Текст книги "Фельдегеря генералиссимуса (СИ)"

Автор книги: Николай Ростов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

Глава десятая

Если вы думаете, что специально описание этого обеда оттягиваю, так как все на нем прояснится – и моему роману конец придет, то вы глубоко ошибаетесь.

На этом обеде как раз окончательно все запутается!

Поэтому пропускаю описание этого обед – ставлю отточие.

………………………………………………

………………………………………………

Но не перелистывайте эти страницы. Я вас в такие тайны сейчас посвящу, что вы про этот обед напрочь забудете.

…………………………………………….

…………………………………………….

Дик и Боб, отобедав у князя, спокойно отбыли в Арсенальный городок.

Князь не захотел их поселить в своем дворце. Раз они к нему воздухоплаванью приехали учиться, то он определил им место жительства в том своем городке, где эти шары изготавливали.

Городок находился в восьми верстах от княжеского поместья. Удивительный, скажу я вам, был этот Арсенальный город. С него потом все знаменитые индустриальные города американские пошли. Не только, видно, воздухоплаванью князь американцев обучил.

Этот городок я опишу потом, если необходимость в том будет. А сейчас ввергну читателей в восторг – или не ввергну?! Это уж как получится.

Американцев князь определил на постой в доме капитана Миронова. И вот, войдя в дом, они прошли через сени в просторную комнату – и к ним выбежала из левой двери статная женщина в русском сарафане. И Боб тут же выкрикнул:

– Чур, Дик, моя!

– Нет, Боб, моя! – засмеялся Дик. – Помнишь, Боб, на первую русскую бадью спорили? Так вот это она… первая.

– Нет, первую русскую бабу мы у князя встретили. Жаннет!

– Жаннет, Боб, француженка.

– Тогда те… девицы.

– Правильно, Боб, девицы, а это бадья. На нее мы спорили! – И Бобу пришлось согласиться.

Если бы он знал, что Жаннет тоже русская, то не Дику, а ему бы досталась эта вошедшая к ним, воистину, русская красавица.

Впрочем, думаю, она бы ему все равно не досталась. Или Дик его, Боба, убил – или эта русская – его убила, если бы он вздумал себя с ней повести – как он с нашими бабами русскими вел себя до этого.

Нет, господа читатели, это ему не Машка – это..!

Сами сейчас узнаете, кто им навстречу выбежала – и грудью своей сахарной и высокой трепетно задышала!

Легко ступая босыми ногами по выскобленным до янтарного блеска половицам, она подошла к двум американцам и насмешливо посмотрела на них.

– Хорошо, пусть будет твоя! – сказал Боб Дику и обратился к ней по-русски: – Кто ты есть такая баба? Я Роберт Вашингтон. А он… Дик Рузвельт. Он выиграл тебя у меня на пари.

Разумеется, Боб коверкал русские слова, но я не буду вас затруднять его произношением. Оставлю только его «русский» синтаксис.

– Как выиграл? – улыбнулась она.

– Очень просто. Мы на одного покойника поспорили. Закрыты у него глаза или нет? Я утверждал, что закрыты, а он, – что нет. Он оказался прав. Так как тебя зовут, баба?

– Пульхерия Васильевна, – потупив глаза, ответила она. А у американцев бешено заколотились сердца. Так она была хороша – и обворожительна.

Да, господа читатели, это была она! Несравненная Пульхерия Васильевна Коробкова – Вдовушка, нет, не наша, а английская (перечитайте главу третью первой части моего романа).

А помните того фельдъегеря, у которого лошадь чуть сумку его фельдъегерскую не съела? Так вот, когда она эту сумку жевала, а фельдъегерь в баньке придорожной парился, Пульхерия Васильевна поинтересовалась, что за документы он везет?

Времени у нее было мало – она лишь один документик прочитала, но какой! С этого документа и началась та игра английская (смотрите ту же главу первой части моего романа).

Прочитала она письмо генералиссимуса нашего непобедимого Александра Васильевича Суворова к нашему императору Павлу Ι.

Государь!

Турки с англичанами, как я тогда говорил, втягивают наши войска в мышеловку. Под стенами Константинополя эту мышеловку захлопнуть они собираются! Одно средство против их бесплатного сыра! Седьмой параграф Мальтийского договора похерить!!! На вашу мудрость уповаю. Похерьте его, государь! Иначе гибель нашей армии неизбежна!..

Что это за параграф такой?

Не знаю, к сожалению, его, господа читатели. Сей Договор до сих пор под грифом «совершенной секретности» находится.

– Дик, – сказал Боб Дику по-английски, – у нее под сарафаном ничего нет.

– Как нет? – засмеялся простой американский парень. – Посмотри на ее пышную грудь! А ее живот, а – ниже. И ты говоришь, что у нее ничего там нет.

Сарафан на Пульхерии Васильевне был столь воздушно прозрачен – и бесстыден, что тело ее, действительно, можно было узреть во всех ее откровениях!

Налитую грудь ее с крупными сосками, хищные бедра и, разумеется, все остальное – дьявольское, не побоюсь этого слова, – и соблазнительное.

Где же были твои пророческие, Порфирий Петрович, глаза? Да и где ты сам теперь? Может, ты сейчас с высоты уже небесной смотришь на нее и на американцев?

Смотри на свою Психею, на свою Афродиту, смотри, как теперь она Дика Рузвельта своими прелестями соблазняет!

– Как раз об этом, Дик, я тебе и говорю. У этой русской бабенки, кроме ее тела, ничего нет! – И Боб спросил Пульхерию Васильевну: – Ты женка нашего хозяина?

– Нет. Я у них в гостях. – Ей было смешно, как они откровенно смотрят на ее грудь.

– А мужик твоей где?

– Умер, – потупила она свой взор, – но тотчас и улыбнулась загадочно.

– Дик, – перешел на английский Боб, – тебе повезло. Мужа у нее нет. – И по-английски сказал Пульхерии Васильевне: – Он теперь будет твоим мужиком. – И кивнул головой на Дика. – Понимаешь? – это уже он спросил ее по-русски.

– Понимаю, – кивнула головой Пульхерия Васильевна. – Кобели американские. – И засмеялась своим обворожительным серебряным смехом: – Баню русскую мы вам давно натопили! Кто первым мыться со мной будет? – И она посмотрела на Дика. И тот неожиданно покраснел, потом побелел – и сгреб в кулак свою рыжую шкиперскую бородку.

– Я же сказал, – надменно посмотрел на нее Боб, – Дик тебя, бабенка, выиграл.

– Ну тогда пошли, Дик! – дернула за лапшу его рукава Пульхерия Васильевна – и перышком полетел за ней американец в нашу русскую баню!

Глава одиннадцатая

– Хороша ли я для тебя, Дик? – вошла к нему в баню Пульхерия Васильевна.

Американец посмотрел на ее роскошное тело – и ничего не ответил.

– Неужели, – продолжила она, – ваши американки лучше нас? – И обняла его Пульхерия Васильевна – и крепко, до дрожи своей жаркой и ознобной (во, как!) поцеловала. – Разве они могут так целовать?

– Но – но, – отстранился от нее Дик. – Русские бадьи так скоры на любовь. Мой мустанг за тобой не поспевает!

– Мустанг? – поняла его американский лепет Пульхерия Васильевна – и весьма больно ухватила его «мустанг». – Что ж он у тебя такой квелый? Вот мы его сейчас на дыбы поднимем!

– Но-но! – закричал Дик дико по-русски: – Больно!

– А мне, Порфирий Петрович, разве не больно было, когда ты со своим Селифаном в горнице передо мной комедию свою стали ломать? – гневно спросила она его.

– Пульхерия Васильевна, так вы нас узнали? – со слезами на глазах проговорил Порфирий Петрович. – Прости! – И его «мустанг» встал на дыбы – чуть не до кратера ее пупка подпрыгнул.

– Конечно, узнала, как вы из саней вышли – я к тебе и выбежала. Думала, обрадуешься. А ты… – Ее сахарная грудь тяжело ударилась в его подбородок – и затрепетала.

– Прости-прости, Психея моя, Афродита, Пульхерия моя ненаглядная! Прости. – Покрыл поцелуями ее дивное тело Порфирий Петрович. На колени встал – нос свой в ее сокровенное, женское, уткнул.

– Бог простит! – засмеялась Пульхерия Васильевна. – А мы давай с тобой будем мыться… как тогда… помнишь?

– Помню! – ответил Порфирий Петрович – капитан артиллерии в отставке.

Повторяться не буду. Перечитайте, если хотите, главу восьмую первой части моего романа. Кстати, когда они тогда в баньке любви предавались, в дорожном сундучке Порфирия Петровича Матрена секретные документы искала, а драгун Марков из-под своих пьяных век на нее смотрел.

– Что, Матрена, нашла секретные документы? – спросил он ее и засмеялся. – Так нет у него никаких секретных документов. Он по другой, сыскной, части. Розыск он пропавших фельдъегерей ведет!

– Ой! – вскрикнула она. – Как ты меня испугал.

– Тебя испугаешь, – усмехнулся драгун. – Водку мне отдай, а то боюсь, что действительно белой горячкой заболею. Да пошли человека к графу Балконскому. Вот это письмо пусть он ему передаст. – Отдал Матрене драгун письмо.

– А что в нем?

– Не все тебе следует знать! – ответил ротмистр Марков строго. – А когда Порфирий сыск учинит, кто его водку украл, скажешь, что я… Соври, что в лунатизме я у него ее стащил. Поняла? А вот второе письмо твой человек пусть в Тверь к полицмейстеру отвезет. Немедля! А то нам всем от Порфирия Петровича гибель придет. Поняла?

Глава двенадцатая

Всех обыграли граф Ростопчин и Порфирий Петрович, всех за нос обвели – и генерала Саблукова, и графа Аракчеева – и даже меня!

А где же тогда настоящие американцы – Боб Вашингтон и Дик Рузвельт? А нигде! Их вовсе не было. Придумали их капитан в отставке и граф Ростопчин.

Французский изобретатель Леепих, действительно, был, а вот продолжение воздушного анекдота для графа Аракчеева наши, воистину, русские «воздухоплаватели» сочинили! И про мумию Порфирия Петровича сочинили, хотя, конечно, мумия, т. е. восковая фигура Порфирия Петровича была изготовлена для отвода глаз.

Потому такой маскерад граф Ростопчин с Порфирием Петровичем и устроили.

Посвящен ли был в этот маскерад драгун Марков? Посвящен, к сожалению. Но вот ведь какая закавыка, господа читатели, он их никому не выдал.

Почему не выдал?

Некогда ему было – да и на Пульхерию Васильевну понадеялся. Но ведь и она, кажется, тоже его не выдала. Влюблена была в Порфирия Петровича.

И все-таки кто-то Порфирия Петровича и Селифана выдал старому князю?

Кто?

Знаю – и скажу.

Жаннет их выдала. Вот кто!

Помните, она к старому князю в кабинет зашла и долго с ним там разговаривала. Ну и сказала, кто к нему под личиной американцев приедет.

Впрочем, кроме любви, было тут еще что-то такое, что для меня до сих пор тайна великая.

А как попалась Пульхерия Васильевна в английские сети, сейчас вам расскажу.

Это произошло весной 1804 года.

Очередная тройка пьяно рухнула возле придорожной баньки – и три голых девки закружили свой «весенний» хоровод вокруг Человека в черном.

Естественно, он не устоял – и с превеликим удовольствием позволил увлечь себя…

Отменно с ними в той баньке «попарившись», он пошел Пульхерию Васильевну благодарить.

Пушистые его черные бакенбарды выражали, обманчиво, его эту благодарность, потому что глаза у него были холодны до нельзя – и по-английски надменно выгнут был в улыбке рот.

– Мадам, – сказал он ей неожиданно грозно, – у меня есть неопровержимые доказательства, что вы со своей Матреной отправили на тот свет вашего мужа – майора Коробкова. Вот его письмо, где он перед смертью своей написал об этом. Узнаете его руку? – И он из своих рук показал письмо Пульхерии Васильевне.

– Это ложь! – задохнулась от гнева Пульхерия Васильевна. – Он умер от турецкой пули.

Человек в черном убрал в карман письмо и ядовито заметил:

– От пули, мадам, он не сразу умер. Его фельдшер лечил. А снадобья тому фельдшеру кто приготовил? Матрена ваша! Тому тоже есть свидетельство. Вот признание фельдшера, чем он лечил вашего мужа. – И он достал следующий листок. – Зачитать – или вы сразу признаетесь? Если нет, то мы Матрену допросим. Так как, мадам?

– Что вы от меня хотите? – тяжело вздохнула Пульхерия Васильевна.

– Сущий пустяк, мадам, я от вас хочу. – И он рассказал, что ей должно, английской шпионке, делать!

Глава тринадцатая

Был ли граф Ипполит Балконский тем злодеем, т. е. тем Черным человеком, что Пульхерию Васильевну шпионкой английской сделал, а потом приказал выдропужскому станционному смотрителю поить фельдъегерских лошадей водкой лошадиной?

Разумеется, нет.

Почему?

Во-первых, граф дипломат во всех смыслах этого слова, к тому же, замечу вам, дипломат русской школы.

Не буду говорить, что значит – дипломат русской школы! Толком сам не знаю, что под этим подразумевается.

Во-вторых, дипломатом он был не ахти каким. В послы он так и не выбился. Выполнял некие мелкие технические поручения. Чуть ли не за обыкновенного писаря его при нашем посольстве в Лондоне держали. Почерк у него был необыкновенный. Любую руку, как говорится, мог подделать.

Одним словом, каналья, а не дипломат!

Да, каналья, разумеется, может быть, – обязан быть злодеем. Но не обязательно злодеем английским. Что, не бывают разве русские злодеи?

В-третьих, он был необыкновенно глупым человеком.

Помните, наверное, что я говорил о тех людях, что с нашими двадцатью пятью фельдъегерями учинили? Позволю себя процитировать:

«…Между Торжком и Выдропужском в декабре 1804 года бесследно пропало двадцать пять русских фельдъегерей – факт невероятный в истории России – и невозможный. А вот все-таки пропали. Нашлись злодеи, и злодеи опытные и бесстрашные, потому как чтобы на главном тракте государства напасть на вооруженных до зубов людей военных, опытных и проверенных (другим и не поручали возить государственные бумаги чрезвычайной важности и секретности), – это какое же надо было бесстрашие и опытность иметь? Ведь только от одного звука державного их колокольчика, фельдъегерского, у обычных наших дорожных разбойников, грабивших обычных наших путешественников, стыла кровь – и они врассыпную деру давали.

За этими опытными и бесстрашными злодеями стояли другие злодеи, еще более опытные (бесстрашие этим злодеям пока воздержимся приписать)! На след одного из этих злодеев (Человека в черном) Порфирий Петрович Тушин, не без помощи, конечно, Селифана – кучера своего, напал».

Видите, никак граф Ипполит Балконский на этого Черного человека не тянет.

Правда, впечатление он производил человека умного – и весьма.

С толку меня его вид сбил поначалу – особенно его иссиня-черная шинель, с бобрами, сшитая на английский манер.

И вас, наверное, с толку эта шинель сбила?

Нет?

В-четвертых, уж больно подозрительно все на него указывало, будто кто специально его, графа Ипполита, под этого Черного человека подставлял.

В-пятых, письмо, которое он государю нашему Павлу Ι написал.

Письмо приводить не буду. Нет его у меня. А фантазировать за графа не буду.

В общем, граф был человеком глупым и подлым, злодеем и канальей!

Замечу, что злодеем и канальей он себя не мыслил – и глупым человеком – тоже. Граф считал, что он умен – и умен возвышенно и благородно.

Да и какой дурак и подлец по-другому о себе думает?

Но это так, к слову. Повода нам он еще не дал, чтобы мы его дураком и подлецом обозвали.

А что у старого князя хотел все его богатства оттяпать, так ничего предосудительного в этом нет. Почему бы не оттяпать, если на то он имел законное право?!

Другой вопрос, как он его хотел оттяпать?

Но и тут ответ есть.

Оттяпать благородно хотел.

Заподозрил старого князя в измене – и государю императору написал. Очень убедительные факты в том письме привел.

Государь генералу Саблукову велел разобраться в этом деле. Правда, генерал весьма странно стал разбираться. В Москву зачем-то поехал, а не к князю Ростову; и потом в лиловом сумраке кабинета московского генерал-губернатора во что он Ростопчина вовлек, зачем?

Но все-таки сдается мне, что Жаннет он послал к князю разобраться в том, что граф Ипполит государю императору написал. Так что и тут вроде бы все логично. Логично, но не очень.

Дело в том, что те документы, которые сейчас рассекречены, говорят, что генерал Саблуков, да его дядюшка князь Ахтаров, делали все, чтобы помешать Жаннет и Порфирию Петровичу в Деле о пропавших двадцати пяти фельдъегерях разобраться. На грань гибели их поставили.

Вот ведь как он разбирался этот генерал от кавалерии Саблуков. Но мы забежали чуть вперед.

Порфирий Петрович с Пульхерией Васильевной после баньки пьют из самовара чай.

Семейную идиллию им портит, конечно, Селифан в образе Боба Вашингтона. Он с ними сидит за столом и учится, хитрец, пить чай по-русски: неумело держит блюдце в руках и дует на него со всей своей мочи – да так, что чай из блюдца на Пульхерию Васильевну выдувает.

В общем, безобразничает.

А Пульхерия Васильевна на его неумелость «американскую» только серебряно смеется. И она, шпионка английская, лукаво свою линию гнет. Селифану невдомек, что она липовый мед на стол со значением для него поставила: мол, для липового американца и мед липовый.

А он не вник, щеки важно раздул и на латыни его обозвал: medusa lipudius!

Подозреваю, что липовый мед на латинском языке не так называется.

Это он, наверное, не мед, а Пульхерию Васильевну так назвал: медуза липовая.

Ну да Бог с ним, с Селифаном, латинистом нашим доморощенным.

Порфирию Петровичу смешно и на Пульхерию Васильевну, и на Селифана.

Пусть они в своей конспирации липовой еще потешатся.

Нет, он не знает, кто на самом деле есть Пульхерия Васильевна. Просто он обалдел от счастья, что его прелестница жива, что его узнала, что он решительно с ней объяснился, – и она ему дала согласие под венец с ним пойти!

Но мы опять торопимся.

Пожалуй, нам надо переходить к описанию обеда у князя Ростова Николая Андреевича.

Глава четырнадцатая

– Ну-ка, остановись, болван! – крикнул своему кучеру граф Ипполит, заметив Христофора Карловича возле саней американцев наших.

Христофор Карлович как раз к обыску их вещей приступил.

– Добрый день! – не вылезая из кибитки, а только высунув наружу свою голову, проговорил граф по-французски и тут же не преминул пошутить: – Лошадей, Христофор Карлович, в санях потеряли? – Из саней, помните наверное, лошадей черкес выпряг. – Так они там вряд ли могут спрятаться! – И граф засмеялся.

– Нет, граф, не лошадей я ищу, – распрямился Христофор Карлович. – Их мы в другом месте сыщем.

Как он эти слова сказал, так граф побледнел!

Христофор Карлович не любил графа, считал его непроходимо глупым человеком, считал не без основания.

Конечно, по мнению остзейского немца, свято верившего в незыблемость любой юридической бумаги, верх глупости графской – претендовать на князя Ростова богатства.

В завещании же было черным по белому написано, что ему, князю Ростову, родитель его, князь Ростов Андрей Николаевич, все отписал, а не его блудной сестрице, что ослушалась его воли родительской – и за отца этого графа Ипполита замуж вышла.

К тому же Христофор Карлович знал, что по завещанию князя Ростова Николая Андреевича этому глупому графу ничего не достанется. Князь все свое богатство на три равные доли поделил между сыном своим князем Андреем, графом Денисом Балконским и графиней Марией Балконской. А этот глупый Ипполит, если бы не затеял свою подлую интрижку против князя, тоже бы свою долю получил. Но не зря, видно, Бог его глупостью чрезмерной наградил. Не зря, добавлю от себя. Ох, не зря. Потому он и спросил высокомерно Христофора Карловича:

– А каких лошадей вы хотите у меня сыскать? – Сей его неожиданный вопрос по пословице был – да не по одной! Я приведу только одну, перефразировав ее несколько.

Что у умного вора на уме, то у глупого – на языке.

В общем, выдал он сам себя, хотя, замечу, вором и тем английским злодеем (Человеком в черном) он не был.

Или все-таки какое-то отношение он к нему имел?

На дураках, как известно, не только воду возят!

С Человеком в черном мы скоро познакомимся. И вы несказанно удивитесь. Я, по крайней мере, в полное замешательство пришел, когда узнал, вернее – догадался, кто этот Черный человек!

В замешательство пришел и от ответа нашего сказочника на вопрос графа: «Каких лошадей он у него хочет сыскать?»

– А я разве вам на прошлой неделе не говорил? – сухо посмотрел на него Христофор Карлович. – Фельдъегерских!

– Избавьте меня от ваших подозрений, господин секретарь. Этих лошадей мне ваш управляющий продал.

– А вот мы вас сегодня обоих и спросим, – все так же холодно улыбнулся Христофор Карлович. – Кто кому их продал? И за сколько?

– Ваша немецкая фантазия неистощима, – ядовито возразил ему граф Ипполит и крикнул своему кучеру: – Поехали! – И его тройка понеслась к княжескому дворцу.

К дворцу князя Ростова его тройка подкатит непозволительно дерзко… к самому крыльцу. Это был, так сказать на языке дипломатическом, некий демарш со стороны графа, – нота протеста!

Только на таком языке решил разговаривать со старым князем Ростовым граф Ипполит Балконский. Решил, скажу вам, довольно глупо и опрометчиво. За этот свой «лошадиный» демарш (тройку к самому крыльцу даже Суворов Александр Васильевич в прошлом году не позволил себе подкатить) граф будет князем наказан, наказан весьма и весьма строго – и весело.

Под гильотину русскую, т. е. под насмешку русскую, скоморошью, князь его голову положит. Вся Тверская губерния над графом будет потешаться!

Но пока граф Ипполит в полном своем дипломатическом блеске выплывает из своей кибитки. Разумеется, он не замечает ни князя Андрея (бастарда этого незаконнорожденного), ни Жаннет – и ни Бутурлина.

Они в десяти метрах от него стоят.

Жаннет князю Андрею сказала, кого отец его на обед пригласил. И юный князь задохнулся от счастья: «Парашу? Зачем?» Жаннет ответила: «Не знаю!» – и улыбнулась загадочно.

Вот они и вышли на плац Парашу встречать.

Но какое было разочарование у князя Андрея, когда из кибитки выплыл только один граф Ипполит.

«Не беспокойся, Андре, – утешила его Жаннет, – приедет». – «Не с ним же, графом этим, – насмешливо добавил Бутурлин, – твоей красавице приехать!»

А граф уже во дворец вошел, дежурному офицеру крикнул решительно: «Ведите меня к князю!» – «Князь вас потом примет, а сейчас прошу следовать за мной!» – сказал дежурный офицер графу и повел его…

Куда?

Под гильотину русскую, читатель мой любезный!

А Христофор Карлович спокойно продолжил обыск дорожных сундуков наших американцев.

Через какое-то время мимо него проехала тройка, в которой ехали драгун Марков (за кучера), Параша и Мария.

Как встретились князь Андрей с Парашей, я не буду описывать.

Почему?

Сам не знаю почему.

Больно мне сцену их встречи описать.

Все-таки подгадило письмо Катишь Безносовой – да и подруга ее лесбийская Мария постаралась.

Скажу только, что огненно посмотрела Параша на князя Андрея и на Жаннет – и отвернулась, чтобы слезы свои от них скрыть. А Мария ей прошептала: «А эта француженка ничего. Вкус у твоего Андре есть!»

А что Марков? Он как? Как он себя повел с Жаннет и с Бутурлиным? И как они себя повели с ним? Что ему сказали?

А ничего они ему не сказали, так как тройку драгун остановил, где Христофор Карлович ему указал – за полверсты от дворца, а потом тройку на конюшню отогнал. Там, на конюшне, и пробыл. Чай с княжескими конюхами пил. Правда, Христофор Карлович на эту конюшню заглянул. На Маркова цепко глянул, но к нему не подошел, а ведь были они знакомы. При каких обстоятельствах познакомились, вы узнаете потом.

– Вот все птички и залетели в нашу клетку! – сказал вслух Христофор Карлович – и тут же к нему подкатила его тройка. Он сел в нее, и она неспешно поехала к княжескому дворцу.

Христофор Карлович не любил быстрой русской езды. По дороге он захватил, как я уже написал, наших американцев.

Интересный разговор произошел у него с ними. Правда, Дик в этом разговоре почти не участвовал. Уж больно о высоких материях, философических, разговорились между собой Христофор Карлович и Боб Вашингтон, то бишь Селифан! Кстати, они друг другу понравились.

Вечером в своем дневнике Христофор Карлович записал: «Сегодня имел разговор с одним умнейшим американцем. Он со мной согласен, что немецкая нация всему миру еще явит не только свою мощь философской мысли, но и мощь государственную – и на колени всю Европу поставит. Будут и среди немцев свой Бонапарт и свой Суворов! Будут».

Селифан, что ли, пророчествами Порфирия Петровича с Христофором Карловичем поделился?

Вот дурак, прости меня Господи