Текст книги "Нераздельные (ЛП)"
Автор книги: Нил Шустерман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)
6 • Коннор
Бездействие. Оно лишает Коннора воли, притупляет чувства и замедляет реакцию. Вытягивает из него энергию капля за каплей. Задача, стоящая перед ним, так велика, что он не знает, как к ней подступиться. Теперь, когда принтер в их руках, нужен план действий, но… Сонин подвал – словно черная дыра, затягивающая их обратно в сонную одурь безопасного существования. Риса вернулась к обязанностям медика: лечит травмы физические и душевные, порою становясь жилеткой для тех ребят, которым необходимо выплакаться – что, кстати, необходимо всем, даже тем, кто плакаться не хочет. Коннор чинит все, что под руку попадется, – и время летит незаметно. Так легче – заниматься всякой ерундой, оттягивая принятие решений. Потому что тогда нужно будет выйти из убежища, а мир снаружи – настоящее минное поле; один неверный шаг – и все кончено. Так что в отношении принтера прогресса нет.
«Прогресс»…
Коннор понимает – пока он здесь бьет баклуши, «Граждане за прогресс» опутывают своим черным колдовством весь мир. Все больше и больше реклам, способных полностью задурить голову публике. Неужели люди – и впрямь лишь стадо баранов, которых легко обмануть? Может, и так. А может, на них обрушивается такой поток противоречивых сведений, что они попросту не знают, чему верить? Вот тут, скорее всего, и зарыта собака. Движение за отмену Параграфа-17 получает все больше сторонников. Инициативы, призывающие к учреждению новых заготовительных лагерей и к разработке новых законов, облегчающих расплетение «трудных подростков», набирают рейтинг. Политиканы, кстати, называют фактор, обусловливающий введение всех этих мер, «фактором Старки». То, что Коннору стало ясно уже давно, теперь озвучено в полный голос. Старки со своими аистятами сеет террор, с каждым «освобожденным» лагерем страх в обществе нарастает; и вместо того чтобы избавить мир от расплетения, кровавые расправы толкают публику в объятья тех, кто обещает избавить мир от Старки и ему подобных. Навсегда.
Но все эти безжалостные колеса вращаются во внешнем мире, а в Сонином тихом подполе дни перетекают в ночи, ночи в дни. Трудно не впасть в летаргию, когда твое укрытие похоже на лимб – вне времени, вне жизни…
– Соня очень занята – подыскивает для ребят новые убежища, – объясняет Риса, как будто это оправдывает их бездействие. – Но старые связи распались, и Кладбища нет, так что беглецов больше некуда отправлять.
Коннору еще до разгрома Кладбища стало ясно, что Движение Против Расплетения прекратило существование. Ключевые игроки сопротивления постепенно исчезли. Ходят слухи, будто значительное число их погибло в «случайных» терактах хлопателей. Это наводит Коннора на мысль, что создаваемые хлопателями хаос и анархия на самом деле тщательно спланированы. И если уж у него возникла такая мысль, то к тому же выводу, несомненно, пришли и другие люди. И их должно быть немало. Но как их найти? Или, что гораздо существеннее, как побудить их к активным действиям?
– Мы не спасем этих ребят, просто переводя их из одного убежища в другое, – возражает Коннор и невольно бросает взгляд на прикрытый ветошью орган-принтер, скромно примостившийся в их с Рисой уголке. В этом приборе сокрыт ответ; но что толку в ответе, если мир не слышал вопроса?
Им понадобится помощь. Помощь снаружи.
Само собой, первой дельную мысль подает Грейс с ее стратегическим умом:
– Если б вы спросили меня (а вы этого так и не сделали), то я сказала бы, что надо связаться с кем-нибудь, у кого есть выход в эфир.
– Ты имеешь в виду – кто мог бы запустить в массы идею наподобие вирусного сетевого мема?
– Ну да, вроде того, только этот вирус будет нести здоровье, а не болезнь, – уточняет Грейс.
Коннор мгновенно обращается мыслями к Хэйдену. Вот кто ухватился бы за эту идею обеими руками! Он сразу нарек бы свое радио «Свободный Хэйден» целительным вирусом. Хотя дальность сигнала его радиостанции ограничивалась лишь Кладбищем, зато манифест, провозглашенный им во время ареста, превратился в культовый мем среди инакомыслящих. Если бы Хэйден принялся вещать сейчас в эфире или хотя бы просто орать откуда-нибудь с крыши – к нему бы прислушались. К сожалению, Коннор не имеет даже отдаленного понятия, где его друг, да и жив ли он вообще.
Когда они подступаются к Соне с вопросами, что делать с принтером дальше, то каждый раз получают один и тот же ответ:
– Не торопитесь. Утро вечера мудренее.
Но это же просто невыносимо! Неужели Соня, так же, как и они, боится бочонка с порохом, на котором сидит?
• • • • • • • • • • • • • • •
РЕКЛАМА
Ты знаешь, где сейчас твоя дочь? Ты имеешь понятие, где проводит время твой сын? При нашей постоянной занятости мы не всегда можем уследить за своими детьми – но теперь у нас на вооружении есть «Следопыт®»! Основанный на последних достижения биотехнологии, он позволяет идентифицировать человека на любом видео, отснятом любой камерой слежения. Таким образом, твой ребенок не сможет даже дорогу перейти без твоего ведома. Послушай, что рассказывают люди:
«Мой сын сбежал год назад. Мы считали его потерянным навсегда, но благодаря «Следопыту® он был обнаружен и включен в программу психологической помощи для неисправимых прежде, чем нам пришлось подписать ордер на расплетение».
«Моя дочь исчезала из дому каждый вечер. Мы заподозрили, что она носит припасы беглым расплетам и вовлечена в их преступную деятельность. С помощью «Следопыта®» нам удалось выявить их гнездилище и сообщить властям. Расплетов схватили, и наша дочь теперь в безопасности».
«Наш мальчик был образцовым учеником и идеальным сыном. Мы и не догадывались, что он связался с кубинским картелем и занимался контрабандой табака. Не будь «Следопыта®», мы бы не узнали об этом вовремя и не предотвратили бы несчастья».
Помните – скоро возможно принятие Билля о приоритете. Если ваши дети, подростки возраста расплетения, попали в неприятности, «Следопыт®» может оказаться их единственной палочкой-выручалочкой. Не медлите! Со «Следопытом®» вы обретете душевный покой!
• • • • • • • • • • • • • • •
На второй день своего пребывания в подвале Коннор починил сломанный телевизор. Бо настаивает, чтобы они смотрели только развлекательные передачи, никаких новостей.
– Мы и так знаем, что там, снаружи, происходит! – заявляет он. – Ничего хорошего. Лучше смеяться и позабыть обо всем хоть на короткое время.
Черта с два. На этот раз Коннор показывает зубы и не подчиняется. Бо неглуп и на конфликт не идет. Вместо этого он дает разрешение, как бы демонстрируя: смотрите, какой я великодушный лидер.
От новостей никому не становится веселее, но, по мнению Коннора, так и должно быть. Если уж ты пленник общества, не пытайся убежать от реальности. По крайней мере, пока не сможешь сбежать по-настоящему.
Сейчас сентябрь. До голосования меньше двух месяцев; политики, которые обычно лишь пустозвонят насчет расплетения, начинают высказываться более определенно, выбирая линию той или иной политической партии. Коннор смотрит ток-шоу, на котором какой-то вашингтонский деятель распинается насчет «социологической необходимости расплетения».
Хотя в подвале тепло, Коннор замечает, как Риса обхватывает себя руками, словно пытаясь согреться.
– Никогда не могла понять, как им удается морочить людям головы и выдавать убийство за социальную необходимость.
– Это же не убийство, забыла? – Коннор убедительно подражает задушевному тону ведущего. – «Это самая добрая услуга, которую мы можем оказать трудным подросткам с биосистемической дизунификацией личности».
Грейс, вникающая во все, что происходит между ним и Рисой, таращит на Коннора глаза:
– Это стеб! Это стеб?
Если бы спрашивал кто-то другой, Коннор не удостоил бы его ответом, но Грейс… Он подмигивает, и та смеется с облегчением.
– Пора переходить к делу, – говорит Коннор.
По идее, им надо бы выбраться наверх и заняться поисками людей, которые нашли бы принтеру применение или хотя бы убедились, что он работает. Коннор взял на себя лидерство, но к активным действиям так пока и не приступил. На него непохоже, и ему самому хотелось бы знать, что его удерживает.
– К какому делу? – встревает Бо. Они не сказали об истинном назначении принтера никому из обитателей подвала; доверие среди беглецов – товар редкий. Кто знает, где все эти ребята в конце концов окажутся и какую цену они ни будут готовы заплатить за свою жизнь.
– К обеду, – отвечает Коннор. – Сегодня ты готовишь?
Бо понимает, что Коннор ушел от ответа, но не настаивает, по-видимому, зная, что не добьется от собеседника никакой информации сверх той, что Коннор намерен дать. Лучше уж так, чем попробовать и нарваться на отказ. Бо с толком выбирает, где вступить в схватку, а где отступить – только так у него есть шанс выиграть. Собственно говоря, Коннора это даже восхищает: парень не тратит усилий понапрасну. Из него может выйти неплохой лидер, если он перестанет строить из себя невесть что.
Когда тем же вечером к ним спускается Соня с бутербродами из холодного мяса и черствого хлеба, Коннор улучает момент для разговора наедине, в то время как Бо и прочие заняты ужином.
– Надо раздобыть эти самые стволовые клетки, о которых вы говорили, и убедиться, что принтер работает, прежде чем вынести все это на широкую публику.
– Отлично придумано! – огрызается Соня, сердито уставившись на него. – Завтра пойду куплю в Уолмарте. – Но Коннор выдерживает ее взгляд, и она вздыхает: – Ладно, ты прав. Но это будет нелегко. На Среднем Западе такими разработками занимается лишь пара-тройка институтов. Им трудно получить ассигнования, потому как люди думают, что исследования стволовых клеток подразумевают опыты с эмбрионами. Одно упоминание об этом вызывает возмущение и протесты. Все боятся, как бы Глубинная война не вспыхнула снова. Само собой, взрослые плюрипотентные клетки не имеют ничего общего с эмбриональными стволовыми клетками, но для невежд никакие факты не указ – пользуются любым случаем, чтобы пнуть науку коленом в пах.
Коннор улыбается:
– Как только мы заставим эту штуку работать и отдадим ее в хорошие руки, это же самое колено даст по этому же самому месту юновластям и «Гражданам за прогресс»!
– Надеюсь, что доживу до этого дня.
Соня гладит Коннора по щеке, как если бы была его бабушкой. Парень, обычно не терпящий фамильярности, находит ее прикосновение странно приятным.
– Я найду, где взять клетки, – говорит она. – Самое трудное будет извлечь их оттуда.
• • •
– Эй, что ты делаешь?! С ума сошла? Ты хоть знаешь, что это такое?!
Соня, уходя, оставляет люк открытым – подвал необходимо проветрить, там нечем дышать. Коннор, пользующийся любым случаем, чтобы вырваться из клетки, выскакивает наверх и застает Грейс около старого сундука. Девушка открыла его, и теперь весь пол усыпан конвертами.
– Извини, извини, я не нарочно, я не нарочно! – Грейс лихорадочно пытается запихать письма в сундук, но тот набит так плотно, что они все время пересыпаются через край. Это то же самое, что пытаться затолкать зубную пасту обратно в тюбик.
Коннор тут же раскаивается, что накричал на Грейс. Он присаживается рядом.
– Успокойся, Грейс.
– Я только хотела глянуть, что в нем, а оно все высыпалось. Я нечаянно!
– Я знаю, что ты нечаянно. Все хорошо. Спускайся вниз, я тут сам управлюсь.
Грейс не требуется второго приглашения.
– И чего только меня вечно тянет перетрогать все, что под руку попадается! Я не должна… любопытство сгубило кошку… Нельзя, нельзя!
Она кидается вниз, подальше от устроенного ею ералаша, а Коннор опять остается один на один с сундуком, только на этот раз ящик Пандоры широко открыт. Юноша не знает, куда запропастилась Соня и что она скажет, увидев весь этот кавардак.
Здесь сотни и сотни писем – их стало гораздо больше, чем в тот день, когда Коннор положил сюда свое. Конверты в основном белые и кремовые, но иногда встречаются и цветные, как будто Соне стало скучно и она выдала кому-то канцтовары поярче. На каждом конверте от руки надписан адрес.
Раз начав, Коннор уже не в силах остановиться. Он ныряет в море конвертов, перебирая их в надежде раскопать один с заветным адресом, написанным знакомым почерком. Его конверт был просто белый, и его трудно отыскать в этой снежной буре корреспонденции.
– Не найдешь, – заявляет Соня, возникая за спиной Коннора.
Тот выдергивает из сундука засунутые туда по самый локоть руки, чувствуя себя почти таким же виноватым, как и Грейс, и садится на грязный пол.
– Вы ни одно из них не отправили?
– Ни одно, – печально подтверждает Соня. – Духу не хватило.
– Хоть кто-то из тех, кто выжил, пришел и забрал свое?
– Ни один, – повторяет Соня. – Наверно, им было не до того. Если вообще кто-то выжил.
– Многие выжили, – заверяет Коннор. – Знаю точно, потому что сам выпустил их, когда они достигли безопасного возраста.
– Ты выпустил? – дивится Соня. – Наверно, стоило бы расспросить тебя, чем ты занимался все это время, но, думаю, лучше мне в это не лезть.
Коннор улыбается. «Она права, лучше не надо».
– Надеюсь, ты не замешан в дела этого негодяя Старки?
Коннор кривится и опускает глаза.
– Вообще-то, Старки – моя ошибка. Мой маленький заводной психопат.
– Хм-м-м… – произносит Соня, к счастью, не настаивая на подробностях. – Ну, может, это ты его завел, но ведь он творит то, что творит, по своему собственному разумению. Каждый из нас рождает порой чудовищ, сам о том не ведая.
Коннор бросает взгляд на забитый письмами сундук и наконец понимает, почему сидит в Сонином подвале и тянет время. Вот что его держит!
– Вы намерены когда-нибудь их разослать? – спрашивает он.
Соня садится у письменного стола и наклоняется вперед, опершись на трость.
– Полагаю, раз пришло время явить миру принтер, пришло время и почту отправить. – Она ненадолго умолкает, чтобы проверить, не собирается ли кто выскочить из подвала, и продолжает читать мысли Коннора: – Но ты не хочешь, чтобы я послала твое, не так ли?
– Не хочу.
– Потому что собираешься вручить его сам.
Коннор наполняет легкие воздухом и медленно выпускает его обратно.
– Что, опять я занимаюсь саморазрушением?
– Не сказала бы… По мне, желание довести дело до конца вряд ли можно считать актом саморазрушения.
Он опять смотрит на сундук.
– Да ладно, какая разница… Все равно найти его там – гиблый номер.
– Гиблый. – Соня открывает верхний ящик стола и вынимает оттуда конверт. – Потому что оно здесь.
Вытащи она динамитную шашку – и та не показалась бы Коннору более опасной.
– Я выудила его из сундука в тот вечер, когда вы вернулись. Подумала, что оно тебе, возможно, понадобится.
Соня протягивает Коннору письмо. Это его почерк. Адрес дома, в котором он вырос. На обратной стороне бумага слегка покоробилась там, где Коннор два года назад лизнул краешек – заклеить. Он пока еще не разобрался, друг ему это письмо или враг.
Зато он твердо знает одно:
«Прежде чем все это кончится, я должен встретиться с ними. Я загляну в глаза своим родителям. Господи, помоги мне…»
Часть вторая
Здесь водятся драконы
Из газеты The Telegraph
ДЕВОЧКА, ТАЙНО ВВЕЗЕННАЯ В БРИТАНИЮ, ПРЕДНАЗНАЧАЛАСЬ НА ОРГАНЫ
Автор Стивен Суинфорд, старший политический обозреватель; 10:00 вечера 18 октября 2013 года
На днях был раскрыт первый случай тайного ввоза в Великобританию ребенка, предназначавшегося на органы.
Девочку, имя которой осталось неизвестным, привезли в Соединенное Королевство из Сомали. В намерения контрабандистов входило изъять из нее органы и продать тем, кто отчаянно нуждается в трансплантации…
Эта история всплыла в правительственном докладе, показавшем, что количество людей, незаконно ввозимых в Великобританию, за последний год выросло на 50 %, достигнув, таким образом, рекордной величины…
Благотворительные организации, занимающиеся защитой детей, вчера предупредили, что преступные шайки намереваются извлечь выгоду из спроса на донорские органы.
Бхарти Пател, руководитель Ecpat UK – одного из таких обществ – сказала: «Контрабандисты пользуются ситуацией и незащищенностью детей. Вряд ли преступники станут рисковать ради ввоза только одного ребенка. Скорее всего, они сумели провезти в Британию целую группу».
По данным Всемирной организации здравоохранения, за год во всем мире в оборот поступает 7 000 почек, добытых незаконным путем.
Существует обширный черный рынок органов, таких, как сердце, легкие и печень. Почек, однако, в обороте больше всех, потому что одну почку можно удалить без вреда для организма донора.
В процесс вовлечено значительное число людей: тот, кто находит подходящую жертву; человек, обеспечивающий транспорт; медицинский персонал, проводящий операцию извлечения, и продавец…
Всю статью можно прочитать здесь:
http://www.telegraph.co.uk/news/uknews/crime/10390183/Girl-smuggled-into-Britain-to-have-her-organs-harvested.html
7 • Небесный жокей
«Проблемы в мире, проблемы дома… Столько всего навалилось – и как тут сосредоточишься на работе?! Беглые расплеты наводят террор, от хлопателей спасу нет, а теперь еще и моя собственная дочка! Я-то думал, она наконец поумнела, нарастила себе хоть капельку мозгов – и тут она выкидывает такое! О чем она только думает?»
– Земля Фрэнку! – гремит в интеркоме голос прораба. Крановщик вздрагивает. – Ты что там, на другую планету улетел?
– Нет пока еще. Готовы?
– Готовы?! Нет, лежим на травке сложа руки и плюем в небо! Немедленно начинай подъем!
– Начинаю. Очистите площадку вокруг груза.
– Груз ждет тебя. Сейчас сообщу в прессу.
Фрэнк фыркает – начальник не шутит, он и впрямь сейчас сообщит в прессу. Журналюги окружили весь Остров Свободы, нацелили свои камеры вверх, на статую, оплетенную строительными лесами. Для них это, может, и знаменательный момент, но для оператора высотного крана – всего лишь очередная работа.
«О чем только моя дочка думает? Какого черта она связалась с этим балбесом? Ей всего четырнадцать; что за дела могут быть у четырнадцатилетней девчонки из Квинса с шестнадцатилетним хулиганом из Бронкса? Она говорит, у него, мол, доброе сердце. Вот и отлично. Взять бы вырезать его из этого подонка да и отдать другому парню, более достойному моей дочери!»
Тросы натягиваются, и новая рука трогается со своего места на барже – медленно, осторожно. Эту работенку с кавалерийского наскоку не провернешь. Поспешишь – и все может кончиться плачевно: тросы лопнут, твои товарищи погибнут, а уж судебных исков вообще не оберешься. Рука поднимается плавно, будто по воле волшебника. Волшебник – это он, крановщик. Тросы, натянувшиеся под тяжестью массивного неповоротливого груза – это связки на его руках, а кран – продолжение его собственного тела.
«Этот ее бойфренд как раз в возрасте расплетения. Чертовому негодяю до семнадцати еще как минимум несколько месяцев. А если они отзовут Параграф-17, тогда в запасе будет еще год. Проблема только, что его жалкие родители не отдадут его в расчлененку. Само собой. Они ж, небось, наркоши, а то, может, еще что похуже. Пустили сыночка в свободное плавание. Если ты не в состоянии воспитать ребенка как следует, он вырастет сорняком, а сорняки положено выпалывать. Подонки, чтоб их, это все их вина!»
– Фрэнк! Господи! Ты там заснул что ли?! Осторожнее!
– Я осторожно. Ветер налетел.
– Так выправь по ветру! Не хватало еще, чтобы гребаная рука долбанулась о гребаный пьедестал и свалилась на землю, как гребаный дохлый кит!
Везде: на кране, на земле и на самой статуе – установлены камеры для слежения за ползущей вверх рукой; но мониторы не дают полной и ясной картины – это совсем не то что смотреть живым глазом. Фрэнк наклоняется в сторону, смотрит сквозь широкое стекло кабины на руку, слегка поворачивающуюся под ветром, и подстраивает натяжение тросов подобно тому, как поправляют венецианские жалюзи; кисть с факелом наклоняются под углом в 45 градусов. При этом положении груз принимает ветер иначе, что способствует более плавному подъему. Еще минута – и рука поднимается над пьедесталом; Фрэнк подводит ее ближе к статуе.
«Скрести дворнягу с дворнягой, и получится дворняга. Что годится для собак, годится и для людей. Родители этого скота, небось, все время под кайфом, так что даже ордер подписать не в состоянии. Есть вещи, которые нельзя оставлять на усмотрение родителей, особенно когда их самих надо было расплести еще до того, как они начали размножаться. Хорошо хоть подняли вопрос об обязательном расплетении хулиганов-подростков. Если этот закон пройдет, может, проблема разрешится сама собой. А нет – так у меня есть родич, который знает одного парня, который знает другого парня, у которого есть знакомый орган-пират. Придет, заберет щенка, и поминай как звали. Только одна закавыка – у меня ж на это пороху не хватит».
– Отсюда, снизу, вроде все хорошо. Фрэнк, ты в порядке? Что бы ни случилось, не опускай руки! – Тут начальник ржет: – «Не опускай руки»! – По всей вероятности, сам не заметил, как отмочил шутку.
– Рука помощи мне бы не помешала, – отвечает Фрэнк, и начальник опять ржет. Фрэнк увеличивает угол до восьмидесяти градусов. Рука с факелом висит теперь на паутине тросов почти вертикально.
Без правой руки статуя смахивает на Венеру Милосскую: угрюмая, какая-то бессильная… Совсем не та аллегория Свободы, которую в старые времена видели иммигранты, сходившие на берег соседнего острова, Эллис-айленда; но ничего не поделаешь – оригинальная рука отжила свое. Медная оболочка и внутренняя арматура были попросту слишком тяжелы и с годами ослабли. Опасаясь, как бы рука не поддалась усталости металла да ненароком не отвалилась во время очередного шторма, власти решили заменить ее на другую, из более легкого и прочного сплава алюминия с титаном. Или что-то в этом роде. Единственная проблема – новая рука серебристо-серая, а не бледно-зеленая. Ну да высоколобые парни из конструкторского бюро наверняка уже придумали, как покрасить ее в тон статуе. Это не его, Фрэнка, проблема.
«Моя проблема – сопляк, с которым встречается моя дочь. Тут еще жена орет на меня, как будто это я виноват. А что я-то могу поделать?!»
«Ты не должен был давать ей столько свободы, Фрэнк! А ну как она забеременеет? Что тогда?»
«Что-что… Подкинет на чужой порог, вот что. И поделом, как говорится, если ума нет. Или выйдет замуж за этого имбецила. Кошмар…»
– Давай помалу! – взывает с земли прораб. – Посади ее на место, Фрэнк, легко, словно поцелуй!
Фрэнк включает лазерную систему наведения и откидывается в кресле. Теперь от него ничего не зависит. Это как стыковка космического корабля – все делает компьютер с хирургической точностью до миллиметра. Крановщик наблюдает за картинкой на многочисленных экранах: вот рука подводится к специальным пазам, сделанным в тунике мисс Свободы, вот она входит в них с глубоким мягким звоном, эхо которого отдается во всем теле Фрэнка. Внизу бригада строителей разражается аплодисментами.
Теперь за дело принимается команда корабелов-сборщиков – закрепление руки больше похоже на сборку судового корпуса. Неделю будут сваривать, спаивать, соединять на молекулярном уровне, так чтобы сталь и медь срослись с новым сплавом. Опять-таки это не его, Фрэнка, проблема. Завтра он возвращается к работе на строительстве роскошного небоскреба на Верхнем Вест-Сайде – обычный небесный жокей, оператор обычного высотного крана, таскающий балки на восемьдесят восьмой этаж. Меньше ответственности – меньше стресса.
И когда, наконец, он сможет избавиться от непутевого бойфренда своей дочери и в доме воцарится покой, дела пойдут куда веселее.
