355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Капченко » Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 2 » Текст книги (страница 72)
Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 2
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 17:56

Текст книги "Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 2"


Автор книги: Николай Капченко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 72 (всего у книги 76 страниц)

Конечно, кое-кто может на основании данного высказывания Сталина утверждать, что он был сторонником концепции превентивной войны и что разговоры об оборонительной стратегии Советского Союза перед второй мировой войной – это всего-навсего сказки (вуаль, по словам Сталина). Кроме голого, с оттенком цинизма, реализма, в высказывании вождя трудно найти каких-либо заведомо агрессивных намерений. Тем более что о таких вопросах следует судить не на основе словесных заявлений, а на базе реальных исторических фактов. Ведь ни для кого не было секретом, что коммунисты никогда не скрывали своих принципиальных взглядов по проблеме справедливых и несправедливых войн. Так что в данном случае нельзя усмотреть какой-то радикальной перемены принципиальной позиции.

В качестве некоторого итога рассмотрения проблемы идеологического перевооружения партии нельзя обойти молчанием один довольно важный аспект. Речь идет о том, являлось ли это идеологическое перевооружение ревизией ленинизма и отказом от ленинских принципов и традиций. На эту сторону вопроса особый акцент делали критики Сталина в хрущевские и перестроечные времена. Так, например, историк Н. Маслов писал: «И если для Ленина история (и в том числе история партии) была инструментом познания действительности, научной основой политики пролетарской партии, средством научного прогнозирования будущего, то в системе сталинской идеологии она была превращена в орудие сокрытия правды, извращения реальной картины мира и средство опутывания сознания народа сетью обмана и догматизма»[1038]1038
  «Вопросы истории КПСС» 1990 г. № 7. С. 107–108.


[Закрыть]
.

Не стану вступать в полемику с автором данного высказывания, и тем более прибегать к сильным эмоциональным выражениям. Ограничусь лишь следующей констатацией. У меня сложилось твердое убеждение, что с научной точки зрения нет веских оснований столь решительно и категорически противопоставлять Сталина Ленину. Ведь в основе большинства сталинских подходов лежали ленинские идеи и мысли. В принципиальных вопросах Сталин, бесспорно, был последовательным учеником Ленина, которому также отнюдь не были чужды суровые, а подчас и жестокие решения. Не надо из Ленина делать некую икону. Это – во-первых. Во-вторых, не следует бояться самого термина ревизия ленинизма. Сталин жил и работал в совершенно новых исторических условиях и было бы противоестественно, если бы он слепо и бездумно следовал каждому указанию своего учителя. Жизнь, реальности новой эпохи, а не тщеславные прихоти Сталина диктовали необходимость внесения кардинальных изменений как в стратегию, так и тактику большевиков как правящей партии. Если бы Сталин этого не делал, то, вне всякого сомнения, заслужил бы место не в пантеоне крупных исторических личностей, а на мусорной свалке истории.

2. Внешнеполитическая стратегия Сталина в преддверии второй мировой войны

С начала 30-х годов, а точнее – со времени прихода Гитлера к власти 30 января 1933 г. – реальная международная обстановка стала обретать качественно новые черты и особенности. Причем речь идет не только о ситуации, которая складывалась в Европе, но и в целом в мире. Сталин уже на протяжении многих лет держал руку на пульсе событий и стремился в полной мере учитывать радикально менявшуюся мировую обстановку в своем внешнеполитическом курсе. Он здесь проявлял необходимую гибкость и не боялся подвергать пересмотру прежние руководящие установки, цепляться за которые в принципиально новой фазе мирового развития было бы равносильно политической слепоте.

Следует особо подчеркнуть, что именно с этого периода проблемы повседневного руководства внешней политикой страны стали занимать в его деятельности если не приоритетное место, то, по меньшей мере, одно из первых мест. Он постепенно выдвигался в качестве одной из ведущих фигур на мировой политической сцене. По своим непосредственным обязанностям он и прежде играл ключевую роль в определении внешнеполитической стратегии государства, в практическом осуществлении конкретных задач, стоявших перед Советским Союзом в международной сфере. Но примерно с середины 30-х годов в связи с фундаментальными переменами на мировой арене объем внешнеполитических задач, решением которых он непосредственно занимался, становился все более внушительным. Соответственно возрастала и его личная роль и личное участие в разработке и осуществлении целей нашей страны на мировой арене. Он чаще стал высказываться по проблемам внешней политики. Начал встречаться лично с видными государственными деятелями иностранных государств, посещавшими Москву. Короче говоря, он активно и весьма эффективно приобщался к сфере деятельности, которую обычно определяют термином дипломатия.

Знакомство с текстами его бесед с иностранными представителями – будь то журналисты или государственные деятели – наглядно убеждает в том, что на стезю дипломатии он вступил не новичком, а тем более не учеником или подмастерьем. Его высказывания и оценки отличались четкостью и ясностью в изложении позиции нашей страны по самым различным вопросам, глубиной анализа и умением ухватить и сразу оттенить существо проблемы, о которой шла речь. По сравнению с другими представителями нашей страны, выступавшими на дипломатическом поприще, у вождя было неоспоримое преимущество – он обладал всей полнотой власти и не нуждался в том, чтобы запрашивать какие-либо инструкции и указания относительно рассматриваемых проблем. Со своей стороны, такая свобода действий не только расширяла поле для дипломатического маневра, но и одновременно налагала на него неизбежную обязанность досконально владеть материалом. Поэтому к каждой такой встрече и беседе он тщательно готовился и, читая записи его бесед, невольно приходишь к выводу, что любой вопрос не был для него неожиданностью. К тому же, он обладал в совершенстве умением вникать в суть проблемы, отметая в сторону мелкие и несущественные детали и нюансы.

В этой связи представляет интерес его беседа с корреспондентом газеты «Нью-Йорк Таймс», состоявшаяся вскоре после признания Вашингтоном Советского Союза в 1933 году.

Само это запоздалое признание наталкивает на некоторые мысли. Ведь если окинуть ретроспективным взглядом многие десятилетия прошлого века, то с удивлением приходиться констатировать, что Соединенные Штаты Америки не признавали Советский Союз более 15 лет. Китайскую Народную Республику они не признавали более 20 лет. Неужели это какая-то досадная случайность или же проявление некоей закономерности? Ведь закрывать глаза на существование самой крупной по территории страны – СССР, а затем и самой многочисленной по населению страны мира – Китая, и делать это на протяжении целых десятков лет – разве это не политическая близорукость или же нечто более серьезное? Ведь дипломатическое признание – это не политический брак по любви или по расчету, а констатация существующей реальности. Согласно международному праву, тот факт, что данная власть осуществляет эффективный контроль над территорией и населением своей страны уже служит достаточным основанием для признания. В Вашингтоне же, как показал исторический опыт, на это смотрят совсем по-другому, ставя во главу угла свои собственные, зачастую явно устаревшие понятия и принципы. Но в конце концов США рано или поздно вынуждены были считаться с фактами реальной жизни.

Сталин, касаясь данной проблемы, не стал высказывать какие-то упреки и предаваться бесполезным сетованиям на счет манеры Вашингтона смотреть на мир через призму американского высокомерия и американской ограниченности, соединенных в одно целое. Напротив, он спокойно заметил: «Если речь идёт об отношениях между САСШ и СССР, то, конечно, я доволен возобновлением отношений, как актом громадного значения: политически – потому что это подымает шансы сохранения мира; экономически – потому что это отсекает привходящие элементы и даёт возможность нашим странам обсудить интересующие их вопросы на деловой почве; наконец, это открывает дорогу для взаимной кооперации»[1039]1039
  И.В. Сталин. Соч. Т. 13. С. 276.


[Закрыть]
.

Однако он не удержался все-таки от того, чтобы в легком саркастическом свете оценить политику Вашингтона в данном вопросе. При этом он воздал должное своему будущему партнеру по сотрудничеству в войне Ф. Рузвельту. «Рузвельт, по всем данным, решительный и мужественный политик Есть такая философская система – солипсизм, – заключающаяся в том, что человек не верит в существование внешнего мира и верит только в своё я. Долгое время казалось, что американское правительство придерживалось такой системы и не верит в существование СССР. Но Рузвельт, очевидно, не сторонник этой странной теории. Он реалист и знает, что действительность является такой, какой он её видит»[1040]1040
  И.В. Сталин. Соч. Т. 13. С. 278–279.


[Закрыть]
.

Видеть действительность такой, какой она проявляется в реальной жизни, – этот постулат стал и фундаментом, на котором произошла переоценка приоритетных задач советской внешней политики в 30-е годы. Инициатором перестановки акцентов во всей внешнеполитической стратегии Советского Союза стал Сталин. Каждый прошедший год и каждый месяц все больше обнажали главную тенденцию развития международных отношений той поры – стремительное возрастание опасности новой мировой войны. Причем в Москве полностью отдавали себе отчет в том, что эта опасность не только не минует Советский Союз, но, больше того – она коснется его самым прямым и непосредственным образом. Из этой аксиомы исходил Сталин, определяя стратегию и тактику советской внешней политики в тот период.

В декабре 1933 г. ЦК ВКП (б) принял историческое постановление о развертывании борьбы за создание эффективной системы коллективной безопасности, фундаментальной основой которой был принцип неделимости мира и необходимости его коллективной защиты. Это постановление, принятое по инициативе Сталина, отражало коренной сдвиг во всей советской внешнеполитической стратегии[1041]1041
  История второй мировой войны. 1939 – 1945 в 12-ти томах. Т. I. М. 1973. С. 283.


[Закрыть]
. В Москве исходили из вполне разумной предпосылки, что заинтересованность в поддержании мира касается ведущих западных держав, равно как и Советского Союза, что позволяло надеяться на хорошие перспективы укрепления мира и стабильности на Европейском континенте.

То, что Сталин склонился к выдвижению идеи коллективной безопасности в качестве магистрального направления советской внешней политики неоспоримо свидетельствовало о его реалистическом подходе к анализу сложившейся ситуации. К тому, что сугубо классовый, революционный взгляд на оценку общего международного положения, учитывая его конкретно-исторические особенности, должен быть если не заменен, то существенно дополнен геополитическими соображениями, которые переводят внешнюю политику страны во многом в иные измерения. Ранее я уже касался вопроса о том, что подобная эволюция внешнеполитической концепции Сталина сложилась не сразу, а явилась результатом довольно долгой эволюции. В немалой степени эта эволюция обуславливалась внутренними факторами, и прежде всего процессом неуклонного экономического роста страны, укрепления ее оборонной мощи, в целом успехами в строительстве нового общества. В такой обстановке советское государство не могло находиться на обочине фундаментальных процессов, происходивших в мире. Роль своеобразного изгоя в мировой политике уже по всем параметрам противоречила коренным национально-государственным интересам страны. К тому же, активизация советской внешней политики способствовала росту международного авторитета страны. И это объяснялось прежде всего тем, что конкретные внешнеполитические акции и инициативы Москвы явно теряли пропагандистский характер и все больше обретали черты реализма и учета интересов контрагентов. Конечно, и в предыдущие годы Москва неизменно отрицала пропагандистскую направленность своих шагов в плане международной политики, однако именно теперь эти словесные заявления начали подкрепляться реальными действиями.

Руководствуясь постановлением ЦК партии, народный комиссариат иностранных дел разработал развернутый план создания системы коллективной безопасности в Европе. 19 декабря 1933 г. этот план получил одобрение со стороны вождя, зафиксированное в решении Политбюро. Он предусматривал, в частности, практическую реализацию следующих мероприятий (перечислю наиболее существенные из них):

1) СССР согласен на известных условиях вступить в Лигу Наций.(Одним из условий было включение нашей страны в Совет Лиги Наций);

2) СССР не возражает против того, чтобы в рамках Лиги Наций заключить региональное соглашение о взаимной защите от агрессии со стороны Германии;

3) СССР согласен на участие в этом соглашении Бельгии, Франции, Чехословакии, Польши, Литвы, Латвии, Эстонии и Финляндии или некоторых из этих стран, но с обязательным участием Франции и Польши…[1042]1042
  Документы внешней политики СССР. T. XVI. М. 1970. С. 876–877.


[Закрыть]

Данные предложения касались Европейского континента, причем центральным и наиболее важным был пункт, касающийся Германии. Вынося вопрос о создании системы коллективной безопасности, Москва без всяких обиняков указала и главную силу, откуда исходила тогда угроза войны – гитлеровскую Германию. Следует сказать, что параллельно Советский Союз в ноябре 1933 года в предложении правительству США сформулировал идею заключения регионального тихоокеанского пакта с участием Японии, США, СССР, Китая и других государств[1043]1043
  Документы внешней политики СССР. T. XVII. М. 1971. С. 659.


[Закрыть]
.

Принципиальное значение этих советских инициатив состояло прежде всего в том, что они были нацелены на замену разваливавшихся устоев версальско-вашингтонской системы эффективной системой коллективной безопасности, которая бы в равной мере учитывала интересы всех государств и интересы мира и международной стабильности в целом.

После вступления СССР в Лигу Наций последовали дальнейшие, еще более решительные шаги по развертыванию мирной политики Советского Союза, по мере того как усиливалась угроза войны и обострялись противоречия между странами – вдохновителями и поджигателями новой мировой войны и странами, заинтересованными по многим причинам в сохранении мира. Это реальное противоречие нужно и можно было использовать в гораздо более широких масштабах, чем прежде, что, естественно, увеличивало реальный потенциал и эффективность советской внешней политики. Бесспорным и важным фактом являлось то, что обнаружилось временное совпадение постоянных целей мирной политики Советского Союза и временных целей политики некоторых капиталистических стран. Именно этот анализ и выводы, закономерно и логически вытекавшие из него, и составили своего рода научно-теоретическую базу для расстановки новых акцентов в международной политике Москвы.

СССР сделал значительные шаги к сближению с некоторыми малыми, слабыми странами Европейского континента, независимости которых угрожали военные планы агрессивных государств. Сближение с этими странами, для которых агрессия со стороны фашистских государств являлась чрезвычайно конкретной и серьезной опасностью, привело, в частности, к выработке в недрах Лиги Наций определения агрессии. Это, по мнению Советского Союза, должно было сослужить полезную роль в деле создания максимально возможных преград на пути расползания агрессии. Конечно, Сталин знал истинную цену решениям и резолюциям Лиги Наций. Он прекрасно сознавал все ее пороки и недостатки. Он подчеркивал еще в 1933 году: «Несмотря на уход Германии и Японии из Лиги Наций – или, может быть, именно поэтому – Лига может стать некоторым фактором для того, чтобы затормозить возникновение военных действий или помешать им. Если это так, если Лига сможет оказаться неким бугорком на пути к тому, чтобы хотя бы несколько затруднить дело войны и облегчить в некоторой степени дело мира, – то тогда мы не против Лиги. Да, если таков будет ход исторических событий, то не исключено, что мы поддержим Лигу Наций, несмотря на её колоссальные недостатки»[1044]1044
  И.В. Сталин. Соч. Т. 13. С. 280.


[Закрыть]

К тому времени, о котором мы ведем речь, совершенно четко обозначился полный крах прежней системы международных отношений, которая основывалась на договорах Версальском и Вашингтонском. Первый был призван регулировать европейские проблемы, и прежде всего, конечно, политическую и экономическую стратегию в отношении Германии. Второй должен был играть роль опоры миропорядка на Дальнем Востоке, где главную проблему представляла Япония. Крушение системы международных отношений, установленной в итоге первой мировой войны, произошло по многим причинам. Здесь нет возможности анализировать эти причины, поскольку это выходит за рамки моей работы. Думаю, что можно ограничиться указанием главных источников краха версальско-вашингтонской системы. Прежде всего надо указать на политику попустительства ведущих так называемых демократических держав по отношению к будущим агрессорам – Германии и Японии. Именно на правящих кругах западных державах лежит основная вина за то, что в Европе и на Дальнем Востоке постепенно сформировались два главных очага агрессии и захватнических войн.

Сейчас, спустя много десятилетий, конечно, неправильно было бы утверждать, что сами западные державы стремились к тому, чтобы вызвать пожар мировой войны. Они не были столь наивными, чтобы не понимать того, какую опасность несла в себе мировая война. Однако они руководствовались своими собственными расчетами, которые оказались в конечном счете роковыми. Им казалось, что они способны удержать ситуацию под контролем и канализировать агрессивные и реваншистские устремления Германии и Японии против ненавистного им Советского Союза. Ненависть к стране социализма оказалась сильнее элементарного здравого расчета.

Сталин занимал в вопросах войны и мира вполне четкую и ясную позицию, что видно, например, из его беседы в марте 1936 года с американским журналистом Р. Говардом. На вопрос Р. Говарда: «Во всем мире говорят о войне. Если действительно война неизбежна, то когда, мистер Сталин, она, по-Вашему, разразится?

Сталин. Это невозможно предсказать. Война может вспыхнуть неожиданно. Ныне войны не объявляют. Они просто начинаются. Но, с другой стороны, я считаю, что позиции друзей мира укрепляются. Друзья мира могут работать открыто, они опираются на мощь общественного мнения, в их распоряжении такие инструменты, как, например, Лига Наций. В этом плюс для друзей мира. Их сила в том, что их деятельность против войны опирается на волю широких народных масс. Во всем мире нет народа, который хотел бы войны. Что касается врагов мира, то они вынуждены работать тайно. В этом минус врагов мира. Впрочем, не исключено, что именно в силу этого они могут решиться на военную авантюру как на акт отчаяния»[1045]1045
  И.В. Сталин. Соч. Т. 14. Беседа с председателем американского газетного объединения господином Рой Говардом. (Электронный вариант).


[Закрыть]
.

Любопытна также оценка Сталиным того, какая угроза – со стороны Германии или Японии – выглядит более реальной, более ощутимой. Вот диалог Сталина и Говарда на эту тему:

«Говард. Если вспыхнет война, то в какой части света она может разразиться раньше? Где грозовые тучи больше всего сгустились – на Востоке или на Западе?

Сталин. Имеются, по-моему, два очага военной опасности. Первый очаг находится на Дальнем Востоке, в зоне Японии. Я имею в виду неоднократные заявления японских военных с угрозами по адресу других государств. Второй очаг находится в зоне Германии. Трудно сказать, какой очаг является наиболее угрожающим, но оба они существуют и действуют… Пока наибольшую активность проявляет дальневосточный очаг опасности.

Возможно, однако, что центр этой опасности переместится в Европу. Об этом говорит хотя бы недавнее интервью господина Гитлера, данное им одной французской газете. В этом интервью Гитлер как будто пытается говорить миролюбивые вещи, но это свое «миролюбие» он так густо пересыпает угрозами по отношению к Франции и Советскому Союзу, что от «миролюбия» ничего не остается. Как видите, даже тогда, когда господин Гитлер хочет говорить о мире, он не может обойтись без угроз. Это – симптом»[1046]1046
  И.В. Сталин. Соч. Т. 14. Беседа с председателем американского газетного объединения господином Рой Говардом. (Электронный вариант).


[Закрыть]
.

Приведенные выше высказывания Сталина убедительно свидетельствуют о том, что основополагающие политико-стратегические оценки формировавшейся мировой обстановки тех лет базировались на глубоком и реалистическом понимании характера переживаемого периода. Здесь хочется обратить внимание на два момента. Во-первых, советский лидер уже тогда пришел к выводу, что войны не объявляются, а их просто начинают, причем выбор времени нападения определяет нападающая сторона. В контексте такого понимания будущая гитлеровская агрессия против Советского Союза едва ли для Сталина была чем-то неожиданным и непредсказуемым. Ведь он сам за пять лет до этого предостерегал против благодушия и иллюзий относительно «джентльменского» поведения агрессоров. Так что в широком смысле нападение Германии на СССР для Сталина не должно было представлять собой чего-то вроде «грома среди ясного неба». Но обо всем этом речь пойдет в дальнейшем, когда будут рассматриваться соответствующие периоды в истории и в политической биографии Сталина. Во-вторых, из высказывания вождя явствует, что его не усыпляла миролюбивая риторика германского фюрера, поскольку Сталин в своей политической деятельности всегда ставил на первое место дела, реальные факты, а словесные заявления и заверения рассматривал по большей части в качестве некоего камуфляжа, призванного дезориентировать возможного противника.

Факт кардинального пересмотра многих стратегических и тактических задач и целей во внешней политике Советского Союза, инициатором которого, естественно, выступал главный архитектор всей советской политики Сталин, нашел свое отражение и в работе VII конгресса Коммунистического интернационала, проведенного в Москве в июле – августе 1935 года. Советский лидер не просто следил за подготовкой конгресса, но и принимал самое активное и непосредственное участие в выработке его новой стратегии и тактики. В свете этого как-то не совсем логичным выглядит то, что в краткой биографии Сталина вообще отсутствует упоминание об этой странице в его политической деятельности. Между тем имеются прямые подтверждения того, что он лично одобрил предложения Г. Димитрова о пересмотре стратегии Коминтерна, о новом видении его главных задач в новой исторической обстановке. В письме Г. Димитрову он выразил свою позицию следующим образом: «Я целиком согласен с Вами насчет пересмотра методов работы органов КИ, реорганизации последних и изменения их личного состава. Я уже говорил Вам как-то об этом во время беседы с Вами в ЦК ВКП(б).

Теперь дело в том, чтобы придать положениям Вашего письма конкретный вид, наметить новые формы органов КИ, наметить их личный состав и определить момент, к которому следовало бы приурочить практическое осуществление этого дела… Не сомневаюсь, что Политбюро ЦК ВКП(б) поддержит Вас»[1047]1047
  История Коммунистической партии Советского Союза. Т. 4. Книга вторая. С. 312–313.


[Закрыть]
.

Последняя фраза в письме была явной игрой в демократию, к чему Сталин прибегал много раз, демонстрируя тем самым наличие коллективного руководства в партии, которого уже и в помине не было в то время. Но факт остается фактом – вождь одобрил намечавшиеся перемены. Хотя правильнее, было бы использовать другую формулу – конгресс одобрил перемены в стратегии и Тактике, которые уже начал проводить в жизнь Сталин, не считаясь с тем, получили ли они официальное закрепление в решениях соответствующих форумов. Вообще надо отметить, что интерес Сталина к Коминтерну в середине 30-х годов явно клонился к закату. Созданный в качестве инструмента осуществления мировой революции, он исчерпал себя как только на историческом горизонте рассеялись революционные тучи. По инерции коммунисты разных стран говорили о мировой революции, о ее неизбежном подъеме и т. п., но жизнь текла в иных руслах, далеких от революционных химер. Сталин один из первых уловил эти новые тенденции и сделал из этого надлежащие выводы. Если выражать мысль несколько прямолинейно и упрощенно, то для Сталина Коминтерн стал не то что обузой, а просто одним из каналов оказания воздействия на ситуацию в зарубежных странах. Исчерпав свои революционные потенции, Коминтерн превратился в инструмент осуществления внешнеполитических целей Советского Союза. И эту свою роль он исправно выполнял еще некоторое время после начала второй мировой войны. Но ценность Коминтерна для Сталина отнюдь не была исчерпана в связи с естественным падением его роли в мировой политике. Он оставался чрезвычайно важным и богатым ресурсом для подготовки верных Советскому Союзу кадров в различных странах, в том числе и для подбора и вербовки агентуры в целях разведывательной работы. В этом смысле вождь смотрел далеко вперед, и, как покажет жизнь, в данном вопросе он был на высоте требований исторической обстановки.

Нет необходимости вдаваться в детали работы VII конгресса Коминтерна. Отмечу лишь несколько принципиально важных момента. В эпицентре внимания конгресса находились вопросы борьбы против фашизма, который нес в себе смертельную опасность новой, еще невиданной в прошлом, разрушительной войны. Сталин считал необходимым, чтобы под знаменем борьбы против опасности войны сплотились максимально широкие политические силы различных спектров. Однако и здесь не обошлось без того, чтобы снова обрушить нападки на социал-демократов, которых обвиняли в предательстве интересов рабочего класса, а также в пособничестве приходу Гитлера к власти, Эти обвинения уже пахли нафталином и их безусловно следовало бы избежать. Но в главном докладе, сделанном Г. Димитровым, они все же содержались, хотя и не в столь яростно-агрессивном тоне, как прежде. Доминировал все же призыв к созданию единого фронта борьбы против фашизма и военной опасности.

В резолюции конгресса четко и недвусмысленно подчеркивалось: «Германские фашисты, являющиеся главными поджигателями войны, стремящиеся к гегемонии германского империализма в Европе, ставят вопрос об изменении европейских границ посредством войны, за счет своих соседей. Авантюристические планы германских фашистов простираются весьма далеко и рассчитаны на военный реванш против Франции, на раздел Чехословакии, на аннексию Австрии, на уничтожение самостоятельности прибалтийских стран, которые они стремятся превратить в плацдарм для нападения на Советский Союз, на отторжение от СССР Советской Украины. Они требуют для себя колоний, стремясь разжечь настроения в пользу всемирной войны за новый передел мира. Все эти затеи зарвавшихся зачинщиков войны способствуют обострению противоречий между капиталистическими государствами и создают беспокойство во всей Европе»[1048]1048
  Резолюции VII конгресса Коммунистического Интернационала. М. 1935. С. 26–27.


[Закрыть]
.

Коммунисты правильно определили не только природу фашизма как открытую террористическую диктатуру наиболее реакционных, наиболее шовинистических сил. Они своевременно и даже заблаговременно обозначили главные направления будущей гитлеровской агрессии. В некоторых отношениях политические прогнозы коммунистов были удивительно прозорливы. Я имею в виду предсказанную судьбу Польши. Так, например, в докладе Эрколи (П. Тольятти) мы читаем: «Заключая договор с кликами, правящими в Польше, германский национал-социализм ни на одну йоту не отказался от своих антипольских требований; он лишь хотел завербовать помощников для своей преступной антисоветской авантюры. План, сводящийся к тому, чтобы отвратить от Польши угрозу экспансии национал-социализма за счет направления этой угрозы в сторону Советского Союза, представляет собой план, достойный реакционных авантюристов, готовых поставить на карту даже независимость польского народа. Совершенно очевидно, что, если бы германскому фашизму удалось с помощью польского фашизма укрепиться в Европе и осуществить хотя бы часть своих территориально-захватнических стремлений, участи польского народа отнюдь нельзя было бы позавидовать. Достаточно минимума дальнозоркости, чтобы предвидеть, что нынешние хозяева Германии могут только лишь еще раз поставить под вопрос национальную независимость польского народа и еще раз подвергнуть его угрозе насильственного раздела»[1049]1049
  Эрколи. О задачах Коммунистического Интернационала в связи с подготовкой империалистами новой мировой войны. М. 1935. С. 33.


[Закрыть]
.

Но, как свидетельствует история (история, а не исторические фальсификации), именно сами польские правящие круги ориентировались на союз с гитлеровской Германией и начисто игнорировали открытые притязания последней на Данциг, да и не только на Данциг. Именно они своими собственными руками подготовили почву для раздела страны, о чем еще в 1935 году открыто предупреждали коммунисты.

В докладе Эрколи была озвучена и мысль Сталина о характере и возможных вариантах надвигавшейся войны. Он подчеркивал: «Борясь за мир, мы тем самым наилучшим образом защищаем Советский Союз. Ни для кого не может быть сомнения в том, что грядущая война, даже если бы она началась как война двух великих империалистических держав между собой или как война какой-нибудь великой державы против малой страны, неизбежно будет иметь тенденцию вылиться и неизбежно перейдет в войну против Советского Союза. Каждый год, каждый месяц отсрочки является для нас гарантией того, что Советский Союз сможет дать более сильный отпор нападению империалистов. Таким образом наша борьба за мир непосредственно связывается с политикой мира, проводимой СССР»[1050]1050
  Там же. С. 55.


[Закрыть]
.

Лейтмотивом практически всех выступлений на конгрессе была тема консолидации сил для отпора грядущей угрозе войны со стороны Германии. Тот же Эрколи заявил: «Сосредоточить огонь нашей борьбы против германского фашизма, как главного поджигателя войны, смертельного врага Советского Союза и пролетарской революции, – долг каждого революционера»[1051]1051
  Эрколи. О задачах Коммунистического Интернационала в связи с подготовкой империалистами новой мировой войны. М. 1935. С. 31.


[Закрыть]
. Делегаты азиатских стран акцентировали внимание на агрессивной политике Японии. Впрочем, оба эти акцента были обоснованны и правомерны. У всех ораторов на устах были слова, выражавшие решительную и безоговорочную поддержку Советского Союза и его политики.

Не обошли вниманием делегаты конгресса и вопрос о том, кто своими действиями фактически поощряет рост агрессивных тенденций в политике гитлеровской Германии. Речь шла в первую очередь о Великобритании. «Руководящие круги английской буржуазии поддерживают германские вооружения, чтобы ослабить гегемонию Франции на европейском континенте, повернуть острие германских вооружений с запада на восток и направить агрессивность Германии против Советского союза. Этой политикой Англия стремится создать в мировом масштабе противовес США и одновременно усилить антисоветские тенденции не только Германии, но и Японии и Польши. Эта политика английского империализма является одним из факторов, ускоряющих взрыв мировой империалистической войны»[1052]1052
  Резолюции VII конгресса Коммунистического Интернационала. С. 27.


[Закрыть]
. Дальнейший ход событий в полной мере подтвердил обоснованность и правомерность данной оценки.

Можно сказать, что на VII конгрессе Коминтерна Сталин как бы официально был возведен в ранг одного из классиков марксизма-ленинизма, когда Эрколи в своем докладе провозгласил здравицу – «Выше знамя пролетарского интернационализма, знамя Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина!»[1053]1053
  Эрколи. О задачах Коммунистического Интернационала в связи с подготовкой империалистами новой мировой войны. С. 106.


[Закрыть]
. Разумеется, причисление Сталина к разряду классиков имело место в советской пропаганде и раньше, однако уровень конгресса – формально высшего форума мирового коммунистического движения – придавал этой идеологической инаугурации уже вполне официальный статус. То обстоятельство, что Сталин лично не принял участия в дискуссиях, развернувшихся на заседаниях, лишний раз как бы подчеркивало его высший статус – статус верховного вождя, которому принадлежало последнее слово. Но поскольку каких-либо серьезных разногласий и даже различий во мнениях на конгрессе обнаружено не было, ему не приходилось выступать в роли высшего арбитра. Кроме того, подбор основных докладчиков из числа иностранных коммунистов (Димитров и Тольятти) должен был подчеркнуть якобы независимый характер Коминтерна, создать впечатление, что не одни советские коммунисты заправляют всеми делами в этой всемирной организации.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю