Текст книги "Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 2"

Автор книги: Николай Капченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 76 страниц)

Подводя краткий итог, можно констатировать, что первоначальные невероятно высокие темпы процесса коллективизации свидетельствовали отнюдь не о том, что у кого-то на местах закружилась голова от успехов. Само высшее руководство страны и партии в лице ее Генерального секретаря оказалось в состоянии глубокого политического опьянения. Оно на некоторое время утратило контакт с реальной действительностью и очутилось в состоянии политической прострации. Правда, надо заметить, что Сталин всегда проявлял присущий ему практицизм и стремление трезво оценивать ситуацию. Продемонстрировал он это свое качество и на этот раз. Разумеется, его самокритика, если так позволительно назвать его публичные признания в совершении некоторыми партийными органами серьезных перегибов и ошибок, носила строго очерченные границы. Она ни в коей мере не относилась к правильности и незыблемости общего курса на коллективизацию. Более того, генсек извлек из ошибок и провалов первого этапа коллективизации соответствующие уроки. Причем надо подчеркнуть, что коррективы, вносившиеся в стратегию коллективизации, он ни в коей мере не считал каким-либо отступлением от своего генерального курса.

Вот его интерпретация отступления.

«Об отступлении могут здесь говорить лишь люди, считающие преодоление ошибок и искривлений наступлением, а борьбу с ошибками – отступлением…». По словам Сталина лишь головотяпы «не понимают классовой природы наступления. Кричат о наступлении. Но наступление на какой класс, в союзе с каким классом? Мы ведем наступление на капиталистические элементы деревни в союзе с середняком, ибо только такое наступление может дать нам победу. Но как быть, если в пылу увлечения отдельных отрядов партии наступление начинает соскальзывать с правильного пути и поворачивается своим острием против нашего союзника, против середняка? Разве нам нужно всякое наступление, а не наступление на определенный класс в союзе с определенным классом? Дон-Кихот тоже ведь воображал, что он наступает на врагов, идя в атаку на мельницу. Однако известно, что он расшиб себе лоб на этом, с позволения сказать, наступлении.

Видимо, лавры Дон-Кихота не дают спать нашим «левым» загибщикам»[516]516
  И.В. Сталин. Соч. Т. 12. С. 214, 215–216.


[Закрыть].

Сталин, конечно, не был Дон-Кихотом в политике. И наивно было ожидать от такого изощренного политического деятеля, каким уже в полной мере проявил себя Сталин, что он, столкнувшись с первыми серьезными трудностями, признает свою неправоту и повернет назад. В тех исторических условиях это было равнозначно признанию своего если не полного, то частичного банкротства. Иными словами, это было бы актом близким к политическому самоубийству. И если генсека ни в каком разе нельзя причислять к политическим Дон-Кихотам, то тем более нелепо и даже смешно относить его к разряду политических самоубийц. Других он доводил до этого, но сам никогда не помышлял о подобном. Любое временное отступление Сталин использовал для подготовки нового наступления.

К тому же надо принять во внимание и сложившуюся к тому времени ситуацию: он только что в связи с 50-летием фактически был возведен в сан вождя партии, и в этой обстановке расписаться в своей политической несостоятельности означало лишь одно – он не соответствовал требованиям, предъявлявшимся к его новому статусу. И вполне логично, что так называемая самокритика генсека носила более чем относительный характер. Ведь Сталин шаг за шагом утверждал в партии принципиально иные по сравнению с прошлыми большевистскими традициями нормы – вождь партии в конечном счете всегда прав. Прав даже тогда, когда допускает ошибки, ибо сами по себе ошибки имеют свое позитивное содержание, как бы служа компасом, по которому выверяется в целом правильная генеральная линия партии в строительстве социализма. Конечно, подобная логика не могла лежать в основе серьезной и ориентированной на перспективу политической стратегии. Она служила лишь на потребу другим – ее широко использовала пропагандистская машина. Сам же вождь предпочитал опираться на реалии и на их основе строил свою политику.

3. Ликвидация кулачества как класса

В рассматриваемый период присущая Сталину политическая активность просто бурлила. Он целеустремленно разрабатывал новые меры, призванные форсировать реализацию намеченных планов ускоренной коллективизации. Порой создавалось впечатление, что он стремится не столько идти в ногу со временем, сколько обогнать его. Нужны были какие-то новые шаги по пути перевода деревни на социалистические рельсы. И одним из ключевых звеньев в цепи таких мер стала выдвинутая Генеральным секретарем идея ликвидации кулачества как класса.

Касаясь теоретических предпосылок сталинской концепции ликвидации кулачества как класса, необходимо отметить следующее. В марксистско-ленинской теории, как ее интерпретировали даже самые радикально настроенные большевики, по существу не было никаких намеков о самой возможности устранения с исторической арены целого класса с помощью мер государственного воздействия. До сих пор считалось, что классы в период строительства нового общественного строя отомрут в силу естественного развития нового строя. Причем этот процесс будет происходить сравнительно медленными темпами и займет довольно большой исторический отрезок времени. Иными словами, речь шла не о каком-то единовременном революционном акте, в результате которого кардинальным образом изменится классовая структура общества. Опыт Октябрьской революции убедительно свидетельствовал о том, что устранение с исторической арены классов помещиков и буржуазии был не только чрезвычайно болезненным, но и достаточно долгим процессом. В конечном счете ликвидация этих двух классов вылилась в форму многолетней Гражданской войны и принесла с собой колоссальные материальные и людские потери и жертвы. Добавим, что опыт радикальных революций в других странах также однозначно говорил о том, что уход с исторической сцены отживших классов неизбежно сопряжен с поистине тектоническими потрясениями в обществе и не проходит гладко, а тем более быстро.

Было бы наивным полагать, что эти основополагающие постулаты марксистско-ленинского учения не были досконально известны Сталину. Но он со свойственной ему решимостью решил коренным образом пересмотреть эти постулаты и выдвинуть свои пути и методы решения классовых проблем в новой России. Причем этот пересмотр общепризнанных до сих пор положений касался не только методов решения классовых проблем, но и временных сроков. Надо подчеркнуть одно обстоятельство, имевшее большое значение: Генеральный секретарь нигде не заявлял, что он вносит, можно сказать, принципиальную новацию в общепринятую марксистско-ленинскую теорию в данном вопросе. Напротив, он неизменно подчеркивал, что следует во всем указаниям своего учителя В.И. Ленина. Хотя объективный анализ и сопоставление взглядов последнего с новациями Сталина однозначно свидетельствуют о том, что Ленин никогда не предлагал решать проблему кулаков теми путями и способами, которые стали нормой при Сталине.

Здесь следует подчеркнуть, что главную и решающую ставку генсек сделал на меры принудительного характера. Решение вопросов преимущественно социального плана посредством репрессивно-административных методов как-то не укладывалось в рамки общепризнанных марксистских теорий. Известно, что марксизм признает, что насилие имеет свои границы применения в качестве средства решения социальных проблем. И не на насилии он делает главный упор в решении проблем общественного развития.

В приложении к конкретным условия России проблема кулачества имела свои уникальные особенности. Не стану подробно останавливаться на них. Отмечу лишь, что к тому времени не существовало каких-то ясных и определенных критериев, на базе которых можно было бы провести четкую классовую дифференциацию. Зачастую к кулакам относили просто зажиточных крестьян, относительно высокий уровень жизни которых был обеспечен прежде всего их собственным трудом, трудом, как правило, многочисленных членов их семейств. Эксплуатация наемного труда имела относительно ограниченные размеры и часто не играла в хозяйстве решающей роли. Но именно этот объективный экономический критерий оставался как бы в тени и на передний план выдвигались отнюдь не бесспорные признаки зажиточности того или иного сельского жителя. Иными словами, голый субъективизм, если оперировать строго научными понятиями, играл решающую роль при определении классовой принадлежности того или иного сельского жителя. Надо ли удивляться тому, что при раскулачивании допускалось великое множество несправедливостей и произвола!

При подходе к решению классовых проблем Сталин допустил ряд не просто ошибок и отступлений от ленинских принципов, но в сущности отбросил эти принципы. Хотя истины ради надо сказать, что и у Ленина на этот счет можно встретить немало мыслей и высказываний, содержавших внутренние противоречия и взаимно исключающих друг друга. Но в конце концов с позиций сегодняшнего дня эти нюансы не имеют принципиального значения. Предполагать, как бы развивались события в нашей стране, если бы Сталин во всем следовал указаниям Ленина, – это все равно что гадать на кофейной гуще. Еще неизвестно, какую бы политику проводил Ленин, столкнувшись с дилеммами, стоявшими перед Сталиным. Делая такое замечание, я вовсе не хочу бросить тень на Ленина и обелить таким способом Сталина. Нет, речь идет прежде всего и исключительно о конкретной политике, инициатором и проводником которой выступил Сталин.

Он никогда не был голым прагматиком, и хотя практицизм всегда составлял одну из отличительных черт его политики и всей его политической философии, Сталин стремился всегда дать то или иное теоретическое обоснование своему политическому курсу. Разумеется, приводя в качестве фундаментальных аргументов ссылки на классиков марксизма-ленинизма. То же самое продемонстрировал он и в подходе к обоснованию курса на ликвидацию кулачества как класса. Проблемам коллективизации была специально посвящена конференция аграрников-марксистов в декабре 1929 года. Она стала тем форумом, на котором генсек изложил свои основные теоретические обоснования линии на ликвидацию кулачества как класса.

Исходя из тезиса, что колхозное движение, принявшее характер мощной нарастающей антикулацкой лавины, сметает на своем пути сопротивление кулака, ломает кулачество и прокладывает дорогу для широкого социалистического строительства в деревне, Сталин поставил в качестве исключительно актуального вопроса вопрос об отставании теории: «…Надо признать, что за нашими практическими успехами не поспевает теоретическая мысль, что мы имеем некоторый разрыв между практическими успехами и развитием теоретической мысли. Между тем необходимо, чтобы теоретическая работа не только поспевала за практической, но и опережала ее, вооружая наших практиков в их борьбе за победу социализма»[517]517
  И.В. Сталин. Соч. Т. 12. С. 141–142.


[Закрыть].

В соответствии с указанием вождя развернулась кампания по критике, а точнее сказать, шельмованию видных тогдашних экономистов. Они были разделены на два разряда – представители буржуазного течения (Н. Кондратьев и другие) и мелкобуржуазного (А. Чаянов и его единомышленники). Сторонников буржуазного течения обвиняли в том, что они открыто выступали против социалистического пути развития сельского хозяйства, выдвигая реставрацию капитализма как единственный путь подъема сельского хозяйства. Им вменялась в вину позиция, согласно которой курс Сталина на коллективизацию является «социалистической фантастикой».

О том, насколько обоснованными были обвинения в адрес Н. Кондратьева, читатель может судить по следующему обобщающему выводу, сформулированному самим ученым в докладной записке В.М. Молотову от октября 1927 года. Кондратьев писал: «Весьма скромные успехи коллективизации сельскохозяйственного производства обусловлены не только новизной и сложностью самой организации коллективного хозяйства, но также и тем, что в данное время мы еще не имеем достаточных технических и хозяйственных предпосылок для достаточно быстрого роста коллективного хозяйства. Совершенно несомненно, что коллективная форма хозяйства, рассматриваемая с социальной точки зрения как наиболее высокая форма, может иметь твердую базу для роста лишь при условии, когда она была бы в состоянии выявить все свои положительные стороны по сравнению с индивидуальным хозяйством. Положительные стороны коллективного хозяйства по сравнению с хозяйством мелким, индивидуальным могут выявиться лишь при условии высокой технической базы коллективного хозяйства и достаточно совершенной организации его. Между тем мы видели, что степень снабжения сельскохозяйственными машинами у нас пока стоит очень низко. Уровень роста коллективизации сельского хозяйства поэтому находится в самой тесной зависимости от развития индустрии и снабжения сельского хозяйства усовершенствованными машинами. Поскольку в настоящее время последнего мы не имеем, постольку медленно развивается и процесс коллективизации»[518]518
  «Известия ЦК КПСС» 1989 г. № 7. С. 207.


[Закрыть].

В доводах Н. Кондратьева, несомненно, виден глубокий профессиональный подход. Однако за всеми его аргументами сквозило – и это надо признать – хорошо замаскированное сомнение в возможности быстрыми темпами осуществить перевод сельского хозяйства на новые рельсы. И подобного рода сомнения испытывали не только так называемые буржуазные ученые, но и многие правоверные коммунисты. Так что причислять Н. Кондратьева к злостным противникам коллективизации не было серьезных оснований. Более того, своими критическими замечаниями он оказывал скорее услугу большевистским руководителям, чем подрывал их курс на перевод села на новые рельсы коллективного хозяйства… Однако для Сталина были неприемлемы любые критические замечания, способные посеять в умах хотя бы малейшие сомнения в возможности осуществления намеченных им планов.

То же самое можно сказать и по поводу позиции А. Чаянова, справедливо увязывавшего вопросы развития сельского хозяйства с подведением под него солидной индустриальной основы. В своей докладной записке тому же В. Молотову А. Чаянов писал: «…Мы должны всегда, говоря об индустриализации, мыслить себе перестройку всего народного хозяйства в направлении более индустриального типа его сложения. Развитие удельного веса промышленности при этом должно предполагать крупнейшие видоизменения в сельскохозяйственной базе этой промышленности, в частности, развивая промышленность, мы должны совершенно видоизменить строение ее сырьевой базы, как поставщика сырья и всячески развить товарные формы сельского хозяйства, разделением сельскохозяйственных функций между районами, употреблением покупного посевного материала, удобрений и машинизацию сельского хозяйства как рынка других продуктов будущей индустрии»[519]519
  «Известия ЦК КПСС» 1989 г. № 6. С. 219.


[Закрыть].

В такой постановке вопроса трудно – если только сильно не желать этого – усмотреть оппозицию самой идее перевода села на рельсы коллективного хозяйства. Но тем не менее сторонников мелкобуржуазного течения выставляли ярыми апологетами мелкого крестьянского хозяйства, поскольку, мол, они считают его наиболее устойчивой формой сельскохозяйственного производства. Соответственно, под их теоретические взгляды подводилась политическая подкладка: оба течения якобы имели одну классовую опору – кулачество, и стремились к одной политической цели – восстановлению капитализма. И логическим следствием всех этих обвинений стало то, что и Кондратьев, и Чаянов, и многие другие представители экономической науки еще старого, дореволюционного закала, в конце концов подверглись репрессиям как враги советского строя и советского государства.

На конференции марксистов-аграрников критике была подвергнута имевшая довольно широкую известность так называемая теория «равновесия» секторов народного хозяйства. Согласно этой теории социалистический и капиталистический секторы развиваются мирно, без борьбы классов, постепенно сливаясь в будущем в единое социалистическое хозяйство. В действительности социально-экономическое развитие проходило в обстановке острой классовой борьбы между социализмом и капитализмом. Кроме того, социалистическая промышленность развивалась на основе расширенного воспроизводства, а мелкие крестьянские хозяйства – на базе простого воспроизводства. Сталин полагал, что этим самым создавалась реальная опасность срыва индустриализации страны. По его мнению, теория «равновесия» имела целью оправдать сохранение мелких индивидуальных крестьянских хозяйств, вооружить кулацкие элементы «новым» теоретическим оружием в борьбе с колхозами и дискредитировать колхозное движение.

Именно в выступлении на этой конференции Генеральный секретарь выдвинул и обосновал новый курс – на ликвидацию кулачества как класса. Он заявил, что это – «поворот в политике нашей партии»[520]520
  Там же. С. 181.


[Закрыть]. Расшифровывая суть поворота, Сталин пояснил: «Это значит, что от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества мы перешли к политике ликвидации кулачества, как класса. Это значит, что мы проделали и продолжаем проделывать один из решающих поворотов во всей нашей политике.

До последнего времени партия стояла на позиции ограничения эксплуататорских тенденций кулачества. Известно, что эта политика была провозглашена еще на VIII съезде партии. Она, эта самая политика, была вновь возвещена при введении нэпа и на XI съезде нашей партии. Всем памятно известное письмо Ленина о тезисах Преображенского (1922 г.), где он вновь возвращается к вопросу о необходимости проведения такой именно политики. Она была, наконец, подтверждена XV съездом нашей партии. Ее и проводили мы до последнего времени»[521]521
  И.В. Сталин. Соч. Т. 12. С. 166.


[Закрыть].

Необходимость и объективную возможность перехода к новой политике в отношении кулачества генсек мотивировал успехами в деле коллективизации, в укреплении союза между рабочим классом и крестьянством в лице бедняков и середняков. По его словам, «крестьянин старого типа с его зверским недоверием к городу, как к грабителю, отходит на задний план. Его сменяет новый крестьянин, крестьянин-колхозник, смотрящий на город с надеждой на получение оттуда реальной производственной помощи. На смену крестьянину старого типа, боящемуся опуститься до бедноты и лишь украдкой подымающемуся до положения кулака (могут лишить избирательного права!), приходит новый крестьянин, имеющий новую перспективу – пойти в колхоз и выбраться из нищеты и темноты на широкую дорогу хозяйственного и культурного подъема»[522]522
  И.В. Сталин. Соч. Т. 12. С. 160.


[Закрыть].

Генеральный секретарь широкими и чрезмерно радужными мазками нарисовал перспективы новой политики. Он, в частности, сказал: «Теперь у нас имеется… материальная база для того, чтобы заменить кулацкое производство производством колхозов и совхозов. Именно поэтому наше решительное наступление на кулачество имеет теперь несомненный успех.

Вот как надо наступать на кулачество, если говорить о действительном и решительном наступлении, а не ограничиваться пустопорожней декламацией против кулачества.

Вот почему мы перешли в последнее время от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества к политике ликвидации кулачества, как класса.

Ну, а как быть с политикой раскулачивания, можно ли допустить раскулачивание в районах сплошной коллективизации? – спрашивают с разных сторон. Смешной вопрос! Раскулачивания нельзя было допускать, пока мы стояли на точке зрения ограничения эксплуататорских тенденций кулачества, пока мы не имели возможности перейти в решительное наступление против кулачества, пока у нас не было возможности заменить кулацкое производство производством колхозов и совхозов. Тогда политика недопустимости раскулачивания была необходима и правильна. А теперь? Теперь – другое дело. Теперь мы имеем возможность повести решительное наступление на кулачество, сломить его сопротивление, ликвидировать его, как класс, и заменить его производство производством колхозов и совхозов. Теперь раскулачивание производится самими бедняцко-середняцкими массами, осуществляющими сплошную коллективизацию. Теперь раскулачивание в районах сплошной коллективизации не есть уже простая административная мера. Теперь раскулачивание представляет там составную часть образования и развития колхозов. Поэтому смешно и несерьезно распространяться теперь о раскулачивании. Снявши голову, по волосам не плачут»[523]523
  И.В. Сталин. Соч. Т. 12. С. 169.


[Закрыть].

И через довольно короткий промежуток времени Сталин, как бы в назидание бывшим правым оппозиционерам, с преждевременным торжественным пафосом заявил, что по сравнению с политикой ликвидации кулачества как класса «чрезвычайные меры против кулачества представляют пустышку. И ничего – живём»[524]524
  И.В. Сталин. Соч. Т. 13. С. 14.


[Закрыть].

Читая эти заявления генсека невольно можно подумать, что он впал в состояние политической эйфории. Предвидел ли он масштабы сопротивления со стороны не только кулаков, но и достаточно широких масс сельского населения? Мне думается, что подлинные масштабы сопротивления и для него самого явились в определенной степени неожиданностью. Впрочем, достаточно вспомнить его признания Черчиллю, чтобы признать такое предположение вполне реальным.

Если обратиться к реалиям, то политика ликвидации кулачества как класса была качественно новой политикой. Она коренным образом отличалась от политики ограничения и вытеснения кулацких хозяйств, при которой кулакам разрешалось арендовать землю, применять наемную рабочую силу, сдавать в аренду рабочий скот, сельскохозяйственные машины и инвентарь. Проводимое при этом обложение кулацких хозяйств высоким налогом задерживало их рост, вело к вытеснению отдельных хозяйств, но не могло ликвидировать кулачество в целом. Существо же политики ликвидации кулачества как класса заключалось в лишении его средств производства.

На эту сторону проблемы Сталин обращал особое внимание. Он исходил из посылки, что вообще успех или поражение политики коллективизации зависят в решающей мере от того, удастся или нет сломить сопротивление кулаков и смести их с исторической сцены. «Чтобы вытеснить кулачество, как класс, для этого недостаточно политики ограничения и вытеснения отдельных его отрядов. Чтобы вытеснить кулачество, как класс, надо сломить в открытом бою сопротивление этого класса и лишить его производственных источников существования и развития (свободное пользование землей, орудия производства, аренда, право найма труда и т. д.).

Это и есть поворот к политике ликвидации кулачества, как класса. Без этого разговоры о вытеснении кулачества, как класса, есть пустая болтовня, угодная и выгодная лишь правым уклонистам. Без этого немыслима никакая серьезная, а тем более сплошная коллективизация деревни. Это хорошо поняли бедняки и середняки нашей деревни, громящие кулачество и осуществляющие сплошную коллективизацию»[525]525
  И.В. Сталин. Соч. Т. 12. С. 183.


[Закрыть].

Однако – и это надо особо подчеркнуть – этим данная политика не ограничивалась. Сугубо экономические меры, по мнению Сталина, не могли решить столь грандиозную и многоплановую проблему. Кулачество к концу НЭПа представляло собой внушительную социальную и экономическую силу. В 1927 году в стране насчитывалось 1,1 миллиона кулацких хозяйств, которые располагали значительной материальной базой. Кулаки засевали 15 процентов посевной площади страны, сосредоточивали в своих хозяйствах 11,2 процента всего рабочего скота и большую часть сельскохозяйственных машин[526]526
  История Коммунистической партии Советского Союза. Т. 4. Книга вторая. С. 54.


[Закрыть].

В практическом плане реализация принятой политики была чрезвычайно сложным и весьма трудоемким делом. Необходимо было разработать и соответствующим образом оформить правовые и административные акты, на базе которых эта политика проводилась бы в жизнь. По инициативе лично Сталина в конце января 1930 года Политбюро ЦК ВКП(б) вынесло решение «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». Согласно этому решению кулаки разделялись на три категории. Представители первой категории – организаторы массовых антисоветских выступлений и террористических актов – по решению судебных органов подлежали изоляции. Крупные кулаки и бывшие полупомещики, составлявшие вторую категорию, выселялись в малонаселенные районы СССР. В третью, самую многочисленную категорию, входили остальные кулаки. Они переселялись на земли, находившиеся за пределами колхозов. Постановление указывало, что при ликвидации кулачества в районах сплошной коллективизации необходимо исходить из фактического числа кулацких хозяйств. Тем самым сталинское Политбюро предостерегало партийные организации от применения по отношению к середнякам мер, направленных против кулачества, так как число кулацких хозяйств по всем основным районам составляло в среднем примерно 3–5 процентов[527]527
  Там же.


[Закрыть]

Официальная советская историография послесталинского периода следующим образом оценивала первые итоги практической реализации политики ликвидации кулачества как класса: «Наступление на капиталистические элементы с целью их полной ликвидации развернулось по всему фронту – не только в промышленности и торговле, но и в сельском хозяйстве. В районах сплошной коллективизации Советы перешли к выселению кулаков, относившихся ко второй категории. Кулаки и члены их семей приобщались к общественно полезной деятельности. К октябрю 1930 года было выселено 115231 кулацкое семейство. К концу года закончилось и расселение кулаков третьей категории. Первый этап ликвидации кулачества в районах, перешедших к сплошной коллективизации, был завершен. Там, где колхозное движение не приняло еще характера сплошной коллективизации, проводилась политика ограничения и вытеснения кулака.

Таким образом, партия своевременно определила момент перехода к сплошной коллективизации сельского хозяйства и ликвидации на ее основе кулачества как класса, открыла в сельскохозяйственной артели основную форму колхозов, а в машинно-тракторных станциях – могучее средство социалистического преобразования сельского хозяйства, организации крупных коллективных хозяйств на новой технической базе и лучшую форму оказания помощи крестьянству со стороны государства»[528]528
  История Коммунистической партии Советского Союза. Т. 4. Книга вторая. С. 56.


[Закрыть].

Но, как говорится, гладко было на бумаге, но забыли про овраги, а по ним ходить. В стране началась не просто кампания, а подлинная вакханалия раскулачивания. Повсеместным явлением стало раскулачивание середняков. Кампания по раскулачиванию часто использовалась для сведения личных счетов. Слово «кулак» абстрагировалось от конкретных носителей этого образа, становилось символом непримиримого и страшного врага социализма, заслуживающего беспощадной расправы. Достаточно было намекнуть на кулацкую принадлежность, чтобы в души людей вселился страх и ужас. Своеобразным литературным эквивалентом политики раскулачивания могут служить строки популярного в те годы поэта Д. Бедного: «Что с попом, что с кулаком – вся беседа: В брюхо толстое штыком мироеда». И это была не столько литературная метафора, в стихотворной форме отражающая суть сталинской политики раскулачивания, сколько выражение настроя, который искусственно и планомерно создавался в стране и в партии. В каком-то смысле эта фраза может служить своеобразной визитной карточкой всей сталинской политики раскулачивания. И это – отнюдь не преувеличение или натяжка. Достаточно прочитать самого Сталина.

«Кулак есть враг Советской власти, – говорил он. – С ним у нас нет и не может быть мира. Наша политика в отношении кулачества есть политика его ликвидации, как класса. Это, конечно, не значит, что мы можем его ликвидировать в один присест. Но это значит, что мы будем вести дело к тому, чтобы окружить его и ликвидировать». (Далее он сослался на совершенно яростные филиппики Ленина против кулаков) и продолжал:

«Мы терпели этих кровопийц, пауков и вампиров, проводя политику ограничения их эксплуататорских тенденций. Терпели, так как нечем было заменить кулацкое хозяйство, кулацкое производство. Теперь мы имеем возможность заменить с лихвой их хозяйство хозяйством наших колхозов и совхозов. Терпеть дальше этих пауков и кровопийц незачем. Терпеть дальше этих пауков и кровопийц, поджигающих колхозы, убивающих колхозных деятелей и пытающихся сорвать сев, – значит идти против интересов рабочих и крестьян.

Поэтому политика ликвидации кулачества, как класса должна проводиться со всей той настойчивостью и последовательностью, на которую только способны большевики»[529]529
  И.В. Сталин. Соч. Т. 12. С. 224–225.


[Закрыть].

Яснее и откровеннее, кажется, и не скажешь, поэтому от каких-либо комментариев я просто воздержусь. Хочу лишь обратить внимание на то, что между тем, что говорил генсек, и тем, что осуществлялось на практике, была дистанция огромного размера. С одной стороны, Сталин вполне резонно предостерегал против увлечения репрессивными мерами. Приведу соответствующее его высказывание на этот счет, прозвучавшее с высокой партийной трибуны:

«Некоторые товарищи думают, что главное в наступлении социализма составляют репрессии, а если репрессии не нарастают, то нет и наступления. Верно ли это? Это, конечно, неверно. Репрессии в области социалистического строительства являются необходимым элементом наступления, но элементом вспомогательным, а не главным. Главное в наступлении социализма, при наших современных условиях, состоит в усилении темпа развития нашей промышленности, в усилении темпа развития совхозов и колхозов, в усилении темпа экономического вытеснения капиталистических элементов города и деревни, в мобилизации масс вокруг социалистического строительства, в мобилизации масс против капитализма. Вы можете арестовать и выслать десятки и сотни тысяч кулаков, но если вы одновременно с этим не сделаете всего необходимого для того, чтобы ускорить строительство новых форм хозяйства, заменить новыми формами хозяйства старые, капиталистические формы, подорвать и ликвидировать производственные источники экономического существования и развития капиталистических элементов деревни, – у, кулачество всё равно возродится и будет расти»[530]530
  И.В. Сталин. Соч. Т. 12. С. 309–310.


[Закрыть].

Слова, конечно, правильные и возразить здесь нечего. Но практика показала, что именно репрессии стали едва ли не главным инструментом стремительно осуществлявшейся сплошной коллективизации. Генсек говорил о том, что на первом плане меры экономического порядка, а начались массовые выселения и ссылки сотен тысяч семей. Да и сама коллективизация в значительной части районов свелась фактически только к раскулачиванию. Сталин как высший руководитель партии не мог не видеть опасности, сопряженные с этим. Помимо чувств глубокой и неистребимой ненависти к кулакам, он обладал еще и реализмом мышления. А оно диктовало ему необходимость внесения необходимых коррективов в проведение политики. В предшествующих разделах уже приводились соответствующие факты, которые однозначно говорили о том, что Сталин и ЦК вынуждены были несколько ослабить размах и темпы раскулачивания. Иного выхода просто не было.