Текст книги "Нераздельные (ЛП)"

Автор книги: Нил Шустерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

– Никогда не доверяй эспрессо, – говорит ему Дюван. – Горький вкус с легкостью маскирует все что угодно. На этот раз – мощный мышечный релаксант, призванный успокоить тебя и облегчить нам работу.

Арджент взглядывает через плечо Дювана на тусклоглазую голову.

– Вы хотите сделать меня одним из них? Из меня не получится хороший бонсай! – умоляюще произносит Арджент.

– Конечно нет! – уверяет его Дюван с сочувствием, по-видимому, хорошо натренированным. – Бонсай – это для моих врагов. Я не рассматриваю тебя как врага, Арджент. Наоборот, ты – полезное удобство.

Арджент проигрывает схватку с гравитацией и падает на мягкую траву. Дюван присаживается рядом.

– Твое имя означает «серебро», но, к сожалению, в качестве расплета цена тебе медный грош.

И тогда Арджент вспоминает, что сказал ему Дюван, когда они первый раз уселись за стол. «Шесть расплетов». Шестой – это сам Арджент. Дюван ничего не делает невзначай.

Приходят слуги, чтобы забрать Арджента.

– Пожалуйста… – лепечет он, но губы его не хотят шевелиться, и слова становятся невнятными. – Пожалуйста…

В ответ он получает лишь бесстрастные взгляды бонсай-узников. И пока Арджента выносят из помещения, он цепляется за последние проблески надежды: чтобы сейчас ни последовало, с ним обойдутся милосердно. Ведь Дюван – сама человечность.

Часть третья
Путь к искуплению

БЕЛЬГИЯ – ПЕРВАЯ СТРАНА В МИРЕ, УЗАКОНИВШАЯ ЭВТАНАЗИЮ ДЕТЕЙ

Автор Дэвид Хардинг, New York Daily News

Суббота, 14 декабря 2013 года, 14:43

Бельгия проголосовала за распространение закона об эвтаназии на детей.

В пятницу Сенат Бельгии высказался в поддержку выдвинутого законопроекта, и это означает, что вызвавший множество споров закон распространяется теперь и на смертельно больных детей.

Это означает также, что Бельгия стала первой в мире страной, упразднившей возрастные границы эвтаназии. Закон об эвтаназии был впервые принят здесь в 2002 году, но касался только граждан старше 18 лет…

Каждый ребенок, просящий об эвтаназии по закону, должен ясно понимать, что это такое; решение должно быть согласовано с родителями.

Эвтаназию разрешено применять только при смертельном заболевании.

В 2012 году в Бельгии зарегистрировано 1 400 случаев эвтаназии…

С полным текстом можно ознакомиться здесь: http://www.nydailynews.com/life-style/health/belgium-country-euthanasia-children-article-1.1547809#ixzz2qur84gzr

18 • Кэм

Завтраки, обеды и ужины с Робертой на веранде. Всегда такие формальные. Всегда с соблюдением всех правил этикета. Еще одно напоминание, что Кэм вечно будет под ее контролем. Даже за много миль отсюда, в Вест-Пойнте, он не избавится от влияния этой женщины. Ниточки, за которые она дергает, вплетены в его мозг и так же эффективны, как «червь», стирающий из его памяти по-настоящему важные вещи.

Он уезжает через несколько дней. Сегодня за завтраком Кэм задает вопрос напрямик. Вопрос, который незримо стоит между ними при каждой их трапезе, словно бокал с ядом, к которому никто не осмеливается прикоснуться.

– Как ее зовут?

Ответа он не ожидает. Знает, что Роберта, конечно же, уклонится.

– Ты скоро уезжаешь, чтобы начать новую жизнь. Какой смысл ворошить прошлое?

– Никакого. Я просто хочу услышать ее имя из твоих уст.

Роберта аккуратно отправляет в рот кусочек яйца «бенедикт» и кладет вилку на стол.

– Даже если я тебе скажу, наниты разъединят твои синапсы и удалят эту информацию в течение пары секунд.

– Все равно скажи.

Роберта вздыхает, складывает руки на груди и, к удивлению Кэма, говорит:

– Ее имя Риса Уорд.

… и в тот же миг эти слова испаряются из его сознания. Да и произносила ли она их вообще?

– Как ее зовут? – снова спрашивает он.

– Риса Уорд.

– Как ее зовут?

– Риса Уорд.

– КАК ЕЕ ЗОВУТ?!

Роберта с показной жалостью качает головой:

– Видишь – никакого толку. Полезней думать о будущем, Кэм, а не о прошлом.

Он прикипает взглядом к тарелке. Им владеет множество чувств, но голод не из их числа. Откуда-то из глубины его существа приходит отчаянный шепот. Некий вопрос. Он не может даже вспомнить, зачем он его задает, но раз он это делает, значит, вопрос важный?

– Как… ее… зовут?

– Понятия не имею, о ком ты, – отзывается Роберта. – Давай заканчивай. У нас много дел.

19 • Риса

Девушка, которую не может вспомнить Кэм, в этот момент бежит сломя голову.

Неудачная это была идея. Вернее, к нынешним обстоятельствам привела не одна, а целый набор неудачных идей. Только сейчас, удирая от охранников по коридорам огромного исследовательского комплекса, Риса осознает, насколько они были плохи. Здесь есть окна, вот только выходят они на другие корпуса того же комплекса, так что ориентироваться невозможно. Риса убеждена – они бегают кругами, и роковой конец близок.

• • •

Особенного выбора у них не было. Пришлось действовать по принципу «пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что».

Что если орган-принтер, на который они так рассчитывают в своей грандиозной игре, окажется мертворожденной, бесполезной игрушкой? Тогда все их усилия обречены на провал. Жизненно важно найти способ испытать прибор, поскольку только демонстрация его реальных возможностей заставит мир всколыхнуться.

– Вообще-то, убедиться, что он работает, – это ваше дело, – указал Коннор Соне, когда они, собравшись в относительно уединенном углу подвала, обсуждали план действий. – Вы кукуете над ним уже тридцать лет. Могли б сами проверить, прежде чем впутывать нас.

Соня, казалось, была готова убить его взглядом.

– Так подай на меня в суд! – огрызнулась она, словно нож метнула, и добавила: – Ах да, забыла – не можешь. Потому что последние два года у тебя юридический статус свиньи на скотобойне.

Коннор ответил ей таким же взглядом. Обмен воображаемыми кинжалами продолжался, пока Соня не сдалась:

– Я просто потеряла надежду, что когда-нибудь выдастся возможность продемонстрировать его миру. Вот и не заморачивалась.

– А что изменилось? – осведомился Коннор.

– Явился ты.

Коннор не мог взять в толк, почему его появление вдруг сыграло такую большую роль; зато Риса догадалась сразу. Все дело в их славе. Они с Коннором стали чем-то вроде королевской четы среди расплетов. Стоит прозвучать их именам – неважно, в какой связи – и общественность, вольно или невольно, обращает внимание.

– Медицинский центр при ГУО, – сообщила Соня, – это единственный институт на Среднем Западе, занимающийся исследованиями в области лечебной физиологии. Все остальные только изобретают новые методы использования донорских органов. Для этого им выделяются огромные средства. А попробуй выбить фонды для альтернативных исследований – и получишь только жалкие крохи.

– ГУО? – переспросил Коннор. – Государственный университет Огайо? Тот, что в Колумбусе?

– Да. А в чем проблема-то? – подняла бровь Соня. Коннор не ответил.

Она пустилась рассказывать о каком-то враче, на свой страх и риск продолжающем искать способы лечения недугов, которые нельзя исцелить пересадкой органов.

– И как вы думаете – что лежит в основе его исследований? – хитро прищурилась Соня.

Ответ был, конечно, плюрипотентные стволовые клетки, то есть как раз то, что и требовалось для принтера.

Старя женщина хотела пойти туда сама; они с трудом отговорили ее: пару дней назад она подвернула лодыжку, упала и сильно ушибла бедро. Наверно, это случилось у нее дома, потому что никто не видел и не слышал падения. Соня утверждала, что это все пустяки, но было очевидно, что ей очень больно. Итак, раз она не могла пойти за клетками, это должен был сделать кто-то другой.

Они обсудили вариант, при котором за биоматериалом отправился бы кто-нибудь из ребят – жителей подвала, но дебаты были недолгими. Никто из этой братии не подходил для столь секретного и ответственного поручения. Рисе было противно судить расплетов по меркам внешнего мира, но никто из Сониных подопечных не обладал нужными качествами; к тому же, за каждым тянулся целый воз персональных проблем, которые могли только помешать. На этих ребят положиться нельзя. Кроме, пожалуй, Бо. Несмотря на всю свою самоуверенность, он все-таки парень с потенциалом. Но хватит ли этого потенциала, чтобы выполнить задание? Риса в этом сомневалась.

– Пойду я, – вызвалась она. Неудачная идея номер один.

– Я с тобой, – тут же сказал Коннор. Неудачная идея номер два.

Соня встала на дыбы – их же сразу узнают! Коннор и Риса находились на самом верху списка тех, кому не стоило бы даже носа из дому высовывать. Старая женщина, конечно, была права.

– А я не пойду, и не просите, – поспешила заявить Грейс. – За последние недели мне хватило приключений выше головы, благодарю покорно.

К великой досаде Сони, Грейс, озабоченная состоянием ее здоровья, провозгласила себя ее персональным опекуном.

– Мне не нужна нянька! – возмущалась Соня, отчего решимость Грейс только крепла.

Риса понимала, что команды из двух человек недостаточно. Нужен был кто-то третий, для страховки. Она предложила Бо. Неудачная идея номер три.

– Смеешься что ли?! Хочешь взять на дело Бо? – воскликнул Коннор, вскинув брови. – Бо? В самом деле?!

Он явно развеселился, что вывело Рису из себя.

– Мы собираемся вылезти наружу, а это значит, что нам нужно хотя бы одно лицо, которое не красуется у людей на футболках!

На это Коннору было нечего возразить.

Бо, само собой, пришел от их предложения в восторг, хотя и постарался его скрыть.

– Я сяду за руль! – потребовал он.

– Ты сядешь сзади, – сказал Коннор и протянул Бо старый GPS-навигатор, выуженный из кучи отжившей электроники в лавке Сони. – Нам нужен человек, который сумел бы проложить маршрут.

Риса не удержалась от улыбки – молодец, Коннор! Указал Бо его место так, что тот не потерял лица.

Инициатива вооружить их транк-пистолетами принадлежала Соне. Риса не выносила одного их вида, они напоминали ей о юнокопах. Девушке была отвратительна сама мысль об применении оружия, которым пользовалась Инспекция.

– Транк – штука чистая, быстрая, эффективная, к тому же не требующая точного прицела, все равно сработает, – уламывала ее Соня. – Потому-то юнокопы ею и пользуются.

При первом же удобном случае Риса поспешила разрядить пистолет Бо. Не хватает еще невзначай получить заряд транка от дорвавшегося до оружия парня.

Все это произошло сегодня ранним утром. Сейчас, когда они бегут по коридорам медцентра, Бо требует сообщить ему, куда они, собственно, несутся, хотя оба уже потеряли нить в этом лабиринте. План клиники, который они изучили при подготовке, безнадежно устарел; на нем отсутствовали и новые корпуса, и информация о перестройках в старых.

Они бегут по пустующему в этот воскресный день офисному крылу, мимо комнат ожидания с непримечательными эстампами на стенах. Еще одно помещение, не обозначенное на их плане.

– Сюда! – вскрикивает Бо; и хотя Риса подозревает, что они лишь вернутся туда, откуда пришли, она слушается. Какая теперь разница, тот путь или другой. Остается только надеяться, что Коннор, который сейчас неизвестно где, цел, невредим и на свободе.

Коннор углубился в другой коридор, который, по их расчетам, вел в исследовательский корпус. Ребята не планировали разделиться, просто Коннор уже свернул, когда Рису с Бо заметил наемный больничный коп. Поскольку Коннора он не видел, Риса решила, что будет лучше всего, если они с Бо сыграют роль приманки и отвлекут копа, мужчину довольно упитанного, на себя. Задача – оторваться как можно дальше, чтобы не быть пойманными, но в то же время держаться достаточно близко, чтобы коп не бросил погоню и не отправился в столовку за пончиками, по дороге наткнувшись на Коннора. Однако, похоже, охранник настроен решительно, а вскоре к нему присоединяется товарищ, постройнее и побыстрее. Вот когда дело принимает серьезный оборот.

Рису с Бо заносит в коридор радиологического отделения, заканчивающийся тупиком с наглухо закрытой дверью. Единственный путь отсюда – тот, которым они пришли. Они поворачиваются, и в то же мгновение оба охранника выскакивают из-за поворота, видят загнанных в угол непрошенных гостей и сбавляют скорость. При виде добычи на лицах копов нарисовывается легкое злорадство.

– Ну и пробежечку вы нам устроили, ребятки! – пыхтя и отдуваясь, говорит толстый.

– Поднять руки, чтобы мы их видели! – требует тощий.

Риса поворачивается к Бо и шепчет:

– Надо заговорить им зубы. Мы же ничего плохого не сделали. Бегать не запрещается. Если они не узнают меня…

В глазах у Бо горит огонек решительности; руку он держит в кармане куртки. Охранники подходят ближе.

– Без причины никто ни от кого не убегает! – заявляет упитанный. – Сдается мне, что вы, ребятки, беглые расплеты. А? Что скажете?

– Руки! – повторяет худой, расстегивая кобуру.

Бо вытаскивает руку из кармана. Вместе с пистолетом. И направляет его на тощего полицейского. Неудачная идея номер четыре.

Бо прицеливается. Риса знает – это конец, и лишь надеется, что у копов транк, а не боевые пули, но это маловероятно. Тощий, увидев наставленное на него дуло, тянется за своим стволом. Тогда Бо нажимает на спуск и…

…и, к полной неожиданности для Рисы, пистолет стреляет! Она слышит красноречивое «птфф!» – звук вылетевшего транк-дротика. Дротик вонзается в плечо копа – тот даже не успевает выхватить свое оружие – и в следующее мгновение Тощий падает на колени, а еще через секунду валится без сознания, утыкаясь носом в ковровое покрытие пола. Уноси готовенького.

Второй полицейский, которому, по всей вероятности, никогда в жизни еще не доводилось в кого-либо стрелять, лихорадочно нащупывает кобуру, и Бо посылает заряд транка прямой наводкой ему в грудь. Толстяк издает смешной писк, ноги его подгибаются, как у умирающей оперной дивы, и он прислоняется к стенке, по которой затем и сползает на пол. Уноси второго готовенького.

– Уходим! – командует Бо. – Надо убираться отсюда.

Он хватает ее за руку и тянет прочь. Риса в таком ошеломлении, что не пытается вырваться.

– Но… но как…

– Думала, я не знаю, что ты разрядила мой пистолет? Так я тебе и полез невесть куда безоружный!

Риса наконец выдергивает руку и разворачивается на сто восемьдесят градусов.

– Ты куда?!

– Нельзя их так оставлять! – говорит она. – Найдут – нам крышка. Их надо спрятать!

Бо следует за ней, и вместе они оттаскивают полицейских в дальний конец коридора. Когда в наушнике одного из копов далекий голос спрашивает, задержаны ли нарушители, Бо очень убедительным тоном докладывает:

– Десять-четыре[16]16
  «Десять-четыре» – кодовая фраза, применяющаяся в радиопереговорах и означающая попросту «вызов принят».


[Закрыть]. Всего лишь парочка местных отщепенцев. Выскочили за дверь. Теперь они не наша забота.

– Ну и слава Богу, – слышится в наушнике. Таким образом ребята выгадывают еще по меньшей мере десять минут – пока кто-нибудь не озадачится, куда же подевались двое полицейских.

– Десять-четыре? – изумляется Риса. – Ты правда сказал «десять-четыре»?

Бо пожимает плечами.

– Сработало же.

Они заталкивают Тощего в деревянный ящик для игрушек в комнате ожидания педиатрического отделения. Толстячок прекрасно вписывается в шкаф под огромным аквариумом, обитатели которого, шарообразные рыбы-иглобрюхи, по иронии судьбы сильно напоминают незадачливого полицейского.

Теперь, когда ушедшие в несознанку охранники убраны с глаз долой, Риса позволяет себе немного расслабиться. Она даже ощущает подъем духа – состояние, которое она уже подзабыла. Реакция организма на прилив адреналина.

Бо, тоже почувствовавший облегчение, разражается смехом. Риса невольно вторит ему, отчего Бо смеется еще сильнее; Риса заходится в приступе неудержимого хихиканья, которому Бо кладет конец довольно неожиданным способом: он хватает свою спутницу в объятия и целует.

Риса реагирует мгновенно – срабатывает рефлекс. Впрочем, и без всякого рефлекса ее реакция, можно не сомневаться, была бы той же. Риса отталкивает Бо и заезжает ему в глаз с такой силой, что голова бедняги дергается назад и – бум! – ударяет по стенке аквариума; перепуганные иглобрюхи брызжут во все стороны. Девушка не желает знать, какова будет реакция напарника – раскаяние или злость. Не медля ни секунды, она стремглав бросается прочь.

– Риса, постой!

Мало у нее сейчас других забот, не хватало еще терпеть приставания очередного одержимого гормонами придурка?!

– Риса!

Она в ярости поворачивается и едва сдерживается, чтобы не заехать Бо еще раз.

– Совсем ополоумел? Не смей называть меня по имени! Они тут не знают, кто мы; и если в этих кабинетах случайно окажется кто-нибудь и услышит…

– Извини… – Глаз его уже начинает заплывать. Вот и отлично.

– Если бы Коннор увидел, он бы тебя еще не так изукрасил! – шипит Риса.

– Ну прости, на меня просто что-то нашло…

– И почему только каждое ничтожество с членом считает своим долгом лезть ко мне со своими погаными поцелуями?!

Он смотрит на нее так, будто ответ лежит на поверхности.

– Потому что ты Риса Уорд, – говорит он. – И что бы теперь ни случилось, я сойду в могилу с воспоминанием о том, что однажды – лишь однажды, но все же! – поцеловал единственную и неповторимую Рису Уорд!

– Сойдешь в могилу? – ехидничает Риса, все еще вне себя. – Размечтался. Скорее всего, твои воспоминания из тебя выдерут и запихнут в башку кому-нибудь другому!

– Может и так, а может и нет, – возражает Бо. Затем он наконец отваживается дотронуться до напухшего глаза. Похоже, он совсем не сердится, что она ему вмазала. Наверно, считает, игра стоила свеч несмотря на последствия.

Почувствовав в кармане вибрацию, Риса выуживает старый мобильник, которым ее снабдила Соня. Такие мобильники, складывающиеся книжечкой, и немногочисленные провайдеры, все еще предоставляющие по ним услуги связи, считаются «выходящими из обращения». Как раз то что надо – юнокопы не обращают внимания на древние коммуникационные сети.

Это была эсэмэска от Коннора:

– ВЫ ОК?

Риса с облегчением выдыхает – Коннор в порядке и не пойман. Она набирает ответ:

– ДА. ТЫ?

– НАШЕЛ ЛАБ. ВСТРЕЧ У МАШИНЫ.

И хотя Рисе очень хочется пойти и отыскать его, она понимает, что дальнейшие шатания по больнице чреваты.

– Это он? – спрашивает Бо. – Что он сказал?

– Сказал, что целуешься ты паршиво, и я с ним согласна.

Бо натянуто смеется – наверно, думает, что Риса простила его. Это не так. Просто Бо ей совершенно безразличен – что уж тут сердиться или прощать?

– Спускаемся по ближайшей лестнице, – командует девушка, – и уходим через заднюю дверь – как ты и сказал. С Коннором встречаемся у машины.

Бо кивает, соглашаясь с ее планом, но потом собирается с духом и спрашивает:

– А что если Коннор не появится?

– А что если я тебе в другой глаз залеплю? – говорит Риса. Бо проглатывает свой вопрос и открывает перед ней дверь на лестницу.

– Да, к твоему сведению, – говорит он, – я не ничтожество. Что бы там ни утверждал мой ордер на расплетение.

20 • Коннор

План прост. Сложные планы ни к чему, когда имеешь дело с людьми, по природе своих занятий не ожидающими ни интриг, ни подвохов. Персонал медицинского центра больше опасается скользких полов (потому что судебных исков не оберешься), чем появления беглых расплетов, намеревающихся похитить биоматериал. Кому, во имя всех святых, он нужен?!

Как только охрана засекла Рису и Бо, Риса приняла верное решение – отвлечь полицейских на себя. Не похоже было, чтобы охранники узнали нарушителей и догадались, что им здесь надо. Первым побуждением Коннора было, конечно, следовать за подругой, но он понимал – нельзя. Могут поймать всех. Придется положиться на ловкость Рисы в игре в кошки-мышки, даже если Бо в ней плох.

Коннор бродит по коридорам крыла, в которое людям нетерпеливым лучше не соваться. Воскресенье, и здесь совсем пусто. Юноша находит исследовательский корпус, соединенный со всем остальным комплексом стеклянной галереей. Здесь он выставлен на обозрение всему миру. Остается надеяться, что никто не бросит взгляд на галерею. В противном случае последствия не заставят себя долго ждать.

В подвале он находит нужную лабораторию. Тогда как остальная часть исследовательского корпуса битком набита всяческим оборудованием, в подвале имеется лишь самое необходимое. Обстановка заурядная, как во всех подобных учреждениях, полы скупо освещенных коридоров выстланы линолеумом цвета блевотины. Словом, на фоне навороченного института это отделение выглядит убогим побирушкой. Похоже, команду сумасшедших ученых, упорно занимающихся бесперспективными клеточными исследованиями, держат подальше от глаз, как будто они позор современной медицины. Пусть сидят на задворках и варят свои зелья из змей, лягушек и летучих мышей.

Кажется, здесь даже охраны нет. Лаборатория заперта на обычный замок без сигнализации, вскрыть его отмычкой проще пареной репы; и поскольку охрана сосредоточилась на Рисе и Бо, в подвале исследовательского корпуса царит тишина, словно в морге, каковой, возможно, располагается в соседнем подвале.

Коннор делает ставку на то, что догадался правильно, и отсылает Рисе эсэмэску, мол, нашел лабораторию, встретимся у машины. Если Рису поймают, эсэмэска выдаст, кто они такие, но Коннор крепко надеется, что его подруга сумеет уйти от потерявшего спортивную форму преследователя. Через несколько мучительных секунд от Рисы наконец приходит лаконичное «ОК». Коннор переводит дыхание – он и не заметил, что забыл дышать.

Он открывает дверь и зажигает в лаборатории свет. В холодильниках с прозрачными дверцами хранятся образцы; на штативах ряды пробирок, в чашках Петри растут сомнительного вида культуры. Есть тут и запечатанные пластиковые стазис-контейнеры, тоже содержащие какой-то биоматериал. От вида этих контейнеров Коннора корежит – именно в таких транспортируют части тел расплетов. В современных стазис-контейнерах живая ткань может сохраняться неопределенно долго. Это одна из многих технологий, толчок к развитию которых дало расплетение.

Каждый предмет помечен числовым кодом, ничего не говорящим Коннору.

«Взрослые плюрипотентные клетки», – сказала Соня. Он попал в нужное место, но метки предназначены для исследователей, а не для вора, собирающегося стибрить их материалы.

У Коннора с собой большая хозяйственная сумка, в которую поместится целая уйма образцов. Он решает взять только стазис-контейнеры – культуры из пробирок или чашек Петри, скорее всего, не выдержат температурных перепадов при перевозке. Он начинает набивать сумку – ни дать ни взять Гринч, крадущий Рождество – как вдруг дверь лаборатории распахивается. На пороге стоит человек с колбами и пробирками в руках. Коннора поймали с поличным, словно ребятенка, запустившего руку в вазу с конфетами, только вместо конфет здесь опытные образцы. Лаборант от неожиданности роняет свои склянки, и те разлетаются в мелкие дребезги.

– Стоять! – приказывает Коннор, видя, что человек собирается дать деру и позвать охрану. – Я вооружен. – Юноша засовывает руку в карман куртки.

– Н-неправда, – дрожащим голосом заявляет лаборант, видимо, посчитав слова Коннора пустой угрозой.

Коннор вынимает пистолет, доказывая, что вовсе не блефует.

У лаборанта отвисает челюсть, он пытается с хрипом втянуть в себя воздух на манер Гундоса – старого товарища Коннора, страдавшего астмой.

И вдруг Коннор соображает, что конфронтации можно избежать. Как указывала Соня, транк больше не прерогатива юнокопов. Он может также стать лучшим другом расплета.

– Извини, мужик, – говорит Коннор, – но придется послать тебя в Транкистан.

Он нажимает на спуск и… оружие дает осечку. Не заряжено! Коннор всматривается в пистолет – это не тот, что дала ему Соня. Это пистолет Бо! Тот самый, который разрядила Риса.

«Черт!»

– Погоди! Я тебя узнал! Ты Беглец из Акрона!

«Черт, черт!»

– Не валяй дурака! – говорит Коннор. – Беглец из Акрона скрывается у хопи. Новости не смотрел?

– А что новости? Ты здесь, значит, новости врут! Ты же из нашего города, так ведь? Тебя называют Беглецом из Акрона, но жил-то ты в Колумбусе!

Неужто весь Колумбус это знает? Дом Ласситеров теперь местная достопримечательность, что ли?

– Заткнись к чертовой матери, или я тебя…

Коннор прикидывает, не вырубить ли мужика. Это у него бы получилось запросто, но, пожалуй, стоит подождать – интересно, чем обернется все дело. Прибегнуть к крутым мерам он всегда успеет.

Лаборант лишь сопит, не отводя взгляда от непрошеного гостя. Ни тот, ни другой не шевелятся. Наконец мужчина произносит:

– Тебе не эти образцы нужны – они уже дифференцированы. Возьми вон те, с дальнего конца.

Такого Коннор не ожидал.

– Почем ты знаешь, что мне нужно?

– Беглецу из Акрона могла бы здесь понадобиться только одна вещь – плюрипотентные клетки. Чтобы строить органы. Но ничего из этого не выйдет. Технология выращивания органов потерпела полное фиаско, все исследования ни к чему не привели.

Коннор не отвечает – но его молчание говорит само за себя.

– Тебе что-то известно, да? – В порыве воодушевления лаборант даже осмеливается сделать шаг вперед, позабыв свой страх. – Ты что-то знаешь, иначе не пришел бы сюда!

Коннор оставляет его вопрос без ответа. Он обеспокоен тем, что его намерения, оказывается, так легко разгадать.

– У той двери, в дальнем конце?

Лаборант кивает. Коннор шагает в указанном направлении. Одним глазом все время следя за лаборантом, он выгружает содержимое сумки и наполняет ее контейнерами из последнего в ряду холодильника.

– Есть одна проблема, – сообщает лаборант. – Весь наш биоматериал состоит на учете. Если что-то пропадет, руководство тут же получит рапорт. Наверняка нам тогда сократят финансирование.

Коннор кивает на стеклянные осколки у передней двери.

– А что было в этих колбах?

Лаборант перехватывает его взгляд.

– Биоматериал. – Он вскидывает голову и улыбается, раскусив замысел Коннора. – Чертовски много биоматериала. Ну и влетит же мне, что уронил. И что позабыл его взвесить, перед тем как выкинуть.

– Да уж, – соглашается Коннор. – С кем не бывает. – Он загружает сумку под завязку, а закончив, видит, что лаборант занял место у выхода и выглядывает в прорезанное в двери окошко, как будто стоит на стреме.

– Ну что… – произносит Коннор, – меня тут не было, так ведь?

Лаборант кивает.

– Это будет наша тайна, – говорит он. – Только с одним условием.

Коннору это не нравится. Что еще за условие? Сейчас как потребует чего-нибудь невозможного…

– Чего ты хочешь?

И тогда лаборант робко просит:

– Можно… можно пожать тебе руку?

Коннор смеется – такого он никак не ожидал. Ему встречалось немало восторженных поклонников среди подростков, но этому-то старикану не меньше тридцати! Однако он тут же замечает, что его смех смутил «старикана».

– Ладно, забудь, – бурчит лаборант. – Это было глупо.

– Да нет, все нормально. – Коннор осторожно приближается к нему и протягивает руку. Лаборант сжимает ее в своей, мокрой и холодной.

– Расплетение многим не по душе, – заверяет он, – люди просто не знают, как его остановить. – Он переходит на шепот: – Но если у тебя есть задумка, найдутся те, кто пойдет за тобой. Не все, но… думаю, наберется достаточно.

– Спасибо. – Коннор теперь рад, что не транкировал мужика. Хотя Бо он все равно задаст за подмену оружия.

Коннор выскальзывает из комнаты, а лаборант принимается за уборку, счастливо насвистывая себе под нос.

«Многие хотят остановить расплетение», – сказал лаборант. Коннор слышит это не первый раз. Может быть, если ему будут повторять эти слова почаще, он тоже в них поверит.