Текст книги "Исход благодати (СИ)"

Автор книги: О. Зеленжар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

Глава 5

Эстев проснулся, когда кто-то дотронулся до его ноги. Подтянув колени к животу, он испуганно посмотрел на лысого узкоглазого старика.

– Не дергайся, – сказал нерсианин. – Я раны твои хочу обработать.

Говорил он плавно, нараспев, словно декламировал стихи. Эстев неуверенно вытянул сбитые в кровь ноги, и старик продолжил обмывать их, смазывать пахучей мазью, а затем заматывать порезанной холстиной. “Откуда у них чистая ткань?” – подумал Соле.

– На вот сандалии, – старик кинул ему пару старой обуви. – Нечего босиком ходить.

Старик с кряхтением вылез из будки Эстева, оставив лишь едкий запах трав. Ноги щипало, но болели они не так сильно, как вчера. За рваным пологом слышался тихий гул голосов. Эстев покрылся потом от страха, когда вспомнил, где находится. Об Угольном порте он слышал только самое жуткое, о нищих, ворах и убийцах, трупоедах и гигантских крысах, способных утащить человека. Эстев заскулил. В любом случае нужно было выбираться из этой будки. Не успел он подумать об этом, как полог отъехал в сторону, и внутрь просунулось чумазое лицо мальчишки, что провел его сюда. В руках он держал миску с дымящимся варевом.

– О, вижу, коновал уже посетил. На вот, поешь, а то скоро все дочиста выскребут, – он протянул толстяку миску с ложкой. – Ешь-ешь! Тебе силы нужны. Еще бы, такое пережить, а сколько еще впереди!

Эстев зачерпнул ложку, положил в рот и скривился. На вкус чистый жир с какой-то разваренной до неузнаваемости крупой, ни соли, ни специй, да еще и горькие подгоревшие кусочки. Проглотить это было сложно.

– Меня Зябликом зовут, – продолжал щебетать малыш. – Я – важная шишка, – он гордо напыжился. – Ты ешь-ешь скорей. Мне еще все тебе показывать.

Задержав дыхание, Эстев постарался проглотить противную субстанцию под щебет ребенка. Имя шло ему, он и правда напоминал маленькую громкую пичугу со взъерошенным хохолком. Как только ложка заскребла по дну миски, Зяблик нетерпеливо вырвал ее из рук толстяка.

– Ну все, пошли!

Вздохнув, Эстев пополз следом за мальчиком. Глаза обожгло ярким светом. Пахло дымом, варевом, сырым деревом, песком и, внезапно, сладковатым сеном. Этот запах был таким умиротворяющим, что у парня невольно заслезились глаза от грусти. Оглядевшись, Соле увидел ряды однотипных лачуг, что громоздились друг на друга, словно пытаясь повторить изящество многоэтажной застройки в Ильфесе, только здесь это больше походило на осиное гнездо с бумажными сотами. Они карабкались вверх по холму, пестрея разноцветными пологами вместо дверей.

– Где мы? – спросил Соле. – Это Угольный порт?

– Да, – ответил Зяблик. – Червивый Город. Мы на самом краю, у северо-западного склона. Это Цитадель, – добавил он с гордостью.

Эстев никогда не слышал ни о Червивом Городе, ни о Цитадели, и от мыслей об Угольном порте ему становилось худо.

– Пошли, – Зяблик потянул Соле за обрывок рукава. – Велено показать тебе все, а потом приобщить к работе, но у меня самого дел завались, – с важным видом сказал мальчуган. – Так что смотри внимательно. Вот здесь мы едим, – он указал на столы под навесами недалеко от собранной из разнобокого камня печи. – Утром и вечером. Лучше не опаздывать, иначе все сожрут. Кашеварим по очереди.

Тощие детишки тащили куда-то несколько грязных котлов и собирали миски со столов.

– Здесь, – Зяблик указал на одну их хибар, – коновал наш, Аринио, ты его видел… В его сад ходить нельзя! – он строго погрозил пальцем. – Все равно там нет ничего вкусного, а палкой по спине получишь будь здоров.

Рядом с хибарой, которая разжилась дверью, и правда была маленькая калитка, ведущая к грядкам, поросшим зеленью. Эстев краем глаза выхватил несколько знакомых сортов.

– Туда не ходи, – мрачно сказал Зяблик, указав на домик, из которого курился подозрительный голубой дым. – Там лаборатория, Дуан никого туда не пускает.

За дверью раздалась хриплая ругань, и Зяблик зашагал быстрее.

– Не люблю его! – громко сказал мальчик. – Воняет своими порошками, орет и еду еще ему носить надо. Тоже мне, прынц… Тут конюшня, здесь Рихард работает, – мальчик оглядел Эстева. – Ты здоровый как вол, тебе потом надо к нему, на работы. Ты с лошадями ладишь?

Эстев отрицательно помотал головой.

– Да ладно, что там уметь? – фыркнул Зяблик. – Главное по лбу копытом не получить.

Эстев покрылся мурашками от этого замечания. Откуда здесь конюшня? Такое чувство, что попал в замок землевладельца, а не в лагерь нищих.

– Что, растерялся? – проницательно заметил ребенок. – Сначала и правда тяжело, а потом привыкнешь. Здесь лучше, чем на улице. Главное, старшого не злить. Он у нас лютый. Сейчас еще ворота покажу.

– Ворота? – переспросил Эстев.

– Ну да, – кивнул Зяблик. – Мы же вчера их проходили. Ты чего, не помнишь?

Эстев снова отрицательно покачал головой.

– Ладно, смотри.

Ворота оказались удивительно большими и добротными, словно в крепости. Лагерь был обнесен высокой стеной в несколько слоев разномастного дерева, к которым вели лестницы и крепились помосты для караульных. У ворот прохаживалось несколько человек со взваленными на плечи аспидами.

– У вас есть оружие? – поразился Эстев.

– Ага, – довольно ухмыльнулся Зяблик. – Вот подрасту, и меня тоже научат стрелять, переубиваю всех сизых и благих.

Эстев с подозрением посмотрел на малыша. Было дико слушать такие крамольные слова из уст ребенка. Это ведь совсем не игрушки.

– Все, топай на конюшню, скажи, что я велел, – распорядился Зяблик. – Стой, погоди, – он вдруг слегка замялся. – Мне запретили спрашивать, но ты ж меня не сдашь, да? Как ты убил Маску?

Эстев сжался, сердце пропустило удар, впуская в голову память последних суток. Точно, его хотели задержать по обвинению убийстве Его Благодати. У парня задрожали руки.

– Нет… – пролепетал Соле.

– Эй, ты чего? – удивился Зяблик. – А, тебе запрещено рассказывать, да? – мальчишка заулыбался. – Ну ладно-ладно, я знаю, что такое… это… секретность, вот! – он поднял вверх указательный палец. – Ладно, я на работу! Вечером успей пожрать!

Зяблик побежал в сторону ворот, свистнул, и к нему выскочила пестрая стайка мелюзги. Толстяк растерянно почесал в затылке и побрел в сторону конюшни. Длинная удивительно крепкая постройка встретила его широко открытыми дверями. Внутри пахло сеном, навозом и животными. Эстев осторожно переступил через порог. Слышался монотонный шорох и фальшивое насвистывание. Парень пошел на свист по коридору между стойлами, по пути разглядывая лошадей. Он ожидал увидеть мулов, ослов, старых полудохлых кляч, но в стойлах стояли ухоженные молодые животные с изящными породистыми мордами, которые охотно тянулись в ожидании лакомства. Удивительно избалованные звери! Эстев шарахнулся от белой морды, азартно зажевавшей лохмотья у него на плече.

– Эй, ты кто есть? – гаркнуло совсем рядом.

Эстев увидел огромного парня, выметающего сено. Соломенного цвета волосы, льдисто-голубые глаза, и рубашка, казалось, вот-вот треснет по швам на его могучей груди. Говорил он с небольшим акцентом.

– Эстев, – промямлил парень. – Вы Рихард? Меня Зяблик послал вам на помощь.

– Да-да! – закивал здоровяк, пожевывая соломинку. – Обычно мне мелюзка помокает, а так все на мне… – добавил он, не переставая мести. – Так ты есть тот самый акент? Мда… я б тепя действительно ни в чем не запотозрил… – мужик хохотнул, от чего соломинка выпала. – Ну что, Эстев, пора тебе познакомиться со своими новыми опязанностями. Первое затание – вывези вот эту тачку с навозом, а потом возвращайся. Компостная яма у левой стены.

Эстев повез скрипучую тачку, опорожнил и вернулся, пока Рихард вывел нескольких коней порезвиться на огороженный загон. Здоровяк вручил ему лопату и приказал убрать опустевшие денники. Деревянная ручка натирала ладони, но монотонный труд умиротворял похлеще исповеди в часовне или чтения Закона Благодати перед сном. Вот бы вся жизнь была такой, простой и незамысловатой. Эстев остановился, чтобы вытереть пот со лба. Кого он обманывает? Больше никогда не будет как раньше. Эстев оперся на черенок, и глаза защипало. Он сделал несколько вдохов, чтобы не разреветься словно ребенок. “Я жив, я цел, – внушил он себе. – Многие не могут похвастаться даже этим”. Это его немного приободрило, и лопата задвигалась бойче.

– А ты сильный парень, вовсе не такой рохля, каким кажешься, – казал Рихард, оценив работу толстяка. – Селянин? Мельник?

– Пекарь, – ответил Эстев, почесав нос, – тесто месить и таскать огромные чаны – тоже большой труд.

– Пекарь это хорошо, – хмыкнул Рихард. – В Цитатели отно плохо – кормят ужасно, а ты, может, поправил пы это… Но это как Морок распорятится.

– Кто такой Морок?

Рихард прищурился:

– А разве это не он тепя в замок послал?

– Нет.

– Нода вас разперет, ильфесцев, – махнул рукой великан. – Значит, скоро познакомишься.

Больше Рихард ничего не сказал ему, только угрюмо бормотал на незнакомом языке, а Эстева мучило любопытство. Кто такой Морок и почему ему смутно знакомо это имя?

Эстев работал до вечера, и с каждым часом к нему, словно по капле, возвращалось благоразумие. Мысли выстраивались, словно на парад. Зяблик не мог так быстро узнать о смерти Его Благодати, чтобы вывести с рынка. Значит, он уже знал. И судя по странным заискивающим взглядам окружающих, все в лагере были совершенно уверены, что Соле убил бога, только не знали как именно. Эстев уперся лбом в теплое дерево черенка.

Эти люди готовили убийство Его Благодати, в этом он уже не сомневался. Только почему они считают убийцей его и зачем спасли, хотя выгодней было бы подставить под удар?

Наступил вечер. Лошади были вычищены, накормлены и напоены. Эстев помог Рихарду собрать все инструменты. В наступающих сумерках потянуло запахом костра и жирной подгоревшей похлебки. К печи подтянулись почти все жители Цитадели кроме караульных. Они выстроились в цепочку у котлов, рассаживались по столам, ели и переговаривались. Эстев занял свою очередь. Сзади пристроилась ватага ребятишек.

– Здоров! – громко крикнул Зяблик, хлопнув толстяка по спине. – Как первый день?

Другие дети явно робели подходить к Эстеву.

– Хорошо, – слегка улыбнулся пекарь. – Только натер мозоли…

– С этим тебе к коновалу. Зайди к нему после проповеди.

“Проповеди? Надо же”, – удивился Соле.

– А какая у тебя работа, Зяблик? – спросил он у мальчика.

Тот напыжился:

– Секретная. Но тебе я, так и быть скажу, – он заговорчески шепнул Соле. – Я – глаза и уши Морока.

Хмыкнув, пекарь покивал головой. Снова этот Морок.

Получив свою порцию варева, он сел за стол вместе с мелюзгой. Те щебетали вокруг напыжившегося от гордости Зяблика. Небось, восхищались его храбростью, раз тот так свободно разговаривал с Эстевом.

Узкоглазый старик, опираясь на кривую клюку, прошелся между столами.

– Досыта ешьте, дар собственных рук вкушайте, – нараспев произнес он. – Силы для рывка копите. Клыки и зубы точите. С каждым днем сильней становитесь, праведным гневом кипите, чтобы однажды отнятое забрать. Что у нас отняли?

– Имя человеческое, – пробормотала толпа.

– Что у нас отняли?

– Облик человеческий.

Эстев удивленно обернулся, вглядываясь в лица сидящих. В прошлой жизни он бы ни за что не остался с ними под одной крышей.

Стук палки по земле, мерный, успокаивающий.

– Они о Всеобщей Благодати глаголят. Они черным рясам молятся, в мертвого бога верят. Пока они звон колоколов слушают, мы крепчаем. Пока они за грехи свои звонкой монетой платят, мы к битве готовимся. Каждый день, капля по капле, мы точим камень векового трона, на костях тех, кто хотел свободы. Время мертвых богов уходит.

За такую проповедь, сказанную на одной из площадей Ильфесы, старика бы публично казнили. Его слова попирали священную веру, и Эстев чувствовал негодование. Как смеют эти оборванцы так отзываться о Его Благодати? Это он-то мертвый бог?

– Время наше придет. Время, когда звери вернут человеческие имена и заживут как люди. Время, когда люди перестанут молиться мертвецам.

– Да будет так, – отозвалась толпа.

Эстев подождал, когда народ немного разбредется, чтобы подойти к старому лекарю. Тот сел на кособокую скамейку рядом со своей хижиной и забил длинную тонкую трубку.

– Извините, господин Аринио, – сказал толстяк, – можно ли попросить что-нибудь от мозолей?

Старик чиркнул огнивом, поджигая табак в чашечке. Потянуло чабрецом. Его молчание затянулось.

– Ээээ… простите? – спросил Эстев. – Можно мне…

– Я с первого раза все прекрасно слышал, – старик выпустил клуб дыма. – Ты слишком суетишься. Рядом сядь-ка. Куришь?

Эстев отрицательно помотал головой, но на скамейку все-таки сел. Отсюда хорошо было видно, как мальчишки собирают грязные миски и драят котлы.

– Чем больше бегаешь и суетишься, тем меньше видишь, – старику выпустил дым из ноздрей. – Тебе еще предстоит поработать над репутацией, но в этом мы тебе поможем.

– Об этом я тоже хотел поговорить, – побормотал Эстев, – ведь я никого не убивал.

Глаза старика еще сильней сощурились.

– Ты любишь жизнь?

– Конечно.

– Тогда даже не заикайся, что не убивал Его Благодать. Тебе придется самому в это поверить, иначе мы с Дуаном и Мороком превратим тебя в шагающий труп, умеющий только пускать слюни и рассказывать истории о своем преступлении.

Эстев сжался от ужаса. Пусть сказано это было будничным тоном, но не оставалось никаких сомнений: они действительно могут это сделать.

Караульные на воротах крикнули, ворота со скрипом распахнулись, впуская всадника. Серый в яблоках конь казался продолжением сумерек, а одетый в черное мужчина – продолжением коня. У левады он ловко спешился. Рихард тотчас подхватил лошадь под уздцы.

– Проверь подкову. Кажется, отвалился гвоздь, – распорядился незнакомец. – Не хочу, чтобы она охромела.

– Стееелаю, – протянул Рихард, уводя серую кобылу.

Народ вокруг оживился, приветствую всадника в черном. Тот подошел к скамье, находу снимая перчатки. Он был не очень высок, худощав, с длинным остроскулым лицом. Черная одежда контрастировал с бледной кожей. Собранные в хвост черные волосы были под цвет внимательных глаз и густых бровей, которые выгнулись в вечной насмешке.

Эстев приподнялся со скамьи, чтобы поприветствовать подошедшего.

– За мной, – коротко кинул всадник, опередив толстяка на секунду. – Надо поговорить.

Голос у него был смутно знакомый.

Всадник повел Эстева в глубь лагеря, к гротескного вида постройке, больше напоминающей домик на дереве. Сбоку крепилась шаткая деревянная лестница. Заткнув перчатки за пояс, всадник ловко вскарабкался наверх словно паук. Эстев помедлил, неуверенно поглядывая ему вслед. Тот свесил голову:

– Не стой столбом! Я не собираюсь ждать тебя до следующего Восшествия.

Зловещие нотки в его голосе напугали пекаря. Сглотнув комок, Эстев вскарабкался по лестнице, стараясь не смотреть вниз.

Наверху его ожидал небольшой домик с верандой. Всадник сделал нетерпеливый жест, скрываясь за дверью.

– Когда я велю что-нибудь делать, нужно бежать и делать, понял? Не люблю тратить время на болванов.

Эстев испуганно кивнул.

– И не трясись, смотреть противно, – скривился парень в черном. – Ты знаешь, кто я?

– Морок, – почти прошептал Соле.

– Хорошо, голова у тебя работает, – брюнет кинул плащ на смятую постель, оставшись в просторной черной рубахе и узких штанах. Из ножен на поясе выглядывал витой эфес, а рядом виднелся короткий хвост нагайки. От него пахло конским потом и горькими травами. – Я бы предпочел, чтобы она у тебя продолжала работать.

– Зачем вам я? – робко спроси толстяк.

Морок усмехнулся.

– Узнаешь, если не разочаруешь. Пока от тебя требуется не так уж много. Выполнять работу, притираться. Аринио проследит за тобой и научит… многому.

Эстев понял, что ответов, пожалуй, сегодня ждать не придется, но все равно не устоял перед соблазном.

– Это вы убили Его Благодать? – спросил он.

По телу Морока, словно по глади озера, прошла мелкая рябь. Пекарь потер глаза. Что это еще за наваждение? Морок хватил его за воротник и сжал так сильно, что почти перекрыл воздух.

– Слушай очень внимательно. Это ты убил Его Благодать, если будешь распространяться о чем-то другом, мне придется…

Договорить ему помешал громкий хлопок выстрела и гомон.

– Это что еще? – пробормотал он, выбегая из своего гнезда.

В густых сумерках подступающей ночи прогрохотало еще несколько выстрелов, затем раздался вскрик, и Эстев увидел, как один из караульных упал с ворот, а во внутреннем дворе Цитадели мелькнули шустрые тени чужаков. При свете факелом сверкнула сталь.

Чертыхнувшись, Морок ловко, как куница, слетел вниз по лестнице. Одна из теней метнулась к нему, выставив вперед короткий прямой клинок. Морок гибко увернулся, буквально обтек сталь, словно бесформенная чернильная клякса на мокром стекле. Шух! – из ножен выскользнула шпага, а в другой руке воздух стегнула туго сплетенная нагайка. Ее утяжеленный наконечник ударил нападающего по лицу, перебив нос, а следом под ребра скользнула сталь, извлекая из жертвы протяжный хрип.

Факелы выхватывали стычки по всему двору. Гром от выстрелов осел, превратившись в скрежет, топот и сдавленные проклятия. Из конюшни выскочил Рихард, вооруженный лопатой, и почти сразу положил чужака, удачно рубанув того по шее. Лопата глубоко вгрызлась в плоть, брызги окропили лицо конюха, превратив на мгновение в оскаленного зверя. Старик Аринио невозмутимо обезоружил другого мечника. Завладев клинком, нерсианин кинул клюку и перешел на фехтование, словно родился с мечом в руках. Яркая кисточка, привязанная к рукояти, плясала, отвлекая внимание от острия.

Эстев распластался на полу веранды, напуганный происходящим. Один из напавших ломонулся прямо к лестнице. Зажав меч в зубах, чужак начал карабкаться наверх, прям к Эстеву. Он проделал полпути прежде, чем его заметил Морок. Брюнет швырнул свой меч, и тот вошел прямо промеж лопаток карабкающегося. Тело грузно рухнуло вниз, похоронив под собой шпагу Морока. Заметив, что вожак остался без оружия, чужаки насели на него, заставив защищаться нагайкой и постепенно отступать. Как назло никто сейчас не мог прийти ему на помощь. “Будет нехорошо, если он умрет из-за меня”, – подумал Эстев, и вместе с уколом совести почувствовал странный прилив отваги. Воспользовавшись тем, что про него все забыли, он осторожно пополз вниз по лестнице, надеясь добраться до шпаги прежде, чем враги доберутся до Морока. Шаг, еще шаг… Эстев опасливо оглянулся по сторонам, следя за танцем вожака. Нечеловеческие гладкие движения, идеальный баланс тела, рефлексы кота, но врагов было слишком много. Треск вспоротой материи, и брюнет зашипел от боли. Медлить было нельзя. Эстев прыгнул с лестницы, неуклюже приземлившись рядом с трупом. Перекатившись, перевернул тело и вырвал меч из лопаток, побежал…

– Морок!

Взлохмаченный брюнет заметил толстяка, несущегося к нему с окровавленной шпагой наперевес. Заметили его и три чужака, что пытались убить вожака Цитадели. Эстев замер как кролик, когда увидел смазанный клинок, несущийся к его груди. Все, что он успел сделать – кинуть шпагу Мороку.

То, что произошло дальше, больше походило на галлюцинацию. Эстев увидел еле заметное движение в воздухе, и напавший на него головорез замер, словно его ударил обухом по голове. Сшух! Кланк! Воспользовавшись этой заминкой, Морок пронзил одного из чужаков прямо в глазницу, а замерзшего в ступоре стегнул нагайкой. Тот закричал так истошно, словно его разрывали на части, и Эстев успел заметить что-то синее, зазмеившееся в сторону Морока. Миг, и наваждение пропало. Третий нападающий заверещал как заяц и побежал прочь, но Рихард ловко поймал его, накинув аркан на плечи. Тот рухнул на землю как подкошенный. Схватка закончилась, едва начавшись. Эстев глянул на того, что получил удар нагайки по спине. У него были мертвенные широко распахнутые глаза. Как его угораздило подохнуть от одного хлесткого удара?

Перешагнув через труп, Морок навис над Эстевом:

– Болван! Мог ведь погибнуть! Почему сам не проткнул одного из них?

– Я… не владею… клинком, – пропыхтел толстяк, переводя дыхание.

Морок нахмурился, затем ухмыльнулся:

– Придется это исправить.

Соле хотел было сказать, что многие пытались, но передумал. Все еще было страшно, и собственный безумный поступок напугал его не хуже чужаков с мечами. Морок мгновенно потерял интерес к толстяку. Куда больше он был сейчас заинтересован замершим в неподвижности пленником и россыпью тел, оставленных сражением.

– Сколько наших пострадало? – кинул он.

– Четверо ранило, двое погибли, – ответил Аринио.

– А враг?

Коновал быстро скользнул глазами по внутреннему двору.

– Вижу как минимум одиннадцать. За воротами положили не меньше.

– Войско, – хмыкнул Морок, поддев носком сапога меч с кисточкой. – Хорошее у них вооружение, однако, аспиды отлично себя показали. Внеси в смету еще десяток.

Говорил он об этом буднично, словно о закупке зерна.

– Позаботься о раненых, – распорядился вожак, – а я выужу у пленника, кто его послал.

– Нет нужды, – ответил коновал, поигрывая клинком. – Это – гаодун, нерсианский традиционный “Двуглавый меч”. Все они нерсиане. Ясно как день, кто за этим стоит…

– Мару, – прошипел брюнет. – Как самоуверенно! Тогда этот мне не нужен, – он пнул замершего пленника. – Отдай его Дуану, на опыты.

– Слушаюсь, – почтительно кивнул старик.

– Эй, – крикнул Рихард, помогавший раненым, – а этот еще жив!

Аринио, Морок и Эстев подошли к распластанному на спине телу. Это был один из караульных, его глаза шевелились, перетекая взглядом от одного лица к другому. Аринио с кряхтением склонился над ним.

– Бедняга. Сломана спина. Его тело безжизненно.

Морок присел над караульным на одно колено, вглядываясь в застывшее лицо.

– Я знаю тебя. Ты Гойе, да?

Тот медленно моргнул.

– Смотри мне в глаза, Гойе

Длинное лезвие вошло в подбородок караульного, взгляд застыл на черных глазах Морока. Эстев отшатнулся. Брюнет вынул лезвие и медленно вытер об рукав рубашки на сгибе локтя.

– Уж лучше сдохнуть, чем быть пленником своего тела. Я сделал ему одолжение.

Эстев сглотнул. «Практичен, хладнокровен и нянчиться со мной не станет», – мелькнуло у него в голове.

– Аринио, позаботься о раненых и подготовь убитого к похоронам. Рихард, Эстев, соберите все ценное с трупов, в том числе и за стеной, а потом сгрудите эту падаль где-нибудь за пределами Цитадели, в Червивом.

Морок поморщился, коснувшись собственного бока. На его рубашке зияла прореха, сквозь которую белела кожа, однако Эстев не заметил крови.

– Стоит зашить, – Аринио кивнул на рану.

– Нет, – распорядился тот, выудив из-за пазухи платок и прижав к прорехе. – На мне все заживает как на собаке… Не стойте столбом! – строго высказал он Эстеву. – Ну же!

Толстяк тотчас кинулся к ближайшему вражескому трупу, выискивая у него ценности. Краем глаза он увидела, как Морок скомкал тряпицу, кинул на землю… Света факелов было достаточно, чтобы понять, что пятно не красное. Эстев зажмурился, тряхнул головой. Ему сегодня казалось слишком много необычного. Открыл глаза… Не веря самому себе, он поднял тряпицу, на которой расплылось темно-зеленое пятно, пахнущее травяной горечью. Он недоуменно повернулся к Аринио. Вопрос застрял в глотке. Старик буравил его черными глазами.

– Что бы ты ни увидел, тотчас забудь, – приказал коновал.

Испуганно выронив тряпицу, Эстев послушно склонился над телом. Взгляд старика, холодный и опасный, не сулил ничего хорошего. «Расспросы могут стоить не жизни, – подумал толстяк, – но что же за чертовщина здесь все-таки происходит?»

***

Когда мысли заводили в тупик, когда не оставалось больше ни зацепок, ни идей, ни смелых предположений, Кеан любил заглянуть к своему старому знакомому, старику Виллермо. Тот владел в меру успешной кузнечной мастерской в районе Стали, а еще у него был отличный набор для хурука. Поблекшие от времен костяшки ласкали пальцы мелкими царапинами и выщерблинами и походили на покрытое морщинами лицо хозяина. Это был крепкий сильный старик, который, несмотря на возраст и тяжелый труд, лучился здоровьем. Его жизнь была размеренной и плавной, как ритмичный стук молота по наковальне и звон монет по столешнице. Иногда Кеан думал, что останься в деревне, сам бы мог стать кузнецом, как когда-то его отец и отец его отца, и так до глубоких темных времен. Оттого, наверное, парню было так приятно прийти в гости к старому мастеру, понаблюдать за его работой и сыграть парочку партиек. Виллермо же никогда не давал протектору поблажек и относился скорей как к молокососу в маске, а не слуге Благого. Кеана это устраивало.

После того, как он нагрянул в главную башню гильдии Алхимиков и устроил там обыск, работа гильдии была остановлена на сутки, это затормозило какие-то там процессы, что-то там, связанное с ними, рухнуло… Кеану было плевать. Парочка другая погибших предприятий ничто по сравнению с его священным поиском. Что до гильдии Алхимиков, то эти тщедушные крысы в рясах не столько тряслись, когда он ненароком разбивал их хрупкую посуду, сколько, когда он вскрывал их тайники с сушеными травами и странными порошками. Во всей этой мешанине запрещенных веществ не было жуков-звездочетов, поэтому он шел дальше, разорять другие тайники, ориентируясь на дрожь в слабовольных глазах. В этих стенах варят не только эликсиры, но и отраву для сердца и души, в этом Иллиола уже не сомневался, но, на их счастье, его это не интересовало. Когда с обыском было закончено, он ткнул гильдмастеру в нос листок с названием яда.

– Что необходимо, чтобы приготовить подобное?

Тот, уставший кричать от возмущения, уже смирился с равнодушием в черных глазах протектора.

– Жуки…

– Помимо жуков, – резко оборвал его Кеан.

– Набор тонких инструментов для препарирования насекомых, – ответил тот. – Вертикальный перегонный аппарат, нестандартный, медная трубка… вроде этой… – он со вздохом поднял с пола изящный кусочек покореженного металла. – Разумеется, специальные печь или жаровня, стекло для готового продукта и холодное место, где его можно хранить.

– Так просто? – хмыкнул Кеан. – Это сложно приобрести?

– Алхимия не входит в перечень запретных наук, – гильдмастер кинул обломок трубки обратно на пол, – но стоимость аппаратуры, ее хрупкость и быстрая изнашиваемость делает ее недоступной для большинства людей, – он ехидно посмотрел на протектора. – Вы сами сможете убедиться, когда мы вышлем счет.

– А кто изготавливает?

– В Ильфесе есть единственная мануфактура, которая занимается расходниками – Белое Древо. Но у Ильфесы нет монополии на алхимию, уверен, свои производители есть в Айгарде, Аделлюре, Святой Империи – в каком угодно более-менее цивилизованном сообществе.

– Хм, а кто регулирует поставки подобных материалов из других краев?

– Это вам к гильдии купцов, – устало махнул алхимик. – Они ведут учет всего товарооборота…

Он явно мечтал избавиться от протектора. Счет был действительно баснословный, и Кеан получил грандиозную выволочку от мастера Симино за столь грязную работу. Разжившись в протекторате необходимыми бумагами, Кеан съездил в Белое Древо и раздобыл список всех частных лиц, купивших подобное оборудование. Он оказался удивительно скуден: всего два имени, и те оказались конкурировавшими парфюмерами. Мимо. Последовала следующая порция бумаг из Протектората, визит в штаб-квартиру гильдии купцов, тридцать три уровня бюрократического ада и, наконец, долгожданный визит к гильдмастеру. Разговор был короток и явно не стоил тех дней ожидания, что пережил протектор. Поиски привели его на заморский рынок, в несколько алхимических лавок, торгующих иностранными расходниками. И снова ничего. Отчаявшись, Кеан пришел к Виллермо, играть в хурук и заливать свое горе разговорами ниочем, а вечером вернулся в Протекторат. Ощущение, что истина ускользает юрким червяком между пальцами, было тошнотворным.

Кеан вернулся как раз к вечерней проповеди, обязательной для неофитов. Однако сегодня он решил послушать отца Эрмеро. Тот всегда отличался краткостью.

Старик в длинной черной хламиде и белой атласной маске вскарабкался на кафедру и с грохотом опустил на нее распахнутую книгу, перелистнула несколько пожелтевших страниц. Зеленые маски перешептывались на своих скамьях, их гул, подобный рою сонных пчел, сгущался под потолком.

– Сегодня проповедь будет короткой, – сказал отец Эрмеро. – Я зачитаю вам известный отрывок из Книги, дабы вы никогда не забывали, что призваны защищать.

Он ткнул сухим пальцем в страницу и принялся читать:

– Узрите! Каменный маестат его попирал небеса. Престол гордыни и алчности, на керстах людских, омываемый яростным стоном. Глаза его пронзали плоть, крылья – покрывали весь мир и затмевали Эвуллу. Черное время. Огненное воинство его, воины запретного острова Оранган, множили черную тугу. Чернокровные колдуны приносили кровавые жертвы. Алым был океан у священного города. Стоны и плачь саваном укрывали землю, и хвостатые лесные демоны ловили заблудшие души во славу владычицы Гаялты. Боль людская расколола небеса, и пришли из-за моря корабли освобождения…

Эрмеро оторвался от чтения.

– Многие восторгаются величием Благого, однако стоит помнить, что было до него. Следует вырезать это в памяти, словно эпитафию на могильной плите. Это великий грех – забыть о страданиях прошлого. Священная обязанность протектора – не только защитить существующий порядок, но и предотвратить возвращение былого хаоса. Ибо так называемое колдовство не что иное, как ересь, изощренный обман, погружающий свет разума в пучину суеверного невежества. Ибо лесные демоны – это тени человеческой корысти, алчности, жажды власти, а черные времена – это времена дикости и заблуждений… Вы – не просто рыцари Его Благодати. Вы – носители света разума, алые факелоносцы, хранители процветания людского…

Сердце Кеана радостно заликовало. Слова Эрмеро, казалось, светились в воздухе, звенели под потолком и зажигали на сердце яркие искры гордости. В конце тяжелого дня, полного разочарований и отчаянья, они подняли боевой дух протектора. Он не должен отчаиваться, ибо отчаянье ослабляет, а слабость для рыцаря – один из величайших грехов. Слабость позволяет клиньям сомнений разрушить великолепный доспех железных убеждений. Убеждения – вот щит и меч настоящего протектора.

Кеан покинул зал проповедей, чтобы подняться к кельям, но словно по наитию прошел мимо лестницы дальше, к западному крылу. Там тоже сейчас проходила проповедь, на которой он никогда не был, как и в маленьком Зале Цветов. Он замер у полуприкрытых дверей, улавливая отголоски речи:

– … Разум и воля – величайшие силы, доступные людям. Труженик во Всеобщее Благо подобен пчеле, строит он соты и наполняет их Благодатью, расширяя град благоденствия. Все, что нужно пчеле, чтобы творить благодать – это цветы, прекрасные, сладкие и бессловесные. Цветы не созданы для труда, им не нужны ни воля, ни разум, только приятный цвет и сладость нектара…