Текст книги "Исход благодати (СИ)"

Автор книги: О. Зеленжар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

Глава 13

День ото дня Кеан чувствовал себя все лучше и лучше, только это совсем его не радовало. В голове на все лады проносился набат горьких слов: “Ты должен убить ее, если хочешь сохранить свой секрет”. Протектору не раз приходилось исполнять роль палача. Под его могучей рукой с треском ломались кости, и вопли боли расплескивались по эшафоту, как поганая красная кровь всех тех, кто посмел попрать священный порядок. Меж стонов он слышал мольбы, проклятья и посулы, переплетающиеся в тугую бессвязную нить. Сердце Кеана перестало обливаться кровью, жалеть всех тех, кто танцует на острие ножа, но Протекторат не казнил женщин. Они – безвольные рабы своих отцов и мужей, жертвы обстоятельств, поэтому тех, кто постарше, ссылали в аскетичные горные монастыри, а тех, кто покраше и помладше – нести службу, как Сестры Отдохновения. Женщин убивали только в стародавние времена, за колдовство. Однако, магия нынче мертва, да и Дивника, хоть и еретичка, занимается не проповедями, а помощью людям, тем самым поддерживая постулаты Всеобщей Благодати.

Кеан тряхнул головой. Нет, прекрати, не оправдывай ее поступков. Какими бы благими намерениями она не руководствовалась, у нее не было на это права. В Ильфесе существуют законы, которые нельзя преступать. Сделаешь поблажку в одном, и в образовавшуюся брешь тут же хлынет безостановочный поток грязи. Законы созданы, чтобы соблюдать порядок, а ты протектор – тот, кто защищает установившийся уклад.

Так его настроение и скакало, от жалости к девушке до ненависти, от желания пощадить до полной уверенности, что она достойна смерти. Ожесточенный поединок к самим собой. В конце концов, Кеан сдался. Он не мог убить ее. Сколь благородным бы ни был повод, подлинная причина была черной и гнилой – попытка скрыть собственную оплошность. Если Кеан так поступит, то неважно, что маска останется на его лице. Совершив такую подлость, он убьет не только целительницу, но и рыцаря в душе, и станет подобен той человекоподобной грязи, что чуть не убила его. А может и того хуже – подобным серокожим ублюдкам.

Проклятые уроды, заносчивые и дерзкие! Каждый раз, когда Кеан видел златоглазого ублюдка, ему хотелось лично поработать клещами над его зубами, чтобы улыбка не казалось такой самодовольной, словно у налакавшегося сливок кота. Но этому нелюдю он тоже был обязан жизнью, и от этого каждый вдох, несмотря на сладость подступающего выздоровления, был пропитан ядом осознания, что долг придется отрабатывать. Ах, Кеан, когда-то ты ловил огромных карпов у Змеиного устья, а теперь пришло время и тебе барахтаться на крючке…

После того, как целительница вынесла вердикт – ”выздоровление”, и ушла из домика, Кеан, облачившись и спрятав на груди конверт с печатью Соколиной Башни, отправился в Протекторат, проигрывая в голове выстроенную убийцами легенду, чтобы привыкнуть к этому гадкому привкусу во рту. Они ловко сплели правду и вымысел, чтобы Кеана было сложней подловить на лжи.

У моста господа уступили ему экипаж. Это было кстати – путь предстоял еще долгий, а его больная нога ныла, не переставая, и он весь обливался потом, несмотря на пасмурную погоду. Он рассеяно осенил их и буркнул благословение. Господа раболепно кланялись, не скрывая страха в глазах. Удивительно, что он, в помятых латах и разорванном плаще, без шлема и оружия способен наводить на людей такой ужас…

В районе Стали он отпустил экипаж и сам дошел до моста. Стража тотчас задержала его. Кеан и правда выглядел так, словно подобрал маску и доспехи с мертвого тела. После недолгих разбирательств, ворота перед ним открылись, и он облегченно вздохнул, оказавшись во внутреннем дворе, но ненадолго – его тотчас сграбастали в крепкие медвежьи объятия. Кеан был готов поклясться, что его ноги на секунду оторвались от земли. Тело сковало болью.

– Живой! – громыхал в ухе голос Кассия.

– Кас… Полегче… Я ранен… – выдавил из себя парень.

– Ранен? – бородатый здоровяк отстранился, внимательно разглядывая его черными глазами в прорезях маски. – Да ты выглядишь так, словно тебя волокли за конем по всему полуострову! – тяжелая ладонь грохнула по наплечнику, как раз там, где вражеский болт проделал дырку, Кеан поморщился от боли. – Я искал тебя, клянусь Благим! Но эти и слышать ничего не хотели, списали тебя…

“Вот как”, – с горечью подумал Кеан. Что ж, ему стоило это предугадать. Он надолго пропал, и его посчитали мертвым. Скорей всего, некролог укладывается в один абзац из нескольких скупых строк: когда вступил в братство, когда был посвящен и когда, предполагаемо, убит, а его имя высвободили, чтобы наречь следующего послушника.

– Как же я все-таки рад, – снова пророкотал бородач и, забывшись, стиснул парня в объятьях, которые, казалось, сомнут кирасу, как бумагу. – Ладно, все после. Старикан, наверное, жаждет услышать твою историю…

Симино и правда сгорал от нетерпения, но ему пришлось прождать, пока Кеан скинет доспехи и преодолеет ступени в башне грандмастера, проклиная непослушную скованную болью ногу. Поэтому, когда Иллиола постучал в дверь, старик сам распахнул ее, да так резко, что парень невольно отшатнулся.

– Я заждался, мальчишка! Ты, верно, привык не спешить?

– Прошу прощения, я ранен в ногу.

Старик пожевал губами и жестом пригласил Кеана внутрь. Закрывшись на щеколду, он тихо проговорил, возвращаясь к столу:

– Не ожидал вновь увидеть тебя, парень… Когда бесследно пропадает протектор, это, обычно, говорит о том, что он освободил имя… Садись, – он указал на стул в углу.

Кеан отрицательно помотал головой. Он привык стоя разговаривать с грандмастером.

– Сядь! – вдруг рявкнул старикан. – Я же не палач, в конце концов!

Кеан поспешил подчиниться приказу. И правда, присев на стул, он получил несказанное облегчение. Симино подался корпусом в его сторону и зарычал:

– Ты самый пустоголовый мальчишка на моей памяти! Твой поступок – торжество идиотизма! Когда ты пропал, я был почти уверен, что в этом есть особая справедливость! Это ж надо, выискался герой, одному сунуться в Угольный порт! Все равно, что нырнуть в яму со змеями в надежде, что ни одна не укусит! В твоей пустой башке напрочь отсутствует разум!

Кеан не моргнул и глазом, высушивая эту тираду. Да, он и правду тупица и поступил невероятно опрометчиво, но виновато скулить и прятать глаза он был не намерен. Он рыцарь бога и пресмыкаться будет только перед Благим.

– Что вылупился, ублюдок? – орал Симино. – О Благой, и я еще хотел продвинуть тебя, как моего заместителя? Не бывать этому, слышишь? С такой костяной башкой тебе одна работа – ломать хребты!

Симино еще долго поливал его потоком отборной ругани. То прочил ему карьеру конюха, то грозился и вовсе вышвырнуть прочь, на какие-нибудь далекие острова, собирать хлопок. Наконец старик поперхнулся бранью, зашелся долгим болезненным кашлем и смолк. Отдышавшись, он вытер губы платком и сказал:

– Что за идиот… И все-таки я рад, что ты остался жив… Нынче настали неспокойные времена, и твое письмо, хоть и было торжеством напыщенной мальчишеской глупости, все-таки решилочасть проблем. Обозначив виновного, ты, наконец, развязал нам руки отпустить имперского посла на все четыре стороны… Подохни он в палаццо, и войны было бы не избежать, но…

Симино снова зло пожевал губы. Кеан напрягся, ощущая всю тяжесть этого «но».

– Старый пень убрался восвояси, а вот его младший брат, господин Фиах Обрадан, и его тяжелые боевые грифоны осадили Жемчужный порт, пока мы не нашли пропавшего мальчишку. Если Император даст отмашку, они сравняют с землей самые благопристойные районы города. Адмирал Фуэго уже выставил свои корабли, и теперь это напоминает иосийскую дуэль. Практически анекдот, не будь на кону столь многое!

– Мальчишка… – осмелился сказать Кеан. – Вы имеете в виду посольского сына?

– Да, идиот! – прикрикнул Симино. – Он просто испарился, растворился, исчез! Даже не знаю, что хуже – не найти его вовсе или найти кверху пузом в какой-нибудь канаве? Как назло, Соле успешно провоцирует волнения в городе. Это мешает поискам.

Кеан не знал, что ответить, и благоразумно решил промолчать. На него вылился такой густой ушат информации, что еще долго придется разбираться, что произошло в его отсутствие.

– Ладно, проблемы подождут. Расскажи, как ты выжил и где пропадал целый месяц.

Кеан вынул из-за пазухи конверт, предназначенный грандмастеру:

– Выжил я чудом. Я отправился в Угольный порт для дальнейшего разбирательства, был неосторожен, допустил нападение на себя целой шайки головорезов. Сообщники Соле, я предполагаю, не желающие, чтобы истина всплыла. К счастью, они накрыли меня у самого Некрополя, и Гильдия Убийц пришла на выручку. Я был ранен, но они предложили помощь и укрытие, пока все не уляжется. Это заняло много времени… Честно говоря, не знаю, зачем Гильдия мне помогла. Они прикрылись туманными объяснениями, что у них с Протекторатом давнее соглашение. Думаю, их гильдмастер, господин Беркут, в письме детальнее все объяснит. Как мастер мастеру.

– Они что, выходили тебя? – спросил Симино, срывая печать с конверта. – Безумно странно.

– Меня они в детали не посвящали. Думаю, для них я не более, чем инструмент…

Вот так, правда, завернутая в несколько слоев полуправды и лжи и приправленная щепоткой тупоголовости Кеан. Уж в это отцу Симино будет легко поверить. Отрепетированный текст лился легко, без запинки, и даже не возникало на душе гадкого чувства, только смертельная усталость и желание, чтобы эта часть спектакля, наконец, закончилась. Симино достал распечатанный лист и скрупулезно прочитал, а затем отложил письмо в сторону, усмехнувшись:

– Их главарь считает, что мы могли бы тесней сотрудничать между собой на взаимовыгодных условиях… Не в этой жизни.

Кеан предполагал такой ответ, более того, он сразу сказал Мышке, что Симино не пойдет на такой союз, даже если у него начнет гореть плащ, и это будет единственной возможностью его потушить. Чего этим добивалась Гильдия Убийц? Загадка. Главное, что его роль спасенного и горе-посыльного сыграна.

– И это нападение на тебя… С чего они решили убрать тебя, если сейчас их ублюдочные ораторы сотрясают воздух на каждом углу о смерти бога?… Дожили! Банда Соле, булочники-еретики!… Ладно. Иди, поешь, а то исхудал, страшно смотреть. Приведи себя в божеский вид и отдохни. Келья все еще за тобой, а вот все остальное… Как отдохнешь, пройди все процедуры записи. Лучше с этим не медлить, а то знаешь наших бумагомарак…

На этом их разговор закончился, и у Кеана осталось стойкое предчувствие, что дед его подозревает. Больно пристально смотрели его глаза, словно прожигали молодого протектора насквозь, но переживать по этому поводу не было никаких сил. Несмотря на то, что в желудке крутило от голода, он знал, что до ужина в столовой ловить нечего, и поэтому отправился сразу в купальни.

В лицо ударили клубы пара с запахом цветов и трав. Снующие в нем девушки позвякивали ошейниками. Мягкие руки тотчас потянули его к ближайшей ванне, находу стаскивая одежду и белье. Наткнувшись на повязки, поубавили пыл, да и сам Кеан поспешил отстранить их. Хотелось просто вымыться. Стянув брэ и камизу, он окунулся ванную и застонал от смеси боли и наслаждения. Раны нещадно горели и щипали, ароматная вода ласкала кожу, и смесь этих ощущений кружила голову. Он прикрыл глаза на несколько секунд, а когда очнулся, то обнаружил на своем плече голову с пушистыми каштановыми волосами. Девушка посмотрела на него. Настурция. На лице целая смесь эмоций. Глаза, полные мольбы, приоткрытые губы, словно желающие или задать вопрос, или сказать что-то важное. Он улыбнулся. Настурция прогнала его тогда, а теперь пришла просто обнять, и в этих объятиях было больше тепла, чем в любовных ласках. Неужели переживала за него? Кеан хотел сказать, что рад ее видеть, но она тотчас приложила палец к его губам и помотала головой. Да, говорить нельзя. Нельзя демонстрировать привязанность друг к другу, и все же ее глаза и росинки слез на ресницах говорили обратное…

Настурция привстала с его груди. Она зашла в ванную прямо в рубахе, которая теперь мокро липла к телу, почти ничего не скрывая. Бесстыдная округлость бедер и грудей вызвало в Кеане голодную похоть, но сил ни на что не было. Оставалось только пожирать девушку глазами. Она вернулась с мылом и губкой, помазком и опасной бритвой. На секунду Кеан напрягся. Где она взяла ее? Такие предметы Сестрам не выдавались… Настурция вновь накрыла его губы пальцем, лукаво улыбнулась, намылила помазок, а затем нанесла пену на его подбородок. Шх! – лезвие прошло по щеке, срезая отросшую щетину. Щх! – замерло у горла, и парень невольно сглотнул. “Одно движение, и она может убить меня”, – невольно пронеслось в его голове, но тело при этом оставалось расслабленным, словно ничего плохого просто не могло произойти. Его гипнотизировали эти темные зовущие глаза под густыми ресницами. Они лукаво блеснули, и лезвие продолжило свой бег вдоль щеки. Еще несколько движений, и девушка смыла пену, а затем погладила его лицо, словно проверяя собственную работу. Пальцы ее медлили, словно она никак не могла оторваться от смуглой кожи протектора. “Сейчас бы поцеловать ее”, – мелькнуло в голове у Кеана, но это было абсолютно недопустимо. Словно услышав его мысли, Настурция оторвала пальцы от его подбородка и мягко надавила на плечи, чтобы он слегка подвинулся. Она аккуратно натерла его спину и грудь вспененной губкой, обходя забинтованные раны. Когда девушка закончила и удалилась, Кеан невольно потянулся за ней, но все-таки остановил себя, выждал некоторое время и вышел из воды. Какая-то сестра тотчас подбежала вытереть его полотенцем, другая протянула стопку чистого белья. У выхода их купален Настурция поймала его за локоть, коротко шепнула прямо в ухо:

– Ночью. В молельне, – и убежала прочь.

Внизу живота разлилась приятная истома в предвкушении вечера. Кеан отправил послушника в свою келью за сменой одежды. К счастью, вещи из комнаты еще не убрали, поэтому протектору обеспечили в свежий наряд. Он пришел в столовую как раз к ужину. Ох, как же Кеан истосковался по тяжелой и жирной еде после месяца на водянистых кашах и бульонах Дивники. Кажется, он и правда сдал в весе. Придется наверстывать упущенное. От жадности он поперхнулся, и тут же чуть не опрокинулся на стол от ударов могучей лапищи Кассия:

– Полегче! Еда от тебя никуда не денется. Или тебя убийцы не кормили?

Улыбающийся бородач упал на скамью напротив. От него пахло вином. Неужто уже обмыл его счастливое возвращение?

– Ну, что сказал старикан?

– Не прогонит за провал и то хорошо, – ответил Кеан. – А для дел я все равно пока не годный.

– Ну это мы еще посмотрим. Гонять тебя надо. Чем больше, тем быстрей вольешься. Даю тебе пару деньков расслабиться, а дальше будешь со мной. Ясно?

Кеан рассеяно кивнул, почти не слушая дальнейшие разглагольствования друга о том, что нынче закупили мало вина и в похлебку стали добавлять меньше мяса, и как за это поплатились жадные повара. Все это превратилось в монотонный шум. Кеан смотрел на бородача и пытался вспомнить, говорил ли он ему что-нибудь об Гильдии Убийц? Нет, не говорил. Значит вот кого Симино решил приставить проследить за ним. Стало неприятно, поэтому он поспешил поскорей сбежать из столовой под предлогом, что очень устал, только до своей кельи так и не дошел. Юркнул в женское крыло, пользуясь затишьем вечерней проповеди, и затаился в молельне.

Здесь было темно и прохладно, не горело ни одной свечи. Он опустился на пол у алькова со статуями, став частью чернильного мрака. Спустя некоторое время дверь тихонько отворилась, впуская искорку света. Настурция. Увидев его, она заперла дверь на засов, поставила мерцающую лампадку на пол и кинулась ему на шею, чуть не уронив к ногам статуй. Девушка осыпала ему лицо поцелуями, между которыми сбивчиво шептала:

– Я думала, ты умер… Все глаза проплакала… Никогда еще не было здесь так тошно… но теперь ты вернулся… больше не пропадай…

Сердце в груди забилось сильнее и чаще. Она плакала по нему… Кеан прильнул к ее шее, осыпая поцелуями горячую трепетную жилку под кожей, и Настурция откинула голову, прикрыв глаза от удовольствия. С полных губ сорвался тихий вздох. Они нетерпеливо стащили друг с друга одежду, словно боясь потерять хоть секунду близости. На этот раз девушка взяла инициативу на себя. Едва сорвав платье и спустив рубаху до пояса, села на него, соединившись с его затвердевшей плотью. Как хорошо… Мягкие груди у лица, шелковистые, пахнущие розами, и на ощупь – словно цветочные лепестки. Только сейчас Кеан понял, как скучал по ней. По ее голосу, восхитительному телу и выразительному личику, которое сейчас таяло от удовольствия. Она плакала по нему… и просит, чтобы он больше никогда не пропадал…

Страсть выжала из них все силы. После они лежали, завернувшись в алый протекторский плащ, при неровном свете огонька лампадки и восстанавливали дыхание.

– Сюда точно никто не заявится? Кажется, мы нашумели… – хрипло сказал Кеан.

– Нет, – покачала головой Настурция. – Сестры считают, что это место проклято. Много лет назад здесь свела счеты с жизнью одна… Ее тоскливый призрак живет в этих камнях… Уууу! – насмешливо взвыла она, имитирую скорбный стон неупокоенного духа. – Так что если и услышат шум, то сбегут, осеняя себя священными знаками, – Настурция провела рукой по его повязкам. – Лучше скажи, как это случилось.

Кеан положил ладонь поверх ее пальцев:

– По глупости. Был самонадеян. Практически погиб.

Он смолк, не желая говорить о тошном, и словно прочитав его мысли, Настурция поцеловала его в губы, а затем потерлась о щеку:

– Щетина тебе не идет…

– Кстати, где ты взяла бритву?

– Не узнал? – Настурция лукаво улыбнулась, а затем положила голову ему на плечо. – Она твоя… Когда прошел слух, что ты погиб, я пробралась в твою келью и украла несколько вещей. Хотелось, чтобы осталась хоть какая-то память…

– Как ты?…

Кеан осекся, увидев росинки на ее ресницах.

– Было горько, – призналась девушка. – Ведь я прогнала тебя тогда. Дура. Забыла, кто я, а кто ты. Я не имею права ничего требовать от тебя…

Безмолвно улыбнувшись, Кеан и потянул за тесемки на маске, распутывая узелок. Красная накрахмаленная ткань скользнула с лица, Настурция открыла рот от удивления. Ее пальцы провели линию вдоль его прямого носа, по лбу, коснувшись густых чернух бровей. Она сказала, пожирая его взглядом:

– У тебя красивое лицо, но я это и так знала. Это никакая маска не скроет, – Настурция провела кончиком пальца по спинке его носа. – Это было откровенно… Я тоже буду откровенной… – она привстала с его груди. – Меня зовут Дайре Амаранта…

Амаранта… Кеан помнил эту нашумевшую историю. Образцовая высокородная семья, в одночасье уничтоженная за потворство еретическим течениям. Кажется, дело было в их новой фабрике. Кеан в то время был на охоте далеко в окрестностях Иллалика. Настурция смотрела на него, прикусив губу в ожидании реакции, но Кеан не знал, что сказать. Его сущность протектора пыталась встать на дыбы, но чего он ожидал? В Сестер Отдохновения не ссылают благочестивых дам.

– Вы правда… шли против Закона Благодати? – выдавил он из себя.

Настурция погрустнела.

– Нет… У отца была мечта, и она кому-то не понравилась…

На ее ресницах вновь появились росинки, и Кеан смахнул их с ее глаз:

– Не плачь…

– Легко сказать, – губы у нее задрожали. – Посмотрим, что бы ты сказал, будь по ту сторону, – она гневно потрясла за кольцо на своем ошейнике.

Кеан растерялся. Жалость и нежность вытеснили все прочие эмоции, и он притянул к себе сопротивляющуюся девушку, приговаривая:

– Ну чего ты дерешься… Мне жаль… Мне жаль…

Он шептал, баюкая ее, и Настурция снова обмякла в его руках.

– Отец мечтал, чтобы книги стали доступней…

Точно. Печатная мануфактура Амаранта, на которой были обнаружены запретные книги по колдовству и философии, отрицающей Закон Благодати. Мужчин казнили, женщин заточили. Обычная история, но сейчас она затронула его за живое предательским вопросом, на который ему было страшно получить ответ: что если пострадали невиновные люди? Раньше Кеан и помыслить не мог о таком, его вера в непогрешимость постулатов была подобна камню. Он и раньше видал женские слезы слышал мольбы и проклятия. Все это напоминало берега далеких островов, где он никогда не побывает. А тут – гром среди ясного неба, совсем близко, на его плече.

– Вижу, как ты смутился, – шепнула Настурция, зарывшись лицом ему в грудь. – Для тебя я, наверное, хуже каторжницы или блудницы. А я… я ненавижу протекторов, за то, то они сделали, но тебя почему-то ненавидеть не могу. Каждый день как в тумане. Разум спасается тем, что засыпает глубоко в голове, и я представляю, что тело – это не я, это кто-то другой, но с тобой просыпаюсь, хочу бодрствовать…

На этих словах Кеан окончательно потерял голову, прервав ее слова поцелуями. Их тела снова переплелись на холодном твердом полу, и он забыл абсолютно обо всем: о принципах, устоях, гордости и чести.

– А я… Адонио. Меня зовут Адонио, – шептал парень полузабытое имя, и в голове вспыхивали золотистые степи, зеленая гладь реки и звон отцовской кузни. На несколько мгновений он словно перенесся в прошлое и стал тем щуплым и прытким мальчишкой, что днями напролет готов был рыбачить и ненавидел мастерскую отца. Так ненавидел, что поехав на ярмарку в Ильфесу, сбежал, чтобы стать послушником протектората. Стать частью великого, делать полезное дело. Что эти кузни? Гвозди да подковы. На мгновение Кеан представил, какой была бы его жизнь, если бы он остался в деревне, и тут же с грустью отмел это видение.

Почти всю ночь они провели в молельне и лишь на рассвете разошлись по своим параллельным мирам. Кеан все еще был взволнован, утомлен любовными ласками и отсутствием сна, а ведь впереди был тяжелый день. Чтобы прийти в форму, он окатил себя несколькими ведрами холодной воды и сделал упражнения, несмотря на ноющую ногу. Это придало ему немного бодрости и вовремя – на горизонтепоказался Кассий.

– Распоряжение Симино, – сказа бородач. – Тебе велено явиться пред светлы очи имперского адмирала.

На удивление, Кассий был трезв и даже не вонял перегаром. Потратив некоторое время на полное протекторское облачение, выписку нового оружия и коня, они потрусили в сторону доков Жемчужного порта. Новое приобретение Кеана, крепкий чалый мерин по кличке Пригар, не переставал его радовать. В отличие от строптивого Гора, не выделывал никаких фортелей и был удивительно смиренной скотинкой.

На причале их ожидал прекрасный вид на утреннее небо, спокойное море и плавный изгиб бухты. Омрачал его гомон иностранной речи. Бледнокожие серовласые матросы в сизо-голубых мундирах с серебристыми пуговицами, расстегнутыми от жары, и широкополыми шляпами им в цвет, убивали время, соревнуясь на ловкости, подкидывая тонкие, как игла, стилеты. Суть этой игры ускользнула от Кеана, да и моряки быстро отвлеклись, заметив приближение протекторов. Сразу выстроились по стойке смирно. По-местному они не говорили, но судя по тому, как красноречиво они указывали на шлюп, придется добирать до одного из кораблей, стоящих на якоре у входа в бухту. Матросы на разные лады повторяли имя «Кеан Иллиола» и отказались пустить на борт Кассия. Стало вдвойне неуютно.

Когда ты закован в сталь, а под тобой толща воды, из которой пешком не выбраться, не очень-то получается насладиться морской прогулкой. Пока матросы слажено гребли, Кеан думал только о том, как бы ненароком не свалиться за борт и не пойти ко дну, словно камень. Однако когда шлюп начал приближаться к кораблю, он невольно залюбовался на этого деревянного великана. Огромные плавные бока с хищными пушечными портами, стального цвета паруса на величественных мачтах, а на носу – серебристая орлиная голова, пронзающая горизонт грозным взглядом. Кеану приходилось видеть разные корабли, но такие огромные и монструозные – впервые. Не зря Империя – владычица морей…

Дальше предстоял подъем по веревочной лестнице. Несмотря на все старания, протектор был неуклюж, в отличает от ловких матросов, которые карабкались словно белки. Перевалив через борт на верхнюю палубу, под конвоем нескольких вооруженных саблями матросов, сдав свое оружие, он шагнул в капитанскую каюту.

Кеан ожидал увидеть немыслимую роскошь, как в палаццо Его Благодати. Серебро, золото, лепнина, яркие драпировки из шелка. В конце концов, это не простой капитан, а младший брат императора. Однако из роскоши был только размер помещения. Обстановка простая и функциональная. Несколько масляных фонарей в простых латунных оправах освещали широкий стол. Еще несколько, с навигационными приборами и картами, у иллюминаторов по стенам. От такой обстановки Кеан даже опешил. Вполне в духе аскетичности протектората. С кресла поднялся мужчина и жестом пригласил к столу.

– Доброе утро, господин Иллиола.

Дверь за протектором закрылась, и он поспешил рассмотреть имперского адмирала. Кеан ожидал увидеть старика вроде Линшеха, но, к удивлению, господин Фиах Обрадан был не на много старше самого Иллиолы. Высокий, статный, в простом серо-голубом мундире с серебряными пуговицами и незамысловатыми украшениями на плечах. Идеальная осанка. Сразу видна – военная выправка. Вдобавок ко всем у Фиаха было красивое мужественное лицо, разве что обветренное солью и солнцем. Волосы коротко стрижены, совсем не в духе тех имперских вельмож, что Кеану приходилось допрашивать раньше. В ушах серьги. Два больших кольца и дальше, вдоль кромки колечки поменьше. Какая выбивающаяся из образа деталь.

– Доброе утро, господин адмирал, – эхом отозвался протектор.

По привычке Кеан отказался от стула, и его собеседник плавно опустился в кресло. Спина так и осталась прямой, словно мачта.

– Не буду предлагать вам любезностей вроде эфедры и закусок, – начал Фиах, голос у него был негромкий и спокойный, а произношение лишь немного портили неверные ударения в словах. – Вижу, что откажетесь и будете совершенно правы. Я хотел сразу перейти к делу… если вы не возражаете.

Это “если вы не возражаете” прозвучало таким не терпящим возражения тоном, что Кеан удивился – к чему вообще этот парень прибегает к любезностям? Они в его устах теряют всякий смысл.

– Вы знаете, зачем я здесь, – ладони адмирала легли на столешницу, и Кеан невольно проследил за этим движением. – Буду краток – вы найдете моего племянника, или я не оставлю от вашего города ни единого целого здания.

– Мы вас потопим.

– Мне говорили, что вы не отличаетесь тактичностью и изящностью методов, – ответил Фиах все с таким же каменным лицом. Казалось, им можно колоть орехи.

– Вы сами начали с угроз.

– Мне показалось, что такой язык будет вам понятней. Вы ведь любите и умеете угрожать.

Кеан стиснул зубы. Кажется, адмирал Фиах был хорошо осведомлен, что именно он вел расследование и опрашивал его старшего брата.

– Тот, кому доверяют такие важные дела, с легкостью найдет мальчика в знакомом городе. Целого и невредимого. Иначе имперский флот сотрет в порошок этот изумительный город.

Слово изумительный прозвучало бесцветно. Адмиралу было плевать и на город, и его жителей, но Кеан ощутил отчетливо – на мальчика тому было не наплевать, и находился он здесь не столько по приказу, сколько по собственной инициативе. Опасно. Личная вендетта способно превратить эту гору льда в пылающий костер, и в топку полетят головы…

– Если вам требуется помощь, я могу выделить людей…

– Нет, – вспыхнув, отрезал Кеан.

Чтобы Империя помогала протекторам Ильфесы? Принять такую помощь все равно, что признать себя бессильным.

– Отлично, – адмирал выпрямился во весь рост. – Вы услышали мой посыл?

– Отчетливо.

– Рад, что наш с вами разговор не затянулся, – он жестом указал на дверь. – Господа проводят вас обратно. Не разочаруйте. Будущее этого конфликта зависит от вас.

Пока Кеан качался в лодке, везущей его обратно, он много думал над их разговором. Зачем Фиах позвал его? К чему был этот фарс?

– Может и фарс, да кто поймет этих имперцев, – покачал головой Кассий, когда Кеан все ему рассказал. – Он проявил учтивость, хотя мог бы обойтись письмом. Продемонстрировал свою мощь, решимость вступить в схватку, если потребуется, и принципиальность. В каком-то смысле, это даже хорошо. Не стоит опасаться с его стороны двойной игры или удара в спину. Но тебе я не завидую. В случае провала на тебя повесят все на свете. Так что не оплошай.

Кеан снова стиснул зубы. И как он раньше не догадался? Симино сделал из него козла отпущения. Мерзко, словно его предали, но через несколько мгновений парень успокоился. Грандмастер сделал это во благо ордена, даже если в итоге полетит его голова. Кто он, чтобы раздумывать над решениями тех, кто выше?

– Расскажи, что еще произошло в мое отсутствие, – глухо попросил Кеан, рассеяно осенив святым знаком раболепно склонившегося прохожего. – Я слышал про какие-то волнения…

– Волнения! – фыркнул Кассий. – Дерьмо из Угольного перехлестнулось в Медный. Пенится, бурлит и воняет, а все из-за этой суки-пекаря. Пока совет кардиналов до хрипа спорил, кем будет новый сосуд, он вылез, как таракан из-за печки, взбаламутил Черное Древо и Певчий еретическими россказнями, как убил Благого. И люди слушают! Давно надо было зачистить этот крысятник, да уже поздно. Не переживай, не в первый и не в последний раз говно бунтует. Смешаем их всех с известью и дело с концом.

Кеан только рассеяно кивнул в ответ. Ему еще ни разу не приходилось подавлять народные волнения, и от этого неприятно засосало в груди.

Весь оставшийся день был полон рутины. Кассий составил целый план тренировок, плюс ко всему необходимо было окончательно вернуть свое имя в мир живых, вымарав скупые некрологи и восстановив его в описях и амбарных книгах. К концу дня Кеан выбился из сил, но эта ломота в мышцах были куда приятней томительного ожидания выздоровления. Даже ноющая нога не портила эту благодать. Единственное, что выбивало из колеи – застрявшая, как стрела в ране, мысль о поисках императорского мальчишки.

Вечером протекторы направились в купальни. Кассий тут же отвлекся на группу Сестер, что принялись стаскивать с него грязную одежду. Кеан отказался от услуг девушек, сам разделся и зашел в воду, воровато озираясь по сторонам. Страшно хотелось вновь увидеться с Настурцией, услышать ее голос. Он успел спровадить двух или трех девушек прежде, чем темноглазка вышла к нему. Настурция улыбнулась, молча вошла в его ванную, а затем положила голову на плечо.

– Где ты была? Я заждался, – шепнул Кеан, несмотря на запрет.

– У Сестер полно работы.