазели, чье жалованье составляло 50 ливров: де Ларошфуко, де Бошан, де Кар, дю Люде (вероятно, Луиза де Дайон дю Люде, бабушка Брантома), де Шамперру, де Монтаре, де Пео, де Монсольон, дю Пешин, ла Петит Сент-Олер, де Шевенон, де Вильнев, де Монс, Лаборд и де Сент-Аон.
В реестре счетов за 1500 год значатся двадцать четыре дамы и демуазели. К ним следует добавить фрейлин и демуазелей находившихся в услужении у юной Сюзанны, именуемой в счете "Мадемуазель": дамы де Таларю и де Сов, которым платили 240 ливров и 160 ливров соответственно, а также около десяти демуазелей. Как и демуазели герцогини, они получали по 50 ливров жалования. Это были демуазели де Шатовье, де Лиль, Дройн, де Ла-Труайя, де Рошфор, де ла Гранд-Серанс, де ла Петит-Серанс и Жаклин Бодиман.
Всего на службе у герцогини и её дочери находилось более сорока фрейлин и демуазелей, не считая тех, кто проживал в Мулене и имел более высокий статус. Не стоит забывать и о семи камеристках, карлице Бонне Камбьер, шести служанках и прачках, женщинах более низкого ранга и, наконец, кормилице Мадемуазель. Всего в герцогской резиденции проживало ещё пятнадцать женщин.
Домашнее хозяйство герцогини выглядело идеально организованным и иерархичным. В реестре перечислено пятьдесят пять женщин из всех слоев общества. Эта цифра весьма интересна и если сопоставить её с данными о дворах других современных королев и принцесс, она становится по-настоящему значимой. Число дам и демуазелей двора королевы Франции Анны Бретонской выросло с 44 в 1496–1498 годах до 54 в 1503–1504 годах[299]299
C. Zum Kolk, "La naissance de la "Cour des Dames": la maison de la reine de France et son personnel féminin (Moyen Âge-XVIe siècle)", dans Femmes à la cour de France. Charges et fonctions, XVe – XIXe siècle, op. cit., p. 35.
[Закрыть], что, конечно, больше, но не намного. В 1531 году, на пике её могущества, при дворе регентши Луизы Савойской, матери Франциска I, находилось 33 женщины, что было меньше, чем у её тёти принцессы Анны[300]300
A. David-Chapy, "La "Cour des Dames" d'Anne de France à Louise de Savoie: un espace de pouvoir à la rencontre de l'éthique et du politique", dans Femmes à la cour de France, op. cit., p. 64.
[Закрыть]. Содержание блестящего и многочисленного двора неизбежно отражалось на авторитете герцогини и показывало её стремление к этическому идеалу, а также осознанному желанию получить политические преференции.
Таким образом, двор был идеальным местом для развития личных связей и галантности. При французском дворе Анна почти олицетворяла королевскую власть, в то время как в Мулене она стремилась сохранить блеск своей былой славы, явно ориентируясь на королевский двор, который сама же и помогла создать. Она была королевой "королевства женщин", королевой шахматной доски, поскольку главенствовала при дворе из-за исключительной значимости своей персоны. Она, как никто другой, излучала сияние, настолько, что в мае 1506 года, по случаю помолвки Клод Французской с Дофином Франциском Ангулемским, современник высказался о процессии, возглавляемой Анной и Луизой Савойской в окружении многочисленных женщин: "казалось, будто к французскому двору прибыло королевство женщин"[301]301
K. Wilson-Chevalier et E. Viennot, Royaume de Fémynie. Pouvoirs, contraintes, espaces de liberté des femmes, de la Renaissance à la fronde, Paris, Honoré Champion, 2000, p. 6.
[Закрыть]. Образ власти, престижа и совершенства, созданный принцессой, был образом королевы этого "королевства женщин", концептуализированного Кристиной Пизанской.
Глава 10.
Принцесса церемоний
Принцесса Анна стремилась к престижу и достоинству, сродни тем, что были у королевы Франции. Как при дворе, так и в правительстве она желала самого высшего положения. Она хотела, чтобы её лицезрели, чтобы ею восхищались, чтобы её почитали и прославляли. И для того чтобы утвердить свою власть важно было не только занимать первое место при дворе, но и регулярно устраивать театрализованные представления своего величия.
Первенство на церемониях
Символическая и политическая значимость отражались прежде всего в месте, занимаемом в придворном протоколе великих церемоний монархии. Этот придворный протокол ещё не стал предметом серьёзного научного исследования, но памфлет под названием Почести двора Элеоноры Пуатье, фрейлины герцогинь Бургундских Изабеллы Бурбонской и Марии Бургундской (Honneurs de la cour d'Éléonore de Poitiers, dame de compagnie des duchesses de Bourgogne Isabelle de Bourbon et Marie de Bourgogne), написанный между 1484 и 1487 годами, может послужить в качестве справочного материала. Один из разделов памфлета, посвященный почетному месту при дворе, свидетельствует о значимости принадлежности человека к королевскому дому Франции, дававшей дочерям короля первенство при дворе, сразу после королев. В Церемониале государства Франция (Cérémonial des estats de France) Элеоноры де Пуатье говорится, что "все женщины должны были следовать в соответствии с положением их мужей, какого бы знатного происхождения они сами ни были, за исключением дочерей короля"[302]302
J. Paviot, "Éléonore de Poitiers. Les Estats de France (Les Honneurs de la Cour)", ABSHF, 1998, p. 75.
[Закрыть].
Таким образом, для дочерей короля Франции происхождение имело приоритет над статусом мужа, что для принцессы Анны было очень выгодно. Более того, ни одна принцесса в королевстве не могла быть ровней королеве, Дофине и дочерям короля Франции. В 1480-х годах невеста короля Маргарита Австрийская была ещё ребёнком и не появлялась на придворных церемониях, поэтому, в отсутствие королевы принцессы занимали главенствующее положение и демонстрировали это как никто другой.
И снова Ален Бушар предоставляет нам ценную информацию о притязаниях принцессы Анны. По его словам, она требовала от своих современников кланяться ей, что обычно приличествовало королеве, а в её случае отдавало дань её достоинству как опекуна короля: "Мадам де Божё держала под своей опекой персону короля, и все остальные государственные и официальные лица преклоняли перед ней колено"[303]303
A. Bouchart, Grandes chroniques de Bretagne, op. cit., p. 170.
[Закрыть]. Однако Анна не полностью игнорировала протокол и несмотря на амбициозность, была благоразумна и предусмотрительна. Например, во время королевских приёмов, организованных ею в 1483–1484 годах в честь Карла VIII, она, по тактическим, протокольным и иным причинам, предпочитала оставаться на заднем плане. Точно так же и во время коронации в Реймсе она не появилась в торжественной процессии, куда дамы не допускались, хотя это не означало, что она на церемонии отсутствовала.
Свадьбы королей и принцев, а также церемонии в честь королев давали Анне большие возможности показать себя в полном величии. Она была в первых рядах на церемониях в честь королев, где её присутствие и первенство демонстрировали всем её политическую и символическую власть. Анна занимала почетное место на помолвке Карла VIII с Маргаритой Австрийской, а несколько лет спустя на свадьбе с Анной Бретонской.
Итальянский посол Эразм Браска отмечал, что по этому случаю принцесса Анна, единственная высокопоставленная женщина участвовавшая в церемонии, впервые появилась в необычном пышном наряде, что должно было символически превознести её власть и престиж по отношению к новой королеве Франции:
Мадам Бурбонская вчера в знак уважения сопровождала её [Анну Бретонскую] в церковь в роскошном наряде и таким количеством сопровождавших фрейлин, какого здесь никогда не видели, не только в отношении её, но даже бывшей королевы [Маргариты]. Но новая королева [Анна] до сих пор не проявляла никакой пышности[304]304
Y. Labande-Mailfert, "Le mariage d'Anne de Bretagne…", art. cité, p. 33–34.
[Закрыть].
Присутствие Анны на королевских церемониях выражало её политическую власть и символическое господство как дочери короля Франции. На коронации Анны Бретонской в Сен-Дени 8 февраля 1492 года герцогиня Бурбонская вновь почтила королеву своим присутствием:
Указанная дама вошла в сопровождении монсеньера Орлеанского, который вел её под руку, и мадам Бурбонской, одетой в платье из золотой ткани. После этого у дверей церкви королева опустилась на колени, а рядом с ней – мадам Бурбонская.
Затем её проводили обратно на кафедру вышеупомянутые монсеньор Орлеанский и мадам Бурбонская, которые всегда были рядом с ней[305]305
P. Gringore, Les Entrées royales à Paris de Marie d'Angleterre (1514) et Claude de France (1517), C. J. Brown (éd.), Genève, Droz, 2005, p. 196–198.
[Закрыть].
Таким образом, престиж принцессы Анны как дочери короля Франции отразился и на королеве, чей шлейф она несла. Жан де Сен-Желе так описывает состоявшийся на следующий день въезда государыни в Париж:
Мадам прибыла с большой свитой, состоящей как из сеньоров, так и из дам. […] присутствовала мадам Бурбонская и целый сонм других дам, которых я не могу назвать[306]306
J.-M. de La Mure, Histoire des ducs de Bourbon…, op. cit., p. 428.
[Закрыть]. […]А рядом с упомянутой свитой находилась, одетая в наряд из золотой ткани, мадам Бурбонская и другие великие сеньоры, дамы и девицы. […]
А за мадам Бурбонской ехали тринадцать девиц на тринадцати лошадях[307]307
P. Gringore, Les Entrées royales…, op. cit., p. 212–213.
[Закрыть].
Это был, окутывающий принцессу, блеск королевской и герцогской славы, первой женщины в королевстве после королевы.
Смерть Карла VIII и воцарение Людовика Орлеанского, её злейшего врага, могли означать для Анны полный разрыв с двором и отказ от власти. Но этого не произошло. Людовик XII отлично понимал, что в управлении государством ему придётся опираться на герцога и герцогиню Бурбонских. Анна, из-за необходимости управлять своими герцогскими владениями, вовсе не отошла на второй план и не пропустила ни одной торжественной церемонии, как то: приём эрцгерцога и эрцгерцогини в Блуа в 1501 году, коронация Анны Бретонской в 1504 году, помолвка Клод Французской с Франциском Ангулемским в 1506 году, их свадьба в мае 1514 года. Список примеров длинный и далеко не полный.
В 1504 году принцесса Анна была одета уже не в золотое, а в чёрное. Будучи уже вдовой, она возглавила процессию на коронации Анны Бретонской, государыни, которую она сформировала и над которой по-прежнему во многих отношениях доминировала. За принцессой следовали, также одетая в траур, герцогиня Алансонская Маргарита Лотарингская и, в то время помолвленная с сыном последней, Карлом, Сюзанна Бурбонская которая "выглядела мудрой и неизменно серьёзной", была одетая в золотые одежды и украшена драгоценностями, на описании которых автор подробно остановился. Этими прекрасными драгоценностями, Сюзанна, по-видимому, хотела продемонстрировать престиж дома Бурбонов. Возможно, это были драгоценности, изображенные на триптихе кафедрального собора в Мулене, написанном Жаном Эйем по заказу принцессы Анны.
Как и принцам крови, обязанным нести во время церемонии, слишком тяжелые для королевы, скипетр и десницу правосудия, принцессе Анне выпала честь нести подношения во время мессы, перед коронацией. Первая фрейлина королевы передала ей "большой сосуд из чистого золота [с] вином в нём; также тонкую облатку белого хлеба и тринадцать золотых экю", которые принцесса поднесла к главному алтарю. Затем она вернулась на своё место, чтобы, по словам свидетеля, возблагодарить Бога "за честь, которую он оказал ей в то время и которую, как я надеюсь, он окажет ей в грядущие времена"[308]308
Ibid.
[Закрыть].
По случаю своей коронации Анна Бретонская во второй раз въехала в Париж, сопровождаемая "дочерью Франции [мадам герцогиней Бурбонской] одетой в чёрную бархатную ливрею", ехавшей в запряженной двумя лошадьми карете и окруженной двумя пажами, одетыми во все чёрное[309]309
Ibid., p. 243.
[Закрыть]. Тот же порядок сохранялся и во время торжественного ужина, где королева восседала на троне, покрытом золотой тканью, с "мадам герцогиней Бурбонской в качестве её компаньонки"[310]310
Ibid., p. 249.
[Закрыть].
Только после коронации Франциска I в конце января 1515 года, Анне пришлось считаться с матерью нового государя, Луизой Савойской, стремившейся к первенству и не собиравшейся уступать женщине, воспитавшей её при французском дворе. Но в 1516 году, когда королева Клод торжественно въехала в Лион, мантуанский посол заметил, что герцогиня Бурбонская при дворе пользуется высочайшими почестями:
Почести и подарки
Как дочь короля Франции и герцогиня Бурбонская Анна удостаивалась особых почестей и множества роскошных подарков, которые она получала от городов и поселков во время своих путешествий. "Дарение подарков обуславливало ожидание идеальных отношений"[312]312
N. Zemon Davis, Essai sur le don dans la France du XVIe siècle, Paris, Seuil, 2003, p. 39.
[Закрыть] и происходило из подношения божествам подразумевающим взаимность, которая, по словам Аристотеля, определяет любой подарок. В политике подарки были явлением обычным, так, города старались завоевать дружбу и покровительство короля, его родственников и приближенных, чтобы получить от них обязательство взаимности.
С 1483 года эти подарки подчеркивали исключительное положение принцессы Анны, единственной дамы в королевстве, получившей их в таком количестве. Такие дарения были призваны задобрить женщину, чью благосклонность городская элита надеялась заполучить в рамках политического сотрудничества. Горожане видели в ней посредника в отношениях с Карлом VIII. Эта практика явно предполагала обмен подарками, что само по себе оправдывало высокую стоимость подношений, тем более что Анна считала делом чести вознаграждать верных людей.
Все внимание было сосредоточено на её персоне, сочетавшей в себе символическую власть дочери короля и реальную власть государственного деятеля. Пожертвования городов воздавали ей почести как воплощению политической и символической власти. Ещё до смерти Людовика XI города, через которые она проезжала по случаю приезда во Францию юной Маргариты Австрийской, прислали ей подарки. В счетах города Амьен перечислены расходы, понесенные в связи с этими подарками. Так, 12 ливров и 12 су было уплачено гончару, а трактирщику за "кларет, вермейль и другие вина" город заплатил 80 экю золотом[313]313
J.-M. de La Mure, Histoire des ducs de Bourbon…, op. cit., t. III, p. 324.
[Закрыть]. Не отставал и город Париж.
Жан Фулькар, прокурор Реймского эшевенажа[314]314
"Mémoires de Jean Foulquart procureur de l'échevinage à Reims (1479–1499)", Revue de Champagne et de Brie, t. I, 1877, p. 47–48.
[Закрыть], составил "декларацию даров, которые должны были быть сделаны во время коронации" Карла VIII в Реймсе в 1484 году. В ней принцесса Анна названа первой и самой знатной, опередив принцев крови, дворян и высших чиновников королевства, прибытие которых ожидалось. "Мадам де Божё" была предложена "прекрасная скатерть, пунш белого вина и два пунша кларета", в то время как герцоги Орлеанский, Бурбонский, Алансонский, Лотарингский и их супруги получили всего по два пунша вина. Превосходила ли Анна всех этих принцев и государственных служащих в достоинстве и власти? Несомненно, ведь ей было уделено особое внимание. Реймсский хронист рассказывает, что "в среду 26-го числа дворецкий короля прибывший в этот город, чтобы приготовить коронационный пир, также попросил приготовить комнаты для мадам де Божё, которая должна была проживать в том же дворце, что и король". Одновременно с преподнесением подарков эшевены Реймса сообщили Анне о своих просьбах к королю, надеясь, что посредством своих подношений они найдут благосклонное ухо, которое будет за них ходатайствовать.
Подарок принцессе в знак благодарности за её благосклонность и посредничество в отношениях с королем, представлял собой две дюжины прекрасных салфеток и скатерть, усыпанную флер-де-лис, которые Анна "приняла с радостью"[315]315
Ibid., III, p. 468.
[Закрыть]. Геральдические лилии, вышитые на скатерти, подаренной Анне, красноречиво символизировали её статус дочери короля Франции и жители Реймса умело использовали эту, столь дорогую для принцессы, символику.
Таким образом, Анну чествовали многие города королевства, с которыми она с 1484 года установила тесную связь, причём эти почести имели как политическое, так и церемониальное значение. В своих Мемуарах Жан Фулькар сообщает, что 2 июля 1486 года "скатерть стоимостью 30 экю и две дюжины салфеток стоимостью 30 экю были куплены и отправлены мадам де Божё […] для того, чтобы отправлять необходимые дела при дворе"[316]316
Ibid., II, p. 290.
[Закрыть].
Со временем стоимость подарков только возрастала и прежде всего, тех, что дарила сама принцесса, что служило эталоном для людей, стремившихся ей подражать. В королевстве велись настоящие дебаты о том, какие почести полагаются принцессам. Именно поэтому, когда в 1517 году готовился въезд в Париж Клод Французской в сопровождении матери короля Луизы Савойской, эшевены, собравшиеся в городской ратуше, решили преподнести ей подарок такой же стоимости, как и тот, что ранее был вручен принцессе Анне:
Было принято решение и постановлено, что подарок города вышеупомянутой даме в виде посуды достигнет стоимости в 2.500 турских ливров или около того, и что это может принести городу гораздо больше пользы в некоторых его делах, которые могут возникнуть, чем вышеупомянутая сумма. А поскольку со времен короля Людовика XI в городе сохранился счет о подарке мадам Анне, герцогине Бурбонской, в размере упомянутой суммы, это представляется довольно похожим случаем[317]317
Th. Godefroy, Le Cérémonial françois, Paris, S. et G. Cramoisy, 1649., p. 760.
[Закрыть].
Так принцесса Анна послужила образцом и эталоном для тех, кто сменил её во главе государства.
Эти подарки льстили гордости принцессы, она придавала им большое значение и даже в случае необходимости могла их потребовать. Например, к "золотой посуде", которая обошлась городу Лиону в 1.678 ливров, она затребовала фонтан из белого мрамора, купленный у флорентийского банкира Каппони за 2.500 ливров[318]318
AM Lyon, BB 20 fo 73.
[Закрыть], что свидетельствует о её вкусе к роскоши и интересе к итальянскому искусству. В 1489 году она без колебаний попросила Лоренцо Медичи прислать ей жирафа, полученного им самим в подарок от египетского султана и привлекшего внимание всей Флоренции, "ибо это животное мира, которое [она] больше всего хотела увидеть"[319]319
Y. Cloulas, "Un caprice d'Anne de Beaujeu. La girafe de Laurent le Magnifique", Anne de Beaujeu et ses énigmes, op. cit., p. 75.
[Закрыть]. Помимо простого тщеславия, присутствие жирафа в её садах в Мулене, несомненно, свидетельствовало о прекрасных отношениях с Медичи, чья власть в то время распространялась на обширные территории. Стремление Анны к почестям и прерогативам было ненасытным, так как они должны были отражать её величие как дочери короля Франции и правительницы государства.
Как мы уже упоминали, при первом въезде в Париж в 1483 году дочь Людовика XI высказала, мягко говоря, необычную просьбу, затребовав у Парламента право на освобождение заключенных – прерогатива, обычно предоставлявшаяся только королеве. Хотя принцесса и получила отказ, тем не менее, этот эпизод свидетельствует о её притязаниях, ещё до смерти отца, поддержавшего дочь в этом начинании. Хотя Анну должна была встречать простая делегация Парламента, именно сам Людовик XI потребовал для своей дочери высших почестей, о чём свидетельствуют парламентские протоколы[320]320
AN, X1a 1490, folo 283 et 306 vo.
[Закрыть]. Таким образом, государь оказал давление на Парламент, чтобы повлиять на воздаваемые его дочери почести, на основании её достоинства, которое он считал неотъемлемым.
