Текст книги "Война Крайер (ЛП)"
Автор книги: Нина Варела
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)
– Правитель, – сказал Кинок, нарушая ужасное молчание. – При всём уважении, глаза всего мира наблюдают за вами пристальнее, чем когда-либо. О сегодняшнем нападении пойдут слухи. Надо доказать всему миру, что леди Крайер жива и здорова – и что ваше положение в Зулле не пошатнулось.
– И как ты предлагаешь нам это сделать, скир? – спросил Эзод.
– Во-первых, – сказал Кинок, – придётся ускорить свадьбу. Не дадим им времени спланировать ещё одно нападение. Во-вторых, леди Крайер должна постоянно находиться под стражей. Сегодня ночью она едва спаслась, – ему так хорошо удавалось казаться обеспокоенным, что Крайер чуть не стошнило. – В-третьих, мы находим эту служанку и убиваем её.
Глаза Крайер расширились, но Эзод уже кивнул:
– Как всегда, прекрасный совет, скир Кинок, – сказал он. – Свадьба будет через неделю. Назначь четырёх лучших гвардейцев следить за леди Крайер днём и ночью. И да, Скир, найди ту служанку. Принеси мне её голову. Я хочу её видеть.
Кинок кивнул:
– Конечно, правитель.
И он вышел из комнаты, оставив Крайер и Эзода наедине.
– Отец... – начала она.
– Если ты собираешься просить о жизни служанки, дочь, я настоятельно советую тебе этого не делать.
– Я и не собиралась, – спокойно сказала Крайер. – Я не хочу ничего, кроме небольшого одолжения. Теперь, когда через неделю я выхожу замуж, разреши мне на 3 дня съездить в Акушерню, где я появилась на свет, – она проигнорировала то, как поднялись брови Эзода, и быстро продолжила: – Хочу сделать подарок будущему мужу. Когда-то это было традицией, не так ли, как охота? Невеста дарит своему суженому самодельную вещь, изящную безделушку, знак доброй воли. Позволь мне что-то подобное подарить и Киноку, как жест доброй воли и веры в наше совместное будущее. О большем я не прошу.
Забери меня отсюда. Подальше от него.
– Дочь моя, сегодня тебя чуть не убили. Ты действительно хочешь покинуть дворец?
– Я никому не скажу, куда направляюсь. Даже Киноку. Будем знать только мы с тобой. И можешь послать со мной дюжину гвардейцев. Да хоть две дюжины. Если служанка была шпионкой, кто знает, сколько ещё слуг работает на королеву? А заодно в дороге я в большей безопасности, чем здесь.
Он задумался.
– Пожалуйста, отец, – сказала Крайер. – Всего три дня.
– Ладно, – сказал Эзод. – Три дня.
* * *
В начале Войны Видов костяные твари – мягкотелые и хрупкие, достигшие брачного возраста, убивающие так же легко, как умирали их детёныши-личинки, – считали себя королями этой земли. К концу Войны небо почернело от дыма двадцати тысяч трупов, и высший Вид занял своё законное место. Эпоха автомов как простых домашних животных и собственности человечества закончилась. Началась Золотая Эра. – из книги «Эпоха Просвещения», написанной Идоной из дома Фириса, 3382960905, год 19 э.а.
24
Вот два изменения, произошедшие с тех пор, как Эйла в последний раз посещала рынок в центре Калла-дена. Во-первых, платье Люны наконец исчезло. Может быть, его разорвали в клочья любопытные чайки, а может быть, его просто унесло сильным порывом морского ветра. Неважно, как это произошло, результат был тот же: платье исчезло, а вместе с ним и призрачное присутствие Люны, которая когда-то висела, как и платье, над рыночной площадью в качестве сурового напоминания о том, что никто никогда не был в безопасности.
Второе изменение заключалось в том, что Эйла и Бенджи стали беглецами.
– Вот и он, – прошипел Бенджи ей на ухо. – Вот этот ублюдок.
Она проследила за его взглядом.
Они прятались за штабелем бочек с устрицами на рынке в Калла-дене. Это был второй рассвет с момента нападения, с тех пор как Эйла безуспешно пыталась убить Крайер. Они с Бенджи провели прошедшие день и ночь у одного из старых друзей Роуэн – рыбака, который жил в крошечной лачуге, приютившейся на изгибе прибрежных скал, которую невозможно было найти, если точно не знать, где она находится. Он узнал Бенджи в лицо и укрыл их, пока гвардейцы правителя обыскивали близлежащие деревни. Вчера они вступили в контакт с владельцем рыбной повозки, предложили ему всё, включая нескольких своих потёртых монет, плюс часы дедушки Бенджи, чтобы он закрыл глаза на то, что они заберутся в его тележку этим утром в напряжённый час перед рассветом, когда все проезжие торговцы и торговки, включая продавца рыбы, направлялись в Калла-ден на весь день, запруживая улицы. План состоял в том, чтобы провести день в деревне, купить или украсть достаточно еды для трёхдневного путешествия, а затем на закате проскользнуть обратно в повозку с рыбой. Оттуда они покинут Калла-ден под прикрытием движения и окружающих торговцев, а продавец рыбы отвезёт их в доки.
К тому времени должна будет наступить ночь – чёрные утёсы, чёрные скалы, чёрная вода. Лучшего времени для того, чтобы незаметно проникнуть на чей-нибудь корабль, не найти.
Всё шло хорошо – они стащили трёхдневный запас хлеба, солёного мяса, сухарей, бурдюки с водой. Всё шло по плану.
Но чертова повозка с рыбой в условленном месте так и не появлялась.
Они ждали на другой стороне рыночной площади, и, прищурившись, Эйла посмотрела на разносчика рыбы и подумала, что с ним что-то не так. Он двигался как-то неуверенно.
– Он собирается уехать без нас, – прошептала она, продолжая следить за ним взглядом. – Наверное, он понял, кто мы такие.
– Пожалуйста, не высовывайся, – прошептал в ответ Бенджи.
Она рискнула взглянуть на него. Лицо его было почти полностью скрыто под капюшоном – оба позаимствовали плащи с капюшонами у рыбака, – но по тому, как он поджал губы, Эйла поняла, что ему больно. Его ранили во время нападения, гвардейца рассёк ему мечом левую икру. Порез был недостаточно глубоким, чтобы повредить что-то важное, но всё равно причинял боль. Если они не позаботятся об этом в ближайшее время, может произойти заражение, и от этого каждый шаг Бенджи становился невыносимым. От боли его губы постоянно сжимались в тонкую белую линию.
Эйла отвела взгляд. Она пыталась не думать о губах Бенджи.
Его поцелуй. Её нож. И всё это впустую.
Ей не удалось включить сигнал тревоги Крайер, но план провалился не из-за этого. Бенджи и другие повстанцы предположили, что у неё что-то пошло не так, и воспользовались шансом. Они пробрались в кабинет Кинока даже без всяких отвлекающих манёвров. Стража их не заметила. Они нашли сейф, спрятанный на книжной полке, но когда Бенджи, единственный среди них, кто умел читать на языке Создателей, взломал замок, компаса, который привёл бы их к Железному Сердцу, там не было. Они нашли нечто совершенно другое: выцветший кусок пергамента с тремя словами на нём:
Лео
Сиена
Турмалин
Имена её дедушки и бабушки и что-то ещё.
Услышав, что гвардейцы подняли тревогу, мятежники покинули кабинет, прихватив с собой кусок пергамента. Как и планировалось, они ждали Эйлу в музыкальном салоне, дико озираясь по сторонам и тяжело дыша среди безмолвных прекрасных инструментов, словно грабители в нетронутой могиле.
Эйла не знала, какое выражение было у неё на лице, когда она ворвалась в салон, но Бенджи было достаточно одного взгляда на неё.
– Крайер жива. Бежим, – сказал он остальным.
И они сбежали: через то же окно, через которое прокрались внутрь, а затем через тёмные сады, и никто из них не останавливался, пока дворцовая территория не осталась далеко позади и не затерялась среди лишённых света холмов между дворцом и окружающими фермами и деревнями. Оттуда Бенджи и Эйла отделились, переночевали в ветвях солнечной яблони какого-то фермера и ещё до рассвета добрались до хижины рыбака.
А теперь они беглецы. Это была единственная часть плана, которая прошла так, как ожидалось. Но вместо славы: компаса, дающего проход к Железному Сердцу, побеждённого Движения за Независимость Кинока, сердца Крайер в руках Эйлы (нет, пронзённого её ножом) – вместо всего этого им пришлось рассеяться. У Эйлы и Бенджи не было возможности узнать, пережили ли остальные ночь. Они были в бегах, одни, с пустыми руками, после того как отдали все деньги мужчине с повозкой для рыбы.
О, он точно собирался скрыться без них. Взять их деньги и дать дёру.
– Ублюдок, – пробормотала Эйла.
Но у неё не было возможности проклинать его дальше, потому что её внимание привлекла авария на другой стороне рынка, всего в нескольких киосках от рыбной повозки. У неё кровь застыла в жилах: стража. Их было с полдюжины, и у всех герб правителя. Пока она смотрела, один из солдат перевернул бочку, расплескав устрицы и рассол по булыжникам. Один из продавцов-людей возмущенно закричал, но другой гвардеец повалил его на землю и приставил меч к горлу.
– Нужно выбираться отсюда, – выдохнула Эйла.
– Тебе придётся мне помочь, – натянуто сказал Бенджи.
Она обхватила его рукой за спину, помогая подняться на ноги. Он тяжело опирался на неё, морщась при каждом шаге, и вместе они двинулись прочь от рыночной площади, держась в последних тенях угасающей ночи. Где-то на востоке восходящее солнце, должно быть, простирает свои руки над краем Стеорранского моря, окрашивая небо и воду в бледно-розовый цвет, похожий на блеск жемчужной пуговицы.
Эйла хотелось двух вещей. Первой была месть. Второй было то, в чём она не хотела признаваться самой себе, не могла выразить словами, потому что даже от мысли об этом её сердце превращалось в мост, рушащийся в воду, а все его осколки уносило течением чего-то гораздо более древнего и могущественного, чем она сама. Прямо сейчас у Эйлы не было ничего, кроме этих осколков. Ей нельзя проявлять слабость.
Медленно, зажав рот рукой, Эйла оставила всё, что когда-либо знала, позади себя: дворец правителя, Калла-ден, северные берега и где-то среди них деревню, в которой она родилась, Делан, – всё это теперь было у неё за спиной. Три слова снова и снова звучали в её сердце: Лео, Сиена, Турмалин. Лео и Сиена, наследие бабушки и дедушки – воспоминания в медальоне, который теперь у Крайер, а второй медальон каким-то образом заполучил Кинок.
Одно становилось ясно: нужно узнать больше о своём прошлом. Только так можно идти дальше вперёд, продолжать бороться.
И она точно знала, с чего начать. Сторми.
То есть – надо ехать в Варн, границы которого на суше были закрыты, но не на море.
– Мы почти на месте, – сказала она Бенджи, указывая взглядом на узкий переулок между двумя зданиями, где можно было переждать охрану. – С тобой всё в порядке?
Он вздрогнул:
– Со мной всё будет в порядке. Просто не останавливайся.
– Никогда, – сказала она. – Никогда.
25
По дороге в Акушерню, сидя в одиночестве в карете, Крайер пришла к одному выводу: даже после всего, что случилось, после того, что Эйла пыталась сделать, Крайер по-прежнему любит её. Может быть, она полюбила её с того самого момента, как Эйла спасла ей жизнь на утёсе много недель назад.
Крайер создали по Проекту. Она Рукотворная. Но когда Эйла впервые прикоснулась к ней, Крайер узнала, каково это – родиться.
Однажды она спросила Эйлу, на что похожа любовь.
– Не помню, – ответила Эйла, зашнуровывая ей платье.
Крайер до сих пор помнит, как грубые, мозолистые пальцы касаются её лопаток.
– Это приятно или больно? – спросила Крайер.
– По-разному, – мягкий голос Эйлы у неё на шее.
– Значит, ты всё-таки помнишь?
Такому безумию было только одно логическое объяснение: она любит Эйлу, потому что она Ущербна. Потому что у неё есть пятый Столп. Эйлу полюбила её Страсть, не сама Крайер – иначе она никогда не вела себя столь глупо, необдуманно и самонадеянно. Леди Крайер – автом. Она – наследница правителя и намерена реформировать Красный Совет, изменить законы и обычаи Зуллы. Леди Крайер никогда бы не позволила себе стать слабой и мягкотелой из-за какой-то человеческой девушки, никогда бы не пошла на предательство.
Всё это произошло только из-за пятого Столпа. По логике вещей, было только одно решение.
Его нужно удалить.
Эйле не удалось вырезать сердце Крайер, так что Крайер сделает это за неё. Ей нужно избавиться от Страсти, вырезать её из себя, как срезают гниль с фруктов. Это все равно что выжечь смертоносные споры на ветке дерева, убить его часть, чтобы остальное выжило.
Акушерня располагалась в здании, которое когда-то было человеческим собором. Это было массивное сооружение размером почти со Старый дворец, шпили которого вздымались в небо, как столбы дыма. Каждый дюйм фасада был покрыт замысловатыми узорами: сценами из древних человеческих сказок, богами и героями, картами ночного неба: планетами, созвездиями, фазами луны. Автомы, охранявшие двери, были одеты в чёрное, их лица скрывались за масками, и они слишком сильно напомнили Крайер Кинока. Когда её экипаж подъехал ближе, она невольно сжала ожерелье, нащупав большим пальцем гладкий красный камень. Каким-то образом это помогло ей успокоиться.
Пара акушерок появилась в тот момент, когда карета Крайер въехала в железные ворота. Как и все акушерки, они были людьми и одеты во всё белое: белые форменные рубашки и брюки, белая вуаль поверх зачёсанных назад волос. У одной из них рот закрывала белая маска, вроде тех, что носили королева Джунн и её свита. Они выглядели полной противоположностью гвардейцам.
– Добро пожаловать, леди Крайер, – сказала акушерка без маски, хотя Крайер не представилась и не предупредила заранее, что приедет. – Для нас это большая честь.
Акушерки помогли Крайер выйти из кареты, а затем та, что в маске, отвела экипаж к небольшому замку, чтобы лошади могли отдохнуть и набраться сил перед обратной дорогой. Оставшаяся акушерка бесстрастно взглянула на немногочисленную стражу Крайер.
– В Акушерню запрещено проносить оружие, – сказала она.
– Не волнуйся, – сказала Крайер. – Они останутся снаружи.
Акушерка кивнула, бросив на Крайер долгий взгляд из-под белой вуали. Затем она склонила голову:
– Можете называть меня Йезен.
Затем она повернулась на каблуках и направилась к широким деревянным дверям Акушерни.
Крайер последовала за ней через двери в чрево собора.
Если и снаружи Акушерня была прекрасна, то внутри просто захватывало дух. Вдоль стен тянулись полированные каменные колонны, которые соединялись, образуя сводчатый потолок так высоко над головой, что Крайер пришлось запрокинуть шею, чтобы разглядеть его. Лучи солнечного света струились сквозь высокие окна по периметру нефа, крошечные галактики пылинок плавали и вращались по орбитам в лучах света, а стены были расписаны изображениями, похожими на те, что высечены на фасаде. Но рисунки были новее, чем резьба. На них были изображены автомы: золотоволосые фигуры, появляющиеся из клубов красного дыма; образы Киры в кроваво-красном плаще; Киры, бросающейся в бой во время Войны Видов; люди, преклоняющие колени у её ног; люди, благоговейно взирающие на новеньких автомов; люди, плачущие от радости и кланяющиеся до земли, как будто нет ничего приятнее, чем быть под чьей-то властью.
Крайер отвела взгляд от картин. Она увидела достаточно.
Там, где в человеческом соборе когда-то стояли скамьи, в Акушерне располагались столы – что-то вроде рабочего места в задней части аптеки. Некоторые столы были занавешены, прикрывая недавно созданных автомов. Другие были покрыты растениями, некоторые – камнями или кусками металла. На некоторых столах стояли явно Рукотворные предметы: всё от инструментов до безделушек, украшений и, вопреки словам Йезен, даже оружия. Именно здесь спроектировали и создали Крайер. Когда-то на одном из таких столов за занавеской лежала и она. Существующая, но ещё не живая.
– Зачем вы приехали, леди Крайер? – спросила Йезен, остановившись в центральном проходе нефа между двумя рядами столов.
– Через несколько дней я выхожу замуж, – Крайер запнулась. – Я приехала сделать подарок мужу.
Йезен мгновенно оглядела её:
– Это неправда.
Крайер хотела указать на грудь: тут очень болит, тут всё истекает кровью, вылечи меня.
Она посмотрела в большие зелёные глаза Йезен, сделала глубокий вдох, потом ещё, а потом поняла, что переняла подобную манеру, должно быть, у Эйлы. От этого говорить стало легче.
– Ты должна мне помочь.
– Леди Крайер?
– Я Ущербна, – сказала Крайер. – Меня неправильно создали. Ты должна помочь мне это исправить.
– Не понимаю, что вы имеете в виду, – медленно произнесла Йезен. Она оглядела Крайер с ног до головы, словно ища хорошо спрятанную третью руку. – В чём заключается ваша Ущербность?
– У меня пять Столпов, – Крайер увидела, как Йезен широко раскрыла глаза, и продолжила. – Мне этого нельзя было знать. Меня создал отец, но кое-кто испортил его Проект и специально сделал меня с пятью Cтолпами. Акушерка Торрас, – сказала она, вспомнив имя, которое сообщил ей Кинок. – Не знаю, зачем она это сделала. Как мне сказали, разразился грандиозный скандал – не я одна такая. Но я видела разницу между черновиком отца и окончательным Проектом. У меня есть Интеллект, Органика, Расчёт, Разум… и Страсть.
Она ждала, что акушерка ахнет от шока. Возможно, отшатнётся, как люди отшатываются от прокажённых. Но вместо этого Йезен просто посмотрела на неё, слегка нахмурив брови, и выражение её лица было скорее растерянным, чем что-либо другое.
– У меня два Столпа от автомов и три от человека, – повторила Крайер, на случай если Йезен почему-то не поняла. – У меня есть пятый Столп. Уберите его.
– Нет, миледи, – сказал Йезен. – У вас нет пятого Столпа и быть не может.
Крайер помотала головой:
– Пожалуйста, не ври мне. Я знаю – видела собственными глазами.
– Леди Крайер, я не пытаюсь ничего от вас скрыть. Просто... то, что вы видели, это невозможно. Я знаю это лучше, чем кто-либо другой. Много лет назад я была одной из многих акушерок, которые экспериментировали с созданием автомов с пятью Столпами, надеясь, что мы сможем создать ещё более сильное и совершенное существо. Но у нас ничего не получилось. Такие автомы все до единого гибли в процессе изготовления. Все до единого. Что бы мы ни делали, пятый Столп выводил их внутренние системы из равновесия. Поверьте, миледи, мы перепробовали всё. Иметь пять Столпов невозможно. Вы бы умерли сразу после сотворения.
– Но… я тоже не лгу, – сказала Крайер. – Я… я же видела эскизы…
– Я вам верю. Вы действительно их видели. Вы говорите правду, леди Крайер. Но я тоже права, – Йезен на мгновение замолчала, затем кивнула сама себе. – Я вам это докажу. Подождите здесь, миледи. Я сейчас вернусь.
Крайер не смогла бы пошевелиться, даже если бы попыталась. В течение нескольких минут, пока Йезен отсутствовала, она стояла, пытаясь осознать то, что сказала акушерка.
Йезен вернулась со свитком пергамента в руках.
– Мы, конечно, ведём записи обо всём, – сказала она, подзывая Крайер к ближайшему рабочему столу и развязывая кожаную бечёвку, которой был перевязан пергамент. – Вот... это ваши чертежи, миледи. Ваши настоящие чертежи.
Она развернула пергамент. Как и документы, которые Крайер получила от Кинока, там было несколько Проектов – сначала черновой, затем улучшенный, поскольку отец работал с акушерками и мастерами над окончательной моделью. И, наконец, последний лист пергамента. Окончательный эскиз. В отличие от бумаг, которые нашла Крайер, на нём стояла подпись отца. Тёмно-синие чернила Эзода резко выделялись на фоне более мягких и светлых линий эскиза.
Йезен указала в центр эскиза, на центр Крайер на странице, но в этом не было необходимости. Крайер уже смотрела на Столпы. Четыре крошечных чернильных Столпа: Интеллект, Органика, Расчёт, Разум. Четыре – как и должно быть.
– Не понимаю… – прошептала она. – Откуда тогда...
И уже произнеся эти слова, она всё поняла.
– Чертежи, которые вы видели, были поддельными, – мягко сказала Йезен. Она, вероятно, уже могла видеть понимание на лице Крайер. – Их вполне можно подделать. Как думаете, кому могло понадобиться обмануть вас, леди Крайер?
Конечно, ответ ей известен. Этот "кто-то" хотел не просто обмануть её, но и контролировать, шантажом добиться абсолютного повиновения. Заставить её жить в постоянном страхе.
Она почувствовала тошноту.
Крайер не Ущербна. И никогда такой не была. Она совершенна – настоящий автом. У неё всё в порядке, никакая Страсть не поглощает её изнутри. Никакой любви.
– Не знаю, – сказала она, сама того не желая. – Не знаю, кому это могло понадобиться.
Собственный голос звучал так далеко, как будто она слышала его через всю Акушерню.
Она осторожно взяла собственные чертежи, снова свернула их и туго обвязала кожаным шнурком – без единой мысли в голове, если не считать слабого гула, жужжания роя саранчи. Возможно, она наконец достигла своего предела.
– Леди Крайер, – сказал Йезен.
Крайер вернула ей свиток пергамента.
– Спасибо, что всё мне разъяснила, акушерка Йезен, – сказала она. – Прошу прощения, что отняла твоё время.
– Леди Крайер...
– Кучер уже ждёт. Мне пора возвращаться. Ещё раз спасибо.
– Крайер! – сказал Йезен, хватая Крайер за рукав. Та снова повернулась к ней, настолько удивлённая тем, что человек вот так схватил её, что даже не пыталась сопротивляться. – Прежде чем вы уйдёте, позвольте вам кое-что сказать.
Крайер ждала. Глаза Йезен цвета леса в воспоминаниях Сиены, внимательно смотрели на Крайер.
– Человечность – она в поступках, миледи, – сказала Йезен, – а не в том, как вас создали.
И она отпустила рукав Крайер.
* * *
Вернувшись в карету, Крайер ничего не делала, только снова и снова вертела в руках ожерелье Эйлы. У неё вошло в привычку теребить золотую цепочку пальцами, рассматривать крошечный красный камешек на свет, тереть золотую оправу, как талисман, между пальцев, подносить камень к уху и слушать слабое тиканье его странного неорганического сердцебиения.
Она подумала, что должна избавиться от него немедленно. Он принадлежал Эйле, а она больше никогда её не увидит. До Эйлы он принадлежал Сиене, давно умершей. Крайер закончила рыться в воспоминаниях человека, которого никогда не увидит. Что бы ни побудило Сиену изготовить или заказать это ожерелье, Крайер никогда не узнает. Ей не хотелось снова видеть Сиену с этим диким, красивым, смеющимся юношей. А ещё видеть её с этим не-автомом, Йорой. Эта история могла закончиться только горем и кровью.
Однако она по-прежнему не понимала: при чём тут сердце Йоры? И почему это настолько важно для Кинока?
Закрыв глаза, Крайер держала медальон в ладонях. Она чувствовала кожей бьющееся сердце – легчайшую вибрацию.
"В последний раз," – подумала она, крепко сжимая медальон. Если она не может избавиться от любви, она поступит, как в таких случаях делают люди: расстанется. Прощай, Эйла. Она вытащила из волос костяную шпильку и осторожно уколола кончик пальца. Затем она прижала палец к красному камню и закрыла глаза.
Образы пронеслись в голове, один за другим, и она поняла, что её отбросило назад в то же воспоминание, свидетелем которого она была раньше, в тот самый момент, где оно обрывалось...
* * *
Горящий город. Здания рушатся под тяжестью пламени, дым поднимается в небо, как открытая рана. Две фигуры бегут прочь от пламени – к морю, к порту. Лео и Сиена, маленькая Клара на руках у Лео.
– ...Люди в рыбацких деревнях на юго-востоке держатся стойко, – говорит Лео, его голос, громкий и хриплый, перекрывает оглушительный рёв огня. – Нужно добраться до побережья, и мы будем в безопасности...
Они добираются до порта. В доках собирается много перепуганных людей: все они грязные и растерянные, дети плачут, родители смотрят на город с мукой на лицах. Их город, их прекрасный город, их история, их жизни – всё это разрушено. Клара шевелится в его руках, прижимается лицом к его шее. Слава богам, с ней всё в порядке.
Но что-то всё равно не так. Сиена продолжает колебаться, оглядываясь на город, на пелену дыма и пламени. Лео знает, чего она хочет. Знает, что уже слишком поздно. Но она никогда в это не поверит. Особенно, когда это касается Йоры.
Прямо на краю причала, когда морская вода плещется у их ног, Сиена останавливается как вкопанная. Она что-то держит обеими руками. Должно быть, она держала это всё время, но он не замечал. Сиена протягивает руки, показывая камень, зажатый в ладонях. Он размером со сливу, гладкий, как стекло, тёмного, головокружительного синего цвета.
– Вот, возьми, – говорит Сиена, вкладывая голубой камень в свободную руку, которой Лео не держит дочь. – Пожалуйста, просто возьми его.
– Си, что это?
Она похожа на сумасшедшую:
– Турмалин. Просто возьми его.
– Что… что это такое? Зачем он мне? Си, пожалуйста...
– Это Йора! – говорит она отчаянно, в ужасе, её голос дрожит при произнесении имени. – Пожалуйста, Лео, пожалуйста, это Йора, это её сердце, это всё, пожалуйста, просто возьми его, возьми и сохрани в безопасности. Я должна вернуться за ней, за её Проектом, я должна спасти то, что от неё осталось, но я вернусь. Обещаю.
– Нет! – говорит он. – Нет, Си, не вздумай… СИЕНА!
Но она уже бежит прочь от него и Клары, прочь из порта, обратно в горящий город. Лео кричит её имя. Клара плачет, вырываясь из его объятий, взывая к матери.
– Мама!
– Си, пожалуйста, не делай этого…
– Мама, вернись…
* * *
И тут Крайер резко очнулась, задыхаясь, чувствуя привкус жёлчи.
Она отшвырнула медальон в сторону. Он ударился о противоположную стену кареты, упал на пол к её ногам и приземлился с глухим стуком – гораздо громче, чем любой такой маленький предмет.
Крайер попыталась успокоить дыхание. Она уставилась на медальон, так невинно лежавший на полу кареты, практически сияющий, хотя бархатные занавески на окнах кареты были задёрнуты.
Это Йора. Это её сердце.
"Нет," – подумала Крайер, даже когда кусочки мозаики наконец встали на свои места.
Турмалин.
"Ты – Турмалин, – подумала она, вспомнив великолепный голубой камень, который Сиена держала в руках. – Ты – Йора, и ты – Турмалин". Казалось невероятным, что правда всё это время была рядом, сначала под воротником формы Эйлы, а затем в руках Крайер. Это не сказка.
Всё было именно так, как сказала Рози – кто-то уже изобрёл автомов до Томаса Рена, но их разработки украли. Мать Сиены изобрела и создала Йору: существо, похожее на автома Рена, но не такого. Другой прототип. Тот, у которого вместо сердца был голубой драгоценный камень, и для жизни ему не требовался сердечник.
Голубой камень. Турмалин. Источник бессмертия.
Теперь Крайер тоже поняла, что это за медальон. Сиена был мастером – может быть, любителем, но гением. Должно быть, она сделала медальон, чтобы сохранить воспоминания, а может быть, она сделала его для Лео, поскольку, похоже, в нём запечатлелся его взгляд на события, а не её.
Каким-то образом, сочетая гений и алхимию, Сиена создала и Турмалин; она вложила его в тело Йоры, чтобы та, её величайшее творение, никогда не умерла. Это было реально.
Это было реально.
О, боги!
Возможно, Турмалин не идеален – Крайер не могла забыть бездушные глаза Йоры, её пустой взгляд. Но всё же… Бессмертие, бесконечный источник… Автом, который узнает, как создать Турмалин, за одну ночь станет самым могущественным в Зулле. Кинок может стать могущественнее правителя, более могущественным, чем весь Красный Совет, другие скиры, Хранители, королева Джунн. Все до единого автомы будут ему подчиняться.
В том числе девушка, которую Крайер больше не может защитить.
"Нет, – произнёс голос в голове Крайер, такой свирепый, что ей потребовалась секунда, чтобы узнать в нём свой собственный. – Нет, её тебе не забрать с собой".
Оставалось сделать только одно. Крайер почувствовала странное спокойствие, обдумывая эту возможность. Что-то внутри уже смирилось с тем, что она сделает то, что нужно сделать, чтобы спасти Эйлу и остановить Кинока. В конце концов, всё очень просто. Она должна найти источник Турмалина раньше него.
У неё уже есть первая зацепка – медальон Сиены. А Эйла была второй. Нет на свете другого человека, который мог бы проследить историю медальона, помочь ей узнать больше о том, откуда он взялся. Была вероятность, что Эйла вообще не сможет помочь – она даже не знает о свойствах медальона, – но кроме неё у Крайер никого нет. Она единственная надежда.
Найти Эйлу.
Найти Турмалин.
Только так она сможет помешать Киноку.
Крайер прижала обе руки к груди и глубоко вдохнула. Найти Эйлу. Эта идея вызвала так много эмоций, что она не знала, как разобраться в них, на какой из них сосредоточиться. Крайер вздрогнула, закрыла глаза и сделала ещё один глубокий вдох, пытаясь успокоиться.
Надо найти Эйлу. Надо предупредить её…
* * *
– Миледи, – окликнул её кучер, постучав в дверцу экипажа.
Боги, неужели они остановились? Она даже не заметила.
– Нас догнал посыльный из Варна. Для вас срочное сообщение.
Сообщение? Из Варна? Крайер распахнула дверцу экипажа, и кучер протянул ей письмо. Воск, которым оно было запечатано, был зелёным, а сама печать представляла собой отпечаток крошечного пёрышка.
Крайер снова закрыла дверь и с колотящимся сердцем трясущимися руками разорвала конверт…
Лисичка,
не беспокойся о пропавшей красной курочке. Я позаботилась о ней.
Знаю, это неприятно, но тебе придётся выйти замуж. Поверь мне, лисичка. Волк, его последователи и все продажные Красные Советники будут в одном месте... Не могу представить лучшей возможности устранить худшее из того, что стоит на нашем пути.
Не сомневайся. Верь в себя. Ты молодец.
Крайер выронила письмо из рук. Оно упало на пол кареты.
Рейка мертва, но убил её не Кинок.
Её убила королева Джунн.
Безумная Королева Варна.
И теперь Крайер увидела холодную правду: она в большей ловушке, чем когда-либо. Кинок охотится за сердцем Йоры, то есть – за Эйлой. Но если Крайер сбежит, чтобы найти Эйлу и предупредить её, она станет угрозой для королевы Джунн – такой же, какой была Рейка. Королеве не нравятся самостоятельные единицы, неконтролируемые переменные. Она на дух не выносит болтливых.
Какой бы полезной она была, Крайер вспомнила все слухи, которые когда-либо слышала о Безумной Королеве, и в глубине души поняла: Джунн не проявит к Лисе ни капли милосердия.
Крайер может рискнуть жизнью, чтобы спасти Эйлу, которая пыталась её убить. Или она может залечь на дно – устроить свадьбу, если это так надо Джунн, разобраться с Киноком и его Движением изнутри.
Это был ужасный выбор, и Крайер пришлось выбирать.
Но сейчас единственное, что она могла сделать, это раздвинуть бархатные шторы, позволить вечернему свету проникнуть в карету и позволить второй, более сокровенной истине заявить о своём присутствии в сердце. Независимо от того, что она выберет: бросит ли свою жизнь и обязанности, чтобы преследовать предательницу, или выйдет замуж за Кинока с единственной целью уничтожить Движение за Независимость – это будет прямым восстанием против отца, против Красного Совета, против своего народа. Крайер станет такой же предательницей, как Эйла, такой же беглянкой.
