Текст книги "Нераздельные (ЛП)"
Автор книги: Нил Шустерман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)
3 • Коннор
В пыльном углу антикварной лавки, приютившейся в неприметной боковой улочке Акрона, штат Огайо, Коннор Ласситер замер в ожидании. Сейчас мир изменится прямо у него на глазах.
– Он где-то здесь, – кряхтит Соня, копаясь в груде древней электроники. Старуха прожила такую долгую жизнь, размышляет Коннор, что наверняка была свидетелем рождения и смерти всей этой техники.
– Помощь не нужна? – спрашивает Риса.
– Я похожа на инвалида? – огрызается Соня.
Просто голова кругом – сейчас их глазам предстанет предмет, от которого зависит будущее. Будущее расплетения. Будущее Инспекции по делам молодежи, держащей таких, как Коннор, в своей железной хватке. Он смотрит на Рису – та тоже наэлектризована ожиданием. «Наше будущее», – думает он. Трудно размышлять о завтрашнем дне, когда в сегодняшнем только тем и занят, что пытаешься выжить.
Грейс Скиннер, сидящая рядом с Рисой, нервно потирает ладони: еще чуть-чуть – и загорятся.
– Оно больше, чем хлебница? – осведомляется она.
– Скоро сама увидишь, – откликается Соня.
Коннор понятия не имеет, что такое хлебница, но, подобно всем тем, кто хотя бы раз играл в «Двадцать вопросов», представляет себе ее размеры. Только поэтому, ожидая, пока появится предмет подходящей величины, Коннор тоже еще не истер себе ладони до крови.
Слушая давешний рассказ Сони о муже, Коннор не ждал больших открытий, рассчитывая в лучшем случае на крупицу полезной информации: например, почему «Граждане за прогресс» так боятся не только самого Дженсона Рейншильда, но даже памяти о нем. Чету Рейншильдов, лауреатов Нобелевской премии в области медицины, попросту вымарали из истории. Коннор надеялся, что Соня хотя бы прольет свет на этот вопрос. Но такого он не ожидал!
– Представь себе, что ты изобрел принтер, способный создавать человеческие органы, – подытожила Соня, рассказав своим гостям о крушении иллюзий, постигшем ее мужа и приблизившем его кончину. – И представь себе, что ты продал патент крупнейшему в стране производителю медицинской техники… а они взяли и всю твою работу… похерили. Чертежи сожгли. И все имеющиеся принтеры разбили вдребезги. И сделали все, что в их силах, чтобы никто никогда не узнал о самом существовании такой технологии!
При этих словах Соню трясло от столь неистовой ярости, что маленькая женщина казалась настоящей великаншей, значительно более могущественной, чем ее слушатели.
– И еще представьте себе, – продолжала Соня, – что они уничтожили альтернативу расплетению, потому что слишком много людей вложили слишком большие деньги в то, чтобы все… оставалось… по-прежнему!
Первой о том, к чему ведет Соня, догадалась Грейс – «низкокортикальная» Грейс:
– И представьте себе, что один такой орган-принтер сохранился, спрятанный в углу антикварной лавки!
Казалось, из комнаты улетучился весь воздух. Коннор ахнул, а Риса схватила его за руку, словно не справилась бы с головокружением без поддержки.
Наконец Соня вытаскивает картонную коробку – примерно такого размера Коннор и представлял себе хлебницу. Он освобождает место на столике красного дерева, и старуха аккуратно опускает на него коробку.
– Доставай, – отдуваясь, говорит Соня Коннору.
Тот засовывает руки внутрь, обхватывает темный предмет ладонями, вынимает его из коробки и ставит на столик.
– И все? – разочарованно тянет Грейс. – Это же обычный принтер!
– Именно, – горделиво, даже с некоторым самодовольством отвечает Соня. – Техника, способная перевернуть мир, проста и функциональна. Всякие штучки-дрючки наворачивают позже.
Орган-принтер, небольшой, но до отказа набитый тончайшей электроникой, оказывается неожиданно тяжелым. Серый, отливающий металлическим блеском, прибор весьма непритязателен на вид, как уже упомянула Грейс. Похож на самый обыкновенный принтер, какие изготовляли еще до рождения Коннора; корпус явно от стандартного аппарата.
– Он как многое другое в этом мире, – говорит Соня. – Главное – что внутри.
– А включите! – канючит Грейс, от нетерпения подскакивая на стуле. – Пусть отпринтит мне… скажем, глаз! Или еще что…
– Не получится. Картридж нужно наполнить плюрипотентными[4]4
То есть такими, которые могут в процессе развития образовывать различные типы клеток, кроме клеток зародышевых органов (например, плаценты).
[Закрыть] стволовыми клетками, – объясняет Соня. – Ничего больше я вам сообщить не могу. Чтоб мне провалиться, если я знаю, как оно все там работает. Я спец по нейробиологии, а не по электронике. Его сконструировал Дженсон.
– Нужен обратный инженерный анализ[5]5
Reverse engineering – устоявшегося термина в русском языке нет. Называют также реверс-инжинирингом, обратной разработкой и пр. Задача – понять и воссоздать принципы действия, когда недоступны конструкторские разработки и документы.
[Закрыть], – говорит Риса. – Чтобы принтер можно было воспроизвести.
Выходная платформа маленького прототипа невелика – как раз поместился бы затребованный Грейс глаз – однако ясно, что технология применима и для устройств, больших по размеру. Сама идея будоражит ум Коннора:
– Если бы в каждой больнице могли просто печатать на принтере нужные органы или ткани, вся система расплетения развалилась бы!
Соня откидывается на спинку стула и качает головой.
– Не так все просто. Если изменить только что-то одно, расплетение не исчезнет, – говорит она, поочередно пристально глядя на каждого собеседника, словно хочет отчетливо донести до них свою мысль. – Чтобы в обществе пробудилась совесть, должно произойти одновременно целое множество случайных событий и совпадений. – Она бережно поглаживает принтер. – Все эти годы я опасалась кому-либо рассказывать о нем, потому что если его уничтожат, восстановить будет невозможно. Технологии умирают вместе с устройствами. Но сейчас, думается мне, пришло время. Сам по себе принтер ничего не решит, но он может послужить ключевым элементом, связывающим все случайные события воедино.
И тут она огревает Коннора своей тростью с такой силой, что у парня наверняка вскочит шишка.
– Помоги мне Бог, но я уверена – ты как раз тот человек, который справится с задачей. Изобретение Дженсона теперь твое. Иди и измени мир.
• • • • • • • • • • • • • • •
РЕКЛАМА
Вы не знаете меня, но мою историю или что-то похожее на нее, конечно, слышали. Мою дочь сбил шестнадцатилетний подросток, угнавший автомобиль. Впоследствии я узнал, что у парня были нелады с законом уже трижды, и каждый раз его отпускали без наказания. Сейчас он опять в изоляторе. Его могут осудить как взрослого, но мою дочь это не вернет. Лучше бы он вообще не имел возможности украсть тот автомобиль! Но несмотря на правонарушения и хулиганские наклонности родители отказываются отдать сына на расплетение. «Инициатива Марселы», названная так в честь моей дочери, призвана положить конец подобным инцидентам. Если она пройдет при голосовании, неисправимые подростки соответствующего возраста будут в обязательном порядке подвергаться расплетению после трех правонарушений. Голосуйте за «Инициативу Марселы»! Наши дети этого заслуживают!
– Оплачено «Коалицией родителей за безопасное завтра»
• • • • • • • • • • • • • • •
Коннор незамедлительно уносит секретный артефакт в заднюю комнату. У юноши чуть ли не сверхъестественные способности управляться с различными механизмами, но на этот раз он даже не отваживается открыть крышку прибора из боязни что-нибудь испортить.
– Надо доставить его в надежные руки, – произносит он. – Кому-нибудь, кто разбирается в такой технике.
– И кто, – подхватывает Риса, – не поддерживает существующую систему. Кто не уничтожит его, а поставит на службу людям.
– В том-то и закавыка, – замечает Грейс.
Соня, прихрамывая, входит в каморку и застает всю троицу, чуть ли не с религиозным благоговением взирающую на принтер.
– Прекратите так на него пялиться! – чеканит она. – Тоже еще святые мощи нашли.
– Ну, вообще-то, на свой лад это тоже священный предмет, – возражает Риса.
Соня отмахивается:
– Инструменты не принадлежат ни Богу, ни дьяволу. Все дело в том, кто ими пользуется.
Она указывает тростью на старый сундук, намекая, что пора спускаться в недра.
Грейс с кряхтеньем отодвигает сундук в сторону.
– Чем это он набит? Свинцом, что ли?
Риса бросает взгляд на Коннора, и тот отводит глаза. Оба знают, что содержится в сундуке. Он сомневается, что Риса при всей ее проницательности догадывается, каким грузом лежит то письмо на его душе. Оно гораздо тяжелее, чем весь сундук в целом. Сколько же там писем, что он такой неподъемный?
Сундук отодвинут, и Соня отворачивает коврик, под которым скрывается дверь в подвал. Коннор, наклонившись, поднимает люк.
– Пора открывать магазин, – объявляет Соня. – Нравится вам или нет, а мне нужно деньги делать, так что отправляйтесь-ка вниз. Порядок знаете. Не шуметь, а главное – не воображать, будто вы такие бывалые, что вас не поймаешь. – Она указывает на принтер: – Заберите с собой. Мало ли какой любопытный сунет нос куда не следует и узрит его во всей красе.
• • •
Коннор не был в подвале Сони почти два года. Он попал сюда на второй день после того, как сбежал из дому. За эти два дня много чего случилось: Коннор захватил в заложники мальчика-десятину, транкировал юнокопа из его же собственного пистолета, обзавелся спутницей – воспитанницей детдома, сумевшей сбежать из автобуса, который вез ее в заготовительный лагерь… Какая же у них сложилась банда разномастных дураков! Коннор и теперь иногда чувствует себя дураком, но за это время произошли такие перемены, что ему кажется, будто он и дебошир, которым он когда-то был – два разных человека. Лев, когда-то невинный ребенок с промытыми мозгами, жаждущий собственного расплетения, – теперь старая душа в переставшем расти теле. Риса, которую поначалу заботило только выживание, впоследствии разоблачила «Граждан за прогресс» на национальном телевидении; но до этого ее позвоночник вышел из строя и был заменен на новый против ее желания. Что до Коннора, то он принял на себя командование самым большим в мире тайным убежищем для расплетов, которое, впрочем, оказалось не таким уж и тайным. Его сердце до сих пор кровоточит при воспоминании о разгроме Кладбища. Он дрался зубами и когтями – кое-кто назвал бы это истинной отвагой – но Инспекция в конце концов победила и отправила сотни ребят в заготовительные лагеря.
Таких же ребят, как те, что населяют сейчас Сонин подвал.
Хотя Коннор понимает, что это неправильно, у него все равно такое чувство, будто в тот день на Кладбище он подвел и этих беглецов. Он спускается вслед за Рисой, одолеваемый мрачными мыслями и смутным чувством стыда, и это злит его. Случившееся на Кладбище было вне его контроля. К тому же там в дело вмешался еще один фактор – Старки. Старки подставил ему подножку и улетел со своими аистятами, лишив остальных единственного средства спасения. Нет, Коннору стыдиться нечего. Так почему же сейчас, когда из полутьмы подвала проявляются его обитатели, он не может смотреть им в глаза?
– Дежа вю? – спрашивает Риса, услышавшая его глубокий, дрожащий вздох.
– Что-то вроде.
Риса, которая уже провела в лавке несколько недель, помогая Соне, знает всех здешних участников игры. Она пытается облегчить для Коннора вхождение в новое общество. Некоторые беглецы восхищаются им, другие страшатся. Здешний альфа, высокий, тощий юнец по имени Бо, немедленно задирает лапу и метит территорию:
– Так что, ты правда Беглец из Акрона? А я думал, ты того… поздоровее.
Коннор не совсем понимает, что парень хотел этим сказать; впрочем, похоже, тот и сам этого не понимает. Наверно, тестостерон разыгрался. Можно бы устроить неплохое развлечение, бросив вызов шаткому лидерству Бо, однако Коннор решает, что игра не стоит свеч.
– Что это у тебя? – спрашивает мальчик лет тринадцати с чистым и невинным лицом. Он напоминает Коннору Лева в те дни, когда тот еще не превратился в юного старца с длиннющими волосами.
– Да так, старый принтер, – отвечает Коннор. Грейс фыркает, придержав, однако, комментарий при себе. Вместо этого она обходит всех по кругу, называя свое имя, и жмет руку даже тем, кто предпочитает никогда никого за руку не брать.
– Старый принтер? – вопрошает Бо. – У нас что, мало здесь всякого хлама?
– Он дорог мне как память.
Бо пренебрежительно хмыкает и неторопливо отчаливает. Коннор подавляет желание подставить ему подножку.
Он помещает принтер на полку, понимая, что если обращаться с аппаратом слишком бережно, это может привлечь ненужное внимание; ребята поумнее сообразят, что тут что-то не так. Сейчас чем меньше народу знает про принтер, тем лучше. По крайней мере до того момента, когда они найдут способ объявить о нем на весь мир.
– Они хорошие ребята, – заверяет Риса Коннора. – Конечно, не без проблем, иначе не очутились бы здесь.
Как бы он ни любил эту девушку, но сдержаться и не побрюзжать Коннор не в силах:
– Не рассказывай мне, как обращаться с расплетами. У меня по этой части большой опыт.
Риса поднимает на него проницательный – пожалуй, слишком проницательный – взгляд.
– Что тебя мучает, Коннор?
Хотя он сам толком еще с этим не разобрался, глаза его мгновенно обращаются к наколке на руке – тигровой акуле. Когда он был в этом погребе последний раз, рука принадлежала Роланду. Риса перехватывает его взгляд и, как всегда, читает в душе Коннора лучше него самого:
– Да, мы опять здесь, и может возникнуть чувство, что мы никуда не уходили. Но это не так.
– Знаю, – соглашается Коннор. – Но знать и чувствовать – не одно и то же. К тому же здесь много такого… словом… ну, вот я опять здесь, и оно всё возвращается…
– «Здесь»? – переспрашивает она. – Ты имеешь в виду «дома»?
– Акрон – не дом, – возражает он. – Меня называют Беглецом из Акрона, потому что вся эта история произошла здесь. Но это не дом!
Риса посылает Коннору мягкую улыбку, от которой раздражение его чуть-чуть слабеет.
– Знаешь, – произносит девушка, – а ведь ты мне так и не сказал, откуда ты родом.
Он медлит, словно боясь, что тогда родной дом станет как будто ближе. А он не уверен, хочется ли ему этого.
– Из Колумбуса, – наконец буркает он.
Риса морщит лоб:
– Примерно часа полтора отсюда?
– Примерно.
Она кивает.
– Мой детский дом значительно ближе. И знаешь что? Меня туда совсем не тянет.
И она уходит, а Коннору остается лишь гадать, что это было: попытка утешить его или легкая, отрезвляющая оплеуха.
• • • • • • • • • • • • • • •
ПОЛИТИЧЕСКАЯ РЕКЛАМА
В обрушивающемся на нас потоке противоречивой информации трудно решить, за что голосовать. Однако когда дело касается Инициативы П – «Профилактической меры» – сомнений быть не может. Это просто. Инициатива П предусматривает создание нового подразделения Инспекции по делам молодежи, которое станет мониторить тысячи детей предподросткового возраста, находящихся в группе риска, проводить собеседования и предлагать альтернативы их будущего еще до того, как они достигнут возраста расплетения. При этом Инициатива П не будет стоить налогоплательщикам ни гроша! Новое подразделение будет финансироваться за счет заготовительных лагерей.
Голосуйте за Инициативу П! Унция профилактики стоит фунта плоти[6]6
Те, кто читал предыдущую книгу серии, возможно, помнят законодательную инициативу о «фунте тюремной плоти», предусматривающую отделение мозга закоренелых преступников с последующим расплетением остального тела. В свою очередь этот термин – «фунт плоти» – отсылает к драме В. Шекспира «Венецианский купец». Наверно, все понятно без дальнейших объяснений – ведь Инициатива П финансируется заготовительными лагерями.
[Закрыть], не так ли?
– Спонсор «Коалиция за светлое будущее»
• • • • • • • • • • • • • • •
В Сонином подвале трудно отличить день от ночи. В дальнем углу под самым потолком есть маленькое окошко, но свет, едва просачивающийся сквозь матовое стекло, с трудом прокладывает себе дорогу среди нагромождения всякого хлама. Правда, здесь имеется несколько ходиков, но ни одни не работают – так же, как и телевизор. Ни у кого нет наручных часов – их здешние обитатели либо сменяли на продукты еще до того как попали в убежище, либо вообще никогда не имели, привыкнув пользоваться мобильниками. Телефон же легко прослеживается, поэтому первое, что делает умный беглец – это избавляется от него. У Коннора, кстати, соображалка не сработала, и его выследили в первый же день. Только чудом ему удалось избежать поимки. К счастью, он быстро поумнел.
Пока все ждут обеда – сие событие происходит вне какого-либо твердо установленного расписания – Грейс рассказывает о происшествиях прошлой ночи, постепенно все больше и больше воодушевляясь:
– Ну и вот, глухая ночь; сидим мы на втором этаже в доме одной знакомой, и тут я вижу, как какие-то вооруженные типы в черном крадутся по газону. Сразу ясно, что профессиональные убийцы – укокошат голыми руками и глазом не моргнут…
Вот же любительница преувеличивать, досадует Коннор. В следующий раз, когда Грейс станет рассказывать эту историю, «типы» у нее высадятся с вертолета.
– А я, значит, слышу, как они шепчутся, и соображаю: они охотятся вовсе не за Коннором, или Рисой, или мной, а за Камю Компри! Им был нужен этот «сплет», а до нас им не было дела. – Грейс делает паузу для пущего драматического эффекта. – И тут они как ворвутся в заднюю дверь! А потом в переднюю! А мы-то все наверху. Я и говорю Кэму, что ему крышка, но нам, остальным, совсем не обязательно идти на дно вместе с ним. Загоняю Рису под кровать, сама залезаю туда же, а Коннор притворяется, будто спит, уткнувшись в подушку; тут эти вояки врываются в комнату, всаживают Коннору заряд транка, а Кэма забирают с собой. Им и в голову не пришло, что они только что прозевали Беглеца из Акрона – а все потому, что я вовремя обо всем догадалась!
Кое-кто из слушателей смотрит с сомнением, и Коннор чувствует, что должен подтвердить рассказ Грейс. В конце-то концов долг платежом красен.
– Это правда, – говорит он. – Если бы Грейс не рассовала нас всех по правильным местам, я бы наверняка полез в драку, а тогда меня узнали бы и повязали.
– Секундочку, – говорит Джек, мальчик, похожий на Лева. – А почему он сдался им, но не выдал вас? Ну, то есть, вы ведь такой жирный кусок. Он мог бы выторговать себе поблажки.
Грейс широко улыбается, и Коннор догадывается, что сейчас последует. Лучше бы она вообще заткнулась в тряпочку со своими рассказами!
– Потому что, – объявляет Грейс, – Камю Компри влюблен в Рису!
Слова повисают в воздухе. Коннор непроизвольно вскидывает глаза на Рису, но та смотрит в сторону.
– Погоди, я не догоняю, – говорит другой мальчик. – Я думал, вся эта бодяга в СМИ, что они вроде как парочка, была фальшивкой?
Улыбка Грейс не меркнет ни на йоту.
– Не для Кэма…
Тут Риса решает положить разговору конец:
– Хватит, Грейс! Довольно!
Та слегка сникает, сообразив, что свет ее юпитеров потух.
– Ну да ладно, – завершает она, правда, уже без всякой театральности, – вот так оно все и случилось. Кэма забрали, а нас нет.
– Ух ты, – выдыхает Джек, – кто бы мог подумать, что этот сплет поведет себя… ну как герой, что ли?..
– Герой?!
Все оборачиваются и видят Бо, который, притаившись в сторонке, делал вид, будто не слушает, а на самом деле не пропустил ни слова.
– И сколько десятков таких, как мы, понадобилось, чтобы сляпать его одного? Тоже мне «героя» нашли!
Коннор не может не заметить:
– Брат, я с тобой полностью согласен.
Бо кивает ему. Похоже, они с Беглецом из Акрона нашли нечто общее.
• • • • • • • • • • • • • • •
ПОЛИТИЧЕСКАЯ РЕКЛАМА
НЕ ДАЙТЕ СЕБЯ ОБМАНУТЬ!
Те, кто поддерживает так называемую Инициативу П, или Профилактическую меру, заявляют, что она направлена на защиту детей, входящих в группу риска; однако почитайте между строк! Как всем известно, сейчас в Конгрессе обсуждается Билль о приоритете, дающий Инспекции по делам молодежи право действовать вопреки воле родителей. Инициатива П позволяет юновластям заранее брать на заметку и расплетать проблемных детей по достижении ими возраста тринадцати лет – что станет легитимным, как только Билль о приоритете вступит в законную силу.
Напротив, Инициатива М призывает обеспечить финансирование Инспекции по делам молодежи для выплаты материального вознаграждения за поимку беглых расплетов – то есть тех, кто уже доказал свою опасность для общества.
Нет Инициативе П! Да Инициативе М! Сделайте разумный выбор!
– Спонсор «Альянс за нацию, свободную от беглых расплетов».
• • • • • • • • • • • • • • •
Позже вечером, когда все укладываются спать, Коннор расстилает свой матрас рядом с Рисой в том самом закутке, где девушка проводила ночи в их первое пребывание здесь. Местечко уединенное, вдобавок Коннор передвигает высокий книжный шкаф, отгораживаясь от других ребят. Риса без малейших возражений наблюдает, как он вьет гнездышко. Коннор глубоко дышит в предвкушении. Возможно, сегодня ночью свет их звезд наконец сольется воедино. Он так долго ждал этого, мечтал, рисовал в фантазиях… А Риса? Она ждет, мечтает?.. Коннор нерешительно ложится рядом с ней.
– Прямо как в старые времена, – шепчет он.
– Да, но тогда мы только притворялись парой, чтобы Роланд меня не трогал.
Коннор протягивает руку и нежно поглаживает щеку девушки пальцами, которые когда-то принадлежали упомянутому Роланду.
– И тем не менее, его рука лапает тебя во всех местах…
– И не лапает, и не во всех, – игриво возражает Риса. Она поворачивается к Коннору спиной, но при этом берет ту самую руку-агрессоршу и обвивает себя ею. Теперь они лежат вплотную друг к другу, грудь Коннора прижата к ее спине. Пространство вокруг словно насыщено электричеством, и оба понимают, что сейчас между ними может произойти все что угодно. Их больше ничто не сдерживает. Кроме…
– Я никак не могу позабыть о Кэме, – шепчет Риса. – О том, как он пожертвовал собой ради нас.
Привитой рукой Коннор прижимает к себе Рису. Лучше бы, конечно, собственной, но для этого пришлось бы повернуться на другой бок.
– Кэм? Вот уж о ком я совсем не думаю.
– Но после того, что он сделал для нас, я чувствую, что мы обязаны… ну, почтить его как-то, что ли…
– Я и чту, – отвечает Коннор с кривой усмешкой, хотя Риса не может ее видеть. – Собственно, я прямо сейчас ему салютую. Ты разве не чувствуешь?
– Ха-ха.
В тишине он ощущает под рукой биение сердца Рисы. Удары отдаются в его груди, плотно прижатой к ее спине. Это просто невозможно выдержать! Проклятье – Кэм продолжает стоять между ними, как бы тесно они ни прижимались друг к другу!
– И что – мы теперь должны ради него дать обет вечного воздержания?!
– Нет, – отвечает Риса, – но хотя бы не будем торопиться. Помедлим немного.
Коннор умолкает на какое-то время, придавленный разочарованием. Но странное дело: под этим гнетом он ощущает росток облегчения. Он примиряется с тем, что сегодня ночью ничего не произойдет, и отодвигает желание и предвкушение на некоторое расстояние – не слишком далекое, чтобы не забыть о них совсем, но вместе с тем и не слишком близкое – чтобы мучиться не так сильно.
– Ладно, – говорит он. – Эта ночь посвящается Кэму. Намедлимся, пока крыша не поедет.
Подруга испускает короткий смешок, и оба затихают, уплывая в ночь. И до самого рассвета – лишь жар тел и биение сердец.
• • •
Коннор не помнит, что ему снилось, помнит лишь, что видел сны – яркие, зрелищные. Нет, не кошмары – в этом он уверен. Сны, полные радости и силы, – потому что так он чувствует себя сейчас, когда тусклый, рассеянный свет утра льется из крохотного окошка.
Уснуть и проснуться, обнимая девушку, единственную, которую ты когда-либо любил…
Знать, что вы оба владеете устройством, по мощи сравнимым с ядерной боеголовкой…
Чувствовать себя непобедимым, пусть лишь на краткий миг…
Всего этого достаточно, чтобы мир приостановился и начал вращаться в новом направлении. Во всяком случае, именно так сейчас все представляется Коннору. До сегодняшнего дня он цеплялся за ветхую ниточку надежды, но теперь надежда наполняет его до краев.
В жизни Коннора не было ни одного мгновения, которое он мог бы назвать прекрасным, но сейчас, когда его руки затекли оттого, что всю ночь обнимали Рису, а голова кружится от запаха ее волос – это мгновение как нельзя близко к совершенству. Кажется, даже акула улыбается.
Однако такие моменты никогда не длятся долго.
Вскоре просыпаются остальные обитатели подвала. Бо объявляет, что книжный шкаф, дарящий Коннору с Рисой некоторое уединение, загораживает проход в туалет, и отодвигает его. Так начинается новый день. Ребята, живущие здесь, внизу, стали рабами рутинного существования; каждый занимается своим делом – или бездельничает – как будто ничто в их жизни не изменилось. А ведь перемены немалые, просто они еще об этом не знают. Мир только что перевернулся вверх тормашками; вернее, он возвратился в правильную позицию после многих лет стояния на голове.
Проходит еще несколько минут, и слышится грохот откинутой крышки люка, сопровождаемый возгласом Сони: «Эй, кто-нибудь, черт бы вас побрал, помогите мне!» Время завтрака.
– Может, ты бы пошел помог ей? – мягко предлагает Риса, зная, что ничто, кроме зова долга, не сможет оторвать Коннора от нее.
Наверху у Сони склад провианта, способный прокормить целую армию. Бо, Коннор и Грейс рьяно бросаются на помощь, еда в два приема доставлена вниз, и Коннор, в третий раз поднявшийся по лестнице, вдруг обнаруживает, что нести-то ему больше нечего.
Сегодня Соня отодвинула сундук в сторону как попало, смяв маленькую пластиковую корзинку для мусора.
Этот сундук вызывал у Коннора беспокойство с самого момента их прибытия сюда, но юноша опасался заговаривать о его содержимом. Коннор оборачивается и видит, что Соня ушла перепарковать свой Субурбан в каком-нибудь разрешенном законом месте.
Коннор остается с вместилищем писем один на один.
Не в силах сопротивляться его притяжению, он опускается перед ним на колени. Это массивная, старинная вещь. Антиквариат, без сомнения. Его украшают разноцветные наклейки, похоже, намертво вросшие в его поверхность. Трудно сказать, побывал ли в действительности старый сундук во всех этих местах или наклейки появились только после того, как он перестал путешествовать и превратился в мебель.
Коннор не отваживается открыть его – он знает, что внутри.
Письма.
Сотни писем.
Все они написаны беглецами, прошедшими через Сонин подвал. Большинство, полные горечи и обиды, разочарования и яростных «почему?», обращены к родителям. «Почему вы так поступили? Как вы могли?! Когда все стало так плохо, что вы решились на это?» Даже воспитанники детских домов, которых никто не любил, лишь терпел, тоже нашли, что и кому сказать.
Он задается вопросом: отослала ли Соня его письмо или оно все еще здесь, затерянное среди других гневных голосов? А что бы он сказал родителям сейчас? Он начал письмо с излияний ненависти за то, что они с ним сотворили, но ближе к концу, уже весь в слезах, признался, что все равно любит их. Сплошное смятение. Полное раздвоение чувств. И только изложение своих мыслей на бумаге помогло Коннору разобраться в этом, помогло немного лучше понять самого себя. Соня в тот день сделала ему подарок, и состоял он в самом процессе написания, а не в том, чтобы отослать письмо. И все же…
– Я бы попросила тебя передвинуть сундук на место, но придется делать это самой, ведь ты в этот момент должен находиться по другую сторону люка. – Соня, подняв трость, указывает на крутые ступени, уходящие в подвал.
– Да. Иду. Не надо тыкать в меня палкой, я же не скотина какая-нибудь.
Соня на этот раз не огревает его тростью; но когда Коннор уже на лестнице, она легонько постукивает его по голове, чтобы привлечь к себе его внимание:
– Будь добр с ней, Коннор, – тихо говорит она. – И не обращай внимания на Бо. Он просто любит разыгрывать из себя начальника.
– Все нормально.
Коннор спускается, и Соня закрывает крышку люка. В подвале попахивает подростковым духом, как пелось в одной из довоенных песен. В Конноре на краткий миг рождается воспоминание без слов и образов, возникает то же ощущение, что и два года назад, когда он спускался по этим ступеням в первый раз. Чувство непобедимости, владевшее им с тех пор, как он проснулся, теперь приутихло, охлажденное этим воспоминанием.
Риса у своей аптечки возится с девочкой, у которой вспухла и слегка кровоточит губа.
– Ну я закусила губу во сне, и что? – Девочка ощетинивается, как ежик. – Ну у меня кошмары – и что?
Как только процедуры закончены, Коннор усаживается на стул для пациентов.
– Доктор, у меня проблемы с языком.
– И какие же? – осторожно спрашивает Риса.
– Мне все время хочется лизнуть ушко моей девушки.
Она одаривает его взглядом, в котором отчетливо читается: «Что ты дурака валяешь?» – и произносит:
– Сейчас позвоню юнокопам – пусть приедут и отрежут. Уверена, они блестяще решат твою проблему.
– И тогда какому-нибудь бедолаге достанется невероятно развитый орган чувств, – смеется Коннор.
Риса ждет, несколько мгновений изучая его пристальным взглядом.
– Расскажи мне про Лева, – наконец говорит она.
Коннор слегка разочарован – ему так нравилась их игривая беседа, и вот тебе на!
– Про Лева? А что тебя интересует?
– Ты сказал, что провел рядом с ним некоторое время. Какой он сейчас?
Коннор пожимает плечами, как будто это все пустяки, ничего особенного:
– Он изменился.
– В каком смысле – хорошем или плохом?
– Как сказать… Когда ты видела его в последний раз, он собирался взорвать себя, так что любое изменение может быть только в лучшую сторону.
К Рисе приходит следующий пациент с занозой в пальце, но, увидев, что они заняты беседой, ретируется.
Коннор понимает, что ему не отвертеться, поэтому рассказывает подруге все.
– После лагеря Лев через многое прошел. Да ты же знаешь, так ведь? Хлопатели пытались его убить. Потом его поймал этот мерзавец Нельсон, но Леву удалось уйти.
– Нельсон? – изумляется Риса. – Тот самый юнокоп, которого ты подстрелил?
– Он больше не коп. Он теперь орган-пират и совсем трехнулся. Жаждет поймать нас с Левом. Да и тебя, наверно, тоже, если б смог найти.
– Отлично, – молвит Риса. – Добавлю его в список людей, желающих моей смерти.
Теперь, когда в их разговор затесался призрак Нельсона, Коннор обнаруживает, что вернуться к Леву – истинное облегчение.
– Словом, Лев совсем не вырос. Только гриву отрастил. Не нравится она мне. Висит ниже плеч.
– Что-то мне за него тревожно, – говорит Риса.
– Не стоит, – отзывается Коннор. – У арапачей он в безопасности. Сроднился с природой… или с чем они там, эти Люди Удачи, сродняются…
– Кажется, ты не слишком доволен.
Коннор вздыхает. Когда они с Грейс покидали резервацию, Лев носился со всякими бреднями насчет арапачей – как он поднимет их на борьбу против расплетения, все такое. Как будто это возможно! В некоторых отношениях Лев остался тем же наивным десятиной, каким был до того, как его спас Коннор.
– Говорит, что будет бороться с расплетением, но как он собирается это делать из резервации изоляционистов? На самом деле, я думаю, ему хочется исчезнуть с глаз в каком-нибудь безопасном месте.
– Что ж, если он обрел там покой, я за него счастлива. Тебе тоже стоило бы порадоваться за друга.
– Я и рад, – признается Коннор. – Наверно, просто завидую.
Риса улыбается:
– Да если бы ты нашел покой, ты не знал бы, что с ним делать!
Коннор улыбается в ответ:
– А вот и знаю! – Он наклоняется, как будто хочет что-то шепнуть ей на ухо, Риса наклоняется навстречу – и вдруг он быстрым движением облизывает ее мочку, в ту же секунду благополучно получая оплеуху. Может, надеется он, это собьет подругу с темы, но не тут-то было.
