Текст книги "Война Крайер (ЛП)"
Автор книги: Нина Варела
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
Она боялась, но одновременно устала чувствовать себя пешкой.
И Джунн права. Она устала от Кинока: его шантажа, его ненависти к людям, его последователей с чёрными повязками. Она устала видеть, как он упивается властью, заставляет Крайер чувствовать себя беспомощной, напоминая ей на каждом шагу, что знает о её Ущербности.
Ей не нравилось чувствовать себя беспомощной.
Она понятия не имела, что произойдёт, если она согласится помогать королеве Джунн, но дни летят быстро. Скоро деревья будут голыми. Скоро наступит зима, и она выйдет замуж. Её грубо втолкнут в новую жизнь с Киноком. Куда они поедут после свадьбы? У Кинока нет своего поместья. Вероятно, поэтому он пытался добиться расположения королевы Джунн. Куда он собирался увезти её – на Крайний Север, к месту новой столицы?
Крайер не знала, чего хочет. Её старая мечта разбилась вдребезги. Она лишь понимала, что не хочет быть женой Кинока.
С этой мыслью она шагнула вперёд – и услышала странный шум из спальни королевы.
Низкий и хриплый, он звучал почти как выражение боли.
Крайер застыла. Королева в опасности? У неё есть стража, но что, если гвардейцев обезвредили? Что, если на королеву напали?
Затем шум раздался снова, на этот раз более громкий и протяжный, хриплый, и Крайер поняла, что это было.
Все тело похолодело, а затем разлилось ужасное, жгучее тепло.
Тот, кто издавал эти звуки, не испытывал боли.
В шоке Крайер не могла пошевелиться. Она прислушалась к вздохам, и сразу же разум вспомнил плоть, дыхание, губы и...
Она отползла назад и скрылась за углом, подальше от двери королевы, чтобы больше не слышать, что происходит внутри. Сердце учащённо забилось, кожу снова обдало жаром. Она даже не понимала, почему так бурно реагирует. Она видела такое раньше, издалека: слуги обнимались в саду, когда думали, что никто не видит. Но это было по-другому. Люди спаривались физически, потому что не были Рукотворными. "Люди отдаются своим низменным искушениям и желаниям, как собаки во время течки", – заметил однажды отец.
Автомы этого не делают.
Им это не нужно.
Но голос, который она услышала (стон, нашептал ей разум), определённо принадлежал королеве Джунн.
Крайер прижала руку к лицу, касаясь собственной разгорячённой кожи, и решила немного подождать. Если она уйдёт сейчас, то, возможно, никогда не наберётся смелости вернуться.
Прошло ещё несколько минут, прежде чем она услышала, как дверь в покои королевы открылась и закрылась. Крайер едва успела ещё глубже спрятаться в тень, прежде чем кто-то прошёл прямо мимо угла, за которым она пряталась, и направился к другой двери дальше по коридору. Было темно, и их лица были скрыты маской, но очертания силуэтов можно было безошибочно узнать. Человек, крадущийся из спальни королевы, был её советником-человеком.
Тайный любовник.
Тайный любовник-человек.
Молодой человек, которого, как она слышала, королева называла Сторми.
Крайер прислонилась спиной к стене, ощущая холодный камень затылком. Звёзды и небо. Она подумала о королеве и советнике, о том, чем они занимаются друг с другом сегодня.
Она попыталась сосредоточиться, замедлить бешеный рой мыслей, но они неудержимо устремились туда, куда она и предполагала, – к Эйле, её губам, её дыханию, её коже. Темнота, прикосновения, поцелуи и...
Она прикусила губу так сильно, что пошла кровь.
Голова закружилась, рот наполнился тяжёлым привкусом собственной крови. Крайер побежала прочь по коридору и не останавливалась, пока не добралась до своих покоев, но даже когда дверь захлопнулась, она столкнулась с пьянящей темнотой. Внутри всё пульсировало от новой информации. Теперь она знает, чего хочет, даже если это неестественно и неправильно.
Страсти.
* * *
Её называли Бесплодной Королевой, но я никого не встречала столь же пустого. Ибо если кто-то хочет ребёнка, то по природе своей его сердце переполняется любовью – оно переполнено, жаждет нового сосуда, вмещающего эту любовь, подобно пролитой воде. Некоторые называют её монстром, некоторые – сумасшедшей. Если страстное желание – это безумие, тогда среди нас нет здоровых. – из личного дневника Брин, ведьмы-повитухи королевы Теи, эра 900, год 40
14
– Вы слышали о Фэй?
– Да. Слышала, у неё теперь личные покои во дворце и личная служанка, совсем как у леди.
– Не только. Сейчас она купается в роскоши, как пиявка.
– Как это произошло? Последнее, что я слышала, она сошла с ума. Бродила по коридорам, как привидение.
– Я бы убила за кусочек её торта.
– Я бы убила за её отдельную комнату.
– Я бы убила за ночь в настоящей постели.
– Интересно, как она этого добилась.
Шёпот был невыносим.
Эйла весь день их слышала: в комнатах для прислуги, в столовой, в коридорах, одна судомойка разговаривала с другой, мальчишки на кухне шептались друг с другом, когда думали, что одни. Фэй – предательница, Фэй – комнатная собачка. Эйла точно знала, кто обеспечил Фэй такие перемены в жизни, и ей очень хотелось встряхнуть её так сильно, чтобы у неё застучали зубы.
Как можно быть настолько тупой?
Она подозревала, что Крайер всего лишь пытается помочь. Но разве она ничего не замечает? Стало только хуже. Она привлекла к Фэй внимание, будто нарисовав у неё на спине яблочко мишени... и достаточно скоро мишень Крайер окажется и на спине Эйлы, если она уже не там.
Не говоря уже об этих маленьких проявлениях... чего?... доброты? Они вселяли в Эйлу неуверенность. Из-за них она уже сомневается в своих представлениях о Крайер и о пиявках вообще. Вроде как у них нет чувств, они не могут проявлять доброту. Крайер ничем не должна отличаться.
Или она всё же отличается?
Как только стемнело, остатки терпения Эйлы иссякли. Ноги болели после долгого дня работы на встрече королевы: беготни с обустройством покоев для гостей, вечерним платьем Крайер и... список можно было продолжать и дальше.
Тем не менее, выждав ещё несколько минут, пока остальные слуги уснут, она выбралась из постели, накинула пальто поверх ночной туники и направилась к двери.
Но как только она вышла наружу, на прохладный ночной воздух, то услышала, как кто-то тихо позвал её по имени изнутри:
– Эйла.
Это был Бенджи. Он выскользнул из домика для прислуги и стоял в темноте ночи. Его вьющиеся волосы отливали лунным светом, челюсть избороздили тени.
– Куда идёшь? – прошептал он. – Надеюсь, не к леди в такой час?
– Ты на что намекаешь? – Эйла резко остановилась.
– Ни на что, – Бенджи поднял руки, словно сдаваясь. – Только учти, что люди всякое болтают. Кажется, она испытывает к тебе... не знаю… какую-то нежную привязанность. По крайней мере, так говорят.
– Люди вечно болтают, Бенджи, хотя сами ничего не знают. И... нет, я не собиралась идти к Кра… к миледи. Я...
С чего начать? Так много всего произошло за день: она увидела Сторми, снова живого после стольких лет уверенности в том, что он мёртв и потерян для неё навсегда. Затем сама королева оказалась немного странной. И тревожная встреча с Фэй. И то, как Крайер весь день поглядывала на неё, когда Эйла шла всего в нескольких шагах позади, с чем-то похожим на любопытство… или даже больше.
Но как всё это объяснить Бенджи?
Вместо этого она лишь сказала:
– Я не забрала платье, которое нужно погладить до завтра. Не могу заснуть. Меня не покидает мысль, что завтра меня из-за него накажут.
Бенджи склонил к ней голову.
– Знаешь, я скучал по тебе, – тихо сказал он.
Её грудь болезненно сжалась. Она не могла смотреть в его тёмные блестящие глаза:
– Я тоже.
Он шагнул к ней, и теперь она могла лучше разглядеть его лицо. Его губы снова были приоткрыты, как будто он собирается сказать ей что-то важное, но она услышала лишь:
– Что ж, поторопись, чтобы варнская королева не обглодала тебе кости.
– Она не чудовище, как все говорят, – Эйла негромко рассмеялась. – А если и так, то она хорошо это скрывает.
– Так поступают только самые опасные монстры, – подтвердил Бенджи.
– Верно… Послушай, Бенджи. Сегодня я узнала кое-что странное. Не совсем понимаю. Это касается Фэй.
– Что-то случилось? Я слышал сплетню, что её перевели в комнату для гостей. Тебе это известно?
Эйла вздрогнула, когда прохладный ветерок шевельнул полы её пальто. Она обхватила себя руками.
– Я видела её. И... с ней определённо что-то... не так. Она всё время твердит о солнечных яблоках. Наверное, Кинок поручил ей заниматься их поставками. Не совсем понимаю, откуда это всё взялось, связано ли это со смертью Люны или помешательством Фэй. Я просто... хотела, чтобы ты знал – на случай, если что-нибудь услышишь.
Бенджи кивнул:
– Попробую выяснить что-нибудь со своей стороны.
– Отлично, – приятно работать с ним, даже если пульс частит от беспокойства. – А теперь возвращайся ко сну. Я вернусь через несколько минут, но не жди меня.
– Моей красавице тоже нужен отдых, – сказал Бенджи и, не сказав больше ни слова, скользнул обратно в спальню.
Как только он ушёл, Эйла поспешила по грязной тропинке ко дворцу. Ночь была суровой и ветреной.
Она не рассказала ему о Сторми. Не могла. По крайней мере, не сейчас. Она сама не знала, что об этом думать.
Сначала нужно повидаться с братом – наедине.
Чтобы получить ответы на некоторые вопросы.
В ушах у неё не переставало звенеть, в голове гудело осиное гнездо воспоминаний: Сторми, молодой и тощий, улыбается в пыльных солнечных лучах; Сторми сидит рядом с отцом и выстругивает новую рукоятку для ножа; Сторми смеётся рядом матерью, когда та ерошит ему тёмные кудри.
Сторми толкает её вниз, в темноту; Сторми с искажённым от ярости лицом рычит: "Убью! Убью их всех до единого!"; Сторми выглядывает из-за двери во время одного из первых налётов: "Ненавижу этих пиявок больше всего на свете…"; Сторми со сверкающим ножом в руке: "Я вырежу им сердца из мёртвой груди".
Сторми, правая рука королевы пиявок.
Вряд ли он служит ей по собственной воле. Королева, должно быть, заставила его – жизнью друга, возлюбленной, ребёнка, кого угодно. Эйле хотелось узнать, чем она его шантажирует, и помочь освободить брата.
У неё по-прежнему был ключ Крайер от музыкального салона. Она найдёт Сторми и приведёт туда, где они смогут поговорить наедине.
Она расскажет ему о Революции, о зловещей схеме Кинока, о его способах наказаний, о его секретном сейфе, спрятанном где-то в кабинете, в недрах дворца.
Она уже привыкла к извилистым коридорам дворца, так как много раз ходила по ним с Крайер. Королеву поселили в северном крыле, поближе к Эзоду и Крайер, поскольку это единственное крыло с гостевыми покоями, достаточно просторными, чтобы разместить её стражу, слуг, советников и всех остальных, кого она привезла с собой из южных рудников на холодные северные берега.
– Стой!
Эйла замерла на полушаге. Она медленно повернулась и увидела гвардейца-пиявку, идущего к ней. Его лицо в лунном свете походило на мрамор, сапоги неестественно бесшумно ступали по каменным плитам. На его поясе поблескивали ножны.
– Что ты здесь делаешь? – требовательно спросил он. – Слугам запрещено входить в это крыло, – он оглядел её с ног до головы. – И никаких домашних животных.
Отвращение имело привкус жёлчи. Она изо всех сил старалась сохранить лицо и голос спокойными:
– Я служанка леди Крайер. Я здесь по её прямому приказу.
– Хорошо. И что за такое срочное поручение у леди в столь поздний час?
– Вас это не касается, – ответила Эйла.
Ошибка.
Глаза гвардейца расширились, а его идеальный рот скривился в нечто уродливое:
– Ты, высокомерная маленькая личинка, – холодно сказал он, подходя ближе.
Чем ближе он подходил, тем очевиднее становилось, насколько он выше её, любого человека, которого она знала; и настолько же сильнее. Он мог броситься вперёд и свернуть ей шею просто за дерзость.
– Знай свое место. Иначе я с удовольствием тебя научу.
Эйла отшатнулась, вспомнив об украденном ноже – своём маленьком остром ножичке, таком смертоносном и бесполезном там, в комнате для прислуги.
– Не прикасайтесь ко мне. Леди Крайер не понравится, если вы мне что-то сделаете.
– Леди Крайер не нужна столь непослушная служанка, – сказал он, поигрывая рукоятью меча. – Ты лучше послужишь в качестве предупреждения остальным.
– Я сказала, не надо...
– Служанка!
Эйла обернулась и увидела Сторми. Тот шагал по коридору навстречу гвардейцу, освещённый лунным светом из окон, расположенных вдоль каменных стен. Эйлу в очередной раз поразило, какой он большой и широкоплечий. Она знала его тощим ребёнком, без мяса на костях. Она сама была маленькой, полуголодной и занималась самой тяжёлой работой, но Сторми вырос сильным. Она почувствовала двойной прилив гордости и стыда.
– Свободны, – сказал он гвардейцу, не оставляя места для споров. – Эту девушку вызвала королева Варна. Не надо её больше задерживать. Оставьте нас.
Даже манера речи брата теперь была другой – голос зрелого мужчины, а не мальчика.
Мужчины, с которым она не знакома.
Но это сработало: гвардеец открыл и закрыл рот, а затем, взбешённый, развернулся на каблуках и ускользнул в тень.
Ни Сторми, ни Эйла не произнесли ни слова, пока шаги гвардейца не стихли вдали. Затем...
– Эйла, – выдохнул Сторми.
Всё тело напряглось. Каждый мускул в ней желал броситься к нему, обвить руками его талию, почувствовать самой, что он действительно здесь – целый, живой. Рукам хотели обнять его, а глазам – запомнить его лицо, найти все крошечные похожести на родителей; ногам хотелось наступить на его пальцы; губам – сказать: "Я так скучала по тебе. Не могу поверить, что ты здесь и выжил. Почему ты так и не вернулся за мной?"
Вместо этого губы произнесли:
– Никогда не думала, что ты будешь служить пиявке.
Лицо Сторми мгновенно вытянулось. Он прислонился спиной к окну:
– Я мог бы то же самое сказать и про тебя.
Эйла хотела начать разговор по-другому, но теперь не могла остановиться.
– Ты такой же слуга, как я? – она подошла ближе. – Ты тоже в ловушке, как и я? Что у королевы есть на тебя, Сторми? Ты что-то замышляешь против неё? Ты подбираешься к ней поближе, чтобы...
– Заткнись! – яростно сказал он. – Ты же знаешь, нас могут услышать и сквозь каменные стены. Тебя убьют.
Она сделала паузу и поняла, что тяжело дышит. Она была такой – для этого не было подходящего определения; она не была ни злой, ни грустной, ни напуганной, ни вне себя от радости, ни виноватой, ни преданной. Ничего подобного, она была всем этим сразу, эмоции смешивались, как масло в воде для ванны, их невозможно было разделить и определить.
– Ты ей не слуга, – сказала она, пытаясь разобраться в вопросах, которые задавала себе весь день. – Ты… она обращается с тобой не как со слугой. Ты её советник. Как это получилось, Сторми? – она уставилась на него так, словно ответ должен был отразиться на его лице. – Что с тобой случилось?
– Я тебе расскажу, – пообещал он, – но позже, не сейчас. Здесь нас могут услышать.
– Позже… – медленно повторила Эйла, по-прежнему пребывая в шоке. – И сколько же у нас времени? Где ты был? Что с тобой случилось? – снова спросила она.
– Всё слишком сложно, Эйла – вздохнул он.
– Не разговаривай со мной, как с маленькой, – прошипела она. – Не смей говорить так, будто я не знаю, что такое "сложно".
– Есть вещи, которых ты не...
– …понимаешь? – она отшатнулась, настолько потрясённая, что чуть не рассмеялась. – Ты чертовски прав, кое-чего я действительно не понимаю. Например: не понимаю, как ты 6 лет жил в Варне? Ты втёрся в милость королевы, пока в твоей родной стране люди умирали каждый день, набеги не прекращались, и... я была здесь. Я была здесь, а ты не вернулся за мной. Ты прав: я этого не понимаю.
К её ужасу, на последнем слове голос дрогнул.
– Не кричи, Эйла, – сказал Сторми. – Звёзды и небеса, держи себя в руках.
Она уставилась на него.
И глубоко вздохнула.
– Я спокойна, – сказала она. – Я тут целый день тем и занимаюсь, сто контролирую себя. Как, по-твоему, я оказалась здесь, в этом дворце? Как, по-твоему, я стала… служанкой пиявки? Последние 5 лет я шла к этому каждый день.
– К чему "этому"?
Сказать ему? Слова уже лились из неё потоком. Сопротивление. Шпионаж. Железное Сердце.
Месть.
Какое-то время Сторми молча смотрел на неё. Она вспомнила, как раньше умела читать это молчание; теперь оно было похоже на невыносимую тяжесть.
– Не стоит переходить Киноку дорогу, Эйла. Тем более одной. Это небезопасно.
Она усмехнулась:
– Кто бы ещё указывал мне, что безопасно, а что нет.
– Ты вообще представляешь, что такое Движение за Независимость? Ты хоть представляешь, во что ввязываешься?
– Я знаю достаточно.
– Боги, Эйла! Ты ничего не знаешь. Оно может показаться безобидным на первый взгляд, но под ним нет ничего, кроме темноты. Если у тебя есть хоть капля здравого смысла, ты будешь держаться подальше от всего, что связано с ним.
Эйла едва сдержалась, чтобы не закричать: "Не указывай мне, что делать!" – как истеричный ребёнок. Частично проблема заключалась в том, что, вопреки её желанию, его слова западали ей в душу. В самом деле: что ей известно о Движении за Независимость такого, чего не говорил бы сам Кинок?
– Тебя долго не было, Сторми, – сказала она, отбрасывая сомнения в сторону. Если и она в чём-то уверена, так это в своём гневе. – Ты ушёл. А теперь слишком поздно. Ты не властен надо мной. Я обещала. Что бы ты ни сказал, меня это не остановит.
– Ты всегда была такой, – вздохнул он. – Малышка Эйла, которая вечно что-то затевает. Ты уже забыла о крысах?
– Это не имеет к делу никакого отношения, – возразила она. – Это было... я была ещё ребёнком.
– В сущности это одно и то же.
– Нет.
– Подумай об этом, Лала.
– Не называй меня так...
* * *
Стояло жаркое и душное лето. Все в деревне потели, всё покрылось коркой соли и кишело слепнями. В воздухе пахло гниющими морскими водорослями. Эйле было шесть, может быть, семь, она была достаточно взрослой, чтобы знать определённые вещи: мы бедны, мы голодны, что-то плохое живёт на северных утёсах, мама и папа напуганы, ходят слухи о налётах – но слишком маленькой, чтобы понимать, что надвигается, или насколько всё плохо на самом деле, или насколько близки они к смерти каждый час, каждый день.
Но Эйле хотелось помочь.
Ей хотелось испечь хлеб.
Идея была простой. Практически все в деревне получали пайки: зерно, соль, масло. Эйла месяцами не ела хлеба. Семья питалась солёной рыбой.
Она знала, как испечь хлеб: смешать муку с водой и дать настояться; она знала, как раскатать тесто, посолить его, нарезать ломтиками и на какое время оставить его в горячей золе очага.
Итак, в течение нескольких недель она тайком брала по ложке муки из зернового пайка каждую пятую ночь, такое маленькое количество, что мама ничего не замечала. Она украла щепотку соли с порога дома старухи Эйды, которая верила, что соль отгоняет злых духов, демонов и пиявок. Последним, что она достала, был горшочек с мёдом, вернее, его остатки, немного мёда, который мама дала ей в качестве редкого лакомства после того, как они израсходовали остаток своего пайка. Было трудно сохранить мёд вместо того, чтобы разбить горшок и дочиста вылизать осколки, но Эйла отличалась большой сила воли.
Мука, соль, мёд: она спрятала всё это под расшатанными половицами под своей кроватью, ожидая, пока летний воздух немного подсохнет. Каждую ночь она засыпала, представляя выражение лиц своих родителей, когда она преподнесёт им идеальную буханку сладкого чёрного хлеба, ещё дымящегося на углях. В те ночи в её желудке было пусто.
Однажды утром она проснулась от крика.
Она резко вскочила с кровати: "Это налёт?" – и вскрикнула от ужаса, когда её нога приземлилась на что-то мягкое. Это «что-то» противно завизжало в ответ, а затем вывернулось из-под её ноги. Тут Эйла увидела, что мать орудует сковородкой, брат – веником, а отец топает по полу в своих рыбацких сапогах – а на полу колышется и извивается какая-то тёмная масса...
Крысы.
На полу копошилась, должно быть, сотня крыс, они шипели и карабкались друг на друга, их костлявые розовые хвосты шевелились, как змеи. Они прогрызли себе путь сквозь расшатанную половицу под её кроватью. Они съели муку и соль, даже сунулись в пустой горшочек из-под мёда и вылизали его дочиста.
Они съели всю солёную рыбу. И маринованную тоже.
Весь мамин мучной паёк.
Весь ячмень, и водоросли, и сало, и яйца. Всё пропало.
* * *
– Это было много лет назад, – сказала она сейчас, запихивая крыс и их ужасный мускусный запах в самый дальний уголок сознания. – Я была ещё ребёнком, как и ты.
– Да, – сказал он. – И я вырос.
"Что, чёрт возьми, это означает? Ты предатель и трус!" – хотелось крикнуть ей, но она сдержалась.
– Да. Ты точно вырос. Где-то. Но где? Куда ты вообще пропал? После того, как ты... после того, как... я думала, что ты... я думала, что ты погиб. Ты хотя бы представляешь, каково мне было? – слова застряли у неё в горле, и она стиснула зубы, чтобы не закричать. – Твой труп. Он весь обгорел. Это был ты – я видела. И ты так и не вернулся, Сторми. Ты так и не вернулся.
Сейчас она ничего не могла с собой поделать. Слёзы текли по лицу, и она сердито тёрла их по щекам, пытаясь вытереть, но это было бесполезно. Как он посмел исчезнуть? Как он посмел быть живым всё это время и ни разу не протянуть руку, не успокоить её, не дать о себе знать?
Это был совершенно новый вид боли, острой и мучительной, которую она подавляла весь день, поняла она, а теперь эта боль бесконтрольно прорвалась наружу.
– Эйла, – его рука легла на её руку, а затем он нежно коснулся золотой цепочки, которая всегда была там, прямо под отворотом её рубашки. – Ты по-прежнему носишь его, – прошептал он.
Она задрожала. Конечно, она носит ожерелье. Это было единственное, что осталось у неё от прошлой жизни – память о нём.
Внезапно это оказалось слишком. Она почувствовала, что вот-вот разобьётся вдребезги. Она отпрянула от его прикосновения, ударившись спиной о стену.
– Не прикасайся ко мне.
– Эйла… – в его голосе да и во всём лице читалась боль. Она помнила этот взгляд. Конечно, помнила. Она запомнила каждый взгляд. – Ты знаешь, мы не можем здесь разговаривать, – сказал он. – Не здесь. Я могу сказать тебе – я сбежал. В тот день, после налётов. И меня нашла… группа, которая... Послушай, Эйла, они приняли меня к себе и говорили со мной. Они заставили меня поверить всему, что они говорили: о пиявках, о том, что мы должны сделать, чтобы остановить их. Они заставили меня поклясться, что я никогда не вернусь искать тебя. Я должен был пообещать, иначе они бы сделали что-нибудь ужасное. Я должен был пообещать, я… Эйла, – теперь он перешёл на шёпот, и приступ страха пробежал по её телу.
– О чём ты говоришь, Сторми?
– Я думал, ты тоже погибла, вместе с матерью и отцом. Я боялся худшего, но также надеялся на лучшее. Я надеялся, что ты выживешь, хотя и думал, что это невозможно. Я надеялся, что ты выживешь, и в этой надежде я знал, что не могу подвергать тебя опасности. У меня не было выбора.
Теперь она оцепенела. Бессмыслица какая-то…
– У тебя не было выбора, кроме как бросить меня и никогда не оглядываться назад? И теперь ты вознаграждён, став правой рукой Безумной Королевы? Уверена, ты поймёшь, что я в такое не поверю.
– Если... если ты пойдёшь с нами, я расскажу тебе больше. Пойдём со мной. С нами. Приезжай в Варн.
– Что? – всё её тело взбунтовалось.
Пока они спорили, она отчасти надеялась... молилась, воображала, что он останется, что он снова будет принадлежать ей.
– Это не то, что ты думаешь. Если ты поедешь со мной ко двору королевы в Варн, ты увидишь. Я все объясню.
Она говорила тихо и сдержанно:
– Значит, ты уедешь вместе с Джунн?
– Конечно.
Ей будто залепили пощёчину.
– Да, – повторила она. – Конечно, – она почувствовала отвращение. Нужно убираться отсюда. – Что ж, надеюсь, вам с Джунн понравился ваш маленький визит, – выплюнула она.
– Прояви хоть немного уважения, – огрызнулся он в ответ. – Она всё-таки королева.
Даже после всего случившегося Эйле по-прежнему казалось, что он только что ударил её по лицу. Снова.
"Кто ты? – хотелось ей спросить. – Ты не мой брат, что ты сделал с моим братом?" Но она знала, что просто выставит себя глупой и безнадёжно наивной, как та слабая, испуганная девочка, из-за которой в доме завелись крысы.
Вот. Вот её брат – стоит перед ней и приказывает проявить уважение к кровожадной пиявке. Вот её Сторми.
– Я знаю, что сейчас ты мне не поверишь, – тихо сказал он, не сводя с неё взгляда. – Но не осуждай меня. Мы не такие уж разные.
– Нет уж! – выдавила она. – Я не комнатная собачка.
– Разве нет?
– На что ты опять намекаешь?
– Я видел, как смотрит на тебя леди Крайер, – сказал Сторми. – И видел, как ты смотришь на неё, как ты с ней разговариваешь, как ты иногда почти прикасаешься к неё.
– Ты сам не знаешь, о чём говоришь, – хрипло сказала Эйла. – Ты ничего не понимаешь. Ты во дворце пиявки, которая приказала напасть на нашу деревню. Ты в паучьем гнезде. Тебе это известно? Это всё Эзод. Это он убил наших родителей. Он создал её. Нужно быть... больным, чтобы... с любым его отродьем...
– Да, – сказал Сторми. – Согласен. Спокойной ночи, Эйла. Пожалуйста, подумай над тем, что я сказал. Ещё есть время передумать.
И он оставил её там.
Несколько минут она стояла, дрожа от гнева и шока. Ещё есть время передумать. И да, ей очень хотелось передумать. Ей хотелось исправить всё, что только что произошло. Ей хотелось вернуться назад во времени, к тому моменту, когда она в последний раз видела Сторми, и броситься к нему и обнять. Ей хотелось вернуться ещё дальше назад, до того как их разлучили навсегда, и прямо там остановить время.
Но, как и многое другое, что произошло за последние месяцы, это напомнило ей о том, что в жизни всё устроено не так. Каким бы ужасным и уродливым ни было будущее, какими бы трудными ни были грядущие события, их не избежать, но и назад не вернуться. Всё происходит совсем не так, как хочется.
Не когда твое прошлое покрыто таким же количеством крови, как у неё.
Единственный путь был вперёд. Во тьму. В хаос.
Она вышла из северного крыла на ночной воздух и прошлась по территории, рискуя наткнуться на гвардейца, который мог обнаружить её, донести и притащить к Эзоду на допрос. Она бы прямо здесь вырвала ему искусственные глаза из головы.
Она была слишком взбешена и расстроена, чтобы отдыхать, но ноги и разум были не в ладах между собой.
Ей хотелось свернуться калачиком в объятиях Роуэн, как в ту первую ночь, когда Роуэн нашла её, и плакать до тех пор, пока не иссякнут силы, а она не превратится в пустую оболочку. Но Роуэн ушла в путешествие, которое вполне могло закончиться её смертью. Эйла не знала, увидит ли её когда-нибудь снова.
Эйле хотелось лечь и никогда больше не вставать.
Ей хотелось послушать колыбельную матери. Но её не было слышно.
Ей захотелось посидеть одной в музыкальном салоне.
Вместо этого она оказалась у двери в спальню Крайер.
15
Крайер лежала в постели, остро осознавая, что королева Джунн находится в своей комнате всего в четырёх коридорах и двух лестничных пролетах от неё. Она не могла выкинуть из головы звуки стонов, тяжёлого дыхания, даже когда читала и перечитывала письмо Рози, которое ждало её в комнате, когда она вернулась. Она снова взяла его.
Вниманию леди Крайер из дома Эзода:
Отвечу на первый из ваших вопросов – нет, я не слышал ни слова об исчезновении Советницы Рейки. Но позвольте поздравить вас и вашего жениха с новым местом скира Кинока в Красном Совете! Он будет прекрасным помощником правителю, вашему отцу, и уверена, что для вас это должно быть большой честью.
Я никогда не скромничала в поддержке и оценке вашего жениха. Скир Кинок много сделал для меня и Фоера! Надеюсь, вы не сочтёте слишком опрометчивым с моей стороны, что мы более чем готовы снова помочь скиру Киноку в его исследованиях, если возникнет такая необходимость.
И даже без этого мы знаем, что должны благодарить Кинока за саму нашу жизнь. Если бы он не предупредил нас о бунте людей, назревающем на юге, так близко от нашего поместья, мы не были бы сейчас в безопасности – мы двое, а также Советники Лаон и Шаста. Мы все благодарны и считаем себя самыми преданными сторонниками скира Кинока!
Посылаю вам немного Паслёна в знак своей “привязанности" – благодаря ему я неделями не прикасаюсь к сердечнику! – и надеюсь вскоре снова получить от вас весточку.
С уважением,
Рози из дома Эмиэля
Крайер сглотнула.
Королева Джунн говорила: Кинок – это проблема и опасность. Он и так силён и с каждым днём становится ещё сильнее.
Королева Джунн. Рассказать ей об этом? Зелёное перо по-прежнему у Крайер, но... внутри всё сжалось. Совершенно не было желания снова идти к покоям королевы. Не после тех... звуков, которые она подслушала всего час или два назад. Эти звуки не выходили у неё из головы. Не стоны советника, а низкие, хриплые звуки Джунн, обрывки слов. Крайер почувствовала тепло во всём теле, кожу покалывало, ощущение почти как укол голода внизу живота, будто она давно не принимала сердечник, но также и нет. Она этого не понимает и не хочет понимать. Нет, пока лучше держаться подальше от покоев королевы.
Но, боги, что с Рейкой? Она пропала несколько недель назад, и от неё до сих пор ни слуху, ни духу. А теперь и Рози утверждает, что ничего не знает. Крайер хотела сохранять надежду, что, возможно, Рейка по каким-то причинам залегла на дно; возможно, она скрывается по собственной воле и не хочет, чтобы её нашли – но разум не соглашался и придумывал сценарии наихудшего развития событий. Рейка была Красным Советником, влиятельной политической фигурой. Вместе с должностью появились и враги. Крайер очень надеялась, что Рози что-нибудь узнает. Что угодно.
В конце концов, Рози гостила в поместье Фоера, которое находится всего в нескольких лигах от деревни Элдерелл – последнего места, где Рейку видели живой.
Но Рози ничего не знает. Казалось, её вообще не волнует исчезновение Рейки. Крайер в десятый раз, стиснув зубы, перечитала письмо. Кинок это, Кинок то… И – Паслён? К письму прилагался крошечный бумажный пакетик, наполненный незнакомым порошком. По текстуре он напоминал пыль камня-сердечника, но вместо красного был глубокого обсидианово-чёрного цвета.
Благодаря ему я неделями не прикасаюсь к сердечнику!
Но что это?
Размышления Крайер прервались звуком, настолько слабым, что она сначала подумала, не почудилось ли ей. Но затем он повторился: звук чьего-то мягкого дыхания прямо за дверью в спальню, за которым последовал робкий стук костяшек пальцев по дереву.
Она выпрямилась.
Больше так никто не стучит.
Она вылезла из постели, чувствуя холод каменных плит босыми ногами, засунула под кровать крошечный пакетик с тёмной пылью и открыла дверь. И да, там стояла Эйла – тёмная фигура в свете настенных бра. Её глаза были странно широко раскрыты, тело ещё более напряжённым, чем обычно. Её губы вытянулись в тонкую линию.
