Текст книги "Экспансия. Тетралогия"

Автор книги: Николай Романов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 80 страниц)

32

Утром, после завтрака, в палату пришел врач, пожилой невысокий усатый дядька в белом халате и при черных кудрях. Наверное, в парике… Следом за ним ввалилась целая орда мужчин и женщин, серьезных, озабоченных и тоже в белых халатах. Некоторые из них осматривали вчера Кирилла. Тогда у них был неприступный вид, но сейчас они кивали и подмигивали больному. Кое-кого вполне можно было называть обрезками и метелками, так они были молоды.

Судя по размеру свиты, усатый недомерок явно был местным медицинским начальством. Он попросил Кирилла встать с койки, снять майку и провел по оголившейся груди больного холодным блестящим инструментом, напоминающим молоток.

Кириллу стало щекотно, он не сдержался и поежился.

Усатый хмыкнул, лицо его засветилось от довольства.

– Ну что, курсант? – сказал он неожиданным для такого малыша басом. – Не так страшен черт, как его малюют?

Кириллу была знакома эта поговорка, ее часто произносила в приюте Мама Ната. Правда, тогда Кириллу слышалось: «Не так страшен черт, как его мамуля»…

Вспомнив сейчас давнюю глупость, он улыбнулся.

– Молодцом, что настроение отличное! – сказал усатый недомерок. – Жалобы имеются?

– Никак нет!

Усатый повернулся к одному из сопровождающих, лысоватому худощавому брюнету:

– Что скажете, майор?

– Можно выписывать, господин полковник. Думаю…

Далее последовала фраза на незнакомом Кириллу языке. Видимо, это была латынь, вроде бы доктора прибегают к ней, когда хотят, чтобы пациент не понял их разговора.

Малорослый полковник покивал:

– Да, я тоже так думаю. Можно глянуть на результаты ментоскопирования?

Его собеседник шагнул в угол палаты, где стояла медицинская аппаратура, произвел какие-то манипуляции.

Перед полковником возникла триконка дисплея. Лысоватый шагнул к ней и принялся касаться триконки указательным пальцем правой руки, сопровождая каждое касание незнакомыми Кириллу терминами. Стоящие рядом с полковником смотрели на дисплей, все остальные, кому было не видно, – на больного.

Кирилл вдруг ощутил важность происходящего и несоответствующее моменту собственное легкомыслие. Тут его судьба решается, а он про черта с мамулей и про метелок в белых халатах!…

Наконец, обмен непонятными репликами прекратился, триконка растаяла, и полковник вновь повернулся к пациенту:

– Вы здоровы, курсант. Поздравляю, можете возвращаться в строй.

И Кирилл неожиданно для самого себя вдруг вытянулся по стойке «смирно» и гаркнул:

– Служу человечеству!!!

Никто не улыбнулся.

Полковник приблизился, положил Кириллу на плечо тяжелую руку и сказал негромко:

– Служи, сынок. Думаю, ты отмечен Единым. И да сбудется воля Его.

Он вышел в коридор. Свита, создав перед дверью короткий водоворот из белых халатов, вымелась следом.

Кирилл принял положение «вольно», растерянно оглянулся.

В палате, кроме него, никого теперь не было.

Элемент строевой подготовки, исполненный обрезком, на котором ничего не было, кроме трусов, показался Кириллу издевательством над уставом ГК, но согласиться или возразить было некому. Потом в палате появилась дежурная сестренка, не та, что была вчера – видать, они тут меняются. Сестренка с усмешкой глянула на бывшего пациента:

– Не соизволите ли получить обмундирование, курсант?

– А запросто! – сказал Кирилл.

Настроение стремительно улучшалось.

Он снял с вешалки и напялил на себя пижаму и штаны (штатское вчера отобрали в приемном покое) и был препровожден сестренкой в каптерку. Тут девчонка начала намекать на возможность стыковки, но Кирилл прикинулся дуршлагом, и разочарованная сестренка отстала. Удивляться он не удивлялся – лежавший как-то в госпитале Мишка Афонинцев из второго взвода рассказывал, что сестренки на дежурстве не прочь развлечься с кем-нибудь из больных.

Кирилл лишь снова удивился неведомо откуда взявшейся собственной сексуальной привлекательности и сунулся к синтезатору, который тут же снабдил его комплектом полевого курсантского обмундирования. Когда обмундирование было напялено, сестренка вновь начала приставать, а Кирилл продолжал прикидываться дуршлагом. В конце концов девчонка осознала тщетность своих поползновений и направила его в кабинет заведующего отделением – на выписку.

Заведующим оказался тот самый лысоватый майор. Он сидел за столом и внимательно изучал на дисплее какую-то диаграмму. Когда Кирилл вошел, завотделением погасил триконку и посмотрел на бывшего больного.

– Ага! – сказал он. – Вот и вы, молодой человек!

Кириллу вдруг показалось, что этот майор совсем недавно стал майором, а до того он был совершенно штатским доктором, сидел в каком-нибудь приюте и лечил детей. Как Доктор Айболит…

У Кирилла в очередной раз поинтересовались, нет ли жалоб, вернули персонкарту с персонкодером и пожелали счастливой службы во имя Человечества.

«Как будто я уже не курсант, а боец ГК, – подумал Кирилл. – Как будто я галакт, как они себя называют».

33

Когда он появился возле ротной казармы, блудного сына встретили очередным взрывом энтузиазма.

– Ура! – завопил тормозилло Витька Перевалов, когда Кирилл сказал ему, что никаких лечений больше не требуется. – Кент вернулся! Окончательно и бесповоротно!

Со всех сторон понеслись приколы и поздравления.

Понять курсантов было можно – дело ведь не только в том, что твой товарищ сумел возвратиться в строй после менталотравмы. Случившееся давало надежду на возвращение любому и каждому, а от подобных травм не застрахован ни один курсант. Иначе бы поступающие в ГК не давали подписку о том, что предупреждены о возможности менталотравм при обучении и не будут инициировать судебное преследование начальства.

– А что, – сказал Мишка Афонинцев, обрезок из второго взвода, – стыковать метелок твоя травма не мешает?

– Нет, – ухмыльнулся Кирилл. – Кол с прикольными мячиками остался в норме. – И осекся, потому что рядом уже находилась Ксанка.

– Ну и до фомальгаута такая травма! – сделал вывод Мишка. – Правда, моя дорогая?

– Я не твоя дорогая, – сказала незлобиво Ксанка. – У кого мозги только в колу обитают, тем все до фомальгаута. Однако ксенов одним колом не возьмешь!

Мишка фыркнул, но вступать в перебранку не стал. Достал сигареты.

– А чего перекуриваем? – спросил Кирилл.

– Так зачет сегодня по стрелковой подготовке, – сказал Спиря, хлопая по кобуре на поясе. – Ждем глайдеров. На гарнизонное стрельбище должны отвезти. Мишень номер один, бюстовая.

– А почему на гарнизонное?

– Так лагерное ремонтировать взялись… Ты как, с нами?

– Не в теме еще. – Кирилл пожал плечами. – Надо начальство спросить. Новый ротный не появился?

– Нет пока. По-прежнему исполняет обязанности Оженков.

– Его в ротные не прочат?

– Вряд ли, – сказала Ксанка. – Тогда бы сначала в звании повысили. А он как был прапором, так прапором и ходит. Нет, непохоже, чтобы его.

– Где он сейчас?

– В казарму пошел. Ищи там.

Кирилл в очередной раз подумал, насколько проще бы жилось курсантам, если бы они имели право пользоваться видеопластом для вызова офицеров. Но нет, дамы и господа, тренируйте копыта, матерь вашу за локоток…

Оженков и в самом деле оказался в казарме. Он распекал дневального. Впрочем, увидев Кирилла, прапор тут же бросил это мерзкое дело – он не был любителем унижать курсантов, как Гмыря.

Кирилл доложил Оженкову о том, что прибыл для дальнейшего несения службы, ограничений по медицинской части не имеется.

– Поздравляю! – сказал прапор. – Вам повезло, Кентаринов. Год назад вас бы списали вчистую.

Кирилл сдал ему персонкарту.

– Отправляйтесь со взводом на стрельбище! – распорядился Оженков. – Сдача нормативов в реале. Поясная мишень… Не разучились еще трибэшник в руках держать?

– Никак нет! Тот, кто курсантил в «Ледовом раю», не скоро разучится

– Вот и прекрасно. Значит, присоединяйтесь ко взводу. Подведете коллектив, не сдадите норматив, получите наряд. Мало не покажется… Все ясно?

– Так точно! – грянул Кирилл. – Если не сдам норматив, мало не покажется.

Дневальный не выдержал и ухмыльнулся.

– Отставить ухмылки! – скомандовал Оженков. И вновь повернулся к Кириллу: – Пойдемте со мной, получите оружие.

Оставив дневального дневалить, прапор отвел Кира в оружейную и выдал ему трибэшник. Когда они вернулись к казарме, на плац начали прибывать глайдеры.

Машины были гражданские – наверное, в таких случаях руководство лагеря арендовало их в какой-нибудь транспортной конторе. Курсанты погрузились, расселись по креслам, пристегнулись.

Ксанка и Спиря, как и обычно, оказались возле Кирилла.

– Не сдам норматив, получу наряд, – сказал тот.

– Ты отстреляешь на отлично, – не согласилась Ксанка. – Вот увидишь!

Артем ничего не сказал, но на лице его было написано явное сомнение в возможностях приятеля.

Когда заработал антиграв, сердце у Кирилла ухнуло вниз живота и тут же вернулось назад. Ксанка сидела, прямая, как лом, и сглатывала. Лишь Спиря не проявлял ни малейших признаков временного расстройства работы органов – у него был прекрасный вестибулярный аппарат. Если бы Спиря не связался с Ксанкой, его ждала бы прямая дорога в Звездный флот. Впрочем, она его и так ждала (он как-то проговорился, что его уговаривали при подписании контракта), но, увы, не дождалась – мягкий во всем, что касалось Ксанки, в иных делах Артем делался упрямым, как бык. Впрочем, когда подписывали контракт, это тоже касалось Ксанки – ее-то и на пушечный выстрел не подпустили бы к креслу пилота, по медицинским показаниям, по тому же вестибуляру, хотя за каким хреном на нынешних кораблях нужен хороший вестибуляр!

Наконец глайдер взмыл вверх. Это можно было понять только потому, что лопатки вжало в спинку кресла, – иллюминаторов в салоне не имелось. Впрочем, пейзаж за бортом вряд ли был очень интересен – вокруг Гагарина расстилалась поросшая травой степь, прорезанная рекой Сидония, медленно текущей к Великому Марсианскому морю. С другой стороны, курсантам, привыкшим к плацам, казармам и учебным корпусам «Ледового рая», было бы приятно посмотреть на иные картины, но кто в ГК думает о приятном для курсантов?…

Двигатель работал совершенно бесшумно, и потому обрезки и метелки вполголоса переговаривались друг с другом. Его дерьмочество Димитриадий Олегович Гмыря – находись он на борту – наверняка бы придумал, чем занять юные репы и лапы, но прапор Оженков придумывать тупые занятия не стал. Все-таки прапор был человеком приличным…

Полет продолжался минут десять. Потом почувствовался толчок, и вернулась тяжесть.

– Взвод! – Прапор поднялся со своего кресла. – Справа по одному на выход! Марш!

Выгрузились без толчеи – любо-дорого посмотреть.

Гарнизонное стрельбище оказалось знакомым – именно на нем сдавали пробную стрельбу в самом начале курса, когда руководство в лице ротного определяло, чего от кого ждать. Кирилл тогда только-только познакомился с Ксанкой (правильнее, конечно, сказать, что это она с ним познакомилась). Ну и Спиря, разумеется, оказался рядом, куда ж Ксанке без Спири?… Отстреляли они тогда не так уж и плохо для начала. Кирилл с пяти выстрелов выбил сорок три очка, Спиря – сорок один, и даже Ксанка – тридцать восемь. А вот Сандра-Громильша, к примеру, – всего-навсего двадцать пять. Впрочем, при первом же взгляде было понятно, что сила Сандры вовсе не в оружии, а если и в оружии, то не в стрелковом… В общем, ржавых пистонов ротный капрал Гмыря троице не выписал. Чего не скажешь про Сандру – та получила наряд. Интересно, не в тот ли вечер Дог и попробовал Громильшу? И она ему понравилась.

А еще интересно, где они сейчас?…

– Сандру вспоминаешь? – спросила Ксанка.

Кирилл очнулся от дум:

– С чего ты взяла?

– А у тебя сейчас такое выражение лица, как у всех обрезков, когда они на эту кучу мяса смотрели.

Тут же оказался рядом и Спиря, сунулся со своими древними приколками:

– Твоя фамилия Птицын, Кент, ты пролетел.

– Ты насчет чего? – не понял Кирилл.

– Не чего, а кого. Я насчет Сандры Каблуковой.

Ксанка смотрела на Кирилла с подозрением. Именно ее взгляд (а вовсе не Спирины слова) вывел Кирилла из себя.

– Слушайте! – окрысился он. – Да катитесь вы в дюзу! Не мешайте мне готовиться к стрельбе.

– Ну-ну! – сказала Ксанка. Однако с курса сошла.

За нею отвалил и Спиря. Правда, сначала указательным пальцем постучал себя по лбу. Однако намеки эти были Кириллу до фомальгаута. Ксанка не ошибалась в своих подозрениях – окажись здесь сейчас Сандра, главным желанием Кирилла было бы распластать «кучу мяса» на траве… Даже мысль о Светлане не отвлекла.

Отвлек его прапор Оженков, скомандовавший:

– Взвод, стройся!

Послышались приказы и других взводных.

Построились, глянули на грудь третьего справа, вперили взгляд в пространство.

– Получаем аккумуляторы, и на огневую позицию. С оружием не баловаться! Увижу, как кто-то наводит бластер на человека, получите ржавых пистонов по самые помидоры… Ясно?

– Так точно! – единой глоткой рявкнул взвод.

– Направо! Шагом марш!

Прошли через аккумуляторную, получили от дежурного по стрельбищу батареи в чехлах, двинулись на огневой рубеж.

Упражнение было то же – поясные мишени на расстоянии сто метров. Заход – пять выстрелов. Два захода: один из положения стоя; второй – тоже из положения стоя, но с разворотом на сто восемьдесят градусов. Короче, стоишь к мишеням спиной, по команде поворачиваешься и стреляешь. Время прицеливания в обоих заходах – не более секунды, потом трибэшник не даст луча. Оженков прошел вдоль всего строя и самолично выставил в чипах БББ такое ограничение.

Пока Кирилл ждал своей очереди, не думалось ни о чем. Репу наполняла пустота. Ощущение пошло от кисти с трибэшником, перетекло в предплечье, в плечо и дальше – в мозг. И как нельзя кстати – ох и настрелял бы он, кабы мозги были заняты «кучей мяса». А так – когда пришла очередь, вышел на линию огня, вскинул руку с трибэшником и – раз! два! три! четыре! пять!

Над мишенью всплыла триконка с результатом. Сорок девять. Один раз чуть-чуть закосил. И только тут понял, что отчаянно боялся завалить стрельбу, да только стрём прятался за той пустотой, что переполнила мозги.

– Отлично, Кентаринов! – не выдержал Оженков.

Конечно, отлично. Пусть-ка следующие теперь попробуют хотя бы повторить результат. Из предыдущих-то лучший был – всего-навсего сорок семь, и тот у Ксанки. Постаралась метелка, хотела оказаться если и не вровень с любимым обрезком, то хоть поблизости… А Спиря и вовсе один луч в «тройку» отправил. С расстройства не удержался, пальнул в триконку-результат с числом «сорок», радужные искры брызнули во все стороны, когда триконка умерла.

Прапор промолчал, но было ясно, что молчание это – до поры до времени.

– Ты придурок, Артюша? – не удержалась Ксанка, когда Спиря вернулся на рубеж ожидания и сел слева от нее. – Ржавых пистонов давно не имел? Лишний наряд захотел получить?

– А тебе не до фомальгаута? – прошипел с обидой Спиря. – Тебе же лучше! Пока я в наряде буду париться, ты под Кента залезешь, мечту давнюю исполнишь.

– Что? – сказала Ксанка страшным шепотом. – Что-о?!

Пальцы ее правой руки сжались в кулак.

Похоже, ржавые пистоны катились ко всей компании разом.

Кирилл положил левую руку на Ксанкин кулак и, перегнувшись через колени девушки, правой сцапал Спирю за отворот мундира, тряхнул легонько.

– Подбери сопли, обрезок! – тихо сказал он. – Подумаешь, промазал! За драку больше дадут, чем за плохой выстрел.

Спиря всегда был сообразительным малым. И, в общем-то, умел владеть собой.

– Ладно, проехали, – сказал он.

Кирилл отпустил Спирю и с немалым облегчением выпрямился. Ксанка не удержалась и с готовностью прижалась к его плечу ананасами. К счастью, Спиря не заметил Ксанкиного движения, а то бы дело точно завершилось дракой. Прапор, по всей видимости, в этот момент на них не смотрел, иначе рявкнул бы.

Некоторое время сидели молча, смотрели, как другие стреляют. Второе упражнение прапор почему-то приказал выполнять в обратной очередности. Наверное, для неожиданности. Чтоб жизнь медом не казалась…

Когда Спиря снова отправился на огневой рубеж, Кирилл наклонился к уху Ксанки и тихо сказал:

– Никогда больше так не делай.

– Почему? – спросила Ксанка. – Тебе не понравилось?

Кириллу понравилось. В этом и был весь ужас, поскольку страдать по «куче мяса» или по прелестям Светланы Чудиновой не страшно. Не сломаешься – ни той ни другой рядом нет. А Ксанка, со всеми своими девичьими принадлежностями, – вот она, только руку протяни.

Кирилл даже отсел от нее – чтобы жаром не обдавало – и принялся наблюдать за Спириной стрельбой.

Вскоре стало ясно, что и на сей раз Артему победных результатов не достичь. Движения парня были быстрые, но рваные, силы в руках чуть больше, чем требовалось, чтобы удержать бластер.

После пятого луча над мишенью всплыла триконка «40», и Спиря понуро опустил голову.

– Мазила! – прошептала Ксанка, встала и пошла на смену Спире.

Кирилл смотрел ей вслед. Шагала Ксанка мягко и уверенно, в ее движениях, да и во всей фигуре, сейчас было нечто такое, отчего Кирилл вдруг спросил самого себя: «А чего я, собственно, боюсь?»

И в самом деле… Ведь с той проституточкой, рыжей Деми, в заведении Мамаши Джейн у него все получилось как нельзя лучше! Почему же он должен дать маху с Ксанкой? Может, и вправду отстыковать сегодня метлу, пока Спиря будет наряд отбывать? И будь что будет! До фомальгаута эти Спирины охи-вздохи!…

Мысли Кирилла как будто придавали Ксанке уверенности в самой себе. Теми же мягкими движениями она пять раз пальнула с разворота. Через несколько мгновений над мишенью всплыло «48».

Народ вокруг загудел от восторга и зависти.

– Отставить шум! – рявкнул прапор. – Молодец курсант Заиченкова!

– Служу человечеству! – пискнула Ксанка, гордо вскинув стриженую репу.

Шум вокруг затих. Стало слышно, как Спиря рядом с Кириллом скрипнул зубами. Самое время было над ним приколоться: «Салабонище! Баба лучше тебя стреляет!»

Но Кирилл промолчал. Спире и так сейчас было не сладко, и не стоило подкидывать поленьев в печку его ненависти.

Ксанка притопала и села на скамейку, бросила на Кирилла победный взгляд. Спирю она в упор не видела и видеть не хотела.

– Поздравляю! – сказал Кирилл.

– Спасибо! Сделаешь?

Кириллу показалось, что она имеет в виду вовсе не стрельбу, а сегодняшний вечер. Пока Спиря отбывает наряд…

– Сделаю!

– Посмотрим-посмотрим…

Кирилл отвернулся. Ему показалось, что если он не выбьет сейчас больше сорока восьми, не ему придется решать судьбу сегодняшнего вечера.

Словно пари было заключено между ним и Ксанкой, кто выиграет на стрельбище, тому и решать…

А так быть не должно. Никогда. В жизни Кирилла хватает решателей и помимо Ксанки.

Эта мысль принесла знакомую пустоту – в кисть руки, в предплечье, в плечо, в мозги…

И когда подошла очередь, работали только ноги – подняли его со скамейки, вынесли на рубеж, поставили в стойку…

– Огонь! – скомандовал Оженков.

Мышцы торса развернули стрелка лицом к мишени, глаза оценили расположение «яблочка», руки с бластером взметнулись на уровень глаз, указательный палец нажал пусковую кнопку.

Луч вылетел из окошка на конце трибэшника и воткнулся в самый центр мишени.

Мышцы торса вернули Кирилла в исходное положение.

– Огонь! – снова скомандовал Оженков.

Все повторилось. А потом еще три раза.

После пятого выстрела Кирилл застыл и в странном оцепенении смотрел, как поднялась над мишенью триконка-результат.

Он выбил пятьдесят.

Он повернулся к Ксанке и победно вскинул руку.

«И никогда ты не будешь решать, что мне делать вечером!» – подумал он.

Ксанка вяло кивнула, как будто прочитала его мысли и согласилась с ними. А Кирилл вновь вспомнил Светлану Чудинову.

34

После возвращения со стрельбища Кириллу очень хотелось смотаться в расположение зелени – желание увидеть Светлану сделалось просто нестерпимым. Однако удрать из роты не удалось, поскольку вместо предобеденного получаса личного времени устроили просмотр пропагандистского клипа «Чем нам угрожают ксены?»

Судя по клипу, ксены угрожали человечеству капитально – от пандемий до вырождения (медицинско-биологический акцепт), от нападения на транспортные транссистемники до захвата планет с горнодобывающими предприятиями (экономический акцепт). Ну и проникновение чужих агентов в Солнечную систему представлялось авторам клипа вполне возможным.

Показали репортаж с атакуемой монстрами Незабудки. Правда, снят он был так, что понять характер происходящего было попросту невозможно. Среди зеленой травы неспешно двигались в одном направлении довольно мерзкого вида туши, но куда направлялись эти твари и с какой целью, Кирилл бы не взялся утверждать. Может, они и вовсе не атаку на человеческие позиции вели, а лакомились сочной на вид травкой.

Потом показали интервью с одним из местных незабудкинских чиновников. Тот не писал кипятком от страха, но был явно напряжен. Говорил он о бессмысленности происходящего на планете, поскольку человеческих жертв пока не наблюдалось и для чего монстры совершают «нападение» никому не понятно. Одна из его реплик была посвящена «возможности присутствия на планете вражеских агентов», но откуда он взял эту возможность и кого подозревал, похоже, не понимали даже авторы клипа…

Тут Кирилл отвлекся от пропагандистского зрелища – он вспомнил Лони Ланимера. А следом за Лони – Дельфину Громаденкову и Дога с Громильшей. И снова подумал, что каким-то странным образом эти четверо оказались связаны между собой и только что уволенным из Корпуса курсантом Кириллом Кентариновым. Смысл связи был совершенно непонятен, но ясным казалось одно – при обычных обстоятельствах ее быть не могло. Слишком разным представлялся Кириллу характер деятельности этих людей. Офицер учебного лагеря ГК, курсантка того же лагеря, сотрудник (вернее, сотрудница) некоего научно-исследовательского института и тип неопределенных занятий, но явно ожидающий ржавых пистонов от представителей закона… Офицер получает деньги от сотрудницы института за исключение курсанта, тип нанимает курсанта, чтобы проследить за сотрудницей через виртуал, а курсантка ходит вокруг курсанта, как кот вокруг сметаны, для того, чтобы разнюхать, чем курсант занимается… Вот как все выглядит при ближайшем рассмотрении. Очень подозрительная ситуация… А может, доложить об этой четверке кому следует? Тому же лагерному капеллану Маркелу Тихорьянову, который, по слухам, не совсем капеллан…

Однако от этой мысли чуть не скрючило.

В приюте за стукачество, если ты не девчонка, рихтовали по самые помидоры. Он сам, Кирилл, некоторым звонарям с удовольствием лбы вишнями красил. И с тех пор любой стукач был для него чем-то вроде распоследней сикарашки и быть самому такой тварью не хотелось.

Тем не менее он трепал себе мозги, пока не закончился клип и личный состав не отправился принимать пищу. Только тогда Кирилл решил, что, в общем-то, сбегать к Тихорьянову никогда не поздно. Необратимые поступки тем и плохи, что необратимы. Сказав "а", в кусты уже не спрячешься. Так что имеет смысл подождать – может, все решится и без его участия…