Текст книги "Дочь короля (ЛП)"
Автор книги: Обри Давид-Шапи
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
Размышления о политике и этике в Наставлениях
Анна посвятила себя этой задаче в своих Наставлениях, настоящем духовном завещании, отражающем наследие Средневековья и предвещающем эпоху Возрождения[253]253
C. Martin-Ulrich, ""Bon fruit et déceptable monde": Anne de Beaujeu et l'héritage augustinien", Reines et princesses au Moyen Âge, Cahiers du CRISIMA, no 5, Montpellier, 2001, vol. 1, p. 469.
[Закрыть]. Хотя некоторые считают Наставления малоинтересным текстом, слишком сосредоточенном на вопросах повседневной жизни, внимательное его прочтение, вероятно, изменит это мнение. Конечно же, Анна не была Кристиной Пизанской, однако, в этом зерцале, посвященном дочери, можно проследить политические амбиции принцессы. Образование и политика неразрывно связаны друг с другом, ведь основы доброго управления заложены в добродетельном воспитании. Вполне вероятно, что принцесса в какой-то момент своей жизни овдовев окажется одинокой, поэтому в такой ситуации ей придётся "мудро управлять собой" и "вести себя мягко и осторожно". Конечно, главным занятием овдовевшей женщины должна быть преданность семье, и в этом не было ничего нового, а скорее наоборот. Однако это также предполагало обязанность лично управлять своими владениями, не делегируя никому ни одной из своих прерогатив:
Таким образом, Сюзанна должна была сочетать добродетель и достойное христианки поведение с интеллектуальными способностями, чтобы справляться с обязанностями герцогини во время отсутствия своего мужа, что не преминуло случиться, когда Карл Бурбонский вместе с Франциском I уехал воевать в Италию.
Несмотря на то, что вопрос правления в Наставлениях подробно не рассматривается, они предлагают подлинное размышление о политических стратегиях, разработанных Анной, в то время когда она была наделена огромной властью. Это размышление выходит далеко за рамки поиска добродетели во имя спасения души – самой сути христианской веры. Конечно, понятие добродетели лежит в основе всего произведения принцессы, но она посвящает свой опыт в политике тому, что ей дороже всего, следуя по стопам Кристины Пизанской и Аристотеля, чьи труды и идеи она усвоила:
Эти слова написанные Анной для своей дочери свидетельствуют о важнейшем месте добродетели в жизни каждой благородной дамы и каждой христианки, поскольку эти два понятия неразделимы. Добродетель – это поиск существования, напоминала Сюзанне мать[256]256
Ibid., p. 71.
[Закрыть]. Все, что касается добродетели, связано со статусом Сюзанны, которая, прежде всего, является принцессой, живущей при дворе. В любой ситуации желательно уберечься от неожиданных поворотов судьбы, посвятив свою жизнь настоящим ценностях, которые всегда неизменны. "Жестокому" миру, "столь гнусному и развращенному", "среди благ которого нет ничего вечного и неизменного", мы должны противопоставить добродетель, "добрый плод", только и могущий принести стабильность.
Благоразумие и мудрость характеризовали королевскую власть и, в более широком смысле, любую форму власти, связанную с ней. Именно такие качества ожидались от принцесс правящих королевством или, как в случае Сюзанны, своим герцогством. Сестра Карла VIII, прежде чем заняться дочерью, преподала это искусство благоразумной власти своей племяннице Луизе Савойской, применившей его на практике и придавшей ему новый символический и аллегорический вид. Для матери Франциска I пример принцессы Анны и её наставления стали основами для осуществления добродетельной и благоразумной власти[257]257
A. David-Chapy, Anne de France, Louise de Savoie…, op. cit., p. 278–281.
[Закрыть]. Благоразумие само по себе подразумевало ряд добродетелей, конкретно применяемых при осуществлении власти. Правительство должно было руководствоваться благоразумием, по определению являвшимся добродетелью. Интересно, что историк Андре Шастель определяет благоразумие как "способность к эффективным действиям"[258]258
A. Chastel et R. Klein, L'Europe de la Renaissance. L'âge de l'humanisme, Paris, 1963, p. 15.
[Закрыть] и как таковое, оно занимает важнейшее место в политике тех, кто управляет, будь то мужчины или женщины. Кристина Пизанская в Послании к Офеи Гектору пишет, что благоразумие – это "мать и проводник всех добродетелей"[259]259
Ch. de Pizan, L'Epistre d'Othea, G. Parussa (éd.), Genève, 1999.
[Закрыть]. В Книге о граде женском она также утверждает, что женщины пользуются благоразумием так же, как и мужчины, не только в своём доме, но также и в управлении государством[260]260
Ch. de Pizan, Le Livre de la Cité des dames, E. Hicks et Th. Moreau (éd.), Paris, Stock, 1992, p. 114–116.
[Закрыть], тем самым, по крайней мере теоретически, открывая для женщин двери во власть.
Анна, вдохновленная идеями Кристины Пизанской, сделала благоразумие идеалом, который она превозносила в своей государственной деятельности и литературных трудах. В своих Наставлениях принцесса восхваляет добродетельное поведение и основываясь на личном опыте с мастерством излагает искусство жизни при дворе. Эту науку благоразумия, унаследованную Анной от своего отца и почерпнутую из произведений Кристины Пизанской, она и хотела привить своей дочери. В произведении, написанном ею в самом начале XVI века, Анна дала представление о своём восприятии двора, где всегда необходимо было быть начеку, проявлять благоразумие и осмотрительность, поскольку этот мир был жесток и безжалостен.
В Наставления восхваляется добродетель и "срединное состояние", то есть золотая середина, основанная на благоразумии, мудрости и благодушном смирении – источниках хорошей репутации[261]261
Ibid., p. 60 et 67.
[Закрыть]. Поэтому прежде всего должно было избегать "глупости" и "показывать себя во всём добродетельной и благоразумной"[262]262
Ibid., p. 59.
[Закрыть]. Если для любой благородной дамы важно иметь "хорошую и честную репутацию"[263]263
Ibid., p. 42.
[Закрыть] (тема, красной нитью проходящая через все Наставления), легко представить, насколько чувствительной к этому должна была быть Анна при осуществлении своей власти. Эта репутация, была тесно связана с добродетелью и обусловливала как любовь подданных к принцессе, так и мир внутри королевства.
В Наставлениях затрагиваются и другие вопросы, такие как красноречие и смирение, также являвшиеся проявлением добродетели. Смирение, безусловно, было христианской добродетелью по определению, поскольку противостояло гордыне, которой следовало всячески избегать. Анна постоянно напоминала о дихотомии между "глупыми и мудрыми", смиренными и гордыми, грехом и добродетелью, божественным наказанием и спасением. Смирение – это часть мудрости, поскольку оно свидетельствует о том, что те, кто его практикует, будучи простыми созданиями Бога, не забыли о своей греховной природе.
Для Анны это были не пустые слова. На протяжении всей своей жизни она старалась никого не обидеть неуместной гордостью и стремилась никого не унизить. Это прослеживается в её отношениях с окружающими. Не отказываясь от своего авторитета, она была сдержанна и скромна, что объясняет, почему добродетель смирения фигурирует в её Наставлениях как одно из главных качеств правительницы, в тесной связи с "служением любви", скрепляющим и объединяющим общество. Постоянно ассоциируясь с "добродетелью кротости" и учтивости, смирение было необходимо принцессе для того, чтобы хорошо ладить со своим окружением, как в частной сфере, с домочадцами, так и в публичной, с государственными чиновниками и иностранными послами. Таким образом, Анна, как и Пьер, владела способность к самоограничению и самоконтролю, что было настоящим искусством управления.
Анна разработала даже формы, которые должно было принимать это смирение. Прежде всего, принцесса должна была относиться ко всем с простотой, чтобы никого не унизить и не вызвать недовольства народа, любви которого необходимо добиваться. Такое отношение соответствует пятому правилу Пруденция, который в Книге о трех добродетелях (Le Livre des trois vertus) советует "мудрой принцессе" "приложить все свои усилия к тому, чтобы оказать милость и благосклонность всем своим подданным"[264]264
Ch. de Pizan, Le Livre des trois vertus, op. cit., p. 66–68.
[Закрыть]. А Кристина Пизанская рекомендовала в отношениях с членами королевского Совета стремиться "умилить их любовью" и добиться их похвалы, дружбы и благосклонности. Пример, который Анна подала своей дочери, был как практическим, так и теоретическим. Его можно проследить как в осуществлении власти, так и в её трактате о воспитании и резюмировать следующим образом:
И все же, дочь моя, каких бы успехов ты ни добилась, если хочешь приобрести почетную репутацию, всегда остерегайся этого самонадеянного порока гордыни и знай, любовь людей нельзя завоевать ни чем иным кроме скромности, кротости и вежливости. […] Я советую тебе обращаться с другими, из какого бы маленького местечка они ни пришли, с величайшей учтивостью и смирением, на какое ты только способна, и всегда оказывать им честь[265]265
Anne de France, Enseignements à sa fille, op. cit., p. 60–61.
[Закрыть].
Это "стремление никого не обидеть и не оскорбить", это "умение поставить себя на один уровень со всеми" проявлялось и Екатериной Медичи, пришедшей к власти примерно пятьдесят лет спустя[266]266
D. Crouzet, Le Haut de Catherine de Médicis, op. cit., p. 41 et 44.
[Закрыть]. Может быть, она читала Наставления, "канонический текст", вобравший в себя все добродетели, ожидаемые от идеальной принцессы, копия которого была у Маргариты Наваррской и Дианы де Пуатье?
В Наставлениях превозносится благоразумие, включающее в себя мудрость, сдержанность, проницательность, ум и самообладание, не забывая о хитрости и даже плутовстве. Вот сколько добродетелей предстояло освоить юной Сюзанне, ведь ей предстояло жить при дворе, где благоразумие – это настоящее искусство выживания. "Житейское благоразумие" принцессы Анны, это женский эквивалент мудрости, это ежедневная расчетливость, не оставляющая места естественному выражению чувств при дворе, где на первый план выходили представительность и внешний вид.
Скрытность, которую рекомендовала проявлять Кристина Пизанская в Книге трех добродетелей, и Людовик XI в Розе войны, – одна из разновидностей благоразумия, поскольку её конечной целью является сохранение мира, согласия и репутации принцессы. "Справедливое дело" оправдывает использование экстраординарных методов в экстраординарные времена. Этот эмпиризм и прагматизм, способность приспосабливаться к условиям текущего момента можно увидеть как в самой Анне при осуществлении ею власти, так и в теории, которую она разработала для юной Сюзанны. Эта же тема присутствовала в советах, которые принцесса давала своему брату. В письме от 1488 года она призывала государя не доверять "изящным словам" его "мятежных подданных", в данном случае принцев[267]267
P. Pélicier, Essai…, op. cit., p. 280–281.
[Закрыть]. Недоверие и скрытность были частью "правил игры" в политике и при дворе, о чём Анна прямо напоминала своей дочери:
Следует отметить, насколько советы, данные Сюзанне в Наставлениях, повторяют практику принцессы, которая в 1488 году письме к де Ла Тремую рекомендовала ему остерегаться послов герцога Орлеанского, говоря о них: "Они говорят хорошие слова, но я не знаю, что у них на уме"[269]269
Correspondance de Charles VIII et de ses conseillers, op. cit., p. 98.
[Закрыть].
Эта фраза иллюстрирует склонность мужчин-политиков конца XV века, для достижения своих целей, скрывать свои намерения притворством. Анна, будучи принцессой своего времени, была знакома с искусством скрытности, которое она сама практиковала. Рекомендации брату и командующему армией де Ла Тремую находят отклик и в Наставлениях, где она, как мудрая принцесса, предостерегает свою дочь от лицемерия, царящего при дворе.
Наконец, благоразумие тесно связано с красноречием – качеством, дорогим гуманистам, для которых оно являлось божественным даром. Этот инструмент составлял суть политики. Устное слово боговдохновенно, потому что способно привести к миру; устное слово – это сила, потому что именно мудрость, добродетель и сила убеждения, побеждая зло, приводят к согласию. В своём зерцале герцогиня Бурбонская полностью отождествляет красноречие с благоразумием, поскольку намеревалась дать своей дочери урок мудрой и рассудительной речи. Слова должны были быть тщательно взвешены, поскольку как их избыток, так и недостаток могли подорвать эффективность, к которой следовало стремится в политическом диалоге.
Такие соображения были присущи не только Анне, но и всем её современникам. В эпоху Возрождения зародилась, основанная на искусстве устного слова, новая цивилизованность о которой говорилось как в Наставлениях для Сюзанны, так и в трактате Придворный Бальдассаре Кастильоне, опубликованном в 1528 году. В своих размышлениях о власти и искусстве жизни при дворе, Анна постоянно обращалась то к средневековым понятиям, то к нарождающимся гуманистическим идеям: она была одновременно наследницей старого и проводником нового мышления, и именно это ставит её на пересечении двух миров, делая ключевой фигурой в развитии политической мысли раннего Возрождения.
Принцессы эпохи Возрождения: политические и культурные традиции Анны
В то время, когда Анна писала свои Наставления, она стала отождествлять себя со своей святой покровительницей, идеальной матерью и наставницей, о чём, в частности, свидетельствует скульптурная группа, изображающая Святого Петра, Святую Анну, наставляющую Деву Марию и Святую Сусанну, заказанная для замка Шантель около 1500 года. Элизабет Л'Эстрейнж считает, что обращение к Святой Анне выходило за рамки простого духовного покровительства и позволяло герцогине "утвердить свою политическую и династическую власть"[270]270
E. L'Estrange, "Sainte Anne", dans Patronnes et mécènes…, op. cit., p. 153–154.
[Закрыть]. Но прежде всего, это было частью уже упомянутой игры в отождествление с персонажем, в данном случае со Святой Анной, отвечавшей всем требованиям этического и интеллектуального идеала, который дети должны были воспроизводить и воплощать.
Благодаря образованию, которое она им дала, её примеру властной женщины и зерцалу добродетели, а также написанным ею Наставлениям, Анна стала политической и культурной матерью для многих принцесс, о которых мы ранее упоминали.
Большинство из них пошли по её стопам в осуществлении женской власти. Луиза Савойская в 1515 году получила титул регента королевства от своего сына Франциска I. Она без колебаний воспользовалась делегированными ей чрезвычайно широкими прерогативами и стала квазигосударыней. Принцесса-дипломат, как и её тётка Анна, она вела переговоры и заключила с регентом и штатгальтером Нидерландов, Маргаритой Австрийской, Дамский мир (Камбрейский мир 1529 года), с которым вся Европа связывала надежды на примирение между Францией и Империей[271]271
A. David-Chapy, "Louise de Savoie et Marguerite d'Autriche, princesses de la paix des Dames", dans La Paix des Dames, 1529, J. Dumont, L. Fagnart, P. G. Girault et N. Le Roux (dir.), Tours, Presses universitaires François-Rabelais, 2021, p. 43–59.
[Закрыть]. В то время Маргарита, тётка императора Карла V, управляла Фландрией и держала двор в Мехелене, а Филиппа Гельдернская, ставшая герцогиней Лотарингской, после смерти мужа пыталась взять на себя регентство от имени своего сына[272]272
G. Tranié, Philippe de Gueldre (1465–1547), "royne de Sicile" et "povre ver de terre", thèse de doctorat d'histoire moderne nouveau régime sous la direction de D. Crouzet, Université de Paris-Sorbonne, IRCOM, 2012.
[Закрыть]. Существование в Европе традиции женщин-правительниц было наследием Анны и вышеназванные принцессы были далеко не уникальны.
Встав во главе крупных государств, они, в свою очередь, выполняли роль наставниц по отношению к своим отпрыскам, и не только. Луиза Савойская включила в свой девиз любовь к своим детям (Франциску и Маргарите Ангулемской) и книгам. При её дворе в Коньяке, а затем и при королевском, графиня Ангулемская стремилась дать им самое совершенное гуманистическое образование. Маргарита Австрийская, не имевшая собственных детей, воспитала большое количество маленьких принцев и принцесс, отданных под её материнскую опеку. Луиза дала образование королю Франции Франциску I, а Маргарита – императору Карлу V.
Анна также привила этим дамам любовь к книгам. Обе отличались количеством и качеством заказанных ими книг, а также интересом к авторам, пропагандирующим женскую власть. Симфорьен Шампье служил принцессе Анне, которой в 1503 году посвятил книгу Корабль добродетельных дам (La Nef des dames vertueuses), а затем перешел на службу к Луизе Савойской и прославил её род в Больших хрониках Савойи (Les Grandes Chroniques de Savoie) опубликованных в 1516 году[273]273
S. Champier, La Nef des dames vertueuses, BNF, Rés. Vélins 1972 et Les Grandes Chroniques de Savoie, 1516, BNF, Rés. Velins 1173.
[Закрыть]. То же самое можно сказать и об Оливье де Ла Марше, посвятившим свой труд Украшение и торжество дам (Le parement et triumphes des dames) Маргарите Австрийской, копию которого отправил Сюзанне Бурбонской. А Жан Лемер де Бельж в Короне из маргариток прославил Маргариту как идеальный образец образованности и гуманизма и перед тем как перейти на службу королеве Анне Бретонской в Храме Чести и Добродетели (Le Temple d'honneur et de vertus) восхвалил добродетель принцессы Анны.
Как мы увидим далее, именно под влиянием Анны европейские дворы становились более женскими.
Благодаря своему жизненному опыту и размышлениям, переданным многочисленным принцессам эпохи Возрождения, Анна утвердилась в качестве образца для подражания, о чём свидетельствует популярность её Наставлений. Дочь Луизы Савойской, Маргарита Наваррская, литератор и гуманист, заказала копию этой книги, которую считала эталонным зерцалом. Напечатанная Эсташем Марешалем и Жаном Баррилем в Тулузе, она была посвящена королеве Наваррской, которую за её добродетель сравнивали с принцессой Анной[274]274
M. Chatenet, "Les enseignements d'Anne de France à sa fille Suzanne de Bourbon", dans Anne de France, Art et pouvoir, op. cit., p. 60.
[Закрыть]. Это произведение было признано достойным, чтобы быть включенным в коллекцию книг, принадлежавших Диане де Пуатье, которая сама воспитывалась при дворе герцогини Бурбонской в Мулена. Можно с уверенностью сказать, что и великая Екатерина Медичи также была знакома Наставлениями, из которых она почерпнула идеи и использовала их в своих собственных целях.
Принцесса Анна оказала огромное политическое, культурное и этическое влияние на целое поколение женщин, властвовавших в начале XVI века. Большое число молодых девушек, воспитанных ею впоследствии заняли видные места в правительствах. Её политическое и интеллектуальное влияние в Европе начала XVI века было настолько велико, что можно с уверенностью сказать, что Анна стала первой великой принцессой-гуманисткой эпохи Возрождения во Франции.
Глава 9.
Королева шахматной доски
Влияние Анны не ограничивалось только ролью наставницы юных принцев и принцесс. Теоретически Кристина Пизанская воссоздала идеальный Град женский в своём одноименном произведении, а Якобус де Цессолес (Якопо да Чессоле) сравнил феодальное общество с фигурами на шахматной доске[275]275
Ch. de Pizan, Le Livre de la Cité des dames, op. cit.; J. de Cessoles, Le Livre du jeu d'échecs, J.-M. Mehl (éd.), Paris, Stock, 1995.
[Закрыть]. Анне было хорошо известно содержание этих произведений, в них она черпала вдохновение и под их влиянием принимала ответственные решения. Принцесса знала по опыту, что количество и значение придворных дам повышает престиж и величие двора.
Анна стала истинной королевой своего дамского двора. Этот двор был огромен, и его следует понимать не в пространственном и физическом, а скорее в интеллектуальном и культурном смысле. За пределами герцогства Бурбонского и королевства Франция он распространялся на большую часть Европы – шахматную доску с политически самостоятельные фигурами, но с очевидным культурным единством.
Многочисленные женские сети
Мы уже упоминали о многочисленных личных связях принцессы с мужчинами-политиками, основанных на стратегических и политических реалиях и являвшихся частью осуществляемой принцессой власти. Но Анна имела такие же связи и с женщинами, имевшими влияние при различных европейских дворах.
Реконструкция этих связей была проведена на основе источников, таких как письма, отправленные или полученные принцессой, и сохранившихся до наших дней весьма разрозненных свидетельств. Это исследование выявило существование сети связей между женщинами, центром которой была Анна как наделенная властью правительница, дочь короля Франции и герцогиня Бурбонская.
Занимаемое ею центральное положение было обусловлено тем, что Анна была дочерью короля, и именно происхождение вознесло её на пьедестал, куда не мог подняться никто другой, кроме Маргариты Австрийской и Анны Бретонской, а также сестры принцессы, Жанны, нелюбимой жены герцога Орлеанского. Кроме того, Анна была старше по возрасту, и все эти женщины были просто обязаны её уважать. Это объясняет почтение и смирение, с которым принцессы и дамы обращались к ней в своих письмах. Символическое господство и власть, исходившие от персоны Анны, сделали её выдающейся фигурой на политической шахматной доске.
Верность крови Франции
В своих Наставлениях принцесса Анна восхваляла верность крови, предаваясь своеобразному восхвалению своей семьи, поскольку в первую очередь она хранила верность именно ей. Вполне естественно, что Анна поддерживала тесные связи с принцессами королевского дома Франции, из которого сама происходила.
Две её тётки по отцовской линии, герцогиня Савойская Иоланда и Жанна, вторая жена герцога Иоанна II Бурбонского, умершие в 1478 и 1482 годах соответственно, безусловно, оказали влияние на Анну, как своими политическими идеями, так и интересом к книгам и искусству, который они разделяли с королевой Шарлоттой Савойской. Иоланда прославилась как властная женщина и регентша, а Жанна – как известный меценат.
Анна проживала при дворе Карла VIII, в Амбуазе и Блуа, вместе со своей сестрой Жанной и всячески поддерживала её в отношениях с мужем Людовиком Орлеанским, которого побуждала навещать свою жену. Она никогда не ставила под сомнение законность их брака, организованного её отцом. Этот брачный союз был выгоден ей с политической точки зрения, поскольку герцог Орлеанский был её самым грозным врагом, и Анна не хуже его понимала, чем грозит этот бесплодный брак для Орлеанского дома. О характере их отношений говорят дошедшие до нас письма сестер, написанные в напряженный период плена Людовика Орлеанского. Жанна обращалась к Анне не только как сестре, но и как правительнице, пытаясь добиться освобождения своего мужа, к которому была очень привязана, несмотря на унижения и презрение, с его стороны. Она просила у своей сестры прощения для мужа и умоляла её ходатайствовать за него перед королем:
Однако, просительница так ничего от Анны и не добилась. Принцесса была бескомпромиссна и считала, что государственные соображения не могут превалировать над семейными узами. Для освобождения герцога не было никаких оснований, ведь он являлся серьёзной угрозой миру и её положению главы королевства.
Жанна была не единственной принцессой, возлагавшей свои надежды на свою властную сестру. Родная тётя Анны, Мадлен королева Наваррская, сестра Людовика XI, просила принцессу о заступничестве за свою дочь Екатерину де Фуа, с которой плохо обращался её муж Жан III д'Альбре. Эта просьба свидетельствует о огромном влиянии сестры короля, считавшейся способной вмешаться в дела семьи этих аристократов:
Мадам, я могу ожидать помощи только от вас, и я умоляю вас сжалиться над моей дочерью, которая тайно послала человека умолять меня обратиться к вам, поскольку её муж уже два года с ней не виделся и не присылает ей содержание, из-за чего ей нечего пить, есть и носить, и если бы не её маленькая дочь, которую она не может оставить, она пришла бы пешком, чтобы просить на пропитание. Мне тяжело это переносить, потому что я люблю только её одну, поскольку Богу было угодно забрать двоих других моих детей на небеса. Мадам, не сообщайте моему зятю, её мужу, что она пожаловалась мне, потому что с ней будут плохо обращаться. Пожалуйста, сжальтесь над ней и дайте ей убежище в каком-нибудь месте.
Имена этих двух принцесс Юга также фигурируют в союзном договоре, подписанном с супругами де Божё в 1484 году, что свидетельствует о том, что этот союз носил как личный, так и политический характер. Анна была заинтересована в лояльности и благосклонности тех, чья политическая поддержка была жизненно необходима в разгар войны против мятежных принцев.
Анна была связана со многими другими принцессами королевского дома Франции, игравшими при дворе, благодаря своему статусу и рождению, ключевую церемониальную роль. Тётки, племянницы и кузины, часто пересекались с Анной. Например, во время церемоний часто упоминалась внебрачная дочь Людовика XI, Жанна де Валуа. Известная как мадам Адмиральша, Жанна была женой Людовика Бурбон-Руссильон, внебрачного сына герцога Карла I Бурбонского. Помимо принадлежности к королевскому дому Франции, она также пользовалась престижем брачного союза с Бурбоном, что давало ей право присутствовать на королевских крестинах, коронациях и въездах в города.
