Текст книги "Исход благодати (СИ)"

Автор книги: О. Зеленжар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

Ондатра ничего не сказал, только прижал ее ладонь к своему лицу, разомкнул губы и позволил прикоснуться подушечками пальцев к двум рядам острых зубов. Ее брови поползли вверх. Длинные, треугольные, полная пасть.

– Я слышала, что у вас острые зубы. Чувствую… они очень грозные. Теперь я понимаю, почему все боятся, когда ты улыбаешься.

Грозные. Все-таки она боится…

Итиар снова к нему прильнула, прошептав:

– Я знаю, ты не сделаешь мне больно. Ведь… я как цветок. Ты говорил мне это. Я – твой цветок.

Она задрожала, и ткань поползла с ее плеч, обнажая кожу цвета мокрого дерева. Больше ничто не скрывало изгибы ее тела.

– Я… твоя, – прерывисто шепнула она, и его руки, ведомые красным зверем, обхватили ее, путешествуя по бархатистой коже.

Выпуклости на груди, которые она раньше стыдливо прятала, приятно ласкали ладони. Мягкость, упругость, жар. Вздохнув, Итиар сама провела ладонями вдоль его торса, пересчитывая пальцами каждый мускул.

– К-какой ты… – прерывисто выдохнула она, не договорив, и прильнула лицом к его груди, обжигая дыханием и щекоча длинными мокрыми волосами. – Пахнешь всегда так приятно, морем…

Красный зверь снова зашевелился, призывая овладеть ею здесь и сейчас. В штанах стало тесно. Итиар провела ладонью по его животу, плоскому и твердому, и сомкнула пальцы на его детородном отростке, спрятанном под штанами. Ладонь блуждала вверх-вниз. Новое и такое приятное ощущение. Хотелось, чтобы она никогда не убирала свою руку. Девушка очень странно дышала, глубоко и горячо, словно загнанный зверь, а губы и щеки еще сильней потемнели. Ондатра обхватил ее поперек туловища и повалил на землю, примяв своим телом. Красный зверь подсказывал ему сделать именно так, а еще – податливое тело Итиар, направляющее его. Она засунула пальцы за пояс его штанов и стянула их, словно освободив из плена.

– Возьми меня, – шепнули потемневшие губы.

Ее запах стал другим, более терпким, с солоноватыми нотками крови, и эта обволакивающая горячая соль кружила голову. Итиар лежала на песке, часто и прерывисто дыша, похожая на гибкую цветущую лиану, только горячую, огненную. Грудь колебалась двумя темными пятнами на мокром дереве, волна дыхания проходила под кожей на плоском животе. Ниже темнел треугольник волос, к которому она приложила его ладонь. Мягкий, горячий, влажный, скрывающий насыщенно-розовые лепестки. Красный зверь направил его, Итиар поддалась навстречу, раскрываясь, как бутон, обволакивая его отросток. Горячо и тесно! Девушка обхватила его руками и ногами, обдавав дыханием.

– Хорошо… Хорошо… – зашептала она, когда мускулы на его спине стали перекатываться при каждом толчке.

Они переплелись на второпях сложенных накидках, не переживая о том, что кто-то мог слышать или увидеть их. Вокруг все равно не было никого, только вода и крики птиц. Красный зверь теперь полностью владел телом Ондатры, заставляя двигаться быстрее и быстрее, а Итиар вздыхала под ним, оглаживая мускулистую грудь и шею, впиваясь в гладкую кожу, словно пытаясь сорвать ее голыми руками, губы судорожно целовали плечи и лицо. Пальцы снова коснулись его приоткрытого рта, мягкая плоть напоролась на прозрачный бритвенный край.

– Ах! – вскрикнула девушка, струйка крови потекла по ладони.

Ондатра облизнул ее палец и провел языком дальше, вдоль кровавой дорожки. Солоно и сладко, вкус Итиар. Она застонала под ним, изгибаясь как морская змея, только змеи не бывают такими горячими и влажными. Капельки крови упали на ее грудь, и он прильнул к ней, слизывая соленые жемчужинки. Девушка вновь застонала, словно от боли, но он чуял ее запах, полный желания, ей было хорошо. Итиар задрожала, словно от холода.

– Да…да…да, – вздыхала она, выгибаясь под ним.

Ондатра никак не мог насытиться ею. Стоило ему остановиться, и красный зверь снова толкал его вперед, и он овладевал девушкой с новой силой. Итиар тоже было хорошо, молодой охотник видела это по ее лицу, чуял по запаху, слышал ее:

– Да… Не останавливайся… – и не останавливался.

Красный зверь почуял сытость, только когда Ондатра полностью выбился из сил. Он расслабленно лег на девушку, чувствуя, как она прикасается губами к его плечам.

– Ни с кем мне не было так хорошо, – прошептала Итиар.

Он снова зарылся лицом в ее висок.

– Я мечтала быть как все, – продолжала она шепотом. – Чтобы муж, семья, дети, дом… А потом, когда все случилось… Я поняла, что, наверное, никогда не буду счастлива… Но потом появился ты…. Да, ты мне не муж, и я не буду тебе женой, у меня нет детей и дома, но я счастлива, словно ты можешь заменить мне все мои старые мечты. Понимаю, как глупо это звучит. Это такая глупость, но здесь и сейчас я так чувствую…

Внутри что-то дрогнуло. Не вожделение, не сытый красный зверь, не жалость и очарование хрупким цветком.

– Я выкупить тебя, – сказал Ондатра. Почувствовав вкус этих слов, он повторил. – Да, я тебя выкупить.

Она ничего не ответила, только снова обхватила его руками, осыпая поцелуями. До вечера они гуляли вдоль берега, наслаждаясь пьянящим чувством свободы, словно они одни во всем мире. Смеялись, когда хотели смеяться, совокуплялись, где их настигало желание, словно беззаботные подводные создания.

Они вернулись поздно вечером и вовремя, Адлин как раз дожарил жирную стерлядь, оставив молодому охотнику большой кусок сырой рыбы. Ничего вкуснее Ондатра никогда не пробовал, но возможно виною тому были взгляды Итиар, воспоминания о ее теле и солоновато-сладкой крови, которые окрашивали весь мир в нежные красные цвета.

Следующим утром телега Адлина двинулась в обратный путь, увозя из Озерного бочки, полные свежей форели, и двух отчаянно влюбленных обратно, в душный мир грязи и лжи.

Глава 16

Шаги с криками становились все ближе и ближе… Асавин отошел от подвала, чтобы никто не заподозрил, что он ходил к Дивнике. Выглянул из-за угла, стряхивая с себя выбившуюся из тюфяка солому, и сразу увидел бойцов Френсиса. Их было трое, этих Асавин знал пугающе хорошо. Лысый, с бельмом на глазу и кровавой улыбкой, словно у дикого зверя, был немногим лучше Френсиса, а двое других – амбалы-подпевалы, тупые, словно кусок трухлявого дерева. Сейчас один из них волок тощего упирающегося мальчонку. Обычный взлохмаченный беспризорник, каких пруд пруди на улицах Угольного. Асавин замешкался, раздумывая, что эти трое собираются делать с мальцом, и почти отлетел к стене, когда несущий ребенка оттеснил его плечом:

– Пшел отсюда…

– Пууусти, сукааа, – выл мальчишка, пытаясь вывернуться из медвежьей хватки великана, а затем выдал еще несколько бранных слов, достойных сына матроса и портовой шлюхи.

Раздался хруст, словно сломали несколько хворостин, ребенок разразился бранным воем, амбалы заржали, а лысый сказал:

– Поосторожней, Френсису ничего не оставишь…

Что-то внутри сжалось от криков боли. Страх, липкий, холодный, словно туман и роса на траве. Но за кого? Асавин зачарованно последовал за ними, невольно вспоминая злополучное алое от крови утро, когда остался совсем один.

Они поднялись на второй этаж, и великан швырнул мальчишку в угол. Тот скорчился, лелея обвисшую, словно плеть, руку.

– Интересно, что он вам сделал? – усмехнулся Асавин, поднимаясь следом. – Кинул в вас камнем?

– Это шпион Морока, – раздалось у него за спиной.

Асавин обернулся. Френсис шел за ним, бесшумный, словно лесной кот. Перепаханное шрамами лицо, испачканное красным порошком, напоминало церковные фрески, иллюстрирующие козни демонов Гаялты. Асавин прижался к перилам, пропуская его вперед. Сейчас вставать у него на пути было особенно опасно.

– Ошивался, разнюхивал тут, – лениво тянул Френсис, медленно поднимаясь по ступеням. – И попался.

Главарь Висельников подошел к мальчику. Ребенок затих, исподлобья глядя на возвышающегося над ним мужчину, будто маленький волчонок. Френсис со всего размаху пнул его в грудь, и легкое тельце отлетело к стене. Мальчик зашелся криком вперемешку с кашлем.

– Даже если так, – сказал Асавин, – ты его скорей убьешь, чем допросишь.

Френсис обернулся, сверкая пьяными глазами:

– Зачем? Думаешь, эта падаль что-нибудь знает? Просто мелкий кусок дерьма, – он снова пнул мальчишку, и тот скорчился, хрипя в спазмах боли. – Ой, ну что ты? Не подыхай так скоро… – Френсис обернулся. – Кто-то же должен заплатить за наши потери. Или что ты предлагаешь? Дать ему коврижку и отпустить?

Асавин мгновенно покрылся холодным потом. Этот показной дружелюбный тон – лицо самой лютой ипостаси Френсиса. Таким голосом он разговаривал со шлюхами, превращая их лица в кровавое мочало.

– Ну что ты замолчал? – повторил главарь. – Язык проглотил?

– Нет…

– Тогда я жду ответа! – заорал он.

Схватив мальчишку за чуб, шрамолиций полок его в сторону Асавина, и тот обмер от ужаса.

– Ты, разумеется, прав, Френсис… – ответил блондин, стараясь обуздать непослушное лицо.

– Я всегда прав, – прорычал безумец.

Развернувшись, главарь потащил мальчика в комнату с красными стенами, пропитанную запахом застарелой крови. Дверь громко захлопнулась, подняв облако пыли, и сердце Асавина наполнилось острым, как бритва, облегчением. “Не я – думал он. – Я еще немного поживу”. Перед внутренним взором разливались океаны крови, стекающей со второго этажа по ступеням, ведущим к варварскому алтарю для жертвоприношений, возведенному, чтобы утолить страшный голод монстра по имени Френсис. Бешено трепетавшее сердце плавно замедлилось. Отлегло.

Асавин поспешил спуститься на первый этаж, прислониться к стене и снова прислушался к сердцебиению. Тук-тук, тук-тук, мерно и спокойно, словно звук копыт по пыльной колее. Сверху полились душераздирающие крики, от которых скрутило живот, но и это отлегло. Сколько таких кричало в красной комнате, на потеху Френсиса? Когда сбиваешься со счета, черствеешь к чужой боли. Случилось не с тобой – и отлично.

Подтянулись другие головорезы, сели пить самогон, играть в хурук и обсыпать звериные рожи красным порошком. Асавин осел прямо на пол, там, где раньше лежал его тюфяк, и прикрыл глаза, пытаясь забыться сном. Крики мешали, но скоро они оборвались, словно струна эспарсеры. Френсис спустился вниз с окровавленными по локоть руками, хмурый и молчаливый, не утоливший своей чудовищной жажды.

– Асавин! – подозван он блондина.

Тот заставил себя встать и подойти к нему, переставляя ватные ноги. Пальцы, покрытые свежей кровью, впились в лицо блондина, словно желая сорвать его. Мерзко.

– Ты – грамотей, полезное приобретение, – процедил шрамолиций, – но вот твой поганый язык… Я вырежу его.

В руке Френсиса блеснул короткий кривой нож, по рукоять покрытый кровью.

– Я вырежу твой язык и изувечу лицо так, чтобы даже искусная швея не смогла собрать его по лоскутам…

Нутро Асавина сжалось от страха, а Френсис вдруг ехидно заржал, обдав его брызгами красной слюны:

– Видел бы ты свое лицо! Ты часом не обмочился?

Его головорезы разразились шакальим смехом. Главарь отпустил лицо Эльбрено и похлопал по щеке, оставив жирный кровавый след:

– Расслабься, я пошутил.

Пошатываясь, словно пьяный, Френсис побрел в темный зал, заваленный разбитой мебелью. Там он будет крушить дерево и вспарывать подушки, пока не выбьется из сил и не уснет прямо на груде рухляди. Асавин выдохнул, едва удерживаясь, чтобы не осесть на пол. В голове проносились мысли о том, как близок он был к гибели.

Головорезы разбрелись по своим углам, свечи погасли, то и дело раздавались пьяные всхрапы. Асавин почесал щеку. Кровь застыла, стягивая кожу, как сухой пергамент. Эльбрено пошел во двор, к колодцу, чтобы оттереться от липкой грязи из криков, трусости и малодушной радости. Двор был пустынным и кромешно-темным, единственным источником света был желтый круг масленого фонаря у входа, где терлись двое сторожей, раскуривая дешевый табак. С другой стороны, где распахивала свои гостеприимные двери Норка, доносились смех, пением, музыка, но приглушенно, словно из другого мира. Ворот колодца крутился с тихим скрипом, вторя несмазанным колесам мыслей блондина. Наклонившись над полным ведром, Асавин зачерпнул пригоршню воды и вдруг почувствовал, что в его спину упирается что-то острое и стальное.

– Не шевелись, – произнес голос позади него. – Разорешься – пырну.

На мгновение помедлив, Асавин окунув лицо в пригоршню воды, поскоблив ногтями застывшую кровь. Ледяное умывание подействовало отрезвляюще. Фыркнув водой, он ответил как можно более спокойным голосом:

– Не буду. Только сердце гораздо выше…

Лезвие поменяло положение, но совсем не так, как ожидал блондин.

– А я мечу в почку. Зубы не заговаривай. Что с Зябликом?

Мальчишеский голос, и откуда он смутно знаком?

– Это кто?

– Мальчик. Я видел, его привели сюда.

– Он мертв.

Выдох сквозь зубы, острие ножа больно кольнуло в спину, но обошлось без крови. Асавина осенило.

– Курт? – спросил он, пытаясь обернуться, и сталь уперлась ему в пах.

– Молчи. Веди к господину Тьегу.

Щекотливая ситуация. Дивника не пустит постороннего, а мальчишка настроен весьма серьезно, того и гляди оскопит. Нужно было действовать осторожно.

– Хорошо, – ответил Асавин, – только вот… – он кивнул в сторону двух охранников у входа в логово, окутанных табачным дымом.

– Придумаешь, – процедил мальчишка.

– Да как жея тебя проведу?…

Нож красноречиво кольнул в причиндалы. Острое предупреждение. Асавин медленно пошел к входу, уповая на кромешную темень во дворе. Авось не приметят мальчишку за его спиной. Немного не дойдя до желтого круга света, Асавин остановился.

– Эй, тут кто-то ошивается возле конюшни. Как бы ни прихвостни Морока.

Курт замер, Асавин чувствовал спиной его судорожное дыхание. Охрана глянула на

Эльбрено, щуря глаза. Кажется, мальчика они не увидели.

– Да может с Норки кто. Нынче шумно.

– Мое дело сказать. Френсису не понравится, если уйдет… Пойду, доложу ему.

– Да стой ты! Ну тебя, – скривился тот, что повыше. – Ладно, проверим.

– Сейчас, – нажал Эльбрено. – Если уйдет, Френсис всем нам кишки пустит за недогляд.

Охранники заволновались. Боятся главаря и есть за что.

– Давайте так, – предложил блондин, смягчив тон. – Вы обойдете конюшню с двух сторон, так точно накроете…

– А ты что?

– Идиоты! Если вы уйдете, кто останется сторожить?

“Как хорошо, что они тупые, как индюки, – подумал Асавин, провожая глазами два крадущихся силуэта, направившихся к конюшне. – Даже света с собой не взяли. Пожалуй, индюки умней”. Сталь у паха вернула его к реальности:

– Не стой столбом. Веди.

Асавин молча шагнул через порог. Среди нескольких сиротливых огоньков раздавался храп головорезов Френсиса. Отсюда налево и вниз по ступеням, прямо до крепко сколоченной двери. Асавин спустился по лестнице и замер с занесенным кулаком. Курт стоял на несколько ступеней выше, и нож теперь упиралсяЭльбрено промеж лопаток.

– Она чужого не пустит, – сказал блондин. – Не высовывайся.

– Какая еще «она»? – процедил рыжий.

– Увидишь.

Асавин предпочел промолчать про состояние имперца. Узнает – взбесится, кто знает, что натворит. Костяшки постучали по дереву. Громкий, но деликатный звук, словно сосед, зашедший в гости на рюмочку бренди. Тишина. Блондин негромко позвал:

– Дивника… Это Асавин. Пусти, хочу посмотреть, как там мой племянник. Пустишь?

Тихий шорох за дверью.

– Не отвлекай меня по пустякам…

– Извини. Да может тебе надо чего? Воды, например?

Главное, чтобы открыла дверь.

– Воды… – голос замолк. – Да есть еще… – снова молчание. – Хотя… Мне неловко просить… У тебя нет какой-нибудь еды?

Это прозвучало настолько жалобно, что Асавин не выдержал, улыбнувшись уголком рта. Стало даже совестно ее обманывать. Совсем чуть-чуть.

– У меня как раз с собой есть немного хлеба. Будешь?

– О, спасибо…

Щелкнул тяжелый засов, дверь отворилась, показывая лучик света и встрепанную женскую голову. Асавин тут же просунул ногу в образовавшуюся щель. Дивника, явно не ожидавшая такого маневра, попыталась дернуть дверь на себя, но поздно, блондин уже просунул и плечо.

– Прошу прощения, – он улыбнулся. – Как бы так сказать… У меня не было выбора.

– Шагай, – приказал мальчишка, ткнув ножом промеж лопаток.

– Что происходит? – пролепетала Дивника, отшатнувшись от двери. – Асавин?

Блондин прошел в погреб. Стены были заставлены пустыми покрытыми паутиной стеллажами, один из которых Дивника умудрилась придвинуть к двери. По углам лежали мешки с истлевшей гнилью и несколько свернутых в рулоны ковров, один из которых лежал прямо на полу. Попытка девушки обустроить домашний уют? Самым удивительным открытием было обнаружить покрытую пылью мраморную статую в человеческий рост, изображающую юношу с мечом. Топорная работа нового времени… Курт обошел Асавина сбоку, не прекращая угрожать ножом. Дивника прикрыла рот от страха.

– Господин Тьег! – вдруг закричал оранганец, рванув к лежащей на полу фигуре.

Нож вспорол дублет и рубаху, а под ними и кожу, обжигая одновременно огнем и холодом. Асавин вскрикнул от боли, зажимая рану. Курт этого даже не заметил. Он упал на колени перед похожим на восковую фигуру Тьегом. Рука рубийца была заново перевязана, на холстине проглядывались пятна подсыхающей крови. Кожа в бусинах испарины, нездорового желтого цвета в круге света масляного фонаря.

– Что с ним… Что вы с ним сделали? – сокрушался мальчишка, касаясь безвольной ладони Тьега.

– Черт… – прошипел Асавин, запирая дверь – Да за что мне это все…

– Отвечайте, что вы с ним сделали! – зло повторил Курт, обернувшись к блондину, узкоглазое лицо сморщилось от злости.

– Ничего я ему не сделал, – огрызнулся блондин. – Ранен в бою… Дивника может подтвердить. Да, милая?

Девушка скрестила руки на груди. Куда только делся испуг?

– Так, – строго сказала она. – Племянник твой, говоришь? Да?

– Да хрен там был, – зло отозвался Курт. – Верьте больше этому ублюдку.

– Чуть-чуть солгал, но для его же пользы, – Эльбрено кивнул в сторону больного. – От него бы живого места не осталось, узнай Висельники, кто он и откуда…

– Да на нем и так нет живого места! – вскинулся рыжий, и Дивника хлопнула его по лбу, да так, что он присел, вытаращив глаза.

– Чего кричишь? – строго выговорила она. – Всех бандитов перебудишь, да и ему, – девушка кивнула на Тьега, – нужен покой. А ты, – она сердито посмотрела на Асавина, – иди-ка сюда. Истечешь еще кровью…

Курт, заметно успокоившись, опустился на колени рядом с бессознательным хозяином и склонил голову в позе, которую Асавин мог бы описать как виноватую. В такой молились грешники на полотнах Амелькаро, прося у Благого искупления. Какого искупления хотел Курт? Асавин расстегнул дублет и потянул окровавленную рубашку через голову, поморщившись, когда шершавый лен задел края раны. Дивника наклонилась, слегка касаясь его кожи. У нее были теплые и невероятно изящные руки, тонкие кисти, длинные точеные пальчики, да еще и такие белые, словно у фарфоровой статуэтки.

– Неглубокая, просто царапина. Надо зашить… – пробормотала она.

– Я что же тебе, рубаха? – с улыбкой спросил Эльбрено. – Заплатку, может, на меня поставишь?

Она подняла голову, и Асавин, наконец, рассмотрел ее лицо. Бледное, усталое, изможденное.

– Зашить или прижечь, – продолжила девушка. – Только прижечь мне нечем, огня чуть, – она кивнула на фонарь. – Или костер поможешь развести? Не хочешь – пеняй на себя.

“Да она сейчас с ног свалится”, – подумал Асавин. Стать женским рукоделием ему не улыбалось, несмотря на то, что он уже видел ловкую веридианку в деле.

– Давай-ка лучше без ваших причуд…

Вдохнув, Дивника согласно кивнула. Они собрали из деревянного мусора маленький костерок. Знал бы Френсис, что творится в его подвале! Асавина позабавила эта мысль, и он с улыбкой кивнул на разгоревшееся пламя, приглашая властвовать над раной. Через несколько минут он здорово пожалел о своем решении. Сначала Дивника смазала порез чем-то, пахнущим до рези в глазах, и весь бок обожгло как огнем, а затем приложилась раскаленным металлом, заставив Асавина шипеть и корчиться от боли.

– Стонешь, как барышня, – фыркнула веридианка, проверяя, хорошо ли запекся порез.

– Кто-то же в этой комнате должен быть барышней.

Как ярко вспыхнули ее щеки! Она вскинула голову, тряхнув золотой шевелюрой. Ни дать ни взять маленькая капризная кобылка. В глазах неподдельное возмущение. Асавин ответил ей смеющимся взглядом. Она и правда была похожа на героиню Амелькаро. Такая же бесхитростная и открытая, с приятным, но не привыкшим кокетничать личиком, и казалась бы скучной праведницей, не блести там, за этими бледно-голубыми глазами, какого-то таинственного огонька. Костры идей, пожары убеждений или отблески их маленького целительного пламени? Как любопытно.

Выражение ее лица вновь стало мягким.

– Не дергайся, иначе рана откроется, – сказала она, отматывая меру полотна для повязки.

Надо же, не накричала, не ответила колкостью на колкость, не состроила оскорбленную. Сколько на своем веку Асавин повидал благочестивых шлюх и благородных леди, способных дать фору самой падшей из женщин, но девушек, обладающих достоинством и терпением Всеблагого, можно было пересчитать на пальцах. Она праведница или это всего лишь хитрая личина, скрывающая червоточины на гладком спелом яблочке? Чем больше Асавин узнавал людей, тем яснее понимал, что они – менестрели безграничных подмостков. Каждый играет свою песенку, следуя амплуа. У кого банальный мотивчик, у кого цепляющий, а кто-то окружает себя аромат роз и туманом, превращая каждый день жизни в феерию. Какая песенка у этой с виду славной девушки?

Когда девушка закончила повязку, наложив на обугленную рану кашицу целебного снадобья, Асавин благодарно улыбнулся и кивнул на Тьега:

– Скажи лучше, что с ним?

Дивника сдвинула пшеничные бровки.

– Не скрою, все плохо. Я удалила гниющую плоть, вычистила рану от гноя, отворила порченую кровь, но не ясно, помогло ли. Спустила на него почти все снадобья, и этого оказалось мало.

– Какие снадобья? – вклинился Курт. – Скажите, и я тотчас принесу.

Девушка слабо улыбнулась:

– Веридианские, такие в аптеке не купишь, а до ближайшего храма долгий путь.

Оранганец неожиданно кивнул:

– Знаю, но за седмицу можно управиться. Вам ведь нужен экстракт плесени?

– Да! – удивленно кивнула девушка. – Ты изучал веридаинскую медицину?

Рыжий отвернулся:

– Просто знаю. Я отправлюсь в храм и добуду, что вам необходимо.

– Никуда ты не пойдешь, – возразил Асавин. – Ты себя в зеркало видел? Убьют на воротах, или в Озерном, или на пароме до острова. Вообще, как ты сбежал от Морока?

– Не твое дело, – огрызнулся мальчишка, а затем вспетушился. – Так ты знал, кто меня украл, и ничего не сделал?

– А что бы я, по-твоему, сделал? Пошел против Морока? – Асавин едко усмехнулся. – Интересно знать, зачем ты ему нужен? Согревать постель?

– Ублюдок! Что бы ты знал, позарез я ему нужен, – с обидой пробормотал Курт, став на мгновение самым обычным пацаном, – потому что оранганец, но речь не о том. Если я не смогу добыть лекарства для господина Тьега, то кто же? Неужто ты?

– Я попрошу друга, – оборвал его Асавин. – Но, Дивника, семь дней – долгий срок. Выдержит ли? – он кивнул на больного.

Девушка задумчиво поджала нижнюю губу.

– Мне нужен мед. Прополис. Травяной самогон, – она задумалась о чем-то и вновь кивнула. – Когда очнется, будет страдать от боли, так что нужен какой-нибудь дурман, – Дивника впилась в Асавина бледно-голубым взглядом. – Ну что? Добудешь?

На ее изможденном лице была написана решительность лечить мальчишку до конца, и блондин растерялся. Отказать этим глазам было равносильно членовредительству. Он кивнул:

– Конечно. И еды, так ведь?

Трогательно зардевшись, она отвернулась, но и так было понятно, что еда была бы кстати, только куда все это сложить? Асавин направился к полупустому мешку в углу через застеленный ковром пол.

– Стой! – вскрикнула Дивника. – Не ходи!

Он резко затормозил, едва не ступив на ковер, обернулся.

– Что?

– Там, – она указала на пол. – Там провал. Раньше люк был, а теперь просто глубокая дыра. А внизу торчат острые доски.

Асавин присел на корточки.

– А зачем застелила? – спросил он, сдергивая ковер.

Пахнуло нечистотами. Снова зардевшись, девушка отвернулась к больному. Понятно, использовала как выгребную яму. А на дне и правда какие-то деревяшки ощерились острыми копьями. Видимо, когда-то был подземный ход, а потом заложили всяким хламом. Мда, упади он сюда, мог бы и погибнуть. Он вернул ковер на место.

– Главное, сами не свалитесь. Ладно, пойду, добуду, что велено, – он поморщился, застегивая пуговицы дублета, бок нетерпимо жгло.

Курт вдруг воскликнул:

– Стой!

Асавин обернулся:

– А тебе-то чего?

– Я же не просто так пришел. Морок затевает что-то опасное. Остерегайся Угольного Собора, там что-то произойдет.

Эльбрено кивнул:

– Хорошо.

Он взлетел по ступеням наверх, ощущая ноющую боль в боку и опасение, что опять ввязался в авантюру, что ему не по зубам. И ради чего? Ради взгляда странной девушки. “Ох, Асавин, тебе же уже не шестнадцать, чтобы совершать подвиги во имя каких-то там глаз. Хотя они, надо признать, прелестные”. В голове вырисовывался план. Найти Лонана, попросить его отправиться в храм Вериданы за нужным лекарством. А не пошлет ли в Гаялту, после всего, что случилось? Как бы его убедить? Станет ли вообще слушать? Мед, прополис, самогон и еда не проблема, с дурманом тоже все ясно, сойдет и Красный Поцелуй. Вся загвоздка в добыче веридианского лекарства…

Кто-то схватил его за плечо и сильно дернул, едва не лишив равновесия.

– Падла, ты чего не на стреме? Всех нас подставить решил?

Ах да. Он ведь должен был сторожить двери, пока эти два индюка ловят несуществующих шпионов.

– Поймали? – рыкнул Асавин, не обращая внимания на руки, сжавшиеся на плечах. – Где шпионы?

– Нет, – сердито просопел тот, что повыше, и хватка его немного ослабилась. – Не было там никого.

– Не было или не поймали? Я уже доложил Френсису.

Руки исчезли с его плеч. Высокий посмотрел на низкого.

– Не… Ну…

– Что? Не уверены?

Высокий кивнул.

– Ладно, – Асавин стряхнул несуществующую пылинку с плеча. – Я скажу, что ложная тревога, а вы чтобы молчали, иначе все втроем головы лишимся. Усекли?

Они судорожно закивали. Асавин развернулся и пошел в сторону темного мрачного зала, где дрых Френсис, посмеиваясь над двумя остолопами. Он собрался затаиться у входа, чтобы придурки ничего не заподозрили, но, к его удивлению, главарь Висельников вышел из темноты прямо ему навстречу.

– Асавин! – шрамолиций ухватил блондин за многострадальное плечо. – Ты-то мне и нужен.

– Ммм? – только и смог выдавить из себя Эльбрено, стараясь сохранить невозмутимое лицо.

– Ты что, все еще боишься, что я тебя исполосую? – хохотнул Френсис. – Расслааабься. Пойдешь со мной на Угольный Собор. Ты единственный, кто может связать два приличных слова.

“Гаялта тебя изморозь! – чертыхнулся про себя Асавин. – Ну почему снова я?”. Он искоса посмотрел на Френсиса. Тот выглядел посвежевшим, веселым и искренне дружелюбным, но Эльбрено прекрасно знал, как быстро у него меняется настроение, и даже дага на поясе не давала чувства защищенности. Куда ему против такого сильного бойца, как Френсис. Благоразумно промолчав, Асавин предпочел подчиниться, но стало очень неспокойно. Слова мелкого оранганца все еще звучали в голове – держаться подальше от Угольного Собора, Морок что-то замышляет.

Френсис взял с собой восемнадцать бойцов и Асавина, оставив прочих у Норки, охранять территорию. Как и полагал Эльбрено, главаря сопровождали самые кровожадные, самые отчаянные его Висельники, чтобы показать свою внушительность. Пустое бряцанье оружием, но где, как не на Угольном Соборе, еще внушать и подавлять?

Угольный Собор… Как много в этом слове красоты и поэзии, а на деле – сборище последних негодяев, грызущихся за кусок пирога пожирней. В последние годы он случался не чаще раза в несколько лет, следуя за громкими событиями и переменами, произошедшими в городе. Сейчас был как раз такой случаи. Укрепление позиций Цитадели и нарушение равновесий Угольного порта грозило многим бандам потерей власти, в том числе и Висельникам.

Собор проводился на главной площади Угольного порта, в строении, называемом Замок Суда. Некогда в нем располагалась Гильдия Углежогов, поэтому он выглядел изящней прочих местных зданий, и внутри сохранились остатки былой роскоши. Суд, несмотря на свое название, никого не судил, и единственное его назначение было номинально председательствовать на нечастых Соборах, сохраняя порядок и равенство присутствующих. Однако в Угольном нет ничего честного, чистого и неподкупного. Суд существовал на щедрые взятки всех участвующих в Соборе банд. Все охотно платили мзду, создавая таким образом эфемерное чувство защищенности.

Асавин никогда не стремился поучаствовать в Соборе. Слишком уж большое скопление опасных людей и огромный риск непоправимо попасть в немилость какому-нибудь влиятельному бандиту. Подарочек Френсиса был самой отвратительной подлянкой за последнее время.

Собор проходил в большом зале заседаний. Говорят, он напоминал Судилище Стали, повторяя его круглую форму, высокие куполообразные потолки с плафонами, ряды колонн и балконы. Асавину же это больше напоминало леакский театр Искр и Пламени. В портере друг напротив друга восседали представители банд в компании секретарей, советников и экономов, на балконах – их бойцы, готовые по первому требованию вцепиться друг другу в глотки, на сцене – председатель и его помощник. В этом году это Квентин Торгус, мужчина средних лет, страдающий частичной глухотой. Асавин узнал его по слуховому рожку. Ложа пустовала. Обычно там сидели наблюдатели из меньших банд. Небольшое отступление из правил. Асавин тут же поделился этой мыслью с Френсисом. Тот ответил:

– И что? Думаю, их и не приглашали. Слишком уж серьезный поднят вопрос, а это собрание исключительно для сильных.

Асавин ничего не ответил. Сейчас он чувствовал себя тараканом, пришпиленным булавкой к листу бумаги. Он проследовал между двумя рядами колонн, украшенных фестонами. Сел по правую руку Френсиса, мельком бросил взгляд на балкон, где располагались Висельники, но это не подарило ему успокоения.

Постепенно зал начал заполняться представителями других банд. Мару Податель, немолодой уже нерсианин, в компании двух одинаковых на лицо парней. Волосы подвязаны яркими лентами, на теле – пестрые рубахи с запахом, оставляющие сухие смуглые ноги бесстыдно голыми. Бесстрашно стучали деревянные сандалии, словно говоря: “Мы никогда не крадемся”. Однако на Морока, говорят, напали исподтишка, под покровом темноты.

От Крысоловов за милю разило Мусорной стеной, а от Мотыльков, наоборот, – сладким опиумом. В компании их главаря была мадам Пижма, размалеванная королева улицы Лилий. Она напоминала стену разваливающего на части дома, что спешно покрыли свежей штукатуркой. По залу прокатывались шепотки, Асавин пытался уловить каждый.