Текст книги "Дочь короля (ЛП)"
Автор книги: Обри Давид-Шапи
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
Между Савойским домом и домом Бурбонов
Королевский дом Франции имел сильное влияние в Савойе, с которой принцесса Анна была связана через свою мать Шарлотту. В конце XV – начале XVI веков многие савойские принцессы проявили себя как амбициозные и властные женщины. Их поддержка стала неотъемлемой частью европейской дипломатической политики Анны. В качестве примера можно привести интерес последней к Бланке Монферратской, ставшей герцогиней Савойской благодаря браку с Карлом I Савойским, сыном Иоланды Французской. После безвременной кончины мужа в 1490 году, Бланка приняла регентство от имени своего сына Карла II (Карло-Джованни-Амедо), к неудовольствию Филиппа де Бресса, требовавшего раздела власти, от чего та решительно отказалась. Бланке удалось продержаться у власти до смерти сына в 1496 году лишь благодаря поддержке принцессы Анны, с которой вела регулярную переписку. Здесь семейные узы смешивались с политическими соображениями и в обмен на эту помощь герцогиня Савойская разрешила французским войскам, направлявшимся в Италию, пройти через свои владения.
Анна также вмешалась в дела своей тёти Бонны Савойской, герцогини Миланской, чей муж был убит и которая пыталась сохранить власть для своего сына Джан Галеаццо Сфорца. Оказавшись перед лицом мятежа и не сумев сохранить своё положение во главе герцогства, Бонна сначала была заключена в тюрьму, затем отправлена в ссылку, но в конце-концов нашла убежище во Франции у Анны и Карла VIII, добившихся её освобождения и продолжавших поддерживать её в борьбе с Лодовико Сфорца. Сестра королевы Шарлотты проживала в Туре, а затем в Лионе примерно до 1500 года.
Эпистолярные источники раскрывают связи Анны с двумя другими принцессами, связанными с Савойским домом через их мать Маргариту, сестру королевы Шарлотты и жену Пьера II Люксембурга, графа де Сен-Поль. Это были Франсуаза и Мария Люксембургские, ближние кузины Анны. Франсуаза вышла замуж за Филиппа Клевского, графа фон Равенштейн, союзника Анны во время Фландрской войны и врага Максимилиана Австрийского. Отношения дочери Людовика XI и Марии Люксембург укрепились благодаря её браку с Франциском Бурбон-Вандомским, верным сторонником принцессы. Анна поддерживала с Марией тесные отношения, о чём свидетельствуют письма, которыми они обменивались[278]278
BNF ms. fr. 15538, folo 102.
[Закрыть]. Как и Анна, Мария была женщиной властной, управлявшей значительными владениями и любившей искусство и книги. Её брак с принцем Бурбон-Вандомским, заключенный под влиянием Анны в 1487 году, иллюстрирует внимание уделяемое сестрой Карла VIII родственникам своего мужа.
Если, как она утверждала в своих Наставлениях, важно быть верной своей крови, то ещё важнее стать частью семьи мужа и почитать её. Принцесса лично воплотила эту концепцию в жизнь, тем более что с 1488 года она утвердилась в качестве женского аналога Пьера, главы дома Бурбонов. Герцогиня, а затем вдовствующая герцогиня, встала во главе сети женщин на основе их общей принадлежности к престижному роду, хранившим память о своём прославленном предке, Людовике Святом.
Мы уже упоминали о важной роли, которую сыграли мужчины дома Бурбонов в качестве политических и военных сторонников супругов де Божё во время Безумной войны. Мужская сеть связей была дополнена женской, только усилившейся с переездом принцессы в Мулен в 1488 году. В эту сеть вошли многочисленные сестры Пьера, а также, ведшая с Анной активную переписку, Жанна Бурбонская, жена Жана де Шалона[279]279
Ibid., folo 197 et 200.
[Закрыть].
Несколько принцесс, входивших в ближний круг Анны, происходили из ветви Бурбон-Монпансье. Все они регулярно приезжали в Мулене, где герцогиня Бурбонская устраивала для них торжественные приёмы. Так было и с племянницей Анны, литератором и библиофилом, Габриэль Бурбон-Монпансье, которой принцесса в 1485 году устроила брак с Луи де Ла Тремуем. Эти две женщины во время Безумной войны часто посещали друг друга, а Анна даже сообщала, что пировала с Габриэлью, что было редкостью в её письмах[280]280
Correspondance de Charles VIII, op. cit., lettre № 85, p. 102.
[Закрыть].
Опекая всех этих принцесс, Анна особый интерес проявляла к детям Жильбера Бурбон-Монпансье и Клары (Кьяры) Гонзага. Их дочь Луиза, жена Людовика II Бурбон-Вандомского, принца де Ла-Рош-сюр-Йон, часто бывала в Мулене, где, как отмечал Гийом де Марийяк, вдовствующая герцогиня "тепло с ней общалась". Сестра Луизы, Рене, в 1515 году была выдана замуж за герцога Антуана II Лотарингского и Барского, благодаря посредничеству Анны, присутствовавшей на церемонии бракосочетания и договорившейся о весьма выгодном для неё дауэре (вдовьем уделе).
Не была обойдена вниманием принцессы и Вандомская ветвь дома Бурбонов, о чём свидетельствуют письма к Анне от Жанны и её сестры Шарлотты Вандомских. В них вместо политики обсуждались личные вопросы, такие как здоровье и беременность. Вот пример, иллюстрирующий эти отношения привязанности и уважения к женщине, выступающей защитницей и покровительницей дам своей семьи:
Мадам, покорно, как только могу, доверяюсь вашей благосклонности. Мадам, я получила письма, которые вы соблаговолили мне написать, и смиренно благодарю вас за подарки, за которые я чувствую себя вам обязанной. Мадам, раз уж вы соблаговолили предложить мне ваш дом и все, что в нём находится, то, я постараюсь вас отблагодарить. Мадам, я осталась здесь, чтобы родить ребёнка, и не поеду в Блуа, поскольку король туда не собирается, а я очень близка к родам. Мадам, я очень обрадовалась, когда узнала, что король просил вас приехать к нему, и если вы приедете, я буду очень сожалеть, если не смогу увидеться с вами, хотя на то у меня есть огромное желание. Мадам, мой муж, монсеньер Неверский, всегда рад покорно служить вашей милости, и если есть какая-либо услуга, которую он и я, мадам, можем вам оказать, пожалуйста, прикажите нам, и мы сделаем это от всего сердца с помощью Господа нашего, который, как я молюсь, даст вам добрую и долгую жизнь. Написано в Париже десятого октября.
Две Анны
В эпистолярном наследии принцессы, большинство составляют письма к кровным родственникам, хотя это не исключало отношений и с другими принцессами. В качестве примера можно привести Анну Бретонскую. Прибыв к французскому двору в возрасте четырнадцати лет, она, как мы уже говорили, была обучена обычаям французского двора сестрой Карла VIII. Письма, которыми обменивались две принцессы, по крайней мере внешне, свидетельствуют о том, что они были в хороших отношениях. Тон писем можно охарактеризовать как весьма теплый:
Сестра моя, я очень благодарна вам за все хорошее, что Лаврил мне о вас рассказала, и за доброе расположение ко мне […] и не думайте, сестра моя, что я вам не доверяю, так что можете быть уверены: все, что я могу для вас сделать, я сделаю от всего сердца, и я хотела бы быть рядом с вами, чтобы больше поведать вам о своих желаниях. […] Я с нетерпение жду ваших маленьких собачек, и если у меня есть те, которых вы хотели бы заполучить, я не пожалею их для вас. Что касается вас самих, сестра моя, то я молю Бога, чтобы он хранил вас в своей святой заботе. Написано двенадцатого февраля.
Другие письма показывают, что обе Анны активно сотрудничали в таком важном вопросе как организация браков для дам из своих свит[283]283
Ibid., folo 15 ro vo.
[Закрыть]. Весьма вероятно, что принцесса Анна сохраняла при дворе превосходство над своей снохой в течение нескольких лет. Очевидно, что "Великая мадам" была оттеснена от власти вовсе не Анной Бретонской, как некоторые утверждают, а Луизой Савойской, причём только в 1515 году.
Принцессы Империи и Италии
Вопрос отношений с императорским домом был крайне важен, так как Францию со всех сторон окружали непримиримые враги, правившие во Фландрии, Испании и Австрии, тем более что отказ от Маргариты Австрийской в июне 1493 года сопровождался потерей территорий, которые Людовик XI с таким трудом приобрел. Анна отчетливо осознавала необходимость заключения мира с домом Габсбургов. В письме к своему брату Франческо, маркизу Мантуи, Клара Гонзага описывает пышное и торжественное возвращение Маргариты во Фландрию в 1493 году:
Мадам Маргарита отправилась во Фландрию к монсеньору, своему брату, с большой честью и пышностью, с богатыми и великолепными подарками: каретами, кроватями, гобеленами и золотыми тканями, а также роскошным буфетом с серебряными и золотыми вазами, её кубок для питья был наполнен великолепными драгоценностями. Сопровождавшие её сеньоры и дамы уже вернулись, и те, кто видел её, говорят, что это было прекрасное и необыкновенное зрелище – лицезреть её с такой благородной свитой[284]284
N. Dupont-Pierrart, Claire de Gonzague, comtesse de Bourbon-Montpensier (1464–1503). Une princesse italienne à la cour de France, Villeneuve-d'Ascq, Presses universitaires du Septentrion, 2017, p. 102.
[Закрыть].
Несомненно, что Анна попыталась хоть как-то загладить вину за позорный отказ, который Маргарита переживала как настоящее предательство и унижение. По-видимому, обе принцессы сохранили какие-то отношения, о чём свидетельствует письмо Маргариты к герцогине Бурбонской много лет спустя, в 1514 году, в котором она выражает соболезнования в связи со смертью бастарда Людовика Бурбонского, камергера эрцгерцога Карла:
Мадам, моя добрая тётя, я от всего сердца вас приветствую. Я полагаю, что вам хорошо известно о кончине бастарда Бурбонского. […] И я уверяю вас, моя добрая тётя, что мне очень жаль, что он умер, ибо он был хорошим человеком, и я молюсь, чтобы Бог принял его душу и дал вам, моя добрая тётя, то, чего вы больше всего желаете[285]285
Minute, Arch. Nord, L. M. n 31.622.
[Закрыть].
А как насчёт Италии, где также было много влиятельных принцесс? Нам хорошо известно какой интерес и какие амбиции во Франции, в период Итальянских войн, вызывал полуостров, описанный в письме Карла VIII герцогу Пьеру Бурбонскому как "райский уголок". Хотя принцесса Анна не одобряла итальянскую авантюру своего брата, ей, как обычно, пришлось действовать прагматично и реалистично. Раз уж король решил предпринять эту экспедицию, его нужно было поддержать. Поэтому хорошие отношения с мелкими трансальпийскими государствами были политической необходимостью. Уже упоминавшаяся Бонна Савойская могла бы послужить верным проводником французской политики в Милане, но она проиграла в противостоянии с герцогом Лодовико Сфорца. Поэтому пришлось обратиться к другим принцессам: в Мантуе – к герцогине Изабелле д'Эсте, в Милане – к сестре последней Беатриче д'Эсте, а Клара Гонзага, жена Жильбера Бурбон-Монпансье, играла во Франции роль посредницы в итальянских делах.
Клара Гонзага прибыла во Францию в начале 1480-х годов. Будучи дочерью герцога Мантуи Федерико Гонзага, Клара вела регулярную переписку со своей семьей, к которой была искренне привязана, будь то её брат Франческо II и его жена Изабелла д'Эсте или её сестра Елизавета, герцогиня Урбино, сделавшая двор своего мужа значительным центром эпохи Возрождения. Через Изабеллу Клара поддерживала связь с герцогиней Милана Беатриче д'Эсте, а также с герцогиней Феррары Элеонорой Арагонской, с которой была в дружеских отношениях. Последняя была женой франкофила Эрколе д'Эсте, отца Изабеллы и Беатрисы, вставшего во время Итальянских войн на сторону Франции, в то время когда его мантуанский зять вступил в союз с венецианцами против французов. Клара была так привязана к своей семье, что дважды, в 1486 и 1494 годах, приезжала в Мантую и поскольку она считала себя принадлежащей к обоим домам – Гонзага и Бурбонов, то подписывала свои письма как Клара Гонзага-Бурбонская. Подобно принцессе Анне, пытавшейся сочетать верность домам Франции и Бурбонов, Клара стремилась к франко-итальянскому взаимопониманию.
Во Франции Клара и её муж Жильбер Бурбон-Монпансье пользовались благосклонностью и покровительством супругов де Божё и королевской четы. Именно принцесса Анна, как покровительница Клары, сделала её фрейлиной новой королевы, и с тех пор Гонзага входила в круг приближенных герцогини Бретани, а также герцогини Бурбонской, которая иногда вела себя с ней как настоящая госпожа. Об этом свидетельствует тот факт, что Анна конфисковала фамильные драгоценности Клары, посчитав её слишком расточительной и опасаясь, что её детям они не достанутся. Сеньор де Момон, советник Жильбера и управляющий делами его детей, написал Кларе по этому поводу очень красноречивое письмо:
Мадам, как вам хорошо известно, мадам Бурбонская находясь в Жьене прислала за мадам де Ла Тремуй, оказала ей самый шикарный приём, какой когда-либо та получала, и целый день не сказала ей ни слова ни о вас, ни о ваших детях, хотя той очень хотелось завести об этом разговор. Но потом она много рассказала мадам де Ла Тремуй о вас и о ваших детях, и среди прочего, что вы должны приехать в Мулен, и чтобы за вами послали, и чтобы ваш бедный дом привели в порядок, и что вы очень плохая хозяйка, и что для блага монсеньоров, ваших детей, будет лучше, если вы получите свой дауэр, […], и показала ей ваши украшения, сказав, что хранит их для свадьбы своей племянницы, и что она прекрасно знает, что если они будут у вас в руках, то вы распродадите их одно за другим[286]286
Bibl. de l'Institut, 255, folo 3–4.
[Закрыть].
Таким образом, герцогиня навязывала свою волю дамам из её семьи. Но, что бы Анна ни думала о своей кузине, та была незаменимым связующим звеном между Францией и Италией. Через Клару, проводившую с ней в Мулене недели, а то и месяцы, Анна узнавала, что происходит, и, что говорят при дворах Северной Италии, даже не имея необходимости вести регулярную переписку с итальянскими принцессами. Вольно или невольно Клара держала Анну в курсе событий и помогала поддерживать с итальянскими государями дружеские отношения, необходимые для реализации королевских амбиций в Италии, как во время царствования Карла VIII, так и Людовика XII. Эта политика увенчалась успехом, поскольку миланский и феррарский дворы стали сторонниками французов.
Женские и мужские связи очень тесно переплетались, и пара Клара и Жильбер, идеально вписывалась в цели супругов Бурбонских, служа королю и их дому. Когда Жильбер, будучи вице-королем Неаполя, в 1496 году умер, его дети, естественно, оказались под опекой короля Франции но, прежде всего, его сестры, несмотря на то, что их мать находилась в Мантуе. Письма, отправленные Франческо Гонзага после смерти Жильбера, свидетельствуют об интересе Пьера и Анны к Кларе и её детям: "Мой дорогой кузен, монсеньер король, напишет вам и моей вышеупомянутой кузине, он намерен проявить себя хорошим опекуном по отношению к ней и позаботиться о её детях, наших племянниках и племянницах, как о своих собственных"[287]287
AsMn, Gonzaga, b. 626, 263.
[Закрыть]. Судьба Клары Гонзага не была безразличен королю Франции и его сестре.
Принцессу Анну судьба Клары интересовала и по политическим причинам, поэтому она просила вернуть её во Францию. Хотя герцог Миланский отказал Кларе в проезде через его владения, именно Бурбоны выступили в качестве посредников[288]288
Archivio di Milano, Autografi, carteggio 54.
[Закрыть] и уладили это дело благодаря "любви и привязанности" к ним Сфорца[289]289
N. Dupont-Pierrart, Claire de Gonzague…, op. cit., p. 213.
[Закрыть]. Сам камергер герцога Бурбонского входил в состав эскорта, посланного за вдовствующей графиней Бурбон-Монпансье. Из Лиона, куда она прибыла в апреле 1497 года, Клара сопровождала Карла VIII в Мулен, где обсуждались матримониальные дела. Планировалось выдать принцессу замуж за миланского герцога Лодовико Сфорца, овдовевшего после смерти Беатриче д'Эсте, умершей при родах, ещё совсем молодой. Анна также помогла заключить брак между Луизой Бурбон-Монпансье и Андре IV де Шовиньи, виконтом Броссе. В 1510 году Изабелла д'Эсте в почтительном письме к Анне обратилась с просьбой разрешить выплатить 500 экю в качестве приданого своей племяннице Виржинии Гонзага, брак которой устроила Клара.
Как мы уже видели, смерть Карла VIII в 1498 году не означала, что его сестра Анна отошла от дипломатических дел. Напротив, в конце 1499 года она предложила маркизу Мантуи, искавшему союза с Людовиком XII, себя в качестве его представителя при короле. Присутствие итальянских послов при дворе Анны после 1498 года является ещё одним доказательством её неугасающего политического влияния. Она была полностью вовлечена в итальянские дела в то время, когда Людовик XII утверждал свои амбиции в отношении Милана.
Через Клару Гонзага дом Бурбонов прославился в Италии, о чём свидетельствует вкус маркизы Изабеллы д'Эсте к украшению Espérance, которое она носила. Такую же драгоценность носила и Елизавета Гонзага, герцогиня Урбино, а похожую, "сделанную из золота и эмали", подарила своей дочери Элеоноре и сама Клара. По словам гувернантки, это украшение она "носила за ухом под головным убором, что производило прекрасное впечатление"[290]290
Ibid., p. 130.
[Закрыть].
В знак того, что эти итальянские принцессы играют исключительную роль в политике, в то время, когда дом Гонзага переживал трудные времена, а Изабелла д'Эсте искала французского покровительства для себя и своей дочери Элеоноры, Анна предложила принять юную принцессу в Мулене. Она обратилась к Изабелле д'Эсте в таких выражениях: "Моя дорогая кузина, присылайте её ко мне, когда пожелаете, ибо я буду обращаться с ней, как со своей собственной дочерью"[291]291
Ibid., p. 263.
[Закрыть]. Анна пообещала, что юная принцесса получит в Мулене хорошее образование, а также предложила своей гувернантке, мадам де Шалюс, взять под опеку для воспитания крестницу герцогини, маленькую Анну Бурбон-Монпансье. Несмотря на то, что эти планы небыли реализованы и в итоге ни одна из двух мантуанских принцесс не приехала во Францию, письмо герцогини Бурбонской многое говорит о её амбициях и символической власти в начале 1500-х годов, а также иллюстрирует величие её герцогского дома.
Мулен, модель "Двора дам"
По словам Брантома, узнавшего это от своей бабушки Луизы де Дайон дю Люде, которая была "вскормлена" дочерью Людовика XI при дворе королевы Шарлотты, принцесса Анна устроила в Мулене великолепный "Двор дам":
В своём дворце [в Мулене] она, устроила двор, который, как рассказывала моя бабушка, всегда был очень красивым и величественным и где проживало большое количество дам и девушек, которых она очень добродетельно и мудро опекала[292]292
P. de Brantôme, Vie des dames illustres, op. cit., p. 262.
[Закрыть].
Это совпадает как с мнением сеньора Ла Вогийона, часто бывавшим при её дворе, так и с мнением мантуанского посла Гроссино, присутствовавшего при въезде в Лион Клод Французской в 1516 году. Он описывает принцессу Анну в окружении восхитительных дам и дамуазелей и даже признается, что влюбился в одну из них[293]293
Mantoue, Archivio di Stato, A.G. 633.
[Закрыть].
Тот же Брантом приписывает Анне Бретонской создание при французском дворе "двора дам". Очевидно, что это утверждение, по нескольким причинам, следует рассматривать как ретроспективное. Во-первых, новейшая историография показала, что феминизация королевского и герцогского дворов была уже существующим явлением. В середине XV века у королевы Марии Анжуйской, супруги Карла VII, было от двадцати до сорока фрейлин и девиц[294]294
B. Chevalier, "Marie d'Anjou, une reine sans gloire, 1404–1463", dans Autour de Marguerite d'Écosse, op. cit., p. 81–98.
[Закрыть]. Как мы уже видели, принцесса Анна обеспечила Маргарите Австрийской четко структурированный двор с устоявшейся иерархией придворных дам и камер-фрейлин, которых в 1490 году насчитывалось двадцать три. У маленькой Шарлотты Арагонской при французском дворе также был свой двор. Кто ещё, кроме принцессы Анны, мог быть ответственен за эту феминизацию двора, которая, в случае с Маргаритой Австрийской, была призвана повысить престиж и достоинство будущей королевы Франции?
Заботы Анны по обустройству двора герцогини Бретонской по прибытии той в королевство в 1491 году говорят о многом, поскольку именно принцесса перевела дам и фрейлин, находившихся на службе у Маргариты, в штат новой королевы. Там же оказались и другие принцессы, которых она хотела пристроить, например, вышеупомянутая Клара Гонзага. К этим дамам присоединились те из свиты Анны Бретонской, которые прибыли во Францию вместе с ней. Значение двора как места, где была представлена власть, постоянно росло. Поэтому кажется вполне естественным, что Анна перенесла на свой герцогский двор в Мулене ту модель, которую она лично помогла разработать и создать при французском дворе.
Пьер Мартен, духовник герцогини Бурбонской, более чем хвалебно отзывался о дворе Бурбонов. Он отмечал, что материальное содержание этого двора шло рука об руку с возвышением душ тех, кто ежедневно его посещал. Брантом, по этому поводу писал:
Как я знаю от своей бабушки, при дворе мадам герцогини готовили великолепную еду, и вряд ли были дамы и дочери великих домов её времени, не перенявшие это у неё. В то время дом Бурбонов был одним из великих и великолепных домов христианского мира. И именно она создала это величие[295]295
P. de Brantôme, Vie des dames illustres, op. cit., p. 263.
[Закрыть].
Питание дам муленского двора, по-видимому, носило скорее интеллектуальный и духовный характер, нежели материальный, хотя принцесса Анна не пренебрегала и этим аспектом. Ведь, если верить автору Жизнеописания знаменитых женщин (Vie des dames illustres), она щедро снабжала предметами первой необходимости тех, кто принадлежал к её двору:
Таким образом, создание принцессой роскошного и прославленного двора в Мулене, стало воплощением теоретической модели, основанной на добродетели, мудрости и знаниях, а также результатом желания перенести в столицу герцогства свою власть, престиж и могущество, ранее проявленное во главе государства. Поэтому создание "двора дам" следует рассматривать как намеренное проявление величия, которым Анна уже не могла обладать как правительница королевства. Она, несомненно, стремилась создать свой престижный двор по образцу двора королевы Анны Бретонской.
Политическое значение создания "двора дам" очевидно: он представлял собой переход от квазикоролевской политической власти, осуществляемой во главе государства в 1480-х годах, к женской власти в рамках ослепительного герцогского двора. Поскольку Анна больше не могла выражать своё величие во главе королевства, она заменила его, посвятив себя обязанностям герцогини Бурбонской и Оверньской, а также создав двор, воплотивший в жизнь благородный идеал добродетелей. Герцогиня хотела, чтобы её двор стал местом, где она могла на практике применить советы, данные в её Наставлениях и вдохновленные трудами Кристины Пизанской. Под влиянием блистательной принцессы дворы Франции и Бурбонов стали зеркальным отражением идеального женского двора, где Наставления воплощались в жизнь.
