Текст книги "Исход благодати (СИ)"

Автор книги: О. Зеленжар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

– Кривой Шимс, говорят, подох со всей бандой. Кровищи пролилось… Это все Поморники.

– И где ж сам Эсвин? Гоголем должен ходить…

– А Жемчужный порт, говорят в имперской осаде. Совет кардиналов гадит под себя…

– Да ладно? Неужто война?… В городе и так волнения. Протектора можно встретит за каждым углом. Кошмар…

Напоминало светские беседы в каком-нибудь салоне для высокородных. Асавин невольно усмехнулся. Больше всего напрягло отсутствие Поморников. Если они теперь короли контрабандистов, то должны прийти на заседание, чтобы закрепить свое возвышение. Асавин хотел сказать это Френсису, но передумал. Снова отмахнется, словно от мухи.

Когда собрались все заявленные банды, заседание объявили открытым. У Квентина Торгуса был надтреснутый голос, периодически обрывающийся на зловещий свист.

– На повестку дня вынесен главный вопрос: Цитадель Морока и как сдержать все разрастающееся влияние этого молодого новообразования. Начнем. Слово дается Мару Подателю, главе Просителей.

Асавин почти не вслушивался в предложения выступающих. Спектакль, разыгравшийся перед его глазами, был до банального скучный. Интересно, сколько часов потребуется просидеть, чтобы они наконец до чего-нибудь договорились? Напоминает заседание в обычном совете гильдии. Возможно, оттуда и скопировали формальности, для солидности. Словно дикари, оттопыривающие мизинчик, когда пьют из костяного рога. Так же смешно и нелепо.

Кто-то предложил договориться с Мороком, Френсис настаивал на том, чтобы объединиться и стереть ублюдка с лица города. Мару Податель поддерживал его, начались дебаты, и Асавин почувствовал себя лишним. Его слова и замечания тонули в гомоне, напоминая всполошенный курятник. Здесь, следуя заветам петухов, слушали только самых горластых. Асавин смолк, дав окружающим вволю наораться. Со скуки он начал рассматривать балконы. Что это там за шевеление? Бойцы с жаром и яростью болели за своих главарей, как посетители Арены за кровавых танцоров.

Ба-бах! – от неожиданности Асавин согнулся пополам. Все заволокло серым едким дымом, а затем последовал второй залп. Зазвенело в ушах. Сквозь этот пронзительный свист донеслись яростные крики, скрип перевернутых столов, топот ног, хищный скрежет стали. Всеобщая драка? Опасно стоять на пути у слепой стали. Все так же согнувшись и закрыв голову руками, Асавин ринулся к выходу из зала, уворачиваясь от клинков и пытающихся сбить его с ног тел. Как там Френсис, ему было совсем не интересно. Если эту мразь прирежут, как бешеную собаку, он был готов поставить кувшин кижары сделавшему это герою.

Прям перед его носом пролетело орущие тело и глухо ударилось о скрипучий паркет, затем еще одно, едва Асавин успел преодолеть мертвое препятствие. Все окончательно смешалось: клубы дыма, окровавленные клинки, взметающиеся плащи. Вот и двери. Массивные, дубовые с потертыми позеленевшими ручками. Асавин попытался распахнуть их, но они не поддались, сзади на него навалилось еще несколько тел, которые принялись судорожно колотить в двери. Просочившись сквозь эту волну испуганной плоти, Асавин спрятался за ближайшей колонной, прямо за бочонкоподобным основанием с безвкусными фестонами. Так ему подсказало животное нутро, уж сильно толпа сзади напирала, грозясь размозжить его об дерево, как букашку.

Ба-бах! Снова звон в ушах. Люди у двери стали падать, словно подрубленные деревья. Прижавшись спиной к колонне, Асавин сполз до самого пола, пытаясь выровнять дыхание. Пальцы сжались на рукояти даги, поглаживая рифленую поверхность. Нет, это не драка, а самое настоящее истребление, и где-то там, за дымом и грохотом, стоял Морок. Асавин не сомневался, что именно он учинил такую расправу. Было страшно, он опять стоял на краю собственной гибели и смотрел вниз, в неизвестность и черноту.

Звон в ушах, наконец, оборвался. Словно сквозь вату Асавин продолжал слышать отдельные хлопки выстрелов и разрозненные крики. В отдалении шел какой-то разговор, но не расслышать. Бах! – хлопок совсем рядом, буквально за спиной. Асавин увидел, как один из Крысоловов, заслонившись руками от невидимой угрозы, упал, расплескивая кровь. Бодрым ручейком во время дождя алая струйка потекла в сторону Асавина. Его обнаружение было лишь вопросом времени, но в голове царила странная пустота. Перепуганный разум посылал панические сигналы: “Беги!” – кричал он, но бежать было некуда.

– …за сотрудничество, – наконец расслышал Асавин обрывок далекого разговора. – Как и обещано, оплата поступит в течение недели.

– Приятно иметь с вами дело, – ответил Квентин Торгус невидимому собеседнику.

– Первый и второй этаж зачищены, – вклинился третий голос.

– Прекрасно, – сказал незнакомец. – Проверьте каждый закуток, никто не должен уйти.

Шаги все ближе и ближе, Асавин затаился мышью. Несколько крепких парней принялись разбирать завал из тел, загораживающих двери. Изредка доносились приглушенные крики тех, кого добивали. Кто-то подергал Асавина за штанину. О Всеблагой! Королева шлюх собственной персоной. В ее спине влажно блестела алая дыра, заливающая дешевое платье кровью. Она безмолвно отрывала рот, белое лицо потекло от слез. Асавин попытался отпихнуть ее ногой, но хватка мадам Пижмы были как у коршуна.

– Куда, сука? – весело донеслось из-за колонны.

Поставив раненой женщине ногу на спину, парень прикончил ее одним точным ударом рапиры. А затем он увидел Асавина. Вынырнув из тела шлюхи, окровавленная шпага уставилась в грудь Эльбрено, и тут его осенило.

– Оранганец! У нас оранганец! – закричал Асавин, пытаясь опередить руку своего будущего убийцы.

– Стой! – крикнул незнакомец с другой стороны колонны. – Не убивать.

Сталь послушно остановилась, едва не пригвоздив блондина к фестону. Напротив него появился бледный брюнет с пронзительными черными глазами, которые, казалось, прожигали Асавина насквозь.

– Какой еще оранганец? – спросил он. – Где?

Так вот ты какой, Морок…

– Мальчик. Курт. Он у нас.

Брюнет схватил его за шиворот и зашипел, обдав запахом свежескошенной травы:

– Ты кто такой? Откуда знаешь про мальчика?

– Асавин. Вы знаете, а мальчик-то от вас тю-тю… Сбежал к хозяину.

– Асавин… – эхом повторил за ним брюнет, и на лице его пробежала тень внутренней борьбы, а затем прошипел. – Говори, где он.

Асавин сглотнул. Сейчас он раскачивался на краю свежевырытой могилы. Главное, найти правильную точку опоры.

– Нет, – ответил он. – Вы меня убьете, и очень зря. Спугнете людей Френсиса, и они его порешат. Тут надо с умом… деликатно…

Брюнет грубо поднял его за ворот дублета. Заныла потревоженная рана, и на мгновение Асавину показалось, что этот, пахнущий травой, наплюет на все и проткнет его рапирой. Интересно, помирать – это очень больно?…

– Отведешь меня, – прошипел Морок прямо в ухо блондина. – И если хоть один фокус выкинешь – ты труп.

Сырая дыра в земле, маячившая пред глазами, резко отдалилась. Сердце Асавина быстро заколотилось, и он безропотно ответил:

– Что вы, никаких фокусов…

А про себя подумал. “Только ловкость рук и немного хитрости”.

Глава 17

Каждое утро бородач встречал молодого протектора у входа в столовую.

– Все, как и вчера, – угрюмо бурчал он.

Что ж, даже ссора не могла заставить Кассия прекратить слежку, обернутую в душный плащ опеки. Кеан не попросил прощения, его товарищ тоже избегал говорить о той драке, словно ничего и не случилось, но в их отношениях что-то переменилось.

Сердце снедали сомнения. Кеан старался выкинуть из головы слова Настурции о том, что его друг – подлец, подставивший целое семейство и его любимую женщину.

Любимая женщина… Вкус этих двух слов был слаще запретной сливовой настойки в погребах форта, яблочных пирогов матери и сахарных леденцов на деревенской ярмарке. Слаще переспелых груш, что лопаются от сока на зубах и текут по подбородку. Вкус запретного. Кеан осознал, что проиграл эту борьбу, и при виде темных жгучих глаз готов был выполнить любое желание. Сердце безоговорочно верило Настурции, и было бы проще, обвини она любого другого из братьев под маской, но Кассий… Даже несмотря на их драку он все еще оставался другом.

По обоюдному согласию, они с Настурцией решили пока воздержаться от встреч. Девушке было несладко. Ходили слухи, что старшая меж Сестер Отдохновения, крепкая злая старуха, лично наказала Настурцию, и что ее под конвоем водили в башню грандмастера для допроса. Прочие девушки шептались об этом, не скрывая яда. Никто не хотел оказаться на месте Дайре. Кеан видел ее лишь мельком, и каждый раз предавался горьким раздумьям. Как она там? Вдруг и правда посадят в темницу? Эти мысли сбивали его с концентрации, он мазал на стрельбище, и Кассий вместе с инструктором разражались потоками брани. Кеану было все равно.

Вечером третьего дня, вернувшись в келью, протектор обнаружил неожиданного серого посетителя. Двери в жилом крыле никогда не запирали, да и красть в комнатах было нечего, но как он прокрался через ров, стену и несколько залов с галереями? Однако факт оставался фактом – наглый нелюдь таился в углу, блестя золотыми глазами, словно довольный кот.

– Здравствуй, дружок, – сказал он, клыкасто улыбнувшись. – Не скучал?

С силой захлопнув дверь, Кеан стремительно сократил расстояние до наглеца, схватил его за грудки и угрожающе пророкотал:

– Что ты здесь забыл, нечисть? Я выполнил свою часть сделки, письмо у Симино, и не моя вина, что он послал вас в Гаялту.

Серый кот ухмыльнулся:

– Думаешь, на этом все? Увы, гильдии ты все еще нужен, – он кивнул в сторону окошка. – К тому же, мой труп, как ни старайся, не пролезет в бойницу. Так что попридержи коней.

Кеан медленно расцепил пальцы.

– Что вам нужно?

– Сущая безделица, – вакшамари вынул из-за пазухи небольшую книгу с потертой обложкой. – Спрячь ее в форте там, где она не испортится и ее никто не найдет.

Кеан взял книгу, провел пальцами по обложке. Шершавая, старая, без заглавия и автора. Он машинально распахнул ее. Похоже на дневник, на первой же странице вязь рукописного текста на неизвестном языке и схематичный рисунок. Кеан захлопнул ее одним движением:

– Вы просите меня спрятать запретную книгу в форте Протектората? Зачем?

– Наметанный глаз, да? – ухмыльнулся серый. – Да, дружок, ты все верно понял. А зачем, мне знать не велено, приказ гильдмастера. Ну что, сделаешь?

Кеан еще раз посмотрел на книгу, потом на вакшамари и вздохнул. Спрятать предмет, путь даже и запретный, не такое уж и большое преступление.

– Сделаю.

– Отлично, – серый улыбнулся во все зубы. – Тогда я пошел, дел по горло, – он замер у двери. – Кстати! Насчет той девки не переживай, я ее прикончил.

Вакшамари выскользнул за двери, растворившись, словно призрак, и оставил протектору лишь горечь мыслей. Жаль молодую целительницу. Ее стараниями Кеан остался жив и быстро возвращался к былой форме. Все-таки он отплатил смертью за доброту.

Однако горечь горечью, а в руках, словно раскаленный уголь, лежала запретная книга. На всякий случай Кеан пролистал ее от корки до корки, проверяя, нет ли тайника или послания меж страниц. Книга да книга, разве что обложка толстая, крепкая, словно созданная для более внушительного фолианта. Где ее спрятать? Можно в библиотеке форта, там она затеряется в океане книг. А если его попросят ее передать кому-нибудь или перепрятать? Нет, так не пойдет. В келье прятать глупо, да и некуда.

Дождавшись ночи, Кеан прокрался в женское крыло и спрятал книгу в молельне, в узкую щель между стеной и скульптурной композицией, а затем еще долго сидел, надеясь, что дверь распахнется, и зайдет его Дайре, освещенная золотом дрожащей лампадки, смоет с него эту гильдийскую грязь, утешит словом и теплым прикосновение. Время шло, а тьма оставалась все такой же безжизненной. Смирившись с тем, что она не придет, Кеан вернулся в келью. В груди неприятно ныло.

Утром седьмого дня, после завтрака и разогревающей тренировки, Кассий сел напротив Иллиолы:

– Собирайся. Сегодня поедем усмирять толпу. Думаю, ты уже готов.

Кеан медленно облачился для выезда. Тщательно затянул ремни кирасы, закрепил алый плащ и шапочку. Рука в латной перчатке обхватила древко палицы, проверяя на тяжесть. Почти такая же легкая, как и раньше, только слегка тянуло мышцы плеча. Раны уже не болели. Ныли слегка, словно старые синяки. Он спустился в конюшню. Оседланный Пригар спокойно смотрел на шеренги коней, выстраивающихся во дворе форта. Кеан насчитал тридцать братьев, сияющих золотом и сталью на ярком утреннем солнце. По привычке проверив шланг аспида и его крепление к седлу, продел палицу в специальные ремни у луки, запрыгнул в седло и занял место в построении. Слева к нему подъехал Кассий, заслонив собой солнечный свет. Даже в полном облачении было невозможно спутать его с кем-то другим.

– Я прикрою, если что, – буркнул Кас, потрепав гриву своего гнедого.

Кеан не удержался от улыбки. Молодой протектор вспомнил день, когда они познакомились. Кеан тогда щеголял в зеленом и стремился во всем следовать правилам, боясь хоть раз оступиться на пути к заветной красной маске. Дружба с другими послушниками не ладилась. Служба в Протекторате – это непрерывная гонка за лучшими результатами, вечная конкуренция, жестокая борьба, доходящая до низостей. На какие только хитрости не идет человеческий ум, чтобы добиться своего. Кеан до сих пор помнил послушника по имени Авилан. Хитрый гад. Он быстро сколотил себе целую шайку сильных, но непроходимо глупых подручных. Он медленно давил тех, кто был не так силен, пока те не ломались и не обнажали лица. Это был тяжелый для Кеана год. Никакие изнурительные тренировки, тошнотворные кровавые сцены и сражения не могли сравниться с непрерывным душным давлением, однако он упрямо оставался при своей маске.

Однажды Кеан был так близок к тому, чтобы сорваться, что ушел в исповедальную камеру и долго молился Всеблагому. Он так истово каялся, что не заметил в своей исповедальне постороннего.

– Пошел… нахер отсюда, – раздалось из угла, и Кеан с удивлением обнаружил там в стельку пьяного протектора. Кутаясь в залитый вином плащ, он перевернулся на другой бок и быстро перешел на пьяный храп.

Кеан задохнулся от возмущения. Каменные лица изваяний бесстрастно взирали на это убожество. Немыслимое святотатство! Не задумываясь о последствиях, Кеан со всей дури пнул спящего:

– Как смеешь ты, напившись, как свинья, храпеть пред ликом всех святых?

Протектор всхрапнул конем, затем медленно поднялся на ноги, и тогда Кеан пожалел о сказанном. Ну и дылда! Если бы не черная бородища, можно было бы принять за здоровяка с Севера.

– Что ты там вякнул, щщщенок? – прорычал пьяный, презрительно растянув буку “Щ”.

На секунду Кеан дрогнул, а затем гордо вскинул подбородок, ощутив спиной взгляды святых ликов. Если Всеблагой сейчас наблюдает за ним, он должен видеть, на чьей стороне правда!

– Ты не только пропойца, но и глухой? – кинул парень великану. – Ты, говорю, пьяная свинья, оскверняющая святые камни. Сам отсюда уходи!

– Ха-ха! – вдруг утробно хохотнул бородач, хлопнув послушника по плечу. – А щенок не из робких, – пальцы вцепились в Кеана. – Слышь, малой, я пью, где хочу, и судить меня могут только они, – он кивнул на изваяния за спиной послушника. – А ты… Как там тебя?

– Кеан Иллиола!

– Какое сильное имя тебе досталось, – хмыкнул великан. – Первое копье Всеблагого. Если сменишь цвета, многие будут до самой твоей смерти завидовать такой удаче… – он повертел головой, словно пытаясь вернуть на место потерянные мысли. – О чем это я? А, я Кассий.

Он сжал ладонь Кеана, а парень удивленно распахнул рот. Знаменитый Кассий, черная гончая протектората. Не имеющий ни единого промаха, всегда настигающий беглецов, безжалостный молот правосудия… и пьет до беспамятства в святом месте? Что-то тут не вязалось, но Кеан был слишком растерян.

После ему еще не единожды приходилось сталкиваться с Кассием. Присматриваясь к нему, парень пытался понять, сколько в легендах о нем правды, сколько вымысла и почем он так часто шатается пьяный, но никто не приструнит его? Не выдержав тяжести этой загадки, Кеан снова заговорил с Кассием. К его удивлению, знаменитый протектор узнал его.

– Да это ж тот самый праведник, что посрамил меня пред ликами святых? – смеялся он, да так, громко, что заставил окружающих встрепенуться. – А я думал, что ты слишком хорош, чтобы снизойти до общения со мной.

Он снова был пьян, от него воняло перегаром, он хохмил, не скрывая насмешки над Кеаном, и все-таки они продолжили общение. Очень быстро Иллиола понял, что Кас действительно легенда, за что грандмастер и закрывал глаза на его пьянство. Пес, не ведающий промаха, грозный, неутомимый, и Кеан стал подражать ему, стремясь тоже стать лучшим из лучших.

Однажды Кассий признался:

– Я пью, потому что это единственная моя услада. Что еще есть у меня помимо охоты и вечного служения Благому? Только возможность грешить и каяться. Лишь по макушку окунувшись в дерьмо можно заплакать от счастья, радуясь чистой проточной воде… Бескомпромиссность нашего ордена лишает нас сладости, что вкушают простые смертные, посещая вечерние мессы. Сладости истинного очищения.

– И что же ты предлагаешь? Грешить? – фыркнул Кеан. – Уподобиться тем, кто находится во власти страстей?

Кассий лукаво улыбнулся:

– Есть разные степени грехопадения. Мое пьянство находится на самой вершине этого холма. Маленькая слабость, вроде любви к сладостям и женским сиськам.

– И что же, по-твоему, у самого основания?

– То, что порабощает и заставляет отказаться от своих убеждений. Азартные игры, наркотики и, конечно, любовь.

– Любовь? – поперхнулся Кеан. – А как же Сестры Отдохновения? – и тут же зарделся.

Послушникам запрещалось вкушать этот плод, и для многих юнцов это было мощным стимулом сменить цвета. Кассий рассмеялся:

– Ну и щенок же ты! У любви есть множество оттенков, но самый опасный у страсти к женщине. Трахать баб – то немногое, что нам разрешено уставом, и слава Всеблагому за это! А вот влюбиться – значит впустить кого-то в священную обитель, где должен жить один лишь Бог. Тебя оскорбила пьяная свинья на святых камнях? Представь, как оскорбит Его твое раболепное преклонение перед женщиной! Созданием, столь глупым и пустым, что от скота отличается лишь умением говорить. Нет, оставь любовные страдания простым смертным. Лучше уж пей или налегай на пироги со сливами.

Кеан внял урокам Кассия и благополучно сменил цвета. Авилан же очень скоро вылетел из послушников за свои махинации. Кеан пережил это и многое другое благодаря своему старшему товарищу. Настурция что-то напутала, этот огромный черный медведь никак не мог быть подлецом, которого она описывала. Кто угодно, только не Кас.

Сквозь шеренги проехал всадник на серебристо-сером коне, ярко блеснули золото на маске и плаще. Кеан удивился. Старик Симино не часто сам теперь выезжал на задания. Видимо, дело приняло совсемуж скверный оборот.

Ворота отворились, и протекторы выехали на каменный мост через ров. Кеан чувствовал странный азарт вперемешку с сомнением. Ему еще ни разу не приходилось сталкиваться с обычными смертными, если не считать того злополучного поединка в переулке. Однако то были какие-то нелюди, гады, мрази, в них не осталось ничего от человека, убивать их было все равно, что давить клопов.

Протекторская конница рысью пронеслась через гомон и дым района Стали, заставив экипажи робко прижаться к стенам домов. Они пересекли площадь Закона, миновали Военную Академию Аркацио и солдатские казармы, выехав на мост Торговцев. Отсюда открывался прекрасный вид на бухту и стоящие на якоре корабли. Пестрый палаточный город Заморского Рынка застилал побережье, привлекая громкими криками зазывал. Эти звуки потонули в стуке копыт по камню, лязге амуниции и свисте ветра. Впереди Моряцкий район, а немного дальше – Певчий с Акульим. Куда позвал их долг? Вряд ли к акулам, накалять с ними отношение строжайше запрещено эдиктом совета кардиналов.

Конница замерла на краю Купеческого квартала. Здесь жилые дома небогатых торговцев чередовались с лавочками, мощеные дорожки вились, словно змеи под рогатиной. Шеренга замерла, Кеан привстал на стременах, чтоб посмотреть, что впереди. Симино о чем-то разговаривал с помятым запыленным стражником, затем развернул коня и зычно, совсем не по-стариковски, крикнул:

– Слушай сюда! На Бронзовой площади волнения переросли в бои со стражей, и серые терпят потери. Наша задача оттеснить бунтовщиков, защитить стражников и позволить им отступить. Мы не уйдем, пока не зачистим эту гноящуюся рану. Делимся на десятки. Бернардо, на тебе Портовый Камень. Арго, ты заходишь со стороны площади Ритуалов. Кассий, ваша задача расчистить путь отступления на экипажной дороге. Пусть Всеблагой даст нам сил усмирить их.

Разделившись, отряды разъехались по разным улицам. Кеан и еще восемь братьев, пришпорив коней, порысили следом за Кассием. Дорога для экипажей, широкая и обычно людная, была пуста. Первым препятствием на пути отряда оказалась перевернутая карета. Выжившая лошадь визжала от боли, не в силах встать на перебитые ноги. Виднелась часть тела, придавленного каретой, и несколько трупов в заляпанных кровью серых плащах. Кас жестом приказал остановиться, Кеан выхватил аспид, трое братьев последовали его примеру. Кассий пустил коня шагом к задней части кареты, и тут из-за колеса высунулись головы, руки и взведенные арбалеты. Несколько болтов ударились о нагрудную пластину конской брони, у одного из братьев лошадь закричала от боли, и тут же грянули выстрелы аспидов, а следом, сквозь дымный туман вырвались вперед протекторы с булавами наперевес, размазывая по камням остатки сопротивления. Кони прижали уши от шума и едкой вони, но никто из них не понес. Умницы.

– Хитрые, мрази, – сплюнул брат Леонсио, обламывая болт, торчащий из бедра его коня.

– По лошадям целятся, – хмыкнул Кассий, объехав несколько свежих трупов. – Используют укрытия. Чую, не простые бунтовщики. О, этот еще живой.

Один из арбалетчиков продолжал ползти, оставляя красный след на серой пыли. Наклонившись в седле, Кассий прижал его к земле навершием булавы:

– Куда, падаль? Говори, сколько вас тут еще на дороге…

– Ннн…кх-кх…жу…

– Не расслышал, – Кас надавил булавой так, что раненый зарычал, харкая кровавыми сгустками.

– За…и…кх-кх…мя

– Что? Громче, мразь.

Кассий наклонился еще ниже, а Кеан объехал его слева. Он увидел то, что было сокрыто от бородача – маленькую керамическую флягу в руках арбалетчика. Пить что ли хочет? Тот резко вскинул руку с зажатым сосудом.

– Назад! – закричал Кас.

Он резко развернул своего гнедого, пытаясь оттеснить Кеана, но не успел.

Резкая белая вспышка, громкий раскат, горячий воздух опалил лицо, завизжал Пригар и понес сквозь клубы едкого дыма. Резко запахло паленым волосом, плотью и жженой аякосой. Перед глазами чернота. Кеан попытался остановить испуганного коня, но тот продолжал нестись. «Говорила ж мне бабка – никого не хвали прежде сроку, сглазишь», – подумал он. Кеан ничерта не видел кроме серо-черного влажного тумана перед глазами. Что это было?

Сильный удар выбил протектора из седла, во рту стало солоно от крови. Он нащупал правой рукой стену стоящих друг на друге корзин. Попытался подняться, и на него посыпалось что-то круглое и твердое, забарабанившее по кирасе крупными каплями дождя. Апельсины, этот запах ни с чем не спутать. Перед глазами было все так же мутно. Где он? Куда ускакал Пригар? Кеан снова попытался приподняться, на этот раз у него вышло. За спиной каменная кладка, справа корзины, слева пустота. Он аккуратно пошарил рукой в поисках других ориентиров, а потом услышал какой-то шорох.

– Эй, ко мне! – крикнул Кеан. – Иди сюда! – он свистнул, подзывая коня.

Мелькнула смазанная тень, и протектор инстинктивно закрыл голову руками. Что-то тяжелое с силой ударилось о наручи, распространяя от кисти до самого предплечья и лопатки волну ноющей боли. Выхватив кинжал, Кеан сделал выпад в тут сторону, с которой пришел удар. Сталь впустую рассекла воздух, раздался смех, и следующий удар пришелся на кирасу. Сильный! Кеан согнулся пополам, мысленно молясь за несчастные ребра. Третий удар догнал его в спину, уронив на колени. В это момент Кеан, половчей перехватив кинжал, вонзил его в смазанную тень перед глазами. Сталь вгрызлась в мясо, и рыцарь повел ее вверх, не встретив никакого сопротивления. На него завалился горячий влажный тюк под какофонию криков ярости. Удар по лицу. Сначала вспышка, затем все потемнело и стало резко не хватать воздуха. Кто-то стиснул удавкой его горло.

– Сдохнешь, как благородный, – прошипело над ухом.

Кеан замахнулся кинжалом, метясь в душителя за спиной. Руку прижали к земле, заставив разжать пальцы несколькими мощными ударами. Воздуха все меньше. Как же худо!

Перестук копыт, тяжелый и стремительно приближающийся. Гомон. Что-то мокро хрустнуло у него за спиной, издав жалкий всхлип, и удавка на шее ослабла. Темнота вокруг забурлила от криков, храпа коней и топота, а затем крепкая рука ухватила Кеана за плечо, поднимая на ноги:

– Живой! Как ты позволил этой челяди окружить тебя?

Кас! Иллиола крепко вцепился в руку товарища:

– Конь скинул, и меня ослепило, до сих пор вижу только тени.

– Забирайся. Найдем твоего чалого.

– Замедлю тебя, – засомневался парень, устраиваясь позади Кассия.

– Смешной. Пешком что-ли собираешься бежать?

Кеан усмехнулся, а гнедой тронулся вперед, переходя то на рысь, то на шаг. По бокам слышался топот других всадников. Кеан чувствовал: Кассий таранил кого-то булавой, размахивал ею, раскидывая препятствия. Спустя некоторое время зрение потихоньку вернулась. Кеан огляделся по сторонам, с облегчением обнаружив, что все восемь братьев живы, только Равио пошатывался в седле, словно пьяный.

– Оклемался? – спросил Кассий. – Конь твой как сквозь землю провалился, зато падаль со всех щелей лезет.

– Скажи, что там, у кареты, произошло?

– Дерьмо алхимическое, – сплюнул Кас. – Никогда такого не видел, но меня словно Всеблагой за плащ потянул, шепнув: “Беги, Кас!”. Лежачему этому полтела разворотило, твой конь загорелся. Все, думал, хана. А мы так, отделались несколькими ожогами да испугом.

Кеан оглянулся на улицу за спиной. На мостовой влажно блестели подтеки крови, валялись скорченные тела, арбалетные болты и растоптанные фрукты.

– Путь мы расчистили, – сказал Кас, – осталось спасти эти серые задницы.

Пригар обнаружился на подъезде к площади. Он мерно пасся у лавки зеленщика, опустошая связки подвявших веников. Весь левый бок опалило, ожоги влажно блестели, сочась кровью.

– Ну и скотина же ты, – в сердцах воскликнул Кеан, стукнув того по шее.

Конь болезненно фыркнул в ответ и пошел вперед, волоча за собой аспид. Трубка порвалась в нескольких местах, оружие держалось на нескольких жалких нитках, зато булава была на месте.

– Теперь он у тебя точно… пригорел, – сказал Кас, разразившись басовитым хохотом, а затем посерьезнел. – Равио, пожертвуй Кеану своего коня, из седла же сейчас выпадешь… Мы скоро вернемся за тобой.

Оставив раненого брата позади, протекторы устремились к площади. У въезда их ожидала разношерстная толпа, ощерившаяся лопатами, вилами и ухватами. Злая, оборванная, дикая, напоминающая вспененную массу, что поднимается над похлебкой. Кеан хотел бы презирать ее, но видел испуганные лица обычных людей, каких много в районе Стали. Среди них мог быть старый кузнец, с которым он так любил играть в хурук. Кассий увидел, что Кеан замешкался.

– Не смотри на них, как на людей, – сказал он. – Это… мусор. Они сами выбрали такую судьбу, как и мы – свою. Так что просто топчи их, Кеан. В этом наше предназначение.

Вскинув аспид, Кассий выстрелил, по бокам раздались похожие хлопки, и люди начали падать, а затем протекторы, пришпорив коней, вонзились в прореженное стадо, круша и сминая бунтарей, словно мельничные жернова зерно. Только пшеница не захлебывается кровью, не воет от боли, не виснет на стременах. Кеан точным ударом булавы размозжил голову человеку, что пытался вонзить в его коня вилы. «Словно убить петуха к ужину», – пытался внушить он себе, но внутри все равно дернулась мерзостная жилка.

Задние ряды дрогнули, бунтари побросали свои вилы да лопаты, побежалипрятаться. Рыцари быстро нагоняли их, обрывая судорожный бег ударами по телу и конечностям. Вырвавшись вперед, Кеан увидел, что Протекторат методично затаптывал последние очаги неповиновения. Площадь была усеяна напитанными кровью листовками. Кеан поднял одну. Чернила, смешанные с кровью, растекались прямо на глазах.”… забрать себе то, что наше по праву. Вырвать это через боль и кровь, ибо жизнь низшей твари не многим лучше смерти, и если уж принять ее, то человеком, с громким именем на губах…”. Смяв бумагу, Кеан кинул ее под ноги. Ради чего все это было? Ради свободы? А зачем она им, заблудшим грешникам? Дай им волю, и они потеряют человеческий облик. Ведь так?…

Кеан спешился, оглянулся на залитую кровью площадь. Освобожденные из осады стражники организованной толпой уходили через зачищенную экипажную дорогу. Кто-то из бунтарей сдавался, падал на колени, плакал, кто-то пытался сбежать через плотное кольцо протекторов, и только маленькие островки продолжали вести сражение. Пришпорив коня, Кассий вклинился в эту массу, исступленно топча и раскидывая… людей. “Людей, – повторил внутренних голос Кеана. – все-таки это люди”. Он так и остался стоять на месте, задумчиво поглаживая Пригара.

Очень скоро все было кончено. Тела сгрудили в телеги, сдавшихся конвоировали в казематы форта, до вынесения решения суда. Кассий подъехал к Кеану:

– Ты чего такой пришибленный?

– Да мерзко от того, что сделал, – признался Иллиола.

– А на войне не мерзко? – ответил бородач, хлопнув друга по кирасе. – Это война. Или они, или мы, только правда за нами и Благой на нашей стороне. Помолишься, исповедуешься, и все как рукой снимет… – пальцы сжались на плече. – Только сучку свою выкинь из головы. Она тебя не утешит…

Кеан вырвал плечо из хватки Кассия и побрел, ведя коня под уздцы.

– Да стой же!

Кас догнал его, перегородив дорогу лошадиным телом. Великан спешился, встав перед молодым протектором.

– Думаешь, ты первый брат в ордене, что влюбился в Сестру? Думаешь, на тебе свет клином сошелся? – Кассий покачал головой. – Никто никогда не признается, а я признаюсь – был за мной такой грешок…

Кеан удивленно моргнул, бородач горько усмехнулся, положил руку на плечо молодого друга и повел по площади.

– Не верь, если скажут, что никто и никогда… Все были молоды, у всех играла кровь, сколько случаев помнят наши стены… Мою звали Примулой. Глупый обычай давать ублюдкам и шлюхам цветочные имена, скажи ведь? Я был влюблен в нее, и она любила меня без памяти.