Текст книги "Война Крайер (ЛП)"

Автор книги: Нина Варела

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Если он когда-нибудь узнает о роли Крайер в их убийствах...

Нет, он ничего не узнает.

Да и откуда ему.

– Дочь моя.

Крайер вздрогнула. Эзод пристально смотрел на неё через стол. Она пыталась казаться пустой, ничего, кроме тупого сочувствия и беспокойства за него.

– Да?

– Через час я отбываю на юг, чтобы засвидетельствовать своё почтение в поместьях Советников Лаона, Шасты и лорда Фоера. Ты останешься здесь, пока меня не будет, продолжишь учёбу и выполнение своих обычных обязанностей. Это всё.

Может быть, месяц назад Крайер приняла бы такое приказание без разговоров. Но проведя столько времени рядом с Эйлой, которая ставила под сомнение всё, начиная от целей Кинока и заканчивая предпочтения Крайер в маслах для купания, она села немного прямее и помотала головой.

– Нет, – сказала она. – Я знакома с Рози, невестой Фоера. Смерть Фоера будет для неё ударом. Я... должна навестить её и убедиться, что с ней всё в порядке.

Эзод холодно посмотрел на неё:

– После всего, что произошло на прошлой неделе в ночь визита Джунн, почему ты думаешь, что я разрешу тебе присоединиться к поездке?

– Для меня это способ восстановить доверие, – настаивала Крайер, хотя и обиделась на его слова. – Ты сможешь проводить общаться с родными Красных Советников – они выше по рангу, чем Фоер, не так ли? Я же смогу самостоятельно поехать в поместье Рози и утешить её, – она наклонилась вперёд. – Я совершила ошибку, проявив такую снисходительность к... к служанке. Знаю, что разочаровала тебя. Позволь мне загладить свою вину.

Он по-прежнему колебался.

– Я хочу лишь выполнить свой долг перед государством, отец, – продолжала она. – Поместье Фоера, где Рози жила во время его ухаживаний, находится всего в дне езды на юг, недалеко от границы Варна и приграничной деревни Элдерелл. Меня не будет всего два дня, если тебе угодно. Что скажут другие, если я проигнорирую близкую подругу?

– Ладно, – сказал Эзод. – Можешь ехать. Но если что-нибудь пойдёт не так, дочь моя, хоть что-нибудь...

– Ничего не случится, отец, – сказала Крайер. – Я обещаю.

Выйдя из кабинета отца, Крайер поймала первую попавшуюся служанку.

– Пошли за служанкой Эйлой, – приказала она девушке. – Скажи ей, чтобы немедленно встретила меня у конюшни.

– Да, миледи.

Девушка поспешила прочь, а Крайер прошествовала по коридорам обратно в свои покои, потратив несколько драгоценных минут на то, чтобы одеться – её руки дрожали, она не привыкла завязывать шнурки самостоятельно. Затем она бросила одежду, запасённую на два дня, в сундук.

Она почувствовала дикое биение сердца, на мгновение напомнившее ей крошечные, учащённые удары, которые слышала из кроличьей норы много недель назад, во время охоты.

Она действительно собиралась утешить Рози, она заставит себя увидеть последствия убийства Фоера. Но у неё был другой, скрытый мотив для поездки на юг.

Деревня Элдерелл.

Место, о котором советник Рейка упоминала несколько раз все эти годы, хотя никогда не говорила, почему крошечная деревушка имеет для неё такое значение. Крайер спросила однажды, и Рейка ответила только: “У меня там дела".

Теперь Крайер не могла не задаться вопросом, имеют ли эти "дела" какое-то отношение к её исчезновению.

Схватив дорожную сумку, Крайер вышла из дворца и направилась к конюшням, где её уже должен был ждать экипаж. Утреннее солнце скрылось за густыми серыми облаками, в воздухе висел запах зимнего дождя.

Эйла уже ждала у конюшни, когда появилась Крайер. Она выглядела в равной степени настороженной и разъярённой.

– Что происходит? – спросила Эйла, едва Крайер оказалась в пределах слышимости. – Почему вы...?

Крайер схватила её за запястье и мягко, но настойчиво, оттащила в сторону. Она наклонилась ближе и даже сквозь пелену беспокойства отметила веснушки на носу Эйлы, очертания её полных, красивых губ. Вот они снова – негодование и гнев, столь резкие, от которых Эйла становится той, кем она есть. Та яростная вибрация, благодаря которой Крайер тянуло к ней сильнее и сильнее…

– Тише! – прошипела Крайер, отчасти самой себе. – Пожалуйста, подожди здесь. Не высовывайся, не устраивай сцен.

У Эйлы отвисла челюсть, но Крайер повернулась и быстро направилась к экипажу. Он ждал у входа в конюшню – чёрный панцирь жука, запряжённый двумя прекрасными старыми лошадьми. Кучер, пожилой слуга с потрескавшейся кожей, уже взгромоздился на сиденье впереди и держал в руках вожжи.

– Вам помочь донести сундук, миледи? – спросил он.

– Нет, – сказала Крайер. – Мы отправляемся немедленно?

Он кивнул и натянул поводья; лошади забили копытами о землю, нетерпеливо водя ушами.

– По первому же сигналу, миледи.

Крайер погрузила свой сундук в экипаж и бросилась обратно к конюшне. Эйла продолжала стоять там, гнев читался в каждой чёрточке тела, но времени что-либо объяснять не было. Крайер не хотела, чтобы кто-нибудь из конюхов – или, что ещё хуже, отец – увидел Эйлу, узнал, что Крайер забирает Эйлу с собой на Юг. Отец прямо не запрещал этого, вероятно, только потому что считал, что Крайер ни за что не осмелится.

Что ж, она осмелилась.

В конце концов, она знала, что не может оставить Эйлу здесь одну. Она могла бы выиграть Эйле немного времени, передышку в безопасности, но как долго это продлится, если её не будет рядом?

– Пойдём, – пробормотала Крайер. – Я расскажу тебе всё через минуту, просто пойдём со мной и помалкивай.

Эйла смутилась, но Крайер взяла её за руку и повела за собой, прежде чем та успела ответить. К её удивлению, Эйлы тоже сжала её рукой. И вопреки ей самой, вопреки всему, её охватил трепет.

Как только обе сели, Крайер задёрнула занавески и постучала костяшками пальцев по тонкой стенке, отделяющей их от кучера:

– Едем, едем!

Карета дёрнулась вперёд, и они тронулись в путь.

* * *

По мере того как Кира, Первая, становилась старше и сильнее, ей требовалось всё больше и больше крови – и вот, к пятому году королева умерла. Любовь королевы к Кире была столь велика, что она с радостью пожертвовала бы собой, чтобы подарить Кире ещё хотя бы день жизни... Но Рен по уши влюбился в королеву Тею. Ослеплённый этой человеческой слабостью, этой любовью, которая росла внутри него, вся искорёженная и прогнившая, он планировал спасти королеву, убив Киру. Но королева раскрыла его планы прежде, чем он успел что-либо предпринять, и Томаса Рена заключили в тюрьму. Отчаявшись спасти королеву, Рен продолжал работать мастером даже в заключении. И это, прежде всего, никогда не должно затеряться в волнах Времени: независимо от того, как сильно королева Тея утверждала, что любит свою дочь-автома, именно она, а не Томас Рен, в конце концов убила Киру. – из книги «Начало эры автомов», написанной Эоком из дома Медора, 2234610907, год 4 э.а.

18

Мысли Эйлы грохотали громче, чем колёса кареты.

На обозримое будущее она застряла в замкнутом пространстве с Крайер, разъярённая тем, что её фактически похитили, и ещё больше тем, что присутствие Крайер ощущалось чертовски остро – их колени соприкасались каждый раз, когда карета кренилась, запах её волос, аромат её чистой, надушенной кожи, очертания её подбородка и гладкая линия шеи...

Эйла прижалась лбом к окну кареты и старалась смотреть на Крайер. Потому что каждый раз, когда она переводила на неё взгляд, ей было трудно перестать смотреть.

Может быть, она уже злилась не на Крайер, а на себя – вот объект её мести. И всё же с каждым проходящим днём, когда ей не удавалось убить Крайер, а вместо этого она использовала миледи, чтобы получить доступ к какой-либо информации – каждый такой день она чувствовала, что... слабеет, смягчается, проникается теплотой. Вот подходящее описание её состояние: её воля была похожа на широкое озеро под солнцем, медленно испаряющееся по краям, и в один прекрасный день от неё не останется ни воли, ни силы, ни напора, ни гнева. Она будет пуста.

И всё из-за Крайер, из-за тех чувств, что она у неё вызывала, из-за ощущения, что на неё смотрят и думают о ней – думают доброжелательно, с нежностью и любопытством, чего Эйла просто не могла выносить. Это мешало всему тому, что так долго придавало Эйле силы жить дальше: инстинкту самосохранения, жажде крови Крайер на руках, чтобы свести счёты, чувству справедливости, мести. Только эти силы поддерживали жизнь Эйлы, а теперь трепещущая, тревожная сладость, которая кипела внутри, всё разрушала и отнимала.

Она не знала, что делать.

Нужно было как можно скорее приступить к осуществлению планов, пока Эйла окончательно не пала.

Но теперь и это всё пошло прахом, потому что сегодня они с Бенджи договорились встретиться с Роуэн, а Эйлы не будет… сколько, ещё три дня? И кто знает, когда ей в следующий раз удастся улизнуть, чтобы встретиться с Роуэн?

Она чувствовала отчаяние и одиночество. Ей не у кого было спросить совета. Она не могла (упасите боги!) рассказать об этом Бенджи. И даже Роуэн, которая была ей почти матерью... Было бы слишком большим предательством даже признаться в том, что творится у неё в голове… и в сердце.

Ей хотелось ударить кого-нибудь кулаком. Хотелось разбить окно, выпрыгнуть на дорогу, убежать в лес. Бежать вечно. Освободиться от этого – что бы оно ни было. Эта близость. Глаза Крайер. Её колени. Её мысли. Эйла ощущала мысли Крайер, словно нежные ласки в темноте, и...

Перестань думать о ней. Эйла закрыла глаза, пытаясь освободиться от этого чувства, вместо этого сосредоточиться на переборе всего, что она нашла и узнала за те недели, что провела рядом с Крайер. Это было похоже на просеивание песка сквозь пальцы в поисках золотых крупинок. Она так много всего видела, но совсем ничего не понимала. Информация подобна звёздам. Она пыталась составить созвездие.

Она подумала о зелёном пере от Сторми. Что оно означает? Это какой-то секретный пароль, доказательство её надёжности, который нужно показать королевской страже, если ей когда-нибудь понадобится аудиенция у брата? Она подумала о ящиках из-под солнечных яблок, наполненных пузырьками с чёрной пылью. Зачем эта пыль? Она что-то вроде камня-сердечника? Ей лишь известно, что эта пыль – от Кинока.

А теперь сама Крайер носит его чёрную повязку – почему?

Перестань думать о ней.

Эйла подумала о Сторми.

И от этого на душе почему-то стало ещё хуже. Вспомнилась та новая и жгучая боль, как неделю назад, когда она стояла в коридоре и молча умоляла его снова любить её, сказать правду, остаться. Но она не могла сказать ничего из этого вслух, и это не имело значения, потому что он не хотел, не был к этому готов.

В некотором смысле, последнюю неделю она вообще жалела, чтобы он не погиб, как в её мыслях на протяжении стольких лет.

Сторми. Мальчик, которого она когда-то знала, её близнец, её ясноглазый брат, сияющий в воспоминаниях, а затем пропавший. Затем: мужчина, правая рука королевы пиявок, ворвавшийся в жизнь Эйлы со всей силой пороховой бомбы, а затем, как пороховая бомба, не оставивший после себя ничего, кроме обломков.

Как это возможно, что он снова был с ней, но всего один день?

Вовремя Крайер похитила её для траурного тура. Эйла была в трауре. По Сторми – и по своему ожерелью тоже. Последняя связь, которая была у неё с семьёй и матерью, оказалась потеряна. Но больше всего она оплакивала прежнюю себя – девушку, в груди которой горел неугасимый огонь, пока она не уничтожит всю боль в мире.

Куда подевалась эта девушка?

Она поймала себя на том, что по старой привычке дотрагивается до места над грудью, где обычно висел медальон. Шее стало легче без цепочки и кулона, но в плохом смысле, до боли, как будто кто-то отрезал ей волосы. Стало легче, но это было неприятно.

Вместо того чтобы прикоснуться к ожерелью, она сунула руку в карман униформы и провела большим пальцем по другому предмету: ключу от музыкального салона. Он стал постоянным талисманом с тех пор, как она лишилась ожерелья. Она тёрла его пальцами, когда начинала беспокоиться. Как неловко, что подарок от Крайер может так хорошо успокаивать и служить утешением. Она уже несколько раз пользовалась им на прошлой неделе, чтобы посидеть в тихом месте, когда выдавалась свободная минутка на работе и нужно было немного подумать, отдышаться, побыть по-настоящему одной.

Если честно, она ходила в музыкальный салон, чтобы подумать о Крайер. Казалось, если она подумает о ней в присутствии Бенджи и других слуг, те сразу увидят, что написано у неё на лице.

Желание.

Тоска.

Одиночество.

Любопытство.

Досада.

Ей очень хотелось снова оказаться в постели Крайер. Или что-то в этом роде. Она много месяцев, если не лет, не спала так крепко, как той ночью. Она давно не чувствовала себя в такой безопасности, как тогда. Казалось, Крайер имела над ней какую-то власть.

Перестань думать о ней.

Почему это так трудно?

Боги! Чем скорее она украдёт компас у Кинока, тем лучше. Ей просто нужно добыть этот компас, и тогда у неё будет всё необходимое, чтобы привести Роуэн, Бенджи и других повстанцев прямо к Железному Сердцу. Ей больше не придётся быть служанкой Крайер. Наконец-то она сможет отомстить, а затем сбежать, покинуть дворец и никогда не оглядываться назад.

Эйла заметила, что сжимает ключ от музыкального салона так крепко, что острые кончики больно впиваются в ладонь. Она отпустила его и положила обе руки на колени, по-прежнему стараясь не смотреть на Крайер. Их колени соприкасались. Это было даже не соприкосновение; на Эйле были форменные брюки, а на Крайер – длинное чёрное траурное платье. Так почему же Эйла столь остро ощущает её прикосновение?

Те глупые, тайные мгновения в запруде у моря, холодная вода, чёрная ночь и кожа Крайер, отливающая серебром в лунном свете. Сказка о принцессе и зайце. Голос Крайер тогда звучал тихо, неуверенно, но становился всё сильнее по мере того, как она рассказывала эту сказку. Эйле хотелось сказать: "Расскажи мне ещё". Хотелось сказать: "Продолжай".

Приливная заводь. Кровать Крайер. Снова лунный свет. Мягкий и тёплый запах Крайер повсюду, на подушках и одеялах. Когда Эйла уткнулась лицом в подушку и вдохнула, он наполнил ей лёгкие. Это было похоже на яд, но не было ядом. По ночам ей следовало не спать, а думать о том, как вонзить клинок в сердце миледи. Но всё было по-другому. Вместо этого она размышляла о странной, неловкой привязанности Крайер, её вопросах, её бесконечном любопытстве – милом, часто наивном, почти детском, но всегда серьёзном, очарованном любыми ответами, которые Эйла была готова дать.

Эйла краем глаза взглянула на Крайер. Та смотрела в другое окно, отвернувшись от Эйлы. Шторы были задёрнуты; тонкая полоска сероватого солнечного света делила её лицо пополам: одна половина была освещена, другая в тени. Один глаз отливал золотым, другой – тёмно-карим. Она была прекрасна. Возможно, признавать это было ужасно, но Эйла ничего не могла с собой поделать. Крайер была прекрасна. Она и задумывалась красивой, но это было нечто большее, чем просто идеальная структура костей, симметричные черты лица и безупречно смуглая кожа. Дело было в том, как её глаза загорались интересом. Пальцы всегда были такими осторожными, почти благоговейными, когда она переворачивала страницы книги. Иногда она держалась абсолютно неподвижно, как олень в лесу, настолько неподвижно, что Эйле хотелось прикоснуться к ней, протянуть руку и коснуться её лица, чтобы убедиться, что она настоящая.

– Я знаю, ты смотришь на меня, – сказала Крайер, и Эйла отвела взгляд так быстро, что чуть не ударилась головой об окно кареты. – Я это чувствую. Тут меня не обманешь.

– Вы ошибаетесь, – пробормотала Эйла с горящими щеками.

– Я правда ошиблась? – Крайер подняла бровь.

Эйла не ответила. Вместо этого она перевела взгляд с лица Крайер на чёрную повязку на её руке, в немом вопросе. Вопрос на вопрос.

– А… – сказала Крайер. – Да. Я... заключила сделку. С отцом, – она коснулась повязки, потирая толстую чёрную ткань между пальцами. Её челюсти сжались. – Не задумывалась, почему Кинок так быстро освободил тебя?

– Думала, это потому, что я для него бесполезна, – слабым голосом произнесла Эйла. У неё всё внутри свернулось от – подумать только! – чувства благодарности. Или чувства вины. – Думала, у меня просто нет того, что он искал.

– У тебя действительно нет. А вот у меня – есть.

– Что? Что у вас есть? Что вы ему сказали? – Эйла наклонилась вперёд, сердце бешено колотилось. – Крайер, что вы сделали?

Это из-за меня?

– Я поделилась с ним не информацией, а властью.

Крайер почти улыбнулась, тонко и без чувства юмора, отпустила повязку и сложила руки на коленях. Так она стала похожа на картину, портрет – запечатлённым светом, красками и совершенством, пусть и всего на мгновение.

– Властью над собой – вот его знак на моей руке. Своей поддержкой, но… только внешней.

Эйла выдохнула:

– Значит, на самом деле вы к нему не присоединились?

– Нет, – удивлённо ответила Крайер. Как будто ей даже в голову не приходило, что Эйла может усомниться в её целях или взглядах. – Никогда бы так не поступила. Но, пожалуйста, пойми: я не знала, что он собирался с тобой сделать. Я... очень беспокоилась. Хотелось увезти тебя... подальше от него.

– Вам не следовало этого делать, – яростно сказала Эйла.

– Хотела, чтобы я оставила тебя там гнить заживо? Или того хуже?

– Нет, но вам не следовало ему подыгрывать. Он всегда на три шага впереди. Можно поспорить, что он уже планирует, как будет использовать вашу фальшивую поддержку...

– Я и так знаю.

– Тогда почему вы так поступили? Зачем вам так рисковать?

Снова удивление.

– Потому что знала, что только так он позволит тебе остаться. Со мной.

Эйла откинулась на бархатное сиденье кареты, снова приходя в ярость:

– Вам не следовало этого делать, – прошипела она. – Это было безрассудно, опасно, это было...

– Оно того стоило, – сказал Крайер.

Её глаза, защищённые от прямых солнечных лучей и одновременно тёмно-карие, как у человека, не отрывались от лица Эйлы. Она казалась спокойной, если не считать, что крепко сжала руки, лежащие на коленях.

В крошечном пространстве кареты было слишком тесно.

Эйла свернулась калачиком в углу сиденья, чтобы не касаться Крайер даже коленями, и остаток пути тупо смотрела в окно, наблюдая за проплывающими мимо мёртвыми жёлтыми холмами. Она даже не пыталась не думать о Крайер и о боли, широко разлившейся в груди.

19

Поместье Фоэра было меньше, чем у правителя, и располагалось в глубине долины. Как это было принято на Юге, здания строились из гранита и тёмного блестящего дерева, деревянные крыши резко изгибались к небу. Территория состояла в основном из полей и пастбищ для лошадей, с несколькими фруктовыми садами. Отсутствие садов всегда тем, чего не хватало Крайер, когда бы она ни навещала Рози здесь на протяжении многих лет. Садов и морского воздуха.

Кортеж медленно спускался в долину, солнце садилось за спиной. Крайер раздвинула бархатные занавески и окинула взглядом пейзаж: склоны холмов, покрытые травой и неровными выступами серого камня, поросшими ежевикой.

– Вы бывали здесь раньше? – спросила Эйла, нарушив тишину так резко, что Крайер чуть не вздрогнула.

– Да, – сказала она, стараясь не замечать лёгкого веселья на лице Эйлы. – Несколько раз. Рози – моя самая близкая подруга и уже давно.

– Правда?

– Ну, – Крайер задумалась. – Да. Сравнительно.

Эйла, казалось, тоже задумалась:

– У вас не так много подруг.

– Ты права. Их немного.

Где-то вдалеке зазвучали рога. Один из слуг объявил об их прибытии. Крайер пригладила юбки, волосы, придала лицу подобающее случаю мрачное выражение. Это было нетрудно – она была не в самом приподнятом настроении, но рядом с Рози всегда чувствовала себя особенно застенчивой и неуёмной.

– С моим лицом всё в порядке? – неожиданно для себя спросила она Эйлу.

Та подняла брови:

– В смысле “всё ли в порядке"?

– Не знаю, – пробормотала Крайер. – Неважно… глупый вопрос.

Она чувствовала на себе взгляд Эйлы и старалась не поднимать глаза. Она уставилась на свои руки, лежащие на коленях, светло-смуглые на фоне полуночно-чёрного платья.

– Да, всё в порядке, – сказала Эйла почти неохотно. – То есть, вы выглядите нормально.

Крайер широко раскрыла от удивления глаза, но не успела она ответить, как карета с грохотом остановилась. Она услышала, как кучер вскочил с места. Его шаги хорошо слышались по скудной траве, лошади тихо фыркали. Они прибыли.

– Леди Крайер, – сказал кучер; мгновение спустя дверца экипажа открылась, и ей помогли выйти.

Она моргнула, глаза мгновенно привыкали к вечернему полумраку в долине. Позади неё Эйла спрыгнула на землю и тихо выругалась, когда жёстко приземлилась. Крайер подавила совершенно неуместную улыбку.

– Леди Крайер!

Голос Рози прорезал вечер, как нож бархат. Она стояла у главного входа в особняк, по бокам от неё – слуги и служанка. На фоне холмов особняк позади казался громадой из тёмного камня, в окнах горел свет фонарей.

– Леди Крайер, вы одна?

– Правитель шлёт свои соболезнования, – сказала Крайер, когда они с Эйлой приблизились ко входу в особняк. – Он посещает поместья Советников Лаона и Шасты, но не из недостатка уважения к тебе или скорби по лорду Фоеру. Я попросила разрешения навестить тебя лично – не как наследница правителя, а больше как подруга, – она подошла к Рози перед массивными двойными дверями и склонила голову, сложив руки на груди. – Искренне сочувствую твоей потере. Правитель выяснит, кто это сделал, и… и правосудие восторжествует.

– Благодарю вас, миледи, – сказала Рози.

Как и у Крайер, на ней было чёрное траурное платье. Но на этом всё знакомое в ней заканчивалось. Крайер старалась не приглядываться, но теперь, увидев Рози вблизи, стало очевидно, что с ней что-то очень, очень не так. Что-то изменилось с тех пор, как она видела её в последний раз во дворце на балу в честь помолвки. Меньше чем за месяц Рози стала дёрганой, зрачки расширились, губы почти посинели – она стала напоминать скелет. Как будто внутри неё что-то высасывало жизнь из костей. Ключицы выступали над вырезом платья; лицо стало измождённым, глаза ввалились в глазницы. Когда она говорила, Крайер замечала, что не только её губы, но и зубы и язык испачканы иссиня-чёрными пятнами, будто она выпила чёрных чернил.

Но на что Крайер не могла перестать смотреть и что пугало её больше всего, так это вены Рози. Они проступили на висках, шее, суставах рук и были совершенно чёрными.

– Рози, – тихо сказала Крайер. – Рози, ты... ты в порядке?

Это был глупый вопрос, учитывая обстоятельства, но Рози ничего не сказала о Фоере. Она рассмеялась, пронзительно и почти истерично:

– Я в порядке, миледи. Заходите, заходите в дом. И прихватите своего маленького зверька-человека. Кто знает, что случится, если мы оставим её совсем одну в темноте.

Войдя внутрь, Рози провела Крайер и Эйлу в роскошную гостиную с высокими окнами, бархатными шторами, тёмно-синими диванами, роялем и подносом с жидким сердечником, который уже ждал их. Кровь Крайер уже жаждала сердечника – она не ела весь день и определённо ощущала последствия.

– Питомец может подождать за дверью, – легкомысленно сказала Рози.

Крайер хотела возразить, но понимала, что это будет просто звучать подозрительно. Она кивнула Эйле извиняющимся тоном и заставила себя не вздрогнуть, когда Рози захлопнула двери гостиной прямо у той перед носом.

Рози и Крайер заняли свои места на диване. Рози налила Крайер чашку жидкого сердечника, но сама не притронулась к нему. Крайер вспомнила слова из её письма: "Я не прикасалась к сердечнику неделями".

Вместо него она пьёт чёрную пыль.

Паслён.

Крайер сделала большой глоток чая, чувствуя, как он растекается по ней подобно расплавленному золоту, а силы возвращаются к конечностям. Затем она поставила чашку и обратилась к Рози:

– Искренне сочувствую твоей потере, подруга. Мы все скорбим о Фоере.

– Благодарю вас, миледи, – сказала Рози.

Боги, она не смогла выдержать взгляд Крайер дольше секунды, прежде чем отвела его в сторону.

– Пожалуйста, если я или отец можем что-нибудь сделать...

– Смерть Фоера – это сущий ужас, – вздохнула Рози. Казалось, она не слушала Крайер, однако совсем не казалась опечаленной или подавленной горем. Возможно, этого следовало ожидать. Автомы не страдают из-за смерти близких так же, как люди. – Знаете, как это произошло и как его нашли? – она склонилась ближе. – Ему отрубили голову. Вы, наверное, догадались об этом. Мне сказали, что рана была чистой. Ну, настолько чистой, насколько это было возможно. Перерезать позвоночник – нелёгкая задача. Но тут работал профессионал, не какой-нибудь человек с топором. Убийца воспользовался мясницким ножом. Знаете, как его нашли?

– Рози, – сказала Крайер, чувствуя тошноту, – Рози, тебе необязательно мне всё это рассказывать.

– Его нашли, когда его кровь пропитала половицы – не дома, знаете ли, а на конюшне. На верхнем этаже он чистил лошадиную сбрую. Он любит сам смазывать сёдла. Его убили там, и всё вокруг пропиталось кровью, даже закапало фиолетовым дождём со стропил, – она отрывисто рассмеялась. – Прямо на голову конюху. Вот тогда-то он и заорал.

Крайер ничего не мог поделать, кроме как смотреть на неё.

– В любом случае, – продолжала Рози. – До всего этого он работал с Киноком над чем-то очень важным. И, насколько я знаю, у них всё было почти готово.

– Над чем-то очень важным? – глухо переспросила Крайер.

Она вспомнила письмо Рози, её упоминания о совместной работе Фоера и Кинока, но по-прежнему не понимала, о чём говорит подруга.

– Это совершенно секретно, – кивнула Рози, широко раскрыв глаза. Очевидно, ей нравилось знать то, чего не знает Крайер. – Странно, что скир не рассказал вам об этом, миледи.

– Фоер, должно быть, очень тебе доверял, – отметила Крайер, игнорируя неявное оскорбление. – Ты, должно быть, была ему очень дорога.

– Была, – ответила Рози. – Он всё мне рассказывал. Знаете, он был безмерно необходим для Движения. Абсолютно необходим.

– Да, это мне известно, – призналась Крайер. – Кинок тоже говорил мне, насколько важен для них Фоер. И ты тоже, конечно.

– Он правда так говорил?

– Да, и неоднократно.

Это было неправдой, но Крайер прекрасно понимала, что сейчас хочет услышать Рози.

Рози заговорщицки понизила голос:

– Фоер был единственным, кому Скир доверил расследование по делу Томаса Рена. В Движении состоит много других Красных Советников, но он доверял именно Фоеру. Разумеется, я не хотела вас обидеть, миледи.

– Я не обижаюсь, – заверила её Крайер. – Конечно, он доверял Фоеру больше всех. Кому ещё можно было поручить то, чем он занимался?

Она пыталась выудить у Рози, что ей известно.

– Верно, никому, – ответила та. – Ни у кого больше нет таких связей с акушерками, как у Фоера.

– Вот именно, – сказала Крайер. – Поэтому-то Кинок и выбрал Фоера для расследования дела Рена.

Она пыталась собрать все детали воедино, но картинка не складывалась. Причём тут исследования Рена и акушерки? Должно быть, это как-то связанно с Проектом, с оригинальным Проектом Рена для автомов и, возможно, с тем, как акушерки могли улучшить его.

Она вспомнила страницу с заметками, выскользнувшую из книги Кинока в ночь Луны Жнеца. В ней раскрывалась тайная связь Рена с некоей женщиной по имени Х.

Тем временем Рози ещё ближе пригнулась к ней:

– Хотите знать, что раскопал Фоер, миледи?

Крайер изобразила неуверенность, стараясь не выглядеть слишком нетерпеливой. Ей не хотелось вызывать у Рози подозрения.

– А разве можно мне это рассказывать? Это же совершенно секретно.

– Вы невеста скира Кинока, – заявила Рози. – Вы помолвлены с ним. Разглашение его секретов будет равно вредно как вам, так и правителю, – её руки, лежавшие на коленях, дрожали. – Кроме того, я… я хочу продемонстрировать вам своё доверие, миледи. Вы же помните, что мы близкие подруги и насколько я важна для скира Кинока и Движения.

– Ты очень важна, – пробормотала Крайер. – Ты жизненно важна для него и для Движения.

Рози счастливо вздохнула:

– Ну, хорошо.

– Итак... Томас Рен... ?

– Я не знаю подробностей, – сказала Рози, – Но точно знаю, что скир поручил Фоеру изучить исследования Рена и всех его сотрудников – фактически всех, с кем он когда-либо разговаривал. И Фоер обнаружил, что совсем не Томас Рен создал первого автома. Вы когда-нибудь о таком слышали? Он проследил работу Рена и вышел на совершенно другого человека – какую-то крестьянку. Именно она и создала наш Вид, а не Рен.

Потрясение Крайер было неподдельным. Первого автома создала крестьянка? Не Томас Рен из Королевской академии мастеров? Какая-то женщина, о которой никто никогда не слышал?

Этого не могло быть.

– Ты уверена?

– У Фоера, похоже, не осталось в этом ни капли сомнений.

Крайер откинулась на спинку стула. Рози жадно оглядела её, словно питаясь реакцией Крайер на тайну.

Та снова вспомнила записи Кинока, фразу “сердце Йоры", тайную связь Рена (роман?) с этой самой Х…

– Но... не понимаю, – сказала Крайер. – Зачем тогда она позволила Рену присвоить результаты своей работы? Зачем ей отдавать ему что-то настолько ценное?

– Я задавалась тем же вопросом. Фоер сказала, что, возможно, она сделала это не сама. Вероятно, результаты её работы похитили.

Они вдвоём сидели и некоторое время размышляли над полученными открытиями. Или, по крайней мере, размышляла Крайер. Рози, казалось, вообще ни о чём не думала, её глаза с пустым взглядом метались по сторонам, как мухи, пальцы барабанили по коленям.

– Интересно, почему Кинок занялся Реном? – размышляла вслух Крайер. – Почему он велел Фоеру исследовать его записи?

– Кто знает… – пренебрежительно фыркнула Рози. – Кинок гений. Если кто-то и найдёт Турмалин, так это он.

Турмалин.

– Спасибо тебе, Рози, – сказала Крайер. – Этого более чем достаточно.

* * *

После заверений в том, что люди правителя хорошо позаботятся о Рози, если той понадобится какая-либо поддержка после смерти Фоера, Крайер посчитала свой долг выполненным – и, честно говоря, ей не терпелось поскорее выбраться из дома Рози, подальше от девушки, чьи руки дрожат, глаза горят, а вены темнеют на коже. Но было бы неприлично уезжать без торжественного ужина, а поездка была слишком долгой, чтобы успеть вернуться одним днём.

Итак, Крайер поужинала, едва откусив кусочек бесполезной еды, выставленной перед ней. Она положила в карман печенье, чтобы утром отнести Эйле.

Когда рассвело, ей не терпелось поскорее тронуться в путь. Эйлу положили спать в комнату для прислуги. Крайер чувствовала приступы невольной заботы. Она беспокоилась о безопасности служанки, хотя здесь не было и намёка на опасность для неё.

Они покинули поместье Рози следующим утром, и Крайер чувствовала себя более встревоженной, чем когда-либо. Паслён, Турмалин, сердце Йоры, Томас Рен, тайна неизвестной женщины, не говоря уже о странном и пугающем поведении Рози…