Текст книги "Крах операции «Тени Ямато»"

Автор книги: Николай Богачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 38 страниц)

Сев в машину, Якоб Нейман приказал отвезти его на Фридрихштрассе, 179/18, в многоквартирный дом, где на четвертом этаже, выше которого была только крыша, проживала его временная подруга жизни. Как уверяли злые, всегда находящиеся в подобных случаях языки, она вместе со штурмбаннфюрером Нейманом в ненастную погоду разделяла тоску, да еще, по дополнительному замечанию остряков, частенько чашечку эрзац-кофе, да бутерброд с маргарином.

Но, как бы там ни было, однако и в самом деле Матильда, незамужняя фрау с фамилией своего бывшего погибшего под Сталинградом мужа Шварца коротала с штурмбаннфюрером свои длинные осенние вечера. Был ее друг долговяз и рыж до такой степени, что все те же канцелярские остряки уверяли, что будто бы об огненную его шевелюру можно было запросто зажигать спички.

Штатным водителем автомашины у него был недалекий малый, если не сказать больше, некий унтершарфюрер Герберт Мюнцер, которого, не без подсказки его родителя, он специально подобрал себе прямо из маршевого резерва, за что тот прямо-таки молился на своего бога. Отец Герберта, солидный мужчина, с усиками а-ля Вильгельм Карл Мюнцер, недавно, в 1940 году, справивший свое пятидесятилетие, потратил много сил, а еще больше средств, чтобы устроить единственное свое чадо на такое теплое, далекое от фронта местечко. Теперь владелец нескольких мукомольных предприятий Мюнцер-старший, как и полагалось каждому добропорядочному бюргеру, прикинув для себя выгоды от проводимой нацистами политики, вступил в члены НСДАП тотчас после захвата гитлеровским рейхом некогда независимой Австрии. Гак же, как и другие члены национал-социалистской партии, он кричал «Зиг хайль!» и требовал «справедливости». В баре, за кружкой пива с партайгеноссе, он также бурно проклинал англичан и французов за позорный Версальский договор. В общем, сетовать на судьбу Мюнцерам не приходилось, и к тому же частые отлучки Герберта к отцу, по просьбе последнего, штурм-баннфюреру были на руку. На этот раз, подъехав к дому фрау Матильды, Якоб Нейман отпустил унтершарфюрера, приказав подать машину к 7 часам утра.

Матильда Шварц работала сменным поваром в столовой рейхсканцелярии и считалась добросовестным работником. Шеф-повар Герд Вассерман, хотя был и скуп на похвалу, но к фрау Шварц относился неплохо, тем более что она никогда не отказывалась подменить коллег по службе, поработать вместо заболевшей подруги, и вообще старалась быть в меру услужливой, как и подобает молодой женщине-крестьянке из Южной Баварии. После гибели мужа на Восточном фронте она вынуждена была искать свое женское счастье на стороне, при тех мизерных в ее положении возможностях, которые, впрочем, всегда имелись даже и в военное время.

По ее словам, она познакомилась с штурмбаннфюрером Нейманом во время приемки продуктов, когда к складу столовой рейхсканцелярии их подвезли его подчиненные. Всего три дня посещений, во время которых интендант инвалид-эсэсовец обменялся несколькими профессиональными разговорами с шеф-поваром о качестве привозимых продуктов – и вот уже, на правах гостя, он, этот интендант, стал позволять себе хотя и редкие, но довольно-таки нескромные комплименты в адрес фрау Шварц, которая стала принимать их, кажется, благосклонно.

Спустя всего два месяца после знакомства с штурмбаннфюрером Нейманам Матильда дала понять своим сослуживцам, что теперь в лице своего друга она имеет влиятельного покровителя, который иногда даже позволяет себе захаживать к ней домой на чашечку кофе. Считавший себя отменным остряком и весельчаком, шеф-повар Герд Вассерман одобрял эту связь и иногда, слегка хлопая свою повариху по одному весьма деликатному месту, говорил ей о ее покрасневших, свидетельствовавших о бессонных ночах веках или допекал какой-нибудь другой плоской шуткой, по уровню близко граничащей с казарменным юмором. Матильда, однако, спокойно встречала эти шутки, не пыталась возражать и загадочно, многозначительно улыбалась. И так, почти год, все шло своим чередом.

Однажды, когда официантка, миловидная и улыбчивая Грета Шпильман, тяжело заболела воспалением легких, фрау Шварц по приказу начальства пришлось надеть белоснежный передник и кокетливую наколку занемогшей подруги, чтобы продолжить обслуживание высокопоставленных посетителей столовой и бара рейхсканцелярии. После нескольких дней работы в этой должности она как-то между прочим спросила герра Вассермана:

– Кто эта фрейлейн которая постоянно садится в углу за отдельный столик, приходит в разное время, да еще и с большим опозданием?

Шеф-повар, округлив глаза и переходя на шепот, тоже выразил свое осуждение по поводу поведения необычной посетительницы.

– Вы правильно заметили, фрау Шварц, – сказал Вассерман. – Такое поведение для немки, конечно же, неестественно. Но все дело в том, что женщина эта – личная секретарша самого фюрера, фрейлейн Мари Текла Вайхельт. И если фрау не хочет нарваться на крупные неприятности, ей следует относиться к обслуживанию этой посетительницы сугубо внимательно и предугадывать ее возможные желания.

Услыхав это, Матильда тут же сделала в меру испуганное лицо и, помедлив, будто собираясь с мыслями, ответила герру Вассерману:

– Не знаю, насколько хватит у меня сил и умения, но я буду стараться!

Вассерман пожелал ей успеха.

Так примерно в течение недели исполняла Матильда обязанности заболевшей официантки Греты. За это время фрау Шварц пыталась незаметно понравиться фрейлейн Вайхельт: то предлагала ей дополнительное пирожное, хотя та его не заказывала, то рекомендовала те или иные, на ее взгляд, наиболее удавшиеся блюда, и вообще с подкупающей улыбкой всячески старалась угодить этой посетительнице. И хотя за такой короткий срок контактов вряд ли можно было надеяться на возникновение взаимных симпатий, да еще между двумя довольно молодыми и привлекательными женщинами, фрау Шварц показалось, что своего она все-таки добилась.

В один из последующих дней, когда на дворе хлестал дождь со снегом, фрейлейн Вайхельт выругала, в присутствии Матильды, погоду и тут же, для того чтобы согреться перед обедом, попросила принести ей чашечку самого горячего кофе.

Матильда Шварц, тоже посетовав на дурную погоду, тут же мигом исполнила просьбу Мари и преподнесла ей чуть ли не кипящий кофе. В то же время она, весьма деликатно и ненавязчиво, посочувствовала клиентке, испытывавшей недомогание, находящейся в дурном расположении духа из-за такой плохой погоды.

Фрейлейн Вайхельт, отхлебнув глоток кофе, задала фрау Шварц несколько обычных, весьма женских, вопросов.

– Вас, кажется, зовут Матильдой?

– Да, фрейлейн Мари, это и есть мое имя.

– Вы замужем?

– Нет, фрейлейн Мари. Я вдова. Мой муж Вилли Шварц погиб под Сталинградом.

– У вас не берлинский акцент, а несколько мягче. Вы из провинции?

– Да, фрейлейн Мари, вы правы, До получения известий о смерти Вилли я работала поварихой в небольшом пансионе вблизи Розенхайма. Это в Южной Баварии, фрейлейн.

– И как же вы очутились здесь?

– Совершенно случайно, фрейлейн Мари. В то время, когда я была на воскресной мессе, в нашем пансионе случился пожар. Единственная бывшая в живых моя родственница, моя дорогая тетя Клара, получила большие ожоги и через сутки скончалась. Мне уже было нечего делать в Розенхайме, и я решила попытать свое счастье в столице. Покойный мой муж, он был в частях СС, мечтал о переводе в Берлин. Судьба распорядилась, к сожалению, иначе…

– Сочувствую вашему горю, фрау Шварц.

– Большое спасибо за сочувствие, фрейлейн Мари!

– Вы чем занимаетесь в свободное время?

– Да ничем особенным, фрейлейн Мари. Как и все одинокие женщины, вяжу, шью по мелочам, иногда хожу в кино…

– Вас можно попросить об одном одолжении, фрау Шварц?

– Я буду счастлива, фрейлейн Мари!

– В день моего ангела у меня на даче будут мои друзья. Одной мне подготовиться к их встрече очень трудно. Не могли бы вы мне, фрау Шварц, немного помочь, вы такая повариха! Да и кондитер превосходный.

– Я с великой радостью, фрейлейн Мари!

– Жду вас послезавтра, – сказала, поднимаясь из-за столика, Вайхельт. – Примерно между пятью и половиной шестого вечера. Живу я недалеко, вот моя визитная карточка.

Заплатив за кофе, фрейлейн вышла из кафе.

Прошло неполных два дня. Нельзя сказать, что за этот промежуток времени Матильда чего-то боялась. Однако, обдумав все обстоятельно, она еще раз признала, что предупреждавший ее шеф Вассерман был безусловно прав: близость к такой женщине, как Вайхельт, была действительно опасной, и чтобы в случае чего не поставить друга своего под удар, она решила пока не говорить ему о ее новом знакомстве. «Если что случится, – думала Матильда, – пусть штурмбаннфюрер Нейман будет ни при чем, а если от посещения секретарши Гитлера окажется какая-нибудь польза, от нее, от этой пользы, кое-что достанется и моему любезному Якобу…»

Ровно в пять часов вечера фрау Шварц была уже на месте.

Выслушав пожелания фрейлейн Вайхельт, она тут же направилась на кухню. Продуктов, как и предполагала Матильда, было припасено предостаточно, и к назначенному времени, то есть к восьми часам, когда назначен был сбор гостей, у Матильды все было готово.

Сервирован стол был безупречно: кроме охлажденного на льду шампанского его украшали несколько бутылок вина и французский коньяк. Для гостей в изобилии были приготовлены всевозможные холодные закуски, вплоть до устриц, а из горячих блюд – бифштекс по-гамбургски и ростбиф с кровью. Но главной достопримечательностью вечера оказался великолепно приготовленный Матильдой сахарный торт: по углам он был украшен цветами из крема разных тонов, а посередине его красовалась выложенная дольками шоколада свастика…

Все без исключения гости Вайхельт, а женщины в особенности, беспрестанно восхищались искусством этой простой и скромной женщины – такой превосходной поварихи и кондитера, а тем временем фрау Шварц смущенно улыбалась и благодарила гостей за их искренние похвалы.

Все, казалось, шло так, как и должно было идти в таком доме и в подобной ситуации. Но это было не так. Всякий, кто хоть сколько-нибудь внимательно, со стороны, понаблюдал бы за поведением Матильды, непременно обратил бы внимание на то несколько необычное обстоятельство, что, быстро и элегантно подавая приготовленные ею блюда на стол, повариха чуть больше, чем это было нужно, задерживалась в гостиной, чуть дольше обыкновенного убирала использованную посуду, одним словом, всячески старалась подольше задержаться у стола, побыть рядом с оживленно беседовавшими и непринужденно болтавшими под хмельком гостями.

Тем не менее внешне все было вполне благопристойно и на должной высоте. Разгоряченная шампанским «милая фрейлейн» была явно довольна, все были довольны ею, всеми была довольна и она, всеми гостями и поварихой, которую она так удачно догадалась позвать к себе в дом.

– Лотта! Послушай меня, милая Лотта! – приставала к своей подружке уже явно захмелевшая Вайхельт. – Ты даже себе представить не можешь, как смеялся сегодня в разговоре с твоим шефом фюрер! Я, говорил, своему лучшему другу микадо ничего не пожалею и всегда рад услужить. На днях мы отправляем ему почтовым вагоном чертежи на пришедшие теперь в негодность, ненужные нам ФАУ-1, причем с одной только остановкой на промежуточной станции…

Услышав это высказывание Вайхельт, Матильда, чтобы не выдать себя волнением, взяла первую попавшуюся тарелку и – от греха подальше – направилась в кухню. Там она даже посмотрела на себя в зеркало, не изменилась ли в лице? Повторив мысленно все только что услышанное, Матильда взяла себя в руки и, окончательно успокоившись, вновь появилась в гостиной, спросила, не желает ли еще кто чашечку кофе перед дорогой.

Но фрейлейн Мари уже, оказывается, успела распрощаться с друзьями и теперь стояла посредине комнаты одна. И когда Матильда принялась убирать посуду, подошла к ней.

– Это вам за усердие и услуги, Матильда, – сказала она, подавая купюру в десять рейхсмарок.

Матильда, продолжая думать о своем, механически спрятала деньги в свое потертое портмоне.

– Спасибо, фрейлейн Мари, – сказала она. – Я так довольна, что смогла угодить вам! Надеюсь, если я вам понадоблюсь еще, вы меня пригласите вновь.

Сделав на прощанье маленький книксен, Матильда покинула дом Вайхельт.

Оставшись одна, фрейлейн Вайхельт включила радио. Передавали концерт из немецких народных песен, слушая их, Мари о чем-то задумалась. Несмотря на позднее время, спать ей не хотелось, и, удобно усевшись в глубоком кресле, она продолжала слушать музыку, уставясь невидящим взором в мерцающую голубоватым огнем шкалу черного говорящего ящика.

А в это время фрау Шварц шла по улице ночного города, возвращаясь к себе домой. Еще и еще раз она во всех подробностях вспоминала с такой неожиданной пользой проведенный у личной секретарши Гитлера вечер. Несмотря на свою профессиональную выдержку и умение владеть собой, она все еще никак не могла успокоиться. В пересказанной Вайхельт издевательской реплике Гитлера ей было понятно не все, но понимание исключительной важности услышанного не только не покидало ее, но продолжало крепнуть и беспокоить. Уже лежа в постели она долго не могла уснуть и бесконечно составляла варианты словосочетаний, которые она простым кодом по телефону намеревалась передать на службу своему другу Якобу, чтобы завтра, прямо с утра, вместе с ним осмыслить все значение того, что подвыпившая секретарша Гитлера так легкомысленно выболтала подруге.

Измучившись вконец и почувствовав головную боль, Матильда, пошарив в туалетном столике, вынула из его ящика таблетку снотворного…

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Когда известная самонадеянность, особенно в случае не до конца доведенного дела, приносит вред и почему непредсказуемые ходы противника необходимо всерьез просчитывать

Утром, едва поднявшись с постели, Матильда Шварц, даже не приводя себя в порядок, тут же позвонила в часть, где в интендантском подразделении должен был находиться Якоб Нейман. Пока дежурный разыскивал штурмфюрера, она сызнова, уже в который раз, «проиграла» в своем сознании реплику Гитлера.

Наконец в трубке послышалось легкое придыхание и раздался знакомый голос:

– Штурмбаннфюрер Нейман вас слушает…

– Доброе утро, господин штурмбаннфюрер, – нарочито наигранным тоном начала Матильда. – Это говорит ваша знакомая, которую вы не любите. Сегодня я свободна, прошу вас пожаловать ко мне вечером на чашечку кофе. Не откажите в любезности зайти ко мне между восемью и девятью часами. Уверяю вас: кофе будет необыкновенный, стоящий того, чтобы его вкусить… Будете весьма довольны.

– Рад слышать вас, фрау Шварц. К назначенному вами времени буду обязательно. Постараюсь что-нибудь прихватить из сладостей, которые вы так не любите. До скорой встречи, моя дорогая!

– Будьте здоровы, господин штурмбаннфюрер!

Ровно в назначенное время со своим неизменным саквояжем в квартире Матильды Шварц появился штурмбаннфюрер Якоб Нейман. Кроме служебных бумаг незначительной важности в нем находились еще небольшая пачка сахара и коробка шоколадных конфет. Едва захлопнулась входная дверь, как Якоб Нейман, он же Льюис Рейнольдс – агент У-151 британской службы Интеллидженс сервис – задал свой, давно беспокоящий его вопрос:

– Что случилось, Ингрид?

– Не торопись, Льюис, погоди. Я в самом деле сейчас сварю кофе, и мы с тобой помозгуем кое над чем… – как-то загадочно сказала Ингрид.

Заинтриговав Льюиса еще больше, она пошла на кухню и занялась приготовлением напитка. Тем временем, и ожидании Ингрид, Льюис Рейнольдс вынул из портфеля сладости и положил их на стол. С принесенных на подносе чашечек горячий кофе дохнул приятным ароматом, а фрау Шварц, она же Ингрид Менсфильд, радистка, числящаяся в том же ведомстве, что и Льюис, под номером В-237, бросив передник на диван, подсела к столу.

– Сейчас я сделаю пару глотков и расскажу тебе обо всем… Я, понимаешь ли, была вчера вечером на квартире у Мари Теклы Вайхельт – личной секретарши нашего обожаемого фюрера…

– Постой, Ингрид! Каким чертом тебя туда занесло? Это же для нас очень опасно!

– Ты ничего не смыслишь в женских делах, Льюис. Когда такая персона, как личная секретарша фюрера, решает за что-то отблагодарить друзей и зовет их к себе на вечеринку, ей очень нужна помощь таких искусных поварих и официанток, как фрау Матильда Шварц… Успокойся. Даю тебе честное слово, я в дом к ней не напрашивалась, но ведь и не могла же я отказаться… если просит сама фрейлейн Мари Текла Вайхельт!..

Ингрид Менсфилд со всеми подробностями рассказала Льюису обо всем, что произошло вчера на квартире Вайхельт.

Льюис пил кофе и при этом внимательно слушал, смотря в глаза Ингрид. Его взгляд говорил, что с ее стороны объяснение во всем должно быть доскональным и предельно правдивым, ибо малейшая неточность или недооценка тончайшего, на первый взгляд ничтожного нюанса может иметь непредсказуемые и самые неожиданные последствия.

Ингрид еще раз слово в слово пересказала разговоры гостей за столом, особое внимание уделив реплике Гитлера какому-то высокопоставленному фашистскому чиновнику, секретаршей у которого работает некая Лотта, чью фамилию Вайхельт не произнесла.

– Вот и все, – сказала Ингрид. – А теперь давай решим, какую пользу можно извлечь из этой, может быть, даже зряшной фразы для его величества английского короля Георга VI.

– Тут и думать нечего! Тут нужно действовать, и немедленно. Сейчас я подготовлю шифровку, и тебе придется ее передать сегодня же… Мне неизвестно, Ингрид, что они там предпримут, зато я знаю отлично, что, если мы задержимся с этой информацией, которую, не дай бог, кто-нибудь из наших вот-вот продублирует, нас не погладят по головке. Тебе-то что! Все беды падут на меня. За дело! – Льюис, отодвинув чашечку с недопитым кофе, вынул из портфеля блокнот и тут же не медля начал сочинять текст шифрограммы.

Опытнейший английский разведчик, в свое время, еще задолго до начала войны, работавший в главной «конторе» близ Лондона, агент У-151 взял себе за правило никогда не передоверять шифровку донесений, безразлично в какую сторону, даже самому надежному радисту. Эту работу он всегда делал сам и почему-то был уверен, что с ним никогда и ничего сверхнеожиданного не может произойти.

Каково бы ни было расписание на любой день, неделю или месяц, Льюис использовал для своих передач и приема шифровок самое неудобное для всех сторон время, когда смыкаются глаза от усталости на любом посту, то есть от половины четвертого до половины пятого по местному времени. Такова была его договоренность с руководством, которую обе стороны выполняли в точности.

Причем, согласно все той же договоренности, в передаче на одном диапазоне одновременно могло передаваться не более двухсот знаков и тут же радист обязан был переходить на запасную волну другого диапазона. Если уложиться в положенные сроки не удавалось, продолжение передачи переносилось, при наличии подходящего расписания, на другие диапазоны следующих суток или на время очередного выхода в эфир.

Пока что такой порядок оправдывал себя и Рейнольдс не собирался его нарушать. Таким образом, не без веских к тому оснований он считал, что запеленговать его рацию кому-либо, если твердо придерживаться установленной системы, всегда сложно.

Провозившись с шифровальными блокнотами еще с полчаса, Рейнольдс наконец положил перед Ингрид текст послания в английский центр исследований военной информации, в соответствующий отдел и сектор Интеллидженс сервис.

В переводе с шифра, в котором Ингрид совершенно не разбиралась, текст послания выглядел следующим образом.

«Сектор Европа зпт Джентльмену

В ближайшие дни возможно будут отправлены чертежи на самолеты-снаряды ФАУ-1 тчк По словам Гитлера транспортировка их намечается почтовым вагоном вероятнее всего к портам французского побережья Бискайского залива для последующей пересылки морским путем в Японию тчк Ориентировочно они могут быть погружены на рейдер зпт по судя по некоторым признакам зпт установленным наружным наблюдением зпт следует обратить также особое внимание на внешние рейды портов зпт контролируемых немецкими или французскими властями коллаборационистского режима Петена зпт так как не исключена возможность отправки технической документации на производство этих ракет подводной лодкой большого класса японских военно-морских сил тчк Постараюсь уточнить день и час отправки поездного маршрута или какого-либо другого вида транспорта тчк Следите за эфиром тчк. Дополнительная информация наверняка будет передана вне расписания на условленной волне зпт применяемой в экстремальных условиях тчк Источник первоначальной информации тире личная секретарша Гитлера госпожа Вайхельт тчк

У-151».

Последующие дни для Неймана-Рейнольдса были сплошным кошмаром. Под разными предлогами он слишком часто исчезал из подразделения СС, рискуя нарваться на неприятности от непосредственного начальства. В эти промежутки времени на своем БМВ липовый штурмбаннфюрер кружил по примыкающим к станции улицам, постоянно заглядывая на вокзал, через который проходили железнодорожные маршруты в сторону Франции, и, внутренне нервничая, каждый час по-своему провожал какой-нибудь поезд.

Вздохнул он с облегчением только тогда, когда увидел возле почтового вагона поезда Берлин-Бордо помощника японского военно-морского атташе с двумя отъезжающими представителями машиностроительной фирмы «Мицубиси дзюкогё». Теперь вот, понял он, все стало на свои законные места! Главное, предположения, высказанные в предварительной шифрограмме, оказались на редкость точными и, узнав от железнодорожного служащего станции время отправления поезда, Рейнольдс, благо еще было дневное время, спокойно уже направился показаться начальству на службе.

Однако вечера он ждал с нетерпением. Ему все-таки беспрестанно казалось, будто в этом вопросе он что-то недоработал, и с нетерпением ждал очередной встречи с Ингрид. Она необходима была ему для того, чтобы немедля дать шифровку в подразделение спецслужб Англии Милитэри Интеллиндженс-6, бывшую до 1909 года МИ 1-с (Сикрет Интеллидженс сервис), где в данный момент руководителем был сэр Кристофер Кервин.

Срочность в отсылке шифровки диктовалась также принятием безотлагательных ответных мер по части отправленного груза, значащегося под грифом государственной важности для обеих противоборствующих сторон. Это в конце концов и для Рейнольдса-Неймана было куда весомее, чем все его наблюдения и другие незначительные возможности, которыми располагал он до сих пор, будучи во вражеском стане.

Как всегда, отправившись к Ингрид на служебной машине, на сей раз Льюис прихватил с собой бутылку шнапса и рейнского, чтобы со своей радисткой отпраздновать завершение той части операции, ради которой им удалось успешно выполнить нужное дело – во имя грядущей победы.

В 19 часов удачливый агент МИ-6 под номером У-151 уже сидел на конспиративной квартире. Как только радистка появилась, он тотчас набросал текст самой, пожалуй, за последнее время короткой шифровки и тут же попросил Ингрид передать ее в эфир как можно скорее. В ней говорилось:

«Сектор Европа зпт Джентльмену

Сегодня железнодорожным маршрутом Берлин-Париж-Лимож-Бордов 17 ноль-ноль отправлены чертежи ракеты ФАУ-1 почтовым вагоном зпт расположенным в середине состава тчк Вместе с документацией последовали два японца зпт которых на вокзале провожал помощник военно-морского атташе Сатору Фукуда тчк Осмелюсь дать совет об организации захвата зпт уничтожения отправленных чертежей на промежуточном или конечном пункте маршрута тчк

У-151».

Ингрид сияла наушники и, вздохнув, в изнеможении откинулась на спинку стула. На мгновение закрыв глаза, она вдруг почувствовала, как утомила ее вся эта кутерьма. Однако, встав с места, она быстро разобрала передатчик на ряд обыкновенных бытовых приборов, а затем, подойдя к Льюису, обняла его. Расчувствовавшись, Нейман-Рейнольдс погладил ее. Так, обнявшись, они постояли с минуту.

Потом Льюис разлил бутылку рейнского по бокалам, стоявшим на столе. Молча подняв их, они на этот раз с какой-то значительностью выпили вино, но все равно чувствовалось, что это пока еще не совсем торжество, а как бы некая разрядка после успешно проделанной опасной работы. Почти вслед за первым Ингрид вдруг налила себе еще один бокал и, не обращая внимания на удивленный взгляд Льюиса, мгновенно его осушила. Льюис, понимая ее состояние, стал сочувствовать ей, говоря, как трудно ей было все эти дни. Виновато улыбаясь, Ингрид стала уверять, что риск в ее работе не так уж велик: коротковолновый передатчик, находящийся в ее распоряжении, – один из самых совершенных аппаратов, возможности пеленгации при пользовании им весьма невелики, особенно в экстремальных условиях, когда после каждых четырех групп в цифрах автоматически и несхематично меняется частота волн. В этом случае возможности врага засечь выход текста при передаче в эфир почти равны нулю.

И все же душевное состояние Ингрид оставалось тревожным. И даже выпитое вино не принесло облегчения, оно только расслабило ее.

Получив донесение, руководство МИ-6, учитывая важность информации, сразу же дало ей ход, пустив по инстанциям. Первый лорд Адмиралтейства тут же дал указание готовить коммандос для группы захвата. Имелось в виду высадиться близ Бордо и, напав на поезд, захватить чертежи и доставить их бронекатером на дальний океанский рейд крейсера «Честерфилд».

Окруженный со всех сторон эсминцами и субмаринами английского королевского флота, линейный крейсер все время должен был дрейфовать в ожидании прибытия бронекатера с коммандос и имеющимся на борту добытым грузом.

Парадоксальным было то обстоятельство, что такую миссию выполнял корабль, носивший имя «Честерфилд» – в честь графа Филиппа Дормера Честерфилда, в далеком прошлом наместника английской короны в Ирландии, выдающегося государственного деятеля и писателя, автора «Писем к сыну» – этого ценнейшего в историческом плане свода норм поведения и педагогических наставлений в духе идей Просвещения.

Чтобы не подвергать команду да и весь ход операции излишнему риску, Адмиралтейство распорядилось в порядке подстраховки обязательно выделить в распоряжение крейсера специальный катер. Тем более что высаживаться надлежало в междуречье Дордонь и Гаронны, истоки которой терялись где-то во французском горном Центральном массиве, где зачастую после обильных осадков местность превращалась в сплошное болото.

Но этой мартовской ночью Бискайский залив словно ошалел от внезапно налетевших на него шквальных ветров и снегопадов. Видимость на море была полкабельтова, и каждый высаживающийся на берег десантник из диверсионной команды проклинал все на свете. Гигантские волны бросали бронекатера так, что они заваливались на бок и порой казалось, что в свое нормальное состояние они возвратиться уже не смогут.

Капитан-лейтенант Дэвид Паркер, он же третий помощник командира крейсера «Честерфилд» – коммодора королевского флота Британии Арчибальда Кларка Криппса – при исполнении особо опасных заданий Адмиралтейства был как никто исполнителен и на редкость точен.

Капитан-лейтенант Дэвид Паркер был одним из тех весьма немногих военачальников, которым выпала высочайшая честь – получить награду за храбрость из рук самого короля Великобритании Георга VI, он был лично знаком с первым лордом Адмиралтейства, а также премьер-министром страны сэром Уинстоном Черчиллем. Одним словом, Паркера знали, и знали хорошо. Ему-то главный морской штаб и поручил возглавить операцию по изъятию из почтового вагона технической документации на ракеты ФАУ-1.

Приступая к выполнению этого важнейшего задания, Дэвид Паркер знал, что за ходом выполнения предстоящей операции будет наблюдать сам премьер-министр Черчилль. А это означало, что при благоприятном стечении обстоятельств и некоторой удаче отличившиеся будут повышены в званиях и награждены.

А сейчас в предутреннем промозглом тумане Дэвид Паркер стоял на судовом мостике бронекатера рядом с капитаном этого небольшого и почти беззащитного суденышка и, поеживаясь от пронизывающего насквозь ветра Атлантики, до боли в глазах всматривался в неумолимо приближающийся вражеский берег.

Тем временем грозная на вид посудина, которой командовал Питер Кемпбелл, перескакивая с одной накатывающейся волны на другую, хотя и не быстро, но продвигалась к цели.

Иногда бронекатер взмывал на гребень большой волны, и тогда освободившийся от нагрузки гребной вал с вращающимися лопастями на повышенных оборотах поднимал такой гул, что казалось, будто катер вдруг превратился в самолет, который вот-вот оторвется от водной поверхности и ринется в небо.

Находясь в таких тяжелейших условиях и ожидая скорой высадки на берег, оба офицера за все время рейса, как это ни странно, не обмолвились между собой ни единым словом. И вот наконец, несмотря на напряженное ожидание, как-то внезапно вблизи возник вражеский берег.

Два матроса, стоявшие на носу бронекатера, спрыгнув в пенящуюся отливную волну, закрепили на берегу пеньковые швартовы. Паркер громко скомандовал, и все диверсанты из группы захвата мгновенно растворились в ночной темноте – как и велел им соответствующий параграф боевого приказа. Приказ этот был объявлен всем коммандос еще перед отплытием на задание. Группа обеспечения, тоже в соответствии с приказом, стала высаживаться во вторую очередь.

Начало было удачным: берег оказался пустынным и не встретил их ни одним выстрелом. Довольный таким обстоятельством лейтенант Кемпбелл решил нарушить свое молчание. «Здесь не хватает лишь причального кнехта, а так вроде бы все у нас идет по плану», – усмехаясь сказал он. Капитан-лейтенант Паркер и на этот раз отмолчался и в ответ всего лишь кивнул утвердительно головой.

Действия десанта, высаживающегося на берег, были безупречны. С ног до головы увешанные оружием, в любой момент готовые на все, английские коммандос производили сильное впечатление: имели вполне подходящий в данный момент грозный и устрашающий вид.

Паркер знал, что неудача, если она случится, будет на этот раз стоить ему по меньшей мере его военной карьеры, а быть может, даже и собственной жизни. Об этом после инструктажа в штабе флота ему в доверительной беседе сказал адмирал Чарльз Брюс, старый приятель его, Дэвида, покойного отца. И еще раз, но уже шепотом, подтвердил, что в случае успеха Дэвид может рассчитывать на очень многое.

В роли проводника в составе группы английских коммандос был уроженец этих мест француз Франсуа Бидо. Не поддавшись на многообещающие посулы бывших своих коллег, окопавшихся в коллаборационистском правительстве маршала Петена, он вскоре после капитуляции в июле 1940 года, выбрав подходящий момент, на собственной яхте переправился через Ла-Манш в Великобританию.