Текст книги "Неизведанные земли"
Автор книги: Нил Шустерман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)
Глава двадцать вторая
Эксперимент с леденцом
Цин была хорошим солдатом и гордилась этим. Ей было недостаточно уважения, которое оказывали ей окружающие за то, что она могла таскать для них разные вещи из мира живых. Цин считала, что хороший солдат заслуживает куда большего уважения, чем удачливый вор, и старалась как можно усердней выполнять приказы начальства. Ее генералом был Шоколадный людоед, и она считала, что служить ему верой и правдой – необыкновенно важная задача. Хороший солдат подчиняется приказам и не задает вопросов. Но иногда Цин поражалась характеру приказов, отдаваемых генералом. Особенно это касалось секретных распоряжений, которые он назвал «особыми поручениями».
Однажды Шоколадный людоед попросил Цин добыть огромный леденец на палочке. Большой, величиной с голову, и липкий, как клей. Если попытаться откусить кусок от такого леденца, зубы застрянут и потом будут болеть.
Один из таких леденцов попал в Страну вместе с маленьким мальчиком, ехавшим теперь в поезде вместе с Ником. Парень, вероятно, сосал его каждый день с того момента, когда попал в Страну, но леденец меньше не становился. При жизни парень успел съесть лишь половину, а оставшейся части была уготована вечность, вне зависимости от того, сосал его мальчик или нет. Однажды Ник повел Цин и этого мальчугана в кондитерскую лавку. Магазин, в который они зашли, не был частью Страны, и покупатели в нем были живые. Они сновали во всех направлениях, выбирая сладости.
– Достань для него новый леденец, – приказал Цин Ник.
Девочка не поняла, в чем смысл, ведь у малыша и так был леденец, и не похоже было, чтобы он когда-нибудь закончил с ним. Но, будучи исполнительным солдатом, она не стала задавать вопросы.
– Да, сэр, сию минуту, – сказала Цин.
Она нашла стойку, похожую на небольшую металлическую елку, на которой рядами стояли леденцы. Цин, как обычно, вытянула руку и достала для мальчика новый леденец, еще крупнее и вкуснее того, что у него был. Затем она взяла из руки мальчика старый леденец. Такое под силу было только Цин, так как леденец был частью облика мальчишки, и сам он не смог бы избавиться от него, даже если бы и хотел. Цин заменила старый леденец на новый. Мальчик повел себя точно так же, как любой ребенок его возраста, попавший в кондитерскую лавку, то есть несказанно обрадовался.
Но потом началось нечто странное. Мальчик вприпрыжку убежал, размахивая новой конфетой, а Ник указал на старый леденец, который Цин продолжала держать в руке.
– Теперь у него есть новое лакомство. Давай положим назад старое.
Цин удивилась:
– Как это «положим назад»?
– Я хочу, чтобы ты сделала именно так, как я сказал. Проделай дыру в пространстве и положи леденец на стойку в мире живых.
Цин рассердилась. Какого черта, подумала она, Ник совсем, что ли, с ума сошел? Одно дело брать вещи из мира живых, но класть что-то назад? Когда Цин что-то брала, то всегда чувствовала себя кем-то вроде повивальной бабки, присутствующей при рождении ребенка. Ей всегда казалось, что мир живых, как человек, чувствует все, что в нем происходит. Нельзя запихнуть ребенка назад.
– Сэр, нельзя взять предмет, попавший в Страну из мира живых, и положить обратно. Такого не бывает.
Но Людоед не сдавался.
– А ты когда-нибудь пробовала?
Цин хотела объяснить Нику, что происходит, когда она берет вещь из мира живых, но слова так и остались у нее на языке. Она вдруг поняла, что действительно даже никогда и не пыталась положить что-нибудь назад. Такая мысль просто не приходила ей в голову. Да и зачем? Всегда нужно было что-то взять.
– Нет, я никогда не пробовала, – призналась Цин. – Но что, если я положу туда леденец и окажется, что мы проделали один из этих дурацких научных опытов, от которых взрывается мир?
– Если мир взорвется, – сказал Ник, – можешь считать, что в этом виноват я.
Цин этого было достаточно. В конце концов, перед ней стоял старший по званию. Если ей когда-нибудь придется идти в рай сквозь сияющие врата, она сможет под присягой честно сказать, что лишь следовала приказу.
– Так точно, сэр, будет исполнено.
Цин напрягла волю, взяла леденец в правую руку и попыталась проделать дыру в пространстве, чтобы положить его на стойку. Это оказалось нелегко, не то что просто открыть портал. Для этого требовались другие намерения. Проделать дыру в пространстве, чтобы взять из мира живых вещь, было все равно что открыть дверь. Чтобы положить в мир живых вещь, оказалось, нужно не только открыть дверь, но и взломать замок. В конце концов Цин смогла это сделать, но портал открывался медленно – мир живых сопротивлялся.
– Не получится, сэр, – сказала Цин. – Мне кажется, в мире живых так много всего, что ему больше ничего не нужно.
– Попробуй еще.
Цин сжала зубы и собрала в кулак всю свою волю. Она пыталась пропихнуть леденец сквозь неохотно открывавшуюся дыру и чувствовала: идет борьба между волей мира и ее волей. Вопрос был в том, чья воля сильней и сможет ли мир противостоять желанию Цин поместить в него леденец.
К удивлению девочки, победила она: мир неохотно сдался и принял леденец назад. Когда Цин закончила, ребята увидели, как лежащий на стойке леденец стал бледнеть и терять четкие очертания, превратившись в часть мира живых. Цин убрала руку и поежилась.
– У тебя получилось! – воскликнул Ник.
– Да, – ответила Цин, одновременно довольная тем, что открыла в себе новый талант, и напуганная, так как не знала, чего от него ожидать. – Мне казалось, я делаю что-то плохое…
– Это верно только в том случае, если ты используешь свой дар во имя зла, – заверил ее Ник.
– Но миру это не нравится, сэр.
– А ему нравилось, что ты берешь вещи, когда ты только начала этим заниматься?
Цин мысленно вернулась в то время, когда только попала в Страну. Да, брать вещи было поначалу так же нелегко. Мир не хотел отдавать их, сопротивлялся, словно капризный ребенок.
– Нет, – призналась она. – Сначала было трудно.
– Но потом мир привык, не так ли?
– Ну, наверное…
– Если он привык к тому, что ты берешь вещи, привыкнет и к тому, что ты их отдаешь.
Ребята одновременно взглянули на початый леденец, лежавший на стойке и ставший частью мира живых. Его заметил один из продавцов. Он посмотрел на измусоленную конфету с омерзением, аккуратно приподнял ее и выбросил в мусорную корзину.
– Ты должна попрактиковаться, – приказал Ник. – Возвращай вещи в мир живых при любой подходящей возможности. Ты должна научиться делать это так же быстро и незаметно, как берешь их.
Цин задала вопрос, которого Ник ожидал:
– А зачем?
– Тебе обязательно знать сейчас, зачем это? – спросил ее Ник. – Тебе недостаточно того, что ты заполнила еще один пробел в знаниях о самой себе?
Цин знала и уважала одну из черт характера своего начальника – он был не только генералом, но и хорошим стратегом… Все, что он делал, было частью одного грандиозного замысла.
Глава двадцать третья
Перекресток
Дорис Метцлер прожила долгую и интересную жизнь. В возрасте восьмидесяти трех лет она понимала, что времени у нее осталось немного, но считала, что все эти годы были прожиты не зря.
Всю жизнь Дорис носила часы на левой руке, а когда нужно было узнать, сколько времени, первым делом смотрела на правую. Посмотрев, она обычно потирала правую руку левой и говорила себе, что дело в нервах, что такая уж у нее привычка и тому подобное. Но настоящая причина лежала за гранью ее понимания. Иногда она была близка к разгадке, например, во время пробуждения или в тот момент, когда погружалась в сон. В такие моменты душа человека подходит ближе всего к границам Страны. Конечно, Дорис никогда не пересекала эти границы, но в такие моменты она чувствовала: есть что-то за пределами человеческого понимания.
Все началось во время выпускного бала по окончании школы. В тот день произошло важное событие, но не то, которого все ожидали. Дорис встречалась с молодым человеком по имени Билли, в которого была влюблена еще со средней школы. Она мечтала выйти за него замуж, а в те времена такие браки были скорее правилом, а не исключением, как сейчас.
Билли только что научился водить автомобиль и с большим удовольствием предавался этому занятию. Он был чрезвычайно горд тем, что сумел доставить Дорис на бал, не совершая заметных ошибок в управлении, хотя ему пришлось вести старый полуразвалившийся отцовский «Де Сото».
Билли подарил Дорис очаровательный букетик желтых роз, который следовало носить на руке, для чего к нему был прикреплен специальный ремешок. Букетик великолепно сочетался с платьем, в котором Дорис собиралась пойти на бал. Оно было сшито из лимонного шифона. Дорис надела на правую руку букетик на ремешке и весь вечер подносила его к лицу, чтобы насладиться великолепным запахом. Дорис уже тогда поняла, что всю оставшуюся жизнь, услышав аромат роз, будет думать о том вечере. И о Билли.
Бал удался на славу, прошел именно так, как должен пройти хороший выпускной вечер. Но когда он окончился, все пошло наперекосяк. Билли не был виноват, он соблюдал правила дорожного движения. Но когда судьба сводит человека с другим, пьяным, водителем, уже не важно, соблюдал ли правила тот, кто сидел за рулем трезвым. Именно это и произошло, когда автомобиль, полный пьяных школьников, пересек на красный сигнал светофора перекресток, на который выехали Билли и Дорис.
Бедняга ничего не почувствовал. Когда автомобиль перестал переворачиваться, Билли уже не было в живых. Он полетел вперед по тоннелю к свету. Для него остановок на пути не существовало – для тех, кому восемнадцать, стены тоннеля слишком уж толстые, и в Страну им не попасть. Для Билли маршрут из мира живых в загробный мир оказался прямым, как автомагистраль.
Для Дорис все оказалось сложнее. Она видела вход в тоннель, но время отправиться в путь для нее еще не настало. Ей позволили лишь наблюдать за тем, как уходит Билли. Через несколько дней она очнулась в больнице и увидела у кровати всех членов семьи. Родственники были счастливы и благодарили Господа за то, что он услышал их молитвы. Дорис выжила и вскоре поправилась. Ее букетик исчез во время автокатастрофы вместе с мальчиком, за которого она могла выйти замуж. Дорис получила перелом в районе поясничных позвонков и ходить уже не могла, но это никак не повлияло на ее долгую счастливую жизнь. Она вышла замуж, родила детей и активно занималась торговлей антиквариатом во времена, когда в обществе все еще считали, что место женщины дома у плиты.
Конечно же, Дорис никак не могла знать о том, что букетик, слетевший с ее руки, не исчез безвозвратно.
Он много значил для юноши, преподнесшего ей этот букетик в подарок, и сама Дорис никогда о нем не забывала. Вот почему он попал в Страну затерянных душ. Прошло шестьдесят пять лет, а он ничуть не изменился – розы благоухали точно так же, как в тот вечер, когда Дорис надела на руку ремешок.
Более того, букетик никогда не покидал ее запястья.
Она всегда носила его на руке, куда бы ни поехала, просто ремешок, нежно стягивавший запястье, был невидимым. Зато когда Дорис нуждалась в утешении, букетик приходил на выручку. Она нервничала и смотрела на часы, но те всегда были на левой руке, а Дорис всегда начинала с правой, и, потирая руку, Дорис, сама того не понимая, каждый раз гладила невидимый букет.
И вот, в один прекрасный день мальчик, наполовину превратившийся в шоколад, заметил букетик на руке пожилой женщины.
Ник просто проходил мимо. Он искал призраков, потенциальных добровольцев, а нашел пучок желтых роз вперемежку с крошечными цветками гипсофилы. Ему бросились в глаза яркие цветы – они без сомнения были частью Страны, но их, тем не менее, носила на руке живая женщина, сидевшая на крыльце в инвалидном кресле.
Нику еще такого видеть не доводилось. Ему всегда казалось, что, раз уж вещь попала в Страну, никакой связи с миром живых у нее не остается. Но он видел перед собой букет, прикрепленный к руке живого человека. Букет, продолжавший существование в Стране затерянных душ.
Ник вспомнил о том, что читал когда-то о духах, повсюду следовавших за живыми людьми. Он даже вспомнил название – инкубы. Но он никогда не встречал и даже не слышал о духах, живущих в Стране и ведущих себя подобным образом. Но этот букет – он стал как бы сотканным из цветов инкубом, решившим во что бы то ни стало не покидать возлюбленную.
Да, возможно, букетик не хотел покидать руку старушки, но Нику стоило лишь протянуть руку, и он покорно лег на его ладонь. В конце концов, букетик был частью Страны.
Когда это случилось, Дорис почувствовала: происходит что-то странное. Но что именно, она, конечно же, сказать не могла. Она привела в движение коляску и внимательно обыскала каждый угол крыльца. Она что-то потеряла, но что? Да, подумала она, старость не радость. Вот так все время: мысли, обрывающиеся на середине, воспоминания о забытых воспоминаниях. Она посмотрела на запястье, потерла его, потом почесала. Чувство потери не проходило. Старушке стало не по себе.
В то же самое время, по другую сторону границы, разделяющей параллельные миры, Ник отправился за Цин.
– Смотри, этот букет попал в Страну, – сказал Ник, найдя девушку. – Мне кажется, это произошло очень давно.
– И что? – спросила Цин. – К чему ты клонишь?
– Я хочу, чтобы ты отправила его обратно.
Цин неустанно тренировалась, отправляя в мир живых все новые и новые предметы. Этого требовал Ник, ее начальник, но на этот раз Цин показалось, что перед ней нечто совершенно необычное. Но чем именно букетик отличался от других предметов, она сказать не могла.
Девушка повертела вещицу в руке, вдохнула прекрасный аромат роз, и вдруг ее осенило. Она поняла, в чем его отличие.
– Цветы живые…
Цин показалось, что по лицу Людоеда пробежала тень улыбки.
– Да, похоже, – сказал он. – По крайней мере, настолько, насколько это возможно в Стране. Приказываю тебе вернуть букет в мир живых.
Девушка инстинктивно почувствовала, что при попытке сделать это она может столкнуться с непредвиденными трудностями. Возможно, придется искать какой-то новый путь.
– Не знаю, смогу ли я это сделать, сэр, – призналась она.
Цин, бывало, забывала прибавить «сэр», но делала это каждый раз, когда хотела возразить начальнику.
– Ты не узнаешь этого, если не попробуешь, – ответил Ник, для которого слова «нет» не существовало.
Они вместе вернулись к крыльцу, на котором Ник обнаружил букетик, но старушки на месте не было. Живые люди никогда не стоят на месте, подумал Ник. Однако он и не подумал расстроиться и занялся поисками. Хотя из-за нерезких очертаний отличить одного живого человека от другого для призрака всегда было трудновато, Ник решил, что пожилую даму в инвалидном кресле он как-нибудь найдет.
Дорис не было дома. Она позвонила внуку, молодому человеку, и попросила его вывезти ее на прогулку. Ей по-прежнему было не по себе. Нет, она не паниковала, но чувствовала себя не в своей тарелке.
– Я что-то потеряла, – призналась она, разговаривая с мальчиком.
– Я уверен, ты это найдешь, – заверил ее внук, который, конечно же, ни на секунду не поверил в «пропажу».
Дети и внуки Дорис считали ее куда более дряхлой, чем она была на самом деле. Благодаря этому они относились ко всем словам бабушки, как к чему-то несерьезному и странному, как это обычно и бывает в отношениях стариков и молодежи. Дорис это ужасно раздражало, а дети и внуки принимали ее ворчание за признаки развивающегося маразма.
Мальчик катил коляску по тротуару, улица окончилась, началась другая, и в этот момент Дорис решила посмотреть на стоявший у обочины указатель.
Они были на том самом перекрестке.
Конечно же, Дорис тысячу раз проезжала это место за время, прошедшее с того дня, когда произошла автокатастрофа. Она не испытывала по отношению к этому месту никаких особых чувств, кроме горечи от утраты, да и то лишь в те моменты, когда слишком уж усердно предавалась воспоминаниям, а она это делала редко. Но в тот день ей показалось, что пришло время отдать им должное, и попросила внука остановиться на углу.
Пока Дорис сидела в кресле, размышляя о том, как один трагический момент может изменить жизнь, она вдруг почувствовала на правом запястье что-то странное. Посмотрев вниз, на руку, Дорис обнаружила, что на ней мистическим образом оказался букетик из желтых роз на ремешке. И не просто какой-нибудь там букетик, а тот самый. Она ничего не знала ни о Стране затерянных душ, ни о Цин, успешно вернувшей его в мир живых и даже сумевшей надеть его на руку пожилой дамы, но ей и не нужно было всего этого знать. У нее не возникло и тени сомнения, старушка просто знала: на руке тот самый букет. Благодаря обостренной интуиции Дорис догадалась, что он никогда и не покидал ее руки, что его на время убрали с привычного места, а затем вернули ей, сделав на этот раз видимым. Все эти годы цветы не могли ни жить, ни умереть. Теперь им предоставилась такая возможность.
Внук ничего не заметил – его внимание привлекли две девушки примерно его возраста, шагавшие по улице. Лишь когда девушки повернули за угол, мальчик обратил внимание на букетик.
– Откуда он взялся? – спросил он.
– Билли подарил мне его, – ответила Дорис, не желавшая говорить неправду. – Он преподнес мне его в тот вечер, когда мы должны были пойти на выпускной бал.
Мальчик огляделся и увидел стоявшую на перекрестке урну.
– Да, конечно, бабушка, – сказал он, не желая спорить, но пообещал себе отныне не приближаться к урнам, когда в следующий раз вывезет бабушку на прогулку.
К вечеру розы начали увядать, и это было нормально. Дорис понимала, что так случается со всеми цветами, и каждый упавший лепесток был для нее нежным напоминанием о том, что скоро, может быть, завтра, а может, через неделю, придет и ее время. Откроется тоннель, и она пойдет к свету, чувствуя, что ее разум чист и безоблачен, как усыпанное звездами ночное небо.
Глава двадцать четвертая
Собачья жизнь
Ник сразу понял: в Нашвилле что-то не так. В таком огромном городе не могло не быть призраков, но их нигде не было видно. Они нашли брошенное жилище, старую фабрику, ставшую частью Страны. Повсюду были видны следы присутствия людей, но помещение было совершенно безлюдным.
– Может, они все нашли монеты и отправились туда, куда должны были отправиться? – спросил Джонни-О.
– А может, их взяла в плен Мэри, – предположил Чарли.
– А может, и еще что похуже, – сказала Цин.
По реакции Кудзу каждый мог бы решить, что ее предположение недалеко от истины. Конечно, Кудзу не был тренированной служебной собакой, но нюх у него был все равно куда сильней, чем у человека. Когда Цин подвела его к зданию, пес завыл, уперся всеми четырьмя лапами и попятился. Даже близко ко входу Кудзу подходить отказался. В воздухе действительно было что-то странное. Ощущение было такое, что в здании случилось что-то ужасное. В общем, потребовалась помощь Нюхача. Мальчик, носивший такое странное прозвище, примкнул к армии Шоколадного людоеда в Чаттануге. Он обладал таким тонким нюхом, что чуял даже вещи, запаха не имевшие. Нюхач мог, к примеру, учуять, если кто-нибудь при нем слишком усиленно думал (по его словам, от головы тогда шел запах, похожий на вонь горящего абажура настольной лампы). У призрака, наделенного такими способностями, логично было бы предположить наличие огромного носа, но ничего такого на лице Нюхача не наблюдалось. Нос был обычным, слегка вздернутым.
– Дело не в размере носа, – пояснил Нюхач. – Дело в глубине полости.
У самого Нюхача носовая полость, похоже, заканчивалась где-то в районе пяток. Но как бы там ни было, когда он чихал, то мог забрызгать слизью всю комнату. Слизь была призрачной и отличалась от обычной тем, что никогда не высыхала.
Его привели к зданию фабрики, и он, подобно Кудзу, не захотел входить в дверь. Но, по крайней мере, в отличие от собаки, он мог объяснить почему.
– Здесь пахнет страданием, – сказал он. – Это место им просто переполнено.
Он указал на юго-запад, примерно туда, где был Мемфис.
– Следы того, кто был здесь, ведут туда.
– Вот это замечательно, – сказала Цин, пытавшаяся успокоить Кудзу, прекратившего выть и начавшего скулить.
– Кто бы здесь ни побывал, надеюсь, мы с ним не встретимся по дороге, – добавил Ник.
Кто бы ни побывал на старой фабрике, он был достаточно страшен, раз Нюхач испугался его. Через некоторое время оказалось, что мальчик дезертировал, не желая, видимо, идти по следам неизвестного чудовища.
Цин просто хотелось поскорей покинуть город. По ее мнению, чем раньше отправится поезд, тем лучше. Но у Шоколадного людоеда, как всегда, была своя повестка дня, и всем пришлось задержаться. Ник сказал, что хочет поискать призраков, которым, возможно, удалось избежать участи остальных, но это была неправда. У него было очередное секретное поручение для Цин. Задание было чрезвычайно важным, и когда Цин впоследствии вспоминала о нем, она поняла, что для Ника, вероятно, ничего более серьезного в то время не существовало.
Вернувшись после неудавшейся миссии в здании старой фабрики, Цин потеряла Кудзу. Обычно пес не любил ходить куда-либо без хозяйки, но, возможно, он учуял что-то необычное. Возможно, что-то нехорошее.
В конце концов, собака нашлась в штабном вагоне, который по совместительству выполнял роль резиденции Шоколадного людоеда. Пес стоял возле Ника и слизывал с его руки шоколад.
– Кудзу! Ко мне! – сказала Цин.
Пес неохотно оставил руку и медленно затрусил к хозяйке.
– Кудзу всегда был хорошим другом, правда? – спросил Ник.
– Лучшим другом, – сказала Цин.
– Я знаю, он тебе дорог. Мне кажется, я понимаю, почему ты сделала то, что сделала. В смысле, украла его у плохого человека.
Цин опустилась на колени и принялась чесать шею Кудзу.
– Это нужно было сделать. Я избавила его от того, что хуже смерти.
– Может быть, может быть… Но факт остается фактом: ты вырвала живое существо из мира живых.
Цин подняла голову и посмотрела на Ника, сидевшего в испачканном шоколадом кресле. Интересно, подумала она, это мое воображение или он действительно испачкан шоколадом больше, чем вчера?
– Позволь мне спросить тебя кое о чем, Цин. Это очень важно.
Ник наклонился, чтобы она лучше его слышала.
– Когда ты взяла Кудзу, ты перенесла сюда его дух или в Стране оказалась вся собака?
– Мне кажется, вся собака, сэр, – сказала Цин. – В смысле, непохоже было, чтобы я вырвала из бедняги душу или что-то такое. Я его схватила, втащила через дыру, как обычно. Никакой мертвой собаки, оставшейся по ту сторону дыры, я не видела. Я его сюда перенесла целиком, с душой и телом.
Кудзу лег на пол и перевернулся на спину, подставив живот. Цин почесала его, и пес заурчал, как котенок.
– Он не спал девять месяцев, как люди, потому что так и не умер.
– Значит… – сказал Людоед. – Он был живым, прежде чем ты забрала его… а теперь он умер.
– Да, точно. Теперь он призрак, как все мы. Он не стареет, не болеет, не меняется. И светится, как мы.
– И все же, забрав его сюда, ты совершила дурной поступок.
Цин не понравилось то, к чему клонил Ник.
– То, что я сделала, немногим хуже других моих поступков, – сказала она, защищаясь. – Не хуже того, что ты меня заставляешь делать. Сэр, – добавила Цин спустя пару секунд, не слишком охотно.
– Нет, это куда хуже. Я думаю, ты и сама знаешь.
– Может, и так, но с тех пор много воды утекло. Теперь уже ничего не поделаешь.
– Нет, это не так, – сказал Ник спокойным и тихим голосом.
Цин окончательно расхотелось продолжать разговор.
– Так, Кудзу, пошли отсюда.
Она оторвала собаку от пола и заставила встать на ноги. Сделав это, Цин направилась к двери.
– Вернись немедленно, – потребовал Людоед.
Цин не подчинилась.
– Это приказ, – добавил он грозно.
Цин остановилась у самой двери и резко повернулись к нему.
– Можешь приказывать мне что угодно, но с Кудзу я ничего делать не буду. Это мой пес, а не твой!
– Если хочешь, чтобы в дальнейшем все было хорошо, – сказал Ник все тем же спокойным голосом, – придется поместить Кудзу в мир живых, как те цветы, что мы вернули вчера.
– Нет! – рявкнула Цин, не потрудившись на этот раз прибавить «сэр».
– Это нужно сделать, ты сама прекрасно знаешь.
– Если я его туда отправлю, куда он пойдет? – спросила Цин плачущим голосом.
– Ты можешь позаботиться об этом, найти ему хорошую семью.
– Если я его туда отправлю, он умрет!
– Не раньше, чем проживет обычную собачью жизнь.
Цин кричала, а Ник оставался спокойным, как скала. От этого девочка еще больше распалялась.
– Да на кой черт ты меня заставляешь это делать?
Ник не ответил на поставленный вопрос.
– Я твой начальник и старший по званию, – сказал он резко. – Приказываю тебе найти для Кудзу хороший дом. А потом воспользоваться твоим искусством и поместить его туда.
– Можешь приказывать хоть до Страшного суда, но этого я делать не буду!
Ник замолчал на секунду.
– Если ты сделаешь это, я поставлю тебя во главе целого полка, – сказал он наконец.
Людоед положил свой грязный, липкий палец на струну, звук которой всегда вызывал в душе Цин большой резонанс. Цин почувствовала отвращение к себе, поняв, как легко ее купить.
– Сколько солдат в полку? – спросила она.
Больше всего Цин ненавидела себя за то, что понимала: чертов Людоед, провалиться бы ему, абсолютно прав. Она притащила в Страну живую собаку, не спросив себя даже, имеет ли она на это право. Да и взять хотя бы историю о хозяине, который якобы бил Кудзу. Кому, как не ей, было лучше всех известно, что это ложь? Кудзу жил неплохо, а люди его окружали хорошие. Они были такими хорошими, что ее даже затошнило от них. Тогда она еще не решила стать отшельницей, ей казалось, нужно остаться с людьми и делать вид, что она одна из них, хоть они и не догадывались о ее существовании. Она прожила в той семье больше месяца, сидела вместе со всеми за столом и крала с их тарелок крошки еды. Она была с малышами в детской комнате, брала их вещи и наблюдала за тем, как брат с сестрой дерутся, обвиняя друг друга в потере игрушек.
Только собака чуяла ее присутствие. Не в прямом смысле, конечно, но начинала нервничать, когда в комнату входила Цин. Через некоторое время собака определенно почувствовала к привидению симпатию. Она подходила к тому месту, где стояла Цин, ложилась на спину и как бы предлагала ей почесать живот. Однажды Цин воспользовалась своими возможностями и погладила собаку. Девочка осмотрела руку и увидела на ней собачью шерсть. Тогда-то ей и пришла в голову мысль о краже. Если сквозь портал можно пронести шерсть, почему бы не втянуть в него всю собаку?
Люди, у которых жил Кудзу, так никогда и не узнали, что случилось с их любимым питомцем. Они решили, что пес стал жертвой койотов или еще каких-нибудь хищных зверей. Зато у Цин появился друг, в котором она отчаянно нуждалась. Она дала собаке другое имя. Раз уж ее саму назвали в честь цветка, решила Цин, собаку стоит назвать именем какого-нибудь растения. Она вспомнила о пуэрарии. Или кудзу, больше всего известной благодаря способности быстро расти. Цин показалось, что собака у нее выросла, как цветок в горшке. Да и настоящее имя пса она не помнила.
Но об этом она никому не рассказывала, особенно Нику, потому что знала, что, украв собаку, она совершила неблаговидный поступок. Но в жизни всегда приходится платить по счетам, и Страна в этом смысле ничем не отличается от мира живых. Пора было исправлять допущенные ошибки. Умом Цин это понимала, но сердцем принять не могла.
Она выполнила приказ Людоеда – нашла семью для Кудзу. Не просто семью, а похожую на ту, из которой в свое время украла собаку. Она выбрала хорошо обеспеченную пару с двумя детьми. Цин долго наблюдала за ними, чтобы понять, хорошие они люди или нет. Она сидела с ними за столом и время от времени, когда люди отворачивались, таскала вареную кукурузу. Когда Цин убедилась в том, что выбрала правильную семью, она привела в дом Кудзу и Людоеда.
Когда они подходили к крыльцу, вдалеке прогремел гром. Горизонт на востоке затянули грозовые тучи. На душе у Цин творилось то же самое.
– Похоже, у них уже есть собака, – сказал Ник, когда они вступили на задний двор. Там действительно стояла конура, а рядом две большие упаковки с собачьим кормом.
– Это я принесла, – сказала Цин.
Она утащила конуру и мешки с кормом из соседнего зоомагазина, принесла к дому и снова поместила в мир живых. Члены семьи заметили конуру и очень удивились. Дети решили, что это сюрприз, который преподнесли им родители. Они обрадовались тому, что в доме скоро появится собака. Родители же пытались понять, кто из друзей или родственников мог совершить такой экстравагантный поступок.
– Пришлось их подготовить, – объяснила Цин. – Если бы собака ни с того ни с сего появилась во дворе, они бы ее скорее всего отвели в приют. Но если она появится вместе со всем необходимым, они поймут, что собака не бродячая. Они будут знать, что ее кто-то привел, хотя вряд ли догадаются, кто именно.
– Здорово придумано, – согласился Людоед.
Люди находились в доме. Родители, вероятно, решили обзвонить родственников и друзей и узнать, кто преподнес им сюрприз. Цин взяла Кудзу на руки и долго-долго не отпускала. Собака была умной, но вряд ли могла представить себе, что вскоре произойдет.
– Может, ничего и не получится, – сказала Цин. – Собака – это не какой-нибудь там дурацкий букетик. Такое крупное существо, и живое к тому же, не сможет пересечь границу Страны, как считаешь?
– Может быть, – сказал Ник. – Но мы должны в этом убедиться.
Цин от него ничего другого и не ожидала.
Она что-то прошептала на ухо Кудзу. Вероятно, все те слова, которые хочется сказать тому, кого ты больше никогда не увидишь.
– Пора, – сказал Людоед.
Цин схватила Кудзу за загривок правой рукой.
– Прости меня, малыш, – сказала она и приступила к работе.
В последнее время Цин много тренировалась, поэтому приобрела сноровку и научилась переносить вещи в мир живых без особых усилий. Людоед, приказавший ей практиковаться, был, как всегда, прав. Но задача, стоявшая перед ней в тот момент, была не из легких. Цин предстояло не просто сломать замок. Выполнить требование начальника было так же трудно, как ворваться в Государственное казначейство.
Как раз в тот момент, когда портал начал открываться, Кудзу начал скулить и отбиваться. Стало еще тяжелей.
– Помоги мне! – крикнула Цин, изо всех сил старавшаяся протолкнуть собаку в отверстие.
Постепенно на другой стороне оказался нос, потом голова, потом передние лапы. Ник подоспел на помощь, и давить стало легче. Кудзу жалобно завыл. Когда сквозь портал прошли задние лапы, дыра в пространстве закрылась, отбросив Цин с Ником с такой силой, что оба упали на спину.
