Текст книги "Удар по своим. Красная Армия. 1938-1941 гг."

Автор книги: Николай Черушев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 38 страниц)

В справке приводились показания арестованных лиц о наличии служебной связи и личной дружбы Тимошенко с рядом участников «военного заговора» в РККА – комкором Б.С. Горбачевым, Маршалом Советского Союза А.И. Егоровым, командармом 1-го ранга И.П. Уборевичем, комдивом Д.Ф. Сердичем³⁴. Однако все эти сведения носили крайне общий, неконкретный характер, они не содержали ничего нового по сравнению с предыдущими подобного рода документами на Тимошенко, уже известными высшему партийному руководству. А посему, видимо, и реакция Маленкова и Сталина была адекватна содержанию представленной справки, т.е. последствий для Тимошенко она не имела.

ВОЗМЕЗДИЕ

Главными исполнителями репрессивных мер против командноначальствующего состава РККА (от момента ареста и до суда) как в центре, так и на местах (военных округах, соединениях и частям) выступали особые отделы НКВД. История этих органов берет свое начало со времен Гражданской войны.

Особые отделы в Рабоче-Крестьянской Красной Армии (органы военной контрразведки) изначально предназначались для обеспечения ее безопасности от происков империалистических разведок. Созданы они были в начале Гражданской войны в связи с необходимостью борьбы с подрывной деятельностью внешней и внутренней контрреволюции. В декабре 1918 года ЦК РКП(б) принял решение об объединении армейских чрезвычайных комиссий и службы военного контроля. В соответствии с этим был создан Особый отдел ВЧК и организованы особые отделы на фронтах, флотах, в армейском и окружном звене, а в дивизиях, полках и других им равных воинских формированиях вводилась должность комиссара особого отдела.

Являясь одним из подразделений ВЧК, особые отделы действовали в тесном контакте с политорганами Красной Армии и Флота, опираясь при этом на широкие массы рядового и младшего командного состава. Одним из первых руководителей Особого отдела ВЧК являлся М.С. Кедров, представитель когорты старых большевиков.

После окончания Гражданской войны ВЧК в феврале 1922 года была преобразована в Государственное Политическое Управление (ГПУ) при НКВД РСФСР, а Особый отдел ВЧК – в Особый отдел ГПУ. С образованием СССР (30 декабря 1922 года), согласно постановлению ЦИК СССР от 2 ноября 1923 года, было создано Объединенное Государственное Политическое Управление (ОГПУ) при СНК СССР. С этого же времени особые отделы ГПУ были реорганизованы в особые отделы ОГПУ. Они совместно с другими подразделениями, охраняющими государственную безопасность страны, активно противодействовали вражееким разведкам и выступлениям внутренней контрреволюции. За заслуги в борьбе с происками иностранных спецслужб и контрреволюцией Особый отдел ГПУ в декабре 1922 года приказом РВС Республики награждается орденом Красного Знамени. С переходом страны к мирному строительству военные контрразведчики внесли большой вклад в борьбу с мятежами в Тамбовской губернии, Сибири, на Украине, с басмаческими шайками в Средней Азии, с бандитизмом на Кавказе, в Карелии, Якутии и других районах СССР. Умелыми действиями они пресекали подрывную работу иностранных разведок и внутренних заговорщиков против страны и ее вооруженных сил.

Незадолго до Великой Отечественной войны происходит переподчинение особых отделов – они из НКВД передаются в ведение Наркомата обороны и функционируют там в качестве 3-го Управления. С началом войны они перестраивают свою работу с условиями военного времени. В апреле 1943 года постановлением Государственного Комитета Обороны (ГКО) было образовано Главное управление контрразведки «Смерш» Наркомата обороны СССР. Разоблачением шпионов, надежным ограждением Красной Армии и Военно-Морского Флота от подрывной деятельности агентуры противника армейские и флотские чекисты способствовали победе над врагом. Тысячи контрразведчиков за мужество и отвагу были награждены орденами а медалями, а несколько человек удостоились звания Героя Советского Союза. В мае 1946 года органы контрразведки «Смерш» преобразованы в особые отделы с подчинением Министерству (с марта 1954 года Комитету) государственной безопасности при Совете Министров СССР.

Начальниками Особого отдела ВЧК—ОГПУ—НКВД в период 1918—1938 годов работали: М.С. Кедров, Ф.Э. Дзержинский, В.Р. Менжинский, Г.Г. Ягода, Я.К. Ольский, Г.Е. Прокофьев, И.М. Леплевский —первое назначение (1931—1933 гг.), М.И. Гай (1934—1936 гг.), И.М. Леплевский – второе назначение (с 28.Х1.1936 г.), Н.Г. Николаев-Журид (с 14.У 1.1937 г.), Н.Н. Федоров. Трое последних представляют для нас значительный интерес в силу хронологических рамок повествования. Добавим еще, что в мае 1938 года в составе ГУГБ НКВД СССР было создано Управление особых отделов, осуществлявшее свою деятельность в качестве 2-го Управления НКВД СССР.

Секретарь ЦК ВКП(б) Н.И. Ежов, возглавив в конце сентября

1936 года Наркомат внутренних дел, вскоре произвел основательную чистку его кадров, начав ее с центрального аппарата. Своим заместителем и одновременно начальником ГУГБ он берет комкора М.П. Фриновского, в недавнем прошлом возглавлявшего Главное управление пограничной и внутренней охраны страны. К осени того же года Ежов заменил в ГУГБ многих начальников отделов, в том числе и 5-го (Особого). Вместо Марка Гая он назначил туда наркома внутренних дел Белоруссии Израиля Леплевского, комиссара госбезопасности 2-го ранга. Чуть более полгода занимал Леплевский пост начальника 5-го отдела ГУГБ, однако и за этот непродолжительный срок он успел натворить столько, что другому хватило бы на целый десяток лет. Достаточно того факта, что при его активном участии состоялась подготовка (от начала до конца) печально известного процесса над маршалом Тухачевским, положившего начало массовым репрессиям в отношении кадров Красной Армии. Этот процесс, как известно, имел большой резонанс в стране и за рубежом.

В делах особистской работы Израиль. Моисеевич новичком отнюдь не был, ее особенности он знал не понаслышке. Работая в системе ВЧК—ОГПУ—НКВД с 1918 года, он однажды уже побывал в роли начальника Особого отдела ОГПУ (1931—1933 гг.). Представляет интерес справка на народного комиссара внутренних дел УССР И.М. Леплевского, подготовленная его бывшими коллегами в Москве в марте 1933 года (за месяц до ареста). Это своего рода послужной список, в котором говорится, что Израиль Моисеевич родился в 1894 году в городе Брест-Литовск в семье мещанина, по национальности еврей, с начальным образованием, член ВКП(б) с 1917 года. В 1909—1914 гг. состоял членом еврейской националистической организации «Бунд». В 1914—1917 гг. служил рядовым в 3-м Кавказском пограничном полку.

Служба в органах НКВЛ

1918—1920 гг. – сотрудник Самарской и Саратовской губчека.

1920—1921    гг. – помощник заведующего секретного отдела и начальник особого отдела Екатеринославской губчека.

1921—1922    гг.– начальник активной части и член коллегии, заместитель председателя Екатеринославской губчека.

1922—1923    гг. – председатель Екатеринославского губернского отдела ОГПУ.

1923—1925    гг. – начальник Подольского губотдела ОГПУ.

1925—1929 гг.– начальник Одесского окружного отдела

ОГПУ.

1929—1931 гг. – заместитель начальника ГПУ УССР.

1931—1933 гг. – начальник Особого отдела ОГПУ.

1934 г.– полномочный представитель ОГПУ по Саратовскому краю.

1934—1936 гг. – народный комиссар внутренних дел Белорусской ССР.

1936—1937    гг. —начальник Особого отдела ГУГБ НКВД СССР.

1937—1938    гг. – народный комиссар внутренних дел Украинской ССР.

В справке отмечается, что И.М. Леплевский награжден орденом Ленина, Красного Знамени (дважды) и Красной Звезды, а также двумя знаками почетного чекиста.

Как видно, Леплевский начальством не был обижен – не в пример другим, он быстро преодолевал одну за другой ступеньки служебной лестницы. Уже с 20-х годов он занимает должности, входившие в номенклатуру ЦК ВКП(б) и союзного НКВД (ОГПУ). А это значит, что его деятельность получала высокую оценку у Ягоды и Ежова, а также в соответствующем отделе ЦК партии. Действительно, смотрите, – проходит год-другой, и следует очередное назначение. Притом не по горизонтали, а все вверх и выше, к тому же в такой сложнейшей организации, как ОГПУ—НКВД.

Из перечисленных выше лиц, занимавших пост начальника Особого отдела ОГПУ—НКВД, остановить свое внимание на личности И.М. Леплевского нас заставляют следующие обстоятельства. Во-первых, как раз в период его руководства военной контрразведкой начались массовые аресты среда командно-начальствующего состава РККА, принявшие к моменту его перевода на Украину (июнь

1937 г.), лавинообразный характер. Начав с единичных случаев тюремной изоляции высшего и старшего комначсостава в феврале– марте 1937 года, подразделение Леплевского через три месяца довело эти цифры до десятков и сотен человек. Во-вторых, по свидетельству бывших сотрудников НКВД, именно в бытность Леплевского главным контрразведчиком армии и флота в практику деятельности его подчиненных, как никогда ранее, внедряются незаконные, а точнее – преступные методы следствия.

Не исключением, а правилом становятся жестокие избиения, шантаж, обман, издевательства. Сам Израиль Моисеевич совсем не чурался таких средств, он в полном объеме овладел этим арсеналом, требуя того же самого от своего аппарата в Москве и военных округах. Именно при Леплевском большевистский постулат «Бытие определяет сознание» трансформировался в повседневное кредо следователя Особого отдела ГУГБ: «Сознание арестованного прямо пропорционально степени его бития». Это был крайне жестокий человек, которого, по некоторым данным, боялся даже сам Ежов. В-третьих, Леплевский являлся единственным человеком в ОГПУ—НКВД, кому в довоенный период довелось дважды возглавлять такой специфический государственный орган, как военная контрразведка.

В настоящее время достоянием общественности стали многие документы, касающиеся подготовки процесса над М.Н. Тухачевским и его подельниками. И хотя в моральной и физической «обработке» обвиняемых участвовали представители нескольких подразделений ГУГБ, однако львиная часть нагрузки при этом выпала все же на долю сотрудников Особого отдела. Проследим, например, последовательность допросов главного обвиняемого – Маршала Советского Союза М.Н. Тухачевского. Кто же проводил их и какова степень участия в них Леплевского и его подчиненных?

Напомним, что Тухачевского, арестованного в Куйбышеве

22 мая 1937 года, сразу же переправили в Москву. «На раздумья» у него было несколько суток, которые по тяжести испытываемых им моральных мук, вне сомнения, не могут сравниться ни с каким другим периодом его жизни. К каким выводам пришел маршал– о том говорит содержание его краткого заявления от 26 мая на имя Ежова. При этом не следует забывать, что появлению данного документа предшествовала «встреча и беседа» арестованного со следователем Ушаковым, чья подпись стоит там чуть ниже росчерка Тухачевского.

Если представить весь ход следствия по делу маршала в виде некоей схемы, то она выглядит следующим образом:

22 мая Арест в Куйбышеве.

23—24 мая Этапирование в Москву.

25    мая Первый допрос.

Леплевский, Ушаков

26    мая Допрос. Тухачевский пишет заявление на имя Ежова с признанием своего участия в военном заговоре.

Ушаков

27    мая Допрос.

Леплевский, Ушаков

29    мая Допрос.

Леплевский, Ушаков

30    мая Отчная ставка между Тухачевским и А.И. Корком. Корк изобличает маршала.

Нарком НКВД Н.И. Ежов, его заместитель комкор М.П. Фриновский, начальник 5-го отдела И.М. Леплевский, начальник 4-го отдела ГУГЮ старший майор М.И. Литвин, нач. отделения 4-го отдела капитан З.Н. Глебов-Юфа.

1 июня Допрос.

Леплевский, Ушаков

3 июня Вынесение постановления о предъявлении обвинения.

Ушаков

7 июня Допрос. Объявлено об окончании следствия.

Прокурор СССР А.Я. Вышинский, помощник Главного военного прокурора диввоенюрист Л.М. Субоцкий.

9 июня Очная ставка между Тухачевским и Якиром.

Леплевский, Ушаков

Д июня Суд. Вынесение приговора⁴.

Специальное Судебное Присутствие

Процесс закончен, виновные наказаны, а на победителей, т.е. сотрудников ГУГБ, посыпался дождь наград и поощрений... Минуло всего лишь каких-то шесть лет, и вот снова Леплевский на Украине, но теперь уже в ранге наркома внутренних дел республики. Возвращается он туда не один, а вместе с большой группой проверяющих, возглавляемой комкором Фриновским. Последний тогда же и представил украинским коллегам их нового наркома. По поводу поездки своего заместителя на Украину Ежов издал специальный приказ по ведомству.

Михаил Петрович Фриновский приехал в Киев с задачей не только ввести в должность нового наркома, но и, что было главным его заданием, серьезно подтянуть украинскую организацию чекистов. Москве показалось, что на Украине, самой крупной после РСФСР союзной республике, процесс Тухачевского не получил должного резонанса и что там крайне низкие результаты поиска врагов народа. Одним словом, оперативные и следственные работники там «размагнитились» и их необходимо было срочно подтягивать до уровня современных требований. Эталоном таких требований руководители НКВД СССР считали только что закончившийся процесс над участниками «военного заговора». Для выполнения этой чрезвычайно ответственной задачи Ежов и перевел на Украину Израиля Леплевского.

На служебных совещаниях чекистов Украины и собраниях партийного актива Фриновский и Леплевский доводят до подчиненных последние требования наркома Ежова, а значит и ЦК ВКП(б). 21 июня 1937 года на заседании партийного комитета УГБ НКВД УССР с участием парторгов и начальников отделов с информацией-докладом выступил высокий московский начальник. Рисуя потрясающую воображение картину только что раскрытого заговора, он патетически восклицает: «Все, что было вскрыто до сих пор, меркнет по сравнению с теми делами, которые вскрыты сегодня...»⁵

Фриновский при молчаливом согласии Леплевского на этом собрании обвинил украинских чекистов в том, что они не сделали должных выводов из разоблачения заговора в Красной Армии и заслуживают серьезной критики за результаты своей деятельности.

Фриновокий (из стенографического отчета): «Что я обнаружил на Украине? Прежде всего я считаю, что общих выводов из вскрытых дел украинский аппарат У ГБ и его прежнее руководство не сделало. Так как в предшествующий период руководители украинского аппарата старались представить себя немного изолированно в Советском Союзе– это было перенесено и на этот этап, когда вскрыто это зелье...

Все это вело к одному – к недооценке врага на сегодня. Все это порождало самодовольство в целом у коллектива, элементы полной самоуспокоенности. Отсюда в работе получилось размагничивание, понижение активности. В таких условиях видеть хорошо замаскированного врага чрезвычайно трудно. Нет ни одного элемента, который бы мобилизовывал аппарат на активную работу.

...Удар по врагу я застал в аппарате у вас в инертном состоянии. Если сравнить с нашим центральным аппаратом и аппаратом УНКВД Московской области, то я бы назвал состояние вашего аппарата полуспячкой...

Участок правых у вас совершенно не вскрыт. Начали немного шевелиться в Харькове, Днепропетровске и то только на днях, в ближайшие дни. Но это, товарищи, еще только самое элементарное начало...

Кадры контрреволюционной организации в армии. Вот если вы посмотрите сейчас, после того, что уже вскрыто, что получается? В украинских округах (и в Харьковском военном округе и в Киевском округе) – почти одних из первых округов всего Советского Союза среди военных были проведены аресты троцкистов...»

Фриновский почему-то не назвал фамилии троцкистских «главарей» в войсках ХВО и КВО, однако кадровым сотрудникам УГБ Украины хорошо было известно, кого именно имел в виду суровый замнаркома. Это прежде всего те, о ком шла речь на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) – С.А. Туровский, Д.Д. Шмидт, Ю.В. Саблин, Б.И. Кузьмичев, арестованные в 1936 году. Правда, комкора Туровского с одинаковым успехом можно было относить и к Киевскому и к Харьковскому военным округам. Дело в том, что за два последних года он успел побывать и тут и там на разных должностях: заместителя командующего в ХВО и армейского инспектора в КВО. Комдив Д.А. Шмидт на момент ареста командовал 8-й отдельной мехбригадой в Киеве. Как тот, так и другой непродолжительное время в 20-е годы поддерживали платформу Троцкого, но затем публично от нее отказались.

Продолжая далее развивать тему об изъятии из армии троцкистов и правых, Фриновский сказал: «После того, как главари были забраны в центр, по ходатайству особых отделов и Харьковского военного округа, и Киевского военного округа была получена санкция на большое количество командиров, политработников и начальствующий состав частей украинских военных округов, проходящих по материалам. Однако ни одного дела оперативно-результативного на Украине нет...

А фон в этих округах каков? Я думаю, что засоренность начсостава РККА в этих 2-х округах наиболее сильная, в особенности бывшими троцкистами и в особенности в Киевском округе»⁶.

За санкцией, как известно, всегда следовал арест. Кто они, эти командиры украинских военных округов, проходящие по материалам, добытым у Якира, Туровского, Саблина, Шмидта в результате допросов с пристрастием? У нас имеется возможность поименно назвать этих людей, о которых обезличенно говорил Фриновский. Это прежде всего те, кто был арестован на территории Украины в последние месяцы 1936 и первую половину 1937 года. Здесь начальник политуправления КВО армейский комиссар 2-го ранга М.П. Амелин, начальник штаба ХВО комдив П.Л. Соколов-Соколовский и заместитель начальника политуправления этого округа корпусной комиссар Н.А. Савко, начальники родов войск КВО: артиллерии – комдив Н.М. Бобров и ВВС – комдив А.М. Бахрушин; командиры корпусов: 17-го стрелкового комдив В.Э. Гермониус, 7-го стрелкового комдив Ф.Ф. Рогалев; коменданты укрепленных районов: Киевского – комдив П.Е. Княгницкий, Могилев-Ямпольского – комдив И.И. Раудмец; командир 62-й стрелковой дивизии комдив С.И. Венцов-Кранц, командир 54-й авиабригады полковник Д.Д. Зимма и другие.

Комкор Фриновский, верный подручный палача Ежова, еще не остывший от схватки с группой Тухачевского и потому испытывающий сладостное головокружение от достигнутого успеха, нетерпеливо рвался в новый бой, готовый еще более расширять фронт наступления на врагов народа. Выполняя установки Ежова (а значит и партии), он стремится еще выше поднять потенциал напряжения в аппарате украинских контрразведчиков, всемерно подталкивая их к активизации работы. При этом Фриновский решил несколько припугнуть украинских коллег той негативной реакцией на их дела, которая, возможно, возникнет у Ежова после его доклада о результатах командировки на Украину: «...Я вот вызываюсь им в Москву и вынужден буду ему рассказать все то, что я обнаружил здесь. Его это немножко удивит, потому что такого плохого состояния оперативной работы, я должен прямо сказать, ни я, ни тов. Ежов полностью не ожидали».

Уж если бить, так бить наотмашь. И Фриновский наносит сотрудникам УГБ Украины еще один мощный удар, обвинив чекистов в политической слепоте и профессиональной некомпетентности. В чем дело? Выходит, правых и троцкистов комкору уже недостаточно, ему подавай шпионов, лучше, конечно, немецких и польских. И не вообще где-то, а непосредственно здесь, в аппарате НКВД УССР. Фриновский высказал предположение (!), что украинский аппарат НКВД засорен агентами польской разведки, а также заявил о наличии враждебных элементов среди начсостава Киевского и Харьковского военных округов: «Теперь пару слов об аппарате внутри наркомата вашего. Думаю, что то, что вскрыто в центральном аппарате, может быть и не имеет прямого и тождественного места у вас, но давайте пойдем по такому пути: поляки имеют у вас эмиссаров внутри. Значение Украины для вас всех понятно и обсуждать этот вопрос не приходится. Скажите, какое основание полагать и думать, что украинский аппарат не имеет внутри себя польской агентуры... Я себе ни в коем случае не могу представить, чтобы поляки не имели в системе погранохраны, погранокругов, пограничных областей своей агентуры...»⁸

Первый заместитель наркома, критикуя слабую работу украинских чекистов, приводит в качестве примера деятельность их коллег из центрального аппарата ГУГБ и УНКВД по Московской области. Что касается первого из названных «передовиков», то там и сам Фриновский числился в «забойщиках» не из последних. Как уже было сказано, он любил выезжать из Москвы с бригадами сотрудников центрального аппарата НКВД для «наведения порядка» на местах. Вот только один из примеров. В июле 1938 года он с очередной группой сотрудников выехал на Дальний Восток. Входивший в состав этой группы И.Н. Шнейдерман впоследствии показал, что на пути следования была кратковременная остановка в Иркутске. Фриновский при посещении местного УНКВД спросил у его сотрудника Кочергинского, который в это время вел следствие по делу бывшего заведующего транспортным отделом обкома партии, почему арестованный не дает показаний. Кочергинский ответил, что он принимает все меры к тому, чтобы получить необходимые показания.

Фриновский, обозвав Кочергинского непристойными словами, приказал вызвать к нему арестованного, собственноручно избил его в присутствии следователя, получил признательные показания и сказал, что «в Москве так допрашивают»⁹.

Это был второй визит Фриновского на Дальний Восток. Годом раньше он также вместе с большой бригадой побывал здесь, нанеся основной удар прежде всего по партийному и советскому руководству Дальневосточного края, а также по командованию ОКДВА и ТОФ. Одним из первых аресту подвергся председатель Дальневосточного крайисполкома Г.М. Кругов (в начале 30-х годов он возглавлял Артиллерийское управление РККА). Следователь А.А. Арнольдов-Кессельман, прибывший в Хабаровск в составе группы

Фриновского, известными методами получил от Крутова показания, в которых тот признавал факт существования антисоветской организации в крае и в частях ОКДВА, руководимой первым секретарем крайкома партии Л.И. Лаврентьевым (Лаврентием Картвелишвили).

Фриновский, ознакомившись с состоянием работы аппарата УНКВД по Дальневосточному краю, выразил свое неудовольствие тем, что разгром врагов народа ведется медленными темпами. Так произошла очередная размолвка между начальником УНКВД комиссаром госбезопасности 1-го ранга Т.Д. Дерибасом и всемогущим замнаркома. Разногласия между ними дошли до предела, когда Дерибас отказался верить показаниям Г.М. Крутова, добытым Арнольдовым. Когда протокол допроса Крутова был доложен Дерибасу, тот, ознакомившись с ним, заявил: «Эти показания не Крутова, а следователя Арнольдова» и отказался производить аресты лиц по данным показаниям. Об этом инциденте Фриновский немедленно доложил Ежову и получил приказ арестовать Дерибаса – кандидата в члены ЦК ВКП(б), члена партии с 1903 года, почетного чекиста, награжденного орденом Ленина и двумя орденами Красного Знамени¹⁰.

Вернемся, однако, на Украину, к событиям лета 1937 года. Тогда Москва в лице Фриновского фактически обвинила ее чекистов в бездействии – дескать, арестованных командиров и политработников в военных округах (КВО и ХВО) много, а результативность их работы (законченность следственных дел) крайне низкая. Дав хорошую «тряску» сотрудникам контрразведки Украины, шеф при этом немного и подсластил горькую пилюлю, милостиво выразив уверенность в боеспособности украинских чекистов: «...Я глубоко уверен и мы... вместе с вами, лучшей частью парторганизации и аппарата НКВД Украины, докажем, что здесь заложены резидентуры, причем из имеющихся, самые крупные из них...»¹¹

После такой «накрутки хвоста» дело с выкорчевыванием врагов народа на Украине сдвинулось в «лучшую сторону». Постараемся проиллюстрировать это материалами по Харьковскому военному округу и одноименной области, используя документы архивно-следственного дела бывшего заместителя начальника УНКВД по Харьковской области Льва Рейхмана. Его роль в избиении кадров ХВО общеизвестна. Достаточно сказать, что при активном участии Рейхмана были произведены аресты среди руководства округа в 1937 году: в июне – начальника штаба комдива П.Д. Соколова-Соколовского, в августе – командующего войсками командарма 2-го ранга И.Н. Дубового, в сентябре– бывшего начальника политуправления армейского комиссара 2-го ранга С.Н. Кожевникова. И еще несколько десятков командиров и политработников рангом пониже, однако занимавших ключевые посты в окружном звене, в соединениях и военно-учебных заведениях.

Некоторое время Л.И. Рейхман исполнял обязанности начальника 3-го отдела НКВД УССР, где по прямому указанию наркома

А.И. Успенского (сменившего на этом посту Леплевского) он и его подчиненные сфальсифицировали протоколы допросов командира корпуса военно-учебных заведений КВО комдива И.Д. Капуловского, а также бывшего наркома просвещения Украины В.П. Затонского, по показаниям которых проходило большое количество других лиц. Успенский поручил Рейхману допросить ряд арестованных и вписать в протоколы их допросов всех лиц, проходящих по показаниям Капуловского и Затонского.

Будучи сам арестован в октябре 1933 года, Рейхман на следствии показал: «После допроса этих арестованных я сообщил Успенскому, что вписать фамилии эти невозможно, так как арестованные их совершенно не знают и никакого представления о них не имеют. Тем не менее я получил категорическое приказание Успенского «арестованных бить в кровь, чтобы получилось...»¹²

Факты фальсификации показаний Капуловского, а на их основе и фальсификации ряда других следственных дел подтвердили после их ареста бывшие сотрудники НКВД А.И. Успенский, М. А. Листенгурт, А.М. Хатеневер, А.П. Радзивиловский.

О масштабах арестов в Харьковской области Рейхман показал, ссылаясь на указания НКВД УССР: «Эти установки, естественно, не миновали и Харьков, точно такая же горячка, спешка в делах, спешка с арестованными, по существу показывали цифры оперативного нажима...»¹³ К делу по обвинению Рейхмана приобщена его докладная записка на имя Ежова «О лимитах по Харьковской области», в которой он указывает, что к февралю 1938 года по области только Особой тройкой было осуждено 9350 человек, из них 3450 по первой категории¹⁴.

А в своем объяснении от 27 июня 1939 года Рейхман писал, что его ходатайство о предоставлении дополнительного лимита было связано с заявлением Ежова на совещании в НКВД УССР о необходимости «...еще расстрелять по Украине тысяч тридцать»¹⁵.

Из материалов проверки дела Л.И. Рейхмана видно, что в период его работы в УНКВД по Харьковской области только по одному 4-му отделу этого управления было осуждено Военной коллегией 253 человека, из них 215 – к расстрелу¹⁶.

Многочисленные свидетельства, в том числе и бывших сотрудников УНКВД по Харьковской области, позволяют утверждать, что в тот период в этом управлении к арестованным широко применялись физические методы воздействия. И делалось это с единственной задачей – заставить их дать заведомо ложные показания на себя, своих сослуживцев и знакомых, а часто и просто посторонних для них людей. Особый размах получило применение таких методов после прибытия в Харьков Рейхмана.

Служебное рвение и усердие Рейхмана не могли остаться незамеченными. Получив за свои «труды» орден Красной Звезды, он в итоге попадает в «святая святых» НКВД – в ГУГБ, где назначается начальником 7-го отдела. Курируя Наркомат оборонной промышленности (НКОП), Лев Иосифович и здесь нашел массу врагов народа. Так, под его руководством были сфальсифицированы дела на группу ответственных работников этого Наркомата: БД. Ванникова, И.Ф. Тевосяна, В.А. Свиридова и других.

Названный В.Д. Свиридов, бригинженер, до ареста в июле 1938 года– начальник 8-го Главного Управления НКОП (танкостроение). Он обвинялся в том, что якобы находился в организационной связи с участниками военного заговора И .А. Халепским (бывшим начальником АБТВ РККА) и К.А. Нейманом (своим предшественником на посту начальника главка), по заданию которых проводил вредительскую работу, направленную на подрыв оборонной мощи СССР путем срыва производства нового поколения танков и модернизации старых типов.

Рейхману очень хотелось показать себя на новом месте в лучшем виде, и он нещадно подгонял своих подчиненных, торопя их быстрее «закруглять» дела. По-стахановски – всего за два месяца – следственное дело по обвинению В.Д. Свиридова было закончено. Обвинительное заключение утвердил Рейхман. На суде Свиридов от показаний, выбитых у него на предварительном следствии, отказался и заявил, что он оговорил не только себя, но и многих других не по своей воле. И тем не менее Военная коллегия приговаривает его к ВМН.

Итак, поработав кнутом и поманив подчиненных пряником, Фриновский убыл в Москву, а Леплевский остался в Киеве... Надо было работать, чтобы оправдать оказанное ему доверие. И трудиться следовало в полную силу. Контрольные ориентиры ему Ежов с Фриновским обозначили, а остальное было, как говорится, делом техники, имеющиеся документы позволяют приподнять завесу над тайной успехов, вскоре достигнутых НКВД УССР, узнать, в чем же заключались чудеса этой «техники»...

Из свидетельских показаний современников Леплевского – бывших сотрудников НКВД УССР Б.И. Борисова (Когана) и Н.А. Григорьева: «В 1935 и 1936 году запрещенных методов следствия не проводилось. Их начали применять в конце 1936 года, а в особенности в 1937 году, когда прибывший на должность наркома внутренних дел УССР Леплевский И.М. лично наносил побои арестованным».

Об этом же показал и другой бывший работник НКВД – полковник в отставке В.М. Казакевич. На допросе в конце марта 1955 года он показал: «С приездом на Украину на должность наркома внутренних дел УССР Леплевского в аппарате НКЗД УССР установилась практика жестокого избиения арестованных. Этот пример показывал сам лично Леплевский. Подражая Леплевскому бить стали арестованных и другие сотрудники аппарата НКЗД УССР. До приезда на Украину Леплевского о фактах избиения арестованных в НКВД УССР я не слышал...»¹⁷

Как в Москве, так и в Киеве Леплевский требовал от своих подчиненных выхода на «больших людей» – партийных, советских и военных руководителей. Благо что многие пласты этой элиты к его приезду на Украину были лишь едва затронуты. Еще находились на свободе первые и вторые лица в Политбюро ЦК КП(б)У С.В. Косиор, М.М. Хатаевич, бывший второй секретарь ЦК КП(б) У П.П. Постышев, командующие войсками округов И.Ф. Федько и И.Н. Дубовой.