Текст книги "Нераздельные (ЛП)"

Автор книги: Нил Шустерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

47 • Коннор

Как только Арджент скрывается за дверью, Коннор начинает действовать. Но даже обретя ясность сознания, он не может придумать, как ему выбраться из «заготовителя» целым. Дверь, через которую пришел и ушел Арджент, заперта на ключ; а обыкновенный старомодный ключ – это тебе не код, который можно было бы попытаться взломать. Все равно что быть замурованным в Великой Пирамиде. Что касается камеры для расплетения, то это машина, вещь бездушная. Черный прямоугольный ящик, подвешенный на пружинистых ногах, компенсирующих неожиданные турбуленции, похож на паука-сенокосца. Есть контрольная панель, но Коннор не представляет, как ее открыть, не говоря уже о том, чтобы получить доступ к управлению.

– Помоги! Помоги мне, пожалуйста! Сделай же что-нибудь!

Девочка на транспортере приходит в себя настолько, что начинает понимать хотя бы часть происходящего. Коннор пытается снять ее со стальных салазок, на которых она покоится, но все его усилия ни к чему не приводят. Он понимает почему, когда его запястье «приклеивается» к салазкам: они сильно намагничены. Как только включается электромагнит, «расплезон», как его называет Арджент, фиксируется намертво, получше всяких цепей. Только упираясь и дергая изо всей силы, Коннору удается освободить запястье. В конце концов ему приходится смириться и беспомощно наблюдать, как транспортер уносит обреченную девочку внутрь разделочной камеры. Дверца закрывается, и звуконепроницаемые стенки заглушают крики жертвы. Сбоку у машины имеется оконце, но Коннор не в силах заглянуть в него. Да и кому захотелось бы видеть происходящее внутри?

Проходит еще пятнадцать минут – и из другого конца камеры начинают выкатываться стазис-контейнеры самых разных размеров; механические руки аккуратно складывают их в грузовую клеть. Сорок пять минут – и девочка разделана, что намного быстрее, чем в обычной «живодерне». Неужели так будет осуществляться расплетение в будущем? Будет ли когда-нибудь узаконено применение подобных автоматов?

Барабан опять начинает вращаться – колесо Фортуны выбирает следующего злосчастного победителя.

– Эй! Это ты! Ты Беглец из Акрона! Ты можешь спасти меня! Ты должен спасти меня!

Коннор смотрит, как второй расплет отправляется по стопам первого. Юноша предпринимает попытки остановить процесс, но машина знай делает свое дело. Коннор едва сам не лишается руки, когда дверь камеры захлопывается. Похоже, в «электронных мозгах» аппарата реакция на внешнее вмешательство не предусмотрена. И хотя единственная охранная видеокамера постоянно обводит помещение своим глазом, за ее показаниями, должно быть, не следят, потому что Коннор уверен: он, конечно же, не раз попал в поле ее зрения, но никто не является, чтобы навести порядок. Здесь, как в каком-нибудь мавзолее, охрана не нужна. Извне сюда никому не проникнуть, а здешние обитатели беспокойств не причинят.

– Á l’aide! Á l’aide! Je ne veux pas mourir![25]25
  Помогите! Помогите! Я не хочу умирать! (фр.)


[Закрыть]

Следующую жертву – девочку, не говорящую по-английски – затягивает в аппарат несмотря на все усилия Коннора спасти ее. Он понимает, что нет смысла даже пытаться, но что еще прикажете делать?

И вот трое первых ребят расплетены, покупатели достаточно «разогреты». Гидравлический манипулятор вынимает из барабана последний лот и помещает его на ленту транспортера. Поначалу Коннор думает, что у него галлюцинация – результат остаточного действия транквилизаторов, но по мере того как жертва подъезжает ближе, его сомнения улетучиваются. Это Старки.

Коннор ошеломленно таращится на Старки, а тот, постепенно приходя в сознание, смотрит на него таким же взглядом, каким Коннор пялился на Арджента – не столько с неверием, сколько с этаким отстраненным от реальности любопытством.

– Ты? – произносит Старки. – Где я? И почему ты здесь?

Впрочем, он быстро уясняет себе ситуацию, и как только это происходит, Коннор из лютого врага превращается в спасителя. Старки начинает умолять его – в точности, как все прочие:

– Пожалуйста, Коннор! Я знаю, ты ненавидишь меня, но сделай же что-нибудь!..

Коннор и в самом деле предпринимает попытки освободить его, но только ради моральной поддержки, потому что знает – затея безнадежна. Если уж такой мастер исчезновений, как Старки, ничего не может поделать, то что с Коннора-то взять? Старки осталось пять минут, и все, что Коннор может для него сделать – это стоять рядом, составляя ему последнюю компанию. Беспомощность над безнадежностью.

– Привлечение средств! – стонет Старки. – Хлопатели сказали, что я буду полезен в подразделении, занимающемся привлечением средств! Какой же я дурак!

Он рвется из магнитных пут, точно так же, как другие, и со слезами произносит:

– Я только хотел дать аистятам возможность постоять за себя! И еще хотел отомстить за несправедливость и плохое обращение. И ведь я этого добился, правда? Я изменил мир! Ну скажи, что изменил!

Коннор дает ему тщательно взвешенный ответ:

– Ты заставил людей обратить на вас внимание.

Если бы он мог спасти Старки, стал бы он это делать? Зная обо всех смертях и разрушениях, которые тот причинил? Зная, какое маниакальное направление приняла его вендетта? Зная, насколько его личная война способствовала делу сторонников расплетения? Если кто и заслуживает пойти на разделку, то это именно Старки!

И все же, если бы Коннор мог, он спас бы его.

Он решительно кладет руку бывшему врагу на плечо.

– Этот фокус с исчезновением тебе не удастся, Мейсон. Постарайся расслабиться и используй оставшееся время, чтобы приготовиться к неизбежному.

– Нет! Это невозможно! Должен быть способ спастись!

– Ты на самолете посреди неба, одному Богу известно где! – взрывается Коннор. – Там, впереди – машина, которую нельзя остановить! Тебе остались считанные минуты, Мейсон! Используй это время, чтобы подвести итог своей жизни!

И внезапно Коннор осознает, что говорит это не только Старки, но и себе самому. Он полагал, что, находясь в трезвом сознании, сможет что-нибудь придумать, но на самом деле лишь острее чувствует всю безвыходность положения. Он пытается уверить себя, что бывал в переделках и похуже, но интуиция, такая же мощная, как самолет, несущий их в поднебесье, говорит, что целым ему отсюда не выйти. Скоро Коннор сам будет лежать перед пастью чудовища, это лишь вопрос времени.

Старки берет себя в руки. Опускает веки, делает несколько глубоких вдохов, а когда вновь открывает глаза, в них светится не виданная ранее решимость.

– Ты можешь спасти меня, – говорит он.

Коннор мотает головой:

– Я же сказал: ничего нельзя сделать!

– Нет можно. – В голосе бывшего вожака аистят звенит сталь. – Ты можешь меня убить.

Коннор отшатывается и лишь смотрит на него, не в состоянии ответить.

– Убей меня, Коннор. Я хочу, чтобы ты меня убил. Мне нужно, чтобы ты меня убил.

– Я не могу!

– Можешь! – отрезает Старки. – Вспомни Кладбище. Вспомни, как я увел самолет. И знаешь еще что? Я убил Трейса Нейхаузера. Я мог бы спасти его, но дал ему утонуть.

Коннор скрипит зубами.

– Прекрати, Старки!

– Убей меня за все, что я сделал, Коннор! Знаю, ты считаешь, я заслуживаю смерти, и лучше я умру от твоей руки, чем отправлюсь в эту камеру!

– Ну и что с того! Ты все равно угодишь в камеру!

– Нет! Мое тело уйдет туда, но не я сам. Меня расчленят, но не расплетут!

Коннор больше не может выносить мольбу в глазах Старки. Он отводит взгляд, а в следующее мгновение обнаруживает, что смотрит на акулу. Злобную, жестокую, хищную акулу. Взор Коннора скользит дальше по руке, к привычно стиснутому кулаку. Юноша разжимает и вновь сжимает пальцы, чувствуя, как они наливаются силой.

– Давай, Коннор. Делай быстро – я не буду сопротивляться.

Коннор взглядывает на приемную дверь разделочной камеры – та готова открыться в любой момент.

– Погоди, дай подумать!

– Некогда думать! Сделай это для меня. Пожалуйста!

Можно ли оправдать хладнокровное убийство? Можно ли считать его актом милосердия, а не жестокости? Если Коннор выполнит просьбу своего бывшего врага, останется ли он прежним Коннором? Если Старки не убить, его расплетут. Если же он будет мертв, то его лишь расчленят. Старки прав – во власти Коннора предотвратить его расплетение. Ужасная власть. Но, похоже, воспользоваться ею необходимо.

– Будь ты на моем месте, – вопрошает Старки, – что бы ты выбрал?

Коннору выбор ясен. Ему ни за что в жизни не захотелось бы узнать, что ждет его в этом отвратительном черном ящике. Он предпочел бы сначала умереть.

Быстро, боясь, что передумает, Коннор стискивает пальцы Роланда на горле Старки. Тот хватает ртом воздух, но не сопротивляется, как и обещал. Коннор давит сильнее… еще сильнее… и в тот момент, когда он перекрывает Старки доступ воздуха, происходит нечто совершенно неожиданное.

Кулак Роланда разжимается.

– Не останавливайся! – хрипит Старки. – Не останавливайся!

Коннор снова сцепляет пальцы вокруг шеи бывшего вожака аистят и давит, давит, ощущая, как под ними бьется пульс… и вновь его ладонь необъяснимо разжимается. Коннор хватает ртом воздух – он и не заметил, что перестал дышать, как и Старки.

– Трус! – воет Старки. – Ты всегда был трусом!

– Нет, – говорит Коннор, – дело не в этом.

И наконец до него доходит, что, собственно, не так.

Роланд пытался задушить Коннора этой же самой рукой накануне собственного расплетения… и не смог этого сделать.

Потому что Роланд не был убийцей.

Коннор медленно переводит взор с правой руки на левую, свою собственную, ту, с которой рожден. И вот эту самую руку он кладет на горло Старки. Эта рука впивается ему в глотку и сжимает, сокрушая трахею. В этой руке достаточно упорства и решимости, чтобы сделать то, что необходимо.

«Роланд никогда не был убийцей, – думает Коннор. – А вот я…»

Это труднее, чем Коннор когда-либо мог себе вообразить. В глазах его стоят слезы. «Прости меня, – говорит он, – прости меня!» Он даже не знает, перед кем извиняется. Юноша не отводит взгляд от умирающего… Глаза Старки выкатываются из орбит, он дрожит всем телом, лицо приобретает синюшный цвет… и все равно Старки заставляет уголки своего рта приподняться в торжествующей улыбке.

«Еще несколько мгновений… всего лишь несколько мгновений…»

Коннор знает точно, когда Старки умирает. Не потому, что видит смерть в его глазах, а потому, что контрольный датчик на лодыжке его бывшего врага издает пронзительный сигнал тревоги. Коннор убирает руку с шеи Старки и, услышав щелчок замка во внешней двери, прыгает на стенку барабана и забирается в свою ячейку как раз в ту минуту, когда распахивается внутренняя дверь.

Первым входит фельдшер, за ним – какой-то мужчина, должно быть, Дюван. Коннор из-под прикрытых век наблюдает за разворачивающейся сценой и пытается успокоить дыхание, чтобы его ненароком не услышали.

– Как это могло произойти? – вопит Дюван. – КАК ЭТО МОГЛО ПРОИЗОЙТИ?

– Понятия не имею! – нервно оправдывается фельдшер. – Может, инфаркт? Врожденный порок, о котором мы не знали?

– Я только что продал его с аукциона! Ты хотя бы соображаешь, сколько денег я теряю?! ОЖИВИ ЕГО! НЕМЕДЛЕННО!

Фельдшер торопится прочь и возвращается с дефибриллятором. Целых пять раз он пробует вернуть Старки к жизни, и хотя грудь парня вздымается аркой при каждом разряде, конечный результат неизменен. Мейсон Майкл Старки, кровожадный Верховный Аистократ, мертв.

Пока фельдшер тратит усилия без всякой пользы, Дюван в гневе мечется по помещению. После провала всех попыток он берет себя в руки и подходит к делу с практической стороны:

– Ну хорошо, он мертв, но мы по-прежнему можем взять его органы.

– Но не мозг, – возражает фельдшер. – Он уже начал разрушаться.

– С мозгом разберемся позже. Но даже если мы его и потеряем, остальное можно спасти, если действовать без промедления. Включи машину в экспресс-режим, анестезия не нужна… да, и понизь температуру до тридцати трех градусов.

Фельдшер откидывает дверцу контрольной панели и производит необходимые корректировки. Затем, когда камера открывается, Дюван, словно одержимый, заталкивает тело Старки внутрь, не ожидая, когда это сделает транспортер.

Дверь захлопывается, и процесс начинается. Фельдшер с Дюваном переводят дух.

– Жаль, – говорит фельдшер. – Такое впечатление, что он умер вам назло.

– Если это и вправду было сделано намеренно, – цедит Дюван, – то ему помогли. – Он поднимает голову и обводит взглядом цилиндр с расплетами.

Коннор плотно закрывает глаза и лежит тихо, как мышка.

– Пошли обратно на контрольный пункт. Мне надо, чтобы ты проверил показатели жизнедеятельности по каждому расплету, – слышит он удаляющийся голос Дювана. – Узнай, не зашкаливают ли они у кого-нибудь.

• • •

За ним приходят через двадцать минут. Их трое: фельдшер, какой-то член экипажа, который явно нервничает, и молчаливый амбал с мордой, словно вырубленной киркой, рожденный, чтобы наводить страх. Коннор готов к их появлению – насколько можно быть готовым в подобной ситуации. Спрятавшись за дверью, он поливает вошедших из огнетушителя и отнимает у кого-то пистолет. Транк-пистолет. Они все вооружены только транком. Коннор стреляет и успевает уложить на пол нервозного парня прежде, чем оружие выбивают из его рук.

Его пытаются схватить, но он уворачивается и убегает за дальний конец разделочной камеры, туда, где стоят готовые к отправке контейнеры с органами. Коннор прекрасно понимает, что дерется только из желания сохранить лицо. Сбежать отсюда нельзя, но если он сможет принести своим врагам хоть какие-то неприятности, устроив небольшую потасовку – игра стоит свеч.

Фельдшер пытается выманить его жалким враньем:

– Дюван только хочет поговорить с тобой! Тебе нечего опасаться!

Коннор не снисходит до разговоров. На одно мгновение в его голове вспыхивает мысль открыть крепящийся на петлях носовой обтекатель, расположенный как раз перед разделочной камерой[26]26
  Конструкция «Мрии» такова, что передняя часть фюзеляжа перед пилотской кабиной задирается кверху, давая доступ к грузовому трюму. Заднего грузового пандуса у «Мрии» нет.


[Закрыть]. Грузовой отсек самолета рассчитан на перевозку танков, а не людей. Если Коннор поднимет обтекатель, их всех вынесет в ледяную безвоздушную бездну в тридцать семь тысяч футов глубиной, а самолет грохнется на землю. Рубильник – вот он, под рукой. Коннор не стал бы колебаться, если бы не другие ребята в «заготовителе» и… и если бы где-то здесь, на борту, не было Рисы.

Наконец Коннора загоняют в угол и скручивают, но только после того, как он отвешивает им пару-тройку увесистых тумаков. Нападающие не отвечают ударами на удары – портить товар нельзя. Они даже не транкируют его. Наверно, все же вранье не совсем вранье. Может, Дюван и правда хочет поговорить с ним, причем сейчас, а не дожидаясь окончания его визита в Транкистан.

Связав Коннору руки кабельной стяжкой – достаточно плотно, чтобы он не вырвался, но так, чтобы не повредить кожу – они уводят его из «заготовителя», по дороге переступая через тело транкированного парня, который в своем глубоком забытьи больше уже не нервничает.

Коннора приводят в обширное, элегантно обставленное помещение в задней части самолета, где его ожидает Дюван. На стенке позади него расположена поразительная коллекция человеческих лиц, каким-то образом придающая фигуре Дювана дополнительную мрачную торжественность.

– Здравствуй, Коннор, – говорит он со спокойствием, которого не выказал при виде кончины Старки. – Меня зовут…

– Я знаю, кто ты такой, – обрывает Коннор. – Барыга с черного рынка, а остальное меня не волнует.

– …Дюван Умаров, – продолжает тот, не обращая внимания на выпад Коннора. – А ты довольно драчливый постоялец, как я погляжу. Как, скажи на милость, тебе удалось очнуться?

– Должно быть, канюля выпала, – говорит фельдшер. Глаза у него совсем заплыли после взбучки, заданной Коннором. – Аппарат должен был подать сигнал тревоги…

За спиной Дювана суетится Арджент, убирая с обеденного стола. Парень до того дрожит за собственную жизнь, что боится даже глаза поднять. Неужели и правда думает, что Коннор накапает на него начальству и потеряет единственного человека, которого с большой натяжкой можно считать союзником?

– Э, погоди-ка, – говорит Коннор, изображая крайнее потрясение, – а это случайно не Арджент Скиннер? – Он смотрит на парня с хорошо разыгранным изумлением. – Какого черта он здесь делает? И что у него с лицом?

– Эй ты, заткнись! – рявкает Арджент, подыгрывая Коннору, хотя и не так убедительно. – Я здесь из-за тебя, так что заткни хлебало!

Дюван, по-видимому, знает печальную историю их не сложившихся отношений – на что Коннор и надеялся – и проглатывает обманку. Вздох облегчения, который испускает Арджент, мог бы показаться подозрительным, если бы кто-нибудь уделил лакею хоть кроху внимания.

Дюван меряет Коннора взглядом:

– Окажусь ли я прав, если предположу, что это ты отправил Мейсона Майкла Старки к праотцам до того, как его расплели? – И, не получив ответа, добавляет: – Ну же, тебе что, нечего сказать?

Коннор пожимает плечами и удостаивает Дювана ответом:

– Классные носки, – говорит он с довольной ухмылкой.

Дюван неотрывно смотрит ему в глаза.

– Воистину. Это «сервельт», волокно из шерсти новозеландского оленя. Тысяча долларов за пару. Со скидкой. – Он отвечает Коннору точно такой же ухмылкой, отчего тот чувствует, что у него украли половину удовольствия.

– Скиннер! Принеси Коннору что-нибудь выпить. Лимонаду.

Арджент, в это время смахивавший пыль с органа, вздрагивает и нечаянно нажимает несколько клавиш. На стене перед ним три расположенные в ряд головы открывают рты и издают диссонантное созвучие. Коннор сглатывает и пытается уверить свой рассудок, что он этого не видел и не слышал.

– Должен сознаться, – говорит Дюван, – я намеревался потратить целую неделю, чтобы как следует накрутить покупателей перед твоим аукционом, но после того, что произошло с мистером Старки, единственное, чего мне хочется – это избавиться от тебя как можно скорее.

Он жестом подзывает амбала и фельдшера, и те хватают пленника, чтобы увести.

– Где Риса? – требовательно спрашивает Коннор. – Я хочу с ней поговорить! Если уж ты собираешься расплести меня, дай, по крайней мере, попрощаться!

– Глупости, – отмахивается Дюван. – Ни к чему усугублять ее скорбь.

Арджент приходит с лимонадом, но коварный стул, стоящий на его пути с правой стороны, наносит ему удар из слепой зоны. Врезавшись в него, Арджент роняет стакан на пол, чем исторгает из груди Дювана долгий страдальческий вздох.

– Прошу прощения, сэр! Прошу прощения!

– Перед Коннором извиняйся – это был его лимонад.

– Прошу прощения, Коннор.

– Все нормально, Арджент, – говорит Коннор. – Все путем. – И, повернув голову так, чтобы Дюван не увидел, подмигивает Скиннеру.

Дюван приказывает не только не развязывать Коннору руки, но держать его в полной изоляции.

– А мы он не транкировать? – спрашивает амбал на чем-то, смахивающем на английский. Акцент у него гораздо сильнее, чем у Дювана.

– Нет, – отвечает Дюван. – Разве можно наказать его сильнее, чем оставить наедине со своими мыслями?

48 • Арджент

За двадцать лет на этой земле Ардженту Скиннеру ни разу не удавалось претворить свои чаяния во что-то реальное. Мальчишкой он мечтал стать звездой футбола, но не позволило тщедушное телосложение, так что пришлось опустить планку до простого болельщика. Подростком он метил в звезды баскетбола, и хотя кое-какой талантец у него имелся, Ардженту не хватало упорства и целеустремленности. Поэтому он опять опустил планку и удовлетворился тем, что грел скамью в течение того единственного сезона, когда ему выпала удача попасть в школьную команду.

После окончания школы прошло больше двух лет, когда в круг интересов Арджента попал Коннор Ласситер. В течение этого времени Арджент приблизился к целям своей взрослой жизни не в большей степени, чем в детстве. Ардженту хотелось разбогатеть. Хотелось снискать уважение. Хотелось обожания прекрасных женщин, которые вились бы вокруг него стаями. Но, так же как и во всем остальном, ему не хватало дальновидности, требующейся для реализации подобных целей, поэтому пришлось в очередной раз опустить планку ожиданий. Все, чего он желал сейчас – это заработок, которого хватило бы на содержание его старой колымаги да на пиво – потусить с приятелями, такими же неудачниками, как он сам, и позлословить о людях, которым удалось претворить свою мечту в жизнь.

Вот тогда-то в его жизни и появился Коннор. Арджент искренне верил, что если он подружится с Беглецом из Акрона, то, уцепившись за хвост его сверкающего метеора, сможет подняться над посредственностью.

Из этого ничего не вышло.

Тогда Арджент решил прилепиться к матерому орган-пирату, благодаря которому в его, Арджента, жизни появится интрига и смысл. Ведь к тому времени у него имелся уже кое-какой опыт по части сбывания налево продуктов, стибренных из магазина, в котором работал. Ведь можно же это считать опытом операций на черном рынке? Ну почти? Арджент уже рисовал в мечтах свое радужное будущее в качестве орган-пирата.

Из этого тоже ничего не вышло.

И теперь он здесь. Наверно, случаются вещи и пострашней, чем стать прислугой у богатенького торговца человечьим мясом; и, кто знает, может, когда Арджент получит новое лицо, Дюван даст ему менее неблагодарную должность… Хотя кого он пытается обмануть? Ему ведь известны методы Дювана. Стоит Ардженту крупно проштрафиться – и его без всяких церемоний отправят на расплетение. Если же все обойдется, то Дюван, конечно, поступит честь по чести и даст ему то, что обещал – но не больше. Арджента бросят в каком-нибудь аэропорту с новым лицом, прощальным рукопожатием и все тем же отсутствием будущности, что и раньше.

Но теперь… Подумать только, как невероятно может измениться вся твоя жизнь из-за одного простого подмигивания!

Арджент себя не помнил от страха, когда Беглеца из Акрона притащили к Дювану. Он был уверен, что Коннор наставит на него обвиняющий палец – вот, мол, кто разбудил его раньше времени. Сам Арджент именно так бы и поступил: перенаправил бы хозяйский гнев на другого – пусть и этот другой тоже страдает. Сначала Арджент никак не мог взять в толк, почему Коннор не выдал его. Наверняка задумал какую-нибудь гадость похуже.

И тут Коннор подмигнул ему. Это все объяснило. Когда-то Арджент мечтал о том, чтобы создать с Беглецом из Акрона единую команду. Он думал, что надеждам конец, но жест Коннора свидетельствовал об ином. О том, что они не только одна команда – они заговорщики, а это лучшая из команд. В это мгновение Арджент из лакея у торговца мясом превратился в тайного агента! В инсайдера, маскирующегося под ничтожного прислужника. Ты нужен мне, Арджент, – вот что сказало это подмигивание. Ты нужен мне, я вверяю тебе свою жизнь.

В это мгновение оба: и Арджент, и его герой – простили друг другу былые прегрешения.

Весь остаток дня Скиннер выполняет свои обязанности вприпрыжку, что для него абсолютно нехарактерно; а все потому, что знает кое-что, о чем не догадывается Дюван. Арджент теперь не просто один из винтиков на этом громадном самолете, а часть великого дела.

Раньше Арджент ненавидел Коннора за, то что тот его изуродовал, а сейчас он с той же силой любит его, любит как брата. И если он правильно разыграет свою партию, то его жизнь навсегда переплетется с жизнью Коннора. А ради такой цели Арджент Скиннер готов рискнуть чем угодно!