Текст книги "Война Крайер (ЛП)"

Автор книги: Нина Варела

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

Крайер поднялась на ноги, тщательно отряхнула грязь с одежды и поправила растрёпанные ветром волосы. Краем глаза она заметила, что девушка делает то же самое. Она смотрела, как девушка прячет золотое ожерелье обратно под рубашку, стараясь не смотреть на Крайер.

Значит, ей ничего не известно о символе мастера, вырезанном на маленькой подвеске, похожей на монету. Крайер снова уставилась на девушку, на этот раз снова потрясённая.

Этот символ был написанный на языке, мёртвом уже 100 лет, на древнем языке алхимиков.

"Откуда у тебя это ожерелье? – задумалась Крайер, не в силах оторвать взгляда от лица девушки. – Кто ты вообще такая?"

Но гвардейцы уже добежали до них и немедленно набросились на девушку – заломили ей руки за спину и пригнули голову. Трое держали девушку, а остальные трое приставили мечи к её горлу, животу, основанию шеи. Девушка не сопротивлялась. В этом не было смысла. Чтобы сломать человеку шею, требовалось чуть больше трехсот килограмм силы. У гвардейцев на это уйдёт полсекунды.

Она уставилась на гвардейцев:

– Что вы делаете?

– Откуда здесь человек? – спросил один из гвардейцев. – Что он здесь делает? Он напал на вас?

Говорил тот, который опускал голову девушки к земле. Крайер не видела её лица.

Крепкая хватка на запястье Крайер. Решительный взгляд в её глазах. Большой палец на ране Крайер. Крайер ни на мгновение не сомневалась, что девушка сбросит её вниз. У обеих был шок на лице, когда девушка вытащила её наверх, на твёрдую землю.

Конечно, девушка спасла её.

Но на мгновение… на мгновение…

– Нет, – услышала Крайер собственный голос. – Нет, она не толкала меня. Я сама упала. Этот человек спас мне жизнь.

Голова девушки дёрнулась под рукой гвардейца. Как будто она пыталась поднять голову.

– Этот человек спас мне жизнь, – повторила Крайер. Она посмотрела в ту сторону, откуда слышала разговор отца и Кинока, но те давно ушли. Они, должно быть, направились обратно во дворец, когда она упала. – Я немного поранилась. Мне требуется медицинская помощь. Немедленно отведите меня к врачу. И, пожалуйста, никому об этом не говорите – отец очень занят гостем, и ему не нужен дополнительный стресс.

– Есть, леди Крайер.

Они отпустили девушку, и та, слегка пошатнувшись, выпрямилась. Она смотрела на Крайер достаточно долго, чтобы Крайер увидела, что её лицо ничего не выражает, эмоции подавлены, но глаза... они были какими угодно, только не пустыми. В них читалось потрясение, смущение и ярость (на гвардейцев? на Крайер?). Они были тёмные, и когда лунный свет падал на них под нужным углом, то оставались тёмными, горячими и ужасно, до невозможности человеческими.

Что она здесь делала, совсем одна, в темноте?

Крайер предположила, что то же самое можно спросить и у неё.

– Пойдёмте, пожалуйста.

Крайер препроводили обратно во дворец.

Девушка осталась позади, её силуэт растаял в ночи. Крайер оглянулась на неё и больше не смотрела.

Когда гвардейцы привели её к врачу, Крайер остановилась в дверях и сказала:

– Подождите.

Вообще-то Крайер нужно о ней донести.

– Та девушка с утёсов, – сказала она. – Узнайте её имя.

* * *

Эйла.

Эйла.

Крайер повторяла в голове её имя, изучая каждый его угол и изгиб, когда ранним утром следующего дня сидела на подоконнике в спальне с книгой на коленях и наблюдала, как солнце золотым отблеском отрывается от горизонта.

Руки болели. На кончиках пальцев остались ужасные царапины, кожа содрана до крови – следы того места, где она вчера отчаянно царапалась о камни в поисках опоры для рук, когда соскальзывала в пропасть. После приёма у врача, служанка Крайер Малвин приготовила ей успокаивающую ванну; вместе они смотрели, как грязь и кровь стекают с тела Крайер и исчезают под мыльными и паровыми струями. Врач дал ей мазь, способную устранить дефекты на коже столь же легко, как и залечить рану на запястье. Через несколько часов у Крайер будут чистые кончики пальцев, и пропадут все физические напоминания о том, что она, по сути, чуть не погибла. Что её спасли.

Она ещё не наносила мазь.

Вместо этого она ковырялась в ранах, бередя царапины. Крошечные бусинки крови проступали на коже, как драгоценные камни. Кровь автомов не так уж сильно отличается от человеческой, за исключением цвета. Если человеческая кровь красная, то у автомов она тёмная, синяя, почти фиолетовая. Теперь Крайер посмотрела на свою кровь, сияющую на свету, и выдохнула. Фиолетовая. Нечеловеческая. Безупречная.

И всё же...

Первые розовые лучи рассвета проникали в окно, окрашивая стопки книг и карт на письменном столе Крайер и кровати с балдахином. На дальней стене её спальни висел шёлковый гобелен. Крошечные, переплетённые серебряные и золотые нити ярко блестели на солнце, выделяясь на глубоком красочном фоне.

В отличие от большинства гобеленов во дворце, этот был очень простым. Здесь не было автомов-охотников, преследующих дикого кабана, с человеческими слугами, бегущими позади с собаками, ни изображения Железного Сердца, ни усыпанного драгоценностями замка, ни кораблей, покачивающихся на синем шёлке океана. Там была только женщина. Темноволосая, смуглокожая, красивая, она смотрела на спальню Крайер со стены. Её платье было шафраново-жёлтого цвета, губы – цвета корня марены. Её глаза были пронизаны золотом.

Кира.

Первая из своего Вида.

В солнечном свете её глаза почти светились.

Когда раздался стук в дверь, Крайер выпрямилась, положила книгу на бёдра, а потом отложила её в сторону.

– Войдите, – сказала она, и Эйла (Эйла) вошла к ней в покои.

Она выглядела так же, как и прошлой ночью – красная одежда, растрёпанная тёмная коса, большие карие глаза. От неё исходила та же напряжённость, словно её кожа источала тепло, хотя она просто стояла в дверном проёме, а не спасала жизнь Крайер.

Как будто она была не просто обычной девушкой.

Как будто она была летней бурей во плоти.

Руки Эйлы повисли вдоль туловища, пальцы запутались в складках одежды. Крайер казалось, что она поймала бабочку сложенными чашечкой ладошками, и теперь та отчаянно бьёт крыльями.

– Вы звали меня? – спросила Эйла.

Её голос был низким, немного хрипловатым.

Возможно, эта бабочка – оса.

Одна оса уже однажды ужалила Крайер. Она ухватилась за это воспоминание, и внезапно ей захотелось вспомнить, каково это.

– Эйла, – сказала Крайер, имя сорвалось с её губ. – Я вызвала тебя сюда, потому что должна кое о чём спросить.

Эйла вздёрнула подбородок:

– Каким бы ни было моё наказание, я приму его с высоко поднятой головой.

– Наказание? – Крайер пристально посмотрела на неё. – Пойдём, пройдёмся.

– Пройтись с вами?

– Да. Или ты не поняла меня?

– Нет, я поняла вас, – сказала Эйла, а затем добавила: – миледи.

Как будто только сейчас вспомнила, что ей полагалось называть Крайер по титулу. Она стояла, не шевелясь, пока Крайер поднялась с подоконника и подошла к Эйле в дверях. Пространство, казалось, схлопнулось, когда Крайер подошла к ней вплотную.

Она повела её по извилистым коридорам дворца, молча шагая на несколько шагов впереди, как и полагалось, хотя с каждым шагом ей хотелось обернуться, чтобы посмотреть Эйле в лицо, попытаться прочесть выражение её лица, разгадать, о чём она думает. Лицо Эйлы было завораживающим. Крайер видела её всего два раза, но уже знала его, как созвездия на небе.

Это было похоже на гобелен с Кирой: с первого взгляда бросались в глаза самые насыщенные цвета её кожи, бровей и розовый оттенок губ. Со второго взгляда замечаешь золотые нити, искорку в глазах и крошечный шрам на левой скуле, вечно хмурый вид – и ты уже очарован.

Кожа Крайер казалась слишком натянутой.

Она вывела Эйлу из дворца в сады, влажные от поздней утренней росы, а затем на утёсы. Прохладный морской воздух принёс облегчение.

Они остановились только тогда, когда достигли самого края утёса – того самого места, где прошлой ночью Крайер упала, а Эйла вытащила её. Крайер потёрла запястье. На утёсе остались следы от её падения: тёмные пятна там, где Крайер хваталась за пучки водорослей, зазубренный обломок скалы. Восемь пар следов, отпечатавшихся в мягкой грязи: Крайер, Эйлы и гвардейцев.

– Вот здесь, – сказала Крайер, – я упала.

Пауза.

– Да, миледи.

– Почему ты спасла меня? – спросила Крайер.

Впервые за всё время Эйла подняла глаза и встретилась взглядом с Крайер, вызвав у неё шок.

– Это моя работа, – медленно произнесла она. – Это моя работа – служить дому правителя Эзода. И вам тоже.

Собственно, так она и должна была отвечать.

Но Крайер хотела услышать совсем другое.

– А другой причины нет? – спросила она, сопротивляясь желанию наклониться ближе. – Не было другой причины сохранить мне жизнь?

Ты когда-нибудь видела меня раньше, в садах? Ты что-то увидела во мне?

Разве ты не видишь, что я другая? Ущербная?

Посмотри на меня ещё раз.

Рот Эйлы скривился, но она не подала виду – и это тоже было облегчением.

И всё же: это румянец проступил на её щеках, под смуглой кожей, под веснушками? Или это игра утреннего солнца, которое взошло как порыв ветра, как взрыв селитряных бомб в ночном небе, разноцветных, огненных и светящихся? Теперь Крайер чувствовала, как внутри неё тоже что-то лопнуло. Ты что-то увидела во мне?

Ей хотелось задать этот вопрос, но она сдержалась.

Вместо ответа Эйла сама задала вопрос:

– Как получилось, что вы чуть не разбились? – спросила она.

Какой любопытный вопрос. С другой стороны, действительно: как так получилось? Почему она упала?

– В последнее время я была занята, – сказала Крайер, складывая слова вместе, как слои накрахмаленного шёлка, и прикрываясь ими. – Завтра я… меня официально обручат со скиром Киноком, будет праздник, а через три дня после этого я впервые приду на заседание Совета в качестве дочери правителя. Надеюсь, у меня это будет не последнее заседание. Так много нужно сделать… я была занята, поглощена своими мыслями. Хотелось свежего воздуха, и я подошла слишком близко к краю обрыва.

Эйла кивнула, а затем подняла глаза, встретившись с пристальным взглядом Крайер:

– Почему вы не донесли на меня?

Эйла протянула руку и коснулась груди – там, где под рубашкой, должно быть, висело запретное ожерелье, холодящее разгорячённую кожу. Эйла плотно сжимала челюсти, выпятив подбородок.

Крайер сглотнула, хотя в этом не было необходимости. Хороший вопрос. Слишком много вопросов без ответов – Крайер такие ненавидела.

– Потому что ты спасла мне жизнь, – запинаясь, ответила она.

Эйла помотала головой:

– Стража прибыла достаточно быстро. С вами всё было бы в порядке, даже если бы меня там не было.

– Это правда, – признала Крайер, потому что так оно и было. Всегда было. Её стража всегда была на высоте. – Отец создал меня с сигналом тревоги, – внезапно ей захотелось, чтобы Эйле стало понятно. – Если у меня пульс слишком учащается, устройство посылает гвардейцам беззвучный сигнал бедствия. Даже мы его не слышим, а они услышат.

Она говорила только для того, чтобы заполнить тишину, и поэтому замолчала.

Брови Эйлы слегка приподнялись. Лёгкий ветерок, словно невидимый палец, шевелил маленькие завитки волос, выбившиеся из косы Крайер. Волосы у автома были густыми и блестящими, обычно их носили высоко на голове, заплетая в косу, скрученную в тугой венец. Внезапно Крайер почувствовала себя очень незащищённой, слишком остро ощущая крошечные, тонкие завитки на висках и затылке. Ей было неуютно под пристальным взглядом Эйлы. Она смутилась.

– Это потому, что я видела, как вы плачете? – сказала Эйла и сильно прикусила нижнюю губу.

– Я не плакала, – натянуто сказала Крайер.

– Вы плакали, я видела. Я дотронулась до вас. Морская вода не такая тёплая.

Они пристально посмотрели друг на друга.

– Прекрасно, – сказала Крайер. – Но я твоя миледи. И ты не единственная, кто прошлой ночью видел нечто, не предназначенное для твоих глаз, – она многозначительно посмотрела на то место, где должно было висеть ожерелье. – Таким, как ты, нельзя носить подобные безделушки.

Руки Эйлы дёрнулись, будто ей захотелось дотронуться до своего ожерелья.

– Это не безделушка.

– Что бы это ни было, оно запрещено, – Крайер склонила голову набок. – Это правда, что люди собирают блестящие предметы, как сороки?

Она видела, как птицы с чёрными перьями задерживались на высоких ветвях и пикировали вниз, чтобы осмотреть упавшие монеты; однажды она даже слышала о вороне, которая чуть не выклевала глаз благородной даме, пытаясь осмотреть её украшенную драгоценными камнями диадему. Иногда, во время трапез в большом зале, она вспоминала эту сказку, и каждый раз приходилось прятать улыбку за рукавом.

– Вы живёте во дворце из белого мрамора и золота, – недоверчиво сказала Эйла. – У вас в волосах жемчуг. И вы называете меня сорокой?

– Я леди, – отрезала Крайер. – Ты – нет.

– Ну, моё ожерелье – это не безделушка, – огрызнулась Эйла. – Это не просто что-то блестящее. Оно – часть истории.

– Правда? – сказала Крайер. – Какой истории? Что значит "часть истории"? – она пристально посмотрела на грудь Эйлы, будто пытаясь разглядеть таинственные свойства ожерелья. – Внутри зашифрованное послание? Ожерелье – ключ к секретной библиотеке? Это древняя реликвия?

– Нет, нет и ещё раз нет, – сказала Эйла, широко раскрыв глаза. – Нет, я... ну, на самом деле я сама не знаю.

– Жаль.

Губы Эйлы дрогнули. Возможно, от горечи.

Глядя на неё, Крайер почувствовала головокружение. Потеряла равновесие. Так близко к краю утёса ей грозила опасность снова упасть – казалось, что бушующее море под ними зовёт её, манит. Глаза Эйлы были такими тёмными.

Крайер внезапно подумала о садах. Все эти краски поддерживались слугами-людьми. Во дворце цвета были только в её спальне, на гобелене с изображением Киры. Кто соткал этот гобелен? Автом? Крайер изучила 14 языков, 29 отраслей науки и математики, тысячелетнюю историю каждого официально признанного королевства и территории, но она ни разу не сплела ни единой нити, никогда не рисовала, не писала ничего, кроме очерков. Она посмотрела на Эйлу, которая тоже не отрывала от неё пристального взгляда. Волосы Эйлы развевались на океанском бризе и прилипли к вискам.

– Ты когда-нибудь брала уроки? – она не собиралась об этом спрашивать.

Эйла сморщила нос. Она часто так делала.

– Нет. Я не...

– Что "не"?

– Я не умею читать, миледи.

Крайер помолчала, осмысливая её слова. Она не могла представить, что кто-то не умеет читать. Почему-то это казалось очень жестоким.

– А ты бы хотела чему-нибудь научиться?

Она имела в виду: "Что тебе интересно? Существуют ли какие-то слова или мысли, от которых морщины на твоём лбу разгладятся, а глаза заблестят?" Крайер хотелось изучить её, как карту. Нарисовать прямой путь между всеми её конкретными, но разбросанными по разным местам точками.

– Может быть, – Эйла пожала плечами.

Крайер ждала.

Эйла смотрела на океан:

– Очень давно я знала одного человека, которому нравилось изучать природу, её законы. Однажды я спросила его почему, и он сказал мне, что ему нравится, когда во вселенной существуют определённые законы. Он сказал, что нельзя считать, что всё остаётся неизменным, потому что всегда действует какая-то сила. Даже там, за небесами, так далеко, что мы даже не можем себе этого представить, всё работает точно так же, как и здесь, но уже с телами на орбите. Они взаимно притягиваются и отталкиваются. Кажется, это называется законом падения.

Закон падения.

– Кто тебе такое рассказал?

Когда Эйла снова посмотрела на неё, в её тёмных глазах горел огонь:

– Тот, кого я больше не увижу, – сказала она. Она снова помолчала. – Вы ещё что-то надо, леди Крайер? Если вы не собираетесь меня наказывать, то что мы здесь делаем?

Ты здесь, потому что видела, как я плачу.

– Я устала от своей нынешней служанки, – сказала Крайер. – Хочу найти ей замену.

Когда Эйла в замешательстве нахмурилась, она продолжила:

– Ты уже помогла мне однажды. Хочу, чтобы ты помогла мне снова. Будь моей служанкой.

– Что? – Эйла судорожно втянула воздух.

– Ты будешь приходить в мои покои на рассвете и весь день будешь рядом со мной. Ты будешь служить мне и только мне. Это положение власти и чести. Служанка наследника правителя.

Крайер знала это выражение. Шок. Но Крайер было всё равно. Она была знакома с Эйлой меньше часа, но уже знала, чего хочет. Ей нравились эти тёмные глаза, эта спокойная, резкая напряжённость, уклончивые ответы, от которых, как она знала, её ожидает ещё одна бессонная ночь, проведённая в раздумьях, догадках и… мечтах. Или что-то близкое к этому.

И снова Крайер почувствовала что-то вроде притяжения, искушения наклониться поближе к Эйле, своего рода внутреннее падение. Она стояла неподвижно. Это был навык, которым обладали только автомы – стоять неподвижно, не дрожа.

– Зачем вам это? – наконец спросила Эйла. – Почему вы не донесли на меня за ожерелье? Почему вы хотите, чтобы я была рядом?

"Эйла мне не поможет," – понимала Крайер. Она не сможет исправить её ущербный Проект, не спасёт Крайер от брака с Киноком. Она скорее всё испортит – Крайер это понимала.

И всё же тут что-то было: толчок, притяжение.

Внутреннее падение, как некий закон.

– Твоё ожерелье. Мои... – она не могла произнести человеческое слово "слёзы". Она свысока посмотрела на Эйлу и расправила плечи. – У нас обеих есть тайны. А когда кто-то знает твои тайны, не стоит ли держать такого на расстоянии вытянутой руки?

Эйла промолчала.

– Жду тебя завтра на рассвете, – сказала Крайер и отвернулась.

* * *

У всего есть начало: все вещи обладают определённой первичной материей, чистой, неосязаемой субстанцией, более древней, чем сама Вселенная; метафизическим материалом, из которого соткан такой безграничный объект, как человеческая душа. Если человечество создано из такого материала, из органов, костей, плоти и даже неосязаемой души, то, несомненно, мастер может изменить человеческую жизнь. – из «Справочника мастера», написанного Ульгой из дома Дамероса, 2187440906, год 4 э.а.

6

Она была так близка к цели.

Во второй раз за столько дней Эйла застала Крайер прямо на краю обрыва. И всё же Крайер по-прежнему жива. Направляясь обратно через дворцовую территорию к длинному низкому зданию, где спали слуги, Эйла боролась сама с собой. Один голос бушевал, кричал от отчаяния: она была так чертовски близка к цели. Она могла позволить Крайер упасть, либо вообще не хватать её за запястье, либо посмотрев ей в глаза, сказать "это за мою семью" и столкнуть её вниз, а потом смотреть, как тело падает на камни во всепожирающий океан внизу. Сегодня она тоже могла столкнуть Крайер с обрыва. Во время их разговора было много моментов, когда Эйла замечала, что Крайер теряет бдительность; она бы не успела среагировать; она могла быть мертва прямо сейчас. Но она ещё жива.

Другой голос в голове Эйлы отчаянно пытался оправдать собственное бездействие. Да, она могла позволить Крайер упасть, можно было столкнуть её. Но на протяжении многих лет, когда Эйла представляла себе свою месть, она всегда представляла кровь: нож в сердце, в горле, тёмная, неестественная кровь Крайер на руках. Жестоко. Приятно. Столь же жестоко, как и налёты на деревню Эйлы. Иначе зачем ей ждать так терпеливо и долго? Зачем идти на всё, чтобы пробиться наверх, украсть нож, часами тренироваться в ночных садах?

Недостаточно просто позволить Крайер погибнуть в результате несчастного случая, и даже недостаточно столкнуть её с морских утёсов. Ни одна из этих смертей не казалась справедливой. И даже тогда... что-то в разговоре с Крайер пробудило… не любопытство, не желание, но... скорее, смесь того и другого. У леди Крайер были секреты. Это было не то, что Эйла когда-либо ожидала увидеть или услышать, и ей очень хотелось узнать больше. Проникнуть во дворец под прикрытием работы у Крайер. Она всегда считала, что максимум её возможностей – это убить дочь Эзода. Но что, если она сможет уничтожить и его? Убить дочь и сжечь его королевство дотла?

Полуденное солнце слишком ярко било в глаза и обжигало. Эйла поспешила по узкой грязной тропинке, соединявшей помещения для прислуги с дворцом, располагавшимся примерно в полумиле. Эзод предпочёл, чтобы конюшни находились на виду у главного дома, а человеческое жилье было скрыто от глаз приезжих чиновников. Сегодня так даже лучше. Роуэн собиралась попрощаться с Эйлой и Бенджи, а потом отправиться на юг, чтобы присоединиться к восстаниям, и помещения для прислуги были самым безопасным местом для встречи. Днём, когда все слуги работали в других местах, гвардейцы патрулировали территорию лишь каждые несколько часов.

Эйла ускорила шаг. Месть была не единственной целью; сама того не желая, леди Крайер передала Эйле важную информацию о Железном Сердце. Эта информация может быть очень важной для неё, повстанцев и Роуэн, в ближайшие дни. Эйле не терпелось рассказать Роуэн и Бенджи о том, что ей удалось узнать.

Она проскользнула в дверь помещения для прислуги и, опустив голову, прошла между рядами коек, хотя в это время дня здесь никого не было. Она направилась прямо в подсобку, где была ещё одна дверь, поменьше.

Эйла сделала глубокий вдох чистого воздуха и открыла дверь в уборную.

Как всегда, запах подействовал на неё, как леденящий душу удар, неприятные воспоминания поднялись, как жёлчь, чёрные точки выступили перед глазами. Уборные были маленькими и тесными, с каменными стенами, несколькими ночными горшками и двумя деревянными досками, прикрывавшими глубокие ямы, в которые слуги выбрасывали отходы. Деревянные крышки абсолютно не защищали от вони. На глаза навернулись слёзы, Эйла подняла воротник, чтобы прикрыть нос, и заставила себя войти внутрь.

Бенджи и Роуэн забились в угол уборной, завязав носы и рты носовыми платками, солнечный свет проникал сквозь стропила и подсвечивал седые волосы Роуэн. Глаза Бенджи расширились, когда он увидел Эйлу, и он подскочил к ней одновременно с облегчением и раздражением.

– Где, чёрт возьми, тебя носило? – требовательно спросил он сквозь носовой платок, искажавший ему голос. – Сначала ты не появляешься к завтраку, потом не приходишь на перекличку к Нессе, а одна из посудомоек сказала, что видела тебя в саду с Крайер. А теперь ты опаздываешь, когда Роуэн пора отправляться в дорогу, и если я не вернусь в сады меньше чем через час, меня, вероятно, выпорют...

– Наверное, если ты хочешь объяснений, нужно дать девушке высказаться, – вмешалась Роуэн, от которой пахло розмарином. Она быстро обняла Эйлу, её волосы щекотнули Эйле щеку. – Привет, пташка. На тебя не похоже опаздывать... Что-то случилось?

– Да, вы не поверите, – ответила Эйла.

Шёпотом, потому что никогда не знаешь, кто может подслушать, она рассказала им всё, что произошло с тех пор, как её вызвали в спальню леди Крайер тем утром: о прогулке в саду, о странных, настойчивых расспросах Крайер, о предложении (нет, не предложении, приказе) Эйле стать личной служанкой Крайер.

– Никогда не думала, что мне выпадет такой шанс, – призналась она, встретив пристальный взгляд Роуэн. – Я мечтала получить назначение куда-нибудь во дворец, но... думала, что буду на кухне или безымянной слугой... Теперь я служанка самой леди Крайер. Это должно быть знаком.

– Знаком чего? – переспросил Бенджи.

– Знаком того, что... – Эйла понизила голос ещё больше. – Убийство Крайер не будет настоящей местью. Я по-другому всё это видела. Если я хочу уничтожить Эзода, уничтожить его по-настоящему... я должна убить всё, что ему дорого.

– Что ты имеешь в виду? – он раздражённо фыркнул.

– Убить его дочь – это одно, но для Эзода… Для таких, как он, автомов или людей, нет ничего дороже власти. Кровь, золото и драгоценные камни – всё это стоит на втором месте после места в Совете, командования армией. На первом месте для него власть. Единственный способ по-настоящему уничтожить Эзода – это лишить его власти.

– Значит, ты по-прежнему хочешь мести? – сказал Бенджи почти раздражённо. – А Революция тебя не интересует.

Эйла уставилась на него. Как он не поймёт? Она умоляюще повернулась к Роуэн.

– А ты меня понимаешь?

– Понимаю, – Роуэн протянула руку, взъерошила волосы Бенджи, улыбнулась, когда он увернулся, а затем для пущей убедительности взъерошила волосы Эйле. – Бенджи, дорогой, это и есть Революция. Правитель – это голова великого зверя. У каждого из нас есть причины отрубить эту голову. И рано или поздно кто-то это сделает.

– Кроме того, я буду ближе к Эзоду, – добавила Эйла. – Роуэн, что ты знаешь о Киноке?

– О скире? – Роуэн нахмурилась.

– Он не просто скир, – Эйла взволнованно наклонилась ближе. Она так и не смогла полностью избавиться от дикого желания произвести впечатление на Роуэн, заставить её… гордиться что ли. – Раньше он был Хранителем.

– Что? – переспросил Бенджи. – Это… это невозможно. Хранители не покидают Сердце. Никогда. Они посвящают всю жизнь его защите.

– Не знаю, как он покинул свой пост, но он это сделал. А теперь он здесь и собирается жениться на леди Крайер.

– И он по-прежнему знает, где Сердце, – сказала Роуэн. В её голосе было что-то приглушённое, почти благоговейное.

– У него не только связи, – сказала Эйла, сдерживая лукавую усмешку. – Он много чего известно: как оно работает, как туда добраться, торговые маршруты. Может быть, даже... слабые места, уязвимые точки. Как знать!

Бенджи открыл рот, чтобы сказать что-то ещё, но Роуэн перебила его:

– Звёзды и небо, пташка моя, – сказала она, и её карие глаза засверкали на солнце.

Она была непохожа на воробья, а больше на... на воина, свирепого, блестящего и полного надежды. Как воин, которым она была во время прошлых восстаний; как воин, которым она станет снова. Революционер, лидер.

– Эйла, дорогая, – сказала она. – Это невероятно, это... лучший шанс, который у нас был за годы. Ты можешь быть нашими глазами и ушами во дворце, дорогая. Работать прямо в сердце паучьего логова, только представь. И… личной служанкой леди Крайер? Боги, они будто сами напрашиваются на государственный переворот.

– Значит, ты считаешь, что нужно воспользоваться моим положением? – сказала Эйла, не в силах скрыть торжества в голосе, хотя и видела, что Бенджи нахмурился ещё сильнее. – Считаешь, что я должна быть шпионом?

– Да, – сказал Роуэн. – Да, боги, конечно. Хотя… – тут её голос немного изменился, стал твёрже. – Это будет опасно. Эйла, ты должна сосредоточиться на скире. Он единственный, кто знает о Железном Сердце. Может быть, у него даже есть карта гор Адерос или торговых путей, реестр всех торговцев сердечником, что угодно. Что бы ты ни нашла, это будет бесценно, – она улыбнулась резко и ярко и обхватила лицо Эйлы обеими руками, запечатлев поцелуй на её лбу. – Ты умная девочка. Умная и опасная.

Эйла улыбнулась в ответ, но мысли уже путались. Возможно ли это? Возможно ли, чтобы у скира Кинока действительно была карта гор Адерос – карта, которая приведёт их прямо к Железному Сердцу?

Если она есть...

Больше никаких белых платьев, висящих над рыночной площадью, как призраки.

Потому что людям не придётся убивать автомов, чтобы освободиться. Автомы умрут все сразу. В течение первого года работы Эйлы при правителе Эзоде сады почти полностью съела саранча. Весна была необычайно тёплой: из тех, когда конец зимы ощущается не как возрождение, не как стряхивание тяжести снега с плеч и облегчение после него, а скорее как медленное погружение в кипящую воду. Воздух был густым и влажным, как пар. Иногда даже дышалось с трудом. Когда налетела саранча, опускаясь на сады живой, жужжащей тенью, даже они, казалось, немного устали от жары. Они ели медленно: сначала распускающиеся плоды, затем цветы, затем листья. Они ели без остановки несколько дней. Все слуги были в панике, потому что никто не знал, что делать с потерей урожая фруктов. А что будет, когда саранча объест фруктовые деревья догола? Улетят ли они или просто примутся за сады, поля ячменя и морской лаванды? Сожрёт ли саранча весь урожай этого года?

Их спасла Несса – старшая служанка. Нессе пришла в голову идея обрызгать саранчу облаками отравленной воды. Деревьям это не повредило, они и так в большинстве стояли голые и мёртвые, а вот саранча стала дохнуть в ту же секунду, как отрава касалась их блестящих зелёных панцирей.

В течение одного дня деревья опустели. Земля под их ветвями была усеяна миллионами трупиков саранчи, покрывавших землю по щиколотку. Эйла была одной из служанок, приставленных убирать их. Босиком она пробиралась через фруктовые сады, снова и снова наполняя корзину дохлой саранчой, а затем грузила корзины на тележку, тащила её к утёсам и выбрасывала содержимое каждой корзины за край в ожидающее море. Крошечные переливающиеся крылышки саранчи сверкали на солнечном свету, падая в море; Эйле казалось, что с каждой корзинкой высыпает пригоршни сверкающих драгоценных камней.

Один день работы – и вся саранча уничтожена; сады спасены.

Вот что произойдёт, если уничтожить Железное Сердце и лишить автомов пыли камня-сердечника. Работа на один день – и живая тень исчезнет.

Эйла моргнула, вспомнив, что Роуэн по-прежнему ждёт её ответа. Бенджи не смотрел ни на кого, уставившись в земляной пол и двигая челюстью.

– Я буду работать у леди Крайер, – сказала Эйла. – Я буду шпионить за скиром и узнаю всё, что смогу, о Железном Сердце.

– А как же твоя месть? – пробормотал Бенджи.

– Не будем торопиться, – пообещала она.

Не было смысла говорить Бенджи, что огонь в ней не угас – даже вырос. Этот убийственный огонь внутри неё – Бенджи необязательно знать, как долго и жестоко он горел, сколько ожогов и шрамов она из-за него получила. Где-то в глубине сознания эхом отдавался голос брата. Действуй только тогда, когда шансы на твоей стороне, Эйла. Рискуй хлебом и монетами, но не своей жизнью.

– Клянусь тебе, Бенджи, – сказала она. – Я ничего не сделаю Эзоду или Крайер, пока не найду достаточно информации, чтобы уничтожить Железное Сердце. Я не позволю мести помешать Революции.

– Вот это наш человек! – Роуэн, сияя, потрепала её по щеке.

И хотя её глаза ещё слезились от ужасной вони уборных, а мысль о том, чтобы прислуживать Крайер, вызывала у неё отвращение, хотя она совсем не была уверена, что вообще сможет найти какую-либо информацию о Сердце... впервые с того дня у Эйлы появился план. Не просто туманное, не совсем сформировавшееся представление о том, что «я хочу отомстить Эзоду. Хочу забрать его семью, как он забрал мою», а реальный план. Что-то намного большее, чем Крайер, Эзод, Кинок, даже она сама. Казалось, что... что так нужно было сделать с самого начала.

Сердце озарилось чем-то быстрым и горячим. Внутри разбушевалась гроза.

В какой-то момент она забыла, каково ей было в самом начале.

* * *

Спланировать слежку за скиром было намного проще, чем это сделать. Эйла была слишком занята домашней суетой и повседневными делами, главным образом, просьбами Крайер, чтобы отлучиться хотя бы на секунду. Её новый график оказался столь же напряжённым, как и работа в поле.