Текст книги "Крах операции «Тени Ямато»"

Автор книги: Николай Богачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 38 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Американский агент Сацуо Хасегава, он же Дзиккон Нумато, возвращается на свою прежнюю службу, где после непредвиденной гибели субмарины Юкио Коно ему необыкновенно везет

Сидя в каюте присланного за ним полицейского катера, Дзиккон Нумато пробовал подвести итог своего многодневного пребывания на субмарине капитана Коно. Хотя из всех передряг, буквально обрушившихся на него в последние дни в этой «сволочной мышеловке», выбрался он в целом благополучно, чувство внутренней неудовлетворенности по-прежнему не покидало его.

Покидая борт субмарины, находясь уже на спущенном для него трапе, он еще раз попытался уточнить ее номер, и взгляд его, брошенный на ватерлинию, на блестевший свежей краской номер, не ускользнул от внимания капитана.

Теперь, в каюте катера, Дзиккон Нумато понял, что покинутая им субмарина действительно входит в состав Тихоокеанской эскадры японского императорского флота.

Встречая Дзиккона Нумато на борту своего катера, заместитель начальника портовой полиции Сингапура Суэтиро Канэмору поздравил его со счастливым завершением его миссии, Нумато расценил это поздравление как скрытую, тщательно замаскированную насмешку над ним, потому что было очевидно, что «счастливое завершение миссии» не означало на этот раз успешно выполненное задание.

Несколько часов спустя, находясь уже на явочной квартире, в доме Суэтиро Канэмору, в обстановке изысканного комфорта (на покрытой москитной сеткой террасе бунгало), потягивая свой любимый «звериный коктейль», Дзиккон Нумато стал постепенно обретать утраченное было душевное равновесие.

В эти свободные от каких-либо внешних забот минуты он испытывал большое удовольствие, когда, вытянув на американский манер ноги и закрыв глаза, вспоминал свой оставленный в Штатах родительский дом.

Пора, однако, было приниматься за дела. Представившись резиденту под вновь присвоенным именем, Дзиккон Нумато стал подумывать о радиограмме в Вашингтон, в которой он должен был сообщить о постигшей его неудаче и вразумительно объяснить все причины ее.

Дзиккон ни на минуту не забывал, что при достижении хотя бы незначительного успеха он обязан был, при первой возможности, через ближайшую американскую резидентуру сообщить: на какой стадии достигнут успех, где, кого и когда следует подключить в помощь с целью получения нужного конечного результата.

Единственное, о чем не знал Дзиккон, так это о том, что все резиденты тихоокеанского региона, оповещенные через радиоцентр штаба Макартура, обязаны оказывать ему помощь и после названия пароля (шутливого выражения, распространенного в похоронных бюро США) принимать по первому разряду.

Дело есть дело. И если даже не совсем ясны его перспективы, типичный американец энергично берется за него, начиная, как правило, с хорошо сделанной рекламы. Она-то, эта реклама, как раз и обеспечивает успех даже и сомнительным затеям. Решительная напористость и шумная реклама – это именно те условия, которые позволяют бизнесмену даже и тухлую лососину выдать за продукт первой свежести.

Колокольчиком вызвав боя, Дзиккон Нумато, вместо того чтобы дать ему поручение, на минуту задумался. Черно-желтый цвет очень худого личика, рахитичный живот, кривые ноги, небольшое пятнышко на шее – все говорило о том, что этот юный абориген, выходец из каких-нибудь островов тихоокеанской акватории, был серьезно, быть может, уже с рождения, болен, что несчастному более подходящ был лепрозорий, чем место слуги в доме, где в порядке платы причитались ему лишь остатки с хозяйского стола.

Использование слуги – такого дешевого, как этот больной проказой ребенок, – вне всякого сомнения свидетельствовало об исключительной алчности и жадности его нанимателя.

Дзиккону Нумато стало жаль боя и, достав из кармана золотую монету европейского происхождения, издавна имеющую хождение в этих внутриутробных частях Британской империи, он подал ее больному ребенку. Озорно подмигнув и тут же поднеся к его носу кулак, Дзиккон этим самым наглядно предупредил его, чтобы тот в будущем, находясь при нем, не болтал лишнего. Во избежание недоразумений Нумато выразил свое требование еще и впрямую, словесно, и, поняв, чего от него хочет господин, мальчик подобострастно улыбнулся, закивал головой.

Дзиккон Нумато велел бою пойти к хозяину дома и спросить его: не пожелает ли он сейчас встретиться с ним. Но вместо ответа хозяин вкруг появился в холле, одетый в роскошный халат из китайского шелка, искусно расшитый национальным орнаментом.

Как бы продолжая, углубляя начатое еще на катере знакомство, он сказал, что американцем является лишь в третьем колене, предки же его – японцы и известен он здесь под именем Суэтиро Канэмору, якобы из Нагасаки. Такое прикрытие для него, разведчика, здесь вполне надежно, да и всячески рекламируемая им репутация ярого противника «этой возникшей по недоразумению братоубийственной войны» сильно ему помогает.

Суэтиро Канэмору сообщил это с безупречной, хорошо отрепетированной, профессионально «поставленной» улыбкой, однако в словах его Дзиккон Нумато уловил некоторую долю фальши и лицемерия.

Это сказалось и в том, что в разговоре с Дзикконом Нумато новоиспеченный гуманист и патриот явно злоупотреблял рядом специфических жаргонных словечек, всегда процветавших в Окленде – пригороде Сан-Франциско – и применявшихся лишь членами японских общин, которые испокон веков обслуживали морской порт и соответствующие заведения, где приоритет находящихся там лиц на занятие древнейшей профессией серьезно еще нигде, никогда и никем не оспаривался.

«Пусть будет так! В конце концов мне все равно, кем и чем он занимался до Сингапура. Главное – я имею приют и возможность связаться с шефами, – думал Дзиккон Нумато. – У полковника Майкла Робинсона, мистера Питера Фитцджеральда Смита из Вашингтона и контр-адмирала Чарльза Хатчисона Стерлинга, не говоря уже о самом генерале Доноване, видать по всему, неплохо варят головы, если не только в общем районе деятельности, но буквально на каждом шагу он, Дзиккон Нумато, натыкается на резидента американской разведки».

Немалое достоинство созданной ими агентурной сети состояло в том, что на всех ее уровнях на ней действовали весьма надежные разведчики. Короче, в системе американской разведки и контрразведки на Азиатском континенте можно было встретить, так же как и в странах Южных морей, любую фигуру: малайца, индуса, китайца, японца, то есть всех, кого захотел бы представить этот своеобразный район земного шара. Субъектам же европейского обличья, тем более лицам «свободной» шпионской профессии, здесь вообще делать было нечего: во-первых, потому что среди местного населения их видели уже за версту, и, во-вторых, они давно утратили доверие местных жителей из-за своего лицемерия и неуемной жадности. Чуть ли не любой, кто только прибывал в эти благодатные места, заботился лишь о том, чтобы как можно быстрее сколотить капитал и благополучно переправить его в метрополию. И им было не так уж важно, каким образом и за чей счет это делалось. Сам образ жизни и здоровье трудящихся не бралось во внимание, ибо за непосильную работу платили подчас столь мизерно, что этих средств не хватало даже на пропитание самих тружеников, не говоря уже об их семьях.

Все это настолько озлобляло народ, что иногда вызывало стихийные протесты, которые, как правило, подавлялись в самом зародыше и с неимоверной жестокостью. В этом регионе земного шара вторая мировая война не только не сплотила людей против японских захватчиков, а наоборот, обострила имевшиеся противоречия до крайности. В конечном итоге в этом заключалась одна из причин того успеха, который имела японская военщина в начальном периоде войны, когда продвижение ее по территориям оккупируемых стран больше напоминало прогулку, а ожидаемого властями метрополий ожесточенного сопротивления не получилось.

В жизни людей замена одних эксплуататоров другими ничего не меняла, поэтому к любому исходу операций военного характера почти во всех странах Азии и Океании большинство жителей относились инертно. Главное же управление английской «Сикрет Интеллидженс сервис» и все его подразделения, разные там «Милитэри интеллидженс», особенно под номерами с первого по десятый, и всякие сверхсекретные секции с индексом «Ф», а также «особые отделы» («спешл бранч») в комплектовании шпионских кадров придерживались примерно того же порядка, что и американское Управление стратегических служб США. Более того, будучи сами пионерами в этих вопросах, английские правящие круги считали, что их империя, «где никогда не заходит солнце», с ее испокон веков заведенными далеко не цивилизованными порядками является незыблемым и непогрешимым «содружеством», а не искусственным конгломератом наций, который держался лишь при помощи полиции, солдат и прочего насилия, применяемого колониальной администрацией. Деятельность руководителей почтенного ведомства носила, если можно так выразиться, отпечаток зазнайства и самоуверенности. Пренебрежение многими сугубо специфическими условиями этой деятельности на Востоке привело наконец к провалу большинства агентов и целых организаций в самый критический момент японского нашествия.

Так, одно из старейших королевских ведомств – ведомство тайных дел и сыска неожиданно понесло невосполнимые потери на ключевых постах, ибо значительное количество разведчиков и контрразведчиков было интернировано оккупационными войсками, а некоторые из них даже погибли.

Ослабление столь важного государственного органа в конечном счете привело к тому, что некогда казавшееся несокрушимым английское господство стало терять в обширных колониальных владениях одну позицию за другой, что вскоре и привело к полному военному разгрому Великобритании на дальних подступах к метрополии.

Японский милитаризм в этом случае сыграл злую и весьма коварную шутку с предвоенным консервативным правительством Великобритании, которое, стремясь направить агрессора против СССР, делало ему, агрессору, уступку за уступкой. Разжиревший на безудержном грабеже колоний, английский империализм оказался не в состоянии сколько-нибудь серьезно противостоять относительно молодому японскому милитаризму, также жаждущему приобрести свое место под солнцем.

Английская «Интеллидженс сервис» даже и не догадывалась о том, что японский генштаб, и в том числе «фирма» Кэндзи Доихары, готовясь к захвату Китая и стран Южных морей, составили список лиц и организаций, подлежащих интернированию или уничтожению тут же, при вступлении их войск на соответствующие территории. Для выполнения этой цели были своевременно подготовлены каталоги по каждой стране с указанием фамилий, кличек, адресов и характера легальной деятельности отдельных лиц и организаций, под вывеской которых своим непосредственным делом занимались спецслужбы.

Но на явочной квартире Суэтиро Канэмору все шло своим чередом. И сам хозяин, и его гость осторожными разговорами прощупывали друг друга, когда все тот же мальчишка-слуга объявил им, что звонит телефон.

Суэтиро Канэмору, извинившись, вышел из комнаты и уже через две-три минуты, возвращаясь, прямо на ходу выкрикнул:

– Удача, Нумато-сан! Чрезвычайная удача! По распоряжению адмирала Номуры, командующего эскадрой, которая сейчас стоит на рейде Сингапура, арестован капитан II ранга Юкио Коно. Подводная лодка, которой он командовал, оказывается, четыре часа тому назад затонула на внешнем рейде. С флагмана просемафорили, что подозревается диверсия, совершенная погибшим при аварии гидроакустиком унтер-офицером Косоку Ямадзаки. Эсминец № 357, протаранивший подводную лодку, доставил в полном составе команду погибшей субмарины на берег… На всякий случай под стражу взят и командир эсминца капитан III ранга Цубоути Хидэки.

За время этой взволнованной тирады на лице Дзиккона Нумато не дрогнул ни один мускул. Лихорадочно соображая, что бы сказать в ответ – с учетом того, что сообщение он получает от местного резидента, – молодой агент проявил при этом неординарное хладнокровие и недюжинную изобретательность, чтобы из произошедших событий извлечь для себя максимальную пользу.

Суэтиро Канэмору сел наконец в кресло и, прищурившись, снова остановил свой взор на собеседнике. Оба выжидали, предлагая негласно друг другу первым начать обмен мнениями по поводу только что полученных известий, никто не хотел сказать лишнее или не вовремя, ибо в точности ни один из них не знал, насколько информирован каждый относительно истинной подоплеки происходящих событий.

Но вот хозяин явочной квартиры решил пустить в ход свой последний козырь и, буквально впившись глазами в своего невозмутимого гостя, вымолвил:

– Нумато-сан, я чуть было не забыл весьма важный момент телефонного разговора. Дело в том, что вместе с командой затонувшей субмарины в помещение полицейского управления порта доставлены какие-то картонные ящики. И сейчас там началась вокруг них какая-то возня… Судя по тому, что размокшие в морской воде ящики охраняются в комнате вооруженными до зубов матросами. Очень похоже, что в ящиках этих находятся именно те документы, за которыми мы с вами, дорогой Нумато-сан, охотимся. О том, что это так, говорит хотя бы факт, что к охраняемым ящикам матросы не подпускают никого, даже дежурного офицера нашего полицейского управления.

Внезапно простая и дерзкая, воистину счастливая мысль озарила сознание Нумато. Он решил, что само провидение подбрасывает ему невероятную, только раз в жизни случающуюся удачу – обстоятельства, не воспользоваться которыми может разве что последний дурак. «А почему бы мне, – чуть не вскрикнул про себя Нумато, – не представить дело таким образом, что субмарина погибла не просто в результате неизвестно какой диверсии, но от диверсии, организованной именно им, Нумато. Надо сказать, что субмарину пустил на дно человек, завербованный им, Нумато!»

Стараясь казаться как можно более хладнокровным и небрежным, Дзиккон Нумато приступил к реализации задуманного.

– Канэмору-сан, – сказал он вдруг. – Коль вы снимали меня с субмарины, то почему же вы до сих пор не можете догадаться, что я находился там вовсе не для игры в покер. На нашем грешном свете, как известно, чудес не бывает. Да, это так. Диверсию совершил именно гидроакустик, совершил по моему указанию… потому что гидроакустик этот, унтер-офицер Косоку Ямадзаки, был мною завербован. Это он подставил субмарину под удар эсминца. Так уж вышло, что в случившейся передряге он не смог избежать гибели. Да он, если сказать правду, и не пытался ее избежать. После гибели его старшего брата на фронте и смерти родных в Токио он был в тяжелом душевном состоянии и не хотел жить. Об этом он мне говорил неоднократно, еще при планировании диверсии, то же свидетельствовал и его друг, радист субмарины, тоже унтер-офицер Хидзаки Исихара. Мне удались убедить его, что, если диверсия удастся, ее легко можно будет представить как несчастный случай. Единственное наказание, которое он, попав, под трибунал, понесет – это несколько лет тюремного заключения. Зато после окончания войны ему, сказал я, гарантировано американское гражданство и… пятьдесят тысяч долларов в швейцарском банке. Однако, как оказалось, субмарина затонула не сразу, и они сумели спасти эти проклятые коробки. Теперь наша с вами задача заключается в том, чтобы в пределах общих возможностей установить их дальнейший путь и уровень сохранности. Но прежде чем вы ринетесь в порт, прошу вас оказать мне содействие в налаживании связи с нашим, если не ошибаюсь, общим начальством. Мне нужна связь, как никогда, немедленно!

– Досточтимый Нумато-сан, – после некоторого раздумья произнес резидент, – ваша просьба более чем законна. Я немедленно, сейчас же отправляюсь в полицейское управление и выясню состояние чертежей. А вы это время употребите на отдых, ибо после моей краткосрочной отлучки нам придется некоторое время напряженно поработать, как вы изволили пожелать. Я вернусь через час-полтора. Не скучайте!

Сделав прощальный жест рукой, Суэтиро Канэмору вышел из холла, и вскоре во дворе особняка послышался шум отъезжающего полицейского «форда».

Треволнения последних суток изрядно утомили Дзиккона Нумато, и, воспользовавшись советом хозяина дома, он постарался расслабиться в кресле, закрыл глаза и вскоре задремал.

Прошло некоторое время, и вдруг Дзиккон Нумато почувствовал, что кто-то дергает его за рукав. Открыв глаза, он увидел стоящего перед ним улыбающегося Канэмору. Пододвинув кресло поближе к гостю, он не спеша уселся и, скрестив пальцы на выпирающем из-под форменной портупеи животе, не торопясь, эдак по-восточному, приготовился к изложению полученной информации.

– Спасибо вам за совет, Канэмору-сан, я хорошо отдохнул и готов теперь выслушать вас.

– Нумато-сан, кстати, мне пришлось побывать и в военной комендатуре. Новости, на мой взгляд, весьма обнадеживающие, и, кажется, все наши планы по захвату чертежей уже потеряли какой-либо смысл. Дежурный офицер полицейского управления рассказал мне о положении дел по всем интересующим нашу криминальную службу вопросам. Я видел эти ящики. Картина, прямо скажу, удручающая. Ума не приложу, как они собираются использовать такую макулатуру. Во всяком случае, наладить какое-либо производство на основе того, что они называют чертежами, я думаю, весьма проблематично.

– Продолжайте, продолжайте, Канэмору-сан, – сказал Нумато, когда в рассказе своем Суэтиро сделал остановку. – Кажется, мы с вами у цели. То есть, я хочу сказать, обстоятельства складываются для нас самым счастливым образом. Дело наше, видать по всему, движется к концу. Это несомненная удача для нас обоих!

– Вот то-то и есть… Но позвольте я расскажу обо всем, что видел… Представьте себе, на стульях, диванах и просто на полу громоздятся раскисшие картонные коробки. Из некоторых, особо сильно пострадавших от морской воды коробок торчат тоже раскисшие, превратившиеся в грязные лохмотья пачки печатной бумаги, а также рулоны «синек», от купания ставших черными. Я притворился, будто бы удивлен, видя этот странный мусор, заполнивший все наше управление. Увидев полковника Минору Кагубэ, я с наивным видом спросил у него, что, дескать, это такое и когда все это выбросят на свалку. Полковник, тяжело вздохнув, шутливо отмахнулся от меня. Мне, сказал он, и без того от них хлопот полон рот, мне и без ваших советов тошно. Ну в таком случае, сказал я ему, раз уж эти коробки такие важные, не мешало бы поинтересоваться, какой это болван довел их до такого состояния и не следует ли этому раззяве как следует всыпать? В ответ на это полковник ничего не сказал, а только распорядился усилить охрану груза, подключив, кроме военных, еще и полицейский патруль. Он, видите ли, уже не доверяет матросам и очень опасается, как бы, не дай бог, их кто-нибудь не уволок. Вернувшись в управление, я отдал необходимые распоряжения и убыл восвояси. – Закончив свой рассказ, Суэтиро Канэмору с облегчением откинулся на спинку своего кресла и вытянул уставшие ноги.

– Канэмору-сан, – сказал Дзиккон Нумато, – все, что вы рассказали, очень важно. Мне кажется, физическое состояние документации таково, что в ближайшем будущем вряд ли ее можно будет употребить по прямому назначению. Потребуется много времени для того, чтобы даже крупные специалисты могли в них разобраться. Требуется их фундаментальная реставрация. И все же давайте оставим в стороне все наши догадки и перейдем непосредственно к делу… Так вот, когда меня направляли к вам, мне сказали, что вы, по первому моему требованию, должны представить мне специальные блокноты с шифрами. Используя их, я должен составить радиограмму в Вашингтон. Кроме того, у вас должна быть еще и кое-какая литература, которая поможет мне сделать краткий доклад руководству Управления стратегических служб США. Не откажите в любезности – отправьте мои шифровки в оба адреса по вашим каналам и как можно быстрее. Должен сказать вам – в рапорте руководству я обязательно подчеркну, что наша операция выполнена успешно благодаря вашей непосредственной помощи.

Слушая Нумато, Канэмору изобразил на своем лице удовлетворение и благодарность. В самом ли деле услышанное им было ему приятно, или он только из дипломатических соображений делал вид, что ему приятно, но, выражая свою признательность, он даже привстал в кресле.

– Досточтимый Нумато-сан, – сказал он с легким поклоном, – я человек весьма скромный и не обладаю из-за достаточно зрелого возраста теми качествами, которые способствовали успешному выполнению поставленных людьми нашего уважаемого ведомства целей. Смею сообщить вам, я всесторонне проинформирован военно-морским разведотделом главного штаба генерала Макартура о конечных целях операции по уничтожению или захвату секретных чертежей для возможного, я повторяю, возможного изготовления Японией управляемых ракет на базе их немецкой модификации, именуемых до этого самолетами-снарядами ФАУ-1.

«Так вот оно что! – мелькнуло в сознании Дзиккона Нумато. – Он, оказывается, весьма доверенное лицо и, кажется, фигура значительно весомее, чем мне показалось вначале».

Вслух же он сказал:

– Мне доставляет большую радость общение с таким умным и опытным наставником, каким являетесь вы, Канэмору-сан. К тому же мой возраст далеко не дает права подсказывать даже равным по званию коллегам нужные решения. И все же будьте добры и поторопитесь дать мне шифровальные блокноты, чтобы я как можно скорее составил свой отчет. Обстоятельства вынуждают нас торопиться. Если намеченное мною пройдет, как задумано, в знак благодарности за гостеприимство, которое вы мне оказали, в своей шифровке в адрес штаба Дугласа Макартура и Управления стратегических служб я сообщу, что непосредственное свое решение об уничтожении подводной лодки я принял лишь после того, как получил от ваших людей ответный световой сигнал.

«Ну это, пожалуй, уж слишком, – подумал Канэмору. – Но, однако ж, парень этот явно не дурак, раз он так предусмотрительно хочет угодить нам. Ну что ж, пусть все будет так. Никакого ущерба от этой его затеи я, слава богу, не понесу. Да и если уж на то пошло, он не так уж и не прав: в случившемся действительно не обошлось без нашего участия. Ну а славы и почестей хватит на всех. Как-нибудь сочтемся…»

Рассуждая таким образом, Канэмору и не подозревал, что истинные мотивы дзикконской щедрости в раздаче несуществующих заслуг лежали в точном корыстном расчете. Дзиккон Нумато понимал, конечно, что генерал Донован вряд ли поверит, что один человек, будь он хоть семи пядей во лбу, способен выполнить такое задание в одиночку – это во-первых. А во-вторых, включение в число участников исполнения операции местного резидента и его людей гарантировало ему приобретение новых друзей, которые будут ему во многом обязаны и в любой момент могут понадобиться.

Выходило так, что задуманный Дзикконом рапорт обеспечивал ему выгоду в любом случае и во всех смыслах. К тому же, посылая этот, в сущности, лживый отчет о мнимых своих успехах, Нумато, и он это прекрасно понимал, нисколько не рискует быть разоблаченным, потому что проверить достоверность его сведений было практически невозможно.

– Все это очень хорошо, мой молодой коллега, но еще один, извините, шкурный вопрос, – сказал Канэмору. – Каким, образом я узнаю, что вы в своем донесении на имя Донована и в самом деле скажете обо мне и моих друзьях?

– О, это так просто, Канэмору-сан! – улыбнулся Дзиккон. – Я еще буду находиться здесь, в вашем гостеприимном доме, как командование пришлет ответную шифровку. И, вот увидите, оно будет обращено не только ко мне. Так что, дорогой Канэмору-сан, вам придется уже теперь заранее подумать над списком лиц, отличившихся в нашей операции, а также над описанием действий каждого из участников. Правдоподобия ради постарайтесь не переборщить, не нужно заслуги изображать таким образом, что кто-то из ваших совершил что-то весьма существенное, решающее. Пусть это будет вроде сбора слухов, наблюдение за кем-либо из подозрительных типов или там, к примеру, транспортировка кого-нибудь из наших спецслужб с борта затонувшей субмарины и все такое прочее, подобное этому. Остановитесь, пожалуйста, только в рамках такого рода информации, чтобы там, в штабах, не давать повода для умаления наших с вами заслуг, чтобы, как говорят итальянцы, свободная сумма не ушла в чье-то чужое сальдо.

Такой совет показался Канэмору вполне удовлетворительным, угодливо улыбаясь, глубоко втянув воздух сквозь зубы, глядя прямо в глаза Дзиккона, он сказал:

– Именно это я и ожидал услышать от вас, дорогой Нумато-сан. Я ведь никогда не ошибаюсь в людях… Итак, прежде чем вы займетесь составлением доклада, не выпить ли нам сейчас по чашечке сакэ за предстоящий успех нашей затеи, а заодно и обсудим спокойно, как нам быть дальше.

Вместо колокольчика Суэтиро Канэмору на сей раз просто хлопнул в ладоши, и тут же на пороге холла появился желтолицый бой, а две чашки сакэ уже стояли на принесенном им ярко расписанном подносе.

О том, что он в принципе не пьет, Дзиккон промолчал, понимая, сколь неуместным был бы в контексте сложившейся ситуации его отказ. К тому же и пить-то на полном серьезе было необязательно, достаточно было лишь, соблюдая ритуал, пригубить чашечку.

– Не кажется ли вам, уважаемый Канэмору-сан, что сегодня ночью, когда будет составлен текст информации, не медля ни минуты надо передать все шифровкой?

– Мне кажется, торопиться не следует, дорогой Дзиккон. Для порядка, чтобы дважды не выходить нам в эфир, после полудня мы вначале прогуляемся с пользой для дела на обычном рыбацком баркасе. Устроим, в общем, заурядную рыбную ловлю. Для этого мне придется взять на весла четверых полицейских. Не забудьте объявить нам, что у вас день рождения и вы, как истинный моряк, предпочитаете отмечать его в море. Для поднятия духа подкинем им по этому случаю пару бутылок сакэ, а сами в это время рассмотрим внимательно, какую эскадру наш любимый микадо успел подослать сюда за прошедшие сутки… Одновременно с этим мы попробуем подсчитать имеющиеся на рейде вымпелы и, по возможности, определить классы судов. Нам также понадобится уточнить, каким образом и под каким флагом, имея в виду, естественно, командующих, происходят концентрация и передислокация кораблей в отдельные отряды или небольшие эскадры, которые будут находиться к этому времени на внутреннем и внешнем рейдах. И вот только тогда вы пошлете свои шифрованные телеграммы, которые помогут нашему руководству предположительно определить характер их будущих операций. Согласитесь, Нумато-сан, что выглядеть это будет весьма эффектно и начальство должным образом оценит полезность наших общих усилий и одновременно ту опасность, которой мы здесь постоянно подвергаемся, добиваясь в высшей степени незаурядных, ценнейших сведений. Учтите еще тот факт, что подобное количество военных кораблей на рейде Сингапура я вижу впервые. – Заговорщически подмигнув, Канэмору продолжал: – Нам, дорогой Нумато-сан, предстоят немалые расходы, поэтому не премините указать в шифровке, чтобы на эти цели под вексель разрешили расходовать ну, скажем, тысяч тридцать долларов. Для них эта сумма невелика, нам же они будут весьма кстати, да и, как говорится, «детишкам на молочишко» останется. Только в этом случае, мой юный и еще не очень опытный друг, наш доклад вышестоящему начальству будет иметь резон.

– Удивительно, как наглядно вскрываете вы те тайные пружины, которые нам следует в нашей профессии учитывать, – подыгрывая хозяину дома, сказал Нумато. – Это действительно наилучшие варианты из всех возможных и наиболее приемлемые в нашем деле. – Стараясь быть как можно приятнее, Дзиккон Нумато улыбался так называемой «американской», открытой, во весь рот, улыбкой.

– Конечно, еще не совсем известно, какое практическое значение будут иметь эти добытые нами сведения, но, как мне кажется, мы все равно попадем в десятку, коллега, – самодовольно сказал Канэмору. – Хорошо то, что вы, как я вижу, согласны со всеми моими предложениями без оговорок. Чтобы напрасно не терять время, давайте сейчас же отправимся на символическую нашу рыбалку и тем самым уже к вечеру полностью развяжем себе руки для дальнейших действий по рации.

В ответ Дзиккон Нумато только молча кивнул, и они тут же сели в «форд», чтобы после, взяв полицейских из управления, сесть на баркас. Вместе с выпивкой и скромной закуской для нижних чинов взяли с собой пару спиннингов и бинокли.

Вскоре они были уже на баркасе и вышли во внутреннюю акваторию порта, которая граничила с ближним молом. Держа удочки наготове, Нумато и Канэмору тщательно осматривали в бинокли не только то, что находилось на поверхности моря, но и представляющие большой интерес портовые сооружения, причалы и ремонтные доки.

Как решил Дзиккон, для полного выявления всех сил японского флота разведчики должны были получить самые разные сведения – определить количество кораблей, находящихся в ремонте и стоящих у причалов; подсчитать численность кораблей на якорях как в акватории самого порта, так и на дальнем рейде; зафиксировать кое-что из разговоров, ведущихся иногда между кораблями по семафору открытым текстом, и, наконец, квалифицировать классность каждой боевой единицы в отдельности, чтобы тем самым узнать реальную силу единовременного совместного залпа орудий, установленных на прибывшей в Сингапур армаде.

Не последней заботой была также необходимость в определении численного состава флагманских судов. По только им присвоенным и поднимаемым на флагштоках флагам можно было безошибочно подсчитать, сколько в данный момент имеется на стоянках оперативных отрядов, флотилий, эскадр и флотов, а также под чьими вымпелами они находятся.

В течение трех часов непрерывного наблюдения за неприятельским флотом эта работа наконец была сделана, после чего разведчики благополучно возвратились к пирсу и отдали швартовы.

Уже через каких-нибудь полчаса «форд» Канэмору доставил обоих в особняк, и хозяин тут же распорядился об ужине, а Дзиккон захотел побыть немного наедине и, извинившись, прошел на открытую, густо увитую плющом веранду.

Там, разместившись в шезлонге, он залюбовался на открывшийся солнечный закат и не заметил, как задремал: нервное напряжение последних часов, проведенных им в море за не совсем свойственным для него занятием, да еще в окружении неизвестно что представляющих из себя полицейских, изрядно его утомило.

Молодые годы, отличное физическое состояние профессионально тренированного тела-все это дало возможность Дзиккону уже через каких-нибудь минут пятнадцать почувствовать себя хорошо отдохнувшим. К тому же ожидание изысканного ужина и возбужденный здоровый аппетит тоже сделали свое дело. Дзиккон Нумато был весел и не без оснований полагал, что мир этот не так уж и плохо устроен.