Текст книги "Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 2"

Автор книги: Николай Капченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 76 страниц)

Впрочем, чтобы избежать невольной примитивизации взглядов вождя на такие коренные вопросы, необходимо отметить, что Сталин в своем докладе коснулся и другой стороны проблемы, имевшей принципиальное значение. В то время, как по всей стране звучали гимны и здравицы в честь бесспорных побед на всех фронтах социалистического строительства, вождь обратил внимание на то, что социализм несовместим с нищетой. Кое-кому тогда уже мерещилось вступление страны в социалистический рай. Но надо было спокойно оглянуться вокруг, чтобы убедиться в том, что до этого, ой, как еще далеко. Он говорил: «Было бы глупо думать, что социализм может быть построен на базе нищеты и лишений, на базе сокращения личных потребностей и снижения уровня жизни людей до уровня жизни бедноты, которая к тому же сама не хочет больше оставаться беднотой и прёт вверх к зажиточной жизни. Кому нужен такой, с позволения сказать социализм? Это был бы не социализм, а карикатура на социализм. Социализм может быть построен лишь на базе бурного роста производительных сил общества, на базе обилия продуктов и товаров, на базе зажиточной жизни трудящихся, на базе бурного роста культурности. Ибо социализм, марксистский социализм, означает не сокращение личных потребностей, а всемерное их расширение и расцвет, не ограничение или отказ от удовлетворения этих потребностей, а всестороннее и полное удовлетворение всех потребностей культурно-развитых трудящихся людей»[680]680
  И.В. Сталин. Соч. Т. 13. С. 359–360.


[Закрыть].

Что верно, то верно. Здесь можно узреть исходную посылку сформулированного Сталиным на закате жизни основного экономического закона социализма. Об этом, естественно, речь будет идти в соответствующих главах. Здесь же я хочу вычленить тезис Сталина об обострении классовой борьбы, о чем он говорил на съезде в разных частях отчета, но каждый раз акцентировал на этом внимание. В стратегические расчеты Сталина, о которых тогда никто не знал и не мог знать, как имманентное звено входил тезис о необходимости борьбы с врагами в партии и обществе. Впрочем, все настолько уже привыкли к тому, что вождь неизменно говорил о классовой борьбе, что отсутствие в докладе этой темы, показалось бы чем-то вроде политического землетрясения.

Сталин призывал к повышению бдительности, к тому, чтобы ни на миг не забывали, что классовый враг не дремлет, что он всегда готов нанести удар по советской власти. «Врагов партии, оппортунистов всех мастей, национал-уклонистов всякого рода – разбили. Но остатки их идеологии живут еще в головах отдельных членов партии и нередко дают о себе знать, – подчеркивал он. – Партию нельзя рассматривать, как нечто оторванное от окружающих людей. Она живёт и подвизается внутри окружающей её среды. Не удивительно, что в партию проникают нередко извне нездоровые настроения. А почва для таких настроений несомненно имеется в нашей стране, хотя бы потому, что у нас всё еще существуют некоторые промежуточные слои населения как в городе, так и в деревне, представляющие питательную среду для таких настроений… Остатки идеологии разбитых антиленинских групп вполне способны к оживлению и далеко не потеряли своей живучести»[681]681
  Там же. С. 348–349, 351.


[Закрыть].

Это была, если так можно выразиться, заявка на будущие акции против своих врагов, реальных или мнимых – не в этом суть. Некоторую мягкость вождь проявил в отношении политически разгромленных и повергнутых к его ногам бывших оппонентов по антипартийным блокам, с несвойственным ему благодушием заявив: «Если на XV съезде приходилось еще доказывать правильность линии партии и вести борьбу с известными антиленинскими группировками, а на XVI съезде – добивать последних приверженцев этих группировок, то на этом съезде – и доказывать нечего, да, пожалуй – и бить некого. Все видят, что линия партии победила»[682]682
  И.В. Сталин. Соч. Т. 13. С. 347.


[Закрыть].

Но если некого было бить, то нашлись те, кто сам стал себя бить. В этой роли выступили лидеры разгромленных и капитулировавших группировок. Они не только самыми последними словами осуждали свои ошибки и прегрешения против генеральной линии и ее инициатора Сталина. С еще большим, просто неиссякаемым, запалом, от которого так и веяло замаскированным лицемерием и двоедушием, они пели дифирамбы победителю. Казалось, что им просто не хватает эпитетов в русском языке, чтобы достойно восславить Сталина. Приведу несколько коротких пассажей из выступлений бывших лидеров оппозиции.

Вот что говорил Л. Каменев: «… Я думаю, что я прав, когда говорю, что эпоха последнего восьмилетия – эпоха Сталина – по своему теоретическому содержанию, по достигнутым результатам, по напряжению строительной энергии, по необходимой для этого мобилизации широких пролетарских сил, – что она не меньше той эпохи, которой всегда конечно будет гордиться победоносное пролетарское человечество, эпохи, когда во главе нас стоял Ленин, впервые сокрушивший власть буржуазии и заложивший основы социализма путем пролетарской диктатуры. Это две равноправные эпохи, которые так и должны войти в историю»[683]683
  XVII съезд Всесоюзной коммунистической партии (б). Стенографический отчет. С. 520.


[Закрыть].

Г. Зиновьев возвел Сталина в разряд классиков марксизма-ленинизма, поставив его на один уровень с ними: «…В книге великой освободительной борьбы пролетариата эти четыре имени – Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин – стоят рядом…» И далее: «Товарищи, сколько личных нападок было со стороны моей и других бывших оппозиционеров на руководство партии и в частности на товарища Сталина! И мы знаем теперь все, что в борьбе, которая велась товарищем Сталиным на исключительно принципиальной высоте, на исключительно высоком теоретическом уровне, – что в этой борьбе не было ни малейшего привкуса сколько-нибудь личных моментов. И именно, когда я глубже… понял свои ошибки и когда я убедился, что члены Политбюро, и в первую очередь товарищ Сталин, увидев, что человек стал глубже понимать свои ошибки, помогли мне вернуться в партию, – именно после этого становится особенно стыдно за те нападки, которые с нашей стороны были»[684]684
  Там же. С. 496–497.


[Закрыть].

Но покаянные речи бывших, хотя они, судя по всему, и радовали слух вождя, вовсе не делали его благодушным. Видимо, слушая их пышные словоизлияния, он про себя презрительно усмехался и думал, какими же словами они награждают его молча, как проклинают его за все, что он причинил им. Он не верил ни одному их слову, а тем паче лизоблюдским панегирикам, – это вряд ли подлежит сомнению.

Поверженные лидеры оппозиции ненавидели Сталина, и их ненависть легко объяснима. Но упреки они должны были обратить в первую очередь в свой собственный адрес. Они были побежденными. Он – безоговорочный победитель. И этот расклад определял всю фабулу и мизансцены грандиозного спектакля.

К хору певших осанну вождю, присоединились и родственники Ленина – его жена Н.К. Крупская и сестра М.И. Ульянова. Последняя была особенно красноречива в своих славословиях. «Наши достижения неразрывно связаны с именем товарища Сталина, ибо ему как руководителю партии и миллионных масс рабочих и колхозников обязаны мы всем тем, что имеем в настоящее время в Советском Союзе. Он, Сталин, явился организатором этих побед, обеспечивающих завершение дела Ленина.

10 лет прошло с тех пор, как умер Ленин. Без Ленина творим мы дело Ленина, черпая указания в его богатом литературном наследии, вдохновляясь его светлым, незабываемым образом. Без Ленина, но по ленинскому пути ведет нашу партию, трудящихся нашей страны и международный пролетариат лучший соратник Ильича, продолжатель его дела – Сталин. (Аплодисменты.)»[685]685
  XVII съезд Всесоюзной коммунистической партии (б). Стенографический отчет. С. 291.


[Закрыть].

Своеобразную точку во всем этом поставил С.М. Киров. Он озаглавил свое выступление «Доклад товарища Сталина – программа всей нашей работы». Именно с его «легкой» руки в партии стал утверждаться порядок, согласно которому уже перестали принимать развернутые резолюции, формулировавшие основные направления политики. Официальными документами стали доклады Сталина. Это было нечто новое в практике партии, и оно отражало уже принципиально новую ступень возвышения вождя.

Киров так мотивировал свое предложение: «Мне, товарищи, казалось бы, что в итоге такого подробного обсуждения доклада ЦК нашей партии, которое имело место на настоящем съезде, было бы напрасно ломать голову над вопросом о том, какое вынести решение, какую вынести резолюцию по докладу товарища Сталина. Будет правильнее, по-моему, – и для дела во всяком случае это будет гораздо целесообразнее, чем всякое другое решение, – принять к исполнению, как партийный закон, все положения и выводы отчетного доклада товарища Сталина. (Голоса: «Правильно!» Бурные, продолжительные аплодисменты. Все встают аплодируя.)

Из его уст прозвучали слова, ставшие впоследствии чуть не крылатыми:

«Успехи действительно у нас громадны. Чёрт его знает, если по-человечески сказать, так хочется жить и жить (смех), на самом деле, посмотрите, что делается. Это же факт! (Шумные аплодисменты.)»[686]686
  Там же. С. 251–252, 258.


[Закрыть].

Интересно отметить, как прокомментировал эту речь Троцкий. Ведь буквально через несколько месяцев все, что было связано с Кировым, будет находиться в фокусе внимания не только в нашей стране, но и в мире. Поэтому оценка Троцкого в данном случае весьма показательна: «Что Киров радуется техническим успехам и смягчению продовольственной нужды, – вполне понятно. Во всем мире не найдется ни одного честного рабочего, который бы не радовался этому. Чудовищно здесь то, что Киров видит только эти частичные национальные успехи, оставляя безо всякого внимания все поле международного рабочего движения… В то время, как в Германии цвет пролетариата томится в концентрационных лагерях и тюрьмах, бюрократия Коминтерна вместе с социал-демократией, как бы сговорившись, делает все, чтобы всю Европу, да и весь мир превратить в фашистский концентрационный лагерь, а Киров, член руководящей верхушки первого в мире рабочего государства, признается, что ему не хватает слов, чтобы выразить, как хорошо сейчас жить! Что это: глупость? Нет, этот человек не глуп; и притом он выражает не только свои собственные чувства. Его крылатое словечко повторяется, передается и восхваляется всеми советскими газетами. Оратор, как и его слушатели на съезде, просто забывают обо всем остальном мире: они действуют, думают и чувствуют только «по-русски», и даже в этих рамках только по-бюрократически»[687]687
  «Бюллетень оппозиции». 1934 г. № 40. (Электронная версия).


[Закрыть].

Пожалуй, нет особой необходимости давать оценку столь широкому, поистине «интернационалистскому» подходу Троцкого к успехам Советской страны. Согласно его логике, надо было чуть ли немедленно с оружием в руках выступить против фашистской Германии, чтобы освободить всех, кто томился в концлагерях! Красиво звучит, но отдает дешевой демагогией.

Нет смысла и в том, чтобы знакомить читателя с новыми суперлативами в восхвалении вождя. Картина и без того предстает как вполне законченное политическое полотно. Налицо был триумф вождя. Однако тот был не столь прост и наивен, чтобы все слова принимать за чистую монету и не отдавать себе отчета в том, что его власть, как бы высоко его не превозносили, до тех пор будет оставаться незыблемой, пока он будет изо дня в день укреплять ее и делать все более прочной и всеобъемлющей.

В литературе о Сталине порой высказывается мнение, что он с начала 30-х годов уже не нуждался в партии как инструменте власти. Мол, иные социальные силы и средства были в его распоряжении, низводившие роль партии до уровня второстепенного приводного механизма. Так, российский историк Ю. Жуков в статье под характерным названием «Сталин не нуждался в партии власти» пишет: «ВКП(б), партию власти с ноября 1917 г., Сталин получил в наследство. Эта партия была создана с единственной целью – для захвата и удержания власти до победы мировой революции. С завершением гражданской войны и после утраты надежд на приход к власти коммунистов хотя бы в Германии эта партия в тогдашнем виде фактически исчерпала себя. С началом индустриализации она стала нуждаться в коренном реформировании, ибо переродилась в профсоюз чиновников. Однако лишь немногие осознали это. В первую очередь – Сталин и его идейные соратники»[688]688
  По материалам газеты «Дуэль» (Электронный вариант).


[Закрыть].

Эта точка зрения не кажется убедительной, опирающейся на реальные факты и отражающей эти реальные факты. Если ее автор имеет в виду появление на советской исторической арене такого социального явления, как номенклатура, или новый класс, то он, во-первых, опережает события, а во-вторых, приписывает этой номенклатуре, или, говоря его словами, профсоюзу чиновников, такую общественную и социальную функцию, которую они не в силах были выполнить. Можно придерживаться различных точек зрения по вопросу о зарождении и формировании нового класса, его роли в системе сталинской власти. Но это не должно заслонять реальной картины действительности той поры – партия, и только она, была фундаментом всей системы власти. Без нее эта система не могла бы эффективно функционировать, не говоря о том, что она едва ли могла бы существовать как таковая. Думается, что позднейшие наслоения советской действительности подвигли некоторых исследователей узреть в номенклатуре главный фундамент сталинской власти.

Нет, он считал, что только партия способна выполнить роль главного локомотива, движущего страну по пути созидания нового общественного строя. Правда, надо признать, что Сталин прекрасно видел недостатки партийной системы, крупные пороки в организации ее функционирования и т. д. Именно поэтому он многократно подвергал партийные структуры серьезным трансформациям и перетряскам, стремясь приспособить партийный механизм к потребностям реальной жизни. Одну из таких попыток он совершил на XVII съезде партии. На нем была ликвидирована ЦКК – очевидно, потому что она не вписывалась в новую сталинскую систему функционирования власти. Под предлогом того, что теперь в партии нет больше опасности раскола, но зато имеется настоятельная необходимость такой организации, которая могла бы сосредоточить главное своё внимание на работе по проверке исполнения решений партии и её Центрального Комитета, вождь предложил ликвидировать ЦКК и вместо нее создать Комиссию Партийного Контроля при ЦК ВКП(б). Оговаривались функции этой комиссии, в частности, она могла привлекать к ответственности любого провинившегося ответственного работника, в том числе и членов ЦК. Состав комиссии избирался съездом партии. Делалось это якобы с целью обеспечить контроль над исполнением решений центральных органов партии и укрепить партийную дисциплину.

Серьезной реорганизации подвергся и аппарат Центрального Комитета, непосредственно контролировавший выполнение решений и указаний генсека. Он стал более громоздким в связи с увеличением масштабов работы, которую предстояло проделать. В определенной мере перераспределялись и функциональные обязанности и сфера ответственности членов ПБ, Оргбюро и Секретариата. Смысл и цель всех этих реорганизаций сводилась к еще большему сосредоточению власти в руках Генерального секретаря.

Работой по проверке исполнения решений центральных учреждений Советской власти должна была заниматься создаваемая Комиссия Советского Контроля при СНК Союза ССР, работающая по заданиям СНК и имеющая на местах независимых от местных органов представителей. Словом, выстраивалась новая система контроля не только за исполнением решений центральных органов партии и государства, но прежде всего и главным образом за контролем за людьми. Есть основания полагать, что такая реорганизация системы контроля была задумана Сталиным для того, чтобы сделать себя полностью независимым от любых неожиданностей в связи с безусловно намечавшимися им грандиозными планами ликвидации остатков оппозиции и ужесточения контроля над всеми сферами жизни партии и страны.

3. Попытка смещения Сталина: миф или реальность?

В литературе о Сталине вот уже на протяжении десятков лет живо обсуждается вопрос о том, была ли в действительности накануне и в период работ XVII съезда партии попытка осуществить его смещение с поста Генерального секретаря и заменить его на этой должности другой, более подходящей фигурой. Вопрос этот настолько сложный, противоречивый и запутанный, что на него трудно, если вообще возможно (по прошествии 70 с лишним лет), дать достоверный ответ. Достоверный не только в смысле соответствия его реальной действительности, но и в смысле подкрепления его надежными объективными фактами и доказательствами. Круг документальных источников здесь столь же противоречив, сколь и сомнителен в плане убедительности и достоверности. По большей части, мы сталкиваемся при рассмотрении данной проблемы с высказываниями и свидетельствами отдельных лиц, имевших то или иное касательство к вопросу, и принимать в качестве неоспоримых доказательств эти свидетельства нет оснований. Не только потому что свидетельства противоречат одно другому, но и как-то рискованно верить на слово. А ведь вынести исторический вердикт какому-либо событию – значит подкрепить его достаточной суммой неопровержимых фактов и доказательства.

Второй момент, заставляющий проявлять особую щепетильность и здоровый скептицизм, заключается в следующем. Версия о попытке смещения Сталина появилась в самый пик антисталинской кампании разоблачения культа личности. Тогда любое обвинение в адрес усопшего вождя находило самый благоприятный отклик и воспринималось на веру, без необходимой в таких случаях критической оценки. А некоторые свидетели – бывшие жертвы сталинских репрессий – в силу своего положения и жизненных испытаний, выпавших на их долю, априори не могли рассматриваться в качестве вполне объективных свидетелей. Их пристрастность, даже подсознательная, а не намеренная, не могла не сказаться на их воспоминаниях. На эту ахиллесову пяту подобного рода источников указал в своей книге о сталинских чистках американский автор Дж. А. Гетти. Он справедливо заметил: «Они могут сообщить нам, что и как чувствовали они сами, но не то, что чувствовал Сталин. Никто из них не был настолько близок к источникам власти (некоторые вообще не имели к этому отношения), чтобы знать споры и расхождения внутри руководства, не говоря уже о целях и методах Сталина»[689]689
  J. Arch. Getty. Origins of the great purges. The Soviet Communist Party reconsidered. 1933–1938. Cambrige. 1985. p. 4–5.


[Закрыть]. Поэтому, заключает американский автор, слухи и анекдоты часто превращаются в подлинные истории. И с данным заключением нельзя не согласиться.

Третий момент касается реальной возможности самого смещения Сталина в тех исторических условиях. Это – особый вопрос, и на нем я остановлюсь несколько позднее, после изложения существующих версий и соответствующей их мотивировки. Причем, заранее оговорюсь, что моя точка зрения также должна восприниматься не как заявка на бесспорную истину, а как одна из возможных интерпретаций событий давно минувших лет.

Итак, к чему сводится основная канва событий, породивших данный миф или еще не до конца установленный исторический факт? Попытаюсь в самых общих чертах изложить главные версии происходивших или могущих иметь место быть событий. В какой-то степени отправным пунктом здесь служит известное «Письмо старого большевика», о котором уже упоминалось ранее. В этом письме была изложена, так сказать, социально-политическая подоплека, делавшая возможным саму постановку вопроса о смещении генсека с его поста. В самых широких слоях партии только и разговоров было о том, что Сталин своей политикой завел страну в тупик: «поссорил партию с мужиком», – и что спасти положение теперь можно, только устранив Сталина. В этом духе якобы высказывались многие ив влиятельных членов ЦК; передавали, что даже в Политбюро уже готово противосталинское большинство. Вопрос о том, что именно нужно делать, какой программой нужно заменить программу сталинской генеральной линии, обсуждался везде, где только сходились партийные работники. «Именно в это время особенно выдвинулся Киров. Последний в Политбюро вообще играл заметную роль. Он был, что называется, «стопроцентным» сторонником генеральной линии и выдавался непреклонностью и энергией в ее проведении. Это заставляло Сталина весьма высоко его ценить. Но в его поведении всегда была некоторая доля самостоятельности, приводившая Сталина в раздражение. Мне передавали, что как-то, недовольный оппозицией Кирова по какому-то частному вопросу, Сталин в течение нескольких месяцев, под предлогом невозможности для Кирова отлучаться из Ленинграда, не вызывал его на заседания Политбюро. Но применить более решительные репрессии против него Сталин все же не решался, – слишком велики были круги недовольных, чтобы можно было с легким сердцем идти на увеличение их таким видным партийным работником, каким был Киров»[690]690
  Ю.Г. Фельштинский. Разговоры с Бухариным. С. 111.


[Закрыть].

В преломлении через зеркало политики вопрос якобы сводился к дилемме: или проводить прежнюю жесткую линию, опираясь прежде всего на репрессии и даже террор, или же сделать попытку «примирения с советской общественностью», ослабив репрессивные методы и сделав упор на поиск согласия со всеми, кто готов к этому. Киров и ряд других видных партийных руководителей, мол, ратовали за проведение умеренной линии. Такова в самом общем виде картина политических перспектив, открывавшихся в то время перед страной.

В подтверждение существования даже в рядах членов Политбюро настроений в пользу умеренности автор письма ссылается на выступление М. Калинина в декабре 1932 года в Ленинграде, когда он после чтения одним из поэтов особенно кровожадных стихов, воспевавших ОГПУ, чуть ли не прервав чтеца-поэта посередине его торжественной декламации, встал и начал чуть ли не со слезами на глазах говорить о том, что террор иногда приходится делать, но его никогда не нужно славословить. Это наша трагедия, говорил он, что нам приходится идти на такие жестокие меры, и мы все ничего другого так не хотели бы, как иметь возможность от террора отказаться. Поэтому нужно не прославлять беспощадность Чека, а желать, чтобы скорее пришло время, когда «карающая рука» последней могла бы остановиться.

Речь эта тогда произвела большое впечатление, и о ней много говорили в литературных кругах не только Ленинграда, но и Москвы. Передают, что за нее Калинину потом «влетело».

Если это имело место, то неудивительно, что Калинину влетело[691]691
  Ю.Г. Фельштинский. Разговоры с Бухариным. С. 113.


[Закрыть]. Поскольку именно в эти дни Сталин послал краткое, но емкое приветствие в адрес ОГПУ в связи с его 15-летием: «Привет работникам и бойцам ОГПУ, честно и мужественно выполняющим свой долг перед рабочим классом и крестьянством Советского Союза!

Желаю им успеха в сложном деле искоренения врагов диктатуры пролетариата!

Да здравствует ОГПУ, обнажённый меч рабочего класса!

И. Сталин»[692]692
  И.В. Сталин. Соч. Т. 13. С. 158.


[Закрыть].

По Сталину, меч обнажают не для того, чтобы только запугивать врагов, но и беспощадно их карать. Так что данная метафора имела не столько литературный, сколько глубокий политический смысл – политика репрессий рассматривалась им как важнейший компонент общей политической линии, проводимой им.

Это по вопросу о гипотетическом выборе возможных вариантов дальнейшей политической линии. Теперь немного о Кирове как якобы фигуре, потенциально способной стать противовесом Сталину в осуществлении генерального курса партии. Как известно, Киров принадлежал к ближайшим соратникам и даже личным друзьям Генерального секретаря. Кирова Сталин ценил и всячески способствовал его политическому росту и возвышению. При возникновении неизбежных в то время коллизий Кирова с другими работниками, в том числе и в Ленинградской организации, он неизменно становился на сторону Кирова. Хотя надо сказать, что про себя, в уме, вел своеобразный кондуит его проступков, чтобы при необходимости «приструнить» Кирова, если тот вздумает «брыкаться». Так было и во время конфликта Кирова с рядом работников Ленинградского обкома партии, которые выдвинули против своего первого секретаря фактически обвинение в политической неблагонадежности.

Ответственные ленинградские работники Г.А. Десов, Н.П. Комаров и другие написали в конце 1929 года в ЦК записку, в которой доказывали, что Киров – не настоящий большевик, что он, работая до революции во Владикавказе в либеральной газете «Терек», в 1913 году, в дни празднования 300-летия дома Романовых, поместил в газете «патриотическую» статью.

С получением записки Сталин созвал в Москве в ЦК заседание, на которое были приглашены авторы записки и почти все члены бюро Ленинградского обкома партии. Заседание длилось два дня, велась стенограмма. Спустя некоторое время, когда участники заседания в Москве вернулись в Ленинград, был созван пленум обкома. На нем выступил второй секретарь М.С. Чудов. Он сообщил, что на заседании после двухдневного обсуждения заявления ленинградских товарищей выступил Сталин и внес предложение из двух пунктов: «Киров допускал ошибки при работе в газете «Терек», он их признает, но право сотрудничать в либеральной газете он имел. Товарищи, выступившие со своей запиской, неправильно подошли к оценке Кирова в его полезной работе по Ленинграду. ЦК считает целесообразным этих товарищей перевести на другую работу вне Ленинграда»[693]693
  М. Росляков. Убийство Кирова. Свидетельства очевидца. Л. 1991. С. 106–110.


[Закрыть].

Сам вождь следующим образом охарактеризовал этот эпизод и его последствия. В письме Молотову он отмечал: «Пакостное дело (Десов – Комаров) против Кирова помогло в деле ускорения чистки ленинградской] организации от обюрократившихся элементов. Нет худа без добра! Ленинградский обком принял решение ЦК – по рассказу очевидцев – не без энтузиазма. Факт! Сыграли тут роль и бюрократизм Комарова, и авторитет ЦК, и то, что Киров, видимо, приобрел в Ленинграде за последний период большое уважение организации»[694]694
  Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. С. 172.


[Закрыть].

Впрочем, высокая оценка Кирова не помешала тому, что в эти годы на страницах «Правды» была опубликована статья, в которой руководство ленинградской организации обвинялось в зажиме критики. Что, по всей видимости, не могло произойти без молчаливой санкции Сталина. Это – лишнее свидетельство того, что и своих соратников он всегда старался держать на коротком поводке, чтобы они не могли, что называется, распоясаться. В этом была своя логика и свой внутренний смысл.

Словом, политическая физиономия Кирова и его, если уместно данное выражение, большевистский послужной список не были такими, как их пытаются представить сторонники той точки зрения, что именно накануне и во время XVII съезда партии он стал фигурой, которая могла бы сыграть роль политической альтернативы Сталину как Генеральному секретарю.

Точка зрения, согласно которой Киров мог стать противовесом Сталину, отвергается многими исследователями, в том числе и упомянутым выше Дж. А. Гетти. Вот что он пишет в связи с этим: «Иногда думают, что Киров был «умеренным», противостоящим жесткой генеральной линии Сталина по многим вопросам… В действительности же, представляется более вероятным, что Сталин и Киров были союзниками и смерть Кирова не была причиной какого-либо изменения в политике»[695]695
  J. Arch Getty. Origins of the great purges. p. 92.


[Закрыть].

Противоположной точки зрения придерживается немало историков и биографов вождя. Так, П. Феденко, подвизавшийся в середине прошлого века в Западной Германии на поприще исследований Советского Союза, в своей книге безапелляционно утверждал: «Большинство съезда шло за Кировым, который отстаивал линию примирения с крестьянством и политику некоторой «либерализации» режима. С другой стороны, не была одобрена политика Сталина, направленная на поддержку фашистских движений в Германии и Франции с целью разрушения там демократии и провоцирования войны между «капиталистическими государствами». Это поражение Сталина на XVII съезде партии было ознаменовано назначением Кирова секретарем ЦК партии, рядом со Сталиным, который был лишен титула «генерального секретаря». Бухарин был, против воли Сталина, назначен главным редактором «Известий»[696]696
  Панас Феденко. Новая «История КПСС». Институт по изучению СССР. Мюнхен. 1960 г. (Электронная версия)


[Закрыть].

Один из наиболее компетентных и авторитетных биографов Сталина Р. Такер рисует следующую картину событий тех лет: «Один из оставшихся в живых делегатов съезда спустя тридцать лет отмечал, что «ненормальная обстановка, складывавшаяся в партии, вызвала тревогу у части коммунистов, особенно у старых ленинских кадров. Многие делегаты съезда, прежде всего те из них, кто был знаком с завещанием В.И. Ленина, считали, что наступило время переместить Сталина с поста генсека на другую работу». Такая мысль созрела, в частности, у членов ЦК И.М. Варейкиса, Б.П. Шеболдаева, М.Д. Орахелашвили, С.В. Косиора, Г.И. Петровского и Р.И. Эйхе. Съезд уже шел, когда они тайно обсуждали этот вопрос на квартире у Орджоникидзе и, возможно, в других местах в Москве. Если действительно смещать Сталина, то действовать нужно было безотлагательно. Съезд, по уставу высший орган партии, должен завершиться выборами нового состава Центрального Комитета, который в свою очередь должен избрать постоянно действующие органы: Политбюро, Оргбюро и Секретариат. Один из секретарей ЦК должен стать генеральным секретарем. В Кирове противники Сталина видели наиболее подходящего кандидата на этот пост, но прежде необходимо было заручиться согласием самого Кирова»[697]697
  Роберт Такер. Сталин у власти. С. 225–226.


[Закрыть].

Такер опирается на воспоминания Хрущева как вполне заслуживающий доверия источник. Хрущев по этому вопросу писал следующее:

«В то время в партии занимал видное место секретарь Северо-Кавказского краевого партийного комитета Шеболдаев. Шеболдаева я знал, хотя близко с ним знаком не был. В 1917 г. он находился в царской армии на Турецком фронте и вел среди солдат очень активную агитационную работу. Как стало теперь известно, этот-то Шеболдаев, старый большевик с дореволюционным стажем, во время работы XVII съезда партии пришел к товарищу Кирову и сказал ему: «Мироныч (так называли Кирова близкие люди), старики поговаривают о том, чтобы возвратиться к завещанию Ленина и реализовать его, то есть передвинуть Сталина, как рекомендовал Ленин, на какой-нибудь другой пост, а на его место выдвинуть человека, который более терпимо относился бы к окружающим. Народ поговаривает, что хорошо бы выдвинуть тебя на пост Генерального секретаря Центрального Комитета партии»[698]698
  Н.С. Хрущев. Время Люди. Власть. Воспоминания. Т. 1. С. 97–98.


[Закрыть].

В подкрепление своей версии Такер приводит также воспоминания А.И. Микояна (Я привожу более позднюю версию, взятую из воспоминаний А.И. Микояна): «Через какое-то время, после XVII съезда партии, нам, членам и кандидатам в члены Политбюро ЦК, стало известно о том, что группа товарищей, недовольная Сталиным, намеревается его сместить с поста Генсека, а на его место избрать Кирова. Об этом Кирову сказал Б. Шеболдаев, работавший тогда секретарем одного из обкомов партии на Волге. Киров отказался и рассказал Сталину, который поставил в известность об этом Политбюро. Нам казалось тогда, что Сталин этим и ограничится»[699]699
  Анастас Микоян. Так было. С. 593.


[Закрыть].

И в качестве окончательного вывода Такер заключает: «Несомненно, после этого эпизода Сталин не мог не питать подозрительности к съезду, и Киров должен был стать в его глазах опаснейшим потенциальным соперником. Более того, представление Сталина о высшем партийном эшелоне как о гнезде заговорщиков должно было укрепиться. В конце концов сговор против него действительно имел место»[700]700
  Роберт Такер. Сталин у власти. С. 228.


[Закрыть].