Текст книги "Повседневная жизнь русского путешественника в эпоху бездорожья"

Автор книги: Николай Борисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 34 страниц)

Придорожный комфорт

По дороге несутся железные машины. Но в них сидят и управляют ими живые люди. Они имеют разнообразные потребности, которые настоятельно требуют удовлетворения.

Первая потребность – еда.

В советские времена на всей дороге от Москвы до Ярославля не было ни одного придорожного кафе или столовой. Ресторан «Лесная сказка» между Москвой и Загорском и ресторан «Сказка» у часовни Крест возле Переславля-Залесского – таков был весь дорожный общепит. Понятно, что цены там отпугивали рядовых путников, а вальяжная медлительность хамоватых официантов превращала обед в бесконечную пытку. Люди, дорожащие своим временем и не склонные бросать деньги на ветер, утоляли голод в городских столовых.

Ныне вдоль дороги выстроились десятки разнокалиберных питательных заведений. В основном это небольшие кафе с зазывными названиями – «Хуторок», «Визит», «Гнездышко» и даже экзотическая «Мулатка». За тяжелой железной дверью обычно открывается известная картина: засаленные деревянные столы со скамейками, стойка бара с сомнительными напитками, засиженная мухами картинка на стене… За стойкой – женщина неопределенных лет с усталым лицом и неустроенной судьбой. Привыкшая к любезностям шоферов, она невозмутимо смотрит сквозь посетителя и являет собой образ равнодушной природы.

Здесь путнику предложат непритязательные, но обычно вполне съедобные кушанья. Конкуренция заставляет хозяев заведения (обычно они целыми днями сидят с калькулятором или нардами где-нибудь в подсобке) заботиться о качестве пищи. Постоянные посетители, шоферы-дальнобойщики и курсирующий по дороге мелкотоварный люд, хорошо знают, где можно быстро и недорого поесть, не рискуя покоем своего желудка.

Напившись и наевшись, человек хочет удовлетворить другую потребность. Ему нужна restroom,«комната отдыха», как деликатно называют туалет в культурных странах. Эту потребность можно удовлетворить в каждом придорожном кафе, но с обязательным условием – отведать сначала его кулинарии согласно затянутому в кожу огромному меню. Те, кто предпочитает жевать в кабине автомобиля домашние бутерброды и запивать их чаем из термоса, могут справлять нужду по своему усмотрению.

В прежние времена проблема «зеленого кустика» вырастала порой в настоящую трагедию. Особенно – для пассажиров туристических автобусов. Так называемые «площадки отдыха», на которых останавливались автобусы и грузовики, а также дисциплинированные автомобилисты, не имели конкретного хозяина. Во всяком случае, никто не заботился о том, чтобы завезти туда баки для мусора и регулярно их вывозить. Никто не считал нужным поставить там столы для трапезы проголодавшихся путников, подвести нитку водопровода с заветным краником и, в конце концов, устроить там общественный туалет. В результате «площадка отдыха» превращалась в смердящую свалку мусора, а окрестный лес – в своего рода «минное поле».

Ситуация ухудшалась зимой, когда сугробы сводили на нет возможность найти у дороги заветный «зеленый кустик». Единственным спасением для тех, кто не желал справлять нужду прямо на обочине, становились автобусные остановки – спартанского вида железные или сложенные из железобетонных плит будки, единственным «удобством» которых было укрепленное высоко на столбе расписание местных автобусов. (Впрочем, расписание висело далеко не везде.) Итак, будка становилась своего рода ширмой, за которой отчаявшиеся путники решали свои насущные проблемы…

Что изменилось с тех далеких времен «реального социализма»? Практически – ничего.

Когда-то Василий Розанов сказал, что у России есть только одна беда: она не уважает сама себя…

Пунктир маршрута

Дорога от Лавры до Переславля-Залесского похожа на нитку с мелким речным жемчугом. Деревни и села здесь не так велики и богаты историческими воспоминаниями, как на пути из Москвы в Троицу. Однако они привлекают своей исторической подлинностью. Документы свидетельствуют о том, что они находились на своих местах и сто, и двести, и триста лет тому назад. И повидали они на своем долгом веку немало.

Пунктир старой дороги позволяют восстановить произведенные с немецкой точностью записи в путевом дневнике академика Г. Ф. Миллера, путешествовавшего из Москвы в Переславль-Залесский в 1779 году. В одну сторону Миллер ехал из Троицы на Александрову слободу, а оттуда – в Переславль. Обратно он отправился по прямой дороге. Этот обратный маршрут и показывает нам старую дорогу из Троицы в Переславль.

«Я пробыл в Переславле-Залесском три дни и собрал толикое число надобных известий, что мне не было тужить, что туда заехал.

9-го числа июля под вечер в 6 часов вступил я в обратной путь к Троицкому монастырю, которой учинил по прямой большой дороге. Ради великаго дневнаго зноя разсудил я ехать ночью; нигде уже не останавливался, разве где ямщики хотели переменить усталых лошадей. Следует роспись лежащим по пути деревням.

Деревня Щолканка —в 7 верстах от Переславля.

Село Глебовское– в 4 верстах от Щолканки. В нем две деревянные церькви и около 40 дворов. Речка Вышеда течет посреди села, съединяется с речкой Кубом и впадает в реку Нерль. Помещик онаго некто Макаров.

Выползова —слобода в 4 верстах, в оной 40 дворов и деревянная церковь на вышеупомянутой же речке. Она принадлежит двум помещикам – Трубникову и Хвостовуиз коих первый имеет здесь изрядной дом.

Куб —маленькая речка в 2-х верстах.

Село Новое —в 3-х верстах, в нем около 100 дворов и деревянная церковь.

Деревня Овинка —4 версты, 24 двора.

Василева – дерев[ня],1 верста, в ней 36 дворов.

Сии три деревни принадлежат Абраму Степановичу Волкову До сих мест все помещичьи деревни, следуют теперь економическия.

Саля —речка, а на оной —

Лисава – деревня,3 версты, в ней 20 дворов. До сей деревни от Переславля щитается 25 верст. По приказу воеводы переславскаго, которой послал для того наперед солдата, приготовлены здесь были перемены лошадей.

Кирибрива —дер[евня], 5 верст, в ней 15 дворов. Сия деревня в дорожных календарях означена почтовым станом, чего там не бывает. Такоже она за малым числом жителей к перемене лошадей не способна. Здесь щитается половина дороги между Переславлем и Троицким монастырем. Я спрашивал, сколь далеко отсель или от Лисавы до Александровой слободы. Сказали: около 25 верст.

Корело – селов 4 верстах, с деревянною церьковью, в оном 25 дворов.

Дубна —речка и деревня, в 3 верстах, в ней 15 дворов. Речка сия втекает в Волгу.

Едриковы горы– 3 версты, деревня, состоящая из 25 дворов.

Душищева– дер[евня] в 4 верстах, 17 дворов, в 17 верстах от Лисавы.' Здесь в другой раз переменили лошадей…

Рогачова– дер[евня], 4 версты, 17 дворов.

Сватково – селов 3-х верстах, в нем 10 дворов с деревянною церьковью. Оное село почитается последним в Переславском уезде по сей дороге.

Зубачева– дерев[ня] в 6 верстах, в ней 20 дворов. Отсюда почитается еще 4 версты до Троицкаго монастыря, всего от Переславля-Залесскаго до Троицкаго монастыря числится 60 верст.

10-го числа июля в 6 часов поутру прибыл я к монастырю» (113, 256).

* * *

Так ехал профессор Миллер более двух веков тому назад. Так поедем и мы, поглядывая на версты и развлекаясь причудливой дорожной топонимикой.

Приведенные Миллером названия сел и деревень несколько изменились за протекшие два века. Кроме того, ученый немец не всегда правильно понимал их произношение. С этой оговоркой они тем не менее вполне позволяют проследить линию старой дороги и сравнить ее с современной.

Если ехать по направлению из Троице-Сергиевой лавры в Переславль, то названные Миллером деревни и села, естественно, будут располагаться в обратном порядке. Кроме того, дорога, по которой ехал Миллер, местами несколько отклонялась от современной в сторону Александрова.

Современная дорога идет через населенные пункты Сватково – Рогачево – Верхние Дворики – Тириброво (у Миллера – Кирибрива) – Лисавы (у Миллера – Лисава) – речку Саблю (у Миллера – Саля) – Василёво – Новосёлку (у Миллера – Овинка, т. е. Новинка?) – село Новое – речку Кубрь (у Миллера – Куб) – Выползову слободу – Глебовское – Щелканку.

Два царя в одном селе

Дорога круто спускается вниз и словно упирается в белую церковь. Много лет она стояла полуразрушенная, почти неузнаваемая, с обломком колокольни у западной стены – немым укором отвергнувшему Бога народу. Ныне Сватково издали радует приятной картиной белых стен восстановленного храма. Как и все придорожные храмы Переславской дороги, церковь прекрасно вписана в ландшафт. Она расположена на краю широкой долины, по которой протекает речка Кунья.

И все бы хорошо, да только заново отстроенная низенькая колокольня получилась настолько нелепой, что уж лучше бы ее пока вообще не ставили…

Село Сватково, принадлежавшее Троице-Сергиеву монастырю, упоминается уже в документах Смутного времени. Здесь когда-то любовался далью первый царь из дома Романовых.

Избранный Земским собором 16-летний царь Михаил Романов весной 1613 года в сопровождении бояр ехал из Костромы в Москву. По дороге он останавливался на станах и отправлял в Москву разного рода предписания. В одном из них сообщалось, что «23 апреля пришли к государю на стан в село Сватково дворяне и дети боярские разных городов, переграблены донага и сечены, в расспросе сказали, что одни из них посланы были к государю с грамотами, другие – по городам сбирать дворян и детей боярским и высылать на службу: и на дороге, на Мытищах и на Клязьме, козаки их перехватали, переграбили, саблями секли и держали у себя в станах два дня, хотели побить, и они у них, ночью развязавшись, убежали; а стоят эти воры на Мытищах, другие – на Клязьме, человек их с 200, конные и пешие. Писали государю из Дмитрова приказные люди, что прибежали к ним из сел и деревень крестьяне, жженные и мученные огнем, жгли их и мучили козаки. 26 апреля эти воры пришли и в Дмитров на посад, начали было его грабить, но в то время случились в Дмитрове дворяне и дети боярские, козаки кормовые и торговые, и они им посада грабить не дали, с ними бились; и от этих воров дмитровцы, покинув город, хотят все брести врознь, а по селам и деревням от воров грабежи и убийства большие. Козаки, посланные в разные места на службу, берут указные кормы, да, сверх кормов, воруют, проезжих всяким людей по дорогам и крестьян по селам и деревням бьют, грабят, пытают, огнем жгут, ломают, до смерти побивают. И 26 апреля государь и его мать у Троицы на соборе говорили всяких чином людям с большим гневом и со слезами, что воры кровь христианскую льют беспрестанно; выбрали его, государя, всем государством, обещались служить и прямить и быть всем в любви и соединении; а теперь на Москве, по городам и по дорогам грабежи и убийства; позабыв добровольное крестное целованье, воры дороги все затворили гонцам, служилых и торговых людей с товарами и ни с какими запасами не пропускают. И государь и мать его, видя такое воровство, из Троицкого монастыря идти не хотят, если всех чинов люди в соединение не придут и кровь христианская литься не перестанет…» (174, 14).

С огромным трудом разоренная страна восстанавливала нормальную жизнь. Михаил Романов правил, опираясь на поддержку Земского собора, который в первые годы его правления заседал почти непрерывно. Однако внешняя угроза по-прежнему оставалась суровой реальностью. Речь Посполитая не признала Михаила законным русским царем, оставляя этот титул за сыном польского короля Сигизмунда III Владиславом. В 1610 году боярское правительство (Семибоярщина) предложило ему на определенных условиях занять московский трон. Однако реальностью это опрометчивое предложение никогда не стало. И все же Владислав в1б17—1618 годах совершил два похода на Москву, надеясь превратить эту политическую утопию в действительность.

Осенью 1618 года отброшенный от Москвы войсками Михаила Романова, Владислав ушел по Ярославской дороге к Троицкому монастырю. Он надеялся захватить обитель, получить ее сокровища и устроить там свой лагерь для нового похода на Москву. Однако второе нападение поляков на Троицкий монастырь закончилось столь же неудачно, как и первое. Вместо теплых келий Троицкого монастыря воинам Владислава пришлось довольствоваться деревенскими избами и холодными походными шатрами.

Сценой исторических событий на несколько дней стали монастырские села Рогачево, Сватково и Деули-но. Вот что рассказывает об этом в своей «Истории России» С.М. Соловьев.

«Королевич, отступя от Москвы, пошел к Троицкому монастырю, но на требования сдачи архимандрит и келарь с братиею велели бить из наряда по польским войскам. Королевич отступил и стал за 12 верст от монастыря в селе Рогачеве. Гетман Сагайдачный (предводитель отряда запорожских казаков. – Н. Б.) прямо от Москвы отправился под Калугу и на дороге взял острог в Серпухове, но крепости взять не мог. В Калуге точно так же он успел выжечь острог, но в крепости от него отсиделись. Королевич распустил своих людей в галицкие, костромские, ярославские, пошехонские и белозерские места, но в Белозерском уезде поляки были настигнуты воеводою князем Григорием Тюфякиным и побиты. Между тем уполномоченные (для ведения переговоров с московскими боярами. – Н. Б.) —Новодворские Лев Сапега и Гонсевский занимали Сватково, в 10 верстах от Троицкого монастыря. Приехавши в монастырь, Шереметев (глава московской делегации на переговорах. – Н. Б.) послал в Сватково Солового-Протасьева спросить уполномоченных литовских о здоровье и пригласить на съезд…

Дворяне приискали съездное место в троицкой деревне Деулине по Углицкой дороге, от Троицы в трех верстах, от Сваткова в пяти, и 23 ноября был первый съезд…» (174, 106).

Плодом этих переговоров стало знаменитое Деулинское перемирие сроком на четырнадцать с половиной лет между Россией и Речью Посполитой. Этим договором окончательно завершилось трагическое Смутное время. Михаил Романов уступил полякам многие русские земли, но взамен получил мир и фактическое признание в качестве московского царя.

Прикосновение к истории особенно ощутимо там, где она оставила свои зримые следы, где происходили важные события. Подойдите к неприхотливой церкви в Сваткове. Она построена в конце XVIII столетия на месте древней, деревянной. Здесь, по этим оврагам, скакал на своем белом коне честолюбивый Владислав – несостоявшийся русский царь, но вполне состоявшийся польский король. С 1632 по 1648 год он правил Речью Посполитой под именем Владислава IV.

История, как известно, не знает сослагательного наклонения. Ученые не терпят вопросов «а что было бы, если бы…». И с важным видом отвечают: «История только одна – та, которая состоялась».

И все же как хочется иногда хоть на одну пуговицу расстегнуть цеховой мундир и предаться гаданию. Вот, скажем, судьба «польского проекта» – возведения на московский престол королевича Владислава… Он родился в 1595 году. Его отец польский король Сигизмунд III (1587—1632) был сыном шведского короля Иоанна III и королевы Катерины, дочери польского короля Сигизмунда. Таким образом, в случае утверждения Владислава на московском престоле Россия получила бы второе «призвание варягов» и возможность династической унии с Речью Посполитой. Плодом первого «призвания варягов» стало возникновение Древнерусского государства. Плодом второго могла бы стать более быстрая европеизация России. Но слепое упрямство фанатичного католика Сигизмунда III, не позволившего сыну принять православие, как того требовали московские бояре, положило конец этому головокружительному проекту.

Что ожидало бы Москву под скипетром Владислава и Владислава под опекой московской знати? Кто знает… Во всяком случае, он не смирился бы с ролью политической марионетки. В истории Польши Владислав остался незаурядным правителем, питавшим грандиозные, хотя и не всегда реалистические замыслы. Принадлежа по линии матери к династии Ягеллонов, «царь Владислав» мог претендовать не только на шведский, но и на польский престол. Эти перспективы не давали ему покоя. Возможность создания огромного русско-литовского государства, волновавшая умы еще со времен Ольгерда и Дмитрия Донского, могла стать целью жизни Владислава…

* * *

Но оставим туманы далекого прошлого и отправимся дальше по старой Переелавской дороге. Вот и 95-й километр, деревня Верхние Дворики.Здесь заканчивается Московская область и начинается небольшой «мыс» – северо-западный угол Владимирской области. В старые времена город Переславль-Залесский принадлежал к Владимирской губернии, а Ярославская губерния начиналась далеко за Переславлем. Ныне Владимирская область заканчивается на 117-м километре, за деревней Лисавы, а Переславль – районный центр Ярославской области.

Нужно отъехать от Москвы не менее ста километров, чтобы почувствовать себя свободным от тяжких объятий мегаполиса.Перевалив этот рубеж, вы вдруг замечаете, что и магистраль теперь больше похожа на дорогу, и пейзаж утратил индустриальную жесткость, и в номерах машин реже мелькают надменные 97 или 197, да и дышаться стало как-то вольнее, спокойнее. Сбросив скорость, вы можете немного расслабиться, скользнуть взглядом по сторонам, опустить боковое стекло.

На других магистралях эти перемены происходят незаметно, как таяние мартовского снега. На Ярославском шоссе последняя черта московской «сферы влияния» проведена резко и наглядно, словно граница между США и Мексикой.

Широкая объездная дорога вокруг Сергиева Посада, уткнувшись в невидимую границу областей, вдруг мелеет и сужается. От Верхних Двориков до самого Ярославля движение идет преимущественно одним радом в каждую сторону. Бесконечные спуски и подъемы не позволяют издали увидеть встречного. Суровая сплошная линия напоминает об опасности. Машины выстраиваются в длинный караван, во главе которого ползет задыхающийся под непосильной ношей КамАЗ или неуклюжая фура. Над дорогой висит облако смешанных с выхлопными газами водительских проклятий. А по сторонам один за другим встают печальные памятники дорожных катастроф.

В Верхних Двориках от Ярославского шоссе вправо уходит дорога в город Александров, а налево – в окрестные деревни. На этом оживленном перекрестке вырос базар. Тут же дымит мангалом придорожная Азия.

Сразу за Верхними Двориками Ярославское шоссе скатывается вниз, в огромный овраг, по дну которого течет едва заметная речка Дубна. Здесь, в двух-трех верстах справа, ее истоки, отмеченные старинным селом Дубна. Когда-то там останавливались все путники, ехавшие по дороге. А сама река играла важную роль в системе водных путей Верхней Волги.

«Дня 28 (август 1606 года. – Н. Б.).Ночлег в Дубнах, миль 7, верст 35 (от Троицкого монастыря. – Н.Б.)».Запись в путевом дневнике одного из шляхтичей в свите Марины Мнишек, сосланной в Ярославль после гибели первого самозванца (53, 73).

«6-го (января 1676 года. – Н. Б.),при рассвете дня, пришли мы в Дубну, после того как было сделано 35 верст, т. е. около 7 миль, по небывало плохой дороге. Отсюда мы выехали утром в 9 часов и поздно вечером прибыли в Рахманово, сделав 40 верст, т. е. около 8 миль, и проехав мимо многих прекрасных поселений и монастырей». Запись в путевом журнале голландского посла Кунраада фан Кленка (145, 371).

* * *

Вот и «сотый километр». Хуже места для «площадки отдыха» трудно придумать. С одной стороны залитой мазутом и грязью площадки – глинистый обрыв срезанного бульдозерами холма, с другой – ревущая дорога, где машины на предельной скорости вылетают из-за пригорка. Попытки перейти шоссе нередко заканчивались трагически…

Но мы уже благополучно миновали зловещий «сотый километр». Впереди – Тириброво. Это старинное село упоминается в путевом дневнике голландского художника Корнелия де Брюина, путешествовавшего из Архангельска в Москву в 1701 году:

«…Приехали в Переслав-Залесский, главный город области того же имени, плохой и расположенный на запад на берегу Переславского моря, или озера. Было 9 часов вечера, когда мы прибыли сюда, а в полночь мы отправились уже далее. Сделав 30 верст, 3-го числа, в 6 часов утра, приехали мы в Тириброво (Tierieberewa). Отсюда до Троицы нужно беспрестанно спускаться и подниматься на небольшие горы на протяжении 30 верст» (155, 411).

Длинная и ничем особо не примечательная деревня Тириброво заканчивается конгломератом низеньких построек, носящим громкое имя – гостиница «Жемчужина». Огромный рекламный щит при въезде в деревню предлагает увлекательный набор возможностей: кафе, сауна, ночлег… Завершается перечень игривым намеком – «рай для влюбленных»…

Прежде это заведение называлось проще и романтичнее – трактир «Надежда». Случайные постояльцы и искатели «рая для влюбленных» обретали здесь если не надежду, то, во всяком случае, – широкую деревянную кровать в темном, как каземат, номере с решеткой на единственном окне.