Текст книги "Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 2"

Автор книги: Николай Капченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 76 страниц)

Спрашивают об условиях. Условие у нас одно: оппозиция должна разоружиться целиком и полностью и в идейном и в организационном отношении. (Возгласы: «Правильно!» Продолжительные аплодисменты.)»[231]231
  И.В. Сталин. Соч. Т. 10. С. 351.


[Закрыть].

Оппозиция на съезде выглядела не просто бледной. Она напоминала кающегося грешника, который протестовал против того, что ему отказано вступить за врата рая. Попросту говоря, оппозиция вызывала не столько сочувствие, сколько жалость, смешанную с презрением. Причем я веду речь не о том, как это воспринимается сегодня, а о том, как это воспринималось в то время. Для подтверждения приведу некоторые наиболее яркие эпизоды из жалкого подобия полемики (если данное слово вообще применимо к тому, как проходила дискуссия), ареной которой стал съезд.

Вот выдержка из речи Каменева – главного представителя оппозиции, поскольку Троцкий и Зиновьев уже были исключены из партии и в работах съезда не могли принимать участия. Каменев говорил следующее: «Товарищи, я выхожу на эту трибуну с единственной целью – найти путь примирения оппозиции с партией. (Голоса: «Ложь, поздно», движение в зале.) Оппозиция представляет меньшинство в партии. Она, конечно, никаких условий со своей стороны ставить партии не может. (Движение в зале.) Она может только сказать съезду тот вывод, который она для себя делает из истории двух лет борьбы, и ответить на те вопросы, которые ей поставлены.

Два года тому назад на XIV съезде мы разошлись с большинством по ряду основных вопросов нашей революции, вопросов немаловажных, вопросов серьезных – о направлении огня, о росте и значении антипролетарских элементов в стране, в частности в деревне, о способах борьбы с ними, оценке международного положения с точки зрения устойчивости стабилизации и в связи с этим о политике Коминтерна. Борьба в партии вокруг этих вопросов за эти два года достигла такой степени обострения, которая ставит перед всеми нами вопрос о выборе одного из двух путей. Один из этих путей – вторая партия. Этот путь, в условиях пролетарской диктатуры, – гибельный для революции. Это путь вырождения политического и классового. Этот путь для нас заказан, запрещен, исключен всей системой наших взглядов, всем учением Ленина о диктатуре пролетариата. По этому пути мы своих единомышленников вести не можем и не хотим. (Голоса: «Но вы вели, вели. Врете!»)[232]232
  XV съезд Всесоюзной коммунистической партии (б). Стенографический отчет. С. 251–252.


[Закрыть].

Далее речь Каменева напоминала скорее ползание на коленях, нежели политическую дискуссию. Особенно если учесть, что лидеры оппозиции еще совсем недавно говорили другое и совершенно другим голосом. Тот же Каменев всего за месяц до съезда уверенно и твердо декларировал: «Мы заявляем, что в какое бы положение ни поставила нас зарвавшаяся и потерявшая голову группа раскольников-сталинцев, мы будем отстаивать дело ленинской партии, ленинской революции октября 1917 г., ленинского Коминтерна – против оппортунистов, против раскольников, против могильщиков революции».

На съезде же перед фактом своей полной изоляции и фатального поражения Каменев пел уже другие песни и другим голосом[233]233
  Там же. С. 348.


[Закрыть]:

«Каменев. Наша позиция перед этим выбором – вторая партия или назад в партию, – ясна: назад в партию во что бы то ни стало. (Шум.)

Голос. Обойдемся без вас.

Каменев. И мы просим съезд, если этот съезд хочет войти в историю не съездом дробления, а съездом умиротворения в партии, – помогите нам в этом деле. (Шум) Голос. Обойдемся и без вас, два года уже обходились.

Голос. Вы в историю уже вошли.

Голос. Откажитесь от меньшевизма.

Голос. Откажитесь от троцкизма!

Каменев. Рабочий класс хочет этого примирения. Несмотря на все разногласия, несмотря на всю остроту борьбы, у нас есть с вами общий интерес, – это сохранение единства партии, как основного рычага диктатуры пролетариата. (Шум)»[234]234
  XV съезд Всесоюзной коммунистической партии (б). Стенографический отчет. С. 256.


[Закрыть].

Видимо, Сталин саркастически усмехался в душе и даже злорадствовал, наблюдая за этим политическим пресмыкательством. Он не просто ненавидел Каменева, но и презирал его, так как слишком хорошо знал. Это были совершенно разные люди, и то, что они оказались по разную сторону баррикад – не случайность, а неизбежная закономерность.

Сталин, как говорится, на полную катушку использовал провал оппозиции: помимо всего прочего, он постарался использовать этот крах для дискредитации ведущих лидеров оппозиции, часто ссылавшихся на то, что они были ближайшими сподвижниками Ленина (Зиновьев и Каменев). Развеять ореол соратников Ленина было необходимо, чтобы расчистить себе дорогу к этому пьедесталу. И Сталин не преминул воспользоваться этим.

Он сам себе ставил вопросы и сам же давал на них вполне определенные ответы, призванные окончательно развеять бытовавшее тогда еще в партии мнение, что Зиновьев и Каменев достойны доверия и уважения как самые ближайшие сподвижники усопшего вождя. Сталин говорил: «Но вот вопрос: есть ли в большевистских традициях то, что позволяла и продолжает позволять себе оппозиция? Оппозиция организовала фракцию и превратила её в партию внутри нашей большевистской партии. Но где это слыхано, чтобы большевистские традиции позволяли кому-нибудь допускать такое безобразие? Как можно говорить о большевистских традициях, допуская вместе с тем раскол в партии и образование в ней новой, антибольшевистской партии?

Далее. Оппозиция организовала нелегальную типографию, заключив блок с буржуазными интеллигентами, которые, в свою очередь, оказались в блоке с явными белогвардейцами. Спрашивается: как можно говорить о традициях большевизма, допуская это безобразие, граничащее с прямой изменой партии и Советской власти?

Наконец, оппозиция организовала антипартийную, антисоветскую демонстрацию, апеллируя к «улице», апеллируя к непролетарским элементам. Но как можно говорить о большевистских традициях, апеллируя к «улице» против своей партии, против своей Советской власти? Где же это слыхано, чтобы большевистские традиции допускали такое безобразите, граничащее с прямой контрреволюционностью?»[235]235
  И.В. Сталин. Соч. Т. 10. С. 365.


[Закрыть].

Было бы, однако, неверным представлять, что только или прежде всего Сталин и его сторонники придерживались столь непримиримой точки зрения в отношении оппозиции и ее лидеров. Достаточно привести высказывания тех, кто вскоре сам стал жертвой сталинских приемов политической борьбы, чтобы убедиться в ином. Так, А. Рыков, тогда председатель Совнаркома и один из ведущих деятелей партии (его встречали овациями всего зала, как и Сталина), в ответ на речь Каменева говорил: «Начав с сомнений в социалистическом характере обобществленной промышленности, с утверждения о невозможности построения социалистического общества в СССР из-за технической отсталости народного хозяйства, – они кончают утверждением о буржуазном перерождении нашего государства, власти и партии, что проводником этого перерождения, по их мнению, являются центральные органы партии. Именно эти обвинения с наибольшей ясностью вскрывают меньшевистскую основу всей их идеологии. Именно эти обвинения, благодаря их чудовищной лживости, поставили грань между оппозицией и рабочим классом, между оппозицией и нашей партией»[236]236
   XV съезд Всесоюзной коммунистической партии (б). Стенографический отчет. С. 259.


[Закрыть].

Еще более примечателен следующий пассаж из выступления Рыкова: «Они говорят, что при Ленине не было обычая исключать из партии за взгляды; это неверно, исключали и за взгляды. Но если бы была в свое время хоть какая-нибудь попытка рабочей оппозиции организовать несколько сот своих единомышленников, дать им знамена для выступления на Красной площади с лозунгами «да здравствует рабочая оппозиция, долой ЦК»…

Голос. Мы бы их расстреляли»[237]237
  Там же. С. 261.


[Закрыть].

Хотя последние слова и не произнесены Рыковым, но они более чем органично вписываются в весь контекст и пафос его речи. Так что одного Сталина упрекать в кровожадности не приходится. Некоторые в то время даже перещеголяли его. Сталин же сам открыто к этому не призывал. Более того, он постарался извлечь выгоду из сложившегося положения и попытался представить себя в явно великодушном облике. Он, в частности, заявил: «Не ясно ли, что апелляция к «улице» превратилась бы в прямой путч против Советской власти? Разве трудно понять, что эта попытка оппозиции, по сути дела, ничем не отличается от известной попытки левых эсеров в 1918 году? (Голоса: «Правильно!») По правилу, за такие попытки активных деятелей оппозиции мы должны были бы переарестовать 7 ноября. (Голоса: «Правильно!». Продолжительные аплодисменты.) Мы не сделали этого только потому, что пожалели их, проявили великодушие и хотели дать им возможность одуматься. А они расценили наше великодушие как слабость»[238]238
   И.В. Сталин. Соч. Т. 10. С. 366.


[Закрыть].

Что касается великодушия генсека, то на этот счет можно придерживаться различных мнений. Мне лично представляется, что дело было не в великодушии Сталина, а в определенных политических расчетах, определявших его линию поведения в тех обстоятельствах. Ведь он отлично отдавал себе отчет в том, что применять суровые карательные репрессии по государственной линии в отношении недавних членов высшего партийного руководства было, по меньшей мере, рискованно. Многие как в самой партии, так и вне ее, могли бы это истолковать превратно, и отнюдь не в пользу Сталина. Слишком узок был отрезок времени – от пребывания лидеров оппозиции на вершинах партийного Олимпа до их устранения как врагов советской власти – чтобы решиться на крайние меры. Необходимо было дать поработать времени, создать соответствующие условия, чтобы такие меры были восприняты партийной массой, да и населением страны, если не с горячим одобрением, то с пониманием. А Сталин, как я уже не раз подчеркивал, умел проявлять выдержку и терпение и наносил сокрушительные удары по своим противникам лишь после того, как были подготовлены все необходимые условия, гарантирующие ему полный успех.

В связи с борьбой против объединенной оппозиции всплывает один довольно пикантный вопрос. В западной историографии достаточно широкое распространение получила точка зрения, что генсек использовал в своей борьбе такое средство, как разжигание антисемитизма, поскольку ведущие фигуры оппозиции были евреями. Думаю, что здесь необходимо внести определенную ясность. Хотя в дальнейшем специальный раздел будет посвящен данной проблеме, когда речь пойдет о последних годах политической деятельности Сталина.

В некоторых местных парторганизациях, конечно, имели место проявления антисемитизма. Это документально прослежено на базе партийных архивов Смоленской области, захваченных во время войны гитлеровцами и доставшихся потом американцам. Они подверглись тщательному изучению и на их основе на Западе опубликован ряд работ[239]239
  Подробнее об этом см. Евгений Кодин. «Смоленский архив» и американская советология. Смоленск. 1998.


[Закрыть]. Тема антисемитизма возникала (правда, как-то мимолетом, в качестве второстепенной) и в ходе борьбы с оппозицией. Троцкий однажды в ходе полемики сослался на материалы заседаний партийных ячеек. В ходе этих заседаний высказывались такие мнения: «Троцкий на протяжении длительного времени ведет раскольническую политику. Троцкий не может быть коммунистом – даже его национальность показывает, что он сочувствует спекулянтам». А что касается Зиновьева и Каменева, то они «они ошибаются в отношении русского духа. Русский рабочий и крестьянин никогда не последует за этими нэпачами (т. е. нэпманами – Н.К.)»[240]240
  Robert Vincent Daniels. The conscience of the revolution. p. 304.


[Закрыть].

Троцкий адресовал свои упреки Сталину и утверждал, что «дело зашло так далеко, что Сталин оказался вынужден выступить с печатным заявлением, которое гласило: «Мы боремся против Троцкого, Зиновьева и Каменева не потому, что они евреи, а потому, что они оппозиционеры и проч.». Для всякого политически мыслящего человека было совершенно ясно, что это сознательно двусмысленное заявление, направленное против «эксцессов» антисемитизма, в то же время совершенно преднамеренно питало его. «Не забывайте, что вожди оппозиции – евреи», – таков был смысл заявления Сталина, напечатанного во всех советских газетах. Сам Сталин в виде многозначительной «шутки» сказал Пятакову и Преображенскому: «Вы теперь против ЦК прямо с топорами выходите, тут видать вашу «православную» работу, Троцкий действует потихоньку, а не с топором»[241]241
  Лев Троцкий. Сталин. Т. 2. С. 171.


[Закрыть].

Надо сказать, что Троцкий в борьбе против Сталина вообще не делал большого акцента на приписываемый Сталину антисемитизм. И, видимо, не случайно, поскольку каких-то серьезных упреков в адрес генсека в связи с этой проблемой предъявить было трудно. Какие-то кулуарные разговоры и намеки не могут служить здесь достаточным основанием для серьезных и обоснованных обвинений и выводов. Тем более, что ситуация была такова, что лица еврейской национальности занимали многие ключевые посты во всех звеньях партийного и государственного аппарата, в том числе и в органах безопасности. И Сталин как реальный политик не мог не принимать это в расчет, даже если бы он и на самом деле находился под воздействием пресловутого антисемитизма. Если стоять на почве реальных фактов, то следует отметить, что именно на XV съезде Сталин в политическом отчете счел необходимым поднять этот вопрос на уровень государственной важности. Перечислив ряд недостатков в работе партийных и государственных органов, генсек, в частности, сказал: «У нас имеются некоторые ростки антисемитизма не только в известных кругах средних слоев, но и среди известной части рабочих и даже среди некоторых звеньев нашей партии. С этим злом надо бороться, товарищи, со всей беспощадностью»[242]242
  И.В. Сталин. Соч. Т. 10. С. 324.


[Закрыть]. Причем надо подчеркнуть, что данное замечание не повисло в воздухе, а вошло в принятую съездом резолюцию. Это наглядно показывает, что разговоры об изначально присущем Сталину антисемитизме и о том, что он уже в борьбе против объединенной оппозиции использовал жупел антисемитизма в качестве средства политической борьбы явно притянуты за уши.

Возвращаясь непосредственно к теме работы съезда, хочется обратить внимание еще на одну любопытную деталь. На нем Сталин счел необходимым поднять вопрос о торговле водкой. От продажи водки, разрешенной несколько лет назад в целях пополнения скудного бюджета и изыскания средств на развитие промышленности, государство получало не только прибыль, но и несло огромные убытки. Повсеместно распространялось пьянство, что вызывало серьезные нарекания и наносило немалый не только нравственно-политический, но и экономический ущерб. Генсек на съезде выступил как бы в роли предтечи печально известной антиалкогольной кампании времен перестройки. Как можно убедиться, в нашей стране история имеет тенденцию многократного повторения не только в виде трагедии, но и в виде фарса. Сталин выдвинул следующую задачу, которая выглядит с точки зрения современных мерок как весьма наивная и иллюзорная. «Наконец, мы имеем такие минусы, как водка в бюджете, крайне медленный темп развития внешней торговли и недостаток резервов. Я думаю, что можно было бы начать постепенное свёртывание выпуска водки, вводя в дело, вместо водки, такие источники дохода, как радио и кино»[243]243
  Там же. С 312.


[Закрыть]. Едва ли есть нужда говорить о том, что это благое намерение фактически так и осталось благим намерением. Надо сказать, что Сталин хорошо понимал, что проблема торговли алкогольной продукцией – многоплановая проблема. Он видел в ней не только экономические аспекты, но и социальные. Тогда соображения экономического порядка перевешивали все остальные. И это явствует из его же собственных слов: «Конечно, вообще говоря, без водки было бы лучше, ибо водка есть зло. Но тогда пришлось бы пойти временно в кабалу к капиталистам, что является ещё большим злом. Поэтому мы предпочли меньшее зло. Сейчас водка даёт более 500 миллионов рублей дохода. Отказаться сейчас от водки, значит отказаться от этого дохода, причём нет никаких оснований утверждать, что алкоголизма будет меньше, так как крестьянин начнет производить свою собственную водку, отравляя себя самогоном»[244]244
  Там же. С. 232.


[Закрыть].

С алкоголизмом в России с тех пор (да и с более давних времен) борются не то что с переменным успехом, а скорее с перманентным провалом. Достаточно вспомнить пресловутую антиалкогольную кампанию времен перестройки. Но это – всего лишь замечание в связи с алкогольной проблемой – проблемой вечной, как сама жизнь.

Но вернемся к предмету нашего повествования. На съезде оппозиция пыталась хоть как-то смягчить свое уже неотвратимое поражение. Главным аргументом стал призыв к сохранению единства. Видный член оппозиции (бывший секретарь ЦК Евдокимов) апеллировал к чувству классовой солидарности и общности главных целей между оппозицией и сторонниками ЦК: «…Съезд – хозяин партии и притом партии, управляющей первым в мире пролетарским государством (возгласы, шум), должен положить конец обострению борьбы и создать подлинное единство. Мы готовы (голос: «Только не с вами!») сделать все необходимое для этого. Давайте же делать то, что действительно хочет весь рабочий класс. (Голос: «Чтобы вы подполье организовывали?») Не создавайте излишних препятствий к этому, давайте создадим подлинное единство в рядах нашей партии. Жестоко ошибается тот, кто думает, что мир и спокойствие в партии можно восстановить методами отколов и массовых исключений. Жестоко ошибается и тот, кто думает, что этими методами можно успокоить ту тревогу, которая испытывается сейчас всем рабочим классом. (Шум. Голос: «Никакой тревоги!») Товарищи, давайте общими усилиями сделаем все для того, чтобы оправдать все надежды рабочего класса, связанные с работами XV съезда нашей партии»[245]245
  XV съезд Всесоюзной коммунистической партии (б). Стенографический отчет. С. 235.


[Закрыть].

Но все это напоминало глас вопиющего в пустыне. Другой видный оппозиционер Н. Муралов (бывший командующий Московским военным округом) попытался с помощью метафорических сравнений доказать беспочвенность обвинений в адрес оппозиции: «Товарищи, если любому из вас скажут, что вы убили свою жену, съели своего деда, оторвали голову своей бабке (Голос: «Довольно издеваться над съездом и занимать съезд такими нелепыми разговорами!»), как вы будете чувствовать себя, как вы докажете, что этого не было? (Сильный шум. Крики: «Долой! Председатель, голосуйте вопрос!»)[246]246
  Там же. С. 308.


[Закрыть].

Но все эти и подобные им аргументы получали решительный отпор. Так, будущий автор антисталинской платформы (начало 30-х годов) М.Н. Рютин под аплодисменты делегатов заявил, что тактика оппозиции это – тактика типичных взбесившихся мелкобуржуазных авантюристов. Каковы составные элементы этой самой оппозиционной тактики? Первый элемент – лицемерие и не только лицемерие, но прямой обман партии, прямое жульничество; второй элемент – клевета; третий элемент – авантюризм; четвертый элемент – истерика и пятый элемент – хлестаковщина[247]247
  Там же. С. 293.


[Закрыть].

Характерной чертой съезда – и это было своего рода новацией – стало зарождение того явления, которое впоследствии вполне правомерно связывали с культом личности. Я приведу несколько примеров того, что именно на этом съезде было положено фактическое начало выделению Сталина из числа других лидеров и подчеркивание его исключительных заслуг. Конечно, это были лишь первые ласточки, но они, как ни странно, в конце концов и сделали весну. Так, в приветствиях съезду раздавались такие здравицы: «Да здравствует Генеральный Секретарь ЦК партии т. Сталин! (Аплодисменты.)»

«Товарищи, по поручению рабочих, десяти тысяч человек, еще сообщаю, что, даря вам молот, мы с собой не взяли молотобойца, рабочие просили избрать т. Сталина молотобойцем. (Аплодисменты)»

«Другой подарок трудящиеся шлют съезду – вылитый из сахара барельеф-портрет нашего железного, непоколебимого генерального секретаря т. Сталина. (Аплодисменты.)»

«Разрешите преподнести вам набивные платки, на которых портреты наших вождей – т. Ленина и т. Сталина. (Аплодисменты.)»[248]248
  Там же. С. 323–324, 904.


[Закрыть].

Примечательно, что публично Сталин был поставлен в один ряд с Лениным и удостоился чести быть назван вождем наряду с последним. Конечно, это были всего лишь единичные явления и никто тогда не мог предположить, что из этого ручейка скоро образуется мощная река, целый океан восхвалений. Кстати сказать, на самом съезде в выступлении видного сторонника генсека А.А. Андреева содержалась оценка принципиальной ошибки лидеров оппозиции, которая, по мнению оратора, заключалась в том, что Троцкий, Зиновьев и Каменев потерпели сокрушительное поражение прежде всего в силу того, что они в корне ошибались в подходе к проблеме отношений вождь – массы. Я приведу отрывок из его речи отнюдь не потому, что он был своего рода комплиментом Сталину, но и своеобразным предостережением. Вот что говорил Андреев: «Я думаю, что основной просчет в их тактике произошел по линии немарксистского подхода к вопросу об авторитете вождей. В этом у них произошел основной просчет. (Голос: «Переоценка».) (Голос: «Правильно!») Они не как марксисты подошли к этому вопросу, они подошли к этому вопросу не с точки зрения, что вожди для партии, а не партия для вождей, они подошли с точки зрения последнего положения – партия для вождей, и ошиблись. Они поддались немарксистской переоценке роли личности в истории. Они выступили как сверхчеловеки. Они думали, что достаточно будет выступить кучке мировых вождей, да еще под знаменем «большевиков-ленинцев» и т. д., чтобы партия за ними пошла. Они переоценили значение авторитета вождя, они забыли, с кем имеют дело, они забыли, что имеют дело с партией революционного класса пролетариев, они забыли, что имеют дело не с простой партией, а с партией большевиков, и тут у них произошел просчет. Тут у них произошел просчет, – они слишком понадеялись на свой авторитет, на авторитет вождей и т. д.

Нет, авторитет вождя в нашей партии может держаться постольку, поскольку вождь идет с партией, постольку, поскольку вождь правильно ведет партию по основным путям и т. д. Но если вождь заколебался, если вождь отходит от основной политики нашей партии, если вождь изменяет ленинизму – от него ничего, даже мокренького места, не остается. Вот в чем сила нашей партии, и они просчитались в своих расчетах, забыв эту величайшую силу нашей большевистской партии»[249]249
  XV съезд Всесоюзной коммунистической партии (б). Стенографический отчет. С. 206.


[Закрыть].

Нет необходимости комментировать приведенный выше пассаж. Хотя он и выдержан в сугубо марксистских канонах, тем не менее дальнейший ход событий показал, что отнюдь не всегда партия контролирует своих вождей. И Сталин своей деятельностью безоговорочно доказал эту истину. Проблема вождь и партия оказалась не столь прямолинейной, не столь простой, как трактовали догматы марксизма-ленинизма. Более того, именно эта проблема стала камнем преткновения, одним из главных источников кризисных явлений и трагических потрясений, сопровождавших не только дальнейшую политическую деятельность Сталина, но и фактически всю послесталинскую историю существования Советского Союза.

Но вернемся к освещению работы XV съезда партии. Съезд поставил окончательную точку в борьбе против объединенной оппозиции. Он принял решение исключить из партии 75 активных деятелей троцкистской оппозиции, в том числе Каменева, Лилину (жену Зиновьева), Евдокимова, Муралова, Смилгу и др., а также группу Сапронова как явно антиреволюционную (25 человек). Одновременно съезд поручил ЦК и ЦКК принять все меры идейного воздействия на рядовых членов троцкистской оппозиции с целью их убеждения при одновременном очищении партии от всех явно неисправимых элементов троцкистской оппозиции[250]250
  Там же. С 1247.


[Закрыть].

Перед лицом таких решительных и бескомпромиссных действий оппозиция и ее лидеры (за исключением Троцкого и его ближайших сторонников) полностью приняли все условия фактически безоговорочной капитуляции. Они обратились к съезду с заявлением, которое лучше процитировать, чем о нем писать: «…Мы принимаем к исполнению требование съезда об идейном и организационном разоружении. Мы обязуемся защищать взгляды и решения партии, ее съездов, ее конференций, ее ЦК. Мы считаем неправильным и – в соответствии с резолюцией съезда – осуждаем как антиленинские взгляды, отрицающие возможность победоносного строительства СССР, социалистический характер нашей революции, социалистический характер нашей госпромышленности, социалистические пути развития деревни в условиях пролетарской диктатуры и политику союза пролетариата с основными массами крестьянства на базе социалистического строительства или отрицающие пролетарскую диктатуру СССР («термидор»).

Своей основной ошибкой мы считаем то, что в борьбе против ЦК партии вступили на путь действий, сделавши реальной опасность второй партии. Мы должны признать ошибкой выступление 7 ноября, захват помещений (МВТУ), организацию нелегальных типографий и т. п. Мы просим съезд вернуть нас в партию и дать нам возможность участвовать в практической повседневной работе партии»[251]251
  XV съезд Всесоюзной коммунистической партии (б). Стенографический отчет. С. 1266–1267.


[Закрыть].

В переводе на простой и понятный язык вожди оппозиции встали на колени перед Сталиным и просили его о пощаде и милости. Генсек торжествовал победу, он знал, сколь велика ее цена для его дальнейшей политической судьбы. Но он не упивался плодами этой победы и через некоторое время дал покаявшимся лидерам оппозиции возможность вернуться в партию. Это было не проявлением великодушия победителя, а тщательно продуманным политическим действием. Сталин понимал, что против него выступали или будут выступать не только члены объединенной оппозиции, но и другие силы, явно недовольные тем стратегическим курсом, которым он намеревался вести страну. Во всем должно быть чувство меры, в том числе и в торжестве над побежденными. Тем более что все эти баталии не знаменовали собой финала борьбы, а являлись, пусть важным, но все-таки промежуточным этапом на пути утверждения единовластия в партии и стране. А такое единовластие генсек считал важнейшей предпосылкой и условием осуществления своего стратегического курса в развитии страны.

Нельзя обойти молчанием и такой вопрос: как основные массы населения и членов партии отнеслись к разгрому оппозиции? Каково в целом было их отношение к непрекращавшейся в верхах борьбе? Многие факты свидетельствуют в пользу того вывода, что основная масса населения, в том числе и членов партии, была настроена довольно индифферентно к идейным схваткам вождей. Она не понимала и не вникала в теоретическую суть их разногласий. Причин тому много, но главная в том, что общий культурно-образовательный уровень был весьма низок. Что касается крестьянства, то о его отношении к внутрипартийной борьбе может дать некоторое представление письмо одного крестьянина, адресованное верхам. В нем есть такие примечательные моменты:

«Крестьянин убежден, что всякая политическая борьба, борьба вверху, между вождями непременно отразится на нем, в конечном счете на его хозяйстве. А он желает только одного: чтобы оставили его в покое. Естественно, таким образом, что крестьянство протестует против того, что угрожает нарушением этого «спокойствия». Вот почему крестьянство с чувством удовлетворения узнает об исключении оппозиции из партии, полагая, что этим устраняется угроза его покою. Кроме того, у крестьянства с именами вождей оппозиции, с именами Троцкого и Зиновьева, которые известны крестьянскому населению более, чем кто бы то ни было из вождей, связаны тяжелые воспоминания о периоде «военного коммунизма», как о чем-то кошмарном, что и является прежде всего причиною неприязненного отношения крестьянства к оппозиции, вождями которой являются Троцкий и Зиновьев, имена, которые оно не может переваривать. Вот почему крестьянство одобрительно относится к факту исключения оппозиции из партии»[252]252
  Голос народа. Письма и отклики рядовых советских граждан о событиях 1918 – 1932 гг. М. 1998. С 201.


[Закрыть].

Можно, конечно, привести и ряд откликов противоположного толка. Однако надо сказать, что приведенное выше являлось наиболее типичным и отражало господствовавшие в стране настроения.

Резюмируя, хочу привести оценку одного из наиболее авторитетных западных специалистов по истории внутрипартийной борьбы в советской России Р. Дэниэльса. Хотя и с рядом констатаций, содержащихся в этой оценке, можно и поспорить, но все же рациональное зерно в ней содержится. Его оценка такова: «С окончанием 15 съезда партии история оппозиции как активной политической силы завершилась. Поддержка среди рядовых членов партии быстро испарилась из-за отречений участников оппозиции и исключений их из партии. Тщетные протесты и бесплодные интриги – вот и все, что осталось у левых оппозиционеров, пока ссылки, судебные процессы и казни не положили конец их трагической истории. Крушение левой оппозиции знаменовало собой конец двойственного характера российского коммунизма. Левое течение мысли было ликвидировано, поскольку восторжествовал ленинизм, не допускающий никаких сомнений. Ориентированное на Запад, интеллектуальное, идеалистическое, связанное с русским радикальным марксизмом движение, окончательно уступило дорогу полному господству движения, имеющему внутренние корни, практичному и ориентированному на обладание властью, начало которому положил Ленин. Средства достижения революции в конце концов сами по себе стали ее целями»[253]253
  Robert Vincent Daniels. The conscience of the revolution. Communist opposition in Soviet Russia. p. 320.


[Закрыть].

Мне бы хотелось особо оттенить мысль о том, что поражение оппозиции действительно знаменовало собой отказ Сталина от химеры мировой революции, фактическое торжество курса на созидание сильного, способного выстоять в суровых мировых бурях российского государства, сплотившего вокруг себя союзные русскому народу периферийные республики. Такой курс отвечал глубоким национально-государственным интересам Советского Союза. Излишне подчеркивать, что без решительного разгрома объединенной оппозиции проводить в жизнь такой курс было просто невозможно. Надо было выбирать: двигаться дальше или маршрутами мировой революции, перспективы которой были более чем туманны, или путем созидания мощного советского государства. Третьего дано не было. И выбор напрашивался сам собой. Тем более этот выбор вытекал из всего духа сталинской политической философии.

И в качестве заключительного аккорда данного раздела отмечу один момент. Сталин, чувствуя себя полным победителем, снова прибег к своему излюбленному приему: на первом пленуме ЦК после окончания съезда он снова внес предложение о своей отставке. Состав Политбюро (9 членов, из них 6 поддерживали генсека) не оставлял сомнений в том, что его отставка будет отвергнута. Я приведу наиболее существенные места из стенограммы, хорошо передающей атмосферу, в которой проходило обсуждение данного вопроса.

«Сталин. Товарищи! Уже три года прошу ЦК освободить меня от обязанностей Генерального секретаря ЦК. Пленум каждый раз мне отказывает. Я допускаю, что до последнего времени были условия, ставящие партию в необходимость иметь меня на этом посту, как человека более или менее крутого, представляющего известное противоядие против опасностей со стороны оппозиции. Я допускаю, что была необходимость, несмотря на известное письмо т. Ленина, держать меня на посту Генсека. Но теперь эти условия отпали. Отпали, так как оппозиция теперь разбита. Никогда, кажется, оппозиция не терпела такого поражения, ибо она не только разбита, но и исключена из партии. Стало быть, теперь нет налицо тех оснований, которые можно было бы считать правильными, когда Пленум отказывался уважить мою просьбу и освободить меня от обязанностей Генсека. А между тем у вас имеется указание т. Ленина, с которым мы не можем не считаться и которое нужно, по-моему, провести в жизнь. Я допускаю, что партия была вынуждена обходить это указание до последнего времени, была вынуждена к этому известными условиями внутрипартийного развития. Но я повторяю, что эти особые условия отпали теперь и пора, по-моему, принять к руководству указания т. Ленина. Поэтому прошу Пленум освободить меня от поста Генерального секретаря ЦК. Уверяю вас, товарищи, что партия только выиграет от этого»[254]254
   «Родина». 1994 г. № 1. С. 68.


[Закрыть].

Председательствовавший на заседании Рыков поставил вопрос на голосование – в итоге просьба Сталина была отклонена при одном против. Против себя голосовал сам Сталин. И это, если уместно воспользоваться таким выражением, – один из немногих примеров его полного «политического одиночества». Выглядело все это немного парадоксально и даже в чем-то комично.