Текст книги "Экспансия. Тетралогия"

Автор книги: Николай Романов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 59 (всего у книги 80 страниц)

55

Имя полицейского его совершенно не интересовало. Как и то, когда здесь была организована засада и кого намерены поймать. Поэтому он сразу спросил:

– Где хозяин дома?

– Я вам ничего не скажу, – объявил старшина, с трудом мотнув головой.

По-видимому, его мутило.

Кирилл принес с кухни стакан воды и дал ему напиться. А когда старшина сделал несколько глотков, убрал стакан от губ и сказал:

– Имейте в виду, пока я еще никого не убил. Ваши подчиненные просто парализованы. Но сейчас я возьму трибэшник и начну сжигать вам пальцы на левой руки. Не поможет, сделаю то же самое с правой. А потом еще с какой-нибудь частью вашего тела. Пока не заговорите…

– Я – полицейский, – с трудом пробормотал старшина. – У вас будут очень большие неприятности.

– У меня они в любом случае будут. Но меня простят, уверяю вас. Так как, будем говорить?

Полицейский набычился и посмотрел на Оксану. Будто ждал от нее помощи…

Кирилл поднял его левую руку и спалил первую фалангу на мизинце.

Старшина не удержался и застонал. Он не мог пошевелить и пальцем.

– Продолжим? – Кирилл дернул трибэшником.

– Ладно, не надо, – прохрипел полицейский. – я буду говорить… Хозяин в нескольких кварталах отсюда. Четвертая Поперечная, сто пятнадцать. Там пустующий дом. Очень удобно спрятать человека.

– С ним кто-нибудь из ваших людей есть?

– Никого.

– Если стравили вакуум… если обманули, я вернусь и сожгу вам кол и прикольные мячики.

– Единым клянусь, там он!

Кирилл поднял нейтрализатор и успокоил старшину.

Четыре часа тот не будет чувствовать боли в сожженном мизинце. А больше капралу Кентаринову с прапорщиком Ломанко и не потребуется. Через четыре часа они будут либо на коне, либо в полном говне!

– Снимите с него ограничитель подвижности, Оксана! Думаю, эта штука нам еще пригодится.

Кирилл надел ПТП.

И они покинули дом.

«Чертенок» пребывал на прежнем месте.

Забрались в кабину.

Кирилл оторвал машину от дорожного покрытия, но не более чем на пятнадцать сантиметров. Ему не хотелось снова влезать в виртуальность СОТУ – все-таки он устал. И больше всего сил у него отняло сжигание мизинца у старшины. Как ни странно это для профессионального убийцы.

Атээска проплыла по Первой Поперечной, свернула на проспект (Кирилл так и не удосужился узнать его название), миновала три квартала и снова свернула, теперь уже на Четвертую Поперечную.

– Вам не страшно рядом со мной находиться? – спросил Кирилл.

– Нет, – сказала Оксана. – Я бы и сама сделала то же самое.

– Вообще-то мне приходилось убивать людей. Но пальцы им сжигать пока не довелось.

– Вас мучает совесть?

Кирилл прислушался к себе.

Если что-то его и мучило, то уж всяко не это чувство.

– Нет, совесть меня не мучает.

Он мог бы сказать, что его мучает страх за судьбу близких… Но, во-первых, кроме Светланы, близких у него не было. Ну разве что Доктор Айболит… А во-вторых, это было бы слишком пафосно, чтобы выглядеть правдой. В общем, натуральный летучий мусор… Если что его и мучило, так это тревога, которая по-прежнему плыла с юга. Но назвать это чувство мучительным в физическом смысле тоже было бы изрядным преувеличением.

– Меня мучает не совесть, – повторил он. – Меня мучает то, что со мной пытаются сотворить без моего ведома.

– Но ведь вы заранее знали, что так и будет, когда шли в Галактический Корпус.

Кирилл удивленно глянул в сторону Оксаны.

Это еще что за беседы по душам? Неужели ее потрясло то, что он спалил мизинец полицейскому? Вряд ли… Эсбэшников не тронешь человеческими мучениями!

– Да, когда я шел в галакты, я знал, что так и будет. Так оно и есть, и меня это не беспокоит. Я готов позволить определенное насилие над собой вышестоящим офицерам, потому что сам, в свою очередь, имею власть над нижестоящими. Это нормально даже не при армейском порядке, у безмундирников – то же самое. Но я не давал права совершать над собой насилие нелюдям…

Он замолк, потому что они уже оказались возле дома номер сто пятнадцать.

В конце концов, вряд ли она поймет, что может чувствовать салабон с висючкой… Впрочем, что это за уничижение? Давно уже он не салабон. И именно поэтому он не потерпит над собой власти врага!

Дом выглядел совсем заброшенным, и Кирилл снова вышел в виртуальность. Убедился, что никаких сюрпризов незваные гости здесь не дождутся.

Потом они выбрались из атээски и подошли к двери. Кирилл нажал сенсор звонка, прислушался.

Тишина царила за дверью. Мертвая тишина.

Тогда он осторожно постучал. Два стука, после паузы один, после паузы еще два. Когда посетитель хитро стучит – он не случайно подошел к двери.

– Кто там? – послышался из-за двери испуганный голос.

– Военная полиция.

– Это вы, старшина?

Кирилл открыл забрало шлема.

– Я, – сказал он глухо. – Открывайте, Боровский.

И дверь открылась.

Кирилл рванул ее так, что Боровский чуть не вылетел на тротуар. Однако удар кулака в челюсть загнал его назад.

Незваные гости зашли в прихожую, прикрыли дверь. Кирилл включил свет и снял ПТП. Оксана последовала его примеру.

Боровский копошился на полу, безуспешно пытаясь встать. Кирилл схватил его за шкирку, поднял, встряхнул. Потащил в комнату, бросил в подвернувшееся кресло.

Кресло оказалось рухлядь рухлядью, однако выдержало. Еще пара таких же антикварных вещей стояла с другой стороны не менее антикварного стола.

– Вот что, господин Боровский, – Кирилл продемонстрировал банковскому служащему свой трибэшник, – расскажите-ка мне, с какой стати вы летали в район Хрустальных гор пару недель назад.

Боровский поднял голову, и Кирилл на сей раз опешил: все-таки косые ромбики зрачков все время оказываются неожиданными.

– Я никуда не летал, – сказал клерк, подбирая под себя ноги. И бросился на Кирилла, норовя попасть ногой в промежность.

Шустрый оказался банковский служащий!.. Впрочем, сейчас он был не банковский служащий, сейчас он был автомат неведомого врага.

И Кирилл новым ударом в челюсть отправил его назад, в кресло.

На сей раз рухлядь не выдержала, и падение тела сопровождалось радующим ухо треском.

Встать сразу банковский служащий не сумел.

Кирилл посмотрел на Оксану. Та поморщилась и показала ему ограничитель подвижности.

– Не надо, – Кирилл мотнул головой. – С этим типом мы и так справимся!

Боровский продолжал копошиться, но встать по-прежнему не мог.

Кирилл напялил на голову ПТП и велел ИскИну записать все, что будет происходить в комнате. Снял шлем, пристроил на стол. И только после этого подошел к банковскому служащему, приподнял, встряхнул.

– Я прекрасно знаю, Боровский, что вы летали в район горы Бедовая. Именно вы… Мне просто надо знать, что вы там делали и кто вас туда послал.

– Кто меня мог послать? – пробормотал Боровский. – Никто меня никуда не посылал…

Глаза его с ромбовидными зрачками вдруг остановились, закатились, тело обмякло, и он бы кулем свалился на пол, кабы его не держали за шкирку.

– Что? – взревел Кирилл в бешенстве. – Куда? Стоять!

Комната вдруг покачнулась, и Кирилл с трудом удержал равновесие.

Что за дьявольщина? Неужели Оксана саданула его по голове?.. Но нет. Прапорщик стоит на своем месте и смотрит на него, и во взгляде ее нет даже удивления.

Однако с ним что-то происходило – бешенство, еще несколько мгновений распиравшее грудь, схлопывалось, будто «черная дыра», собиралось в комок под сердцем – где женщины вроде бы носят ребенка, – переплавлялось в какое-то новое чувство… и даже не в чувство… нет-нет, это было не совсем чувство – это было могущество, новое, невиданное, которого он никогда прежде не испытывал.

Куда-то улетучились стены и потолок, деревянный пол превратился в серую плоскость, неведомо из чего изготовленную, на месте Оксаны была теперь сияющая ласковым желтым светом фигура, а на месте Боровского фигура серая, блеклая, быстро темнеющая…

Кирилл подошел к ней, коснулся руками того места, где находилась грудь. Руки его запылали лазурью, лазурь двумя потоками ринулась внутрь темнеющей фигуры. Фигура стала сереть, белеть, желтеть… И шевельнулась.

Кирилл оторвал от нее руки. Фигура потянулась за ними. И встала.

– Сядьте, – сказал Кирилл и сам поразился тембру своего голоса.

Примерно так прапорщик Малунов когда-то предлагал дежурному по СОТУ базы «Незабудка А-три» старшине Кентаринову запомнить, что борт, на котором летел прапорщик, проследовал, никуда не сворачивая, по первоначально заявленному в полетном задании маршруту с целью проинспектировать бойцов ночного дозора.

Вернулись на место стены и потолок, сделался деревянным пол, вокруг была все та же комната.

Боровский энергично двинулся к креслу, угнездился в нем, глядя на Кирилла огромными глазами. Зрачки у него были круглыми.

– Так зачем вы летали к горе Бедовая? – устало спросил Кирилл и сел прямо на пол, потому что его не держали ноги.

– Я должен был снять панораму у входа в находящуюся там пещеру.

– Зачем?

– Не знаю.

– Но вы ведь не сами это решили?

Боровский вновь застыл, глаза его начали закатываться, и Кирилл понял, что теперь непоправимое все же произойдет, ибо сил у него было слишком мало, а гарем находился за тридевять земель у черта на куличках.

Теплые ладони легли ему на виски, жар от них хлынул прямо в голову, потек по жилам, наполнил Кирилла новой мощью.

– Спасибо, – сказал Кирилл.

– Пожалуйста, – отозвалась Оксана и вернулась на прежнее место.

И Кирилл не дал банковскому служащему уйти, снова вернул его к жизни.

– Так кто же вас попросил произвести съемку в районе горы Бедовая?

– Я не знаю имени этого человека, – сказал Боровский. – Он попросил встречи со мной и объявил, что я подворовываю средства родного банка. Представил мне неопровержимые доказательства. Мне ничего не оставалось. Он собирался выдать меня, шантажировал.

Силы у Кирилла сделались снова велики. И он сотворил вторую за этот вечер видеоформу. На сей раз не требовалось изображать всю фигуру, достаточно было лица. Но уровня реальности требовалось достичь не ниже сорока пяти процентов, чтобы лицо можно было узнать по записи, осуществляемой ИскИном.

– Это он?

– Да, – сказал Боровский. – Это он. Именно этот человек и шантажировал меня.

Все было ясно.

И когда у банковского служащего вновь закатились глаза, Кирилл уже не стал предпринимать никаких сверхусилий. В конце концов, это не он убил Боровского. А оживить человека навсегда – не в состоянии. Он – не Единый, смерть ему, к сожалению, не победить! А может, к счастью…

Он встал с пола, надел шлем и велел ИскИну прекратить запись.

– Вряд ли записанную информацию можно будет предъявить в трибунале, – сказала Оксана.

– Вряд ли, – согласился Кирилл. – Но мне кажется, это и не потребуется. Вы ведь со мной не пойдете туда?

– Не пойду, конечно… Когда вы догадались, кто я такая?

– К сожалению, только что, кол мне в дюзу!.. Хотя мог бы догадаться и раньше. Ну, пусть не догадаться – так хотя бы заподозрить. Не в первый раз меня опекают двое!

– Разве подозрение бы вам что-нибудь дало? Все равно бы потребовалось пройти путь.

– Вы думаете, я его прошел?

– Не знаю. – Оксана пожала плечами. – Это сможет определить только он. Мы же, такие, как я, помогаем, но определить со стопроцентной уверенностью, закончен ли процесс, не способны. Можем только надеяться.

– Но кто вы?

– А это важно?

– Для меня – да.

– Думаю, знать вам еще рано. Уж это-то я определить способна. – Оксана шагнула назад, словно боялась, что он ее схватит за плечи. – Есть и еще одна новость для вас… Простите за то, что не сказала прежде, но… Дело в том, что генетический код сестер Гладышевых абсолютно идентичен вашему.

До Кирилла не сразу дошло, а когда дошло, он вздрогнул.

– Иными словами, прототип сестер – это вы, капрал.

– Я? Вы не ошиблись?

– Я бы могла ошибиться, но медицина не ошибается. Это мне перед нашим отлетом сообщили в медкабинете базы. Я не стала говорить немедля, чтобы эта новость не помешала вам сделать то, что вы задумали.

– А теперь, значит, она мне не помешает совершить задуманное?

– Не знаю. Я могла бы промолчать и сейчас. И сказала только по одной причине: когда-нибудь вы захотите узнать, почему на свет появились сестры Гладышевы. Кроме меня, вам об вашей с ними идентичности генетического кода вряд ли кто скажет. – Она грустно улыбнулась, словно прощалась. – А дальше я сказать вам это уже не смогу. – Она сделала еще шаг назад. – Прощайте! – Она покачнулась.

А потом опустилась на пол, словно ее полностью покинули силы, и завалилась на бок. Глаз ее не было видно, но Кирилл был уверен, что они все еще смотрят на него. Вот только уже ничего не видят.

А потом над шлемом Оксаны зажглось светлое сияние. Как в ТУ ночь, на Незабудке, когда был убит прапорщик Малунов… Сияние повисело немного, дрожа, и погасло.

– ИскИн! – сказал Кирилл. – Начать запись!

– Есть, начать запись, – отозвался ИскИн.

В его голосе прозвучало нечто похожее на веселье.

Кирилл тряхнул головой – это были уже глюки усталой психики, ибо ИскИны не умеют веселиться. Как и печалиться…

А попечалиться сейчас было можно.

Он дождался, пока труп Оксаны Ломанко растворится в воздухе, выключил в комнате свет и отправился наружу, к атээске.

Его ждало еще одно неотложное дело, и потому он дал себе приказ – о сестрах Гладышевых пока не думать.

И собирался выполнить этот приказ во что бы то ни стало!

56

Ему даже не потребовалось ориентироваться по карте.

Он просто направил атээску в ту сторону, откуда его душу атаковала тревога, и ничуть не удивился, когда перед ним открылась знакомая площадь, на которой располагался штаб планетной обороны.

Но дальше ни ПТП, ни виртуальные просторы СОТУ быть ему помощниками уже не могли. Дальше начиналась битва совсем в других пространствах. Битва местного значения, от которой, похоже, должно было зависеть очень многое…

Он посадил «чертенка» на уже знакомой стоянке в километре от штаба – там где три недели назад его ждала «медуза» с «кентаврами», – оставил шлем и оружие в кабине и отправился в сторону поста охраны. Предъявил там персонкарту:

– Капрал Кирилл Кентаринов с базы «Синдерелла А-один» по вызову майора Егоршина.

Караульные вставили персонкарту в ридер, сверились с шериданом.

Кажется, это были те же парни, что и в начале вояжа на Синдереллу. Впрочем, а почему здесь должны быть другие?

– Опаздываете, господин капрал!.. – Парни вежливо козырнули. – Проходите, вас ждут. Лестница справа, второй этаж, прямо и направо, кабинет номер двести двадцать три.

Ишь, ждут… Даже ночью ждут. Видать, большое значение придают встрече с ним, Кириллом, раз столько часов ждут!

Кирилл козырнул в ответ, широкой лестницей поднялся на второй этаж, пошел по знакомому коридору вдоль дверей.

Сегодня коридор отнюдь не смахивал на пустыню – людей, несмотря на ночное время, оказалось побольше, чем в первый раз.

Может, на Синдерелле началось Вторжение, пока они с «Оксаной» занимались своими и чужими тайнами?

Он свернул за угол, подошел к двери кабинета номер двести двадцать три, постучал, дождался приглашения и вошел.

За столом напротив двери восседал все тот же капрал в форме Галактического Корпуса.

Собрат по оружию, кол тебе в дюзу!.. Не дают парню спать по ночам!

Стулья у стены справа по-прежнему пустовали.

– Здравия желаю! Капрал Кентаринов к майору Егоршину.

– Здравия желаю! Вашу персонкарту!

Кирилл передал секретарю персонкарту.

– Опаздываете, капрал! Вам было назначено раньше.

– Задержали неотложные дела.

– Ладно, проходите, господин майор ждет вас.

Еще бы господин майор меня не ждал!.. Удивляюсь, как он розыск до сих пор не начал! Впрочем, неправда, начал!

Кирилл открыл дверь в кабинет и вошел.

– Здравия желаю, господин майор! Капрал Кентаринов по вашему приказанию прибыл!

Егоршин оторвал тяжелый взгляд от триконки дисплея и дематериализовал ее, затем отправил в невидимость и вирт-клаву.

– Здравствуйте, капрал! Присаживайтесь.

– Спасибо, господин майор! – Кирилл устроился на одном из двух стульев, стоящих перед столом.

Майор смотрел на него оценивающим взглядом. И похоже – не только взглядом. То есть взглядом, конечно, да только взгляд тот принадлежал вовсе не глазам. За этот вывод Кирилл отдал бы руку на отсечение!

– Долгонько же вы до меня добирались, капрал!

Кирилл лишь плечами пожал – вряд ли последняя майорская реплика требовала ответа.

– Так что там у вас случилось с сестрами Гладышевыми?

– Они застрелили друг друга.

– Каким образом?

Кирилл рассказал.

Смысла скрывать что-либо теперь не было. Он это чувствовал. Более того, он чувствовал, что есть смысл НЕ скрывать в случившемся вообще ничего. В том числе и разговор с ангелом. Ибо в битве местного значения, которая вот-вот развернется между ним и майором, именно это и будет иметь решающее значение. Сила за тем, за кем правда! Даже если правда у каждого своя! Ибо из двух правд ближе к истине все-таки одна! И чтобы там ни было у вас за душой, господин майор, не бывает двух равноудаленных от истины правд! Хотя еще большой вопрос: есть ли у вас душа вообще?

Когда он закончил рассказ, майор полез в стол за сигаретами. А закурив, снова вперил взгляд в сидящего перед ним капрала.

Взгляд ли? Может, «взгляд»?..

Интересно, он хоть какое-то удовольствие испытывает от табака? Никотин на него действует?

– А хотите, господин майор, я вам расскажу, что было дальше?

– Ну-ка, ну-ка…

Не по уставу, однако, приказ-то!.. Ну да ладно, люди мы не солдафонские, и понукания способны послушаться…

– А дальше мы с прапорщиком Ломанко отправились сюда, в Большую Гавань. Однако, прежде чем полететь к вам в штаб, заглянули в северную часть города, на Первую Поперечную улицу, в дом сто двадцать восемь.

Майор и глазом не моргнул – выдержка у него была боевая.

– Там нас ждала засада из шести полицейских. Скоро они придут в себя и смогут рассказать вам, что их неведомо как раскрыли и нейтрализовали. Каюсь, их старшего я немного помучил, и он был вынужден объяснить мне, где именно прячется хозяин дома, в котором они обосновались. После чего отыскать господина Боровского было делом техники. Можно, я закурю, господин майор?

Егоршин выпустил под потолок струю дыма:

– Что-то мне подсказывает, что вы закурите, если даже я и не позволю вам это. А потому курите! И продолжайте рассказ. Мне очень интересно, что у вас там произошло с Боровским!

Кирилл достал пачку любимых «Галактических особых», закурил и продолжил:

– С Боровским поначалу вышла некоторая неувязочка. Стоило нам начать его допрашивать, как он немедленно попытался отдать богу душу. Сам попытался, заметьте! Причем не застрелился и не повесился… в общем, не покончил жизнь самоубийством, а просто упал и умер. Сердце, наверное! – Кирилл, подобно майору, выпустил под потолок струю дыма. – Или прозомбировал его кто-то на смерть, опасаясь предательства. Давний прием специальных служб… Да вот беда, не успел Боровский умереть окончательно. Вдруг ни с того ни с сего ожил и принялся отвечать на вопросы, которые мы ему задавали. И узнали мы, что его шантажировал некий Крестовский, который каким-то образом узнал, что Боровский подворовывает в родном банке. Этот самый Крестовский предложил Боровскому слетать в Хрустальные горы, к вершине Бедовая, и сделать видеозапись окрестностей этой самой вершины. Именно эту видеозапись вы и прислали мне, господин майор, под видом информации, переданной с Незабудки. Вам очень не хотелось, чтобы я оказался возле горы Прохладная. – Кирилл развел руками. – Но я, честно говоря, не понимаю, зачем была нужна вся эта возня? Ведь рано или поздно «кентавры» все равно бы добрались до этой горы!

– Не добрались бы! – сказал лениво майор. – Еще бы пара дней бесплодных поисков, и можно было бы отдать приказ прекратить разведку Хрустальных гор. Исходя из экономии средств. Конечно, военным обычно дозволяется не экономить ради решения боевых задач, но когда все-таки сберечь финансы удается, это имеет немалый политический резонанс. Короче, смысл в том, чтобы не вывести вас сразу на Прохладную, имелся.

– Подождите, майор, но у вас еще были сестры Гладышевы. Даже если бы я вышел на Прохладную, я бы все равно в компании с ними ничего не почувствовал. Так каков же смысл имелся?

– А если бы вы оказались возле Прохладной без сестер! Что в результате и произошло, несмотря на все мои ухищрения. Нет, подстраховаться следовало.

– Так это просто была подстраховка…

– Ну разумеется, капрал! – отмахнулся майор. – Но мы отвлеклись… Что там у вас дальше произошло с Боровским?

У Кирилла появилось ощущение, что весь этот разговор бессмыслен, что Егоршин попросту тянет время, что во время разговора этого происходит нечто, что не могло бы произойти, если бы разговора не велось. Но понять, как поступать сейчас, было просто невозможно. Ну не встать же и не уйти, в конце-то концов! Для того, что ли, приходил сюда!

– А дальше я показал Боровскому ваше изображение, и он узнал в нем Крестовского.

– Мое изображение… Очень интересно! И где же вы его взяли? В сети штаба его нет, даже если бы вы и сумели каким-то образом забраться в нее. Вы, помнится, до попадания в учебный лагерь какие-то время работали хакером, но вряд ли бы вам хватило квалификации, чтобы взломать защиту СОТУ.

– Вы неплохо изучили мое досье, господин майор. Неплохо, но невнимательно. Там должно быть отмечено и то, что я неплохо умею творить триконки.

– А причем тут триконки? – не понял майор. – Способность рифмовать строчки ничем не связана с хакерской квалификацией.

– Вы забыли, что триконка – не просто срифмованные строчки.

И господин майор увидел, как прямо перед ним, на столе, возникла его, господина майора, голова. Он даже вздрогнул от неожиданности.

– Процесс опознания в этой видеоформе шантажиста Крестовского запечатлен в записи, – пояснил Кирилл. – Я одного не пойму… Зачем вам потребовалось шантажировать Боровского? Ведь, насколько я понимаю, вы способны заставить любого человека сделать то, что вам требуется, безо всякого шантажа.

Егоршин усмехнулся:

– Ах, капрал, вы даже не понимаете, как велико удовольствие, когда порочный человек подчиняется вам не потому, что вы его прозомбировали, а потому, что вы его заставили совершить нужный вам поступок, использовав его же собственные пороки – жадность, трусость, зависть, готовность продать все и вся… Это сродни алкоголю, который люди принимают для удовольствия.

Шеридан издал короткий мелодичный звук.

Судя по всему, господину майору пришло какое-то сообщение. Или срочный приказ командования.

– Уберите это. – Егоршин кивнул на видеоформу.

Кирилл дематериализовал ее.

– Благодарю вас, капрал! – Майор воссоздал триконку дисплея и принялся изучать ее содержимое.

Лицо его медленно, но неуклонно мрачнело. Будто делалось каменным…

Судя по всему, сообщение или приказ были нерадостными.

Дематериализовав дисплей, майор повернулся в сторону Кирилла.

– На самом деле, капрал, все ваши нынешние ночные похождения были бессмысленны. Мне до фомальгаута все эти допросы. В том числе и наш с вами теперешний разговор. То, что не должно было произойти, увы, произошло еще днем на Прохладной. Вот этого нельзя было допустить!

– Чего – этого? Что там такое произошло?

– А вот этого я, простите, капрал, вам и не скажу. – Он усмехнулся. – Что, мучить меня станете? Как полицейского на Первой Поперечной улице? Что вы с ним сделали?

Кирилл объяснил.

Майор снова усмехнулся:

– Ну, здесь у вас это не получится. Оружия-то нет.

– Так я ведь, господин майор, могу и без оружия.

– Это как? С помощью физической силы? – ехидно поинтересовался Егоршин.

– Именно! Сломаю вам мизинец на левой руке. Или на правой… А потом безымянный.

Егоршин перестал усмехаться, сделался зол:

– Кишка у вас тонка, спаситель человечества! Я не бессильный старик и не в оковах, могу за себя постоять, знаете ли!

Похоже, он пытался спровоцировать Кирилла на применение физической силы.

И Кирилл сразу успокоился. Чтобы ни задумал этот тип, ни в коем случае не стоит идти у него на поводу.

– А зачем, собственно, мне вас мучить? Стоит доложить по команде о том, что случилось на Синдерелле, и, помимо моей скромной персоны, найдутся желающие помучить вас. Только дайте им волю. Желающих стать спасителями человечества всегда оказывается много.

– Ну, как угодно… Капрал Насоновский!

Вошел капрал-секретарь.

– Слушаю, господин майор!

– Принесите чаю. Два стакана.

– Есть, господин майор!

Дверь за капралом закрылась, и Кирилл вновь перевел внимание на Егоршина.

С какой бы это стати господину майору вздумалось вдруг разводить чаи со своим противником?

И тут на него жутко понесло угрозой сзади.

Реакция была мгновенной: мышцы ног сократились сами собой, Кирилла скинуло со стула и бросило в сторону.

Кувырок, вскочить на ноги… Правая рука рвется к кобуре.

В стул, на котором он только что сидел, вонзилась молния из трибэшника, который держал в руке стоящий в дверях капрал.

Кобура пуста… Конечно, пуста – ведь все оружие осталось в кабине атээски. И надо снова бросаться в сторону, делать кувырок и вскакивать на ноги… Все, как в бою с гостями.

В душе родился страх за собственную жизнь.

Глаза капрала Насоновского были страшны. И необычны. Кирилл не успел рассмотреть, в чем их необычность, но был уверен: наверняка в зрачках. Не кругляши – вертикальные косые ромбики… Знак принадлежности к прозомбированным.

И он понял, что именно происходило во время всего этого глупого разговора.

Господин майор попросту зомбировал своего секретаря. Видимо, чтобы сделать это, совсем не обязательно прибегать к гипнозу.

Секретарь опять пальнул, и Кирилл сделал еще один уход с линии огня, не переставая искать выход из ситуации.

Интересно, почему господин майор сам не стреляет в своего противника? Уж у него-то наверняка в кобуре имеется трибэшник… Кстати, вот где самое безопасное место! На линии, связывающей ствол секретарского трибэшника и тело господина майора!

И при следующем нырке Кирилл постарался оказаться именно на этой линии.

Страх за собственную жизнь нарастал, и ему все сложнее становилось сопротивляться…

В кабинете уже явственно пахло дымом.

Есть тут пожарная сигнализация или нет?

Капрал Насоновский, при всей своей зазомбированности, соображал, что стрелять сейчас в Кирилла нельзя.

Слишком уж вертлявая цель попалась! Так можно начальника поразить!

И он замер, не зная, что ему делать.

Интересно, скоро господин майор сообразит, что надо попросту броситься на пол, и тогда противник снова окажется в опасности. Видимо, скоро!

И тут страх что-то сделал с ним, с Кириллом – как совсем недавно безудержное бешенство.

Сзади послышался шум.

Надо полагать, господин майор пытался уйти с линии огня.

На месте капрала-секретаря теперь находилась светлая фигура, вместо сердца у которой пульсировала черная точка.

И Кирилл пожрал взглядом эту черную точку. Словно голодный – горошинку… Он и сам не понимал, как у него это получилось. Но как-то получилось.

Глаза у секретаря сделались чрезвычайно растерянными, но обычными, человеческими.

– Стреляйте в него, капрал Насоновский! – послышалось из-под стола. – Немедленно!

– Но зачем, господин майор? – голос у Насоновского тоже был растерянный. – Разве он на вас нападает?

Видать, парень совершенно не понимал, что тут происходит.

Кирилл тоже не понимал, что делает. Но делал.

Еще один «взгляд» на светлую фигуру, замершую около дверей, и там, где несколько мгновений назад пульсировала черная точка, загорелась ослепительная звездочка.

Страх за свою жизнь отступал.

И светлая фигура у двери вновь превратилась в капрала Галактического Корпуса.

Похоже, в отличие от Кирилла, господин майор понял, что произошло. Он начал медленно подниматься с пола.

А Кирилл вдруг сообразил, что ему и в голову не пришло пожелать, чтобы капрал-секретарь покончил с собой, застрелившись из собственного трибэшника. Примерно так, как это проделал на Незабудке влюбленный Витька-Тормозилло… Тот, правда, воткнул себе скальпель в сердце, ну да разница невелика! Нет, что-то за это время все-таки изменилось, прямо скажем!

Между тем господин майор поднялся на ноги.

– Мне не в чем себя упрекать, – заметил он. – Я сделал все, что мог. Судьба оказалась немилосердна.

– Руки на стол, – сказал ему Кирилл.

– Вы меня боитесь? – Кажется, майор удивился.

– Боюсь, но не за себя. За капрала Насоновского… Будьте внимательны, капрал! Он попытается вас убить!

– Меня? – Капрал тоже удивился. – За что же?

– За то, что вы стали свидетелем его поражения… Руки на стол, господин майор! Чтобы ваш секретарь их видел.

Егоршин водрузил руки на стол:

– И что дальше?

– Капрал, нет ли у вас ограничителя подвижности?

– Есть, – удивленно сказал Насоновский.

– Неужели вы намерены меня арестовать? – фыркнул господин майор.

– Я намерен вас захватить, Егоршин. Я уже несколько раз сталкивался с такими, как вы. И они от меня уходили. На сей раз я намерен не допустить этого… Где у вас ограничитель подвижности, капрал!

– В столе, в верхнем ящике… Но что здесь все-таки происходит?

– Мы с вами пытаемся задержать вражеского агента, – объяснил Кирилл голосом, который он слышал когда-то от прапорщика Малунова. – Так что держите его на мушке, капрал!

– Это же насилие, друг мой! – фыркнул Егоршин.

Он еще находил в себе силы шутить…

– Мы, галакты, вообще люди насилия. Впрочем, вы это прекрасно знаете! – Кирилл вышел из кабинета в приемную и полез в верхний ящик секретарского стола.

– Руки, господин майор! – донеслось из кабинета. – Стрелять буду! Руки!!!

А потом там шаркнуло, и раздался стук.

Кирилл схватил ограничитель и рванулся назад, в кабинет.

Егоршин стоял, скрючившись и опираясь на стол левой рукой. Вместо правого предплечья у него была головешка. Воняло обгорелым мясом. Чуть в стороне от стола валялся полицейский нейтрализатор. Видимо, он и стукнулся об пол, когда подстреленный Егоршин выронил оружие.

– Он за нейтрализатором полез, – виновато объяснил капрал Насоновский. – Что мне было делать?

Майору уже давно следовало отрубиться от болевого шока.

Тем не менее он сделал еще шаг в сторону нейтрализатора и только тогда, качнувшись, опустился на колени. А потом повалился ничком. Кириллу показалось, что полусгоревшая Майорова рука сейчас протянется к оружию и еще успеет поскрести пальцами по полу в бессильной попытке дотянуться до оружия. Однако майор больше не шевельнулся.

Кирилл подошел к нейтрализатору, нагнулся и поднял оружие с пола. Положил в верхний ящик стола.

Застывший у дверей капрал Насоновский по-прежнему ошалело пялился на труп.

– Дьявол, надо же медиков вызвать! – сказал он наконец.

Кирилл не стал его разуверять, хотя вызывать медиков и было бессмысленно. Лишь посоветовал:

– Только вызывайте их с Майорова стола.

– Почему? – удивленно спросил капрал.

– Чтобы быть свидетелем. Мы теперь с вами друг у друга свидетели.