412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Нина Варела » Война Крайер (ЛП) » Текст книги (страница 7)
Война Крайер (ЛП)
  • Текст добавлен: 17 июля 2025, 18:20

Текст книги "Война Крайер (ЛП)"


Автор книги: Нина Варела



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

– Эйла? – Бенджи окликнул её сзади, и Эйла побежала.

Бежала от вида его лица: веснушек, карих глаз, чернильно-чёрных кудрей.

Может быть, уже слишком поздно. Схема, линия, соединяющая их.

Она свернула за угол здания для прислуги и продолжила идти, шлёпая тонкими туфлями по утоптанной грязи. Она пробежала мимо фруктовых садов.

И тут она увидела их.

Висящие между двумя деревьями у входа в сады. Где все могли видеть. Подвешенные, как фонарь.

Туфли Нессы. И её носовой платок.

Кровь на нём (из разбитого носа Эйлы после той дурацкой встречи с Фэй) засохла и потемнела, но перепутать её было невозможно. Носовой платок трепетал на ветру, бледный, как платье Люны, которое, казалось, она видела целую вечность назад, но вдруг оно снова встало у Эйлы перед глазами.

Под деревьями собралось несколько слуг. Они молча смотрели на туфли и носовой платок. Просто смотрели.

Эйла слышала собственное дыхание, слишком громкое и хриплое в тишине раннего утра, но не могла успокоиться.

В толпе была и Малвин в своей белой шляпке. После долгой паузы она отвернулась от носового платка, туфель и поспешила прочь, втянув голову в плечи. Прежде чем Эйла осознала, что делает, она уже гналась за ней.

Она быстро догнала Малвин.

– Эй!

Гнев, печаль, паника, наполнившие вены, – всё сузилось в точку. Её трясло от нетерпения. Несса умерла. Но Бенджи ещё жив – пока. Она должна быть уверена, что он в безопасности. Пока больше никому не известно о схеме Кинока. Она никому не говорила.

И никто, никто больше не умрёт из-за неё, если только не Крайер.

Малвин резко обернулась. Её глаза были дикими, лицо бескровным.

– Ты, – сказала она. Скорее, сплюнула.

Эйла пропустила это мимо ушей.

– Ты работаешь во дворце дольше любого из нас, – сказала она. – Ты знаешь больше, чем... чем кто-либо другой теперь, после того как Нессы...

– Чего тебе надо? – Малвин сплюнула.

– Правду. О Нессе и о том, что она сделала, что им сказала, за что её убили...

– Из-за тебя я лишилась работы, – рот Малвина искривился. – Ты отняла мою работу, мои деньги. Я тебе ничего не должна.

– Я прошу не для себя.

– Тогда послушайся моего совета, – сказал Малвин, подходя к Эйле. Теперь она была так близко, что Эйла чувствовала её запахи: трав и муки, как на кухне. Её волосы под белой шляпкой были влажны от пота. – Не проси ни ради кого, кроме себя. Думай только о себе. Только так можно выжить в этом месте.

– Малвин...

– Они знают о нас всё, – выдохнула Малвин. – Всё, что мы делаем. Всех, кого мы… – она попятилась назад, сжав кулаки и задрожав. – Скир следит за всеми.

– Скир? Что ты знаешь о Киноке?

– Нет уж, ничего у тебя не выйдет, – прошипела Малвин. – Не хочу, чтобы со мной поступили так же, как с Фэй. Ты видела, что случилось с её сестрой.

– Фэй...? – Эйла нахмурилась, гобелен в покоях Кинока и схема, которую он прикрывал, не выходили у неё из головы. – Неужели... неужели Фэй чем-то провинилась перед Киноком? И поэтому пиявки убили Люну? Ты этого боишься?

– Не хочу говорить об этом, – прошептала Малвин, её глаза метались по сторонам. – Не хочу навлекать на себя беду, – затем она наклонилась ближе, говоря почти шёпотом. – Могу сказать только одно: присматривай за солнечными яблоками. Скир надёжно хранит свои секреты. Держись от него подальше.

Надёжно? Подальше?

Эйла ждала, но Малвин больше ничего не объяснила.

– И это всё, что ты слышала? – спросила Эйла, стараясь не показывать своего разочарования.

Малвин кивнула головой:

– Это всё. Я же говорила тебе, что немного не знаю. Я не сую свой нос туда, куда не надо, – многозначительно сказала она, – потому что не хочу, чтобы кто-то ещё умер из-за меня.

– Конечно, – согласилась Эйла, понимая, что разговор окончен. – Спасибо тебе, Малвин.

– Не подходи ко мне больше. Я не буду с тобой разговаривать, – Малвин сплюнула на землю к ногам Эйлы. – Я не хочу закончить, как Несса.

Затем она гордо удалилась.

Эйла осталась стоять одна посреди сада и долгое время не двигалась. Она чуть не плакала, хотя утратила эту способность много лет назад.

Бенджи хотел присоединиться к восстанию на Юге вместе с Роуэн, хотел уехать, ведь она сказала Бенджи, что шансы в их пользу. Что положение Эйлы в качестве служанки – их шанс совершить настоящую Революцию. Он поверил ей.

То же самое предчувствие, что посетило её прошлым вечером в музыкальном салоне, вернулось к ней и сейчас: взлёты и падения, страх. Неужели она сделала неправильный выбор?

Имеет ли это значение?

Она посмотрела на свои руки. Они дрожали.

Роуэн. Ей хотелось поговорить с Роуэн, ей нужен её совет. Нужно, чтобы она была рядом. Хочется чувствовать, что Роуэн всегда будет рядом, чтобы перевязать ей раны, поставить на ноги. Роуэн, которая помогла ей в жизни – которая уже уехала, чтобы возглавить восстание на юге, броситься с головой в видение справедливости, в которую она верила.

Роуэн не было рядом, чтобы утешить её, но благодаря ей Эйла знает, что должна делать.

В конце концов, сегодня она кое-что выяснила. У Кинока есть кабинет, отдельный от его покоев. И в этом кабинете есть сейф.

Стая птиц взмыла в небо, криками призывая рассвет.

Она зашла слишком далеко. И она знала: пути назад уже нет.

9

На следующий день после того, как гвардейцы отца убили женщину и повесили её туфли на солнечных яблонях, утренний свет окрасился в странный оттенок.

К рассвету, когда Эйла должна была прийти и разбудить её, Крайер уже слышала об убийстве – от не менее перепуганной служанки, которая вошла к ней в покои, чтобы подбросить дров в очаг, даже не от отца. Крайер стояла посреди своей комнаты и дрожала от тошнотворной смеси ужаса, ярости и мучительного горя. Она знала, что подобные вещи иногда случались в других местах, но отец уже много лет не назначал такого сурового наказания, тем более по такой бессмысленной причине.

Крайер зажала рот рукой, пытаясь успокоиться. Может быть, Эзод вообще не отдавал такого приказа? Может быть, гвардейцы перестарались? Она знала, что это невозможно, но от такой альтернативы её затошнило. Знать, что отец способен на нечто подобное…

Мысли бурлили, как море, а Крайер всё ждала и ждала стука Эйлы.

Но Эйла так и не появилась.

Взошло солнце, а Эйлы всё не было.

Больше всего на свете Крайер хотелось найти Эйлу, разыскать её в комнатах для прислуги и убедиться, что с ней всё в порядке. Но Крайер нельзя опаздывать на первое заседание Совета. В конце концов, она поймала служанку и приказала ей доставить полный завтрак: хлеб, фрукты, сыр, миску мёда – служанке Эйле, где бы та ни находилась, и сообщить ей, что она освобождена от всех обязанностей на следующие два дня. Служанка, должно быть, очень удивилась, но её научили не показывать этого. Она просто кивнула и пробормотала:

– Слушаюсь, леди Крайер, – и поспешила прочь в направлении кухни.

Но этим Крайер не удовлетворилась. Если она не видит Эйлу, то, во всяком случае, должна убедиться, что живот Эйлы не пуст. Однако ей надо явиться на заседание Совета. Нужно бороться – предлагать и разрабатывать новые законы для защиты людей, запрещающие убивать слуг или детей. Она может сделать всё, что в её силах, чтобы такое никогда больше не повторилось.

На данный момент этого должно быть достаточно.

* * *

Проведя в карете более трёх часов, Крайер не могла не думать о том, что произошло во дворце и что произойдёт, когда она прибудет на заседание. Когда Крайер впервые мельком увидела Зал Совета, она была едва созданной. Она потом несколько недель умоляла отца, прежде чем ей разрешили сопровождать его в столицу, и даже тогда ей было категорически запрещено входить в Зал Совета, а разрешалось только сидеть рядом с отцом в карете, наблюдая, как за окнами проплывают скалистые холмы, сменяясь широкими торговыми дорогами, крупными деревнями, а затем городами и, наконец, самой столицей, Янной, жемчужиной Рабу, кишащей людьми и сверкающей на весеннем солнце. Тогда она впервые увидела город, а также людей, которые не были слугами отца. Она до сих пор помнила, как они шли, согнув спины, не сводя глаз с пыльной улицы. Их одежда была старой и выгоревшей на солнце, кожа покрыта разводами грязи, масла и пыли.

– Мы так много делаем для них, – сказал Эзод. – Под нашей властью они процветают. До нас здесь царил хаос.

Крайер прижала маленькие ручки к окну и уставилась на толпы людей, наблюдая, как они расступаются вокруг отцовской кареты, перемешиваются и кружатся, словно разноцветный ил в воде. Она увидела человеческую девочку примерно своего возраста, с тонкими ручками и светлыми спутанными волосами. Её ноги были босы и грязны. Через две улицы все здания были высоки и роскошны, улицы свободны от мусора и прочих человеческих отбросов – там магазинами управляли автомы. Разница между частями города, где проживали люди и автомы, была разительной, почти шокирующей. Это зацепило её мысли, как рыболовный крючок, не давая думать ни о чём другом. Её Вид жил в роскоши, в то время как люди умирали с голоду у их ног.

Она вздрогнула, глядя в окно кареты. Они проехали по мощёным улицам и въехали в массивные ворота Старого Дворца в самом центре города.

Когда-то он принадлежал королю людей, а теперь здесь разместился Красный Совет. Сам дворец был сделан из камня бледно-кораллового цвета, сияющего в слабых лучах зимнего солнца, почти такого яркого, что на него невозможно было смотреть. Именно здесь спроектировали Крайер, как и остальных дворян. Здесь отец работал с создателями и мастерами над её эскизами, прежде чем их отправили в Акушерню. Когда она была моложе, ей нравилось представлять, как отец прогуливается по городу, дворцовым садам и длинным залам с потолками из цветного стекла, размышляя о том, какую именно дочь хочет создать.

Теперь, думая о своём Проекте, Крайер захотелось содрать с себя искусственную кожу. Она не могла думать о Проекте, не вспоминая, что она Ущербна.

Внутри Зал Совета был отделан в белых тонах. Полы, стены, два длинных стола, разделяющих комнату пополам, даже 50 стульев вокруг столов – всё это было сделано из безупречного белоснежного мрамора, почему-то более светлого и чистого, чем остальная часть дворца. Вдоль стен располагались окна, выходящие на восток; утреннее солнце струилось внутрь, яркими квадратами ложась на столешницу. Пылинки парили в воздухе, как крошечные светящиеся точки. Единственным цветным предметом в комнате, не считая красных мантий пятидесяти Красных Советников, которые стояли у своих стульев, был военный флаг. Он висел на северной стене, во главе стола, порванный и грязный, один край обгорелый и сморщенный.

Крайер видела картины с изображением флага в этой комнате. Это была реликвия, момент истории, застывший, реальный. Этот флаг: чёрная полоса внизу, обозначающая Железное Сердце, тёмно-фиолетовая полоса вверху, цвета крови автома; четыре вертикальные белые линии, обозначающие Четыре Столпа, – был тем самым флагом, который генерал Иден нёс в бой во время Войны Видов. На некоторых картинах флаг был новым и великолепным, развевающимся высоко над полем боя. На других он был пропитан красным цветом человеческой крови.

Когда Крайер и Эзод вошли в Зал Совета, остальные Красные Советники в унисон склонили головы. Крайер оглядела стол, глаза скользнули по знакомым лицам других Советников – пятидесяти лицам от древних до чуть старше, чем она, пятидесяти лицам, представляющим различные города и регионы Рабу и несколько населённых областей Крайнего Севера – на всех было одинаково торжественное выражение. Она посмотрела на них, запоминая... а потом снова. И снова.

Кого-то не хватало. Где Советница Рейка? Она надеялась увидеть её здесь, чтобы спросить, читала ли она её очерк и почему не ответила.

Также за столом было одно новое лицо – Кинок.

Крайер знала, что он будет здесь. Он приехал с запада с отдельным караваном, запряжённым его собственными чудовищными серыми лошадьми. Крайер не знала, почему он всегда путешествует отдельно, но не задавала вопросов. Они союзники и помолвлены, но ей бы не хотелось три часа трястись с ним в тесной, дребезжащей карете.

Теперь, однако, она заметила, что он успел воспользоваться своим ранним появлением – выбрал место за столом, стул по правую руку от Эзода. В Зале Совета те, кто сидит ближе всех к главе (отцу Крайер), были самыми важными и влиятельными. И тут появляется Кинок, новичок, сравнительно молодой человек, стоящий подобно гордой, неподвижной статуе у второго по значимости кресла в комнате.

Другие Советники не возражают?

А где Рейка?

– Крайер, – сказал Эзод, вырывая её из раздумий. – Постой тут.

Сбитая с толку, Крайер осталась у двери, а отец сел на своё место во главе стола. Когда он встал за белым мраморным креслом, военный флаг послужил ему чёрно-фиолетовым обрамлением.

Свободных стульев больше не было. Крайер потребовалось возмутительно много времени, чтобы понять, что ей придётся стоять в дверях в течение всего заседания, как гвардейцу или слуге.

Но я же его дочь. Эта жалкая мысль исходила из тайного, слабого места внутри неё.

Я должна стать одной из вас.

Но это было не так. Она стояла, молчаливая и униженная, пока отец здоровался с остальными. Ему это прекрасно удавалось: он руководил залом, смотрел каждому в глаза, пожимал руки, давая почувствовать, что их видят и знают. Он был опытным политиком. Прирождённый лидер, способный изменить мнение любого за один разговор и убедить его следовать за ним.

По команде Эзода Советники заняли свои места. Только Крайер осталась стоять, как чужая, вся горящая от смущения. Но, казалось, это даже не имело значения. Никто, даже Кинок, не взглянул на неё – ни взгляда, ни на долю секунды осознания того, что она находится в комнате. Как будто Эзод вошёл один. Как будто Крайер вообще не существует. Во всех своих фантазиях, когда она осмеливалась представить себе эту картину, то сидела на том месте, которое занимал Кинок. Иногда она даже представляла себя сидящей во главе стола. В её фантазиях все Советники приветствуют её, почтительно склоняя головы, а на ней тёмно-алые одежды, и когда она говорит, то весь зал слушает.

Не думала, не гадала она, что будет вот так неловко стоять в дверях, полностью оторванная от реальной встречи, как бессмысленный, невидимый наблюдатель.

"Всё в порядке, – пыталась она убедить себя. – Это лишь первое заседание. По крайней мере, ты в Зале. По крайней мере, тебе не запрещено говорить".

Эзод объявил собрание открытым. Сначала советники рассказали о последних повседневных событиях в своих округах. Затем леди Мар, которую Крайер всегда считала очаровательной, вплоть до того, что сознательно отследила подробности прихода Мар к власти в западном Рабу, встала, положив обе руки на стол, и сказала:

– Нет смысла тянуть время. Мы собрались здесь не просто так. Слишком долго Совет пассивно хранил молчание, пока по всему королевству разгоралась новая война.

– Вы говорите о восстаниях людей? – спросил советник Яаник. – Я бы не стал утверждать, что мы были пассивны. Восстания небольшие, дело рук нескольких людей-радикалов, устроивших бунты. С ними всегда расправлялись быстро и безжалостно.

– Я говорю не о людях, – сказала Мар, – а о Движении за Независимость.

Взгляды множества советников обратились к Киноку, однако он никак не отреагировал.

– При всем моем уважении, милорд, – продолжила Мар, склонив голову в сторону Эзода, – почему скир вообще присутствует на этой встрече? Он – лидер Движения, воплощение насилия и противоречий. Его "политические собрания" перерастают в беспорядки по его указке – или, по крайней мере, он неспособен осудить такое поведение?

Беспорядки? Крайер ничего не слышала о беспорядках. Конечно, её мысли сразу же вернулись к Южному Бунту – тому самому, который Кинок с такой помпой подавил.

– Согласен, – добавила Советница Парадем с Крайнего Севера.

Крайер не знала, сколько ей лет, но она была намного старше других советников. Её кожа приобрела определённую тусклость, глаза затуманились. Её голова была обрита, возможно, чтобы скрыть, что волосы потеряли свой цвет. Иногда, когда она держала перо, её руки дрожали.

– Год назад я присутствовала на одном таком собрании Движения за Независимость, – сказала она. – Ожидала, что это будет собрание интеллектуалов, но вместо этого оказалась в толпе из сотен горлопанов, призывающих к полному прекращению отношений с человечеством. Как подло и мерзко! Такого можно ожидать от людей, но не от высшего Вида. И какая же цель у вашего Движения, скир? Построить новую столицу? Это никому не нужно.

– Война давно закончилась, – кивнула Мар. – При надлежащем управлении люди способны участвовать в развитии общества, – её губы скривились. – Не слишком ли далеко зашло это Движение за Независимость? Разве нужно резать вьючных лошадей и крупный рогатый скот? Неужели нужно топить Железное Сердце в море? Зачем нам зарываться глубоко под землю, чтобы прятаться от солнечного света?

– Обстоятельства бывают разные, Советница, – сказал Кинок, впервые подав голос.

Он вытащил что-то похожее на карманные часы, поднёс их к свету, а затем покачал в руке, как маятник гипнотизёра. Казалось, ему очень хотелось, чтобы все Советники увидели этот предмет, и, к удивлению Крайер, все они, казалось, точно знали, что это такое. Более того, при виде карманных часов все немного выпрямились и обратили свои взгляды на Кинока.

– Неужели вьючные лошади и крупный рогатый скот способны сговориться и убить нас в наших постелях, сжечь дотла наши поселения? Шепчет ли Железное Сердце тайными словами, планируя следующее восстание? Запасает ли солнечный свет ножи и сельскохозяйственные инструменты, чтобы зарезать всех в Акушерне глухой ночью? – он холодно обвёл взглядом зал, и все до единого Советники восхищённо переглянулись. – Надлежащее управление может осуществлять только наш Вид, а не люди. Бешеными зверями невозможно управлять. Они жестоки и становятся всё более жестокими, организованными и сильными с каждым днём. Люди опасны. Нам хочется верить, что они никогда не причинят нам вреда, но они могут; и это происходит прямо сейчас. Нет ничего постыдного в том, чтобы признать угрозу – и устранить её.

Образ туфель, качающихся на ветках солнечной яблони, снова всплыл в сознании Крайер. Она на мгновение заколебалась, зная, что ей никто не давал слова, но...

– Да, некоторые люди могут быть опасны, – сказала она, удивлённая тем, что её голос не дрожит.

Все лица повернулись к ней с бесстрастным выражением. В комнате, заполненной безмолвными автомами, было трудно угадать, о чём они думают, и легко почувствовать насмешку. Крайер выпрямилась во весь рост, пытаясь выглядеть так же внушительно, как и отец.

– Но слишком часто кажется, что мы наказываем за незначительные нарушения пытками, тюремным заключением и даже смертью, – закончила она.

Она почувствовала на себе взгляд отца.

– Нас создали, как просвещённый Вид, – продолжила Крайер, заставляя себя оглядеть зал, чтобы встретиться со всеми глазами. Разве не этого она ждала? Ей нельзя молчать от страха. – Нас создали, чтобы мы были выше и лучше, чем люди, но… действительно ли мы лучше, если так легко прибегаем к бессмысленному насилию? Далеко ли мы готовы зайти? Не нужно...

– Дочь моя! – перебил её Эзод.

Она резко замолчала. Чувствуя холод, она наконец посмотрела на отца и обнаружила, что тот смотрит на неё. Но выражение его лица не было сердитым; скорее читалась осторожность.

Она столько раз видела этот взгляд раньше, в ответ на свои очерки, мысли, предложения.

– Приношу свои извинения, – сказал Эзод, обращаясь ко всему Совету. – Дочь считает себя мудрой не по годам.

Лёгкий смешок.

– Видимо, она стала мудрее, – сказал Советник Шен, – коли уж занялась текущим положением дел в человеческой популяции. Как нам известно, поступают сообщения о новых восстаниях в Таррине. На этот раз погиб один из нашего Вида. Его голову отрубили и сожгли.

Несколько Советников громко выразили своё негодование.

– Это не первый и не последний инцидент, – сказал один из них. – Всего два дня назад в двадцати лигах к югу слуги на ферме сговорились и напали на своего господина. Все жертвы были человеческими, но хозяин фермы был на волосок от гибели.

Вот так в безмолвной, исполненной достоинства комната пятьдесят человек стали говорить одновременно. Безмолвная, униженная Крайер слушала, как они спорят: некоторые сдержанно и красноречиво, а некоторых распирало от возмущения. Единственный, кто молчал, был Кинок. Он откинулся на спинку своего мраморного кресла, глядя на собравшихся холодными, насмешливыми глазами и по-прежнему вертя в руках карманные часы… и Крайер, наконец, разглядела их как следует. Она поняла, что это не часы.

Это был... компас?

– Тихо! – наконец крикнул Эзод.

Голоса стихли, сменившись очередной звенящей тишиной.

– Есть более неотложные вопросы, – сказал Эзод. – Королева Джунн из Варна обратилась с официальным запросом...

– Безумная королева? – пробормотал кто-то.

– Но как же восстания? – спросил Шен.

– А как же Рейка? – спросил другой советник, и Крайер резко подняла голову – что случилось с Рейкой? – но Эзод проигнорировал эти вопросы.

– Королева Варна Джунн обратилась с официальным запросом о дипломатическом визите, – сказал он, – чтобы начать восстанавливать отношения между нашими народами. Она желает проехать от нашей общей границы до города Янна, отдавая дань уважения каждому Красному Советнику по пути.

Крайер медленно подалась вперёд, широко раскрыв глаза. Королева Джунн?

Та самая, кого все называют сумасшедшей?

Та, чьей властью Крайер так долго восхищалась, с которой она так жаждала встречи?

– Почему сейчас? – спросила Парадем. – Зачем ей приезжать сейчас? Что изменилось?

– Верится как-то с трудом, – сказала Мар. – Не зря её называют Безумной Королевой. Она известна своим непостоянством и непредсказуемостью. Наше равновесие и так достаточно шатко.

Крайер не выдержала.

– Нельзя называть её высочество королеву Джунн непостоянной, – громко сказала она, и её голос разнёсся по комнате. Все Красные Советники одновременно повернулись и уставились на неё, некоторые из них моргали, как будто полностью забыли о её существовании. – Она правит быстро и энергично, но не безрассудно. Я слежу за её двором уже много лет. Если она говорит, что хочет навести мост между нашими королевствами, она так и думает. Ни одно из её действий за последние 2 года не противоречило этому желанию наладить наши отношения или, по крайней мере, сформировать военный союз. Она уже давно работает над этим.

– Тогда тебе должно быть приятно услышать, что королева обратилась ещё с одной просьбой, – сказал отец. В его глазах ничего нельзя было прочесть. – Похоже, она весьма заинтересована во встрече с тобой.

Необъяснимым образом Крайер почувствовала, как щёки запылали. Прежде чем она успела хотя бы начать обдумывать ответ, Совет перешёл к последнему пункту повестки дня.

Советница Рейка исчезла.

Крайер была настолько поглощена мыслями о безжалостной Джунн, Безумной Королеве, Пожирательнице Костей, желавшей встретиться с Крайер, что ей потребовалась секунда, чтобы осознать эту новость.

– Рейка? – выпалила она под потрясённое бормотание других Советников.

Рейка, её наставница, подруга, если автом может использовать такое слово – Рейка, которая так и не ответила на политические очерки Крайер. Может быть, поэтому? Неужели она пропала несколько недель назад, и никто ничего не знает?

Вопросы слетали с уст других Советников, но у Эзода, казалось, не было других ответов. Рейка просто... пропала. Она не мертва, выкупа не потребовали, и никаких признаков для беспокойства, по крайней мере, насколько ему известно – она просто исчезла. Ночью. Совершенно невозможно узнать, где она, почему ушла, или когда (если) вернётся.

– Возможно, она примкнула к людям, – сказал Советник Шен. – Там ей самое место, не так ли? Она вечно защищала людей, вечно беспокоилась о человечестве. Не удивлюсь, если она отреклась от своего Вида, надела форму служанки и отправилась работать в поле.

По комнате прокатился слабый смех. Крайер почувствовала, что вскипает. Неужели они то же самое будут говорить и о ней? Кто-нибудь из них читал её очерк о перераспределении представительства? Когда она его писала, это казалось правильной теорией. Справедливой, но безобидной. Только сейчас ей пришло в голову, что для других Советников это могло прозвучать как смертный приговор, будто она защищает человечество.

Что она и делала.

Как и Рейка.

– Возможно, она присоединилась к ним, но не по своей воле, – сказал Кинок, и смех стих. – Это уже не первый случай, когда кого-то из нашего Вида похищают люди-повстанцы. Они сделают всё, чтобы сломить и ослабить нас, – он помолчал. – С другой стороны, возможно, Советник Шен прав. Странно, что Советница Рейка была так... увлечена людьми, не так ли?

Он сказал это как шутку, и Советники все как один ухмыльнулись друг другу.

Только Крайер застыла в ужасе. Увлечена?

Внезапно там, где раньше она видела потенциального партнёра, защитника, теперь она увидела Кинока таким, какой он есть. Интриган. Он притворялся её союзником, только ты и я, леди Крайер, но союзник не стал бы делать ничего подобного. Верно? Крайер знала, что она наивна, но не глупа. Союзник не стал бы использовать самую неприятную тайну против неё вот так, просто ради собственного развлечения. Союзник не стал бы насмехаться над Советницей Рейкой, которая даже не может защищаться. Нет. Крайер нельзя, опасно доверять Киноку. Она не могла отвести глаз от сверкающего компаса, которым он покачивал в руках, как каким-то трофеем. Все остальные тоже продолжали смотреть на него – украдкой, некоторые с любопытством, некоторые настороженно, некоторые почти... с завистью.

– К сожалению, – сказал Эзод, снова перекрывая шум, – пока Рейка не решит вернуться, в Совете остаётся незанятое место.

И сердце Крайер подпрыгнуло к горлу.

"Так вот почему он всё же разрешил мне присутствовать на заседании?" – эта мысль появилась сама собой, и ей тут же ей стало стыдно за себя. Рейка пропала, возможно, она в опасности. Сейчас было не время думать о собственных политических амбициях.

– В нынешнем политическом климате кажется разумным заполнить это место как можно скорее, даже при условии, что Рейка вернётся, – продолжил Эзод. – У меня уже есть кандидатура на место нового Советника, но она будет поставлена на голосование.

Крайер оглядела лица других Советников в поисках знакомой реакции. Мар, Шен, Шаста, Парадем, Лаон... – все лица, на которые она смотрела с тех пор, как её создали. Неужели она скоро присоединится к ним после стольких лет? Как дочь повелителя, она очевидный выбор. Предвкушение гудело под кожей, хотя она по-прежнему беспокоилась о Рейке. Если она станет Советницей, найти Рейку станет её первой задачей.

– Все, кто "за", пусть скажут "да", – сказал отец.

Красные Советники ждали. Крайер затаила дыхание.

– На незанятое кресло Советницы Рейки, – сказал Эзод, – я выдвигаю кандидатуру скира Кинока из Западных гор.

Кинока?

Ну, конечно.

Боль, скрутившаяся внутри Крайер, была почти невыносимой – казалось, что отцу даже не пришло в голову подумать в первую очередь о ней.

Но всё это было частью его стратегии, не так ли? Предложение Киноку должности в Совете обеспечит… как он выразился? Стабильность. Доступность. Власть. Это был жест не только в пользу Кинока, но и других сторонников Движения за Независимость. Он как бы говорил: «Мы вам рады, мы с вами на одной стороне. Давайте работать вместе». Но также он предостерегал: «Мы следим за вами».

Зловещая мысль: что, если отец или сам Кинок причастны к исчезновению Рейки? Время для этого казалось слишком подходящим. Место освободилось только сейчас, поскольку движение Кинока было на подъёме и Эзод искал способы привлечь инакомыслящих.

Она попыталась отогнать мрачное подозрение, но оно осталось, как неприятный запах.

Крайер почувствовала, что онемела, когда один за другим все, за исключением Мар и Парадем, сказали "да". Голоса эхом разнеслись по мраморному залу. Крайер всё слышала, но не верила своим ушам.

– Тогда решено, – сказал отец. – Советник Кинок...

И это было последнее, что услышала Крайер. Голова наполнилась бессловесным, стремительным шумом, похожим на шум океана или на первые капли дождя во время грозы. Она стояла там, покачиваясь, как лодка, сорвавшаяся с якоря. Кинок занял место Советницы Рейки, занял её место. Кинок теперь новый Красный Советник, член Совета, а она нет. Хоть она находилась в мраморном зале, ещё никогда она не была так далеко от заветной цели.

В этот момент Крайер поняла, что этого никогда не случится. Отец никогда не воспримет её всерьёз, что бы она ни делала. Он буквально создал её, чтобы она стала его наследницей, и всё равно она была недостаточно хороша.

Ей никогда, никогда не быть членом Совета.

У неё никогда не будет права голоса в будущем своей страны.

* * *

Но кое-что королева Тея любила даже сильнее, чем дочь Киру, – свою певчую птичку, подарок короля Таррина. Это была порода птиц, которая водилась только в джунглях юга. У птицы были тёмно-синие перья – королева часто говорила, что они цвета лазурита, – и она пела на рассвете и в сумерках прекрасным переливчатым голоском, сидя в золотой клетке в восточном солярии, а королева садилась рядом и слушала. Каждый день королева повторяла этот ритуал на рассвете и в сумерках. Пока однажды утром она не вошла в солярий и увидела, что маленькая Кира съела певчую птицу заживо. Кости застряли у неё в челюсти, перья падали с пальцев на пол, как ленты прекрасного неба. Позже королева Тея сообщила двору, что Кира не сделала ничего плохого. По её словам, королева сама виновата в том, что не дала ребёнку надлежащего образования. Это была просто ошибка, сказала она; некоторых животных люди едят, а некоторых нет. Кира, вполне естественно, просто не разобралась. Теперь она знает. Служанка убрала кровь, перья и осколки костей с пола восточного солярия. И эта служанка видела сомнение в глазах королевы. Как оно росло и гноилось. – из личного дневника Эймс, служанки королевы Теи, эра 900, год 9

10

Эйла провела день Луны Жнеца, свернувшись калачиком в кроватке, парализованная чувством вины. Она почти жалела, что Крайер уехала в столицу и её не заставили явиться в покои миледи и заняться обычными бессмысленными делами: приготовить ванну для Крайер, расчесать ей длинные тёмные волосы, погладить платье, подкрасить губы нежными румянами. По крайней мере, так Эйла была бы в движении, работала бы руками, отвлеклась мыслями от Нессы. Она бы не пялилась весь день, парализованная нерешительностью, на корзину с едой, которую ранее принесла очень подозрительная служанка: хлеб с мёдом, солёная рыба, мягкий жёлтый сыр, солнечные яблоки, упаковка засахаренных орехов. Столько еды Эйла не видела за целую неделю. Есть не хотелось, хотя она умирала с голоду. Живот переворачивался сам по себе, но поесть было бы всё равно что сдаться и признать какую-то потребность. Верно?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю