Текст книги "Фельдегеря генералиссимуса (СИ)"

Автор книги: Николай Ростов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Глава четвертая

1. Противники становятся на расстоянии двадцати шагов друг от друга и пяти шагов (для каждого) от барьеров, расстояние между которыми равняется десяти шагам.

2. Вооруженные пистолетами противники по данному знаку, идя один на другого, но ни в коем случае не переступая барьеры, могут стрелять.

3. Сверх того, принимается, что после выстрела противникам не позволяется менять место, для того, чтобы выстреливший первым огню своего противника подвергся на том же самом расстоянии.

4. Когда обе стороны сделают по выстрелу, то в случае безрезультатности поединок возобновляется как бы в первый раз: противники ставятся на то же расстояние в 20 шагов, сохраняются те же барьеры и те же правила.

5. Секунданты являются непременными посредниками во всяком объяснении между противниками на месте боя.

6. Секунданты, ниже подписавшиеся и облеченные всеми полномочиями, обеспечивают, каждый за свою сторону, своей честью строгое соблюдение изложенных здесь условий.

Письменные условия дуэли между А. С. Пушкиным и Дантесом, перевод с французского

На точно таких же условиях должен был стреляться и Бутурлин с полковником Синяковым. Только эти условия были писаны по-русски.

Не находите странным, что эти условия совпадают?

Это убийство, в общем-то случайного, подвернувшегося просто под руку человека, было столь хитроумно задумано убийцей и так блестяще, я бы сказал, фокусно им исполнено: прямо на публике (ловкость ума – и никакого мошенства!), – что неизбежно должно было достигнуть той цели, ради которой он совершил это убийство: убить потом того, кого он намеревался убить, но убить чужими руками.

Все было предусмотрено этим фокусным убийцей. Но он ошибся.

Шулер никогда не сядет играть в карты с шулером, а если сядет, то должен знать наверняка, что тот – шулер. И тут уж чья ловкость рук возьмет верх!

Разумеется, против шулерского убийцы играть пришлось не шулеру, а профессионалу.

Профессионалу в чем?

И в картах – и во многом еще другом!

В любви, например.

Так вот – убийца ошибся: кто профессионал, а кто нет. И играл… Впрочем, думаю, что он, вообще-то говоря, считал, что он сел играть против простаков, к тому же честных, – и проиграл!

В учебники криминалистики это убийство вошло под названием «Серебряное убийство».

Само уже название этого убийства столь таинственно, что до сих пор гадают, почему оно так было названо? И многие опрометчиво утверждают, что убийства этого вовсе не было!

Шенгил, Руководство для начинающих авторов – «Как писать детективы», 1911 г., с. 57

Больше эпиграфов и примечаний в моем романе не будет! Стремительно мы понесемся с горки русской Истории вниз к Истине.

Многих на виражах выкинет в придорожный сугроб. Многих. И не визжать. Дама ведь рядом! Она нас спустит с этой горки.

За дело о двадцати пяти пропавших фельдъегерях генералиссимуса берется Жаннет Моне!

Она спуску никому не даст.

Ну а с армией Суворова – с ней что?

С ней уже все ясно. Но путь от Константинополя до Тверской губернии долог.

Так зачем же весь этот сыр-бор тогда?

А затем, чтобы зло было наказано!

Хотя, господа читатели, я ошибся: с армией еще не все ясно. Есть еще надежда на ее спасение. Но от Жаннет это не зависит. Тех секретных документов, что везли фельдъегеря, в поместье княжеском уже нет. В Москву переправлены, на складах купца второй гильдии спрятаны – и так хитро, что люди Аракчеева все выпотрошили, все перерыли – а не нашли. Им бы, дуракам, сообразить, что сожжены они давно.

Ради одного всего документа было убито столько русских фельдъегерей, – и теперь этот документ по назначению везет фальшивый фельдъегерь к французскому императору Наполеону.

Вот если он его доставит по назначению, тогда армии Суворова конец придет!

Что ж это за документ такой, что из-за него двадцать пять фельдъегерей погибли уже и еще стотысячной русской армии предстоит погибнуть?

Пока не скажу. Политическая игра под названием «Английская мышеловка» в полном разгаре. От ее исхода зависит участь всей Европы.

А Жаннет Моне надо бы поспешить к завтраку. Все ведь уже собрались в столовой зале. Все, кроме нее и полковника Синякова. Восковые фигуры в счет не берем. Их только на обед приглашают – и не каждый день. Только по четвергам.

Так что дожить бы нашим героям до четверга. Может, полегче станет.

В четверг к старому князю воздухоплаватели американские приедут. Глядишь, тайная канцелярия на них отвлечется.

Хотя нет.

Конечно, Христофор Карлович и за американцами углядит, и за нашими героями.

Письма к своим людям он в Москву уже отослал. Ответные письма к четвергу придут. Вот, пожалуй, и все, что я хотел сказать.

А Жаннет Моне на завтрак не выйдет. Так рано она не встает.

Жаль.

Надо бы ей там быть. Надо!

* * *

С последним, седьмым ударом напольных часов старый князь вошел в столовую залу. Цепко оглядел пришедших к завтраку. Выхватил взглядом из рассветного сумрака Бутурлина, спросил:

– Убили полковника?

– Нет, ваша светлость.

– Ну и хорошо! – ответил старый князь и жестом пригласил всех к столу. – Прошу! – И все сели за стол.

Христофор Карлович, как обычно, сел по правую руку старого князя. Управляющий было сел рядом с Христофором Карловичем, но князь его одернул:

– Это место полковника. Ваше – рядом.

– Конечно-конечно, – ответил управляющий. – Извините, ваша светлость.

Князю Андрею и Бутурлину были отведены места на самом краю стола. Там они и сели. Пустовало еще два стула. По левую руку от старого князя – для Жаннет – и тот стул, на который хотел сесть управляющий.

Князь Николай Андреевич не выказал обычного своего раздражения по поводу опаздывающих к завтраку.

В столовой зале воцарилась вдруг такая тишина, которая обычно бывает рано утром в июньском лесу.

Прозрачная – как солнечный утренний свет, – но пока еще зыбкая и ознобная, не прогретая солнцем и птичьим пением.

И свет, льющийся с потолка на стол, создавал полную иллюзию летнего лесного утра.

В отличие от Ростопчина, мастера создавать сумраки, старый князь был мастером по части создания солнечного света.

На улице еще звезды не потухли, прихваченная морозом темень смотрела в окна столовой залы, а с потолка солнечный столб света, словно сквозь зеленую листву, падал на стол.

Но в этом солнечном столбе света было всем почему-то ознобно и тревожно. Кроме, разумеется, старого князя. Он был бодр и, я бы сказал, возбужденно весел.

На завтрак всем подали гречневую кашу с молоком, мороженую морошку и простоквашу.

Простокваша была налита в глиняные, облитые глазурью крынки. Для простокваши были предназначены хрустальные стаканы. Каждый сам должен был налить в этот морозный хрусталь из солнечных крынок эту снежную простоквашу.

Официантов за завтраком не было. Старый князь считал, что завтрак – такое чудо, что самому это чудо надо испробовать.

И правда, не посылать же кого-нибудь в утренний лес, чтобы он тебе рассказал, как там хорошо! Самому в этот лес пойти надо.

Вот старый князь и взял крынку, налил из нее себе в хрустальный стакан простокваши, отхлебнул ее из стакана и спросил насмешливо Бутурлина и своего сына:

– А что же ваша Жаннет, господа кавалеры, так долго спать изволит? Или вы ее играми своими ночными измучили, что она, бедняжка, остальные все земные удовольствия проспала?

– Батюшка! – залился краской князь Андрей.

– Молчу… молчу! – захохотал старый князь. – Это твой друг, Бутурлин, в качестве дорожного несессера ее с собой прихватил.

– Ваша светлость! – перебил его Бутурлин.

– Пустое дело, голубчик, ваши дуэли, – ответил ему старый князь. – Я по молодости лет тоже ими баловался. Даже с Александром своим Васильевичем Суворовым на шпагах бился. И трость чугунную носил, чтоб дуэльный пистолет крепче в руке держать. А что за Жаннет вступился, хвалю. Я не оскорбить ее хотел, а вас предостеречь, поучить по-стариковски. Не дорожный она несессер, а женщина. Зачем вы ее в свое приключение взяли? Нехорошо это! Так-то вот, лазутчики вы мои. А что полковник Синяков? – обратился к Христофору Карловичу. – Его-то почему на завтраке нет? Или Бутурлин его не убил, а ранил только? Ведь смертельнейшие кондиции дуэльные выдумали. До конца биться: до смерти чьей-нибудь или до раны смертельной. Промазали, что ли, вы, Бутурлин, – и в полковника попали? Не в ваших же правилах это. О ваших трех выстрелах я наслышан. Поэтому и разрешил эту дуэль. Что молчите, штабс-ротмистр?

– Ваша светлость, – вступился за Бутурлина Христофор Карлович. – Полковник Синяков на дуэль не явился.

– Как не явился? – гневно взметнул брови старый князь, потом выкрикнул: – Дежурного офицера ко мне!

– Позовите сюда полковника Синякова, – сказал он дежурному по караулу офицеру, когда тот появился в столовой зале. Дежурный офицер опрометью бросился исполнять приказание старого князя. В воздухе запахло грозой. Старый князь гневно отставил от себя тарелку с гречневой кашей. – Ишь, чего удумал! Не явился. Позор на весь мой полк!

– Ваша светлость, – заговорил неожиданно управляющий. Голос его дрожал. – Я виноват во всем. Прежде чем… полковника… Выслушайте меня.

– Ну, говори, – посмотрел в его сторону старый князь. Весь его вид давал понять управляющему, что ни единому его слову плутовскому он не поверит.

– Видите ли, ваша светлость, я вчера решил подшутить над обоими поединщиками. Знаете же мою натуру! От отчаянья, конечно. Тому и другому я те, помните, ваши шутливые кондиции подсунул. Оба возмутились сильно. Господин Бутурлин даже чуть нас всех троих на дуэль не вызвал. Я тут же, разумеется, переиграл все назад.

– Да, – посмотрел на Бутурлина Христофор Карлович, – теперь я понимаю, почему вы так были возмущены.

– Так вот, ваша светлость, видимо, – продолжил управляющий виноватым голосом, – полковник мне до конца не поверил, что на других условиях с штабс-ротмистром стреляться будет, и на поединок не вышел.

В залу вошел дежурный офицер. Подошел к старому князю и тихо что-то сказал ему на ухо.

– Так! – резко встал из-за стола старый князь. – Полковник Синяков убит в своей комнате! Христофор Карлович, прошу вас пройти к нему… и разобраться. – Последнее слово князь произнес тихо. Слезы навернулись у него на глазах. – И наказать! – выкрикнул диким голосом – и тихо вышел из столовой залы.

Солнечный свет с потолка перестал литься. Кто-то зажег свечу в подсвечнике, поставил на стол. Темные окна в столовой зале уже просветлели, но все еще было темно.

– Господа, – сухо сказал Христофор Карлович, – прошу всех вас проследовать за мной. Возьмите с собой трех солдат, – добавил он дежурному офицеру по караулу. – Все следуйте за мной. – Голос его был бесстрастен, а ведь в сказку всех пригласил, в сказку под названием «Серебряное убийство»!

Глава пятая

Дело прошлое.

Почти во всех учебниках криминалистики это убийство описано. С легкой руки господина Шенгил многие наши детективщики начинающие – да и маститые тоже, не один детектив свой сочинили на основе этого «сказочного» убийства, а ведь никто до истины – до подлинного убийцы – так и не докопался.

То у них Христофор Карлович в убийцы был записан, то управляющий, то старый князь, то князь Андрей, то Бутурлин, а то и – Жаннет. Один даже дописался до того, что полковника Синякова, Петра Владимировича, в собственные убийцы записал! Мол, он таким образом специально покончил счеты со своей жизнью, чтобы всем досадить: «Не хочу из-за вас всех на свете этом белом жить, но и вам не позволю!»

Ерунда какая. Правда, ведь? Кто нам может запретит жить, если жить нам еще хочется?

Впрочем, всякий имеет на этот счет свое мнение. Убийца, например, полковника Синякова определенно кому-то еще хотел запретить жить, убив Петра Владимировича.

Кому?

Бутурлину – конечно же!

– Ха, Бутурлину! – выкрикнул кто-то из темноты.

Эту главу я писал в парусной комнате. Специально приехал.

Княжеский дворец отлично сохранился до наших дней. Боюсь, если мой роман будет иметь успех, музей в сем дворце устроят или еще что доходное. Не попадешь больше.

Замечу, кстати, если бы я писал эту главу не во дворце, то до истины бы тоже не докопался. Потому что в раскрытии этого убийства мне светлое и доброе привидение помогло!

А из темноты продолжали хохотать:

– Зачем Бутурлина было убивать – конногвардейца этого пучеглазого? Его управляющий на дуэли убьет! В следующий четверг и убьет.

– Не убьет! – ответил я твердо привидению.

– Ну, авторской фантазии я не указчик. Оставьте его в живых. Только ведь против истины исторической погрешите. А ведь божитесь, что подлинную Историю России Тушина Порфирия Петровича пишите. Убил управляющий Бутурлина. Убил. Монетку подбросил – и выпало конногвардейцу стрелять в свой лоб толоконный!

– А что же тогда вы, а не он, по дворцу привидением бродите? – спросил я насмешливо. И в ответ тишина ехидная.

Но опять захихикало:

– А про шпагатик Жаннет гуттаперчевый напишите?

– Обязательно напишу! Ведь из-за ее шпагатика, как вы справедливо заметили, гуттаперчевого, – и сорвалось ваше серебряное убийство. И хватит. Вы мне всю интригу рассекречиваете. До шпагатика Жаннет далеко еще. Христофор Карлович к комнате, где тело убитого полковника находится, еще не подошел.

– А вы уверены, что там тело полковника Синякова находилось?

– Замолчите! – крикнул я в хохочущую темноту.

– Не замолчу. Все равно ведь читателя обманете. И мое к вам явление в роман свой не вставите. Как его вставишь? Если только в примечание, а от примечаний вы отказались. Или опять своим принципам измените: опять читателя в свое примечание бултыхнете? Ах! Как ловко читателя вы своего дурите. То документ этот фельдъегерь фальшивый в Париж уже везет, то вдруг, на следующей же странице, документ этот все еще в княжеском доме! Это как вас понимать? Так вот, господин писатель, что я вам скажу. Не было никакого документа вовсе – и убийства не было! – Привидение вдруг умолкло. Я уже было хотел сказать ему: «Так, значит, документ еще в княжеском доме?» – но не успел. Ловок этот человек был в жизни своей, а когда в привидение превратился, еще изворотливей стал. – Не зря же это убийство серебряным назвали, – продолжило оно как ни в чем не бывало, – как и чернила князя Ростова. – Но тут в комнату будто кто вошел со свечой. Я обернулся.

– Не верьте ему, пожалуйста. Не справедливо это будет, – сказал тихий женский голос. Княгиня Вера в белом платье стояла у двери. – Пишите, а я вам посвечу. – И эту главу я написал под ее ровное дыхание за моим плечом, под ее взглядом. Ангелом – хранителем моим она стала!

Князь старый не шутил. «И наказать!» – он крикнул Христофору Карловичу не просто так. Действительно, наказали бы тут же убийцу. Ко рву бы вывели, отдали бы солдатикам команду «Пли!» – и солдатики без раздумий бы пальнули. Полкового своего командира они любили.

В общем, осталось за малым: определить Христофору Карловичу, кто убил полковника.

Скажу больше! Христофор Карлович, ведя Бутурлина, князя Андрея, управляющего и прочих людей в комнату, где находилось тело полковника, уже знал, кто его убил.

Некий психологический опыт решил проделать с убийцей?

Отнюдь нет! Просто у него были другие соображения.

Какие?

Математические. Вот какие. Больше я пока вам ничего не скажу. Сам еще не все знаю.

В зыбкой рассветной темени они прошли два зала и очутились в широком, как проспект, коридоре с множеством дверей по обе стороны.

В конце длинного коридора аркой серело окно. Над окном нависал балкон, удерживаемый двумя атлантами.

Чтобы попасть на балкон, нужно было повернуть налево и по винтовой мраморной лестнице подняться на него.

С балкона, собственно, и начинался Лабиринт Веры. Туда нам пока не надо.

Дверь в комнату полковника Синякова была справа, восьмой по счету, если считать от начала коридора, и третьей, если считать от балкона.

Напротив была дверь в комнату, которую занимал князь Андрей.

Управляющий жил в комнате по правую сторону коридора, в самом его конце.

Парусная же комната и комната императрицы, где поселилась Жаннет, были в самом начале коридора.

Это расположение комнат я описал для того, чтобы потом вам были понятны некоторые действия наших героев. К тому же убийца даже это учел, планируя свое убийство полковника.

Да, вот еще что! Господин Шенгил сам ошибся, когда написал, что убийца не знал, с кем он имеет дело. Нет, отлично знал. И все-таки начал свою игру.

Ставка была очень высока в этой игре. Тот документ, о котором я говорил, был еще в княжеском доме. И за ним вскоре должен был приехать…

Кто?

Сказал бы, но сам не знаю.

А что же искали тогда люди Аракчеева в лабазах купца второй гильдии?

А Бог весть знает что. Ведь второй бараний лоб… барона Аракчеева был!

Князь Ахтаров только тонко улыбался, да изящные кольца вверх пускал – на тонкую струйку дыма турецкого табака нанизывал. Ведь это он специально на этого купца Ростопчина да Аракчеева навел, когда приказал своему кучеру морду этому купцу набить.

Изящную, в русском конечно же стиле, комедию наш русский Бомарше сочинил. Пять сломанных ребер у кучера, свороченная скула и сломанный нос у купца – да двадцать пять русских фельдъегерей, закопанных в русский сугроб придорожный.

Но мы, кажется, увлеклись. К убийству полковника Синякова князь Ахтаров не имеет никакого отношения.

И к английским злодеям тоже!

Русский же он наш Бомарше. Помните, кем был французский Бомарше?

Поясню все же. Французский Бомарше был французским Штирлицем, т. е. французским разведчиком. Так что лучше о князе Ахтарове сказать, что он нашим Штирлицем был, правда уже на отдыхе.

То-то и оно. Впрочем, уж больно по вкусу, как говорится, пришлась наша комедия русская английским боксерам.

Процессия во главе со сказочником, т. е. Христофором Карловичем, подошла к двери в комнату полковника Синякова.

За Бенкендорфом шел управляющий. Шел осторожно и трепетно, но и развязано одновременно.

Бутурлин смотрел в его вихляющую задницу – и его подмывало наступить ногой на его черные бакенбарды. Прежде, конечно, ему пришлось бы наступить управляющему на какую-нибудь фалдину его ног, которые, шаркая по паркету, фрачно свисали с его спины.

Рядом с Бутурлиным шел князь Андрей. Лицо его было непроницаемым. Что творилось с князем Андреем, я не знаю. Он и в столовой зале был в неком подавленном состоянии.

Процессию замыкал дежурный офицер по караулу капитан Миронов Афанасий Никитич. О нем я должен непременно сказать!

Господа писатели детективщики рассматривали это убийство в некотором замкнутом пространстве – и описывали его в так называемом герметичном детективном жанре. Но ведь княжеский дворец был прямо-таки наводнен людьми (целая рота гренадеров в карауле и слуг бессчетное количество!), привидения по дворцу бродили и днем, и ночью – и, самое главное, некими механизмами начинен был этот дворец. Одна парусная комната или голова Наполеона чего стоили!

Но пока мы не о механизмах и привидениях, а о капитане Миронове. Он что так волновался? Ус свой каштановый даже прикусил!

Смерть полковника так потрясла?

Разумеется, потрясла.

Но волнение его было другого рода. Будто чего он боялся, будто чего не учел – и вот все сейчас и откроется. В общем, был весь, как говорится, на иголках.

А его три солдатика? И у них вид тоже был соответственный. Они готовы были и без команды княжеской, и без сыскного слова Христофора Карловича, – тут же, в коридоре, Бутурлина расстрелять! Откуда такая уверенность? Вот загадка – так загадка.

Впрочем, они в карауле у дверей ночью стояли, правда, не в самом коридоре, а перед дверью в этот коридор.

На все эти загадки Жаннет Моне ответит.

Разбуженная шумом она в коридор выглянула, быстро халатик свой горностаев на плечики свои накинула – и первая увидела убитого полковника Синякова Петра Владимировича. И грозного оклика Христофора Карловича – «Никому не входить!» – не послушалась. Вместе с ним вошла в комнату.

Полковник был убит выстрелом в затылок. Но это еще не все. Мало убийце показалось. Он ему кинжал под самое горло засадил!

– Не трогать! – крикнул Жаннет Христофор Карлович.

– Не буду, – ответила Жаннет и посмотрела… Лучше бы она не смотрела.

Она посмотрела на Бутурлина. Кинжал-то был тот самый. Птицы той черной – ночной!

Впрочем, правильно сделала, что посмотрела на него. Бутурлин от ее взгляда тихим стал. Лицо свое дерзкое погасил. Мне кажется, что не только лицо свое погасил, но что-то в душе своей погасил. Любовь свою к Жаннет он погасил.

Дурачок!

Он так и не понял, что теперь не он ее ангел-хранитель, а Жаннет его ангелом-хранителем стала, когда этот кинжал под горло в полковника Синякова Петра Владимировича всадила!

Вот так-то, дорогие мои читатели.

Пистолет-то, из которого в затылок полковника выстрелили, у самой двери на паркете лежал. Его управляющий и поднял.

– Мой пистолет, – сказал он Христофору Карловичу и тут же с большим удовольствием заметил всем, глядя пренахально в лицо Бутурлина: – Я его у вас, штабс-ротмистр, вчера оставил.

– Капитан Миронов, – не обратил никакого внимания на слова Чичикова про пистолет Христофор Карлович, а от сияющей улыбки управляющего его чуть не стошнило, – снесите тело полковника в подвал. И отдайте все распоряжения по похоронам.

– Слушаюсь! – сказал капитан Миронов – и вместе с солдатиками прямо в кресле своего полкового командира из комнаты вынес. Лоб его испариной весь покрылся. А глаза свои он от всех прятал. Довольные у капитана были глаза.

– Что ж, господа, – заговорил бесстрастно Христофор Карлович, когда дверь закрылась за капитаном Мироновым и его солдатиками, – мне все ясно. Я доложу князю, а там он решит, какую меру наказания к убийце применить. – И вышел из комнаты.

Через пять минут он войдет в кабинет к старому князю и доложит такое, что старый князь опрометью бросится в коридор, но будет уже поздно. Не успеет он.

Что же такое скажет Христофор Карлович старому князю?

А ничего особенного он не скажет. «Сказочка» нашего Христофора Карловича с математической точностью докажет князю Николаю Андреевичу, что убил полковника Синякова князь Андрей!

Я приведу ее, может быть, в следующей главе. Пожертвую, так сказать, динамизмом своего повествования. Впрочем, я еще не знаю, в какую главку ее помещу. Может статься, что ее от вас утаю.

Вот и княгиня Вера, мать князя Андрея, согласна со мной. Нет?

– Чур… не меня! – гадливо рассмеявшись, выпорхнул за Христофором Карловичем из комнаты управляющий.

Пошел из комнаты и князь Андрей.

– Андре, останься, – крикнула ему Жаннет, но тот даже не обернулся.

Бутурлин с Жаннет остались одни. И что потом произошло, Жаннет никогда себе не простила! Т. е. не простила она себе следующее.

Во-первых, не простила, что не пошла сразу же за Христофор Карловичем.

Конечно, она бы обязательно приказала Бутурлину глаз с князя Андрея не спускать, чтобы юный князь глупостей не натворил. А он их натворит, будьте уверены.

Отец его, князь Николай Андреевич, в комнату к нему в тот момент войдет, когда уже ничего нельзя будет изменить и поправить. Только если Жаннет! Но ей еще Бутурлина надо урезонить. Бутурлин аж весь кипит, гарцует прямо. Был бы просто конь, а не кентавр, непременно бы втоптал нашу бедную Жаннет в этот паркет… словно бы грязь какую!

И, во-вторых, что она женщиной, а не мужчиной родилась. Но это уже не к ней претензии.

Думаю, что и Бутурлин виноват. Не скажи он ей это, может быть, все бы живы были. Впрочем, продолжим. Судьбу не переиграть во всех смыслах этого многозначного слова.

– Зачем ты это сделала, Жаннет? – проговорил Бутурлин, будто какую гадость сапогом от своих ног отшвырнул.

– Дурак ты, Бутурлин. Дурак! – засмеялась Жаннет и неожиданно спросила его: – Неужели ты этой ночью в мою комнату зашел бы, если бы я прежде птицей ночной в парусную твою комнату не влетела?

– Зачем влетела?

– Так люблю я тебя… дурака… конногвардейского. Люблю!

– Жаннет! – рванулся к ней Бутурлин.

Она свой горностаевый халатик скинула – и пуговки на его мундире стала пальчиками своими отщелкивать. Золотыми монетками те пуговицы по паркету покатились. А она уже рубаху с его груди стаскивала, из сапог – и из всего прочего выдернула.

Ножками торс его обхватила. Виноградинки ее грудей он уже губами мял. Яблоко ее царственное, что она между ног своих хранила, живот его холодил.

– Жаннет, но зачем ты его убила?

– Дурачок! – выкрикнула Жаннет. – Его еще никто… Боже! Какая же я дура. – И она вылетела в коридор. За ней устремился Бутурлин.

Потрясающее, скажу я вам, зрелище.

Голенькая гуттаперчевая девушка – и конногвардейский кентавр Бутурлин.

А она уже неслась к двери в комнату к князю Андрею.

– Андре! – крикнула она в распахнутую дверь, но было уже поздно. Князь Андрей нажал на спусковой крючок.

– Стой, дурак! – только и успел крикнуть ему Бутурлин.

– И ты… дурак! – выкрикнула Жаннет. – Шнеллер!

Но все это она выкрикнула в воздухе.

Ее легкое тело уже летело от двери к князю Андрею.

Ноги она свои в том шпагатике и распластала.

Этот ее шпагатик – яблочко ее детское – старый князь и узрел – и дверью хлопнул.

Дверной хлопок с выстрелом слился. Но это уже было не страшно.

Пистолет из руки князя Андрея Жаннет успела выбить.

– Кто же из пистолетов дуэльных стреляется? – потирая ушибленную коленку, сказала она ему и нервно добавила: – Шнеллер хотя бы взвел. Дурачок.

То, что она была в столь пикантном виде, она, конечно, понимала. Но ведь не до пикантности, когда кто-то вдруг вздумает стреляться. И она засмеялась:

– А хороша я была! Вот уж старый князь на меня нагляделся!

– Да нет, – возразил ей Бутурлин. – Даже я не углядел!

– Повторить? – И Жаннет встала на руки и растянула свои ноги в шпагат.

Сей этот шпагат она сделала, разумеется, потому, что в нервном состоянии находилась, но ведь и дым пороховой еще не рассеялся.

Из этого порохового облака только носочки ее пуантовые видны были.

– Бутурлин, принеси мне халат – и сам оденься, – встала она с рук на ноги. – А мне князю Андрею надо кое-что наедине сказать.

Что она сказала князю Андрею, я не знаю. Она ему на ухо прошептала. Может, княгиня Вера мне скажет? Нет?

– Я потом вам скажу, – ответила мне мать князя Андрея и загасила свечу. Было уже светло. – Пишите дальше, – и она вышла из комнаты.