Текст книги "Нераздельные (ЛП)"
Автор книги: Нил Шустерман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)
24 • Кэм
Служба безопасности в комплексе на Молокаи доведена до чрезмерности. Оснащение – по последнему слову техники. На территорию без ведома охраны мышь не проскочит. Наружные ограждения электрифицированы и заряжены транком. Пропускные пункты оборудованы сканерами, которые в состоянии уловить запах человека и не только определить марку его дезодоранта, но и расшифровать код ДНК. «Граждане за прогресс» не жалеют для своего научно-исследовательского комплекса никаких затрат. К несчастью, у любой системы безопасности есть недостатки и ограничения, определяемые самонадеянностью ее создателя. В данном случае самонадеянность выразилась в том, что дизайнеры решили, будто достаточно ограничиться защитой комплекса от проникновения снаружи. Никто не подумал о лисице, уже забравшейся в курятник.
Заново отлаженный и эффективно перемотивированный Камю Компри функционирует бесперебойно. Разумеется, и у него есть кое-какие слабые точки, но скоро он перейдет под крыло Армии Соединенных Штатов и заберет свои недостатки с собой. Генерал Бодекер купил не только его тело, но и эмоциональную составляющую, а значит, и его проблемы тоже, в чем бы они ни состояли.
Кэм отправляется на ежедневную пробежку. Его путь лежит к плантациям, где на обширных участках над обрывающимися в море утесами растут сахарный тростник и таро. Продукция регулярно собирается и продается: ГЗП заботится о местном населении, дает ему работу и платит зарплату намного выше обычной. А как же иначе – ведь этим деятелям необходимо ощущать себя благодетелями человечества. «Завтра начинается сегодняTM». Роберта, как и прочие «Граждане», похоже, искренне верит в творимое ими добро, на котором, кстати сказать, они намерены неимоверно разбогатеть.
Кэм бежит не один – не разрешено. Его всегда сопровождает охранник из тех, что помясистей. Они трусят по дорожке, огибающей кромку полей, урожай на которых зреет круглый год. Некоторые участки уже убраны и подчищены, на других только зеленеют всходы. Когда бегуны, миновав убранный надел, равняются с участком высокого тростника, Кэм внезапно прибавляет скорость. Охранник захвачен врасплох. Тропинка уводит влево, и, едва скрывшись с глаз стража, Кэм резко сворачивает и углубляется в заросли тростника.
– Мистер Компри! – взывает охранник. Здесь все обращаются к нему «мистер».
Кэм точно знает цель своего маневра и пробивается вперед, стараясь не пригибать тростник, чтобы не выдать свое местонахождение слишком явно. Жесткие листья больно хлещут по лицу, но он не обращает внимания. На один миг ему кажется, что он просчитался, позабыл про какой-нибудь укромный заливчик и сейчас выскочит из зарослей тростника на край обрыва, с которого улетит прямиком в океан.
– Мистер Компри!
Без сомнения, охранник уже доложил по рации, что его подопечный ударился в бега.
Кэм выбегает на другую дорожку, пошире, но не сворачивает на нее, а пересекает и углубляется в густую поросль бамбука, намного более высокого, чем тростник. Бамбук растет густо, продраться сквозь него нелегко. Он насажен здесь с единственной целью – создать эстетичное прикрытие для лежащего за ним объекта. Другими словами, спрятать его. Это место не отмечено на картах. Его нет даже на спутниковых снимках – по крайней мере, тех, что доступны широкой публике. Снаружи здание похоже на самый обычный склад или павильон киностудии, где пустое внутреннее пространство может быть переоборудовано под что угодно.
Невозможно сказать, для чего «Граждане за прогресс» используют этот корпус. Может быть, именно отсюда они начали великое уничтожение агавы, выведя специфического паразита-долгоносика, – после того как скупили огромные запасы текилы, которая идет теперь по несколько тысяч долларов за бутылку. А может, здесь они нашивали новые лица людям, проходящим по программе защиты свидетелей – «ГЗП» заключили чрезвычайно выгодный контракт с правительством и держали его восемь лет, пока бюджет программы не был урезан, а следовательно, контракт потерял свою привлекательность. А может, здесь проводились интенсивные исследования, приведшие к созданию лекарства против мышечной дистрофии. Об этом третьем пункте «Граждане» трубили на весь мир, а вот упоминания о первых двух Кэму удалось найти, только взломав их компьютерную защиту.
Со своего наблюдательного пункта перед оградой Кэм видит у центрального входа в корпус три фургона ФедЭкс под разгрузкой. Один из шоферов в фирменной пурпурно-черной рубашке вручает планшет не кому иному как самой Роберте, ставящей подпись о приеме груза. Странно, думает Кэм, почему ГЗП не используют свои собственные частные машины для переброски грузов из аэропорта сюда? Не иначе самый главный начальник ФедЭкс входит в правление «Граждан». Как бы там ни было, это ведь благотворительное общество, с которым американские корпорации работают очень и очень охотно. Чем дольше Кэм размышляет об этом, тем больше убеждается, что прав. Замечательно придумано! Зачем трудиться, идти к горе, если можно использовать существующую инфраструктуру, чтобы заставить гору, то есть всю корпоративную Америку, прийти к тебе?
Увидев все что нужно, Кэм покидает свой наблюдательный пункт и направляется обратно сквозь бамбук, избрав, однако, другой маршрут; пробирается через плантации таро и тростника и выворачивает на аллею, по которой и завершает свою пробежку, вернувшись к особняку.
Его встречает один из вездесущих стражей, и вид у него весьма недовольный.
– Нашелся, – докладывает он в микрофон, а затем обращается к Кэму: – Где вы были?
– Побежал напрямик через плантацию тростника. Не очень удачная мысль, эта гадость меня всего исхлестала. – Он вытирает кровь, сочащуюся из мелких порезов на лице.
– Окажите нам всем большую услугу и в следующий раз не сходите с дорожки. Нам всегда здорово достается, когда вы выкидываете что-нибудь из ряда вон.
– Ну надо же как-то разнообразить вам жизнь.
– По мне, чем она скучнее, тем лучше.
Направляясь в душ, Кэм раздумывает над тем, что увидел. Точное содержимое груза ему, конечно, не известно, вот только… Контейнеры, которые рабочие выносили из фургонов, были стазис-боксами, принадлежащими ФедЭкс. Холодильники. Идеальные вместилища для перевозки живых органов, хотя обычно они используются для другого. Но опять же, «Граждане за прогресс» отлично умеют прокручивать делишки, не возбуждая ненужных подозрений. Самолеты ФедЭкс прилетают и улетают с Молокаи ежедневно. Сколько же органов каждый день привозят в этот стоящий на отшибе корпус? Когда столько впихивают внутрь, не нужно много времени, чтобы все полезло наружу…
• • •
Роберта больше не доверяет Кэму так, как доверяла прежде. Но, как и создатели защитных систем, она слишком уверена в том, что ее невозможно перехитрить. Ей следовало бы знать: создаешь существо умнее себя – жди последствий. Даже с «червем» в мозгу, рыхлящим его сознание, Кэм запросто может подделать голографическую цифровую подпись с электронного пропуска Роберты. Это-то просто. Гораздо труднее убедить компьютер охранной системы, что Роберта находится одновременно в двух местах; ибо если идентификационные сигналы придут из разных точек, включится тревога. В конце концов Кэм находит другой выход: он внушает компьютеру, что сегодня на самом деле вчера. Поскольку машине никто никогда не объяснял, что путешествия во времени невозможны, то когда лог повторяется в другом месте, компьютер не видит в этом ничего необычного.
Задняя дверь секретного отдела – корпуса, скрытого за бамбуковой рощей – открывается при помощи поддельного пропуска Роберты так же послушно, как пещера Алибабы в ответ на подлинный «сезам».
Кэм не уверен, стоит ли ему разбираться, почему он делает все это. Единственное, в чем у него нет и тени сомнения – это что Девушка, любовь к которой двигает им, достойна его усилий. То, что он не знает, кто она, больше не имеет значения: его предыдущее, не скорректированное «я» знало, а прошлому Кэму он доверяет больше, чем нынешнему.
Пять тридцать утра. Охранников здесь в избытке, но они так шумят, что Кэм успевает спрятаться задолго до прохода очередного патруля. Здание нашпиговано камерами наблюдения, но он заранее скормил системе несколько коротких закольцованных видеоклипов, так что мониторы теперь показывают тихие, безлюдные коридоры. Все, можно отправляться на разведку.
Фальшивый пропуск дает ему доступ в несколько помещений. Все они похожи друг на друга: длинные залы, заставленные пустыми койками штук по пятьдесят в каждой. В четвертой по счету палате Кэму выпадает джекпот.
Койки здесь заняты.
У Кэма были подозрения насчет того, что его здесь ожидает, но подозревать и увидеть воочию – вещи разные.
В каждой койке лежит сплет наподобие его самого… и все же не совсем такой. На некоторых еще бинты, но с других, дальше продвинувшихся по пути заживления, повязки сняты, так что видны лица и значительная часть тел. В этих сплетах нет и в помине той эстетической изысканности, с которой был выстроен Кэм. Уродливые, слепленные кое-как, словно руками какого-нибудь халтурщика, или того хуже – собранные на конвейере. Их создатели явно не заботились ни о симметрии, ни о балансе тонов кожи. Швы идут как попало, а рубцы гораздо безобразнее, чем когда-либо были у Кэма. Еще бы – за ними тщательно ухаживали, чтобы они со временем совсем исчезли, тогда как у этих ребят рубцы, судя по всему, предоставлены самим себе.
Никто из них пока еще не вышел из искусственной комы – они как бы дозревают в ожидании, когда части срастутся. Похоже, их выдерживают в таком состоянии гораздо дольше, чем Кэма. Этот корпус – их материнское чрево, и Кэму приходит в голову, что он, возможно, тоже был создан здесь. Идя по проходу между бессознательных тел и бросая взгляды то налево, то направо, Кэм вдруг обнаруживает, что ему трудно дышать – как будто из помещения улетучился весь кислород.
Помимо общей для всех неупорядоченности есть у этих сплетов еще одна объединяющая их черта: отметина на правой щиколотке. Сначала Кэм решает, что это татуировка, но, присмотревшись, понимает, что что знаки выжжены. Тавро, как у скота. И значится на них «СОБСТВЕННОСТЬ АРМИИ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ» с последующим серийным номером. Сплет, около которого Кэм сейчас стоит, носит номер 00042. Три нуля. Значит, число этих существ предположительно будет со временем исчисляться десятками тысяч.
«Я – это концепция, – размышляет Кэм, – тогда как они – реальность».
Теперь ему ясно его место большом замысле. Он – лицо, которое будет видеть мир, публичный имидж сплета-военного, с которым обществу будет приятно и уютно. Его сделают офицером, удостоят почестей и восхвалений, и в этой роли он не только откроет дверь, но и вымостит дорогу целой армии сплетов. Наверняка все начнется незаметно, мало-помалу. В мире полно мест, где требуется защищать интересы американской нации; вот туда и пошлют отряд сплетского спецназа – совершить ключевой маневр и вразумить каких-нибудь строптивых инсургентов. Пресса запестреет заголовками: СПЛЕТЫ СПАСАЮТ ПОЛОЖЕНИЕ! И публика, принявшая и полюбившая расплетение, точно так же примет и полюбит обратный процесс. «Подумать только! – станут говорить люди. – Оказывается, отбросы общества можно переформовать и перепрограммировать так, чтобы они служили всеобщему благу!» Это как с некондиционным мясом: его перемалывают, прессуют, что-то там добавляют – и получается вкусный колбасный фарш. Кэма едва не выворачивает наизнанку, однако его сдерживает мысль, что уж кому-кому, но не ему, с его заимствованным желудком, проявлять брезгливость.
– Кэм?
Он оборачивается и видит у входа Роберту. Отлично. Он рад, что она здесь.
– Вовсе ни к чему было проникать сюда тайно. Я все бы показала, тебе стоило только попросить.
Ложь, конечно. Она ведь уведомила его, что ее работа носит гриф «совершенно секретно». Первое инстинктивное побуждение Кэма – ткнуть обвиняющий палец в ее вопиюще завышенную оценку собственных «достижений»; но он овладевает собой, надеясь, что Роберта не заметит закипающей в нем желчи, и спокойно говорит:
– Я мог бы попросить, но мне хотелось все разузнать самому.
– И что скажешь?
Она внимательно смотрит на него, и Кэм зарывает свои отвращение и ярость поглубже. А на поверхности он позволяет бурлить лишь приемлемому количеству двойственных чувств.
– Я подозревал, что на мне твоя работа не заканчивается. Но видеть это воочию… Это так…
– Огорчительно?
– Отрезвляюще. И, возможно, проливает свет кое на что. – Кэм бросает взгляд на ближайшего сплета, который слегка ворочается в своем предсознательном сне. – Так ты с самого начала планировала целую армию?
– Конечно нет! – Она немного оскорблена таким предположением. – Но даже мои мечты вынуждены уступать дорогу реальности. Военное ведомство – вот кто проявил интерес к нашим экспериментам и у кого были средства на их финансирование. Так все и получилось.
И тут Кэм понимает, что сам сыграл главную роль. Это он очаровал генерала Бодекера и сенатора Кобба. Конечно, военщине ни к чему сплеты, разговаривающие на девяти языках, цитирующие поэзию и играющие на гитаре. Ей нужны сплеты, беспрекословно подчиняющиеся приказам. Не люди – существа, считающиеся «собственностью», которым не надо платить и у которых нет никаких прав.
– О чем ты думаешь? – Роберта подходит ближе и всматривается в Кэма. Тот встречает ее взгляд не дрогнув.
– О том, что это просто гениально.
– Правда?
– Солдаты, у которых нет родных, а, значит, им не к кому возвращаться. Они не знают другой жизни, кроме военной службы. Это же блестяще! Голову даю на отсечение: ты сможешь настроить их так же, как настроила меня – чтобы свое самое большое удовольствие они находили в службе.
Роберта улыбается, правда, несколько неуверенно.
– Молодец, Кэм. Ты быстро ухватил суть.
– Это великий план. Может быть, в один прекрасный день я стану командиром армии моих братьев-сплетов?
– Весьма возможно.
Он поворачивается и непринужденно шагает к двери. Роберта идет рядом, наблюдает. Она всегда наблюдает за ним.
– Теперь, когда ты все знаешь, ты можешь успокоиться и идти по жизни дальше. И какая же у тебя будет славная жизнь, Кэм! В этом заинтересованы сами военные. На тебя должны смотреть как на принца среди крестьян, и генерал Бодекер прекрасно об этом знает. Ты ни в чем не будешь нуждаться. Тебе будут оказывать всяческое уважение. Ты будешь счастлив!
Лицо Кэма, обращенное к Роберте, сияет, демонстрируя, что он уже счастлив. Когда-то давно его создательница сказала, что глаза достались ему от парня, который одним взглядом мог растопить сердце любой девушки. Роберте, наверно, и в голову никогда не приходило, насколько эффективны могут быть эти глаза в качестве оружия против нее же самой.
– Рассвет, – молвит Кэм. – Не знаю как ты, но я бы не возражал против раннего завтрака.
– Великолепно. Когда придем в особняк, отдам распоряжение на кухню.
В дверях Кэм оборачивается и бросает последний взгляд на зал, полный спящих сплетов.
«Это мои братья и сестры, – думает он. – И нельзя допустить, чтобы они родились».
Часть четвертая
Эта полоса ведет на выезд
ЗАГОЛОВКИ…
National Geographic, 4 мая 2014 года
ПЕРЕЛИВАНИЕ КРОВИ ОТ МОЛОДОГО ДОНОРА ОБРАЩАЕТ СТАРЕНИЕ ВСПЯТЬ
http://news.nationalgeographic.com/news/2014/05/140504-swapping-young-blood-for-old-reverses-aging/
BBC News – Scotland, 24 июня 2014 года
ВПЕРВЫЕ В ВЕЛИКОБРИТАНИИ ЖЕНЩИНЕ ПОДШИЛИ ОБЕ РУКИ
http://www.bbc.com/news/uk-scotland-27999349
ABC News, 25 сентября 2013 года
ВРАЧИ ВЫРАСТИЛИ НА ЛБУ МУЖЧИНЫ НОС
http://abcnews.go.com/blogs/health/2013/09/25/doctors-grow-nose-on-mans-forehead/
The Boston Globe, 19 марта 2008 года
БЫВШИЙ ВРАЧ ПРИЗНАЕТСЯ В КРАЖЕ ОРГАНОВ
http://www.boston.com/news/nation/articles/2008/03/19/ex_doctor_confesses_to_stealing_body_parts/
The Huffington Post, 6 июля 2013 года
В НАШИ ДНИ СТАНОВИТСЯ ВОЗМОЖНОЙ ПЕРЕСАДКА ГОЛОВЫ, УТВЕРЖДАЕТ ИТАЛЬЯНСКИЙ НЕЙРОБИОЛОГ
http://www.huffingtonpost.com/2013/07/06/head-transplant-italian-neuroscientist_n_3533391.html
25 • Старки
В безопасности уединенной электростанции Мейсон Майкл Старки самозабвенно отдается своему пристрастию. Он и сам знает, что подсел. Химические рецепторы его мозга настроены на особенный наркотик – экстази власти, который пульсирует в его венах, наполняя тело и душу. Старки упивается славой – о такой он до ордера на расплетение и помыслить не мог. Надо бы поблагодарить приемных родителей за то, что подписали ордер и тем самым привели в движение силы, превратившие Старки в нечто большее, чем просто человек. Непутевый подкидыш стал для всех аистят новым символом свободы.
«Особенно сейчас, когда старый обветшал».
– Слышали? Прежнюю руку Статуи Свободы отправляют на гастроли по стране, – сообщил ему Гарсон Де-Грютт. – Как сокровища Тутанхамона или всю эту дрянь с «Титаника». Можно подумать, люди захотят платить, чтоб поглазеть на старую медную лапищу!
– Захотят, – ответил Старки. – Потому что люди – недоумки. Держатся за ошметки прошлого, как будто они чего-то стоят. – Он посмотрел Гарсону в глаза. – А ты – что предпочел бы ты: обрывки прошлого или все будущее целиком?
– Мой ответ вам известен! – отчеканил Гарсон.
Вот так должен отвечать каждый член Аистиного батальона. Будущее – его, Старки, будущее – подобно фейерверку на Четвертое июля, яркому и дерзкому, громкому и поражающему воображение, но смертельно опасному для любого, кто попадется на его пути. Сама Инспекция по делам молодежи боится Старки, весь мир говорит о нем, и с теневой поддержкой хлопателей нет предела высоте, на которую взовьются его праздничные ракеты. Правда, общество, которое революционеры хотят ниспровергнуть, всегда обливает их грязью, но у истории иная перспектива. История называет их борцами за свободу. Им воздвигают памятники. Старки проследит, чтобы его статуя была отлита из куда более благородного металла, чем медь.
• • •
Поскольку арсенал аистят пополнился очень сложным и разнообразным вооружением, команда боевиков, присланная хлопателями, проводит тренировки по овладению новым оружием. Что ни говори, а тринадцатилеткам не стоит браться за ручной ракетомет без основательного инструктажа. Старки благополучно «забыл», что идею тренировок предложила Бэм.
Сам Старки, желающий изучить все имеющееся в их распоряжении оружие, тренируется под руководством собственного инструктора. Он не хочет, чтобы аистята видели, как он учится чему бы то ни было. Они должны думать, будто он, совершенный воин, уже все знает и умеет от рождения.
Что же касается остальных, то каждому аистенку предназначен свой специфический вид оружия, и он обязан тренироваться с ним четыре часа в день.
До сих пор произошел только один несчастный случай.
• • •
Старки решает, что хороших аистят следует поощрять. Гарсон Де-Грютт – хороший. Достойный доверия. Самоотверженный. Беспрекословно подчиняется приказам и занимает правильную жизненную позицию. Исходя из всего вышеперечисленного Гарсон заслуживает некоторых привилегий. Вот почему Старки наведывается к девочке по имени Абигейл, по которой – это ни для кого не секрет – сохнет Гарсон.
Выясняется, что Абигейл – та самая неумелая массажистка, не угодившая Старки пару недель назад.
Он застает ее у огромной раковины за мытьем посуды и небрежным взмахом руки удаляет из помещения всех остальных судомоек.
– Чем могу служить, сэр? – робко спрашивает Абигейл.
Старки одаривает ее неотразимой улыбкой и поднимает свою больную руку, чтобы отвести со лба девушки волосы, поникшие под действием пара. Перчатка мимоходом задевает ее щеку. Абигейл прикусывает губу, как будто это прикосновение причиняет ей боль. Или вселяет ужас.
– Болит? – спрашивает она. – Ваша рука.
– Только когда я о ней вспоминаю, – отвечает Старки и переходит к делу: – Я пришел поговорить с тобой об одном парне.
Она заметно расслабляется.
– О каком?
– О Гарсоне Де-Грютте. Как он тебе? Нравится?
– Вообще-то не очень.
– Зато ты ему нравишься.
Она поднимает на вожака глаза, пытаясь угадать, к чему тот клонит.
– Он сам вам сказал?
– Да, упомянул. Как и о том, что ты дала ему от ворот поворот.
Абигейл передергивает плечами – напряженно и неловко, словно их сводит от холода.
– Я же сказала – он мне не нравится.
Старки берет полотенце и начинает вытирать тарелку. Абигейл принимает это за намек, что и ей надо заняться тем же самым.
– Гарсон отличный боец, – говорит Старки. – Преданный человек. Он заслуживает немного радости. И не заслуживает, чтобы его отвергали.
Абигейл не отрывает глаз от тарелки, которую вытирает.
– Вы хотите, чтобы я солгала ему?
– Ни в коем случае! – говорит Старки. – Я хочу, чтобы он тебе понравился. Мне, например, он нравится. Он из тех, что нравятся всем.
Она по-прежнему избегает смотреть на него.
– Но я к нему ничего не чувствую. Не могу же я себя заставить…
Старки кладет ей на плечо здоровую руку – мягко, но достаточно тяжело, чтобы чаша весов склонилась на его сторону:
– Конечно можешь.
Когда он позже в тот же день встречает Гарсона, парень весь цветет улыбками. Излишне спрашивать почему. Старки и без того знает, что сегодня Купидон был вооружен арбалетом из нержавеющей стали.
• • •
Итак, пока Гарсон наслаждается дарами Купидона, в любовной жизни самого Старки назревают проблемы. Пирсинг в нескольких местах одновременно может оказаться штукой весьма неприятной.
– Я не подставляла ей подножку нарочно! – вопит Микэйла. – Это нечаянно получилось!
– Врет она все! Хочет, чтобы я потеряла ребенка! Признавайся! – визжит Эммали.
– Давайте, порвите друг друга в клочья, нам всем от этого только легче станет! – подзуживает Кэйт-Линн.
Три девицы, составляющие личный гарем Старки, когда-то подруги, нынче только и знают, что ругаются. Он-то думал, они будут видеть друг в друге сестер; однако любовный пыл, который, казалось, объединял их поначалу, перерос в дикое, непримиримое соперничество. Старки подумать страшно, что за ад они устроят, когда все три его ребенка появятся на свет. Но до этого события еще так много месяцев, что оно кажется каким-то нереальным. В отличие от самых что ни на есть реальных разборок между девицами.
Наверно, это пресловутая «проблема трех тел[18]18
Проблема (или задача) трех тел – одна из фундаментальных проблем науки. Несмотря на то, что сформулировал ее еще Ньютон, полное решение задачи путем математического анализа остается неизвестным и по сей день.
[Закрыть]». А если прибавить четвертое – может, это как-то стабилизирует систему? С другой стороны, лучше, наверно, просто держаться от Микэйлы, Эммали и Кэйт-Линн подальше.
Единственное утешение – это конечный результат. Все три девушки – красавицы, и дети его будут красивыми. Благодаря отцу они вырастут в мире гораздо лучшем, чем тот, в котором родился Старки. И он будет беззаветно любить их… если только сможет управиться с девицами, которых выбрал им в матери.
– Она думает, что лучше меня, потому что была первой; но мой ребенок родится раньше, вот увидишь!
– И будет такой же ничтожной жалкой писклей, как и его мамаша!
Точно, нужна четвертая. После атаки на следующий заготовительный лагерь Старки выберет новую наложницу. На этот раз рыжую. Одно время он для маскировки красил волосы в рыжий цвет. Очень даже красиво. Хорошо бы завести ребенка, у которого этот цвет будет натуральным.
• • •
«Опереточная клака», как ехидно обзывает Хэйден организацию, стоящую за хлопателями, запрашивает встречу со Старки. Дживан настраивает кодированную телеконференцию, хотя, как подозревает Старки, хлопательское начальство наложило несколько слоев собственной кодировки. На дисплее мужчина с темными, посеребренными сединой волосами – такие называют «соль с перцем», причем, соли больше. Это самый главный начальник. Старки не перестает удивлять тот факт, что человек из самого сердца хлопательской организации, похоже, столь же радикален, как «Уолл Стрит Джорнэл». Командир аистят вынужден напомнить себе, что и этот заправила тоже был в свое время подростком, хотя Старки не может даже представить себе, чтобы тот когда-либо побывал в аутсайдерах – в любом значении этого слова.
Вожак аистят немного встревожен тем, что большой босс вступил с ним в прямой контакт – обычно их общение шло через посредников. Единственный раз, когда Старки видел начальство воочию, был тогда, когда за ним отрядили команду и захватили, пока он спал. Старки думал, что это явились юновласти и ему конец, но его всего лишь покатали на вертолете ради знакомства. Именно в тот день силы, стоящие за движением хлопателей, предложили Аистиному батальону свою полную поддержку. Именно с того дня игра пошла по-крупному. Тогда этот человек отказался назвать Старки свое имя, но спустя несколько недель один из его подчиненных проговорился. Шефа звали Дандрих. Старки достаточно умен, чтобы не выдать свое знание. По крайней мере до той поры, когда ему понадобится этот козырь.
– Здравствуй, Мейсон. Рад тебя видеть.
– Здравствуйте, взаимно.
Как и Старки, мужчина невысок ростом, и его словно окутывает ореол власти, которой он пользуется с искусством профессионала. Каким-то образом Дандрих внушает страх, даже когда смотрит на тебя с маленького компьютерного экрана.
– Я надеюсь, у тебя все в порядке? – говорит Дандрих. Светская болтовня. И почему это людям в костюмах непременно надо потрепаться о пустяках, прежде чем вцепиться тебе в глотку? Наверняка Старки ждут неприятные новости. Неужели их местонахождение стало известно властям? Или того хуже – хлопатели прекращают свою поддержку? Да нет. С чего бы им делать это, когда освобождение заготовительных лагерей идет как по маслу? Тысячи подростков вызволены; те, кто осуществлял расплетение, наказаны; сердца миллионов людей поражены страхом. Конечно, хлопатели должны быть довольны!
– Спасибо, все хорошо. Но, думаю, мы же не о моем здоровье говорить собираемся. А о чем тогда?
Дандрих весело усмехается – кажется, ему нравится прямота Старки.
– До нас дошли слухи, что ты планируешь напасть на заготовительный лагерь «На взморье Пенсаколы». Наши аналитики советуют этого не делать.
Старки откидывается на спинку, стараясь справиться с раздражением. Почему после всего, что он сделал, эти люди не могут попросту довериться его чутью?
– Вы то же самое говорили и о «Лошадином Ручье», а мы развалили его, словно карточный домик!
Дандрих никогда не теряет самообладания.
– Да, несмотря на риск, вы победили. Однако «На взморье Пенсаколы» – совсем другое дело. Это лагерь особого режима для расплетов со склонностью к насилию, и поэтому в нем повышенный уровень безопасности. У вас попросту не хватит людей, чтобы управиться с тамошней охраной. К тому же, лагерь расположен на изолированном полуострове, и вас легко могут загнать в ловушку, выхода из которой не будет.
– Вот почему я и запросил у вас катера.
Похоже, под жестким крахмальным воротничком Дандриха становится чуть жарче.
– Даже если бы мы смогли их тебе дать, было бы очень трудно скрыть армаду, наступающую со стороны Мексиканского залива.
– А зачем ее скрывать? – отвечает Старки. – Что может быть драматичней старой доброй осады? Ну, вы знаете – как у конкистадоров! Да о ней не только в новостях затрубят! Она… как бы это…
Дандрих находит нужное выражение:
– Войдет в анналы?
– Точно! Войдет в анналы!
– Но какой ценой? Смею тебя заверить: сражения при Ватерлоо и Литтл-Бигхорн[19]19
Битва при Литтл-Бигхорн – сражение между индейским союзом лакота – северные шайенны и Седьмым кавалерийским полком армии США, произошедшее 25–26 июня 1876 года у реки Литтл-Бигхорн, Монтана. Битва закончилась уничтожением пяти рот американского полка и гибелью его знаменитого командира Джорджа Кастера.
[Закрыть] вошли в анналы исключительно потому, что Наполеон и Кастер были наголову разбиты. Мир помнит об их поражениях.
– Я уверен в успехе.
Но Дандрих словно не слышит его.
– Мы решили, что твоя следующая цель – Академия разделения «Мышиный Обрыв» в центральном Теннесси.
– Шутите?! Там же одни десятины!
– И потому никто не ожидает атаки на него. Ты сможешь продолжить свою традицию – казнить персонал, и у тебя не прибавиться лишних ртов, потому что там нет аистят. А десятины… Да пусть делают после освобождения что им заблагорассудится. Хотят – пусть остаются, хотят – пусть уходят, не твои проблемы. Эта операция будет для твоих ребят чем-то вроде учений, прежде чем ваше войско получит новые пополнения.
– Но это не мой подход! Инстинкт приказывает мне ударить на Пенсаколу, а я не могу идти против своих инстинктов.
Дандрих наклоняется вперед. Его лицо заполняет весь экран. Старки почти реально чувствует, как рука собеседника протягивается сквозь эфир и ложится на его плечо. Мягко, но достаточно тяжело, чтобы Старки почувствовал возросшее земное тяготение.
– Конечно можешь, – говорит Дандрих.
• • •
Старки бешено мечется по станции, вымещая свою злость на всех, кто попадается под руку. Орет на Дживана – почему, мол, тот вел себя недостаточно агрессивно во время последней атаки.
– Ты теперь солдат, а не компьютерный задрот, так и веди себя как солдат!
Напускается на ребят, со смехом возвращающихся с тренировки:
– Чего ржете? Это вам не игрушки!
Он приказывает упасть и «дать ему двадцать», и когда ребята спрашивают: «Двадцать чего?» – летит прочь, слишком разъяренный, чтобы пускаться в объяснения.[20]20
На всякий случай, если кто подзабыл – «дать двадцать (тридцать, пятьдесят, сколько угодно)» – армейское выражение, означающее «отжаться от пола» соответствующее количество раз.
[Закрыть]
Мимо проходит Хэйден, приветствуя его кивком. Старки настолько взбешен непринужденностью его поведения, что дает ему дрозда за вчерашний ужин, хотя еда была вовсе не плоха:
– Кухня – твоя работа, вот и делай ее, черт бы тебя побрал!
Ну и, конечно, Бэм.
Хорошо, что она не попалась ему навстречу, пока он слегка не остыл, не то он сотворил бы что-нибудь, в чем бы потом раскаялся. Бэм в последнее время ведет себя заносчиво, ну да он поставит ее на место. Хотя Гарсон Де-Грютт пока этого не знает, награда за преданность не ограничится одной той девчонкой. При следующей военной операции Старки поставит его во главе команды – а Бэм станет в этой же команде рядовым. Будет вынуждена подчиняться приказам Гарсона. Какое унижение! Ничего, это напомнит ей, кто здесь хозяин. А если нет, тогда он предпримет меры покруче. Вообще-то, жаль, потому что до сих пор она была верна своему вождю. Но когда верность истощается, у вождей истощается терпение.
Старки находит ее в оружейке. Несмотря на свои протесты против вооружения аистят, Бэм, по-видимому, предпочитает это помещение всем остальным. Увидев командира, Бэм не вскакивает по стойке смирно, даже не прекращает работу – она как раз собирает какой-то автомат – только поднимает глаза на Старки и тут же опускает их обратно.
– Слышала о беседе с мистером Большой Шишкой. Ты получил распоряжения?
– Распоряжения здесь отдаю я!
– Ну да, конечно. – Она смахивает пот со лба. – У тебя какое-то дело, Мейсон? Потому что я занята – нужно убедиться, что эти стволы собраны как следует. Конечно, если ты не собираешься перейти на водяные пистолеты.
Старки так и подмывает сообщить ей о понижении в чине, но он сдерживается. Поставит ее перед фактом в день атаки – тогда удар окажется гораздо чувствительнее. Может, она взбесится настолько, что наконец примет личное участие в казни персонала?
