Текст книги "Избранные произведения в двух томах: том I"

Автор книги: Нина Артюхова

Нина Михайловна Артюхова
Избранные произведения в двух томах: том I

Если ехать высоко
Вступительная статья

В тридцатых годах Чкалов и Громов с экипажами впервые перелетели из Москвы через Северный полюс в Америку без посадки. Помню, как мы (а мне был 8 лет) восхищались героями-летчиками. Сколько же об этих перелетах было написано статей, рассказов, стихов! Но ничто не могло сравниться с четырьмя строчками, сочиненными детской писательницей Ниной Артюховой. Мы повторяли их нараспев, как считалку:

 
Сан-Франциско далеко,
Если ехать низко.
Если ехать высоко,
Сан-Франциско – близко!
 

Казалось бы, вот то, чего ждали тогда от детской поэзии, – прославление строя, создавшего героев. Теперь бы что-нибудь такое же классически чеканное и звонкое про товарища Сталина, про рубиновые звезды над Кремлем, недавно сменившие прежних двуглавых орлов… Но ничего равного стихотворению про Сан-Франциско не получилось. А эти четыре строки пережили уже несколько эпох. Бывало, зайдет речь о создании антологии лучших советских стихов для детей, и тут же кто-нибудь спросит: «А „Сан-Франциско“ Нины Артюховой там будет?»

Перелеты через Северный полюс давно стали обычными пассажирскими рейсами, а стишок все так же радует. В чем же дело? А дело в том, что в нем высокое торжествует над низким, добро над злом, мир над враждой, любовь к человечеству над классовой ненавистью и железным занавесом. Оказывается, полюбив его, мы обрадовались еще и победе искусства!

Нина Михайловна Артюхова родилась в 1901 году в семье известного книгоиздателя М. В. Сабашникова, московского купца. Она окончила Московский университет, стала химиком, увлекалась астрономией, вышла замуж за агронома М. Артюхова, с которым познакомилась еще до революции, а в двадцатых годах написала первые рассказы и стала писательницей. Всю жизнь она провела среди детей и внуков, своих и чужих. Не стань она детской писательницей, детство все равно бы осталось одной из главных ее тем.

Детская литература даже в условиях жесткого идеологического контроля долгое время была более свободной, чем «взрослая». Она дала не только приют «взрослым» Пришвину, Зощенко, Катаеву, А. Толстому, Каверину, но и сделала своими классиками, скажем, лирика, юмориста, переводчика английской народной и классической поэзии С. Маршака или литературного критика, культуролога, чьи прогнозы, данные в начале века, полностью оправдались, и исследователя детской психики Корнея Чуковского. Да и многое из классики всех веков ушло к детям.

Впрочем, Нина Артюхова при всех обстоятельствах писала бы такие книги, какие, говоря словами Пушкина, мать позволит дочери читать. Лев Толстой в черновиках к своим статьям об искусстве объявил три чувства, господствующие во «взрослой» литературе, неинтересными: 1) гордость с ее самолюбованием, 2) похоть, 3) горечь жизни. Писатель, которому скучно выражать эти чувства, в конце концов попадет к детям, оставаясь интересным и для взрослых.

Нина Артюхова выросла в семье, все благосостояние, самоуважение и духовная жизнь которой зависели от издания книг для народа. Они должны были просветить ум и дойти до сердца каждого, от профессора до плотника, от гимназиста до деревенского грамотея-пастуха. Издателям братьям Сабашниковым был важен живой отклик на издаваемые ими книги. Его ждала и вся их семья. Вот, наверное, почему Нине Артюховой всю ее долгую жизнь (она умерла в 1990 году) были так важны встречи с читателями, их письма. Писательница Е. Таратута, до войны работавшая в «Мурзилке», рассказывала, как Нина Михайловна приходила в редакцию за читательскими письмами, как радовалась, что дети ей откликнулись.

Все, что она написала, как бы рассчитано на немедленный живой отклик. Может, потому она иногда сочиняла загадки. Ведь любой, прочитав загадку, захочет выкрикнуть ответ и загадать эту загадку кому-нибудь еще. Загадка все привычное для нас делает таинственным, даже паутину в углу:

 
Рыбак в углу раскинул сеть,
Крылатых рыбок жадно встретит,
И будет сеть
В углу висеть,
Пока хозяйка не заметит.
 

Все на свете загадочно, хотя бы потому, что про все можно сочинить загадку. Но не только поэтому. Тайны все время возникают перед большими и маленькими героями Артюховой. В рассказе «Бабушка и внук» малыш Володя замечает на картошке будущие ростки. Они, оказывается, потянутся к солнцу, корешки – в землю. «Бабушка, а куда люди тянутся?» – «А люди тянутся друг к другу», – объясняет бабушка. «Человек, – сказано в повести о войне и послевоенных бедах „Белая коза Альба“, – устроен так, что он должен кого-нибудь любить». А не ответ ли это на одну из главнейших загадок бытия?

Мир для писательницы полон чудес. «Каждая весна – это чудо», – говорится в повести «Просто так» о детях, эвакуированных в обезлюдевшую от войны деревню. «Мне одной таинственнее», – говорит девочка, оставаясь на ночь одна с чужим ребенком. Мир остался для Артюховой чудесным и таинственным на всю ее жизнь. Загадки бытия не покидают ее героев. «Что мне всю жизнь хотелось, – делится с внучками дед в рассказе „Уловить мгновение“, – прямо какое-то неутолимое желание! – посмотреть, как распускается цветок и вырастает гриб». Ему почти удалось это сделать, но тайна осталась тайной. Легче, как в детстве, объяснить ее «вмешательством волшебных сил»: ночью прилетает фея и касается бутонов волшебной палочкой.

Среди героев Нины Артюховой много хороших людей. А так как сюжеты ее рассказов и повестей очень интересны («а что дальше будет?»), то читатель, ставя себя на место героя или героини, видит мир с его бедами, радостями и проблемами глазами очень хорошего человека, и это укрепляет в читателе его собственное светлое начало. Он же от природы устроен так, чтобы кого-нибудь любить!

Только в повестях о войне (они в свое время были горячо приняты читателями у нас и за рубежом) писательнице удалось в полную свою силу изобразить и горе, и беду, и тяжкий быт, и внутреннюю силу людей. А потом редакторы на всех уровнях снова начали следить, чтобы в книги не проникало то, что могло бы огорчить читателей, а главное – начальство. Еще в 1987 году, скажем, из сборника моей лирики попытались изгнать упоминания о храмах и все стихи, где встречались слова «честь» и «совесть». В так называемых школьных повестях дети в сотрудничестве со взрослыми должны были, как тогда говорили, бороться за успеваемость, то есть за оценки, за формальные показатели. В ту пору очень любили все выражать в процентах. Главное несчастье – не тот балл в табеле или в классном журнале, главный порок – списывание и подсказка. Артюхова и тут умела придумывать захватывающие ситуации. «Пионер, а списываешь», – произносит таинственный голос в рассказе «Совесть заговорила». Мальчик в ужасе. А это в трубу, которую прокладывают через его комнату, кричат его приятели. Впрочем, писательнице были скучны такие темы и правила и она не писала годами.

В повести «Мама» уже в годы «оттепели» Артюхова рассчиталась с теми, кто мучил и писателей, и читателей, и героев книг, изобразив завуча Ирину Петровну. Вот ей показывают младенца. «Ирина Петровна сказала со сладкой улыбкой: – Очаровательное существо!» Но, замечает автор, «было видно, что она маленьким детям не доверяет, как потенциальным нарушителям дисциплины и будущим снижателям процента успеваемости». Зато своего племянника она выручает из всех неприятностей, пока тот не становится преступником, чуть не убившим летчика, героя войны. Добрейшая и скромнейшая Нина Артюхова прямо-таки ненавидит тех, кто, говоря словами великой Книги, совращает малых сих. В замечательной поэме «Грибное лето» (она публикуется впервые) во время войны солдатская мать в переполненном поезде везет в учебный лагерь сыну и его товарищам мешок сухарей, который она так и не отдала поездным грабителям. Самое страшное, что этих мальчишек сделал преступниками солидный взрослый человек:

 
Наклонился и вниз глядит
На мешок, чемодан, на меня…
Театральное слово «бандит»
Воплощенным увидела я.
Был огромен, небрит и жесток.
Тем ребятам он мог быть отцом,
Быть любимым учителем мог.
 

Я даже представить себе не мог, как способна ненавидеть Артюхова тех, кто «имеет власть над еще не окрепшей душой», «а учит насильничать и красть». Такими же бандитами она считает и тех, кто готовит и начинает войны. И она же, роя в начале войны укрытие от бомбежек, мечтала:

 
О, если б я могла своей рукою
Такую вырыть щель, убежище такое,
Где б дети все, со всех концов земли,
Пока не прозвучит сигнал отбоя,
Пересидеть и переждать могли.
 

В той же поэме ее как бы ведет звезда, вернее планета Меркурий, противостояние которой, редкое в наших широтах, она мечтала увидеть с шестнадцати лет. Она вспоминает астрономические таблицы и уже в восемьдесят лет мечтает осуществить свою отроческую мечту, которую не забыла и в самый страшный год войны:

 
Уйду подальше от высоких зданий
И все-таки когда-нибудь найду
Свою неуловимую звезду.
 

Нина Артюхова помнила о своей звезде и не потеряла свою дорогу, вновь нашла ее, как это было с летчиком Костей, героем ее повести «Светлана»: «Сам не помню как, руками нащупал тропинку, нашел роту и до рассвета вывел ее из болот». А какие это были «болота», можно понять по повести «Светлана». Светлане 13 лет, она была в оккупации и вынуждена продолжать ученье с маленькими девочками, ей совестно в столь «поздние» годы вступать в пионеры. И что же? «Она в оккупации жила, ее фашисты научили, вот она и не хочет», – предполагают две ее одноклассницы, отравленные той атмосферой подозрительности, в которой мы жили столько лет. Артюхова сумела и в то время написать правду о времени, и эта правда была высокой и человечной.

Валентин Берестов

СТИХИ

 
Сан-Франциско далеко,
Если ехать низко.
Если ехать высоко —
Сан-Франциско близко!
 

 
Отдыхаю в гамаке,
Как большой.
Покачаться в холодке —
Хорошо!
Подошел ко мне Сережа,
На гамак уселся тоже.
Сколько нас,
Сколько нас
В гамаке сидит сейчас?
Сам я – раз,
А с Сережей будет – два!
Опустилась голова,
Ноги кверху поднялись.
Вверх – вниз!
Вверх – вниз!
Мы качались хорошо,
К нам Володя подошел,
Мы ему местечко дали
И опять качаться стали.
Сколько нас,
Сколько нас
В гамаке сидит сейчас?
Без Володи – было двое,
А с Володей – стало трое.
Опустилась голова,
Поднимается трава,
Опускается трава,
Мчится кверху голова.
Подбежали Вадя с Валей,
Тоже сели на гамак,
Оттолкнулись, раскачали,
Раскачали —
Вот так!
Сколько нас,
Сколько нас
В гамаке сидит сейчас?
– Без Володи – было двое,
А с Володей – стало трое,
С Вадей, с Валей – значит пять!
– Не умеете считать!
В гамаке —
Никого!
– Почему?
Отчего?
– Потому что Вадя с Валей
Нам веревку оборвали!
Все лежим под гамаком
Впятером!
 

 
Приходили утром рано
Два веселых маляра.
Отодвинули диваны,
Притащили два ведра —
 
 
И пошла у них работа!
Пляшут кисти взад-вперед.
На полу у них болото,
По стене ручей течет…
 
 
Перепачкана рубаха,
В пятнах брюки и пальто —
И никто не станет ахать,
И не чистит их никто!
 
 
К двери белая дорога,
Всюду в комнатах разгром…
Подрасту еще немного —
Буду тоже маляром!
 

 
Посмотри, силач какой:
На ходу одной рукой
Останавливать привык
Пятитонный грузовик!
 

 
Проволоку длинную
На сарай закину я,
Плоскогубцами загну
И к воротам протяну.
Вот и все готово!
На цепочке новой
От сарая до ворот,
Как троллейбус, пес идет!
 

 
На ветке домик деревянный,
А в доме маленький певец.
Он улетал в чужие страны
И вот вернулся наконец!
 
 
Кругом снежок порхает редкий,
В оврагах не растаял лед,
А он сидит на голой ветке
И громко, радостно поет.
 
 
Поет о том, что лето скоро,
Поет про знойные просторы,
Где он скучал в чужом краю,
О том, как смело и упорно
Над морем бурным, морем Черным
Летал на родину свою!
 

 
Молодая травка
У калитки в сад,
Под ногой зачавкал
Жидкий шоколад.
Скоро будет жарко
Мне гулять в пальто,
Не надену шарфа
Больше ни за что!
Пахнет нафталином
В комнатах с утра,
Всем рейтузам длинным
Отдохнуть пора.
Пусть моя шубенка
Не пылится зря,
В сундуке, в сторонке,
Спит до ноября!
 

 
Мальчик дунул на цветок —
Разлетелся шар пушистый.
Это – массовый прыжок
Маленьких парашютистов.
 
 
Ветер, ветер озорной,
К нам неси парашютиста!
Расцветет у нас весной
Одуванчик золотистый.
 

 
– Скорей, Володя, побежим
Гулять по лужам голубым!
Вот море целое, а в нем
Высокий отразился дом,
Дверями кверху, крышей вниз…
Под крышу трубы забрались.
Володя! Посмотри на дно:
Открылось там, внизу, окно,
И мама…
             сверху нам кричит:
– Володя! Ног не промочи!
 

I

 
Галчонок-хромоножка
Барахтался в пыли.
За ним гонялась кошка,
А мы его спасли.
У нас галчонку нравится,
Хороший аппетит;
Когда совсем поправится,
В окошко улетит.
 

II

 
Рыбка к сестрам подплывает,
Что-то ловит ротиком,
Будто крылышком взмахнет
Плавником коротеньким.
А в окошке им светло,
Весело в аквариуме.
Мы всегда через стекло
С ними разговариваем!
 

III

 
А вот морские свинки
Жуют морковь в корзинке…
Но свинками за что же
Морскими их зовут?
На свинок непохожи
И в море не живут?!
 

 
В тихом, жарком переулке
Опустевший детский сад.
Прогудит машина гулко —
Стекла чуть задребезжат.
 
 
Уж давно ребята в зале
Не смеялись, не играли…
Скучно рыбкам на окне
В непривычной тишине.
 
 
Но открылась дверь в передней,
Кто-то входит не спеша,
Ходит в комнате соседней,
Щеткой по полу шурша…
 
 
Тетя Маша в светлом зале
Паутинки все смахнет,
Вытирает пыль с рояля,
Все цветы в горшках польет.
 
 
Подойдет к окну с улыбкой,
Что-то рыбкам говоря,—
И скучать не будут рыбки,
Подождут до сентября!
 

 
Зеленые вагоны
Стучат: «Прощай, Москва!»
Навстречу лес зеленый,
Зеленая трава.
Веселые березы
Танцуя к нам бегут.
Малюсенькие козы
Пасутся на лугу.
От нас отстали птицы,
Автобус отстает.
И кажется, что мчится
Он задом наперед!
Навстречу дым несется,
Ныряет под мосты,
В лесу на ветках рвется
И прячется в кусты…
Зеленые вагоны
Стучат: «Прощай, Москва!»
Навстречу лес зеленый,
Зеленая трава!
 

 
Пахнут белые ромашки,
Я лежу на берегу,
Ходят белые барашки
За рекою, на лугу.
 
 
А над ними, над ромашкой,
В синем небе, там и тут,
Тоже белые барашки
Потихонечку идут.
 
 
А под ними, будто в яме,
В глубине, на самом дне,
Вверх ногами, вниз рогами
Третье стадо видно мне!
 

 
Полотенце возьму,
Рубашонку сниму —
И бегом
Босиком
По песку
К ручейку!
Ручеек, ручеек,
Ты широк,
Ты глубок!
Вот я лег
Поперек —
Запрудил ручеек!
 

 
Качает волной
Матрац надувной.
Мы смело вдвоем
Плывем.
Наташка – матрос,
А я – капитан.
Нас ветер унес
В большой океан,
И вот мы вдали
От земли…
Ни разу на вахте никто не заснул,
К подвигу каждый готов.
Может быть, встретим жестоких акул
И огромных, опасных китов.
Я смело командую: – Полный вперед!
Медузы отстали от нас…
А мамочка наша за нами идет
И подталкивает матрац.
 

 
Безоблачно небо – и вдруг облака,
Волнистые, тонкие, ленточкой белой,
Как будто огромная чья-то рука
Рисует и пишет по синему мелом.
Кто в небо стремится вперед и вперед,
Серебряной пчелкой все выше взлетая?!
Не виден уже в синеве самолет.
Осталась барашков курчавая стая.
 

 
Опять закапал дождь косой,
Зато идти в лесу не колко,
И мягко под ногой босой
Ложатся влажные иголки.
Лягушка смотрит из-за пня:
Боится прыгнуть на меня!
Качнулся колокольчик синий,
Жучок застрял во мху густом,
А на опушке, под кустом,
Веселый мокрый подосинник
Раздвинул мертвую листву
Головкой красной:
                           – Я
                                       живу!
 

 
Летним вечером в лесу
Я фонарик мой несу.
Он не жжется, не дымит,
Он без лампочки горит,
Не приходится опять
Батарейки покупать!
Здесь в лесу, под лопухом,
Я себе устроил дом,
Выйду, стану на виду,
Светлячиху подожду.
В темноте издалека
Пусть увидит Светлячка.
Скажет: – Это муженек
Зажигает огонек,
Чтоб не сбиться мне с пути,
Прямо в домик приползти!
 

 
Таня с братом на дорожке
Около беседки.
Золотистые сережки
Расцвели на ветке.
 
 
У Сережи на ладонях
Бархатные змейки…
– Ну-ка, Таня, ну-ка, тронь их!
Встанем на скамейку!
 
 
Таня хмурится немножко,
Ей обидно это:
– Почему цветут «сережки»,
А «танюшек» – нету?
 

 
Пора укладывать ребят,
Их у меня пятнадцать!
Ребята плачут, спать хотят,
Без мамы не ложатся.
Умылся клоун, Мишка лег,
Разделась кукла Катя.
Свинушки лягут поперек,
Втроем в одной кровати.
Матрешек можно на диван.
Прикрою одеяльцем.
В корзину – Вовка Великан
И песик с белым зайцем.
Я уложила всю семью,
Сама сижу на стуле
И деткам песенку пою,
Чтоб поскорей уснули.
И вижу: глобус голубой
Печально так, в сторонке,
С огромной, круглой головой
Стоит на ножке тонкой…
Бедняжка тоже хочет спать!
Он тоже будет сыном!
Земелькой сына буду звать,
К Мишутке ляжет на кровать,
Платком закрою синим…
Вдвоем поместятся они,
Широкая постелька!
Смотри, Мишутка, не столкни,
Не обижай Земельку!
Хороший новенький сынок!
Капризничать не хочет,
Америкой в подушку лег
И спит… Спокойной ночи!
 

 
Зина спит и видит сон:
Комары со всех сторон
Прилетели, сели в ряд
И покорно говорят:
                  – Если хочешь – нас лови!
           Если хочешь – раздави! —
Зина – бац! – по ним рукой!..
Интересный сон какой!
 
 
Спит комар, и видит он
Интересный тоже сон:
Зина нос дала сама
И сказала: – Сядь, комар! —
Сел ей на нос без забот,
Звонко песенку поет:
«Как на Зинином носу
С удовольствием сосу,
Никуда не улечу,
Просыпаться не хочу!»
 

 
Я приехал загорелым,
Нагулялся хорошо.
А в квартире первым делом
К нашей двери подошел:
 
 
Живо тапочки снимаю,
Грудь вперед, спина прямая,
Прислонился головой —
И линейку на макушку,
Приложил ее к верхушке:
Честно рост измерил свой.
 
 
Закачался, как от ветра,
Гордо поднял кверху нос:
На четыре сантиметра
За шесть месяцев подрос!
 
 
За год будет ровно вдвое,
Ну а дальше? Что такое?
Все сложил, измерил сам
И глазам своим не верю:
К двадцати пяти годам
Буду выше этой двери!
К тридцати наверняка
Дорасту до потолка!
 
 
Подсчитал – и сам не рад:
Что же будет в пятьдесят?
 

 
Ночью к нам пришла зима,
В белых шапках все дома.
Во дворе и за двором
Белый снег лежит ковром.
Вязнут валенки в снегу,
Даже бегать не могу!
 
 
Вышел дворник бородатый
Со своей большой лопатой.
И помочь ему спешат
Много маленьких лопат —
Будут понемножку
Расчищать дорожку.
 

 
В небе солнышко зажглось,
Просияло радостно.
Ночью дедушка Мороз
Подышал на градусник;
Все в окно хотел взглянуть
И просился в гости к нам…
Посмотри, как низко ртуть:
Двадцать восемь с хвостиком!
 

 
Было холодно ужасно,
Руки, ноги как ледышки,
Я сидел совсем несчастный
И дрожал без передышки.
Мама в комнату вошла
И сказала: – Вот пила,
Вот полено, вот топор.
Ну-ка, выскочи во двор,
Мне полено распили-ка,
Расколи-ка мне его!
– Я ж замерзну! Холод дикий!
– Не замерзнешь! Ничего.
Делать нечего. Пришлось
Выбираться на мороз,
Громко щелкая зубами,
(Чтобы жалко стало маме!)
Положил свое полено
На ступеньку, у перил,
Придавил его коленом
И уныло запилил…
Но чем больше я пилил,
Прибавлялось как-то сил.
Желтый дождь опилок брызгал,
Пахло лесом и смолой,
Шла пила с веселым визгом,
Щель бежала за пилой.
Думал на две половины
Я полено распилить.
А потом решил, что длинно,
На четыре половины,
На четыре, так и быть!
Вот последний чурбачок
По ступенькам съехал вбок.
А зато колоть дровишки
Было мне совсем легко,
С треском эти коротышки
Отлетали далеко!
Я собрал их всех в мешок,
К маме в кухню приволок.
Удивительное дело:
Печь не топится еще,
И полено не сгорело,
А уже меня согрело,
Прямо стало горячо!
 

 
Белый дед проспал в постели,
Встал, сосульками звеня:
– Где вы, вьюги и метели,
Что ж не будите меня?
Непорядок во дворе —
Грязь и лужи в декабре!
 
 
И от дедушки в испуге
На поля умчались вьюги,
И метели налетели,
Застонали, засвистели,
Хлопотали до утра,
Все убрали со двора,
Все царапины земли
Белым снегом замели.
 
 
Рано утром вышел дед,
В шубу новую одет.
Захотел проверить сам
По лугам и по лесам,
Все ли ждут в наряде новом
И его встречать готовы.
 
 
– Да, – ответили метели,—
Даже зайцы побелели!
Ни былинки на полях,
Ни листочка на ветвях.
 
 
Только елочка одна
Да пушистая сосна
Подчиниться не хотят
И зеленые стоят!
 

 
Лежит на ветках теплый снег,
И дождь блестит, сухой и длинный,
Смотри, какой большой орех!
А рядом зреют мандарины.
 
 
Вот белка хвостик подняла,
Кивает нам головкой рыжей.
А дальше, около ствола,
Я даже льва и тигра вижу.
 
 
На зайца хищники глядят:
– Рразделим, дрруг, по половинке!
– Не бойся, зайка, не съедят:
Они привязаны за спинки!
 

Снегурочка

 
Я – веселая Снегурка,
Поиграю с Вами в жмурки.
Но боюсь напиться чаю:
От горячего – растаю.
 

Мухомор

 
На лужайке, возле пня,
Шапочка с пупырками.
Вы не любите меня,
Вот уже зафыркали!
              Чем же я
              Виноват,
              Что меня
              Не едят?!
 

Волк

 
Девочки, не бойтесь,
Мамы, успокойтесь!
Я не злой, не злой совсем,
Ваших бабушек не съем.
Я живу не в чаще,
Я – не настоящий!
 

Заяц

 
Рыжей лисицы,
Серого волка
Зайка боится!
Спрячьте под елку!
 

Лиса

 
Я лисичка, хвостик рыжий,
Стану к елочке поближе.
На подарки посмотрю,
Всех сейчас перехитрю!
 

Тигрята

 
Затевают игры
Маленькие тигры.
Мы еще не страшные,
Мы – почти домашние.
 

Кот в сапогах

 
Этот кот
Вам знаком.
Ходит он не босиком.
Он идет
В сапогах
И, как вы, на двух ногах!
 

Красная шапочка

 
В красной шапочке своей
С серым волком поскорей
К вам пришла на елку.
Не пугайтесь волка!
 

Русалка

 
Я живу в реке, на дне.
Хорошо, прохладно мне.
Летом плаваю, ныряю,
А потом на берегу
Полежу, позагораю
И опять нырнуть могу.
А зимой куда мне деться?
Холодно русалочке!
Поиграем в салочки,
Чтобы мне согреться!